Текст книги "Сталинград (СИ)"

Автор книги: Владимир Шатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

 Девчата хорошо знали сына переводчика Никольского, жившего в здании, на первом этаже которого размещалась столовая. Жена его работала в прачечной, а сынишка лет восьми любил высовываться из окна комнаты и сверху распевать разные песни.

 – Что-то не слышно его? – интересовались восточные работницы

 Мальчишка больше ни в окошке, ни в лагере не показывался. Оказалось, Никольский перевёз свою семью от греха подальше. Альберт потом рассказал Шелеховой:

 – Я слышал, что немецкий офицер вчера застрелил русского мальчика за то, что он, идя по городу, пел советскую песню.

 – Только за песню?

 – У нас и не за такое отправляют в концлагерь. – Сказал хмурый Альберт.

 Девчата в лагере донашивали свою латаную-перелатанную одежду, привезённую из дома. На работу многие ходили в мужских мешковатых пиджачках, а на ногах – полученные деревянные колодки-башмаки.

 – Какие мы страшные!

 Потом дело наладилось. Немцы стали привозить и раздавать им разное гражданское платье, чистое и аккуратное. Распоряжалась дележом вещей переводчица из русских Валя.

 – Вот что значит знать язык. – Шустрая Сашка на выделении одежды познакомилась с ней.

 И удумала приносить той из столовой, где работала, какой-то кусок съестного, сама не доев. Та давала кормилице при поступлении вещей первой выбрать, что ей нравилось и подходило.

 – Кто смел, тот и съел. – Ходила поговорка между лагерниками.

 А вещи-то привозили добротные, шерстяные, шёлковые и кашемировые. Валя-переводчица жила отдельно в своей комнате и потихоньку встречалась с мужчиной из Латвии.

 – Кому война, а кому мать родна! – вспомнила Сашка присказку, которую часто говорил отец.

 Работа на кухне-столовой для неё продолжалась. Как-то она заносила  тяжёлые кастрюли, наполненные до краев очищенной картошкой, и вдруг  почувствовала себя плохо.

 – Внизу живота схватило! – с болью выдохнула она. – Видно когда я таскала доски на пилораме, то надорвалась.

 Вот и сейчас у неё воспалилась печень. Тогда заведующая столовой мадам Штарк направила её в санчасть.

 – Работать пока не будешь.

 Медсестра, красивая блондинка Татьяна, делала ей прогревание три дня, пока не полегчало. Более того, по указанию мадам они больше не таскали здоровенные кастрюли с картошкой.

 – Их будут носить мужчины, двое голландских пенсионеров. – Велела заведующая. – Бэби за этим будет следить.

 – Данке!

 Старшим поваром на кухне работала местная женщина, её все звали Бэби. Однажды она предложила Александре сшить плиссированную юбку. Бэби имела швейную машинку "Зингер" и дала для юбки свой материал. Показала девушке журнал и сказала:

 – Выбирай себе моду!

 После всяких обмерок-примерок сострочила она Саше великолепную плиссировку и радости «остовки» не было конца. Шелехова, с благодарностью предложила Бэби выкопать на огороде картошку, но та сказала, что уже выкопала.

 – Нет нигде горя, закончилась война, и все люди мирно пьют чаи… – почудилось Саше, когда они обмывали обновку.

 Помощником повара работал мужчина, его звали Гербак. Здесь в цеху он коптил колбасу, которую раздавал порциями на обед гражданским рабочим завода. Он всегда приносил по куску колбаски с батоном Татьяне и Саше.

 – Ешьте, вам ещё рожать.

 ***

 Скоро к ним добавилась новая девушка, Варя из Запорожья. Судьба вначале занесла её в трудовой лагерь в Люксембурге, потом вместе с группой местных девушек Варю направили сюда.

 – В лагере мне пришлось жить очень трудно, кормили плохо. – Вечером она рассказывала подружкам, как жила прежде. – Давали нам один литр баланды в обед и литр на ужин.

 – Как можно выжить с такой едой?

 – Привыкли. Работали мы по 12 часов в день. Голод заставил меня украсть у хозяина брюкву… Полицай поймал меня, и мне присудили двадцать пять плёток. Меня уложили на скамейку, привязали руки и ноги ремнём и били до потери сознания. Тогда они меня бросили в бассейн с водой и ушли, видно подумали, что я умерла, а я живая осталась.

 – Вот ужас!

 Девчата замолчали, радуясь в душе, что подобное не случилось с ними. Люксембургские девушки Мария, Жанна, Джерми и «остовки» Сашка с Варей были основной «ударной силой» по кормежке спешивших в столовую на обед гражданских рабочих.

 – Подавайте скорее! – подгоняли они друг друга.

 Раздавали супы и второе Мария и землячки, они могли общаться на своём языке. Ну, а на подхвате были русские девчата, чуть что, они тут как тут.

 – Сашка, тащи тарелки!

 На второе работягам подавали на тарелках алюминиевых, разделённых на три отделения, картошку с соусом, красную тушёную капусту, и яблочное пюре.

 – Так жить можно. – Удивилась Варя и присвистнула: – У нас мужиков так не кормят.

 Мария была страсть, какой заводной. Говорит-показывает Татьяне, давай мол, кто быстрее стулья перевернёт сиденьями поверх столов. Наперегонки делают, хохочут. Потом вдвоем по просторной столовой танцуют, как могут…

 – Лишь бы комендант не заприметил.

 – Заимел дурацкую привычку появляться в любом месте, как чёрт из табакерки.

 Где-то Мария раздобыла велосипед, и после дел они с Жанной катались по лагерю, пока Санька не зарулила в колючую проволоку ограждения…

 – Все ноги себе оцарапала.

 Повезли они как-то на завод рабочим суп в больших термосах. Подошедший мужчина что-то спросил у Саши. Ну, она и ответила ему на их языке, как её научила Мария. Конечно, сама она не знала, что ему ответила. Люксембуржец удивлённо заморгал глазами и сказал:

 – Никс гут!

 Тут до Саши дошло, что она что-то сморозила. А мужчина помахал Марии рукой и как бы укорил её. Она рассмеялась в ответ:

 – Ха-ха-ха!

 Во время одной из таких поездок, люксембуржец на заводе сфотографировал девушек и потом передал фото. Мария даже водила подружку в парикмахерскую, где Саше сделали кудри.

 – Красота! – восхитилась результатом заказчица.

 Платила за Шелехову всегда Мария. А Варя-подружка, та была с косой и кудри ей были не к чему.

 – Ведь все девчата люксембургские с навитыми кудрями.

 – Они ходят ухоженные, чистые, одетые хорошо, туфли на каблуках. – Призналась Варя и поправила причёску. – Мне не хочется от них отставать.

 В бараке Сашке, как и всем, выдавали на день булку с сахарином. Да и Гербак колбаской их при случае угощал. Вот она ту булку с колбасой и носила переводчице Вале, чтобы та одежку получше ей давала.

 – Зато зимой пальто хорошее будет…

 Через месяц пребывания в столовой Варя отъелась и тоже стала так делать.

 – Я дома так не ходила, как за этой колючей проволокой, – недоумевала она. – Хорошо одетая, обувь на каблуках.

 – Видно в Люксембурге у тебя так не было?

 – Вообще добрые были люди, эти люксембуржцы, – ответила Варя на вопрос подруги. – Они даже давали нам в лагере концерты. Приезжали музыканты, человек десять с аккордеоном и ещё чем-то. Разве я тогда это где видела… Давали лагерным представление они на сцене в столовой нашей. Водили нас в театр. Это было недалеко, днём шли колонной, безо всякой охраны. Здание большое, сцена тоже. На окнах роскошные портьеры. Сидели на стульях. Там выступали наши русские артисты, акробаты…

 – Ишь ты!

 – У них своя музыка. Это было так интересно. Где бы мы, глупомордые, в своих степях это увидели...

 – Это точно!

 Несложную работу по столовой они знали и делали хорошо. Посуду мыли дочиста, благо воды тёплой и порошка не жалели. Столы длинные обеденные и стулья промывали каждый день.

 – Полы кафельные аж блестят, как первый ледок на речке.

 Нигде ни соринки, ни пылинки, хотя завод в округе круглые сутки дымил – «кушпылил» мелкой пылью. На кухне был газ в баллонах, грелась вода, и поэтому силёнок своих девчата не жалели.

 – Лишь бы не отправили в концлагерь…

 … Однажды в столовой советский военнопленный мыл в чану свою посуду, и спросил у Саши с Варей.

 – Девчата, а вы отколь будите?

 Не успели они и рта раскрыть, как внезапно открывается дверь и появился недовольный комендант лагеря Мопи. Его перевели сюда недавно, он важно носил жёлтую эсэсовскую форму. Плотный немец, уже пожилой, с приметными, ухоженными усами на лице. Он ходил в высокой фуражке на голове, на руке повязка с черной свастикой.

 – Schweigen! Молчать.

 Высокий, рослый дядя смазал Александре ладонью по лицу. Он проходил рядом и случайно услышал русскую речь. Любые контакты военнопленных с гражданскими строго воспрещались! О чём всё время напоминалось, и это нарушение строго наказывалось.

 – Мы даже не говорили. – Саша опешила и залилась краской.

 Она стояла в растерянности и тихо плакала. Военнопленный собрал свои миски-поварёшки и исчез. Вокруг все притихли.

 – Нельзя, – грозно произнёс Мопи. – За нарушение будешь наказана. Месяц работы на заводе… Понятно?

 – Ясно.

 Сашу отвели на завод в столярный цех убирать стружки-опилки, там работали одни мужчины, и среди них выделялся один мальчик, лет семнадцати.

 – Какой красивый!

 Звали его Никита, он был родом из Киева. Саша отвыкла от внимания парней и поэтому стремилась проводить с симпатичным молодым человеком всё время. Девушка забыла об осторожности и он, наверное, тоже. Они часто стояли вместе, шутили и смеялись, а у Саньки хохот был звонкий, красивый.

 – Arbeiten! Работать.

 Мастером служил старик-немец, длинный, худой и рыжий. Однажды он подошёл к ним, размахнулся, и ударил парня.

 – Смеяться будете в другом месте.

 Так в наказание за первую влюблённость Александра попала в настоящий концлагерь.

Глава 3

Хорошо летом на Дону! Весело зеленеют поля, среди ярких садов скрываются уцелевшие хутора, кое-где в небо вонзаются колокольни полуразрушенных церквей. Много солнца и воздуха. Приволье… А небо синее-синее!

 – На душе хорошо, и войны будто нет. – Подумал Иоганн Майер.

 Моторизованная воинская часть, в которой он служил, всегда попадала в самую гущу сражений. Только солдаты немного пришли в себя от самого жестокого из известных им до сих пор боёв, батальон вновь направили на новый участок, где ситуация чрезвычайно накалилась.

 – Опять наступление, – простонал Ковач и осуждающе покачал крупной головой. – Сколько можно рваться в глубину этой варварской страны?

 – А как ты собирался добиться победы? – усмехаясь, поинтересовался Вилли.

 – Любая цивилизованная страны давно бы подписала капитуляцию. – Воскликнул эмоциональный Пилле. – Только не Россия!

 – Если так пойдёт дело дальше, – задумчиво протянул Иоганн, – неизвестно кто капитулирует.

 – Что за пораженческие настроения Майер? – натурально удивился Францл. – Неужели ты не видишь, что мы на пороге великой победы?

 – Дай Бог!

 – Русские бегут как зайцы, – засмеялся довольный Вилли, – мы никак не можем их догнать.

 Полностью ко всему безразличные, они тряслись, сидя на скамейках, и желали только всё время ехать и ехать вот так: наслаждаясь бездействием и чувством безопасности. На дощатых сиденьях было достаточно места.

 – Тесно у нас становилось лишь, когда прибывает пополнение, – невпопад заметил Иоганн, – но после последнего боевого столкновения наши ряды заметно поредели.

 – Не каркай, Иоганн!

 – После стольких боёв становишься невосприимчивым к смерти. – Нарочито громко сказал Майер. – Помните не так давно мы ехали на грузовиках по ухабистой дороге, слишком узкой для того, чтобы водители могли свернуть в случае необходимости... Посередине одной колеи лежал мёртвый русский, и тяжелогружёные грузовики впереди нас неоднократно переехали его, так что он был размазан по земле, как блин.

 – Вечно ты вспоминаешь всякую ерунду. – Поморщился Ковач и посмотрел на него с осуждением.

 – Мы сидели позади в своем грузовике, а один из солдат рассказывал смешную историю… Мы видели мёртвого русского и под своим грузовиком тоже, который легко переехал его, но солдат продолжал рассказывать, не прерываясь, а мы все смеялись там, где было смешно.

 – Давайте лучше споём. – Предложил  Вилли и начал напевать первым.

 Солдаты сначала разрозненно, о потом  дружнее подхватили известный народный мотив:

 – Oh, duliberAugustin.

 На следующее утро батальон приступил к новой боевой операции. На этот раз они должны были захватить широко раскинувшееся крупное поселение.

 – Это станица Чернышевская, – сказал взволнованный Фом. – Я бывал здесь когда-то.

 – Станица? – удивился образованный Иоганн. – Какое странное обозначение населённого пункта.

 – У нас так все поселения называются, ищо попадаются хутора.

 – До этого нам встречались сёла и деревни.

 – Просто зараз мы находимся на земле Войска Донского.

 – Никогда не слышал о таком.

 За вяло текущей речкой местность круто поднималась, образуя довольно высокую возвышенность. Солдатам были видна длинная колонна вражеских грузовиков, которые ползли как жуки.

 – Приехали... – присвистнул Францл.

 – Это накаркал Иоганн!

 Двигались несколько внушительных механизированных объектов, очевидно танков, и всё пространство заполняли колонны стрелковой части Красной Армии.

 – Ну, вот мы и догнали русских. – Недовольно поморщился Вилли.

 – Придётся воевать…

 Грузовики доставили солдат, под прикрытием небольшого оврага, прямо к месту, где находился противник. Они вскарабкались по склону и стали развёртываться цепью для атаки. С винтовками наизготовку взвод медленно двинулся вперёд.

 – Осторожнее парни, – предостерёг соседей по редкой цепочке наступающих Фогт, солдат второго отделения. – Было бы глупо погибнуть накануне победы!

 – Само собой…

 Бойцы двигались по широкому фронту. Сильный встречный огонь осколочными снарядами ясно показывал, что красноармейцы не собираются сдавать поселение без боя. С тревогой Майер отмечал, что огонь их артиллерии становился всё интенсивнее.

 – Использовавшиеся ими снаряды имеют широкий радиус осколочного поражения. – Как будто о чём-то постороннем подумал он. – Они разрываются с резким выбросом пламени.

 Он как раз вёл наблюдение, когда какой-то молодой солдат рванулся, пробежал пару шагов и вдруг исчез в пламени. Впоследствии Иоганн не смог найти его следов, даже сапог, на том месте чернело одно огромное пятно.

 – Ему повезло, – инфантильно сказал он. – Как было бы замечательно найти такую быструю смерть.

 – Если будешь так думать, – заметил Францл, – тогда найдёшь…

 Потери возросли. Многие сгибались пополам и падали, больше не поднимаясь, и со всех сторон были слышны крики раненых. Темп атаки спал.

 – Боюсь, мы не сможем выбить их из станицы. – Прохрипел на русском языке Фом. – Супротив нас какая-то свежая часть.

 – Откуда она здесь взялась? – удивился Шольц.

 – А я почём знаю?

 Стрельба с позиций русских прекратилась. Они, очевидно, отступили за ближайшие дома. Вдруг слева раздался сильный взрыв, через несколько мгновений ещё один. По цепи пронзительным криком срочно передали предупреждение:

 – Мины! Осторожно, мины! Санитаров сюда!

 Ещё один взрыв и сдавленный крик, вопль человека о помощи, перекрёстные крики резких команд и продолжительные стоны.

 – Людей с носилками! – раздавался крик то здесь, то там. – Носилки сюда!

 – Там парень истекает кровью, он умрёт. – Завопил Францл. – Где, чёрт возьми, эти санитары?

 Потом разорвалась одна мина, совсем близко, и истошный крик Ковача:

 – Это Фогт! Фогта зацепило!

 Соседи по цепи робко подошли к дико кричащему раненому.

 – Боже Всемогущий!.. Ему оторвало обе ноги!

 Бедняга лежал, задыхаясь от боли, в луже собственной крови. Его глаза, неестественно большие, остановились на Францле. Правую руку, в ярких пятнах крови, он поднял, как знак мольбы.

 – Ульмер... дай мне свой пистолет... пожалуйста...

 – Успокойся!

 – Со мной кончено... пожалуйста... или сделай это сам.

 Приковылял фельдшер, но бросил лишь мимолётный взгляд на изуродованное тело, покачал головой и побрёл дальше. На него кричали со всех сторон, а сил почти не осталось.

 – Ульмер, – умолял Фогт, но его голос становился слабее, – пожалуйста, пристрели меня... ты... ты... друг...

 Францл бросил на Иоганна беспомощный взгляд.

 – Должен ли я выполнить просьбу умирающего? – спрашивали его глаза. – С Фогтом всё кончено, он безнадёжен.

 – Разве не наш долг избавить его от мучений? – одновременно подумали Францл и Майер, но ни у одного из них явно не хватало мужества.

 Мысли путались у них в головах. Как завороженный, Иоганн уставился на изуродованные бёдра и вспоротый живот, которые превратились в сплошную массу разодранной плоти, одну большую рану.

 – Францл, сделай это, – выдавил он из себя просьбу. – Или мне это сделать?

 – Лучше ты…

 Раздался последний предсмертный вздох, и побелевшее лицо страдальца медленно уткнулось в землю. Страдания Фогта кончились, и живые потащились дальше.

 – Я бы не смог нажать на курок.

 – И я…

 Слева послышалась пара винтовочных выстрелов, затем несколько выстрелов справа, и вдруг частая автоматная стрельба. Из предосторожности  все остановились.

 – Там! – крикнул взволнованный Фом. – В кустах кто-то сидит.

 – У этих русских зрение значительно лучше, чем у нас. – Признал недоверчивый Пилле.

 Иоганн посмотрел в направлении его протянутой руки, но ничего не заметил. Стреляя с упора в бедро, Францл на всякий случай дал очередь из автомата.

 – Не стреляйте. – Послышались визгливые голоса, и медленно приковыляли четверо русских.

 Один из них получил ранение в руку. Они указали ещё на одного, тот был мёртв. Пуля пробила насквозь его защитную каску.

 – Что нам с ними делать? – озабоченно спросил Вилли. – Ведь некому сдать их.

 – Пускай тащат боеприпасы. – Предложил практичный Ковач.

 Пленные с величайшей охотой взвалили патронные ящики на плечи. Когда они, наконец, дошли до места сбора роты, их ждал неожиданный сюрприз. На блестящем автомобиле прикатил полковой командир и роту спешно построили для получения благодарности от командования.

 – Родина гордится вами! – начал тучный подполковник.

 – Мы слышали много слов о нашей священной отчизне и о том, что наши жертвы не напрасны, – иронично сказал Иоганн. – Но в этом нет ни слова правды.

 – Заткнулся бы он скорее, – пробормотал еле слышно Пилле. – Лучше бы кормили, как следует!

 В это время сбоку раздалась пара выстрелов. Подполковник моментально оказался за броневой машиной. Его фуражка с серебряным плетением предательски слетела. Он наклонился и стал осторожно подтягивать её к себе.

 – Посмотри на него, – сказал Вилли застывшему Францлу. – И эти ничтожества сегодня нами командуют.

 – Ох, оставь этого проходимца в покое. – Францлу стало жаль трусоватого офицера. – Его лучшие дни миновали.

 Командир привёл обмундирование в порядок и гордо продолжил свою речь:

 – Товарищи, вы понесли тяжёлые потери, но мы делаем успехи, и скоро русские будут окончательно стёрты с лица земли. Дома вами гордятся!.. Помните об этом и продолжайте выполнять свой долг, как вы делали это до сих пор. Я со своей стороны сделаю всё, что в моих силах, чтобы добиться в скором времени отпусков для некоторых из вас...

 – Ты веришь этому бреду? – ворчливо произнёс Ковач. – Я уже нет.

 ***

 После боя, если ты конечно жив и не ранен, больше всего на свете хочется, есть и спать. На обед привезли горячий фасолевый суп, и обессиленные утренней заварушкой солдаты набросились на него, как стая голодных волков.

 – Суп необыкновенно вкусный!

 – Вот видите, это было не так уж трудно, – признался Пилле, когда солдаты улеглись перекусить прямо на земле. – Никто из наших не погиб.

 – Если не считать Фогта. – Напомнил о потере Майер.

 – Но мы то живы!

 Иоганн два раза брал добавку, но, когда деликатный Вилли протянул свой плоский котелок в четвёртый раз, повар сказал, что больше нет.

 – Ладно тебе, – пророкотал добродушный Францл, – дай парню ещё ложку, ты, пузатый сукин сын!

 – Но я же говорю вам, что ничего не осталось! – проскулил повар.

 – Ты ведь, чёрт побери, готовил на всю роту, – прорычал фельдфебель. – Не будешь же ты мне говорить, что знал заранее, что мы потеряем треть наших людей!

 – Я же не виноват, что вы обжираетесь, как свиньи?

 – Ладно, если больше нет фасоли, как насчёт шоколада? – спросил Фом. – В конце концов, нам полагаются шоколадные пайки.

 – Это меня не касается, – проворчал повар. – Спросите об этом у сержанта, ведающего снабжением.

 Несколько позднее пришёл сержант-снабженец, вздорный тип с лицом как у Щелкунчика, объявивший, что взвод может получить свой шоколад:

 – Но только по одной плитке каждому и не думайте, что вы также получите порцию убитых!

 – Конечно, – буркнул Шольц, – ты сожрёшь их сам…

 По этому поводу возникло много недовольного ропота, и как только сержант повернулся к ним спиной, раздражение выплеснулось наружу:

 – Повторяется та же самая пакость. – Зло сказал потный Пилле. – Как только у нас убитые, эта свинья придерживает у себя их пайки.

 – Так всегда с шоколадом и сигаретами.

 – А что, думаете, эти зажравшиеся типы делают с ними? Набивают своё брюхо, пока мы маемся в окопах.

 – Зря вы тут ерепенитесь, – заикаясь, проговорил повар. – Если вас услышит старик, хлопот не оберёшься.

 – Заткни пасть, ты, жирный боров!

 – В следующий раз, если сваришь мало, сам попадешь в котёл. Ты тут долго откармливался.

 … Остаток дня они отдыхали, валялись на шелковистой траве и периодически купались. Иоганн долго с интересом следил как неуёмная ласточка с  неутомимо рассекала воздух в погоне за мошками для ненасытных детишек.

 – Птицам на наши войны наплевать. – Тихо сказал он.

 – Что такое? – откликнулся сонный Шольц.

 – Спи…

 На лету визжали от восторга чёрные стрижи. Майер вслушался в звонкие, полные счастья трели жаворонков и почувствовал восторженный трепет от величия непонятной для него степи.

 – Люди, живущие здесь, – подумал он, – не могут быть рабами…

 Ближе к вечеру довольный Францл приветствовал товарищей огромным куском великолепного копчёного сала, помахивая вкуснятиной перед их перемазанными физиономиями.

 – Одному Богу известно, где он его раздобыл, – подумал Майер и принюхался, – но как раз вовремя.

 – Как есть хочется! – признался вечно голодный Вилли.

 Как раз в это время солдат созвал лейтенант Штрауб, и Францл просто запихнул добычу в вещмешок.

 – Получен приказ продолжить движение к Дону.

 – Сколько можно? – в поредевших рядах взвода солдаты тихо задавали друг другу надоевшие вопросы. – Нас отведут в тыл только когда поубивают?

 – Мы должны проявлять величайшую осторожность, входя в любой из домов, – инструктировал командир подчинённых. – Большинство из них заминированы.

 – К чёрту мины! – сказал Францл.

 – Мы беспокоимся вовсе не о тебе, – сухо сказал Иоганн, – но мы можем лишиться куска чудесной свинины.

 Не встречая сколько-нибудь серьёзного сопротивления, рота вышла к ленивой реке, которая протекала перед большой станицей

 – Чир. – С воодушевлением произнёс Фом.

 – Сколько нам ещё рек форсировать?

 – Перейдём Дон и до самой Волги сплошная степь. – Ответил казак. – Даже напиться негде будет.

 – Когда мы достигнем Волги, – мечтательно сказал Вилли, – война закончится.

 – Почему?

 – Русские поймут что проиграли…

 Ниже по течению, где река изгибалась, был перекинут единственный мост. Там наступала одиннадцатая рота. Яростная стрельба указывала на то, что она пыталась захватить плацдарм.

 – Почему русские вовремя не взорвали мост?

 – Ротозеи! – поставил диагноз Пилле.

 – Придётся перейти реку вброд. – Велел лейтенант и показал рукой. – У моста перестрелка продлится долго.

 С винтовками высоко над головой солдаты роты Майера вошли в воду. Так как они не могли ответить на дружную пальбу красноармейцев, многие погибли под перекрёстным огнём. Кому не повезло, сгибались пополам и тонули, но большинству удалось достигнуть другого берега. Там  дальнейшее продвижение облегчилось.

 – Кто-нибудь видел Пилле? – озабоченно спросил товарищей Иоганн.

 – Он шёл по воде рядом со мной, – ответил молодой солдат из недавнего пополнения, – но на берег не вышел.

 – Неужели его ранили и он утонул?

 – Похоже на то…

 – Бедняга Пилле, – с сожалением подумал Иоганн. – Ещё один погибший из нашей команды.

 … Только к сумеркам бойцы батальона смогли очистить станицу от противника, затем заняли позиции по краю высоты и вырыли обычные узкие окопы.

 – Может, хотя бы сегодня отдохнём?

  Когда зашло солнце, стрельба затихла, и воцарился долгожданный покой. Русские куда-то отползли; ни одного из них не было видно. Бойцы легли вне окопов и постарались вздремнуть. Францл и  Вилли увлеклись разговором, который вели шепотом.

 – Что-нибудь не так? – спросил их Иоганн.

 Францл подошёл к нему и поднёс свою флягу к лицу.

 – Посмотри, что у меня, – сказал он. – Хочешь глоток?

 Майер сделал хороший глоток, но быстро выплюнул обратно; жидкость обожгла его язык.

 – Что это такое?

 Соблазнитель снисходительно ухмыльнулся:

 – Это, дорогой друг, водка, высокоградусная водка. Ты удивлён, да?

 – Должен признаться, удивлён... И где же её продают?

 – Видишь, вон там? – показал он вдаль. – Тот тёмный холмик.

 – Ну?

 – Это крестьянская телега, в которую попал снаряд, но на ней была бочка, которая осталась невредимой. Она почти целиком заполнена этой водкой. Не говоря больше ни слова, солдаты стали пробираться туда, чтобы забрать эту бочку.

 – Она сильно придавлена разбитыми брёвнами. – Предупредил Францл.

 Пришлось вернуться, позвать всех попавшихся солдат и взять их с собой, чтобы наполнить ёмкости. Когда все основательно опустошили  бочку и возвращались назад, появился ефрейтор Зенке. Он приехал с походной кухней и пришёл за добычей с двумя канистрами в руках.

 – Его только не хватало… – тихо сказал Иоганн. – Он нас всех заложит.

 – По его доносу в штрафную роту отправили многих из нашего взвода.

 – Подонок, – подвёл итог Фом, – нам нужно было опустошить всю бочку без остатка.

 Из широченных ноздрей ефрейтора росли густые волосы. Жёсткие волосы покрывали грудь и спину. Францл отрезал:

 – Не годится быть в стельку пьяными – русские могут решиться атаковать до того, как мы протрезвеем.

 – Или может, они нарочно оставили эту водку?

 – А вдруг она отравлена!

 Этого, конечно, исключать было нельзя. Все сразу прекратили пить. Фом с сожалением поглядел на свою флягу, сделал полный глоток и тщательно его продегустировал.

 – Не знаю, – сказал он и пожал плечами, – по мне, вкус нормальный… Но почему бы нам не проверить её на Зенке.

 Иоганн посмотрел по сторонам, но доносчика нигде не было видно. Тогда у Вилли появилась идея.

 – У нас ещё осталось то сало, – вспомнил он и предложил: – Не использовать ли его?

 – Совершенно верно, копчёное сало. – Францл хлопнул себя по лбу. – Оно замедлит действие алкоголя.

 Все быстро вгрызлись в него зубами. Единственно, что оказалось плохо, это то, что сало было солёным и ужасно захотелось пить.

 – Я собираюсь напиться, – объявил решительный Фом. – Мы всё равно погибнем, так какая разница?

 После этого случилась большая попойка, с многократными чоканьями стаканами и весёлыми тостами. Вилли вдруг вздохнул:

 – Ерунда всё это!

 – Почему?

 – Эх, ребята! – с обидой воскликнул он. – Если бы только мы смогли устроить нормальную пирушку!

 – А эта тебе, чем не нравится?

 – Я имею в виду настоящий кутёж, как следует окосеть, забыть всё это дерьмо...

 Все снова взялись за фляги, и пили, пока не сморил сон. Прежде чем отключились, Майер увидел, как Зенке, шатаясь, вылез из окопа.

 – Так он жив, – удовлетворенно подумал он. – Наш чёртов «подопытный кролик» жив-живёхонек.

 ***

 Ещё не наступило утро, когда Иоганн вдруг проснулся. Его разбудил протяжный вой, который производила шрапнель русских, пролетавшая над головой.

 – Я слышу ноющий глухой звук, но нет никаких взрывов. – Подумал он затравленно. – Ведь эти снаряды не могут быть простыми болванками?

 Майер понял, что это зажигательные снаряды, дождём посыпавшиеся на станицу. Гигантские струи пламени разлетались во всех направлениях. Поселение, которое казалась совершенно безжизненным, вновь ожило под воздействием огня.

 – Она сгорит за час. – Безучастно прикинул солдат.

 Лейтенант Штрауб громко приказал готовиться к бою. Это означало либо наступление, либо отход. Иоганн встал и потянулся. Под воздействием выпитого алкоголя он чувствовал себя отвратно. Обоими кулаками он сжал свою одурманенную голову, как будто это могло заставить её проясниться.

 – Голова раскалывается! – простонал Шольц. – Зачем только мы вчера напились?

 – Воюя в России, мы поневоле перенимаем её варварские обычаи. – Сказал Иоганн.

 – Точно.

 Остальные собутыльники тоже были не в лучшей форме. Вилли лбом прижимался к земле, а Францл стоял над ним, шатаясь и говорил, что его сейчас вырвет. Первым неприятеля заметил Фом. Вдруг он закричал:

 – Или я настолько пьян, или что за чёрт?

 – Чего орёшь?

 – Посмотрите туда, сзади!

 Он указал на то место, откуда отделение вчера начинало свою атаку.

 – Господи, красные огни!

 Францл проворно вскочил на ноги.

 – Это русские.

 – Но как же это... – Фом, на которого, очевидно, алкоголь повлиял меньше, чем на остальных, уже указывал в других направлениях. – Они и там тоже! И вон там!

 – Мы окружены!

 – Очевидно, во время вчерашней атаки мы слишком далеко оторвались от своих, и отходящие части русских отрезали нас. – Решили обсудившие ситуацию солдаты.

 Все моментально протрезвели. Это слово – окружены, подействовало   магическим образом на каждого из тех, кому довелось через это пройти.

 – Окружены – значит, смерть. Или, что, может быть, ещё хуже, – русский лагерь для военнопленных. – С ужасом подумали солдаты. – Окружены?.. Это как петля на шее.

 – Нужно прорываться! – с яростью прошипел Фом.

 Солдаты вытянулись в длинную вереницу и пошли вдоль реки через горящую станицу. Они шагали на юг, затем шли на запад, затем повернули на восток.

 – Фактически мы ходим по кругу…

 – Главное не останавливаться!

  Пулемёт на плече Майера давил, как мешок с углём, и не сильно помогло, когда Францл взял его себе, а он понёс ящики с боеприпасами.

 – Они тоже тяжёлые, как свинец. – В гудящей голове ворочались такие же мысли.

 От выпитого алкоголя у него заплетались ноги, мозги «расплавились».   Парень впереди сменил шаг и споткнулся.

 – Только бы не упасть! – отметил Иоганн, переставляя ноги  машинально, как автомат.

 Когда где-то рядом прогремел взрыв, и вся колонна остановилась, ему было настолько безразлично, что он даже не поднял головы.

 – Нужно просто следить за пятками солдата идущего впереди, так чтобы шагать с ним в ногу. – Безучастно размышлял Майер.

 Ночь принесла желанную прохладу. Длинная вереница людей замерла, и все сделали привал. Иоганн мгновенно заснул прямо на том месте, где свалился. Он проснулся от того что кто-то тряс его за плечо.

 – Чёрт тебя побери, ты, тупой болван, вставай, я тебе говорю!

 Это был Францл, склонившийся над товарищем.

 – Мы собираем разведотряд, пойдёшь с нами?