Текст книги "Расследованием установлено…"

Автор книги: Владимир Уткин

Соавторы: Николай Волынский,Инна Слобожан,Георгий Молотков,Игорь Быховский,Виктор Васильев,Евгений Вистунов,Александр Данилов,Владислав Виноградов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Николай Волынский, Владимир Уткин
Трубный зов

Препарирование факта. I

Передача радиовещательной станции Би-би-си «Глядя из Лондона»

Кестон-Колледж, лондонский институт по изучению религии в коммунистических странах, получил сообщение из достоверных источников, что в Советском Союзе арестованы музыканты Валерий Баринов и Сергей Тимохин из христианского ансамбля рок-музыки «Трубный зов» и им предъявлено обвинение в том, что они собирались нелегально перейти советскую границу около Мурманска.

Информация об аресте ленинградских музыкантов Баринова и Тимохина скудна, и не исключено, что им вменяются в вину действия, которых они не совершали. Дело же обстояло так.

В начале марта к Баринову пришел молодой человек, который сказал, что он из Мурманска, очень интересуется рок-музыкой и, в частности, творческой деятельностью ансамбля «Трубный зов». Через некоторое время Баринов и Тимохин поехали в Мурманск. Как считали их друзья, их туда пригласил молодой мурманчанин, давно познакомившийся с Бариновым.

Поскольку Баринов и Тимохин очень долго не могли найти постоянной работы, то родственники Баринова и Тимохина и их жены не возражали против их поездки в Мурманск и не особенно беспокоились, когда после своего отъезда Баринов и Тимохин около месяца не подавали о себе никаких вестей.

Побег

…В действительности, ни родственники, ни жены Баринова и Тимохина и мысли не допускали, что те якобы собираются в Мурманск. Тем более что ни тот, ни другой и не думали искать какую-либо работу. Цели у них были другими…

– На поезде доберемся до Лоухов. Оттуда на попутках – до Кестеньги. А потом уже и на лыжах. Там до границы рукой подать, – сказал Баринов. – Вот здесь будем переходить, – ткнул он пальцем в черную извилистую линию на карте.

На карте прекрасно была изображена приграничная территория СССР, подробно – лесные массивы, населенные пункты, дороги – крупные и мелкого значения, озера, реки и даже ручьи. Идя по такой карте, заблудиться невозможно.

– Возражения есть? – спросил Баринов.

Тимохин склонился над картой. Безусловно, Баринов выбрал самое удачное место. Но если бы у Тимохина даже и нашлись возражения, он все равно, скорее всего, промолчал бы. Так уж сложились их отношения – лидером был Баринов. В любом деле он брал на себя самое главное и трудное – идейную и организаторскую часть. Тимохину оставались лишь отдельные, эпизодические поручения. Так было и на этот раз.

Идея нелегального перехода границы опять-таки принадлежала Баринову. Она созрела после его очередной встречи с Лорной. Он тогда пришел к Тимохину злой как черт. Пахло от Баринова дорогим виски. Тимохин только поначалу покряхтывал в ответ на каждое ругательство друга (богохульство – грех) и наконец тихим своим голосом попросил объяснить, что же такое случилось.

– Не верю я им больше! – крикнул Баринов. – Ни на грош, ни на полслова. Водят нас с тобой за нос, дергают за веревочки, а мы: «Чего изволите? Гонения? Будут! Преследования? Пожалуйста! Пробуждение религиозного сознания у молодежи? Организуем! Психушки для верующих? И это найдем!» Надоело! Хватит!

Он умолк, глубоко вздохнул несколько раз, закрыл глаза:

– Господи, прости меня, грешного…

– Так что все-таки сказала Лорна? – не выдержал молчания Тимохин.

Баринов махнул рукой.

– И повторять не хочу – не поверишь. Я тоже сначала не поверил. То, помнишь, златые горы обещали и реки, полные вина… Концерты, записи на телевидении, фотографии в лондонских газетах, выступления по Би-би-си… А сегодня… «Знаешь ли ты, Валерий, брат мой, как у нас живется эмигрантам, если ты не капиталист или не имеешь помирающего богатого родственника? Конечно, братья во Христе не оставят тебя без хлеба насущного, но в основном будешь ты подобно псу бездомному бродить по помойкам и собирать отбросы!»

– Так и сказала? – усомнился Тимохин.

– Так, не так, но смысл именно такой. «Вызов из Кестон-Колледжа обеспечить не можем. Через Израиль – вообще нежелательно. Да и кто тебе, природному русаку, поверит, что у тебя в Иерусалиме дядя, какой-нибудь Бен-Гурион!» Да и не в этом, говорит, дело. Если уж сильно хотите, то и с вызовом можно постараться, хотя положение эмигранта в любой стране хуже горькой редьки. Конечно, если ты не ихний бывший шпион или крупный фигурант типа Солженицына. Никто, говорит, вас и не заметит ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке…

– Как так не заметит? – упавшим голосом спросил Тимохин. – А передачи по Би-би-си? Ведь там их тоже все слушали.

– Вчера передачи звучали, сегодня о них забыли, А слушали эти передачи, друг мой Серега, больше у нас, а не у них. Знаешь, что Лорна мне напоследок сказала? «Для нашего святого дела вы нужнее в СССР. Бог вас не оставит и дух ваш укрепит». Вот так, Серега, брате мой во Христе!

Баринов закурил. Тимохин ничего не сказал, но даже в молчании его чувствовалось неодобрение. Ведь именно за сигарету, да за водку, да за демонстративную страсть к заграничным тряпкам Баринова исключили из общины. Нет бы чтоб вести себя тихо, незаметно, как и велит вера. Будто специально показывает, что плевать он хотел и на мнение старших братьев и вообще на предписание одеваться скромно, начисто отказаться от спиртного и табака. Да какой верующий после этого подаст ему руку. А ведь их задача, которую перед ними поставили Майкл и Лорна и в выполнении которой помогали Салли, Джеймс и особенно Аркадий, именно в том, чтобы привлечь к вере как можно больше молодых ребят. А куда их теперь вести, молодых? В молельный дом их обоих теперь на порог не пускали, в последний раз прогнали чуть ли не палками. Как тут работать? А все из-за пижонства Баринова, его несдержанности, неумения подчинить тело духу…

– Так что же, теперь об отъезде забыть? – спросил Тимохин.

– Нет уж! – яростно крикнул Баринов. Но тут же овладел собой. – Нет, Серега. Надо бежать. Надоело. Надоело ходить в тряпках с чужого плеча. Надоело после каждого воззвания трястись: а вдруг завтра к твоему дому подъедет «канарейка»? Что нам друг перед другом темнить: и письма, и обращения к тому же Рейгану, папе римскому, в ООН – тут уже не религией, а политикой пахнет. Когда-нибудь нас загребут. Хватит ходить по лезвию ножа. Да и смысла не вижу!

Постепенно зрел план побега. Сначала думали о границе с Норвегией. Но, посоветовавшись с Аркадием, Баринов от этого варианта отказался. Норвегия – член НАТО, и здесь граница, конечно, охраняется усиленно. Остается Финляндия. Надо рисковать. И очень постараться. Выйти на местных баптистов, с их помощью незаметно пересечь территорию Финляндии, просочиться в Швецию, а там и Англия рядом. Баптисты, надо надеяться, и деньгами помогут. Не оставят же своих братьев во Христе! Только вот как с ними общаться? Да с помощью разговорника. Аркадий достанет. Но главное, надо взять с собой водку.

Он поручил Тимохину всю экипировку. Тимохин для начала сшил два белых маскировочных халата. Затем смастерил особые лыжи. Для этого купил четыре пары детских, скрепил их попарно. Получились две пары широких и легких лыж, годных для глубокого снега. Понадобились также и подзорная труба, компас с подсветкой (решили идти к границе ночью, а днем отлеживаться, чтоб пограничники не засекли с воздуха). Снегоступы, теплое белье, рюкзаки, продукты на три дня по меньшей мере… Жена Тимохина с удивлением наблюдала, как в доме растет гора вещей явно необычных, строила догадки, от которых холодело сердце, но вопросы мужу задавать не решалась.

Последним толчком к бегству послужил визит молодого парня из Мурманска, поклонника рока. Он слышал по Би-би-си о рок-опере «Трубный зов», записал адреса Баринова и Тимохина и теперь решил их навестить.

Разговор о музыке и религии быстро иссяк, гость уже несколько раз порывался уйти, но Баринов его все удерживал. Подробно расспрашивал, какая природа в тех краях, каков характер местности, замерзают ли болота, когда оттаивают, водятся ли дикие звери. Есть, оказывается, кабаны, лоси, бывают волки. Наконец отпустив гостя, сказал Тимохину:

– Купи завтра два топорика.

– Это зачем?

– Отбиваться от диких зверей.

Тимохин пожал плечами, но топорики все-таки купил.

И вот настал день, когда Баринов объявил:

– Завтра!

Назавтра Тимохин оделся по-походному. На вопрос жены, куда собрался, долго молчал, потом ответил:

– Скоро я буду… там.

– Где? – заплакала жена.

– Там, – шепнул Тимохин. – Жди вестей.

Поцеловал ее, детей и ушел.

Прощание Баринова с супругой было более долгим и деловым.

– Ухожу в подполье! – объявил он. – Так всем и говори – ушел, мол, в подполье сочинять новую музыкальную программу. Ну, если что случится, беги к Аркадию, пусть звонит в Лондон, пусть Лорна, Майкл весь Кестон поднимают на ноги, всю Англию, Штаты, Рейгана, чтоб помогали нам!

– Валера… – Жена глядела ему в глаза. – Я видела плохой сон, будто ты отрываешься от меня и улетаешь куда-то в темноту… Может, останешься?

– Надо. Скоро мы все будем там.

Решили сутки пересидеть у приятеля. Так требуют правила конспирации, заявил Баринов. Утром, попрощавшись с хозяином квартиры и тоже сказав ему, что уходят в «подполье» писать музыку, взяли такси и доехали до платформы Сортировочная. Здесь сели на электричку, добрались до Волхова. А уж тут взяли билеты на мурманский поезд.

– Думаю, от «хвоста» оторвались! – удовлетворенно сказал Баринов, устраиваясь в купе.

– Ты видел «хвост»?

– Видел, видел! Давай отдыхай!

Станция Лоухи. Вокзал-избушка. Пронизывающий мартовский ветер. И тишина – бесконечная, тягучая, недобрая. Остро чувствовалось, что граница где-то рядом.

Вышли на привокзальную площадь. И тут их ожидал первый сюрприз.

Их неожиданно окружили местные ребятишки. С любопытством разглядывали их импортные снегоступы, яркие куртки – местные жители так не одеваются. Перешептывались.

– Чего собрались? А ну брысь отсюда! – рявкнул Баринов.

– Вы кто, ребята? – спросил Тимохин.

– Юные друзья пограничников, – ответил один из мальчишек.

Баринов и Тимохин переглянулись. И тут мимо них медленно проехала милицейская машина. Милиционеры не спускали глаз с обоих.

– Вернемся пока на вокзал? – дрогнули губы у Баринова.

– Да, что-то есть захотелось…

– Смотри! – вдруг дернул Баринов Тимохина за рукав.

Далеко в небе появилась какая-то точка. Она росла, послышался стрекот мотора… Вертолет! Он пролетел так низко, что видны были лица летчиков. Казалось, и они не спускают глаз с беглецов.

– Что это значит? – шепотом спросил Тимохин, когда они расположились в вокзальном буфете.

– Я думаю! Не мешай! – огрызнулся Баринов и пошел к буфетчице.

Покупая еду, он поинтересовался у буфетчицы, как добраться до Кестеньги. Тетка сначала очень удивилась, но потом бойко объяснила, что туда вообще-то ходит автобус, но Кестеньга уже в погранзоне, так что в нее без специального пропуска не попасть, От нее не укрылся огонек растерянности и даже испуга, промелькнувший в глазах Баринова. Сумела она и оценить экипировку обоих.

И когда беглецы сели за стол, буфетчица отлучилась и из подсобки позвонила на линейный пост милиции…

Следователь Владимиров

Накануне он опять пришел домой поздно, жена и сын уже спали. Несколько дней назад было закончено крупное дело, казавшееся бесконечным. Организованная группа валютчиков, спекулянтов – настоящий подпольный концерн. Между членами группы четко были распределены обязанности, отработаны системы связи, существовали свои правила конспирации. Десятки нитей тянулись за границу. Золото, бриллианты, валюта, дорогое барахло… Сотни человек прошли перед Владимировым, дело с каждым днем стремительно набирало обороты, работа у следователя начиналась в семь утра, заканчивалась поздно вечером…

Но едва он закончил одно дело, как получил материалы другого. Оно было возбуждено против двух ленинградских баптистов Валерия Баринова и Сергея Тимохина. Прочтя первые документы, Владимиров поначалу ничего особенного не увидел – баптисты ну и баптисты. Как видно, не искренне верующие. Настоящие баптисты избегают «мирской суеты», а эта парочка отнюдь не отказывает себе в земных удовольствиях и радостях. Вот Баринов и выпить не дурак, а Тимохин денежку любит, уже задерживался за незаконную торговлю джинсами, которые шил сам из материала, скупленного у шоферов «Совтрансавто». Но скоро Владимиров остановился на материале, который в первый раз заставил его глубоко задуматься. Это было сообщение об активных контактах Баринова и Тимохина с иностранцами, гражданами Великобритании и США, тоже, в основном, баптистами. Связи углублялись, крепли, становились систематическими и имели четкую направленность и результаты – участившиеся сообщения западных средств массовой информации о «преследованиях» Баринова и Тимохина за веру. Между тем деятельность обоих имела четкий политический оттенок. И вот закономерный результат: Баринов и Тимохин совершили попытку нелегально перейти государственную границу, арестованы.

Заканчивая ужин, Владимиров думал, что дело, вероятнее всего, потребует массу рутинной канцелярской работы. Взять хотя бы такой сюжет. Баринов и Тимохин сообщали на Запад, что написали огромное количество жалоб в различные советские учреждения о том, что их ущемляют в свободе вероисповедания, мало того – подвергают репрессиям. Значит, придется теперь пройти по следам каждой жалобы, заново во всем разобраться.

…Сон долго не приходил, но вот наконец подействовал аутотренинг, мышцы обмякли и отяжелели, голова наполнилась цветным туманом. Напоследок промелькнула удивленно-обидная мысль, что вот сына уже почти месяц, считай, не видел. «Надо бы человечку хоть собаку купить…»

Владимиров подписал десятки запросов, разослал первые повестки. Предчувствие не обмануло его. Дело, на первый взгляд простое – виновные задержаны, содеянное ими очевидно, – таило в себе вторые и третьи планы. Постепенно Владимиров укреплялся в мысли, что настоящие подследственные, а вернее даже, его, Владимирова, противники не здесь, не в изоляторе. Они – за тысячи километров от Литейного проспекта, от Ленинграда. Каждый день тоже приходят на свою работу, в свои офисы – тихие особняки в тенистых парках или сверкающие стеклом и сталью небоскребы, углубляются в бумаги, дела, изучают, анализируют, препарируют информацию, придают ей такой вид, какой диктуют стратегические цели. Перетасовывают факты, раскладывая их, словно пасьянс, так и эдак, сдабривают гарниром из слухов, сплетен, домыслов, бережно «прослаивают» тонкой, но эффектно звучащей ложью. И вот каждый вечер мощные залпы радиоволн посылают идеологическую начинку в эфир – на СССР, на страны социалистического содружества. Сначала посеять скепсис, потом взрастить сомнения, а за ними и отрицание социалистического образа жизни и, наконец, подтолкнуть к активным антигосударственным действиям… Это настоящая война – без перемирия, война за умы, за души людей. В этой схватке, порой жестокой, есть свои жертвы. Как и в настоящей войне, первыми под незримыми выстрелами падают те, кто слабее, кто непривычен к борьбе, потому что жил в тепличных условиях и сдался перед трудностями жизни. Не выдерживают те, кто трусливее. И наконец, те, кто не имеет твердой духовной основы и потому способен в любую минуту изменить – другу, идее, Родине.

Однако при всем том, что противник, казалось бы, неплохо вооружен – целая сеть всевозможных институтов, тысячи специалистов, хорошо поднаторевших в дезинформации, отработанные, изощренные методы психологического воздействия, есть у него один серьезный изъян, который так или иначе в итоге обрекает его на поражение. Ведь основное его оружие – ложь. И как бы убедительно, как привлекательно она ни звучала, даже в окружении вполне достоверных фактов, век ее короток. И какой бы секретностью ни окружались лаборатории лжи, в недрах которых изготавливаются идеологические «мины» и «бомбы», все тайное неизбежно становится явным.

Это Владимиров знал как аксиому. Знал также, что поединок, в который он вступил, потребует немалого напряжения сил. Надо не только противопоставить противнику достоверные факты. Важно определить настоящую роль тех, на кого он делал ставку. Кто они, Баринов и Тимохин? Случайные жертвы «психологической войны»? Или активные, сознательные помощники врага, действовавшие в тылу?

В этот момент ему принесли письмо Баринова и Тимохина, которое они пытались нелегально переправить на волю. Адресовано оно было президенту США Рональду Рейгану. Арестованные умоляли президента вызволить их из тюрьмы.

В следующем своем письме они бросили еще один вызов: уведомляли. Президиум Верховного Совета СССР, что отказываются от советского гражданства.

Баринов

Психологическая характеристика

Эмоционально неустойчив. Проявляет постоянное желание находиться в центре внимания. Повышенная самооценка. Бурная деятельность может чередоваться с приступами лени. Интеллектуальный кругозор крайне ограничен: за последние пятнадцать лет практически не читал книг.

На каждом допросе он играл новую роль. То мученика, то умудренного жизнью скептика, то вдруг этакого пророка-обличителя. Легко он переходил и к роли озорника, простачка, пытаясь внушить следователю: все, что на нем «висит», – просто шалость, недостойная внимания КГБ. И вдруг резко переходил к состоянию самосозерцания, полного погружения в религиозные переживания. Целыми днями молился, на допросах к месту и не к месту цитировал Библию, демонстрируя смирение, отрешенность.

Владимиров с интересом наблюдал за каждым новым превращением. И после каждого допроса, получения дополнительных данных, уже начавших поступать из разных городов, организаций и учреждений, все ближе подходил к ответу на свой главный вопрос. Ответ на него остался бы неполным, если бы при уже известных чтои каксовершил подследственный, за кадром осталось бы почему.

Детство Баринова было тяжелым. Отец семью бросил, мать умерла, когда Валерию было десять лет. Опекуном стала тетка, но жизнь в этой семье была сущим адом. Муж тетки страшно пил, буянил, бывало, гонялся за женой с ножом. В конце концов попал в тюрьму, где и умер. А тетка, преждевременно состарившаяся женщина, ушла в религию, искала утешения в баптистской общине.

В четырнадцать лет Валерий сбежал из дома, бродяжничал, ночевал под лодками на берегу Невы. Наконец его определили в интернат.

Школу он все-таки закончил, хотя учился плохо. Увлекался музыкой, потом спортом и все бросал на полдороге. Лень. Проявились в нем и такие качества, как лживость, беспричинная жестокость.

В армии служил почтальоном, маялся от безделья. Вскоре это надоело старшине, и когда он объявил Баринову, что отныне тот будет служить, как все, Баринов имитировал побег. Целый день просидел на чердаке и давился от смеха, наблюдая, как его ищут.

Как ни странно, этот случай сошел Баринову с рук. Пострадал один лишь старшина, которому пришлось отвечать за «побег» своего подчиненного.

А Баринов совсем отпустил тормоза. Начались самоволки, выпивки. Дело запахло трибуналом…

Узнав об этом, к нему приехала тетка, Тамара Дмитриевна. Она была потрясена тем, в какой переплет попал племянник, которого она жалела и любила.

– Обратись к богу, Валерик, живи, как он завещал, – умоляла она.

– А как?

– Не пей, не кури, веди себя скромно, не гневи своих командиров. И воздастся тебе просветлением и душевным спокойствием.

– Ладно, тетя, чего там! – перебил ее Баринов. – Всем известно, что вашего бога нет.

– Это в сердце твоем его нет.

– А что, – вдруг прищурился Баринов, – замолвите за меня словечко перед богом. Вытащит он меня из-под трибунала, я в него поверю!

Тетка сокрушенно вздохнула.

– Князь тьмы говорит твоими устами… Я молюсь о тебе день и ночь. Но ты сам должен сделать шаг к очищению.

Тетка уехала, а Баринов глубоко задумался.

На следующий день он объявил в роте, что он баптист. В бога верил всегда, но было у него помрачение, князь тьмы попутал, а теперь всевышний наставил его на путь истинный. И с намеком добавил, что, конечно, верующих все притесняют, репрессируют, а то и под трибунал пытаются подвести… Но он готов пострадать за веру…

До трибунала не дошло. Все остальное время службы Баринов усиленно делал вид, что молится в каждую свободную минуту, хотя ни одной молитвы не знал, да и вообще не представлял, какие у баптистов молитвы.

После армии о боге забыл. Уехал работать на Север. А вернувшись в Ленинград, снова объявил себя баптистом, ходил в молельный дом, принял крещение. Правда, из общины его скоро исключили. Но зато в молельном доме успел познакомиться с Лорной, Салли, Майклом, Юджином, Филис…

На третью неделю ареста Баринов сообщил следователю, что объявляет голодовку.

– В честь чего? – поинтересовался Владимиров.

– В знак протеста против бесчеловечного обращения со мной! – крикнул Баринов.

– Гнев – великий грех, – укоризненно покачал головой Владимиров. – Искушаете сатану, – добавил он. – Так кто же это с вами бесчеловечно обращается? Накажем виновного!

– Вы! Вы со мной обращаетесь бесчеловечно!

Владимиров опешил:

– Не понял.

– Вы не даете мне Библию!

– Так ведь не держим ее в библиотеке. Мы – учреждение государственное, а церковь, как вы знаете, от государства отделена.

– Все равно: голодаю с этой минуты.

– Воля ваша, – холодно ответил Владимиров. – Но не советую. Нам с вами предстоит еще много работы. Так что силы вам еще пригодятся.

Расчет Баринова был не только на то, чтобы досадить следователю. Все было гораздо сложнее, тоньше. Еще на свободе, задолго до своего ареста, он с Лорной, с Еленой Глебовной проговаривал возможность того, что попадет в КГБ. Тогда он с ними и договорился, что через несколько дней после ареста объявит голодовку. А уж они используют ее как надо, выкачают из этого факта все до последнёй капли. Так что, отказавшись от еды, он поначалу терпел, борясь во сне с видениями горячего, с огня, шашлыка, шкворчащего, с поджаристой корочкой цыпленка-табака… Вместе с тем отлично понимал, что помереть от голода ему здесь не дадут. Да, собственно, срок голодовки для Баринова не имел значения. Было бы заявлено.

Однажды ночью Баринов внезапно проснулся. Вскочил с койки, жадно принюхиваясь. В камеру проник запах жареной яичницы с салом и луком. Баринов сразу все понял. Значит, вернулся из отпуска тот самый контролер…

Камера Баринова находилась неподалеку от комнаты отдыха, где один из контролеров свободной смены имел обыкновение ночью жарить себе яичницу. Баринов сглотнул слюну. «А – была не была! – махнул он рукой. – Кто об этом узнает!»

Он заколотил в дверь.

– Тебе чего? – показался встревоженный контролер.

И тут, глядя на сверкающие глаза Баринова, все понял. Широко улыбнулся.

– Что – будешь?

– Буду, – буркнул Баринов…

Глотая обжигающую яичницу, прямо кусками, не прожевывая, Баринов подумал, что, может быть, он и не сидел бы здесь, если бы тогда не подошел к этой пожилой иностранке, нарядившейся под пятнадцатилетнюю девчонку. Ведь именно тогда он заключил своего рода договор. Произошло все это как-то банально – без обычного ритуала вербовки, без подписки, изучения шифров, явок, паролей.

Эта иностранка уже двадцать минут вертелась у дверей собора Александро-Невской лавры, где была назначена встреча. А Баринов все не решался подойти. Он ожидал увидеть солидную, внушающую уважение женщину, а тут невесть кто – в стоптанных кроссовках, в желтых, почти прозрачных, бананах, в майке с надписью: «Ноу проблемз». Все-таки собрался с духом и подошел:

– Я Валерий Баринов. Вы Елена Глебовна?

– О, хэлло!

– Хау ду ю ду! – застенчиво улыбнулся он.

– О, ду ю спик инглиш? – удивилась иностранка.

– Да нет, – совсем смутился Баринов. – Только чуть-чуть.

– А надо бы не чуть-чуть, – сухо ответила она на прекрасном русском. – Ну ладно, пойдемте, побеседуем где-нибудь.

Они пошли в кафе «Экспресс», недалеко от Московского вокзала.

– Я представляю Би-би-си, – без предисловий начала Кожевникова. – Вас хорошо рекомендуют, особенно, Лорна и Аркадий. Нам нужна самая разнообразная информация – в первую очередь об угнетении верующих в СССР. Приводы в милицию, помещения в психиатрические больницы – ну, сами по ходу сообразите. Главное, держитесь в русле Кестон-Колледжа. Инструкции получать будете через Лорну, Салли. Поддерживайте постоянный контакт с Аркадием, но очень осторожно. Его канал старайтесь использовать лишь в случае непредвиденных осложнений. Аркадия засвечивать лишний раз нельзя.

– А что такое Кестон-Колледж?

– Институт по изучению религии. Главная его цель – помогать верующим в странах, где свирепствует коммунистический режим, защищать их от притеснений, возбуждать общественное мнение Запада. Между прочим, помощь бывает и материальная. Если заслужите, – добавила со значением Кожевникова. – Вот, кстати, для вас аванс. – Она передала ему сверток.

Он развернул. Там оказались поношенные джинсы с медными орлёными американскими бляхами.

– Но…

– Почему не новые? – усмехнулась Кожевникова. – Так ведь вещи для бедных советских баптистов братья во Христе собирали, давали кто что мог. Хорошо поработаете – будут и новые. Кестон-Колледж поможет…

С 1970 года в Англии под прикрытием научно-исследовательского учреждения действует клерикальная организация «Центр по изучению религии и коммунизма», известная также под названием Кестон-Колледж. Центр расположен в 30 километрах к юго-востоку от Лондона. Директором является Майкл Бардо, англиканский пастор, ведущий специалист по изучению религии в СССР.

Центр ведет интенсивный поиск и сбор клеветнической и тенденциозной информации о положении религии и верующих в социалистических странах. После соответствующей обработки эта информация активно используется пропагандистскими органами Запада и зарубежными антисоветскими центрами, в том числе радиостанциями «Свобода», «Голос Америки», Би-би-си в акциях идеологической диверсии.

Сбор информации осуществляется через западных религиозных деятелей, посещающих СССР для участия в официальных встречах представителей религиозных объединений и организаций, а также путем установления нелегальных каналов связи с враждебно настроенными элементами из церковно-сектантской среды.

Центр издает ежеквартальный журнал «Религия в коммунистических странах», выпускает сборники «документальных» материалов, в которых с клеветнических позиций трактуется положение верующих и общественно-политическая обстановка в социалистических странах.

Финансируется центр за счет перечислений англиканской, протестантской, католической и других церквей, а также спецслужб некоторых капиталистических государств.

У Баринова был лондонский телефон Лорны, и он не раз звонил ей по ночам из строительного управления, куда устроился сторожем. Но на вопрос, что нового, пока ничего ответить не мог. И тут судьба свела его в молельном доме с Сергеем Тимохиным. Тот однажды пожаловался, что его вызывают в милицию: со старой квартиры не выписался, а живет на новой, так вот из милиции даже повестку прислали. Требуют срочно оформить прописку.

– Покажи повестку! – заволновался Баринов.

Тот показал.

– Отлично! Молодец!

– Не понимаю…

– Скоро поймешь, Серега! Мы с тобой такое дело закрутим!

Вечером в Лондон было по телефону передано сообщение о том, что ленинградская милиция начала преследование молодого члена общины евангельских христиан-баптистов Сергея Тимохина. Ему шлют повестки, угрожают расправой.

Тимохин

Психологическая характеристика.

Эмоционально неустойчив, В юности перенес тяжелую черепно-мозговую травму, что в определенной мере обусловило особенности его поведения и характера. Нередко пребывает в подавленном состоянии, переходящем в безразличие. Охотно подчиняется чужой воле. Круг интеллектуальных интересов крайне ограничен. Не читает ничего, кроме религиозной литературы.

В следственном изоляторе Тимохин вел себя тихо, никаких скандалов не учинял. Как только его разъединили с Бариновым, впал в обычное для него состояние безразличия.

Впрочем, были дни, когда он охотно беседовал с Владимировым, легко шел на контакт, рассказывал о себе и своем «брате во Христе».

О детстве своем, впрочем, ничего толком вспомнить не мог. Рос в обеспеченной семье военнослужащего. Есть у него сестра, инженер («инжинер» – так написал Тимохин в своей анкете). В школе ко всему был равнодушен, правда, немного занимался музыкой. Хотел поступать в институт – все равно в какой, потом раздумал. Пошел в ПТУ, получил специальность портного и тут понял, что в жизни есть кое-что, к чему можно стремиться. Когда дело касалось легкого заработка, всякое безразличие слетало с Тимохина, как шелуха.

Как и когда пришел в молельный дом, не помнит. Просто зашел ради интереса раз-другой. Стал бывать чаще, появилась привычка. Познакомился с Бариновым.

Их потянуло друг к другу. Обнаружилось, что оба любят рок-музыку, Баринов, оказывается, играет на гитаре, аккордеоне, Тимохин тоже гитару знает. Они подолгу сидели у приемников, слушая концерты Би-би-си или «Голоса Америки».

Однажды, прослушав передачу, где упоминалось о гонениях верующих в СССР, впрочем без фактов, Баринов сказал:

– Дохлая информация. Надо им что-нибудь свеженькое подбросить. Тут выдумки не должно быть, надо, чтоб хоть один процент чего-то правдивого. А там уже распишут.

Именно такие инструкции ему давали Лорна, Елена Глебовна. Да он и сам понимал, что голого вранья хватит ненадолго.

Тимохин тогда пропустил его слова мимо ушей, а на следующий день случайно обмолвился о повестке в милицию, чем привел своего друга в восторг.

А вскоре по Би-би-си услышал свою фамилию. Ему понравилось, и он вспомнил еще и свои приводы за торговлю джинсами.

– И это сгодится! – обрадовался Баринов.

Сгодилось. «Но все это мелочевка! – повторял Баринов. – Нужна крупная акция!»

Такую акцию удалось организовать. Подготовка ее заняла месяц. Тимохин, высунув язык, бегал по всему городу – везде, где собирались полупьяные подростки-«петушки», девицы с жирной косметикой и с уже охрипшими голосами. Знакомился с ними у кафе «Эльф» на Стремянной, у кофейни на углу Невского и Владимирского, именуемой ими «Сайгон». Попался даже один семнадцатилетний «диссидент». Кофе он не пил, водки и вина тоже, предпочитал «ездить на колесах».

В назначенное время приглашенные собрались в конторе, где работал Баринов.

– Я поведаю вам об Иегове! – провозгласил Баринов и взял на гитаре несколько аккордов.

Песни, шум, свист были слышны даже на улице.

Какой-то прохожий, гулявший с собакой, заподозрил неладное, позвонил в милицию. Милиционеры обнаружили, что дверь в контору взломана, в одной из комнат полно полупьяных молодых людей…

– Пишите в Кестон-Колледж! – кричал в толпу Баринов, садясь в милицейскую машину. – Би-би-си нас тоже не забудет! Скоро весь мир услышит, как у нас издеваются над верующими!