Текст книги "Сталинград (СИ)"

Автор книги: Владимир Шатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Глава 1

Бесхозный кот прибился к части, где воевал Сергей Косиков неизвестно как и откуда. Ветераны говорили позже, что просто подошёл со стороны нейтральной полосы. Все окрестные деревни были давно сожжены ковровым артиллерийским огнём, и оттуда пришёл худой и злой от голода, пожилой кот. Шерсть в «тигровой раскраске» была местами с подпалами, грязная и в крови. Но зелёные глаза горели, словно два уголька.

 – Киса, киса! – позвал пришельца Серёжка, двадцатилетний парень родом с Дона. – Иди ко мне...

 – Зачем он тебе нужен? – спросил старшина Лобанов.

 – Хоть какая живность будет…

 Ошалевший кот, по виду было видно, что это явно не кошка, повернулся в сторону позвавшего его, но не сдвинулся на зов. Представители семейства кошачьих не умеют поворачивать одну голову, поэтому разворачивают весь гуттаперчевый корпус. Косиков выдал последний козырь:

 – Я тебя покормлю.

 – Мяу! – согласился кот на заманчивое предложение и мягко спрыгнул в окоп с замёрзшего надолба бруствера.

 – Ах ты, обормот! – Серёжка, который с детства любил животных и сильно страдал от их отсутствия на передовой, обрадовался. – Товарищ лейтенант, дозвольте покормить кота?

 – Иди уже, – разрешил командир взвода Николаев, недалеко ушедший по годам от своего жалостливого подчинённого. – Только мигом, немец может снова полезть.

 – Спасибочки! – совершенно не по Уставу ответил молодой солдат и, схватив на руки кота, бросился во взводную землянку.

 Сидевший в траншее рядом с Косиковым пожилой боец Симоненко горько улыбнулся в седые усы, он вдруг вспомнил свой дом, жинку и точно такого же кота.

 – Як воны там? – подумал он и от того нахмурился. – Бисовы нимцы, мабудь спалилы село и хату!

 Когда кот заявился в первый раз, восточный фронт только недавно стабилизировался. Стальные клинья немецких армий, бившие сразу в трёх направлениях, наконец, упёрлись в живую стойкость советских бойцов. Почти вся Украина и Белоруссия оказались в нежданной оккупации. Надменные немецкие офицеры наблюдали в «цейссовские» бинокли златоглавую Москву. Под бессмертным Ленинградом, там, где случайно оказался кот, противоборствующие дивизии встали по реке Волхов.

 – Прёт немец, как чумной! – судачили ошалелые от быстрой смены власти обыватели.

 – Вот тебе и непобедимая Красная Армия!

 … 17 декабря 1941 года был создан Волховский фронт, в состав которого вошла дивизия, куда недавно попал с молодым пополнением Косиков.

 – У вас здесь не так как у нас. – Часто говорил местным сослуживцам Сергей. – Сыро, кисло и серо…

 – А мы не замечаем.

 – Всё одно, как не у русских.

 Их 3-я танковая дивизия, отличившаяся в финской войны, к тому времени потеряла всю боевую технику и 80 процентов личного состава. Отступали они с боями аж от Прибалтики. Командиры, встречая новичков, первым делом с сожалением смотрели на красные петлицы, ждали-то они танкистов.

 – Опять пехтуру прислали! – констатировали с обидой бывшие танкисты.

 Видно Ставка Верховного Главнокомандующего поставила на танковой дивизии крест, а может танков не хватило. Начальство решило сделать из неё стрелковую дивизию № 225. Воинская часть с таким номером до единого человека полегла под Киевом. Вот в таком смешанном по сути и по составу полку воевал Сергей.  После окончания формирования дивизия заняла участок фронта под Новгородом, в районе деревни Лелявино.

 – Будем отныне в окопах грязь месить, – сетовали бойцы, хлебнувшие "германской", – не война, а сплошное мучение...

 – Всё ж лучше, чем от немца бегать!

 Кот быстро освоился на окопной войне. Серёжка назвал его Васька, и тот стал настоящим «пулемётчиком», шатался по всем землянкам, выпрашивал еду. Хозяин на него надышаться не мог, ревновал, когда Васька уходил к другим.

 – Попрошайка ты несчастный. – Укорял он неверного друга. – Мало что ли я тебя кормлю?

 Васька благоразумно молчал и хитро отводил в сторону наглые глаза. Оно и понятно, кто откажется от дармового угощения? А так Васька везде «свой», каждый старается его угостить.

 – Считай он, как сыр в масле катается. – С тайной завистью говорил старшина роты.

 – На то он и кот!

 Всё бы хорошо, да только слишком часто немцы стреляли. Однажды кота ранило пулей на излёте в переднюю ногу, и Косиков отнёс его в медсанвзвод к лейтенанту Герасимову. Тот охотно принял необычного пациента, до войны он учился на ветеринара. Васька сбежал к хозяину на второй день, надоели перевязки.

 – Долечиться не мог? – ругал дезертира отходчивый паренёк. – Вон другие себе специально «самострел» делают, только чтобы с передовой смыться… А ты раньше срока смотался.

 Васька сидел тихо, пристыженно и тщательно умывал мордочку после поедания американской тушёнки.

 – Ладно уж сиди в землянке, только на передовую не ходи.

 Немцы больше не атаковали, как бешенные, только густо стреляли из пушек и пулемётов. Очевидно, выдохлись, свои силы не рассчитали, с кем не бывает. Противники синхронно врылись по уши в заболоченную землю, так и перезимовали.

 – Жить будем Васька, – радовался Сергей, за короткое время превратившийся в лихого вояку. – Нас теперь отсюда не турнёшь, корнями вросли!

 Весной своенравный Волхов разлился по правобережью на несколько километров. Перевозка людей и грузов, осуществлялась только лодками.

 – Мы с тобой оказались отрезанными водой, будто на сезонном острове. – Втолковывал внимательно слушающему коту наставник.

 Тут-то на «пятак»  полка и навалились полчища мышей-людоедов. Стоит бойцу в блиндаже задремать, как тут же эта гадость старалась отгрызть ему ухо.

 – Всю зиму грызуны отъедалась на убитых, усеявших своими телами всё вокруг. – Понял причину нашествия уже опытный солдат.

 Наводнение оттаявшие трупы смыло в реку, куда же теперь податься расплодившейся нечисти? В блиндаже бойцы спят, а один дежурит, чтобы не покусали товарищей мелкие враги.

 – Твою мать! – Как-то раздался густой мат из соседней землянки. – Как я теперь невесте покажусь?

 – Для баб нос не главное. – Шутили бойцы взвода. – Главное без штанов не спать...

 – Это у вас не главное!

 Подлые крысы во сне источили тонкими зубами кончик носа сержанта Петрова, писаного красавца из Орла. Впрочем, нос ему не больше понадобился, немецкий снайпер вскоре снял его точным выстрелом, а покойным на красоту плевать...

 – В слюне грызунов есть специальный обезболивающий фермент, боли совершенно не чувствуешь. – Объяснил бойцам медик Герасимов. – Поэтому спящие люди не просыпаются.

 – Ты смотри какие подлюки!

 Вездесущих грызунов отстреливали из револьверов и пистолетов, травили, но всё впустую. Васька старался, как мог, но разве справишься в одиночку с хлынувшей лавиной злобных тварей? Кот похудел до безобразия, трофеи принципиально не ел, просто душил врагов молниеносным движением челюстей и складывал в приличные кучи.

 – Дурной кот, – ругался на него старшина роты Лобанов. – Хотя бы оттаскивал подальше!

 – У него сил на то не осталось.

 В апреле 1942 года к Ваське подошло неожиданное подкрепление. Десятки, а возможно и сотни огромных лесных ежей, которых привлекали мыши, как халявная добыча. Теперь по глубоким ходам сообщения красноармейцы передвигались аккуратно. Внимательно смотрели под ноги, ведь кругом ежи, ежи, ежи…

 – Никогда столько ежей не видел! – крутил головой Косиков.

 – В таком количестве их никто не видел. – Поддерживали его местные.

 В мае совместные усилия увенчались победой, но Ваську как назло опять ранило. Скользящий осколок снаряда проделал у кота в горбинке носа небольшую дырку. Он самостоятельно побежал к Герасимову лечиться, правда, потом стал во сне сильно сопеть.

 – Умница, а не кот. – Хвалился питомцем рядовой. – Услышит звук летящего снаряда и шмыг в блиндаж...

 – Самолёты летят, – неохотно согласился старшина, – он заранее нам сигнал тревоги подаёт.

 – Слух у Васьки не чета человеческому.

 В июне зарядили сильные дожди. Стало сыро и холодно, Ваську на улицу не выгонишь. В окопах грязь по колено, а он стал чистюлей. К тому же всё пространство от леса до реки заполнили новые пришельцы, голубые лягушки. Васька их боялся, их ведь тысячи!

 – Бросишь жабу вверх, а она на фоне голубого неба исчезает. – Изумлялся Косиков, который таких земноводных на Дону отродясь не видел.

 Когда окончательно спала вода, то на десятки километров в волховских лесах и лужах стоял лягушачий «стон». Старшина Лобанов постоянно возмущался:

 – Вишь, как разоряются!

 – Пускай квакают.

 – Не к добру их столько расплодилось…

 – Да что будет?

 – У нас старики раньше говорили, к большой крови.

 – Куда уж больше?

 – Не скажи…

 Лобанова кот не любил, как и тот его. Забегая в блиндаж, Васька прижимался к хозяину, высматривал, что на столе, и, вдруг протянув лапу, хватал, что ему нравилось. Но только когда не было внутри недруга, иначе заскакивал под нары и терпеливо ждал.

 – Не нравится мне его морда. – Часто признавался Лобанов. – Ненадёжный он кот, за тушёнку Родину продаст…

 – Ерунду городите товарищ старшина!

 Как-то зашли они вместе в землянку и сразу почувствовали аромат дорогих духов. Косиков сильно удивился и сказал:

 – Девушка?

 – Не может быть!

 – Может, Мария из санбата наведывалась?

 – Вряд ли, но откуда такие ароматы…

 Поспрашивали товарищей, никто не приходил. Через неделю Сергей караулил, как кошка мышь, зазевавшегося "фрица", наблюдая за простреливаемым лугом в оптику снайперской винтовки. Случайно перевёл прицел на нейтралку и не поверил своим глазам. Подумал сначала, что заяц пробирается по минному полю противника. Присмотрелся.

 – Ан нет – Васька! – ахнул изумлённый снайпер.

 Да так аккуратно шельмец чешет, былинки не заденет. Кот деловито направлялся от немцев к нам!

 – Ну, ты Васька подлюка! – расстроился впечатлительный Косиков. – Значит, у нас ужинаешь, а у них завтракаешь?

 Начали за перебежчиком следить, всё точно. Шляется туда-сюда и нет ему дела до наших войн… Немцы его ещё и духами обрызгивают, русский дух отбивают. Хотел Сергей кота прогнать, как предателя, да передумал. Что от животины неразумной требовать?.. Даже уговорил взводного Николаева:

 – Пускай Васька останется.

 – Нет!

 – Авось одумается…

 – Ты меня со своим котом задолбал! – ругнулся раздосадованный лейтенант. – Развели зоопарк, понимаешь…

 – Так он же домом пахнет!

 – Хорошо, только отстань.

 … Лето пролетело незаметно, ближе к осени немцы снова активизировались. Стрелять стали постоянно, но и русские не отставали. Рачительный хозяин Лобанов решил заготовить дровишек на зиму. Он взял с собой в лес расторопного Косикова. Васька увязался за ними, может прощение зарабатывал…

 – Фашист хулиганит вовсю, – возмущался пожилой старшина. – Даже по лесу из миномётов шмаляет…

 – Конец ему приходит, вот и злобствует!

 Только они поговорили об этом, как раздался свист заблудившейся мины. Они бросились на землю, но Лобанову не повезло. Мина упала почти рядом с ними, с его стороны. Часть осколков, предназначенных обоим, он принял на себя. Старшина умер сразу, а напарнику пробило вену на левой ноге, и чёрная густая кровь хлынула на зелёную траву.

 – Беги к Герасимову! – прошептал хозяин притихшему Ваське. – Я не могу идти, кровью истекаю.

 Косиков попросил друга и потерял сознание. Когда он пришёл в себя, то понял что плывёт в лодке через Волхов. Рядом курил эмоциональный Герасимов. Лейтенант медслужбы увидел, что солдат очнулся и сказал:

 – Повезло тебе брат!

 – В чём же?

 – Кто бы сказал, не поверил бы…

 – Как вы нас нашли? – прохрипел пересохшими губами боец. – Мы же были одни, там никто отродясь не ходил.

 – А Васька?

 – Так это он?

 – А то кто же…

 Лейтенант выбросил в воду окурок и начал рассказывать:

 – Понимаешь, я вожусь с ранеными в своей землянке, вдруг плащ-палатку закрывающую вход отодвигает лапа и вваливается Васька. Глаза бешенные, сразу подскакивает ко мне! – Герасимов снова закурил. – Я ему поесть тычу, а он отворачивается… Трётся об ногу, орёт благим матом. Я его даже пнул, он опять ко мне. Думаю дело не чисто, подошёл к двери. Васька выскочил впереди меня и делает три скачка по тропинке. Остановился и смотрит на меня. Я смекнул, что он зовёт куда-то и иду за ним, любопытно ведь. Васька быстро перебирает лапами и направляется в лес, я за ним. Короче, привёл он к месту, где вы лежали. Я кровь у тебя остановил, позвал помощь. Вот везём раненых в медсанбат, на твоё счастье лодка пришла.

 – Счастье выше головы, – проворчал Сергей и посмотрел на рану. – На ровном месте ранение получил.

 Герасимов посмотрел на него как на сумасшедшего.

 – Ну, ты даёшь! – удивился опытный врач. – Его кот с того света считал, вытянул, а он недоволен.

 – А где он кстати?

 – К немцам ушёл.

 – Вот гад!

 В медсанбате военный хирург Ривкин удачно зашил Косикову ногу. Через два месяца рана зажила, но он в полк не вернулся, его направили в другую часть. Больше Сергей гулящего кота Ваську не видел, но очень надеялся, что с ними ничего плохого не случилось.

 ***

 62-я армия Красной Армии сформировалась на основании директивы Ставки ВГК от 9 июля 1942 года на базе 7-й резервной армии с непосредственным подчинением Ставке. Первоначально в неё входили 33-я гвардейская, 147, 181, 184, 192-я и 196-я стрелковые дивизии, 121-я танковая бригада, артиллерийские и другие части.

 Своеобразие составу 62-й армии придавали отдельные танковые батальоны, имеющие в составе по 42 танка. Ни одна другая армия РККА не имела отдельных танковых батальонов в такой пропорции, по одному на дивизию. Кроме того каждая стрелковая дивизия усиливалась истребительно-противотанковым полком, содержавших на вооружении по 20 артиллерийских орудий. Общая численность личного состава превышала 81 тысячу человек.

 12 июля армия была включена во вновь созданный Сталинградский фронт и заняла оборону на рубеже Клетская-Суровикино протяжённостью более 100 километров. В каждой стрелковой дивизии первой линии два полка были в первом эшелоне и один во втором. Повысить устойчивость обороны можно было, угадав направление главного удара и уплотнив войска на нём.

 Командующий армией Колпакчи сосредоточил усилия обороны на левом фланге армии, закрывая направление, по которому Сталинград достигался по кратчайшему расстоянию. В начале оборонительного сражения на подступах к городу силами передовых отрядов армия вела упорные бои с авангардами немецкой 6-й армии на рубеже реки Чир.

 С 23 июля главные силы армии отражали ожесточённые атаки противника на занимаемом оборонительном рубеже. Под ударами численно превосходящих сил противника войска 62-й армии вынуждены были отойти на левый берег Дона.

 К середине августа они закрепились на позициях по внешнему оборонительному обводу Сталинграда и продолжали вести упорные бои. После прорыва противником внешнего обвода и выхода его войск к Волге севернее Сталинграда 62-я армия 30 августа передавалась Юго-Восточному фронту.

 По решению командующего войсками фронта её основные силы к 31 августа отошли на средний, а 2 сентября на внутренний оборонительный обводы Сталинграда и закрепились на рубеже Рынок, Орловка, Гумрак, Песчанка.

Глава 2

На полу болтающегося на узких рельсах вагона лежала прелая солома, поэтому путешественницам удавалось даже с относительным комфортом прилечь.

 – Под стук колёс так хорошо спать!

 – Лучше бы дома…

 Обитые тонким железным листом двери были плотно закрыты на засовы снаружи. В туалет ходили здесь же, в дырку в полу, поэтому запах стоял такой плотный, что не давал спать.

 – Хорошо, что в нашем вагоне ребят нет. – Сказала попутчицам Саша Шелехова. – Я бы от стыда сгорела.

 – Куда бы ты делась? – хохотнула некрасивая девушка из Запорожья, взрослая и опытная. – Всё одно мужчины кругом.

 На крышах состава находилась немецкая охрана с пулемётами против нежданного нападения партизан.

 – Так-то ж немцы, перед ними не стыдно. – Бодро ответила словоохотливая девушка.

 – И то верно.

 В пути рабочую молодёжь почти ничем не кормили, питались тем, что каждый прихватил из дома. На сборных пунктах заранее предупредили, чтобы взяли с собой еду на несколько дней.

 – Спасибо девчонки, что подкармливаете. – Поблагодарила дорожных подруг Александра.

 Полицаи так быстро забрали её из дома, что мама Антонина не успела собрать полноценных продуктов на дорогу.

 – В Германии отдашь.

 На остановках парни и девушки вываливались из вагонов и, разойдясь по разным сторонам железнодорожного полотна, справляли естественные потребности. Сделав свои дела, подружки из их вагона стояли в сторонке и сплетничали:

 – Что-то девчонки затевают. – Катька Киркина из Мариуполя показала на соседнюю сплочённую группку. – Может сбежать собираются?

 – Зачем?

 Несколько отчаянных девчат, что постарше, о чём-то шушукались между собой.

 – Куда бежать?

 Катя оказалась права. Вечером они с помощью, найденной на остановке железки, отодрали в вагоне подгнившую доску. Протиснувшись в узкое отверстие, поодиночке стали спускаться на ходу замедлившего движение поезда.

 – Может, и мы сбежим?

 – Страшно, а вдруг поймают. – Ужаснулась впечатлительная Сашка.

 – Или разобьёмся… – поддержала её Танька, завербованная из бедного села Ворошиловградской области.

  Больше никто не решился на побег, зато дырку стали использовать как отхожее место. Вагоны неистово раскачивались, то грохотали на стыках, то бодро катились.

 – Так мы скоро доберёмся до места!

 – Скорей бы.

 … На стоянке в городе Перемышль всех выгнали и приказали снять одежду, чтобы её продезинфицировать, но в это время началась внезапная  бомбардировка советской авиации.

 –  Achtung! – продублировали на русском: – Внимание.

 Тысячи юношей и девушек сбились в монолитную кучу в дальнем тупике станции. Бежать и прятаться было некуда. Пленники стояли голыми и рыдали от горя, страха и стыда.

 – Лучше бы умереть, чем такое пережить!

 – Хуже не придумаешь…

 Тревога оказалась ложной, правда одежду в суматохе перепутали и ещё долго жители вагонов менялись между собой, искали свои вещи.

 – На Вашем пальтишке нет случайно метки – Шелехова? – спрашивала всех встречных Саша.

 – Мы своё тоже ищем…

   На станциях украинский говор постепенно сменился польской речью, потом немецкой. Девчата заглядывали в щели вагонов, глазели на дома, крытые черепицей, высокие церкви-кирки…

 – Всё не так как у нас. – Дивилась Татьяна, никогда не бывавшая в большом городе.

 – Европа…

 На станциях двери чуть приоткрывали, подходили какие-то жители и торопливо совали пленникам различной еды.

 – Совсем они не страшные, – изумилась Катька и поперхнулась, – даже хлеб дают…

 – Хлеб придётся отрабатывать!

 Немцы опасались завезти заразных больных на территорию рейха, поэтому на границе Германии работников выгрузили и строем погнали в лагерь. Там раздели догола,  пропустили через баню и прожарили одежду.

 – Культурные черти!

 – Я так давно не мылась…

 Переночевали они в бараках и утром опять загрузились в «товарняк».

 – Когда уж приедем до места? – томились измученные дорогой путницы.

 – А я бы всё жизнь ехала… – тихо сказала Саша.

 Наконец окончательно выгрузили ошарашенных хлопцев и девчат в сосновом лесу.

 – А места здесь очень красивые, горы и речка. – Восхитилась любознательная Танька.

 – Только нам тут не рады! – огрызнулась впечатлительная Катя.

 В таком красивом месте был расположен военный завод, а рядом  пересыльный лагерь, огороженный колючей проволокой. Приехавших скопом загнали в большой деревянный барак. Они маялись в нём пару дней, пока не приехали двое «купцов».

 – Вроде по-нашему разговаривает.

 – Точно русский.

 Одним из них оказался русский переводчик Никольский, который эмигрировал после революции. Они дотошно отобрали подростков покрепче, человек сто и погнали строем на ближайшую станцию.

 – Куда нас перебрасывают?

 – Там скажут…

 Там Саньку с подружками погрузили в гражданские вагоны, в купе по шесть человек, и перевезли в городок Ротгау. Потом всех, усталых и испуганных, повели с котомками в трудовой лагерь при сталелитейном заводе. Быстро разместили в приземистых бараках и накормили гороховым супом с салом.

 – Вкусный! – Танька дома редко досыта ела.

 – Вряд ли  нас так будут кормить каждый день. – С сомнением сказала практичная Катька.

  Все они прошли регистрацию с записью в журнале. Выдали спецодежду: зелёные платья из какой-то колючей материи и деревянные башмаки. Имени у Саши не стало, ей присвоили номер 885.

 – Значит невольников в лагере где-то под тысячу человек. – Легко подсчитала она.

 На руки каждой выдали карточку-документ и по куску материи, на которой было написано «OST», то есть остарбайтер, восточный рабочий. Сказали, чтобы пришили на свою одежду. Но строго не требовали, и Шелехова спрятала ту надпись, долго не пришивала.

 – Буду я позориться! – хотя другие девчата носили её.

 ***

 Недалеко располагался концлагерь для военнопленных, виднелись чёрные трубы, которые дымили днём и ночью. Рано утром грохот деревянных башмаков-колодок шагающих в нутро сталелитейного завода пленных разбудил спавшую наверху Сашку.

 – Который час?

 – Пора вставать.

 Девчата, прибывшие раньше них, начали просыпаться на двухъярусных нарах. На матрасе, набитом стружкой и под вытертым тонюсеньким одеялом особо не разоспишься. К тому же во дворе лагеря орала дикая сирена.

 – Ага, вот и полицай заспешил. – Сказала соседка справа. – Он из охраны, всегда ходит в грязной форме.

 – Он постоянно в нашем бараке?

 – Сидит, как пень на входе, с телефоном в обнимку.

 Каждое утро охранник будил работниц. Вот и сейчас надрывался, старый чертяка:

 – Ауфштеен! Вставать!

 – Рано ещё.

 – Девушки, поднимайтесь.

 Первой вскочила самая шустрая подружка Катька, она постарше Сашки. Не продрав спросонья глаза,  она как всегда начала припевать:

 И пить будем,

 И гулять будем,

 А смерть придёт,

 Помирать будем… Эх!..

 Девчата потянулись в отдельный барак для умывания и всяких постирушек, туда были подведены медные трубы, вода текла в двадцать кранов. Постиранное бельё развешивали сушиться на колючей проволоке.

 – Так и будем жить, пока война не закончится. – Задумчиво сказала Саша.

 – А у нас есть выбор? – зло ответила Катя.

 … Постепенно Александра притерпелась в лагере, да и подружки тоже. В бараке терпимо, почти не мёрзли. Сами дежурили и отапливали его двумя печками-буржуйками, таскали втихаря с завода куски угольных брикетов. На печурках варили суп-кашу из привезённого с собой из Украины пшена, пока его не истратили.

 – Который месяц уже пошёл… – судачили они долгими вечерами.

 – Ведь деваться-то некуда…

 Сашу с первых дней вместе с другими подругами «запрягли» в лесопильный цех, таскать доски на пилораме.

 – Тяжеленые какие! – вскоре жаловались хрупкие девчушки.

 Одна девчонка хваталась с одного конца, вторая с другого и так они «пёрли» доски одну за другой. Липкие опилки летели в глаза, ноги как нарочно путались в предательской стружке…

 – И так целый день.

 Потом они просто волокли неподъёмные, сырые доски по бетонному полу.

 – Ух, девки, невмоготу вкалывать, – призналась Киркина и прослезилась. – Аж глаза на лоб вылазят!

 – А ты их широко не раскрывай…

 Многие украинки работали в цеху завода, где делали деревянные ручки к гранатам и сами гранаты. Другие грузили, пыжились, ящики с боеприпасами на высокие вагонные площадки.

 – Этими гранатами наших отцов и братьев рвать будут. – Сказала одной из них Санька. – Не стыдно вам их делать?

 – Это наша работа. – Удивилась чернобровая дивчина. – Или ты хочешь, чтобы нас поубивали?

 На день каждой работнице выдавали один батон, безо всяких добавок и опилок, с сахарином. Первый раз в жизни многие попробовали здесь белый хлеб. Некоторые взаправду думали, что немцы их облагодетельствовали.

  – Вас используют как рабов, а вы и рады! – корила особо рьяных Александра.

 Женские и мужские бараки стояли раздельно. Не приведи Господи, чтобы кто-то из хлопцев зашёл в гости к девушкам! За порядком строго следила надзирательница, молодая, крикливая  немка.

 – Ordnung. – Часто повторяла она. – Порядок.

 Она никого не била и не наказывала. Просто требовала повиновения, чистоты в бараке, даже среди младших заморышей.

 – Фрау идёт!

 Детвора, напуганная слухами-страхами, что за кражу немцы отрубают пальцы, а за серьёзные проступки сразу ставят к стенке, боялась совершить что-то плохое. Да и беззащитность свою подростки чувствовали очень остро.

 – Слыхали про крематории, где сжигают людей? – спрашивали друг друга зашуганные подростки.

 – Говорят и живых…

 Мытарства Саньки Шелеховой закончились, когда её и человек пять девчат, перевели чернорабочими в столовую, которая находилась на территории завода. В ней питались в обед гражданские вольнонаемные работяги люксембуржцы и голландцы...

 – Так жить можно. – Успокоилась обрадованная Сашка.

 – Везёт тебе, – с видимой завистью произнесла Катька, которую оставили работать на лесопилке, – а нам продолжать надрываться.

 Александра видели, как военнопленных водят строем на завод и обратно немцы в аккуратной форме с автоматами в руках. На робах пленных, на спине каждого были выведены красной краской крупные буквы «SU» – Советский Союз.

 – Может, где-то здесь работает отец? – задумывалась девушка и загадала: – Вот бы его увидеть.

 Еду для советских военнопленных готовили в этой же столовой. Из бачков наливали в термосы и вывозили работникам. Девчата издали видели их, вроде крепкие, молодые мужчины.

 – Гляньте девчонки, даже симпатичные есть. – Делились наблюдениями молоденькие подружки.

 – Тебе Сашка лишь бы на парней смотреть…

 Русских было где-то 150 человек. Они по рельсам катали туда-сюда вагонетки с дымящимся шлаком, вывозили горы едкой, пыльной извести. Завод работал беспрерывно, дымил из труб днём и ночью.

 – Может среди них есть наши земляки?

 Заведующая столовой была черноволосая «мадам Штарк», так её звали между собой работницы. Они с мужем уже пожилые, он хромоногий, поэтому работал в бухгалтерии. На втором этаже столовой жил разный персонал и эта семья.

 – Эльза приехала. – Сообщили друг другу работницы.

 Дочь заведующей, как обычно  на выходные привезла в коляске хорошенького малыша. К нему подбежали прокопчённые дымом русские девушки, но мадам наигранно нахмурилась:

 – Не целуйте моего внука!

 – Он такой хорошенький.

 – Скоро у вас свои дети будут.

 Правда выходные выпадали редко, работа была очень тяжёлая. Приходилось очищать тонны картофеля, брюквы, свеклы и моркови.

 – Сколько мною уже перемыто окон, дверей, посуды, котлов и плит! – удивлялась погодя Саша. – Сколько перестирано белья и прочего.

 К концу трудового дня кожа на руках трескалась, а за короткую ночь и отдохнуть не успевали по-настоящему. Единственная отдушина случалась, когда её забирала заведующая.

 – Сашель, – подозвала она девчушку. – Иди сюда.

 Она отводила её на квартиру делать уборку. Помыть полы, постирать пастельное бельё. Оставляла одну в своей хорошей квартире. Одним словом, доверяла во всем.

 – Живут же люди! – восхищалась Санька и раскрыла рот.

 Закончив уборку, она разглядывала красивую посуду в старинном, тёмного дерева, буфете. Крутилась, причесывалась перед зеркалами трельяжа…

 – Работающие здесь женщины такие аккуратные, ухоженные, с кудрями. – Прикинула хорошенькая Александра. – Чем я хуже их?

 Она впервые увидела овощную консервацию, автоклав, необычное строение дома: подвал был зацементирован, в нём подведена вода, оборудован слив в канализацию, стояла стиральная машинка.

 – Нужно хорошенько запомнить, – подумала девушка и сказала вслух: – Не вечно же будет идти эта проклятущая война!

 … В воскресенье, раз в месяц, они не работали, и полицай отпускал девчат из лагеря погулять. Они выбирались рядышком в лесок, там носились среди зелени деревьев, ловили друг друга, хохотали и чувствовали себя совсем как дома.

 – Неужели война когда-то кончится?

 Девчата в бараках рукодельничали для себя, им хотелось быть красивыми, на то она и молодость. Вышивали одежду цветными нитками-мулине. Кто-то захватил их из дома, а у кого не было, те дергали нитки из попадавшихся тряпочек. У Сашки была белая праздничная блузка, и она по ней вышила цветы, голубые и красные.

 – На Украине взрослые девчата в таких ходят! – обрадовалась она результату.

 – Какая ты Санька нарядная! – оценили подружки.

 Иногда, надев платьишки получше, нацепив на шейки привезённое из дома монисто или брошечку, они от лагеря по асфальтированной дороге направлялись в город.

 – Хоть посмотрим на красоту.

 – И на мужчин…

 Ходили неприкаянно парами по чужому городу. Конечно, своим видом и разговорами обращали внимание на себя. Немцы, особенно сердобольные женщины, смотрели на них участливо. А молодым украинкам чудно:

 – Как люди здесь чисто живут, нет грязи как у нас...

 – И домики не из самана глиняного, а из камня. – Крутила головой Татьяна. – На улицах цветов полно, никто не горлопанит...

 – А пьяных мужиков и хлопцев с самогоном-горилкой и подавно не видать…

 – Вот диво-дивное!

   Изредка для русских показывали кинофильмы в пустующем кинозале. Там впервые Сашка увидела замечательный фильм «Девушка моей мечты».

 – Вот бы мне так жить! – думала восхищённая девушка.

 На заводе работал пожилой немец, который часто разговаривал с ними, так как знал несколько русских слов. Звали его Альберт. Оказалось, он был участником Первой мировой войны. Попал в 1915 году в плен. Его тогда отправили в Сибирь. Местные жители там хорошо относились к нему. Подкармливали, помогали кое-какими вещами.

 – Я добро помню. – Говорил он щебетуньям. – Ваши люди душевные.

 Он часто давал им по кусочку хлеба, а иногда с риском для себя приглашал к себе домой. Сашка крадучись, загораживая надпись «ОSТ», пробиралась к нему. Добрая жена его всегда радушно встречала гостью. Угощала вкусной едой, хотя и сами они жили не совсем богато.

 – Бедная деточка! – со слезами на глазах смотрела, как девушка жадно ела.

 Однажды утром над лагерем, опутанным рядами колючей проволоки, разнеслось знакомое до боли:

 Кипучая, могучая,

 Никем непобедимая,

 Москва моя, страна моя,

 Ты самая любимая!..

 Девчата оторопели, они не верили ушам своим и шире раскрыли в бараке окна, заполненные соскочившими с двухъярусных нар подружками.

 – Кто это поёт?

 Высунувшись из окна второго этажа общежития лагерного персонала, вихрастый мальчишка с азартом пел звонким голосом. Да так, что было слышно всем!

 – Да это сынишка нашего переводчика Никольского…

 – Ну, щас батька ему врежет!

 Шедшие невдалеке колонной советские военнопленные улыбались, один даже осмелился помахать бесшабашному пацану рукой, что вызвало резкие окрики конвойных:

 – Schnellere! Быстрее.