Текст книги "Расследованием установлено…"
Автор книги: Владимир Уткин
Соавторы: Николай Волынский,Инна Слобожан,Георгий Молотков,Игорь Быховский,Виктор Васильев,Евгений Вистунов,Александр Данилов,Владислав Виноградов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
1943–1944 гг.
Что делает обыкновенный, или, как мы сейчас говорим, нормальный, человек, когда на его город, село – на его дом наступает враг? Конечно, скажем мы, такой человек готовится оказать непрошеному гостю достойный прием, то есть готовится к борьбе.
А как назвать того, кто, надев праздничный наряд, с радостью устремляется… навстречу врагу, мечтая поскорее оказаться на оккупированной территории? Имя ему известно давно, да только вот заметить его нелегко. Но тем не менее замечают. Находят.
Впрочем, расскажем все по порядку.
Давно, когда еще не была снята блокада Ленинграда, в сентябре сорок третьего года органами государственной безопасности был задержан некто Пигулевский. Итак…
16 сентября 1943 года
Он явно волнуется, сидя перед следователем, и не скрывает этого: сцепляет пальцы в замок и до побеления стискивает их. Николай Пигулевский молод, ему двадцать шесть лет, он военный инженер III ранга.
– Расскажите, в каких частях вы воевали и где? – начинает допрос следователь. Говорит он спокойно, деловито, уверенно.
– Наша часть прибыла в Ленинград в сентябре сорок первого и приступила к строительству укреплений в южной части города. В марте сорок второго я был направлен в пятьдесят четвертую армию Волховского фронта, на должность полкового инженера. Здесь и прослужил до моего пленения, то есть до двадцать четвертого апреля сорок второго.
– Каким образом вы попали в плен?
– Наша стрелковая часть в районе Любани попала в окружение, у деревни Малиновки я был ранен и контужен от разорвавшейся бомбы, потерял сознание. Придя в себя, увидел, что нахожусь в сарае, где было еще человек восемьдесят из числа пленных командиров. Через два дня нас всех отправили в лагерь в Любань, где я пробыл двое суток, а затем был направлен в лагерь на станцию Сиверская…
…Вот так горько начала складываться военная судьба Николая Пигулевского: плен, один лагерь, другой. И дальше картина обычная: допросы, избиения, угрозы смерти и инсценировка расстрела. Привели его как-то к яме в парке, где лежали трупы убитых, велели встать на колени, склонить голову, и сразу над ней просвистели пули. Опять подняли, отвели обратно, бросили в подвал и оставили там на три дня…
По-разному ведут себя люди, попадая в такие ситуации, разные дороги выбирают. Вспомним – разве Ане Костиной было легче? Или Михаилу Ассельборну? Да мало ли таких примеров, не счесть!..
Пигулевский избрал другой путь – путь предательства. С апреля сорок второго до сентября сорок третьего он усердно работал на врага. Судьба не раз давала ему возможность остановиться, сойти с этого пути. Но он продолжал работать. Работать старательно, пока не был пойман как вражеский лазутчик.
– Что представляет собой школа, где вас учили? Какие категории разведчиков в ней готовили? – Следователь задает вопросы строго и четко, логично выстраивая цепочку преступной деятельности шпиона.
– Школа находилась в Гатчине. Кому подчинялась, не знаю, но думаю, что органам разведки, так как возглавлял ее штурмбанфюрер СД Краус. В школе обучалось около сорока человек, все с высшим образованием, большинство – жители Ленинграда. Нам объявили, что нас будут готовить для работы в Ленинграде, в различных учреждениях – после захвата его немцами…
Что и говорить – готовились оккупанты основательно, деловито. Вражеская армия стремилась захватить Ленинград, а в Гатчине формировались специальные органы управления городом. В школе растили будущих администраторов, которые тщательно изучали экономику города, расположение важнейших объектов, связь между ними и прочее.
– Кого можете назвать из агентов школы? Клички, приметы…
Он назвал всех.
– Рутченко Николай Николаевич, тридцать пять лет. Окончил истфак ЛГУ, работал в Ленинграде до сорок первого. Знает немецкий и английский. В Гатчине в СД работал переводчиком. В школе преподавал историю Ленинграда и области. Приметы… Смирнов Виктор, приметы… Бене, приметы… Черный, приметы… Полозов, приметы…
Так поступили к чекистам сведения о гатчинской школе и ее агентах. К этому времени давным-давно провалился план захватить Ленинград штурмом. Более того, была уже прорвана его блокада. Следовательно, гатчинские «администраторы» остались не у дел. Чем же занялись они? В кого «переквалифицировались»? Пигулевский этого мог и не знать. А именно это теперь надо было выяснить как можно скорее.
То обстоятельство, что агенты школы – бывшие ленинградцы, подсказало пути поиска. И вскоре на каждого названного Пигулевским агента уже имелись анкетные сведения, словесный, а иногда и фотопортрет. Поиски заняли более трех недель. И вот…
12 октября 1943 года
Исполняющий обязанности директора фабрики «Грим» Всесоюзного театрального общества Адольф Григорьевич Перельцвайг никак не мог понять, зачем он понадобился сотрудникам НКВД, да еще так срочно. Но еще больше удивился, увидев в управлении своего главного бухгалтера, пятидесятилетнего Израиля Иосифовича Юдей. Но и тот пребывал в полном недоумении. До войны их фабрика выпускала гримерные краски для театра, продавала их в магазинчике на Владимирском, неподалеку от Невского. Трудно вообразить более мирную продукцию, чем краски для грима, а вот, пожалуйста, приглашают на Литейный.
Вскоре все прояснилось. Обоих попросили рассказать об одном их сотруднике – директоре того самого магазинчика на Владимирском, Александре Бене.
Адольф Григорьевич охотно рассказал, что знал Бене с тридцать шестого года, когда тот стал директором магазина, и примерно до тридцать восьмого. Отношения носили чисто служебный характер, так как продукция фабрики «Грим» проходила через магазин.
– Где находится Бене в настоящее время, сказать не могу, но в нашей системе многие убеждены, что он остался у немцев…
– Ну а почему в «вашей системе» решили, что он остался у немцев? – Следователь чуть-чуть улыбнулся, но, взволнованный важностью момента, директор фабрики «Грим» этого не заметил.
– В нашей системе рассказывают, что Бене выехал в Гатчину к своей семье незадолго до занятия ее немцами и больше оттуда не возвращался. Но цимес не в этом…
– Что-что? Ну и терминология у вас, однако…
– Я же объясняю, цимес в том, что Бене был в разводе с женой и проживал отдельно, при магазине, почему мы это и знаем. А тут вдруг перед занятием фашистами Гатчины говорит: «Поеду к жене в Гатчину». Понятно? Это есть предлог. Опять же его политическое лицо…
– А чем вы можете подтвердить политическую неблагонадежность Бене?
– Да он сам мне говорил, что он – полковник царской армии. А в годы нэпа имел собственный магазин на углу Невского и Садовой и все хвастался: «У меня в магазине все есть, не то что в государственных». И вообще, он же открыто высказывался против Советской власти. Просто антисоветская личность. Не внушает доверия – и все!
То, что знал директор фабрики «Грим», знал и ее бухгалтер. Но к этому добавил, что последний раз видел Бене не то в августе, не то в сентябре сорок первого, возле магазина. Он был в белой рубашке и весь какой-то праздничный, веселый, будто на какие торжества собрался. Сказал: «Больше я не работаю, иду служить в армию».
– Я еще удивился: как это «служить», ведь ему уже шестьдесят, если не больше.
– А когда точно вы встретились? Была ли уже занята Гатчина, не помните?
– Не помню, вернее, не знаю, я тогда только вернулся с оборонных работ…
Итак, назван один из опаснейших агентов врага – Александр Бене. Теперь предстоит собирать доказательства его преступной деятельности. Кое-что уже есть, клубок постепенно начинает распутываться. Дополнительные сведения дает новый допрос Пигулевского…
16 ноября 1943 года
– Пигулевский, что вы делали после того, как роль администратора провалилась?
Вот тут бы и остановиться ему, прекратить изменническую деятельность, попытаться отойти в сторону. Но нет:
– Я дал согласие вести шпионскую работу против Советского Союза. В конце ноября, после окончания школы, я получил у Рутченко задание отвезти в Вильно, Бобруйск и Минск письма. Задание выполнил. После этого старший лейтенант Боссе направил меня снова в Минск, в распоряжение минского отдела немецкой контрразведки. Там, в марте сорок третьего, я получил задание организовать лжепартизанский отряд. Задание выполнил…
– Выражайтесь точнее: отряд провокаторов, который бы выявлял патриотически настроенных лиц, – сужает глаза следователь, но прорваться эмоциям не дает. Голос его звучит по-прежнему сухо и официально.
Молчание. Сказать предателю нечего.
– Кто занимался созданием таких отрядов в Гатчине?
– Мне известно только мое задание.
– С какими письмами посылал вас Рутченко?
– Содержания их я не знаю. Но думаю, что это по линии НТСНП.
– Поясните, что это такое.
– Национальный трудовой союз нового поколения. Есть такая организация, объединяющая бывших подданных России, выходцев из дворянско-помещичьей среды. Ставит целью установление буржуазно-демократического строя в нашей стране. Выпускает листовки, призывающие свергнуть Советскую власть…
«Вот, значит, какой еще цветок распустился в Гатчине! Но о нем – чуть позже. Сейчас главное – Бене», – решает следователь, вслух же произносит:
– Укажите приметы Бене.
– Шестидесяти трех лет, роста среднего, телосложения плотного, плечи опущены, волосы русые, редкие, лоб высокий, выступающий, лицо овальное, нос длинный, брови дугообразные, губы тонкие… При чтении надевает очки.
Проходит еще месяц напряженной поисковой работы. Собраны многочисленные улики, найдены даже фотографии преступника. И вот последние уточняющие детали следователь получает…
29 декабря 1943 года
– Пигулевский, вам предъявляются четыре фотографии. Кого вы из них узнаете?
– Номер первый – это преподаватель школы Глазунов, номер второй – это Бене, имя-отчество не помню, камер три – Рутченко, номер четыре – Смирнов Виктор.
– Расскажите, что вам известно об этих людях.
– Знаю о Бене с его слов, что он служил в царской армии, участвовал в войне с Японией и в империалистической. Приехал к дочери в Гатчину, где и остался до прихода немецких войск. В школе сначала был преподавателем физкультуры, но фактически не работал, однако зарплату получал. Посещал школу в качестве вольного слушателя. В разговорах восхвалял царский строй и порядки, установленные оккупантами. Неоднократно подчеркивал и вообще любил повторять, что его дедушка происходит из прибалтийских немцев…
Так потянулась ниточка поисков от Пигулевского к Бене и прочим «слушателям» школы. А между тем пробил час окончательного снятия блокады Ленинграда. Ожесточенные бои за город начались…
24 января 1944 года
Один за другим освобождались населенные пункты Ленинградской области. Подошла очередь и многострадальной Гатчины. Наши войска вышли на подступы к городу. Хроника военных лет свидетельствует: жестокий бой разгорелся за деревню Педлино. Пулеметным огнем, хлестнувшим из пролома одного из домов, гитлеровцам удалось остановить наступление. Наши бойцы несли большие потери. И тогда комсорг роты Андрей Сахнов закрыл пролом в стене собственным телом. Рота, как один, рванулась вперед. Деревня была взята. Она находилась в восьми километрах от Гатчины…
Вот как далеко еще были наши войска в тот момент, когда в дверь дома № 34 по улице Солодухина в Гатчине раздался торопливый и уверенный стук. Ответа не было. Стук повторился, теперь уже требовательно. Наконец из глубины донеслось:
– Wer ist da? Herr Leutnant? [1]1
– Кто здесь? Господин лейтенант? (Нем.)
[Закрыть]
– Geheim Polizai… [2]2
– Тайная полиция… (Нем.)
[Закрыть]
Прямо над головой пролетел самолет, рев его моторов обрушился на город. И в ту же минуту где-то совсем рядом громыхнуло.
– Schneller! [3]3
– Быстрее! (Нем.)
[Закрыть]
Дверь распахнулась. Плотный, кряжистый человек, кланяясь, отступил внутрь.
– Kommen Sie auf! Bitte sehr! [4]4
– Входите! Прошу вас! (Нем.)
[Закрыть]– суетливо приговаривал он, стараясь поскорее закрыть дверь.
Но вместо одного в дом ввалились трое в штатском. У хозяина брови полезли на лоб:
– Warum… [5]5
– Почему… (Нем.)
[Закрыть], – начал было он, но один из пришедших, высокий черноволосый немец оборвал его:
– Darum! [6]6
– Потому! (Нем.)
[Закрыть]– и плотно прикрыл за собой дверь. Двое других обступили хозяина с боков.
– Was wollen sie? Ich frage: was wollen sie? [7]7
– Что вы хотите? Я спрашиваю: что вы хотите? (Нем.)
[Закрыть]
«Гость» пристально оглядывал хозяина, словно примериваясь к чему-то. «Рост средний, телосложение плотное, плечи опущены, волосы русые, редкие, лоб высокий, лицо овальное, брови дугообразные, нос длинный, губы тонкие, уши большие…»
– Гражданин Бене? – неожиданно заговорил он по-русски чистым высоким и таким торжественно-строгим тоном, что от дурного предчувствия у хозяина задрожали руки.
– Бене… – с тупым удивлением повторил он.
– Александр Адольфович?
– А… Альфредович… С кем имею честь?
Но гость молча разглядывал хозяина, потом еще более строго объявил:
– Именем Союза Советских Социалистических Республик…
Хозяин опустил взгляд и как бы перестал слышать. Но почувствовал, как двое, стоявшие рядом, крепко взяли его под руки…
Протокол задержания
24 января 1944 г. в Гатчине поисково-разведывательной группой войск НКВД произведено задержание Бене Александра Альфредовича.
Анкета и предварительный допрос прилагаются.
Старший оперуполномоченный капитан госбезопасности Дворкинд
Напомним: было двадцать четвертое января, и советские части находились еще на расстоянии восьми-десяти километров от Гатчины. Лишь утром двадцать пятого началась мощная атака наших частей, пробивавшихся к Гатчине с запада и востока. На окраинах города завязались кровопролитные бои. Противник пытался подтянуть на помощь резервы. В бой вступила авиация. Низкая облачность и снегопад не помешали нашим штурмовикам разгромить танковую колонну и автоколонну врага, начисто уничтожив резервы, рвавшиеся на подкрепление в Гатчину.
Бой за город продолжался всю ночь. Наконец к десяти часам утра 26 января 1944 года 120-я и 224-я стрелковые дивизии полностью освободили город от оккупантов.
Со слезами встречали наших бойцов немногие из уцелевших жителей Гатчины. И совершенно незамеченной среди них осталась поисково-разведывательная группа госбезопасности, еще за сутки до освобождения Гатчины пришедшая сюда, в самое логово врага, чтобы выиграть этот свой невидимый бой на невидимом фронте.
29 января 1944 года
– Я еще раз спрашиваю вас, гражданин Бене, когда и почему вы решили бежать из Ленинграда навстречу врагу?
Следователь хоть и начинал уже терять терпение, но не подавал виду. Бене же изображал святую невинность. Что ж, это его первый допрос, вот и прикидывается… Не знает только, что следствию уже многое известно. Да и все эти разведшколы, карательные батальоны, несостоявшиеся администраторы и их прихвостни уже два дня как отброшены далеко от Ленинграда, а скоро будут вообще выметены с нашей земли. Но подготовленные ими агенты могли остаться и продолжать шпионскую деятельность. Вот их-то и надо как можно скорее обезвредить, пока они не успели «перекраситься» и раствориться среди честных людей. Имена, имена, имена – вот что нужно сейчас. Прямо сейчас. А Бене разыгрывает удивление.
– Я не бежал навстречу врагу, как вы изволили выразиться… Я поехал к дочери, которая вообще-то проживает в Гатчине, но в тот момент была в деревне Кузьмино под Пушкином, – неторопливо повествует Бене. – Она прислала ко мне человека и просила приехать – помочь ей перебраться в Гатчину, Вот я и пошел к ее мужу, и вдвоем мы стали собираться к дочери. Вот и все.
– Когда это было?
– Восемнадцатого сентября.
– И вам было неизвестно, что враг уже находится в Пушкине, что Гатчина захвачена им еще тринадцатого сентября? – В голосе следователя отчетливо сквозила ирония.
– Нет, мы ничего не знали, – истово клялся Бене.
– И, пробираясь к линии фронта, проходя через наши части, пересекая линию фронта, вы ни о чем не догадывались? Кого вы дурачите, Бене? – Следователь чуть возвысил голос, но вызвал у Бене лишь полное изумление. – Когда и при каких обстоятельствах вы в первый раз увидели немцев?
– Мы пришли в деревню, а она, оказывается, была уже занята ими… Я выглянул в окошко и увидел немецкого солдата…
– И что же? Пытались вы уйти обратно?
– Да-да, конечно! Пытались! Я подошел к этому солдату и спросил, можно ли мне уйти обратно в Ленинград, но он велел убираться в дом.
«Вот какая «святая» простота: попросил разрешения уйти обратно!»
Где-то внутри уже закипало раздражение, но следователь подавил его, задав следующий вопрос:
– Где вы проживали на оккупированной территории?
– Девятнадцатого сентября немцы приказали всем жителям уйти в тыл. Дочь, зять и я поехали в Гатчину.
– Значит, вы утверждаете, что восемнадцатого сентября получили известие о дочери и в один день сообщили об этом зятю, собрались и успели добраться в деревню? И это вы не считаете бегством навстречу врагу? А я бы сказал, что вы просто бросились ему навстречу. Еще вопрос: участвовали ли вы в гражданской войне?
– Нет-нет, только в первой мировой, в чине полковника.
– Вы лжете! Вы служили в армии Деникина. Дайте правдивые показания.
– Да… я скрыл этот факт, – жмется Бене. – В девятнадцатом году, когда белые заняли Харьков, они меня арестовали, и я вместе с ними вынужден был отступать до Одессы… А там меня освободили красные…
– Гражданин Бене, вы опять вводите следствие в заблуждение, «арестовали белые, освободили красные»… Дайте правдивые показания!
Но говорить правду Бене никак не мог. Впрочем, она уже была известна.
Во время гражданской войны, находясь на службе в Красной Армии на должности начальника административного управления Харьковского военного округа, Бене при наступлении Деникина остался в Харькове и перешел на сторону белых. Сразу же, явившись в их штаб, он передал секретный шифр связи между частями Красной Армии и последнюю дислокацию войск Харьковского военного округа. Был принят на службу в армию Деникина в качестве штаб-офицера для поручений в чине подполковника. Из Одессы вместе с деникинцами бежать не успел, стал жить по фиктивным документам под фамилией Шевчука.
В 1922 году в Киеве был арестован, но лишь за то, что, проживая по фальшивым документам, уклонился от военной службы в Красной Армии. А его контрреволюционная деятельность не была разоблачена. Это преступление, совершенное в годы гражданской войны, он в течение двадцати пяти лет скрывал, боялся, что оно будет раскрыто. Это в свою очередь толкало его на путь активной борьбы против Советской власти, так как только после ее свержения он мог быть уверен в том, что не придется расплачиваться за измену. Поэтому он стал агентом гитлеровской разведки.
Поняв, что его прошлое известно, Бене перестал изворачиваться. И вот настал день…
8 февраля 1944 года
– Считаю бесполезным дальнейшее запирательство и буду давать правдивые показания, – заявил наконец Бене. Он рассчитал правильно: игра проиграна и остается уповать только на гуманность советских законов. И тут его словно подменили. Он рассказал все, что знал, а знал немало.
– В гатчинской школе я был назначен командиром формируемого тогда гестапо батальона, который должен был войти в Ленинград вслед за немецкими войсками в качестве карательного отряда по борьбе с советскими патриотами. Но какие функции будут у меня лично, пока не уточнялось. В школе я пробыл около двух недель в июле – августе сорок второго.
Я принимал участие в разработке руководящих документов для школы. Так, я создал инструкцию для начальников политической полиции районов Ленинграда. Исходил из того, что будет объявлена регистрация коммунистов. Тех, кто явится на регистрацию, предусматривал взять на картотечный учет. Ответственных работников предлагал немедленно отдавать под суд. Подробно разработал порядок регистрации. Предлагал разделить прошедших фильтрацию на категории: благонадежных, подозрительных и находящихся под гласным или негласным контролем полиции.
Я подчеркивал, что важнейшей задачей начальников полиции районов является выявление подпольных организаций и партийных групп, а также складов оружия, оставленных райкомами и горкомом партии. На основании опыта, вынесенного еще с гражданской войны, я был убежден, что коммунисты в каждом покидаемом городе оставляют подпольную организацию, – на нее я и обращал внимание как на самую большую опасность для построения новой России.
Кроме того, я передал начальнику школы Смирнову план по борьбе с партизанами, в котором рекомендовал: усилить паспортно-пропускной режим, особенно в прифронтовой полосе; аннулировать советские деньги, что приведет к ослаблению партизанского движения; прекратить публичные казни за мелкие кражи, чтобы не восстанавливать обывателей против нового порядка; усилить репрессии против коммунистов.
Я передал Смирнову ряд сведений шпионского характера о Ленинграде, отметил, какие повреждения нанесены бомбардировками, какие меры применяются для защиты, сообщил расположение отдельных объектов оборонного значения…
– Скажите, Бене, а чем вы занимались после того, как выбыли из школы гестапо? – Следователь выяснял последнее: может, человек одумался, когда план гитлеровцев взять Ленинград штурмом провалился. Но нет. Как и его «коллега» Пигулевский, он нашел своей ненависти новое применение.
– В феврале сорок третьего я обратился в «Русский комитет», возглавлявшийся бывшим генералом Красной Армии Власовым, с просьбой принять меня в формируемую им «русскую освободительную армию», или РОА. Мне обещали, что я получу назначение в соответствии со своим чином и положением. – В голосе Бене прозвучал намек на некую значительность, но следователь остался глух к намекам. – Кроме того, по своей инициативе я разработал и передал в июле сорок третьего заведующему гатчинским отделом печати Никитину план об улучшении пронемецкой пропаганды среди населения. Писал листовки, в которых призывал население в тылу бороться против Советской власти. Обращался с предложением к подпольным организациям организованно переходить на сторону немцев…
На этом можно было бы и оборвать эту историю о людях, которые по своей воле перешли на службу врагу. О тех, кто готов был опереться на любую силу – будь то германский фашизм, или власовцы, или энтээсовцы, лишь бы эта сила противостояла большевикам. Все они потерпели крах в грозные сороковые – это общеизвестно. А история эта тем не менее получила продолжение – уже в наши дни, поскольку выброшенные с территории Советского Союза тайные и явные враги не сложили оружия. Обосновавшись за рубежом и объединившись во всякие «союзы», они с тех самых пор и по сей день пытаются вредить нашей стране издалека.
Но это уже – отдельная история…
