Текст книги "О русском воровстве, особом пути и долготерпении"

Автор книги: Владимир Мединский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Европейское воровство как придворная светская традиция

Взяточники должны трепетать, если они наворовали лишь необходимое для себя. Когда же они награбили достаточно для того, чтобы поделиться с другими, то им нечего более бояться.

Цицерон, древнеримский оратор

Мне могут возразить: ведь кодекс рыцарской чести действовал не в одной России. Несомненно! Но в Европе его, этот кодекс, давно, века с XV, начал разъедать капитализм. Известно, что, например, в Британии практически официально действовал принцип: «Джентльменом является тот, у кого достаточно средств, чтобы быть джентльменом».^[84]

[Закрыть]

Есть у тебя 40 фунтов стерлингов дохода? Тогда ты дворянин. А если у тебя «всего» 39 фунтов, ты не джентльмен, даже если твои предки помогали вылезать с борта корабля на берег еще Вильгельму Завоевателю.^[85]

[Закрыть]

В Европе только старший сын наследовал имение и становился лендлордом. Второй сын еще обычно наследовал движимое имущество, а третий уж точно не получал ничего. Кто плохо знает из курса школьной истории сей европейский принцип единонаследия, освежу на более наглядном примере: вспомните замечательную сказку про лучшего PR-щика всех времен и народов Кота в сапогах. Первому сыну отец завещает все свое хозяйство, второму – еще что-то по мелочам, третьему же достается лишь хозяйский кот. Пример очень наглядный и, главное, полностью соответствует исторической реальности того времени.^[86]

[Закрыть] Попытка ввести такую систему в России была предпринята Петром I, но у него ничего не получилось. Так по Европе уже века с XV-XVI бродили буквально толпы неприкаянных дворян – с гонором и шпагами, но без средств к существованию.^[87]

[Закрыть]

Когда русский дворянин делал карьеру, он повышал свою значимость в корпорации под названием «Россия». Выше ранг – больше и причитается.

А когда делал карьеру европеец, он изменял лишь свое частное положение, не более. Конан-Дойль описывает в своих знаменитых «Записках о Шерлоке Холмсе» такое явление, как покупка практики. Врач практикует, это приносит доход, и практика что-то стоит. Практику в таком-то районе можно купить за такую-то сумму. Вкладываешь деньги и получаешь на них прибыль. Так купил практику доктор Ватсон, бессменный друг Шерлока Холмса. Если врач заболел, постарел, не так интенсивно работает, теряет постоянную клиентуру, стоимость практики понижается. Купить такую подешевевшую практику – выгодное дельце! Это как покупка подешевевшего поместья, которое легко, потрудившись, опять сделать приносящим солидный доход.

Точно так же, как практики врачей и адвокатов, могли продаваться и должности. Начиная с Римской империи, должности чиновников и даже военачальников нередко попросту «выставлялись на рынке», где стоили определенных денег. Был даже случай в Византийской империи Х века, когда суд счел стоящей денег… саму протекцию. Чиновник выдал замуж свою дочь и «по блату» пристроил на должность зятя. Ну как не порадеть родному человечку! Но зять оказался пьяницей и бездельником, его со срамом прогнали с должности, и тогда тесть начал судиться с родственником, требуя оплатить его услуги. И суд признал право истца на оплату его рекомендации!^[88]

[Закрыть] Во Франции до самого конца королевского периода в 1789 году действовала система откупов. Некий купец вносил государству налог за целую провинцию, а потом собирал налог сам. Естественно, не обижая себя. Дело было выгодное, откупа рвали друг у друга, и существовала стройная система – кому, когда и сколько давать, чтобы получить откуп.

Любому придворному и вообще любому дворянину король мог также назначить ренту – пожизненную или наследственную пенсию. То есть дать не землю, а именно фиксированный доход. Или должность, на которой не надо совершенно ничего делать. У такой должности было официальное название – синекура. Слово происходит от латинского sine cura animarum – без попечения о душе.^[89]

[Закрыть]

У французских королей раздача синекур была таким же обычным делом, как раздача рент или отдача провинций собственного государства на откуп.

Уточним, что понятие синекуры было куда как своеобразным. Скажем, ночной горшок короля должны были выносить шесть человек, вооруженные шпагами и одетые в бархат. И эти должности синекурой не считались. Что вы! Придворные работали. Без особого риска для жизни, но в тяжелых экологических, можно сказать, условиях. Синекура – это другое, это, например, когда человек живет в Версале, что общеизвестно, а «зарплату» получает за должность королевского наместника на островах Вест-Индии. Которые он и в глаза никогда не видал.

Почему же в таких условиях «экономический человек» Адама Смита не мог относиться к занятию государственной должности просто как к бизнесу?

Особенно если он эту должность «благополучно» покупал. Он к ней относился просто как к инвестиции.

Собственно, приблизительно это и происходит нередко в СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ. Но не надо думать, что так было всегда, испокон веков, и никак иначе у нас априори быть не может.

Не надо, повторюсь, путать современное безумие и историческую предрасположенность.

И в старые добрые времена офицеры, ясное дело, могли отправить солдат косить сено в своем имении. Злоупотребление, несомненно, но ведь не в ходе же военных действий такое совершалось. А случаи казнокрадства офицеров и присвоения ими сумм, отпущенных на фураж или на пропитание солдат, редки и не типичны даже в XVIII веке.

Кстати, не забудем: в русской армии всегда нервно относились к должности армейского интенданта. А. В. Суворов говаривал: «Полгода интендантства, и можно расстреливать без суда».^[90]

[Закрыть]

О назначении Александра Александровича Вяземского генерал-прокурором А. Румянцев сказал: «Ваше величество делает чудеса: из обыкновенного квартирмейстера вышел государственный человек». Интендант в армии… а не воровал! Это приятно удивляло. Заметим, однако: для Румянцева очевидно, что государственный человек не ворует. Это уровень «обыкновенного квартирмейстера»…

Но в России, при всей ее нелюбви к интендантам, не было случая, чтобы солдаты пошли в бой вовсе разутыми, без сапог или были лишены пропитания.

А в Европе бывало, и не раз. Вот вам маленький пример из жизни известного человека.

Знаменитый военный инженер, военачальник, классик фортификации, маршал Франции Вобан прожил жизнь военного человека. Он построил новых 33 крепости и усовершенствовал до 300 старых, участвовал в 53 осадах и 104 стычках и сражениях, принудил капитулировать множество вражеских «неприступных» крепостей. В 1677 году был назначен руководителем всех инженерных работ Франции. За пять лет разработал систему укреплений границ и окружил королевство кольцом укреплений.

Но в конце жизни Вобан навлек на себя неудовольствие короля и даже был уволен со службы. Дело в том, что он издал книгу «La dime royale» («Десятина короля»). В ней Вобан красноречиво описывает бедность народа, бедственное состояние армии, казнокрадство и стяжательство… по сути дела, всех. К сожалению, на русский язык книга не переведена, но многие куски из нее можно найти в труде экономиста XIX века Бржевского.^[91]

[Закрыть]

Не менее мрачный колорит повального воровства присутствует в книгах Монтескье или Дидро. Право же, стоит почитать тем, кто любит порассуждать о пользе протестантской этики и генетической предрасположенности русских к воровству и мздоимству.^[92]

[Закрыть]

Если что-то строилось, присваивались суммы, порой превышавшие в два, в три раза расходы на реальное строительство. Скажем, строительство Большого Версальского дворца обошлось в 25 725 836 ливров.^[93]

[Закрыть]

По мнению историков, строительство велось очень экономно, потому что экономили на всем, все пересчитывали, все заказы шли по конкурсу, – поэтому украли необычайно мало – не более половины отпущенных казной средств.

Версаль, кстати, «построен на костях» гораздо в большей степени, чем наш Санкт-Петербург: на его строительстве умерло до 6 тысяч человек – от скверной пищи, дурной воды, отсутствия медицинской помощи. Зато придворные, распределявшие заказы, и получившие их подрядчики не бедствовали. Увы, увы, об этом вы никогда не прочитаете ни во французских школьных учебниках, ни в путеводителях по версальским дворцам. В отличие от нас, легкомысленные французы не выставляют напоказ всем и вся не самые веселые страницы своей истории.

Кстати, еще пару слов о солнечной Франции. Как-то генерального контролера французского министерства финансов Калонна спросили: «Как вы решились взять на себя управление королевскими финансами, когда вы и свои личные дела совсем расстроили»? Тот ответил не без юмора: «Потому-то я и взялся заведовать королевскими финансами, что личные мои финансы уж очень оказались расстроены».^[94]

[Закрыть]

Шарль Морис Талейран. Абсолютный чемпион мира, Европы и Олимпийских игр по количеству и качеству переходов из одного политического лагеря в другой. Итак, вкратце: дворянин-роялист, священник, ярый депутат-республиканец, бонапартист, глава дипломатии Наполеона, тайный агент Александра I, опять монархист, один из тех, кто привел на трон Бурбонов… Его самое знаменитое изречение: «Это хуже, чем преступление. Это ошибка»

Что называется – коротко и ясно.

Но воплощением, своего рода идеальной моделью «экономического человека» при должности стал Шарль-Морис Талейран.

«Это человек подлый, жадный, низкий интриган, ему нужна грязь и нужны деньги. За деньги он продал свою честь и своего друга. За деньги он бы продал свою душу, – и он при этом был бы прав, ибо променял бы навозную кучу на золото», – так отзывался о нем за два года до революции, в 1787 году, Мирабо.

«Талейран предал и продал сначала католическую церковь в пользу революции, потом революцию в пользу Наполеона, потом Наполеона в пользу Александра I, потом Александра I в пользу Меттерниха и Кэстльри; способствовал больше всех реставрации Бурбонов, изменив Наполеону, а после их свержения помогал больше всех скорейшему признанию „короля баррикад“ Луи-Филиппа английским правительством и остальной Европой, и так далее без конца. Вся его жизнь была нескончаемым рядом измен и предательств, и эти деяния были связаны с такими грандиозными историческими событиями, происходили на такой открытой мировой арене, объяснялись всегда (без исключений) до такой степени явно своекорыстными мотивами и сопровождались так непосредственно материальными выгодами для него лично, что при своем колоссальном уме Талейран никогда и не рассчитывал, что простым, обыденным и общепринятым, так сказать, лицемерием он может кого-нибудь в самом деле надолго обмануть уже после совершения того или иного своего акта».^[95]

[Закрыть]

Историй про Талейрана можно рассказать много. Вот одна из самых красочных: «В 1798 году произошла следующая неприятная история. В Париже (еще с осени 1797 г.) сидели специальные американские уполномоченные, прибывшие для исходатайствования законно причитающихся американским судовладельцам денежных сумм. Талейран тянул дело, подсылая своих агентов, которые, объясняясь по-английски, заявили туго соображавшим американцам, что министр хотел бы предварительно получить от них „сладенькое“, the sweetness, так они перевели „les douceurs“. Сладенькое потребовалось в таких несоответственно огромных размерах, что терпение американское лопнуло. Не только делегаты обратились с формальной жалобой к президенту Соединенных Штатов, своему прямому начальнику, но и сам президент Адамс (в послании к конгрессу) повторил эти обвинения. Американские представители укоризненно вспомнили по этому случаю недавнюю эмиграцию Талейрана: „Этот человек, по отношению к которому мы проявили самое благожелательное гостеприимство, он и есть тот министр французского правительства, к которому мы явились, прося только справедливости. И этот неблагодарный наш гость, этот епископ, отрекшийся от своего Бога, не поколебался вымогать у нас пятьдесят тысяч фунтов стерлингов на сладенькое, the sweetness, пятьдесят тысяч фунтов стерлингов на удовлетворение своих пороков“. Скандал получился неимоверный. Все это было напечатано. Талейран ответил, небрежно и свысока, сославшись на каких-то неведомых обманщиков и на „неопытность“ американских уполномоченных. Затем поспешил удовлетворить их требования, уже махнув рукою на „сладенькое“. Но эти неприятности у него были только с такими дикарями от Миссисипи и Скалистых гор. Европейцы были гораздо терпеливее и избегали скандалов. Да и положение их было опаснее: их не охранял Атлантический океан».^[96]

[Закрыть] Вот так.

Как говорят вышеупомянутые американцы, «без комментариев».

Как канцлер Бестужев оказался «продажным»

Чтоб ты жил на одну зарплату!

Из фильма «Бриллиантовая рука»

Сколько раз всем, кто интересуется русской историей или просто любит исторические романы, приходилось читать о том, что знаменитый канцлер и генерал-фельдмаршал времен Елизаветы Алексей Петрович Бестужев-Рюмин был бесстыжим мздоимцем: сначала брал деньги у англичан, потом был подкуплен Фридрихом Прусским. Фигурируют и конкретные суммы: якобы официального жалованья получал Бестужев 7 тысяч рублей, а пенсион от англичан – 12 тысяч.

Грустно это… Потому что получается – прошло двести лет, а для нас все еще живы сплетни, распространяемые агентами врага России, прусского короля Фридриха…

Так вот: Бестужев последовательно выступал за оборонительный и торговый союз с Англией. В конце концов, в 1742 году был подписан англо-русский договор о признании за Елизаветой императорского титула, о взаимной поддержке в случае войны и о возобновлении торгового соглашения на 15 лет. Для Англии это был исключительно выгодный договор. В ходе переговоров посланник Вейч просил у английского правительства короля Георга «осязательных доказательств милостивого расположения Его Величества». Король предложил братьям Алексею и Михаилу Бестужевым пенсии из английской казны. Были они по 12 тысяч рублей или меньше или больше, я не знаю.

А. П. Бестужев-Рюмин. Канцлер Бестужев – честный человек. Помните, Чубайс говорил: «Кох – честный человек»? От честности Бестужева Чубайс вообще пришел бы в смятение

Замечу, таковы были дипломатические обычаи в XVIII веке: при заключении трактатов, при мирных переговорах участников этих дел всегда одаривали заинтересованные стороны.

Но вот что выясняется: Вейч получил деньги от королевского правительства. Но Бестужев-то их НЕ получил! Его дружба с англичанами и постоянная поддержка их политики в Петербурге создавались исключительно сознанием выгод России.

Так простите, кто здесь вор-то? Алексей Бестужев? Или Вейч?

А о Фридрихе Прусском… У этого короля была самая лучшая в тогдашней Европе разведка. Действовала она несколько прямолинейно, но эффективно: покупала услуги всех необходимых лиц. Сам Фридрих лично составил подробнейшие инструкции для своих вербовщиков и уверял, что ни при одном дворе европейских монархов никогда не сталкивался с неподкупностью. Шпионов своих методичный Фридрих делил на 4 категории: 1) мелкие доносчики из простонародья; 2) профессиональные шпионы, в том числе двойные и тройные агенты; 3) подкупленные царедворцы и чиновники; 4) запуганные люди, ставшие шпионами поневоле: потому, что их близкие взяты в заложники или их шантажируют.^[97]

[Закрыть]

Естественно, в Петербурге у Фридриха тоже была богатейшая агентура. Правда, фамилии известных агентов почему-то – Левенвольде и Фабрициус… Но не будем мелочны – раз Петербург, значит, там живут русские. В числе «агентов влияния», кстати, была и мама будущей царицы Екатерины II Иоганна Ангальт-Цербская. Одно хорошо: по причине крайней глупости эта дама если бы и хотела нанести ущерб России, это было бы не в ее силах.

Так вот, Фридрих мечтал купить Бестужева. Однако, Бестужев всякий раз посылал его агентов далеко и не в очень дипломатических выражениях на трех языках сразу: французским и немецким он владел совершенно свободно.

И в конце концов Фридрих захотел отомстить негодному канцлеру! С этой целью он начал распространять слухи… о продажности Бестужева. Делал вид, что Бестужев за свои услуги заламывал столько, что бедному Фридриху стало не по карману содержать такого дорогого агента.

Чистой воды «черный PR», как сказали бы сегодня.

Так Бестужев и оказался взяточником, состоявшим на содержании и англичан и, «конечно же», Фридриха. Современники-то посмеивались, потому что знали правду. А потомки, получается, ПОВЕРИЛИ…

Мало того, что мы беспамятны, мы еще и не любим своих выдающихся исторических деятелей. Не уважаем. Какую гадость о них ни скажи – на все мы согласны.

Глава 8.
Нищие русские революционеры

Наживать состояния можно на возвышении государства и на его распаде. На распаде это делается быстрее.

Митчелл Уилсон, американский писатель

Дантон, Мирабо и Троцкий

Ни в одной стране и ни при каких обстоятельствах революционеры не составляют самой здоровой части общества. Но давайте сравним.

Может ли читатель представить себе, как Ленин или Троцкий принимают большие взятки от Николая II или от великих князей? Ведут с ними тайные переговоры, обещают спасти и хапают за оказанные или обещанные услуги? Невероятная картина, верно?

Но во времена не менее Великой, чем наша Октябрьская, Французской революции точно такая же картина имела место быть. Вскоре после смерти одного из лидеров французской революции, Мирабо, обнаружилось, что он брал взятки от короля. Обещал помочь королю бежать из Парижа, спасти и его, и его семью от казни. Когда дело открылось, тело умершего Мирабо с позором выбросили из пантеона, в котором хоронили «героев» революции.

Но не один пламенный революционер Мирабо оказался фантастическим ворюгой. Другой известный герой революции, Дантон, сказочно обогатился за счет обреченных людей. Трудно дать моральную оценку этим страшным деньгам… Дело в том, что Дантон обещал приговоренным на смерть аристократам спасение их жизней, жизней их родителей, жен, детей… Он брал у этих несчастных деньги, драгоценности, чеки иностранных банков, а потом все равно отправлял их на гильотину. И их самих, и их родителей, жен и детей. Дантон умудрился получить 30 тысяч экю даже от королевы Марии-Антуанетты – негодяй пообещал спасти каких-то ее друзей. Спас? Нет, конечно!

Не поверите, но он даже начал переговоры со свергнутым, находившимся под домашним арестом королем…

От короля «посланцы Дантона» сначала требовали 3 миллиона ливров и не за что-нибудь, не за банальную организацию побега (для этого «смета» выглядела явно завышенной), а за то, чтобы ни много ни мало поднять восстание и восстановить монархию. Не получилось. И тогда возник заговор с целью… продать Людовика британскому правительству за 2 миллиона фунтов. Тоже не получилось, потому что глава британского правительства Питт не пошел на такую авантюру, судьба короля Франции Британию совершенно не волновала.

Вообще же за взятки, в том числе от аристократов и королевского двора, было осуждено 47 членов Конвента из 720. Не все погибли: депутат от департамента Об, некий Перрен, присужден был за взятки к 10 годам каторжной тюрьмы и умер на каторге. Вы скажете, что 7 % депутатов-взяточников это не много? Давайте, мол, еще поговорим о Государственной Думе… или более практично – об отстраненных «по этическим соображениям» от исполнения полномочий членов Совета Федерации. Но, во-первых, 7 % – это те, кто попались с поличным и были осуждены. Сколько еще не попались? Сколько «прошло» по другим, «политическим» статьям? Во-вторых, мы ведь говорим не о депутатах-бюрократах – косных представителях неторопливой чиновной жизни, изнеженных, умиротворенных и потому подверженных многим соблазнам, а о «пламенных революционерах», народных трибунах, истовых проповедниках разных там «Эгалите, либертэ и фратерните».

Разве в этом свете масштабы мздоимства в революционном Конвенте не удивляют? Это же феерия! Хотя, опять же, есть в истории «прекрасной Франции» примеры и более масштабные, например, история с той же Панамой, когда во взятках уличили практически весь французский парламент.^[98]

[Закрыть]

Хотите знать мнение «других экспертов»? Пожалуйста: почитайте, что пишет классик литературы – знаменитый Стефан Цвейг о государственных деятелях Франции эпохи Великой революции. Министр внутренних дел и глава полиции Фуше получал взятки практически от всех королевских дворов Европы, желавших заручиться благосклонностью Наполеона. Британская разведка накануне морского сражения при Трафальгаре получала секретные сведения напрямую от самых высоких сановников французского государства.^[99]

[Закрыть]

На совести русских большевиков много преступлений, очень много крови. Но почему везде утвердилось мнение, что французская революция 1789-1794 годов – все же дело несравненно менее кровавое и несравненно более склонное к законности, чем русская революция 1917-1920 годов? Спорить не буду – понимание законности может быть очень разным. Однако представить себе Ленина, берущего деньги от Николая II, чтобы спасти его от казни. Троцкого или Дзержинского, которые пытаются продать Николая и его семью в Британию… Как-то не хватает для этого решительно никакой антикоммунистической профессорской фантазии.

Конечно, наши герои 1917 года тоже были не фунт изюма: фанатики идеи, среди которых – и кровожадные маниаки, и беспощадные убийцы.

Но по крайней мере в одном они оказались приличнее – взяток у врагов не брали да и, придя к власти, поначалу «собственное» «государство диктатуры пролетариата» не обворовывали.

Вот уж чего не было – того не было.

«Патриотизм – последнее прибежище негодяев», – так сказал в конце XIX века кто-то из английских политиков, характеризуя британских чиновников, занимавшихся в колониях вещами, мягко говоря, неприличествующими джентльмену. Неуемное воровство, обирание местного населения, жестокость и неуважение к обычаям туземцев и так далее – одним словом, мерзавцы они по сути и негодяи. Единственное, что их хоть как-то извиняет, – по крайней мере, они все же в критической ситуации остаются истыми патриотами Британии и Ее Величества. Patriotism is the last retreat of a scoundrel. Такой был изначально смысл этого выражения.^[100]

[Закрыть]

Посему, немного перефразируя, скажем:

Бескорыстие – последнее прибежище большевиков.