Текст книги "Расследованием установлено…"

Автор книги: Владимир Уткин

Соавторы: Николай Волынский,Инна Слобожан,Георгий Молотков,Игорь Быховский,Виктор Васильев,Евгений Вистунов,Александр Данилов,Владислав Виноградов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Наш разговор продолжался около двадцати минут и шел, как всегда, по-английски. Я уже приучился к разным трюкам и усиленно делал вид, что рассматриваю цветы, хотя спокойствие мое было показным. Первый вопрос немца был: «Что-нибудь случилось?» Я сказал, что ничего не случилось, но что продолжать контакты с ними боюсь, ибо опасаюсь ареста и репрессий со стороны КГБ. «Пожилой» спросил, нет ли у меня конкретных оснований для таких опасений. Я ответил: пока нет, но мне все равно страшно, и долго я не продержусь. Он стал успокаивать меня, уверять, что делает все для обеспечения безопасности наших контактов, что при соблюдении конспирации они не принесут мне вреда. Не знаю, насколько он был силен профессионально, но здесь давил на меня одной только уверенностью в своих силах. Это действовало усыпляюще.

По инерции я хотел довести до конца свою линию и сказал, что хотел бы прервать наши отношения. Но на «пожилого» это не произвело особого впечатления. Он продолжал меня уверять, что оснований для разрыва нет, мне ничего не грозит и наши отношения будут взаимополезны. Он тут же похвалил меня за то, что на прошлой нашей встрече я отказался остаться за границей. Ведь этим, солидно рассуждал он, я затруднил бы отъезд на Запад моей семьи. А разлука с семьей, сказал немец, действовала бы на меня угнетающе. После этого он спросил, не нужны ли мне деньги. Я ответил, что не истратил еще и тех, что получил от него в Гамбурге и Санта-Крус. Пришлось объяснять, что валюту мне нужно обращать в товары, а крупные приобретения трудно скрыть от сослуживцев. «Пожилой» похвалил мою предусмотрительность.

Затем он сказал, что требуется организовать со мной более длительную встречу, нежели те, что были у нас до того. С этой целью он предложил мне какие-то таблетки, вызывающие внешние симптомы тяжелого заболевания. Приняв такую таблетку, я мог рассчитывать на списание с судна на берег в Копенгагене, а здесь меня поместили бы в больницу, где со мной встретятся разведчики ФРГ для обстоятельных бесед. Я отказался брать такие таблетки, хотя по всему было видно, что они при нем имелись.

Отказался я и от предложенного мне фотоаппарата «Минокс» для фотографирования секретных документов. Сослался на то, что в данный момент у меня нет секретных материалов, из-за которых стоило бы рисковать, работая с миниатюрным фотоаппаратом.

В заключение разговора «пожилой» передал мне лист белой плотной бумаги, свернутый пополам. Он сказал, что там вопросы, на которые надо ответить. Мельком взглянув на лист, я понял, что в нем вопросы автобиографического характера, да и сам документ был озаглавлен по-русски: «Анкета». Я согласился выполнить просьбу немца и положил этот бланк в карман.

Вечером того же дня, оставшись один в своей каюте, я внимательно рассмотрел бланк с переданной мне анкетой. Текст ее был отпечатан на машинке почему-то по-русски. Наверное, нужна была точность в ответах. Указывалось, что ответы почему-то желательно записывать печатными буквами. Именно так я и заполнил бланк анкеты.

– Какие вопросы там были?

– Анкета мало чем отличалась от обычных, наших, которые мне не раз приходилось заполнять до этого. Разве только в ней следовало сообщить не только все места моей службы, но и перечислить в хронологическом порядке все города, в которых жил и работал. Несколько вопросов касались моей семьи, интересовал мой домашний адрес, номер телефона, номер машины. Заполнив анкету, я взял ее с собой во второй день увольнения на берег.

Хотя я и предвидел встречу с немецким разведчиком, на этот раз она была для меня все же неожиданной. Дело в том, что на встречу со мной вышел новый человек. Правда, раньше я его видел, но только мельком, когда вместе с «пожилым» он сопровождал меня от гамбургского порта до универмага «Карштадт». Этот второй разведчик был значительно моложе своего коллеги. Он настиг меня у входа в маленький банк, куда я шел, чтобы обменять выданную нам на судне валюту на датские кроны. Он спросил, выполнил ли я их просьбу. Я сразу понял, что речь идет об анкете, достал ее и отдал. Меня удивило, что, получив мою анкету, «молодой» немец тут же достал откуда-то другой похожий лист и демонстративно сравнил его с заполненным мной бланком. Я заглянул в его бумагу и обратил внимание на запись своей фамилии. Там моя фамилия была написана на немецкий лад. Поблагодарив меня на чистом английском языке, «молодой» распрощался со мной. Я не стал заходить в банк и пошел к своим попутчикам. Неожиданно на другой стороне узкой улочки я увидел «пожилого» разведчика. Он стоял с отсутствующим видом и как будто бы не обратил на меня никакого внимания.

Других встреч с западногерманскими разведчиками ни в этот, ни на другой день перед уходом из Копенгагена у меня не было. Уверяю вас, никакой другой информации, кроме анкеты, я им не передавал.

На следующий допрос Павлов явился, готовый продолжить свои показания о плавании на «Профессоре Зубове». Точнее, о стоянках научно-исследовательского судна, о встречах с представителями западногерманских спецслужб. Павлов готов был начать рассказ о той, которая произошла у него в Рио-де-Жанейро.

Но следователь вернулся к его прежним показаниям о стоянке в Копенгагене, о встречах его с западными немцами в датской столице.

– Давайте уточним ваши вчерашние показания, Юрий Васильевич, – сказал Седов, начиная допрос, – вчера вы подробно рассказывали о встрече с «пожилым» немцем у цветочного лотка. Встреча, как вы говорили, продолжалась около двадцати минут. Скажите, неужели все это время было потрачено разведчиком только лишь для того, чтобы убедить вас в безопасности контактов с ним и передать анкету? Вспомните, о чем еще шел разговор?

– Но, по-моему, я передал его весь, полностью.

– Не было ли речи о следующем свидании? Просто встретились, поговорили и разошлись?

– Нет. Я забыл, он предупредил меня, что очередные встречи со мной состоятся в Рио-де-Жанейро и в Монтевидео…

– Откуда он знал, что вы будете там?

– «Пожилой» осведомился у меня о дальнейшем маршруте «Профессора Зубова», и я сообщил ему, когда и куда наше судно будет заходить на стоянки. Теперь припоминаю – немец спросил у меня тогда, не выполняет ли судно, как он выразился, «разведывательные функции». Я ответил, естественно, отрицательно и в подтверждение своих слов предложил ему передать программу рейса судна. По реакции «пожилого» я заметил, что этот документ большого интереса для него не представлял.

– Ну вот, видите, Юрий Васильевич, кое-что, оказывается, было еще. И другие вопросы были, и не только о программе плавания. О чем еще он спрашивал вас?

– По-моему, в ту встречу «пожилой» задал походя несколько вопросов, касающихся моей работы в Регистре, интересовался возможностью возвращения в это учреждение. Это были технические вопросы, они касались деталей. Так же вскользь он задал мне несколько вопросов, касающихся судостроения.

– Почему же вы, Юрий Васильевич, умолчали о них на последнем допросе?

– Видимо, потому, что не придал им значения. К тому же я заявил «пожилому», что над ответами надо подумать. Как я понял, немец согласился со мной и обещал составить письменный вопросник.

– Вы получили его при следующей встрече в Копенгагене?

– Нет, не получал. Как я уже говорил, при второй встрече у входа в банк я передал разведчику, «молодому» немцу, только заполненную мной анкету. Никакой обратной почты я в тот раз не получал. Могу лишь добавить: вопросы о флоте западногерманский разведчик задавал мне в свободной манере, не сверяясь с какими-либо шпаргалками, не путаясь в терминологии. Это свидетельствовало о том, что передо мной специалист по флоту, человек, владеющий материалом.

Следователя, казалось, удовлетворили объяснения Павлова, больше вопросов о встречах с разведчиками в Копенгагене на этот раз он не задавал.

– Хорошо, – сказал он, – продолжим наше путешествие дальше. Что у нас сегодня? Рио-де-Жанейро? Слушаю вас, Юрий Васильевич.

– Я хорошо помню, что наша стоянка в Рио-де-Жанейро имела место в последних числах ноября – начале декабря 1982 года. «Профессор Зубов» стоял на рейде, а уволенных в город доставляли на берег катерами. Перед тем как сойти на берег, я нашел в своей лаборатории пачку чистых белых конвертов размером со стандартный лист бумаги для машинописи.

Эти конверты отличались тем, что изнутри были синими, а на клапане имели надпись «Пермская ф-ка Гознака», Я хорошо запомнил эти конверты потому, что все свои последующие послания для спецслужб закладывал именно в такие конверты…

На этот раз я вложил в конверт подготовленные мной листы с программой рейса нашего судна, которую я обещал «пожилому» немцу на встрече в Копенгагёне. Конверт с программой я захватил с собой, отправляясь в увольнение на берег.

После прогулки по городу мы возвращались в порт, торопясь к отходу катера. Уже в самом начале Рио-Бранко – улицы, ведущей от морского порта, я увидел «молодого» немца, который в Копенгагене забрал мою анкету. Дальше события развивались следующим образом: вместе с попутчиками я стал пересекать Рио-Бранко, остановившись посередине, на «островке безопасности». Разведчик направился туда же за нами. Я встал позади группы, достал из кармана конверт и завел руку с конвертом за спину. Очень быстро я почувствовал, что конверт у меня из рук взяли, а мне вложили в руку что-то узкое и длинное, напоминающее карандаш. Я быстро убрал этот предмет в карман и продолжил путь со своей группой. Оглянувшись, я увидел, что «молодого» немца уже нет рядом…

В своей каюте, оставшись один, я рассмотрел предмет, полученный при встрече на перекрестке. Это был полый контейнер в виде трубки. Материал, из которого он был изготовлен, напоминал пластмассу, был достаточно прочным и упругим. Концы контейнера были незапаянными, и можно было заметить, что внутри него лежит скрученный лист бумаги. Для того чтобы достать его, мне пришлось обрезать контейнер с обеих сторон ножницами. В нем оказался не один, а целых два листка тонкой белой бумаги с текстом на английском языке. Текст документа был напечатан на машинке. Никаких сопроводительных писем в контейнере я не обнаружил, а на тех двух листках перечислялись разнообразные вопросы.

Этот документ произвел на меня сильное впечатление. Я был расстроен и даже растерян…

– Чем же он так взволновал вас?

– Это были первые вопросы, которые прямо говорили, что мои отношения со службами ФРГ приобретают самый серьезный оборот.

– Разве для вас это было неожиданно?

– Нет. Я, конечно, ожидал вопросов технического порядка. Я даже сам предлагал на встрече в Копенгагене задать мне их письменно. Я полагал, что меня будут спрашивать о таких вещах. Я учитывал, что в письме, отправленном в Олесунне, представил себя специалистом по применению атомной энергии на флоте, обладающим возможностями для сбора информации по такой тематике.

– Так что же вас удивило? Разве не за такими именно сведениями и обратились к вам представители западных спецслужб?

– Но я не думал, что так скоро ко мне поступят вопросы такого глубокого и обширного характера.

– А что же вы решили сделать тогда в Рио-де-Жанейро?

– Под влиянием таких сомнений я отказался поначалу от увольнения в город на следующий день.

– Чтобы избежать контактов с немцами?

– Прежде всего поэтому. Никаких подготовительных действий, поверьте, я к встрече с ними не предпринимал. Ответы на заданные мне вопросы не готовил.

– И встречи с ними в Рио-де-Жанейро не было?

– Нет, встреча была. Хотя я и отказался от увольнения, мне пришлось в тот день все же сойти на берег. Получилось так, что несколько человек из команды попросились на пляж. Капитан попросил меня пойти с ними. Я попробовал сослаться на усталость, но в конце концов отказаться посчитал неудобным. Вечером во главе группы я сошел на берег.

– Взяли ли вы с собой какие-либо материалы для передачи иностранным разведчикам?

– Да, пока собиралась группа, я набросал ответы на вопросы и взял их с собой.

– Как же совместить это с тем, что вы говорили о своем желании порвать контакты с западногерманскими разведчиками?

– Уходя на берег, я понимал, что раз так вышло, то встречи с ними в городе мне не избежать. Должен сказать, что тогда твердого решения я еще не принял и не знал, что будет правильнее: совсем прекратить эти контакты или дождаться конца рейса. Я их боялся…

– При каких обстоятельствах вы передали представителям иностранной спецслужбы свои письменные ответы?

– До берега нас доставил катер, а к пляжу «Фламинго» вся группа отправилась пешком по улице Рио-Бранко. Обычно этот путь занимает около получаса. По дороге нам встретилась аптека, куда я решил зайти купить новую бритву. На сей раз повода для отрыва от группы я не выдумывал – бритва мне действительно была нужна. Когда я вышел из аптеки, то своих не обнаружил, а вместо попутчиков увидел у газетного киоска рядом с аптекой «пожилого» немца. Он стоял один и спокойно смотрел в мою сторону. Деваться мне было некуда, я подошел к нему, и он сообщил, что мои товарищи ушли вперед и, вероятно, ждут меня на ближайшем перекрестке. Я, не мешкая, передал «пожилому» конверт с ответами на вопросы.

– Вы ничего не сказали о своем отношении к той новой информации, которую от вас желали теперь получать?

– Нет. Никаких словесных комментариев я при этом не делал. И о своих настроениях и колебаниях не говорил. Понял, что мои страхи в расчет не берутся. Просто передал конверт.

– Но о чем-то был разговор во время этой встречи?

– Как мне помнится, «пожилой» снова завел речь о мерах предосторожности, которые нужно предусмотреть для успешного осуществления наших контактов в будущем. На этот раз он сказал, что я должен подумать об удобных для меня «знаках тревоги». Я вначале его не понял, решив, что мне предлагают завести систему обозначения вроде горшка с цветами, появление которого в окошке означало «все спокойно» или, наоборот, – «опасно». Знаете, как в кино… Далее я все же понял, что речь идет о другом. «Пожилой» объяснил, что я могу попасть под контроль советской контрразведки и в связи с этим должен буду подать сигнал тревоги своим партнерам. Таким сигналом в письменном сообщении может быть, например, написание печатной буквы в начале текста, исполненного скорописью. Он советовал мне самому решить, какие именно обозначения были бы приемлемыми для меня. Больше ни о чем мы Не говорили, никаких новых письменных вопросников, устных заданий я от «пожилого» немца в тот раз не получал. И больше ни с ним, ни с «молодым» немцем во время стоянки судна в Рио-де-Жанейро не встречался.

– Вы все время называете западногерманских разведчиков «пожилой» и «молодой» немцы. Вам не знакомы их имена?

– Нет. С «молодым» немцем я обычно встречался на ходу, имя его не знаю. «Пожилой» немец, несмотря на то что мы с ним общались неоднократно и даже как-то привыкли друг к другу, тоже никогда не называл своего имени. А я не спрашивал.

– Как они обращались к вам? Ведь фамилия, имя, отчество ваши им были известны.

– Не знаю почему, но и «пожилой» немец избегал обращаться ко мне по имени. Обычным было просто «мой друг»…

8

В середине февраля, в разгар южноамериканского лета, «Профессор Зубов» вернулся в Монтевидео, где простоял трое суток. В первое же утро прямо к пирсу, где пришвартовалось судно, подъехало несколько автомашин, присланных владельцами магазинов. Выезжая на одной из них из ворот порта, Павлов увидел у самого тротуара знакомые фигуры «пожилого» и «молодого» немцев. Поравнявшись с ними, он слегка взмахнул рукой, высунутой из окна машины. Оба смотрели в сторону машины, но никак не ответили на этот жест, словно не заметили поданного им сигнала. Машина подвезла Павлова вместе с его попутчиками к меховому магазину, где моряков радостно приветствовал хозяин – облезлый старик небольшого роста, которого продавцы почему-то называли «месье Попов». После магазина группа некоторое время бродила по городу, а к обеду направилась в сторону порта. Путь лежал через площадь Индепендентс. Здесь, неподалеку от памятника национальному герою Уругвая Артигасу, Павлову на глаза попался «молодой» немец, сидевший на лавочке. Одет он был по сезону: в яркой спортивной майке, легких брюках, кроссовках.

Когда через некоторое время Павлов оглянулся, он увидел, что «молодой» пристроился вслед за группой, но близко не подходил, держался метрах в тридцати. Была середина летнего дня, и на душных улицах города людей оставалось немного. «Молодому» немцу не стоило большого труда не терять группу из виду. Чуть ли не на каждом шагу попадались магазины, торгующие изделиями из меха и кожи. В один из таких магазинов, «Каса Мария», предложили зайти попутчики Павлова, он отказался, сказав, что подождет их на улице. Оглядевшись по сторонам, Павлов увидел спешащего навстречу «молодого» немца и направился к нему. Оба свернули под арку соседнего с магазином здания и оказались в длинном, заброшенном дворе, окруженном обшарпанными стенами. Встреча была краткой, длилась не более пяти минут. Немец неожиданно для Павлова заговорил по-русски, выговаривая слова с небольшим акцентом, какой бывает у жителей Прибалтики.

Едва начав разговор, немец передал Павлову конверт, который тот, не рассматривая, свернул пополам и сунул в карман. Затем, очень четко стараясь произносить русские слова, как будто впечатывая их в сознание Павлова, разведчик сказал:

– Завтра в одиннадцать часов вы обязательно должны подойти к отелю «Президент», что на улице 18 Июля. Это в двух кварталах от площади Индепендентс. Зайдя в отель, поднимитесь на второй этаж по лестнице, которую вы увидите на правой стороне. На втором этаже вас будут ждать.

Расставшись с «молодым», Павлов вернулся к магазину, откуда вскоре вышли его попутчики. Обедали все на судне, и перед новым походом в город, закрывшись в своей каюте, Павлов вскрыл почтовый конверт, переданный немцем. В нем обнаружились две денежные купюры, одна достоинством в 100 долларов США, другая – 1000 испанских песет. Кроме валюты в конверте были вложены шесть листов тонкой, почти прозрачной бумаги с текстом на русском языке. До этого представители спецслужбы общались с ним исключительно по-английски.

Нумерации листки не имели, но текст в них излагался в определенной последовательности. Прежде всего сообщалось, что отныне с Павловым будут работать американцы. Как уверяли авторы инструкции, такая перемена будет во всех отношениях выгодна именно Павлову. Далее говорилось, что совершенно необходима длительная беседа, и она состоится в отеле «Президент». С сожалением отмечалось, что до сих пор обстановка не позволяла провести такую беседу. Особое внимание в инструкции уделялось тому, что в отель «Президент» Павлов должен идти только при наличии полной безопасности, то есть при условии, что его действия не будут подозрительными для сослуживцев.

В инструкции Павлов уведомлялся, что ему отныне присваивается псевдоним «Рольф Даниэл», которым теперь надлежало пользоваться. Давался подставной адрес для связи на территории США, сообщался и телефон в Америке, по которому можно связаться с представителями американской разведки. Инструкция гласила, что в дальнейшем Павлов должен исполнять все указания человека, который представится как «Павел Дуклов». Такая связь может быть как личной, так и почтовой.

Павлова несколько озадачило, что раньше при беседах с западногерманскими разведчиками речи об американцах не было. Такая «переадресовка» была для него неожиданностью, хотя и мало что меняла в сложившейся ситуации.

В тексте инструкции разъяснялось, что она отпечатана на бумаге, легко растворяющейся в воде. После ознакомления рекомендовалось эти листки уничтожить.

Павлов еще раз пробежал глазами, набранные убористым шрифтом документы, положил листки на дно раковины и пустил воду. Бумага на глазах стала расползаться на куски и в несколько секунд растворилась…

На второй день стоянки в Монтевидео Павлов вместе с другими членами экипажа снова отправился в город. Они шли по центральным улицам, наталкиваясь на те места, где уже побывали вчера. Павлов предложил попутчикам зайти в отель «Президент», где, как ой слышал, есть интересный филателистический киоск. Все знали о пристрастии Юрия Васильевича к почтовым маркам, ведь не было такого филателистического магазина или даже маленькой лавочки в портовых городах, куда заходило судно, в которые не заглянул бы Павлов в поисках экспонатов для своей коллекции. Он был единственным коллекционером в группе, но так уж было принято – идти навстречу желаниям и планам попутчиков. Поэтому все дружно отправились искать отель «Президент».

Сверяясь с картой, пересекали одну улочку, другую.

Отеля все не было видно. После кружений по центру Монтевидео оказались наконец около этой гостиницы. Тут только Павлов понял, что бывал здесь и раньше, когда гулял по городу, но не обращал внимания на ничем не примечательное здание… Едва завидев вывеску «Президента», он стал оборачиваться, разглядывая прохожих и отыскивая среди них знакомые лица западногерманских разведчиков.

На одной из малолюдных боковых улиц Павлов увидел вдруг идущего чуть впереди «пожилого» немца, рядом с которым вышагивал человек небольшого роста. Они шли не спеша. «Пожилой» был одет легко, по-летнему, а его спутник выделялся своим не по сезону основательным костюмом-тройкой густого синего цвета. Этот человек был на полголовы ниже «пожилого» немца. Своей осанкой и походкой он напоминал больного радикулитом: при ходьбе он поворачивался, как-то всем телом, неуклюже ставил ноги.

Павлов рассчитывал на то, что попутчики отстанут от него где-нибудь по дороге к отелю, благо что путь неблизкий, марки никому, кроме него, не нужны. Но все складывалось не в его пользу: группа дружно шагала за товарищем-филателистом. У Павлова еще оставалась надежда на то, что попутчики останутся ждать его на улице. Но то ли всем хотелось скрыться в прохладе гостиничного холла от предполуденного зноя, то ли по другой, неизвестной Павлову причине, все решили проводить его прямо до киоска с марками. Ничего не оставалось делать, как войти через стеклянную дверь в помещение отеля и спросить у портье, есть ли здесь филателистический киоск. Портье покачал головой отрицательно, и Павлов понял, что подняться на второй этаж у него предлога нет.

Он еще раз окинул взглядом стойку портье, увидел ту самую лестницу с правой стороны, о которой говорил накануне «молодой» немец, и понуро поплелся к выходу. Вот тут обстановка неожиданно изменилась. Такие внимательные к его интересам попутчики, ни на шаг не отстававшие от него всю дорогу до отеля, неожиданно оставили Павлова одного. Увидели сувенирную лавку и направились к ней.

Почти сразу, после того как он остался один, Павлов столкнулся с «пожилым», который повел его за собой. Свернув за угол отеля, подошли к человеку в синем костюме. На вид тому было лет 40–45. В его лице выделялись широкий лоб с большими залысинами и пронзительные серые глаза. Их взгляд был острым и одновременно располагающим.

Разговор начал немец и на дурном английском языке представил своего спутника, назвав его «коллегой из Соединенных Штатов». После этих слов американец назвал свое имя, которое прозвучало как «Павел».

Скрученный радикулитом, «Павел» произнес традиционные слова, сопровождающие процедуру знакомства, и добавил, что для свидания с Павловым он специально прилетел из Соединенных Штатов. Говорил он быстро, уверенно, в отличие от «пожилого» немца, подчас с трудом подбиравшего английские слова. Павлов то и дело косился в ту сторону, откуда могли появиться его попутчики, и даже специально напомнил американцу, что у него очень мало времени, так как в любой момент могут появиться его коллеги по экипажу. «Пожилой» немец, все еще чувствовавший себя хозяином встречи, успокоил Павлова, заверив, что ненужные очевидцы не успеют быстро и незаметно подойти. При этих словах он кивнул головой. Оглянувшись, Павлов понял, что их охраняют. Поблизости стояли два здоровенных парня в цветастых рубашках навыпуск, из-под коротких рукавов которых впечатляюще выступали бугры мощных бицепсов. Рядом с такими Павлову стало страшновато стоять, хотя по логике вещей они должны были беречь именно его покой.

Один из них стоял в двух-трех метрах от Павлова посредине тротуара, второй – у металлического барьера, разделявшего проезжую и пешеходную части. Видимо, эти двое контролировали выход из сувенирной лавки, где находились моряки с «Профессора Зубова». Один из этой пары своей внешностью напоминал мексиканца – смуглый, черноглазый, темноволосый…

После короткой паузы «пожилой» немец передал Павлову конверт, пояснив, что там есть вопросы для него. Тут же «пожилой» спросил, нужны ли ему деньги.

Встреча у отеля «Президент» получилась короткой, Павлов явно ждал от нее большего. Передача его американцам произошла буквально на ходу, без сантиментов и церемоний. Обменявшись какими-то прощальными словами, все разошлись.

Уже на судне Павлов ознакомился с содержимым конверта, полученного на встрече у отеля «Президент». Конверт был зеленоватого цвета, обычного почтового формата, без маркировки и подписей. В нем оказались два листка бумаги с плотно отпечатанным текстом, банкнота в 5 долларов и еще один конверт – меньшего, чем основной, размера. Во втором конверте была пачка банкнот. Павлов быстро пересчитал их. Там оказалось 900 долларов. Валюта почему-то была не новой, купюры были потертые.

Печатный текст на листках снова оказался подробным, обстоятельным вопросником. Все вопросы в прямой форме касались достижений советской судостроительной промышленности.

9

Завершая один из очередных допросов, майор Седов предложил Павлову:

– Давайте все-таки вернемся к вашим встречам в Монтевидео..

– Я о них рассказал. Их было только две, в первый и второй день стоянки судна в Монтевидео.

– Сколько же дней находилось в Монтевидео судно «Профессор Зубов»?

– Два дня…

– Давайте уточним, Юрий Васильевич, – сказал следователь. – Вы доверяете записям в вахтенном журнале?

– Конечно.

– Тогда заглянем в него. Если верить пометкам вахтенного помощника капитану, вы стояли в Монтевидео трое суток…

– Да, пожалуй, так и было, теперь я вспомнил. После двух подряд увольнений на берег я не собирался больше покидать судно, но меня попросили пойти в город с группой, которая захотела побывать на пляже Карраско. Там мы провели весь день. И никаких встреч я ни с кем в тот день не имел…

– Еще вопрос. При знакомстве с американским разведчиком у отеля «Президент» вам было назначено место и время новой встречи?

– При самой встрече нет. Но в письме, переданном мне тогда же, было сказано, что ответы на поставленные вопросы от меня ждут в Порт-Луи…

– Хотите что-нибудь добавить к сказанному?

– Нет.

– Тогда подпишите протокол…

После ухода Павлова следователь разложил на столе множество цветных и черно-белых фотографий. Отдельно развернул нарядные туристские карты-схемы приморских городов разных стран, в которых побывал Павлов. Мысленное путешествие по маршрутам экипажей научно-исследовательских судов «Профессор Визе» и «Профессор Зубов» продолжалось.

Путь Павлова по улицам и проспектам далеких стран теперь можно было представить не только по рассказам его самого и свидетелей – его коллег по экспедициям. Оказалось, что моряки, как завзятые туристы, были людьми любознательными, склонными дотошно собирать полученные за тридевять земель впечатления. Они исправно запасались во всех портах разнообразными картами-путеводителями, рекламными буклетами и открытками с видами достопримечательностей и типичных уголков того или иного города. Моряки фотографировались на улицах, площадях, у дворцов и памятников, в компании местных жителей и рядом с рыночными торговцами. Они снимали на цветную пленку любительские кинофильмы и даже вели дневники путешествий.

Вся эта масса информации, иллюстративного материала прошла через руки следователей. Не выходя из собственного кабинета в здании на берегу Невы, чекисты, занимавшиеся делом Павлова, побывали в Южной Америке и Скандинавии, увидели характерные городские сценки столицы Дании и автобусную остановку на площади Святого Креста в центре города Санта-Крус-де-Тенерифе на Канарских островах.

Показания Павлова, рассказы его попутчиков, ставших очевидцами его встреч с иностранными разведчиками, наполнялись и подкреплялись деталями окружавшей их подлинной обстановки. Оказалось, что сослуживцы Павлова зафиксировали на фотопленке уличный перекресток с цветочным киоском в Копенгагене, где состоялась одна из встреч с «пожилым» немцем. На фотографиях можно было увидеть неприметную на первый взгляд вывеску отеля «Президент» в Монтевидео, где американской разведкой планировалось провести обстоятельный разговор со своим агентом Рольфом Даниэлом.

Попадал в кадр фотоаппарата и Павлов. Вот он стоит у католического храма в Санта-Крус, на другой фотографии шагает по широкой Рио-Бранко в Рио-де-Жанейро. На одном из снимков выходит из ворот гамбургского порта. Не найти только изображений его партнеров по шпионскому ремеслу – иностранных разведчиков. Что ж, они ведь профессионалы, им «светиться» нельзя, своих визитных карточек и фотопортретов с дарственной надписью: «Дорогому другу» они не оставляют.

И все-таки в материалах дела можно увидеть эти лица. Впечатляющая галерея портретов «тихих американцев» и их преданных западноевропейских союзников сложилась из составленных при помощи криминалистической техники композиционных изображений. Теперь нам доподлинно известно, кто бегает за советскими моряками по улицам портовых городов в надежде на «полезные контакты», кто сулит им «выгодные условия», обещает «полную безопасность», выпытывает информацию и берет потом за душу мертвой хваткой.

10

Над дверью кабинета следователя горит яркое табло: «Не входить». И никто не посмеет постучать или открыть незапертую дверь кабинета. «Не входить». – значит, следователь не один. Идет допрос. Более полугода шло следствие по делу Павлова, десятки раз вспыхивало и гасло табло после того, как в кабинете майора Седова впервые появился Павлов. Светится табло, идет допрос. Павлов дает показания. Заканчивается его рассказ о плавании по морям и океанам, о стоянках в зарубежных портах, о встречах с разведчиками из спецслужб ФРГ и США. В протоколах допросов ни слова об экзотике и красоте далеких стран. Только факты, только названия – Гамбург, Рио-де-Жанейро, Канарские острова, Монтевидео, Маврикий. География подчинена неумолимой логике событий: где, в каком городе, в каком конкретном месте происходила очередная встреча с представителями иностранных разведок. Что передано, что получено. Но в папке следователя накапливаются и другие протоколы, множество разнообразных документов, которые подтверждают или опровергают показания обвиняемого.