Текст книги "Крик в ночи (СИ)"

Автор книги: Владимир Ридигер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Дмитрий включил телевизор: новый триллер, затем давний совковый фильм, программа «Человек в маске»… Для чего нужна маска? Почему в маске человек чувствует себя уверенно, а без нее – нет? Ведущий ловко вытягивает сокровенные признания, человек в маске безбоязненно делится крамольными мыслями с многомиллионной аудиторией. Зачем это? Или все мы сидим под одной огромной маской, наглухо укрыв собственные чувства и мысли, не желая быть свободными, стесняясь самих себя?

Похоже, с возрастом желание резонерствовать становится ежедневной потребностью, решил Дмитрий. Ему теперь следует подумать, как отрабатывать свой хлеб насущный, какие прошлые связи возобновить, какие новые знакомства завести.

Пройдя на кухню, он налил себе стакан дорогого коньяка, что можно было отнести к чисто русской манере и, собравшись духом, одним залпом выпил. Кажется, после первой в России не закусывают. Значит, после второй. Он ощутил, как тепло медленно разливается по всему телу, бежит по сосудам. Определенно, он хандрит, позабыв о ярких прошлых годах! Тогда его ум и энергия били через край, все было нипочем, а природный авантюризм приводил к таким удивительным коллизиям, что вспомнить страшно. Нет, сейчас он не иссяк! Он снова на коне и готов бросить вызов судьбе. Готов сражаться и побеждать, чего бы это ни стоило! Не все так плохо, честное слово. Трудности были всегда, будут и впредь. Тот, кто не способен их преодолевать, – не способен ни на что. Он, такой человек, просто жалкий слизняк, забитый и задавленный окружающей действительностью. Конечно, сейчас трудно. Но разве бывает легко? Когда все понятно и все объяснимо? Только тогда, когда мы уверены в себе, когда не боимся фантазировать и рисковать, идти напролом и дерзать. Вот только тогда…

Он и не заметил, как, добравшись до подушки, уснул крепким младенческим сном, чистым и спокойным, глубоким и ровным, без треволнений и кошмаров, без ярких болезненных сновидений…

ТО, ЧТО УНОСИТ РЕКА

– Очень сожалею, что не нашел времени для более ранней встречи с вами, миссис Грейвс, – виновато заметил директор ФБР Эдвард Коллинз. – Право, отношу это к своей собственной нерасторопности.

Линда обратила внимание, как пальцы его левой ладони отбивают легкую барабанную дробь на поверхности стола.

– Что сейчас нас больше всего интересует? – продолжил Коллинз. – Все, что касается бывшей агентурной сети КГБ. А сеть эта на удивление нам являлась мощной и разветвленной, даже больше, чем можно предположить. Спецслужбы сегодня оказались в несколько затруднительном положении: с одной стороны неплохо пожинать обильный урожай, с другой стороны возник вопрос – куда его девать? Вернее, как им воспользоваться? Да и в России слишком нестабильно – кого-то можно, скажем, открыто сдать, кого-то следует попридержать до лучших времен. Вопрос в том, насколько компетентно нынешнее российское руководство в столь неоднозначной ситуации. Или они заняты собственными внутриполитическими разборками настолько, что руки до другого не доходят, или, напротив, пытаются разгрести возникшие завалы, – ведь кое-кто из них в свое время был напрямую связан и с ЦРУ, и с ФБР. Здесь, собственно, корень возникших проблем…

– Простите, сэр, быть может, я что-то недопонимаю, – сказала Линда, – но насколько далеко в этом вопросе лежит наша компетенция?

– Вы имеете в виду ФБР?

– Именно так.

– Все вы одинаковы! – улыбнулся Коллинз. – Что Пентагон, что ЦРУ. Как что-то сверхсложное – давай сюда ФБР, как снимать сливки – ребята из ЦРУ тут как тут.

– Я уже не работаю в ЦРУ.

– Правда? Что ж, и отлично! – воскликнул Коллинз. – У нас намного интереснее и демократичнее, вы сами в этом убедитесь. Но я отвлекся. Итак, дело касается вашего бывшего шефа. Пост, который он занимал в структуре ЦРУ, позволял ему вести двойную игру с КГБ, чем он, как мы теперь знаем, вполне профессионально пользовался. Более того, есть все основания полагать, что нити связей Уикли тянутся к высоким чинам КГБ, наиболее дальновидные из которых уже тогда фактически работали на Запад. Кто-то из них курировал ракетостроение, кто-то атомную энергетику, а кто-то занимался ловлей шпионов, так сказать, во всесоюзном масштабе, в службе общей контрразведки. Эти люди являлись «золотым фондом» ЦРУ, их имена были строго засекречены, но… нет ничего тайного, что не становится явным.

– К сожалению, здесь я ничем не могу помочь, – сказала Линда.

– Вы предварили мой вопрос, агент Грейвс. Но лучше вспомните имена чекистов, которые занимались вами в Советах после провала.

– Я отлично их помню: полковник Ведмедятников и майор Шельмягин.

– Вам известно, кто теперь Шельмягин?

– Кажется, шеф ФСК?

– Да, это так. Они меняются там десять раз на дню, просто чехарда какая-то.

Нам следует быстро ориентироваться в этой неразберихе, чтобы, сохранив своих людей, дать им возможность спокойно работать. Кстати, ваш приятель Филдс сейчас как никогда нуждается в целенаправленной поддержке.

Линда подумала: уж не ослышалась ли она?

– Вы сказали… Филдс?

– Да, именно Филдс. Есть и другие категории сотрудников российских спецслужб, которым необходима наша помощь, но это так, к слову.

– Чем же Филдс сейчас занимается? – спросила Линда.

– В настоящее время он, если так можно выразиться, принимает старт, ищет подобающую для себя нишу в русском бардаке.

– Значит, он жив?

Коллинз предложил ей сигарету:

– Ждал этого вопроса, потому что знал, насколько ваши отношения с Филдсом… – он подыскивал нужное слово, – доверительны. Я не ошибся?

– В прошлом времени, сэр.

– Разумеется. Все мы когда-то были молодыми. Не хочу вас чем-то задеть, поймите меня правильно, но послужной список всех бывших друзей Линды Грейвс нам хорошо известен.

Линда пустила колечко дыма по направлению к Коллинзу:

– Весьма польщена таким вниманием.

– Это наша работа, вы же понимаете.

– Наверное, Робертс понимает вашу работу лучше, чем кто– либо еще.

– Не слишком строго судите мистера «Мозги набекрень». Такое у него прозвище среди сотрудников.

– Очень точное, следует заметить.

Коллинз пошел напрямик:

– Сэм Уикли… Вам что-нибудь было известно о его связях с КГБ?

– Абсолютно ничего.

– Вы находились в близких отношениях. Не могло ли показаться, пусть косвенно или опосредованно, что он уделяет слишком много времени второстепенным задачам?

– Это было вначале нашей связи.

– Не совсем понимаю…

– Ну, применительно к занятиям любовью. В постели он был неукротим, и подобная второстепенная задача отнимала у Сэма много времени. Это мне не могло показаться.

– Простите, я еще не привык к вашей манере разговора.

Они молча наблюдали друг за другом. Чего Коллинз добивается, спрашивала себя Линда, к чему подводит беседу? Быть может, хочет сыграть на ее привязанности к Филдсу с тем, чтобы выудить какие-то сведения о Сэме? Похоже, такими сведениями он располагает более чем в достаточном количестве. Значит здесь что-то другое. Но что? В любом случае надо держать ухо востро.

– А вот Медведев и Шельмягин… – продолжил Коллинз. – О них Уикли часто упоминал?

– Ведмедятников, сэр. Если мне не изменяет память, ровно столько, сколько было необходимо по текущему моменту, связанному с моим провалом.

– Весьма любопытно, – оживился Коллинз. – Расскажите, как все происходило.

– Собственно, что рассказывать… Эти люди поначалу представились в качестве сотрудников МИДа, но военная выправка выдавала их с головой. Впрочем, они и не стремились что-либо скрывать – от слов перешли к делу, предложили сотрудничать.

– Как реагировал Уикли?

– Он предоставил мне выбор: или отказаться, или стать двойным агентом.

– Вот как? Значит, он не исключал возможности сотрудничества с КГБ?

– А что здесь удивительного? Сэм считал такую ситуацию исключительно важной для разведки.

– Что же вам помешало воспользоваться открывшейся перспективой?

– Это был мой выбор, мистер Коллинз.

– Конкретно.

– Сказались чрезмерные психологические перегрузки и, естественно, физическая усталость.

Он задумчиво произнес:

– Полагаю, так оно и было…

– Иначе и не могло быть, сэр.

Коллинз неожиданно вернулся к Филдсу. В настоящий момент, рассуждал он, его теперешние боссы, по всей вероятности, придерживаются выжидательной тактики. Однако, что совсем не исключено, готовят ему весьма «прицельную» роль. Какую именно – покажет время. И такое время, похоже, не за горами. Хотелось бы сыграть на опережение, чтобы упредить возможность нежелательных последствий для страны.

– Простите, для чьей страны? – спросила Линда.

– Для той самой, – ответил он, – служить которой мы с вами, агент Грейвс, присягнули на верность.

Линда пошла напролом:

– В чем состоит моя задача? Я должна помочь Филдсу?

– Мы все должны ему помочь…

И Эдвард Коллинз неторопливо и обстоятельно перешел к самому главному предмету их разговора.

* * *

Когда головная боль после принятого аспирина немного отпустила, Дмитрий поплелся в ванную и, подставив лицо под холодную струю воды, кажется, стал приходить в себя. Распитие дорогого коньяка по русскому обычаю к добру не приводит. И все-таки следует похмелиться, иначе дело дрянь. Лишь бы до алкоголизма не дойти… Он стал было наливать в стакан коньяк, но понял – трясущимися пальцами осуществить это не удастся. Тогда он жадно присосался к горлышку бутылки и прерывистыми глотками начал пить. Снова приятное тепло разлилось по телу, снова пришли радость и уверенность, легкость и ясность мыслей. Жизнь удивительна! И чертовски приятна! Нет смысла себя обманывать, коль так оно и есть.

Удобно расположившись перед телевизором, Филдин без особого интереса переключал каналы, где второсортные кинобоевики сменялись многосерийными мелодрамами. Прав Швайковский! Ведь, в сущности, человеку совсем немного требуется: пожрать, приодеться, выспаться и, будучи чуть-чуть навеселе, вдоволь насмотреться всякой телевизионной всячины. Вот он, человек, и насытился, и умиротворился. Чего же еще желать?! От добра – добра не ищут. Неужели это не ясно? Да, мир полон несуразностей, непонятностей, а проще говоря, дерьма. Ведь жизнь наша – неуловимое мгновение, яркий лучик надежды, который, внезапно вспыхнув, столь же быстро гаснет. И всё! Дальше начинается вечность, пустота…

На экране телевизора выплыла миловидная женщина с короткой модной стрижкой и столь же обаятельной улыбкой. Опять нескончаемые вооруженные конфликты на рубежах необъятной России, опять очередная политическая склока между ветвями власти, и снова не утихающая война компроматов, взаимных упреков, обвинений, провокаций. Великая страна, очертя голову бросилась в мутный омут вседозволенности, вседоступности, одержимости легкой наживы. Игра идет по крупному: кто проиграл – или погибает, или садится в тюрьму, или выбрасывается на улицу. Здесь единый для всех закон – закон темной чащи, переполненной молодыми и старыми голодными волками, рвущими в клочья любую добычу… Улыбка исчезла с лица ведущей, когда в студию принесли экстренное сообщение: недалеко от своего дома, по пути из деревни Журавлиха в лесу зверски убит – зарублен топором – известный религиозный деятель, священник русской православной церкви отец Алексей. И дальше: «…его заслуги в становлении демократии неоспоримы, его высокие моральные и духовные качества были отданы служению людям, Богу и православию. Он был простым, открытым человеком, мечтавшим видеть Россию обновленной, сильной, счастливой…».

Дмитрий Филдин дальше не слышал, в голове появился какой-то тихий странный звук, похожий на перезвон двух колоколов старой часовни. Где он мог его слышать? Странно… Ведь где-то слышал. Быть может, это колокола из чьего-то далекого детства или юности. По ком они звонят? Кого поминают или благословляют? Какую скорбную весть несут в наши умы и сердца? Кому прочат вечную память, тревожно предупреждая: не преступи черту, будь как все, живи как все, думай как все! Иначе – грядет Божья кара тебе и роду твоему, и всем ослушникам, вознамерившимся пойти своей тропою. Золотые, темные от старости купола венчают истерзанную Россию, над ними вороны кружат, и словно стон, гудит, гуляет по великим просторам горечь и безысходность в нескончаемом перезвоне старых колоколов…

Он вдруг вспомнил о собственной рукописи, которую совсем забросил, если не потерял. Нет, рукопись на месте. Листки стали желтеть по краям, бумага помялась. Здесь, на этих листках, испещренных неровным почерком, собраны его мысли и фантазии в виде смешных, забавных комиксов совковых времен. Мир веселых и грустных приключений Джона Филдса отмечен печатью романтики, здорового пессимизма да, пожалуй, и философии, – размышлениями о наших помыслах, делах, судьбах. То был беспечный, легкий полет воображения, где сны похожи на реальность, а реальность – на сон… О чем писать теперь? Может быть, о жизни и гибели отца Алексея, такого же неисправимого наивного романтика, как он сам? Или попытаться «умом понять» заколдованную Россию, наперед зная, насколько это бесполезное занятие? У кого теперь искать ответы на бесконечную череду вопросов? Кому излить душу, с кем посоветоваться? Или поспорить?.. Лишь на склоне лет начинаешь понимать, насколько тягостно одиночество. Можно иметь кучу друзей и быть одиноким. Можно кричать во весь голос, – и остаться не услышанным. Что же делать? Любить, как утверждают классики. И быть любимым. Видимо, ему такого не отпущено.

Когда зазвонил телефон, рука Дмитрия Филдина нерешительно держала новую бутылку коньяка. «Черт бы их дернул!», – подумал он, снимая трубку.

– Слушаю…

– Добрый вечер, Дмитрий, – приветствовал Вездесущинский.

– Разве уже вечер?

– Счастливый человек! Завидую потерявшим чувство времени. Как поживаете?

– Рад слышать вас, Тимирзяй Валерианович. Поживаю неплохо. Пью коньяк, смотрю телевизор.

– Вам сейчас необходимо расслабляться, правильно делаете.

– Вот только новости очень грустные…

– Вы про священника? Этого следовало ожидать. Плыть против течения да еще в церкви… Пророков в своем отечестве не жалуют – давно известно. Насилие омерзительно. Не лучше ли оставаться бездушным циником и смотреть на все отрешенно? Нервные клетки не восстанавливаются, дорогой мой.

– Мне плевать на нервные клетки!

– Напрасно. Кстати, я вам рекомендую некоторые импортные препараты, посмотрите на полке в кухне.

– Зачем они мне?

– Коньяк не всегда снимает напряжение. А стрессовая готовность сидит в нас постоянно. Имейте в виду.

– Что вы от меня хотите?

– Слышу нотки раздражения. Вам привет от Сомова.

– Какие будут инструкции?

– Дмитрий! Выкиньте все это из головы, отдыхайте, займитесь чем-нибудь интересным, сходите в музей, поработайте над книгой. Да, чуть не забыл – о вас справлялся Пелингас.

– Это еще кто?

– Швайковский. По-моему, он в восторге от вашей рукописи.

– Если можно быть в восторге от рукописи, которую повертел в руках.

– Не важно. Это в его стиле – быть ментором начинающих дарований.

«В его стиле кинуть хоть кого, как только исчезнет личный интерес,» – подумал Дмитрий, а вслух сказал:

– Спасибо, что позвонили.

Доцент еще поболтал о какой-то чепухе и повесил трубку.

Затем звонила Катя по мобильному из Журавлихи. Весть о смерти священника застала ее в машине по дороге к бабушке Лизе, что привело девушку в мистический ужас, и даже врач, которого она везла, не смог ее утихомирить.

– Баба Лиза совсем больна, – сбивчиво повторяла Катя. – После укола она вроде успокоилась, но смотрит вокруг какими-то страшными глазами. Бедная Лиза!.. Вообще, так хочется уехать, чтобы все позабыть и начать новую жизнь…

…Вторая бутылка коньяка окончательно свалила Дмитрия Филдина. Сон его изобиловал нескончаемыми бегствами от уродливых чудовищ, медленно, но неотвратимо настигавших его, куда бы он от них ни кидался, за какой бы надежной дверью ни прятался. Проснувшись ночью, весь в липком поту, он широко открыл глаза, стараясь уйти от навязчивых кошмаров, однако и при свете торшера ему казалось, что по углам, затаившись, сидят его вечные преследователи, готовые разом сорваться с места, как только погаснет свет…

Он вспомнил о совете психотерапевта и, даже не прочитав аннотацию, проглотил пригоршню каких-то импортных пилюль. Что было потом – трудно себе представить, это состояние невозможно передать словами! Если сказать кратко, его будто невидимой силой притянуло к потолку, затем опрокинуло вниз головой на пол и, неимоверно тряхнув, кинуло в туалет одновременно с неукротимой рвотой. Пробормотав, что больше в рот не возьмет спиртного, Дмитрий, опустив голову к унитазу, просидел так до самого утра, содрогаясь от неимоверного озноба…

Утром все повторилось: головная боль, аспирин, холодный душ и снова коньяк. По телевизору ответственный чин ФСБ анализировал трагическую смерть отца Алексея, ее возможные мотивы и предположительных исполнителей. По его версии то было делом рук убийцы-одиночки, психически больного человека, маньяка, которому отец Алексей, скорее всего, чем-то досадил. Сейчас людей с расшатанной психикой – великое множество, кто это станет отрицать. Врагов у священника, насколько известно, не было. Коммерцией святой отец не занимался. Да, он баллотировался в Госдуму, но позвольте, теперь туда стремится каждый второй, кто считает своим долгом верой и правдой послужить великой России. Конечно, большая политика для неподготовленного человека сложна и даже чревата опасностью, рискуют все, кто туда идет. Однако эта трагедия напрочь лишена политической окраски, здесь нет никаких сомнений. Как нет сомнений и в том, что убийца в самое кратчайшее время будет найден, у следствия есть прямые и косвенные улики на этот счет. В общем, убийство хоть и загадочное, однако совсем не сложное с точки зрения компетентных органов. Разберемся…

Раздался звонок в дверь. От неожиданности Дмитрий замер – обычный звонок в дверь привел его в замешательство. Он нерешительно открыл. Молодой человек, стоящий на пороге, кого-то ему напоминал. Очутившись в передней, мужчина приятно улыбнулся и пригладил волосы:

– Получается, не прошло и двадцати лет, – сказал он, – как старые друзья встретились вновь!

– Простите, мы знакомы?

«Вот что значит алкоголь, – досадовал Филдин. – Напрочь отбивает память. И вид у меня, наверное, соответствующий. Как все некстати!»

Глаза у молодого человека заблестели, во взгляде появилось нечто чертовски озорное:

– Как поживает фирма «Петр и орава»? – весело спросил вошедший и для пущей схожести даже поковырял в носу. – Теперь узнали?

– Разрази меня гром, – воскликнул хозяин, – если вы не хулиган Петя!? Мне это снится?

Молодой человек рассмеялся:

– Полагаю, что нет! Но звать меня уже не Петя, а Питер. Я – гражданин США.

– Поздравляю. Чем же вы теперь, Питер, занимаетесь?

– По крайней мере, уже далеко не тем, чем занимался в юности. Не возражаете, если мы пройдем в комнату?

Извинившись за беспорядок, Дмитрий пропустил Питера вперед:

– Не обращайте внимания на бардак. Мне даже принимать вас неловко…

– Пустяки, – ответил гость и, смахнув со стола кучу мусора, поставил бутылку виски «Белая лошадь» и рядом с ней положил деликатесы в вакуумной упаковке. – А это чтобы смягчить неловкость. Нормально?

Филдин совершенно не хотел есть, тем более пить, но, решив соблюсти правила приличия, пригубил виски и пожевал кусочек ветчины. Однако Питер, видно, проголодавшись с дороги, без тени смущения умял почти всю закуску и опустошил половину бутылки:

– Теперь и побеседовать хочется…

Закурив сигарету, он рассказал бывшему шефу о своей, в общем-то, беспроблемной судьбе: сначала детская колония, затем, после небольшой передышки, снова зона, потом удачная женитьба на вдове нового русского, собственная фирма, купленное высшее образование, жизнь в Штатах, взлет карьеры крупного финансового администратора, ну и, кажется, вроде все. Для начала совсем неплохо. Да! Плюс работа на одну спецслужбу, так, ради «крыши». Фортуна благоприятствует. Пока, по крайней мере.

– С умилением вспоминаю прошедшие годы, нашу с вами совместную деятельность, – продолжал Питер. – Вот уж горячие были деньки! И смешные, если взглянуть со стороны. Кажется, еще совсем недавно мотался по дворам в своре отчаянных мальчишек и вот, – сейчас я преуспевающий бизнесмен, человек, сделавший сам себя. Не без вашей, разумеется, помощи.

– А что супруга?

– Упаси Господь! Мы развелись, как только я встал на ноги и остались довольны друг другом. У этих женщин в голове неразбериха, с ними сложно.

– Как вы меня нашли?

– О! Вы отлично выглядите.

– Я в том смысле, каким образом отыскали?

– Это не составило труда, поверьте. Кстати, одна наша общая знакомая просила передать вам привет.

– Какая именно?

Питер лукаво сощурился:

– Старая любовь не ржавеет – таков закон природы.

– Вы меня интригуете.

– Отнюдь!

– Если, как вы говорите, это наша общая знакомая, то, насколько мне не изменяет память, таких знакомых у нас попросту не было.

– Ошибаетесь, – улыбнулся Питер. – А очаровашка Мери, например?

– Вы не могли даже знать о ней, шляясь по дворам.

– А, к примеру, Линда Грейвс?

– Откуда вам известно ее имя?!

– Мне много чего известно, уважаемый…

Питер посерьезнел, сразу сделался каким-то отчужденным, блаженное настроение внезапно улетучилось вместе с хмелем.

– В каком бизнесе вы работаете? – поинтересовался Филдин. – Берусь угадать с первой попытки.

– Попробуйте.

– В шоу-бизнесе.

Гость уставился на него удивленными глазами:

– Как вы…

– Дорогой хулиган Петя, это – профессиональное. Пусть я болен и пьян, но то, что нарабатывалось годами, остается при мне по сей день.

– Хай класс! – воскликнул Питер.

– Именно так, – согласился хозяин и неожиданно для гостя опустошил оставшийся виски прямо из горла бутылки. – Выкладывайте про Линду, про себя, про вашу «крышу»… Только уговор: мозги не запудривать. К делу, молодой человек!

Питер, не ожидавший такого поворота, постарался придать беседе непринужденность и даже некоторую фамильярность:

– Когда в далекой юности, однажды обчистив ваши карманы, я несказанно удивился насколько вы небогатый субъект. Но, думал, уж к старости мой шеф будет не беднее Рокфеллера. Ваших организаторских способностей хватило б на многотысячную корпорацию, честное слово. Мне казалось, если даже наше дело сорвется, то уж вы, по крайней мере, найдете достойное применение своим талантам. Оснований так думать было вполне достаточно. И вот, насколько непредсказуемы наши судьбы! Мы снова вместе, и снова готовы на любые авантюры, на яркие, неожиданные ходы. Разве это не является доказательством того. что мы продолжаем жить? Что наш неспокойный разум в который раз бросает вызов сам себе, идет наперекор обстоятельствам и даже реальности? Это ли не доказательство самоутверждения таких людей, как мы? А на таких именно людях и держится мир!

– Мой неспокойный разум задает сакраментальный вопрос: когда хулиган Петя перейдет к делу?

Как бы нехотя, без особого энтузиазма, Питер стал «раскручивать» некий сюжет: Линду он знает сравнительно недавно, в основном, по работе; сам зачастую мотается то здесь, то там исключительно с целью расширения деловых контактов; но что касается «крыши», то ни ему ли, его бывшему шефу, понимать, насколько конфиденциальна подобная информация. Вообще-то хочется определенности, а тут – бесконечные вояжи, самолеты, поезда, теплоходы… Масса людей, в основном ненужных, готовых ради подписания контракта врать, изворачиваться, подсовывать какие-то липовые документы и рекомендательные письма (это здесь, в России). За океаном не лучше – все норовят ухватить пожирнее куш, строят из себя неповторимых суперзвезд, способных работать только за баснословные гонорары. Откуда в этих янки столько спеси?! Любые человеческие взаимоотношения сводятся к деньгам. Искренняя любовь – это обожание толстого кошелька. Искреннее презрение – это презрение к нижестоящему. Великодушное снисхождение – это снисхождение к собственным порокам…

Питер с видимым сожалением посмотрел на пустую бутылку виски:

– Иногда кажется, что жизнь протекает в сплошных хлопотах и тревогах – место для лучшего времяпровождения уготовано на небесах.

– Что вы еще знаете о Линде?

– Еще я знаю о Линде то, – признался Питер, – что я ее… люблю.

Он выжидательно посмотрел на собеседника и, не обнаружив никакой реакции, продолжал:

– Это удивительное создание! Она красива и загадочна, умна и добра, критична и остроумна. А как женщина – просто неповторима.

– Зачем вы мне все перечисляете?

– Но вы же сами спросили о ней.

– Валяйте дальше.

– А что, собственно, дальше? Разве этого мало?

– Ну… какие у нее там еще качества?

– Вы о чем?

– О постели. Что интересного она вам преподнесла?..

Филдин и глазом не успел моргнуть, как от мощного удара в челюсть свалился на пол.

– Ты еще пожалеешь об этом, старый козел, – прошипел Питер, приставив дуло пистолета к его подбородку. – Извиняйся, мудак!

– Перед кем и за что? – еле выдавил Дмитрий.

– Передо мной. За Линду.

– Она тебе кто – жена? Дурачок ты, Петька…

– А ты слишком умный. И подлый.

– Что я такого спросил? Прости, конечно, не хотел тебя обидеть. Пушку свою убери, пожалуйста… На кухне последняя бутылка коньяка. Будь добр, принеси, а то как-то глупо получается – из-за бабы ссоримся…

Следующий удар пришелся Филдину в висок – комната закружилась в вихре карусели.

– Да ты просто скотина… – простонал Дмитрий, ощутив что-то твердое на языке. – У меня выбит зуб!

Возвратившись из кухни, Питер не торопясь уселся за стол и, налив себе коньяк, разом выпил.

– Так-то вот, уважаемый Джон Стюарт Филдс. Впредь будешь умнее.

Выплюнув зуб, Дмитрий с трудом уселся на полу, тяжело вздохнул, исподлобья уставившись на Питера:

– Знаешь, о чем я сейчас подумал?

– Ну, говори, говори… – разрешил тот.

– Я подумал, раз ты так реагируешь, значит, действительно любишь эту стерву. Наверное, она достойна твоей высокой любви, коль скоро ты вмиг размахался кулаками, вместо того, чтобы спокойно болтать.

Питер, как ни в чем не бывало, ответил:

– Извините, погорячился… За «козла» тоже прошу прощения, это вырвалось спонтанно. Присаживайтесь поближе. Вот так… хорошо… У меня для вас письмо от Линды. (Он протянул маленький конверт). Надеюсь, оно не принесет вам разочарований.

Пробегая строки знакомого почерка, Филдин понял, что Линда прекрасно о нем осведомлена. Суть письма сводилась к тому – если читать между строк – что в одном швейцарском банке зарезервирована крупная сумма на счету одного американца, чьи заслуги перед его страной оценены по достоинству. Более того, с данного счета на счет некоего российского банка «Бизнес-трейд» поступают хорошие отчисления в виде процентов, которые идут на его, американца, содержание. Вот, собственно, и все. В конце письма всякая всячина, рассуждения о забытой любви, разбитом сердце, замечания о погоде, верных и не очень приметах, а под конец – слабая надежда на скорую встречу. Трогательно и удивительно. Значит, Линда жива-здорова.

– Вы знакомы с содержанием письма? – спросил Дмитрий.

– Весьма поверхностно.

– Значит, знакомы…

Питер молчал.

– Тогда скажите, что имеется ввиду под финансированием «некоего американца»?

– Понятия не имею. Я же объяснил, что почти не знаком с письмом.

– Это «почти» предварило мой вопрос.

– Понимаю. Но я действительно не в курсе.

– А кто в курсе?

– Видимо, здесь богатая пища для предположений. Полагаю, вам должно быть виднее – письмо адресовано Дмитрию Филдину.

Что ж, решил Дмитрий, значит так тому и быть – придется разбираться самому. В конце концов, информация любопытная, стоит пораскинуть мозгами, коль скоро «неким американцем» является… он сам.

* * *

После многолюдного предвыборного митинга, организованного Партией любителей кваса, Савелий Новиков собрал свой штаб. Он остался довольным дорогими имиджмейкерами из Америки и Израиля, которые славно потрудились над его, Савелия, внешним обликом и манерами. Бывший зек преобразился в солидного, умного, с хорошо подвешенным языком, либерала. Не оставив камня на камне при анализе внутренней политики нынешнего российского руководства, Савелий в своем выступлении пришел к неутешительному, однако единственно правильному и аргументированному выводу: вершить народную судьбу в сложившейся ситуации способна лишь Партия любителей кваса. Впрочем, подобный аргумент у присутствовавших сомнений не вызвал – все они кормились из Савельевой кормушки и честно отрабатывали свой хлеб. Но и сторонних граждан, пришедших на митинг поглазеть на экстравагантного кандидата в Госдуму, его популистская демагогия поймала таки в свои сети. Множество корреспондентов TV и всяческих печатных изданий забросали Новикова непростыми вопросами, на которые тот отвечал спокойно и уверенно как человек, знающий истинную цену своим взглядам, убеждениям, поступкам, а также базисным концепциям платформы собственной партии.

– Какой вы, господин Новиков, видите Россию в случае прихода к власти? – задали вопрос на пресс-конференции.

– Процветающей, свободной и… пьющей забористый квас.

– Не станет ли ваша экономическая политика столь же забористой, как и любимый напиток?

– Для настоящих патриотов нет разницы, какую политику они проводят – лишь бы она шла на пользу многострадальному народу.

– Как вы относитесь к проблемам «голубых» и лесбиянок? – спросил собственный корреспондент газеты «Ты плюс ты».

– Мы их всех переженим и предоставим равные права с остальными нацменьшинствами, ну, например, как народам крайнего Севера.

– В чем будут состоять изменения социальной сферы? – поинтересовался корреспондент журнала «Как жить?». – Пройдет ли реформа здравоохранения и образования?

– В социальной сфере все будут здоровыми и образованными. Надо немного – поверить в нас и проголосовать за Партию любителей кваса!

– Что будет с иностранными инвестициями?

– Они, иностранные инвестиции, все до одной окажутся под строгим контролем наших специалистов. Ни один доллар не пролетит мимо государственного кармана.

– Чем вы поможете малому и среднему бизнесу?

– Мы создадим единую для всех «крышу», под которой этому виду бизнеса ничего не останется, кроме процветания. А куда деваться?

– Что вы думаете о росте проституции и наркомании?

– То, что мы об этом думаем, не идет ни в какое сравнение с истинными масштабами этих двух зол. Но из двух зол, как известно, надо выбрать меньшее. Для чего? Чтобы быстрее побороть. Как только стану депутатом – тут же займусь проституцией. Нет ничего паскуднее для женщины, чем торговать своим телом.

– А что с наркоманией?

– Здесь намного сложнее. Трудно отслеживать каналы сбыта и поступления наркотиков. Наша молодежь слишком податлива для всякой гадости, слишком доступна для потребления смертоносного зелья. Вопрос этот будет у меня на контроле постоянно, можете не сомневаться.