Текст книги "Крик в ночи (СИ)"

Автор книги: Владимир Ридигер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Она беспомощно развела руками:

– Что произошло?… Умер твой сын, Кирилл. Что еще могло произойти…

Сколько длилось тягостное молчание, – минуту, две или десять – не мог сказать никто. Румберг стоял как вкопанный, не в силах вымолвить ни слова: свинцовая тяжесть сковала тело, мысли будто застыли, стандартные фразы застряли в горле. Горе этой женщины, потерявшей сразу двоих детей (о гибели дочери она еще не знала), наверно, было несопоставимо с его собственным. Однако чувство безвозвратности происшедшего, какого-то мистического отмщения за собственные прошлые грехи было настолько реальным, что Румберг ощутил, как липкий холодный пот мелкими струйками бежит по спине. Может быть, только в настоящей людской трагедии человек и начинает прозревать, открывая глаза на собственную никчемность, бездушие, эгоизм. Может быть, только в настоящем людском горе человек и способен подняться выше собственных, скроенных на самого себя, представлений, скинуть маску показного сочувствия, обнажив сокрытую суть.

Чужое горе суетливо. Свое горе – молчаливо.

– Что стоишь, – сказала Мария, – присядь, помяни сына.

Он повиновался как малый ребенок, бездумно и торопливо. Также автоматически выпил, забыв закусить. Как-то незаметно за столом оказался и дядя Федор.

– Расскажи… про сына, – вымолвил Румберг.

Мария молчала, уставившись в одну точку.

– Хороший был мальчик, – сказал Федор. – Очень уж смышленый. И ласковый. Шалун, конечно, не без того. Бабушку любил. А вот… связался с дурной компанией и, можно сказать, погубил себя. Не уберег, значит. Царствие ему небесное и вечный покой…

– Почему ты… скрыла? – тихо спросил Румберг.

– Почему я скрыла?…

Очаровашка Мери торопливо налила себе рюмку и выпила:

– Что хорошего вы, мужики, можете дать своим детям? Что стоящее привить? Быть честными, любящими и заботливыми? Или явить пример верности и преданности?..

Она попробовала взять уверенный тон, но голос не слушался, срываясь на дрожащие нотки:

– Ваше призвание – высокая политика, бизнес, деньги. Всякие там махинации, разборки, заумные речи и пустые обещания. Вы понимаете женские нужды, гладко рассуждаете, точно анализируете. А главного – настоящей любви – или стыдитесь, или не можете дать. Что уж говорить про детей! Они ждут от вас ласки, а получают снисходительное нравоучение. Они жаждут тепла, а им вдалбливают, как обойти слабого ради достижения собственных целей. Чему вы можете научить ребенка, кроме бездушия и расчетливости? Кроме цинизма, пошлости и кайфа? Вы калечите неокрепшие сердца по телевизору, в пустых книгах, да, вообще, везде и во всем, где только можно заработать ваши вонючие доллары. Ради этого вы, мужчины, как последние шлюхи, готовы продать себя любому, кто больше заплатит. И сделать это с сознанием собственной неподражаемости, с высокомерным самолюбованием и чванством индюка. Разве не так?

Румберг не сводил с нее глаз. Возможно ли, чтобы эта, когда-то веселая простушка, могла говорить столь верно и безжалостно? Она растила сына, его сына, с полупрезрительным отношением к отцу. Тогда почему же Мери, увидев Швайковского, вцепилась в него, словно клещ?

– Мужчины-отцы бывают разные, – продолжала она. – Те, которых ты несмотря ни на что любила и продолжаешь любить. И другие – проходные фигуры, заделавшие ребенка, чтобы потом быстро смыться. В конце концов, мне все равно, каковы они, эти мужики. Но… до чего судьба жестока! За что наказала именно меня, отняв любимого ребенка? В чем я провинилась перед Богом, чтобы он так хладнокровно убил моего мальчика, лишил его жизни, как никчемное существо?! Или жизнь наша вообще дело пропащее? Тогда к чему постоянно врать, что вы боретесь с этим злом, косящим ваших же детей? Зачем одной рукой подписывать хорошие законы, а другой – их же нарушать? Зачем служить бесконечные молебны по усопшим, если вы не в состоянии спасти и защитить беззащитных? Вы – сытые безмозглые животные! А, может, просто больные люди, достойные жалости и сострадания. Деньги затмевают вам разум, делают слепыми и глухими. Уродливые души в красивой оболочке…

Мери вдруг вспомнила:

– Как там Полина? Почему не звонит?

– Она… обязательно позвонит, – сказал Румберг. – Много всяких дел.

– Какие могут быть у нее дела! – недовольно воскликнула Мери. – Накупить дорогого барахла да потрахаться с твоими охранниками?

– Зачем ты так?

– А тебе, видать, все безразлично. Ты делаешь деньги, потеряв интерес к тому, что тебя окружает. Вообще… очень странно, что ты еще что-то пишешь. Мне Полина говорила. О чем ты можешь написать, какую правду рассказать? И кому? Таким же, как ты сам?

Он попросил ее показать комнату, где жил Кирилл. С видимой неохотой она согласилась. Запах застоявшегося табака, кажется, пропитал стены помещения. Старая мебель никак не гармонировала с новейшей видеоаппаратурой. На письменном столе было разбросано много кассет и исписанных листков бумаги.

– Я еще до конца не прибралась, – сказала Мери. – Тут какие-то его записки, стихи.

– Можно посмотреть?

– Смотри…

Зазвонил мобильный.

– Румберг слушает.

– Здравствуй, Виктор, – послышался знакомый голос. – Это Питер.

– Здравствуй, Питер.

– Тебе необходимо срочно покинуть Россию. Иначе – не избежать участи жены. Запоминай, что надо делать…

Питер продолжал быстро объяснять, но Румберг не слушал, перебирая на столе бумаги.

– Запомнил? – переспросил Питер.

– Да, да… Сделаю, как ты говоришь.

– Тебе привет от Линды. До встречи. Береги себя.

Связь закончилась. Очаровашка Мери сдувала пыль с письменного стола, как будто ждала скорого прихода Кирилла. В ее суетливости было что-то кукольное, неправдоподобное. И только когда в полнейшей тишине из соседней комнаты донеслось кряхтение дяди Федора, оба они словно очнулись ото сна.

– Эй, родители, – позвал Федор, – давайте еще разок помянем.

Мери покачала головой:

– Родители… Кому нужны такие родители?

…Отъезжая от дома, водитель обратил внимание Румберга на слежку:

– Кажется, нас ведут.

Пропустив замечание, Румберг спросил:

– Где сейчас Новиков?

– Это в момент узнаем. Может, нам лучше оторваться? Машина конторская.

– Конторская?

– Да, так раньше именовали КГБ. Вроде бы свои – с чего бы им за нами увязаться?

Водитель прибавил скорость, ловко проскочив на красный светофор.

– Вот и утерли нос конторским, – усмехнулся он. – Надолго ли?

Связавшись с офисом Новикова, водитель получил информацию, что депутат находится в Лондоне, и вернется домой не раньше, чем через неделю.

Румберг приказал:

– Возьми такси и срочно в аэропорт. Мы летим в Лондон. Машину припаркуй на видном месте.

Слежки не было видно. Очутившись в VIP-зале, Румберг почувствовал сначала сильную одышку, а затем непривычную вялость во всем теле. Голова налилась чугуном, перед глазами заплясали красные круги. Обратив внимание на его мертвенную бледность, охранник вызвал медиков. Тут же сняв кардиограмму, врач сказал: «Острый инфаркт. Будем госпитализировать».

– Доктор, – через силу произнес бизнесмен, – сейчас вы мне проведете все необходимые манипуляции, затем мы с вами полетим в Лондон. Пять тысяч баксов плюс обратный билет – вас устроит?

– Я и за десять не полечу, – ответил врач.

Румберг спросил:

– Двадцать тысяч?

– Я и за…

Ему не дали договорить – дуло пистолета охранника уперлось в подбородок:

– Шеф не любит, когда начинают торговаться. Работай! И быстро в самолет.

У входа на трап столпились репортеры. Как пронюхали, что он здесь?

– Господин Румберг! Существует ли вероятность интеграции «Бизнес-трейда» в мировую финансовую систему?

– Что вам известно о махинациях на фондовой бирже?

– Ваш прогноз на ближайшую перспективу?

Немного покачиваясь, молча, бледный как полотно, поддерживаемый с двух сторон охранником да врачом в штатском, известный бизнесмен тяжело поднялся по трапу и исчезн в черном проеме посадочного люка огромного «Боинга».

* * *

– Ты видел?! – вскричал Савелий Новиков. – Нет, взгляни сюда, – ты видел?!

Немного пьяный Вовчик, к которому обращался босс, выпучил зрачки, пытаясь придать лицу серьезное выражение. Получилось очень смешно. Однако Новикову было не до смеха.

– Пьяная твоя харя, – проворчал он. – На, вот, читай…(Он кинул ему газеты).

– Я не врубаюсь по-английски.

– Русские читай!

– Опять эти… педерасты? Савик, ну, что ты разволновался? В первый раз, что ли? Побрешут, покаркают и перестанут. Такая их сучья работа.

– Ты читать можешь?!!

– Могу, могу. Так… «Отмывание капиталов… российской мафией»… Херня какая-то, честное слово! «Миллиарды долларов… с оборота наркотиков… отмыты… в том числе..». Кто это тявкает?! «…в том числе… депутатом Госдумы господином Новиковым». Хочешь, я достану эту тварюгу? Я его, собаку, просто урою! Хочешь?

Новиков сорвался на крик:

– Вот еще газета! А вот еще! И еще! Ты всех сразу уроешь?! Или по отдельности каждого?! Завизжали, как по команде. Своре кинули кусок мяса, от запаха крови они озверели и готовы перегрызть горло.

– Кому?

– Мне-е, черт тебя побери!!! Мне-е-е!!!

Вовчик на минуту оторопел, но понемногу пришел в себя:

– В натуре, Савик, у них кишка тонка. Кто тебя, депутата, даст в обиду? Наш президент? Он что – дурак? Ведь это не тебя – всю страну хотят обгадить! Скажи, кому, нет, ты мне скажи, кому такое может быть выгодно? Поганым штатникам. Больше – никому!

Савелий засуетился:

– Где порошок?

– Хочешь, по вене? Ширнись – легче станет.

– Ты в своем уме? – удивился Новиков, но, подумав, решился: – Давай, только аккуратно. И водочки налей…

– Базара нет. Смотри, как в тот раз, копыта не откинь.

– Делай, что велю!

Блаженно опустив веки, Новиков, после процедур, медленно проговорил:

– Больше никогда не предлагай мне этого. Понял?

– Я что, тебе враг? Западло – побаловались, и хватит.

– Блин, баловник…

– Как насчет девочек?

– Ты сперва нашу конуру проверь. Отель хоть и престижный, но сам знаешь…

Вовчик пододвинул стул поближе к низко висящей хрустальной люстре и, неуклюже вскарабкавшись на него, принялся водить рукой по множеству стекляшек, зазвеневших, словно колокольчики.

– Бля буду – натуральный хрусталь, – заключил он.

– А ты, – заметил Савелий, – натуральный мудак. Разве так ищут? У Сомова поучись.

– Нашел учителя… Зачем ты его взял с собой?

– Взял – значит, так надо. Вася попросил. В общем, кореш… за тобой мокруха.

– Врешь?! – не поверил Вовчик. – Я этого мента пришью, как последнюю…

– Тихо! Чего орешь? – зашипел Савелий. – По правде говоря, он у меня поперек горла давно стоит. Я Васе обещал, что сработаем тихо и незаметно. Это тебе не побрякушками греметь. Усек?

Дежурный охранник – здоровенный громила – бесшумно появился и доложил:

– К нам господин Аслахан.

– Давай его сюда.

Как всегда изящный молодой чеченец впорхнул, будто стрекоза, и затараторил с неуловимым кавказским акцентом:

– Савелик, дорогой! Читаю сегодняшние газеты – и своим глазам не верю. Какие сволочи, какие подонки! Когда им надо – ты хороший. Когда им не надо – ты нехороший. Как только Ичкерия обретет свободу, приезжай к нам, вкладывай деньги – жить станешь без горя и печали.

– Если в заложники не возьмете, – вставил Вовчик.

– Какие, слушай, заложники?!

– Ты вот что, – сказал Савелий, – расскажи-ка лучше, откуда взялось столько баксовой фанеры?

– Не понял?

– Ну, как же: товар я тебе в свободную Ичкерию отгрузил?

– Правильно, отгрузил. Качество хорошее – полевые командиры довольны.

– И деньги через посредника я получил?

– А как же без денег, слушай?

Савелий дал знак Вовчику. Тот поставил на стол кейс и открыл его, наполненный зелеными долларами.

– Спасибо, Аслахан, – сказал Новиков. – Бери баксы – они твои.

Возникла выразительная сцена, где Аслахан попытался сыграть роль удивленной Красной шапочки, которая вовремя не сумела разглядеть в облике бабушки серого волка:

– За что такой подарок, слушай? Оставь их себе, добрый человек. Мне своих хватает.

– А вот мне своих не хватает. Ровно полтора миллиона.

– Кто тебя так обидел?

Савелий с улыбкой тихо произнес:

– Ты меня обидел, Аслахан.

Чеченец решил сыграть в открытую:

– Клянусь жизнью матери, я понятия не имел, что это – туфта. Мы отыщем негодяев, даю честное слово…

– Жаль твою мать, Аслахан, – заметил Вовчик. – Ты ни во что не ставишь ее жизнь. Как и свою.

Незаметно в комнате появились три охранника.

– Савелий… братья, вы мне не верите? Это – подстава! Вы же меня знаете. Я принесу вам в два раза больше!

– Скажи мне, Вован, – обратился к помощнику Савелий, – похож я на лоха?

– Может, кто и похож, но только не ты, – ответил Вовчик.

Савелий притворился, что очень расстроен:

– Вот как получается… Одни кидают меня, как последнего лоха, другие считают, что я не лох. Где искать правду?

Вовчик как бы предположил:

– Может, он и впрямь принесет вдвое больше?

– И опять меня кинет? – чуть не всплакнул Савелий.

– Аслахан, – спросил Вовчик, – ты ведь больше не кинешь депутата Госдумы?

– Клянусь Аллахом, я не виноват! Хотите режьте, хотите убейте.

С надеждой в голосе, Вовчик произнес:

– Савик, давай его убьем, а? Резать – не эстетично.

– Слушай ты, эстет, – взорвался Аслахан. – на кого лажу тянешь?! Сиди, цепной пес, и жди, что скажет хозяин.

– Правильно! – воскликнул Савелий. – Распустились тут, как петухи на зоне! Кстати, насчет вдвое больше, я не согласен.

– Банкуй, Савик, – оживился чеченец, – твой черед.

– Думаю, пять лимонов отогреют мое обиженное сердце, – сказал Савелий. – Ты, Аслахан, звонишь своим ребятам и даешь приказ привести вышеуказанную сумму прямо ко мне через полчаса. Наличными. Сюда войдет только один твой человек. Понятно объясняю?

– Где я тебе возьму сейчас столько денег?! – взмолился чеченец. – Нужно сделать заказ в банке и ждать трое суток. Разве не знаешь?

Будто не расслышав вопроса, Новиков продолжал:

– Здешний филиал «Бизнес-трейда» обслуживает своих клиентов в течение получаса. Достаточно одного телефонного звонка и дело в шляпе. Конечно, я очень расстроюсь, если ты, Аслахан, откажешь в моей просьбе. Тогда я просто не удержу этих ребят (Он указал на присутствующих) от самосуда. Их праведный гнев не будет знать границ.

В наступившем тягостном молчании слышно было, как скрипит зубами заведенный Вовчик, да тяжело дышат здоровенные охранники.

– Какие гарантии, что я отсюда уйду живым? – спросил Аслахан.

Гневно сверкнув очами, Новиков закричал:

– Можешь идти хоть на все четыре стороны. Я тебя не держу. Ну? Ступай!!

– Что ты сердишься, Савик… Вот, мой мобильник, я набираю номер «Бизнес-трейда» и…

– Позвонишь с моего, – отрезал Савелий. – Буду слушать на параллельном. И поживее!

В трубке Савелий услышал знакомое: «Румберг на связи». Хорошая новость! Сам председатель правления банка пожаловал в Лондон. «Здравствуй, Виктор! – сказал чеченец. – Это я, Аслахан»… Дальше последовал сугубо деловой разговор, в котором Румберг просил клиента перезвонить через десять минут, чтобы он смог уточнить остаток наличности в кассе. «Мне нужно поскорее. Запиши номер телефона и позвони сам», – еле выдавил чеченец, кладя трубку.

– Ты начинаешь мне нравиться, – осклабился Савелий. – Будь таким всегда.

Что случилось дальше, понять трудно: то ли чеченец сделал неверное движение, то ли ребята Новикова перестарались, но, неосторожно подведя правую руку под пиджак к поясу, Аслахан схлопотал две пули – одну в висок, другую в сердце. Даже не успев вскрикнуть, чеченец повалился на пол.

– Вы что, вконец охерели? – сквозь зубы процедил Новиков. – Или наркота ударила в голову?!

– Он дернулся… – пояснил один из охранников.

– Полез за пушкой, – поддакнул другой.

– Я вам за что плачу деньги, свиньи недорезанные?!! – не своим голосом орал депутат. – Теперь меня Чечня уроет!!

Вовчик уже потрошил карманы убитого:

– Гляди, Савелий, – ксива!

– Дай сюда… Ага… Майор ФСБ. Ну, вы мудаки! Как я теперь перед Васей буду отмазываться?!

– Ладно тебе, – успокоил Вовчик, – Мало ли какие у этого Аслахана документы. Сначала удостовериться надо.

– Ты, бля, умный, как Юлий Цезарь. Может, ксиву мне отнести на экспертизу Шельмягину?..

– А насчет того, что тебя уроет Чечня, – успокоил Вовчик, – не ссы, – прорвемся.

Обхватив голову руками, Новиков запричитал:

– Мало мне газетной травли! Теперь повесят и этого жмурика…

Вдруг раздался телефонный звонок. После некоторого замешательства Савелий снял трубку:

– Новиков.

– Савелий? Только что с этого номера мне звонил Аслахан.

– Знаю, Виктор, – не совсем уверенно ответил Новиков. – Он срочно уехал в чеченскую диаспору, здесь, в Лондоне. В Ичкерии федералами взят в плен некто Урусов – полевой командир, свояк Аслахана. Сам понимаешь, эти кавказцы… Аслахан просил меня оприходовать какую-то сумму, которую он снял в «Бизнес-трейде». Твои инкассаторы могут спокойно доставить ее сюда. Все документы будут оформлены, как положено.

– Хорошо, – ответил Румберг. – Я лично привезу тебе деньги.

– Лично? – удивился Новиков.

– Именно так. У меня к тебе разговор.

– Вот как? Что-нибудь стряслось?

– Да, Савелий. Утреннюю прессу читал?

– Читал.

– Мы вынуждены сворачивать все операции. Объяснять долго, но вкратце – нас раскрыло ЦРУ. От ФБР и госдепартамента поступил запрос в Россию. В общем, расскажу при встрече. Ты ведь один из наших основных клиентов, – возможны весьма ощутимые потери.

– Мои счета застрахованы.

– Не смеши, Савелий. Твоя наивность впечатляет.

– Что мне делать?

– Не дергайся. Жди меня через двадцать минут. Оставь только наружную охрану. Говорить будем с глазу на глаз.

– К чему такие предосторожности?

– Я на крючке, понятно? Так же, как и ты.

– О, кей! Двигай сюда. Деньги не забудь, – а то Аслахан из меня шашлык поджарит.

– Это не моя забота. Выезжаю…

* * *

Величайший иллюзионист всех времен Джо Вандефул был раздосадован, если не сказать, зол. Давненько артиста никто так открыто не шантажировал, как это делал сейчас старый друг Питер. Вопрос касался двойника Виктора Румберга, – его тело, изрешеченное пулями, обнаружили в лондонском филиале «Бизнес-трейда». Этого парня Вандефул отыскал среди самых что ни на есть отбросов русскоязычного Сохо, затем его переправили в Россию, где – о чем Джо не мог догадываться – двойник прошел всестороннюю подготовку в ФСК. (Собственно, судьба убитого, как знал Питер, была давно предрешена спецслужбами России в Англии, – они сработали быстро и хладнокровно, но… ошиблись Румбергом). Жизнь финансиста висит на волоске. Вопрос теперь стоит так: срочно необходим второй двойник Виктора Румберга. Питер поначалу даже не потрудился объяснить, для какой цели, он просто потребовал от друга в кратчайший срок найти подходящего человека. Подходящего человека! Слыханное ли дело, черт побери, отыскать третьего Румберга?!

– Знаешь, Питер, – негодовал Джо, – наш с тобой договор не предусматривал еще одного двойника. Я правильно говорю?

– Правильно. Однако положение изменилось настолько, что сейчас необходим именно такой вариант. Если ты мне откажешь – это обернется непоправимыми последствиями.

– Для кого?

– В том числе и для тебя.

– Любопытно! И каковы же они будут для меня?

Питер закурил тонкую сигару Вандефула:

– Ты помнишь некую Ирину Свирину, дочку одесского вора в законе Чижика?

– Понятия не имею, о ком идет речь.

– Вот видишь… А Ирина тебя помнит, очень хорошо помнит. И, кстати, растит ребенка, – симпатичную девчушку, как две капли воды похожую на своего легкомысленного отца.

– Это шантаж!!

– Возможно. Но разве не ты принуждаешь меня к нему?

– Какого дьявола вы лезете не в свои дела?! – вскричал Вандефул. – Я думал, ты мне друг, а оказалось, что ты такой же беспринципный негодяй, как твои хозяева!

– Вот здесь ты ошибаешься, Джо. Пусть я и негодяй, но принципиальный. И мои хозяева тут ни при чем.

– Еще не легче… Тогда ради кого ты так стараешься, что готов втоптать в грязь лучшего друга?

Питер мягко улыбнулся:

– Сначала ответь – поможешь мне? Джо, поверь, если бы это не было столь важно, я бы… не старался. Играю в открытую.

– Черт с тобой…

Обняв за плечи приятеля, Питер проговорил:

– Спасибо, Джо. Стараюсь я ради одной женщины, которую давно и безответно люблю.

Вандефул покачал головой:

– Какой же ты, Питер, глупец! Так бы и сказал – для женщины. А то начал шантажировать Свириной. Не волнуйся, живут они нормально, не бедствуют. Кстати, какое отношение твоя безответная любовь имеет к этому Румбергу?

– Отложим на потом? Румбергу надо скрыться таким образом, чтобы ни одна душа не смогла докопаться до него. Однажды он уже пренебрег моим советом и лишь по чистой случайности остался жив.

– Охотились за ним, а убили двойника?

– Именно так. Банкир должен исчезнуть из поля зрения…

– Задача двойника – направить охотников по ложному следу?

Питер заметил:

– С твоими способностями ты бы мог стать президентом США.

– Вряд ли. Я слишком сентиментален…

– Так что мы решим?

Немного поразмыслив, Джо Вандефул произнес:

– Думаю, у меня есть подходящий трюк.

* * *

При виде банкира Новиков аж разинул рот:

– Ну и видок у тебя – с того света вернулся?. Могу предложить холодный забористый квас. Налить кружечку?

Не обращая внимания на молчание гостя, Савелий откупорил бутыль с темно-коричневым напитком и разлил по кружкам.

– Может, желаете водочки, господин финансист? – заулыбался он. – Вы у нас редкий желанный гость, так что выбирайте. А я хлебну кваску. За всю мою госдумовскую фракцию!

Он поднял кружку и жадно, большими глотками принялся пить. Затем, утолив жажду, вытер рот рукавом пиджака и блаженно откинулся в кресле, уставившись на кейс в руках Румберга:

– Итак, мы одни, – я твою просьбу выполнил. Может, у меня что-то со зрением, но почему-то не видно тех зеленых, которые ждет Аслахан? А! Понял. Тебе необходима его доверенность? Сдается, между старыми друзьями это лишне. Кстати, только что доставили вечерние газеты. В них замелькало и твое имя. Иными словами, наш цивильный общак приказал долго жить. Что скажешь, банкир? Опять молчишь? Я так считаю, что все только начинается. Мы расслабились, поддались соблазну легких денег. А про конкурентов совсем забыли. Эти ошибки слишком дорого стоят, чтобы их повторять в будущем. (Он налил себе еще кваса и сделал несколько торопливых глотков). Чем больше пьешь, тем больше жажда. Так и с деньгами – никогда много не бывает. М-да… Все эти шельмягины и калашины, будь они прокляты, разбегутся, как корабельные крысы. Их место займут другие, еще более жадные и беспринципные, они найдут следующего подходящего пахана, сменят нынешнего и продолжится эта бесовская круговерть. Я гладко говорю? Нам же только останется пересидеть, переждать, накопить силенок и ринуться в бой вместе с новыми российскими козлами. Под их знаменами, понимаешь ли… Фейс у тебя, прямо скажу, какой-то поганый, больной. Ладно. Давай сюда баксы, я распишусь в получении и разбежимся. Дел много… Ну?! Чего ты на меня уставился, как баран на шестисотый «мерседес»?!

– Ты убил моего сына, – тихо произнес Румберг.

Савелий сначала удивленно поднял брови, затем кашлянул и беспечно засмеялся:

– А твоего племянника я еще не успел убить?

– Ты убил моего сына, – повторил Румберг.

– Послушай, как тебя там, – вспылил Новиков, – я позову своего доктора. Вижу, у тебя съезжает крыша, нужны релаксанты. Только сначала давай рассчитаемся и…

Увидев дуло пистолета, нацеленное на него, Новиков оторопел.

– Мой сын, – процедил банкир, – умер от наркоты. Не двигаться, скотина!

– Что ты в натуре… С– сижу на месте, не двигаюсь… – он понемногу приходил в себя. – Так и скажи: не видать тебе, Савелий, баксов. Я ведь понятливый. Раз такое горе, возьми эти деньги себе. Только… при чем же тут я? В чем дело? Мой бизнес тебе хорошо известен, ты имеешь с него большую прибыль. Забирай все, если тебе своего мало. С Аслаханом сам разберешься.

Савелий Новиков вдруг уставился на Румберга, его глазки, до этого трусливо бегающие, неожиданно сверкнули открытой ненавистью:

– Кто ты такой, Румберг? Кто ты, мать твою разтак?! Откуда ты взялся? Тебя Васька Шельмягин вытащил из говна, отлакировал да еще нехилую работенку подкинул. Ты явился сюда вершить правый суд, но взгляни сначала на себя, – ты такой же, и ничуть не лучше меня. Обычное дерьмо в конфетной обертке! Видишь, дело дрянь, – очиститься решил…

– Ты убил моего сына.

– А скольких сыновей поубивал ты?! Что ты бубнишь, как попугай? Или тебе, маньяку, не приходит в голову, что ты – мой соучастник? Или башка твоя под тыкву заточена? Шланг гофрированный…

Румберг прищурился:

– Кажется, непонятно, о чем идет речь?

– Да, убивай, убивай! – закричал Новиков в надежде, что кто-нибудь из своих его услышит. – Убьешь меня, останутся сотни тысяч таких, как я. И тебя найдут, не волнуйся! Или мои братки, или Васины менты. Так что спрячь свою пушку пока не поздно и поговорим по человечески… – он перешел на визг: – Я не убивал твоего сына!! – и быстро затараторил: – У меня у самого сын от Катьки, да, от Катьки, он тоже того, ширяется, ты ведь ее любишь… ты ведь любишь ее…

Новиков увидел, как побледнел Румберг, как тяжело он дышит, а пистолет пляшет мелкой дрожью в его руке.

– Ты ведь… больной, – осторожно проговорил Савелий. – Смотри, тебе совсем худо. Пот бежит со лба. Сейчас ты умрешь…

Воспользовавшись столь неожиданным поворотом, Новиков без труда вмиг обогнул стол и, очутившись перед обессиленным банкиром, ловко выхватил пистолет.

– Ха, ха, ха!! Чмо недорезанное! – засмеялся он. – Куда тебе играть в эти игры, – на кладбище пора!

Открыв кейс Румберга, он оторопел:

– Значит… денег ты не взял. Здесь пусто…

– Ты… убил моего… сына, – еле прошептал Румберг, хватая воздух ртом.

Новиков глядел на гостя с открытым презрением:

– Я и тебя, пентюх сраный, сейчас убью… Мне считать до трех или сам сосчитаешь?

– Ты… убил…

– Раз… два… три…

Несколько приглушенных хлопков раздались в комнате. Новиков сначала наклонился, затем, неестественно скорчившись, рухнул на ковер. Он еще дышал.

– Нам надо спешить, Филдин! – голос у Сомова казался каким-то искусственным. Он свинчивал глушитель со ствола.

– Я не могу…

– Примите таблетки, поскорее, прошу вас. У отеля в машине ждет Питер.

Филдин вдохнул аэрозоль кордикета.

– Вы можете идти? – спросил Сомов. – В нашем распоряжении четыре минуты.

– Только… очень медленно.

…Отстреливаться не пришлось, – они как раз тогда сели в машину, когда какие-то бесцеремонные люди, чуть не сбив швейцара, ворвались в отель.

– Я снял всю новиковскую охрану, – сказал Сомов Питеру на повороте. – А его шестерку – головореза Вовчика – просто укондохал.

– Забыл, что означает «укондохал», – признался Питер.

– Значит, придушил, – пояснил Филдин. – Или прибил.

Питер улыбнулся:

– Тебе уже легче?

– Лучшее лекарство – хорошая новость.

– Не радуйтесь преждевременно, – Сомов внимательно глядел в боковое зеркало. – У нас на хвосте команда Воробьева.

– Здесь не Москва, – заметил Питер.

– Вряд ли они станут с этим считаться.

– Станут или не станут – их проблемы.

Он тормознул рядом с тучным констеблем и показал свое удостоверение:

– Сделайте одолжение, сержант, проверьте следующий за нами зеленоватый «ситроен» на предмет наличия неучтенного оружия. Только обязательно вызовите подкрепление, – русские мафиози не слишком щепетильны.

Констебль козырнул:

– Будет исполнено, сэр!

В боковом зеркале было видно, как полицейский вежливо тормознул «ситроен» и, вызвав по рации подкрепление, приступил к осмотру багажника.

– У ФБР существует межведомственный договор с Интеллидженс-Сервис, – пояснил Питер, – согласно которому все террористы в Штатах и Соединенном королевстве считаются общими. Кстати, не очень приятно об этом говорить, но господин Румберг не далее как вчера с подачи русских является особо опасным преступником, разыскиваемым по линии Интерпола.

– Это мне известно, – сказал Сомов. – Как знать, быть может, и моя фамилия скоро замелькает в списках Интерпола.

– Вы точно решили порвать с ФСБ? – спросил Питер.

– Нет вариантов: передо мной поставили выбор, – либо Новиков меня, либо я Новикова. Так своеобразно начальство оценило мою четвертьвековую службу в КГБ.

Некоторое время молчали.

– Питер, – вспомнил банкир, – мне необходимо срочно заехать в здешний филиал «Бизнес-трейда».

– По-моему, ты совсем недавно оттуда.

– Я имею в виду другой, тот, что рядом с Трафальгар-сквер.

– Очень опасно, – ответил Питер. – Мы не можем так рисковать.

– Прошу тебя! Пожалуйста, всего на несколько минут.

– Я прикрою, – заверил Сомов, – если так необходимо.

…Первое, что бросилось в глаза, – странная реакция охранника. При виде шефа он сначала оторопел, затем, перекрестившись, пропустил вошедших. Старший менеджер филиала – приятная немолодая женщина, – увидав Румберга, испустила громкий стон и потеряла сознание. Очнувшись, она пролепетала: «Воскрес из мертвых…». Двое других служащих сбивчиво объяснили, что три дня назад шеф, который сейчас стоит перед ними живой и невредимый, был в упор расстрелян неизвестным посетителем в своем кабинете. Убийце удалось скрыться, но удивительно, что полиция и газеты, будто в рот воды набрали, – ни слова об убийстве. Более того, персоналу банка приказано молчать.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Румберг старшего менеджера, которая, пригубив немного виски, постепенно приходила в себя. – Мне необходимо сделать два срочных перевода. Вот банковские реквизиты европейского отделения «Антиспида», а это – расчетный счет организации «Помощь наркоманам». Прошу вас, миссис, сейчас же перевести на их счета соответственно пятьсот и шестьсот пятьдесят миллионов долларов из наших корреспондентских активов.

– Мы разорим всех своих клиентов! – воскликнула женщина. – Я не могу…

– Делайте, что вам сказано, – отрезал Сомов, – если сами не хотите воскреснуть из мертвых.

Несчастная дама, опустошив полбокала виски, оперативно провела переводы.

* * *

Накануне представления Джо Вандефул вызвал начальника секьюрити собственной службы и попросил его втрое увеличить число агентов, которые под видом зрителей присутствуют на каждом его шоу.

– Я могу мотивировать свою просьбу лишь тем, что в зале будет находиться мой друг. Ему угрожает реальная опасность, – сказал Вандефул.

– Может, вашему другу не следует приходить на шоу?

– Может, и не следует… Но тогда он не минует угрозы в другом месте.

– Вы не могли бы, сэр, показать его фотографию?

Иллюзионист протянул пачку газет, где на первых полосах красовались портреты Румберга под скандальными заголовками.

– Конечно, это только мое мнение, сэр, но от таких друзей сейчас лучше держаться подальше.

– У вас новое представление о дружбе.

– Извините, сэр. Мы сделаем все, чтобы обезопасить вашего приятеля.

…Гарольд Вильсон-холл – так назывался этот огромный восьмидесятитысячный зал – был настолько переполнен, что в проходах пришлось устанавливать дополнительные кресла. Единственное гастрольное представление, которое Джо Вандефул давал в Лондоне, вызвало небывалый ажиотаж. Цены на билеты подскочили до астрономических цифр, но это не помешало обычно невозмутимой английской публике раскупить все места в зале за месяц до волнующего события. Собственно, почти месяц уходил у режиссеров и продюсеров Джо на подготовку шоу: в это время реклама шла по всем направлениям, на телеканалах демонстрировались фрагменты новых потрясающих номеров, без которых не обходились очередные гастроли. То была принципиальная политика самого Вандефула и его команды, – привносить нечто сногсшибательное в каждое выступление. Поговаривали, что неукротимый на фантазию Джо и на сей раз припас для зрителей какой-то невероятный умопомрачительный сюрприз, давать рекламу которому запретил сам кудесник…