Текст книги "Охотники на «кидал», или кооператив сыщиков(СИ)"

Автор книги: Владимир Митрофанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)

Битва Кота

В субботу снова дежурили в группе быстрого реагирования. В одиннадцать часов поступил вызов: какая-то серьезная свара в кафе, которое держали таджики. Похоже, наехали скинхеды. Поехали туда втроем. Домчали меньше чем за десять минут. Ванечка со Славиком вошли в кафе с главного входа, а Кот блокировал запасной. Ванечка, когда вошел, понял, что опоздали – никого уже не было – только битая посуда, опрокинутые столы. Какой-то смуглый мужчина, сидя на полу, прижимал к носу набухающий кровью платок.

В этот момент Ванечка получил звонок от Кота, приложил трубку к уху, но услышал только крики. Кинулись со Славиком на задний двор. Чуть-чуть только они и опоздали: Кота уже свалили и месили ногами двое бритоголовых громил, еще один неподвижно лежал на дороге. Ванечку скины заметили слишком поздно. Трехсокилограмовый удар сходу оглушил одного из нападавших, который как-то еще попытался удержаться на ногах, но Славик треснул его резиновой дубинкой по затылку и успокоил надолго. Последний оказался крепче, бился профессионально. Это был мощный натренированный боец. Ванечке здорово попало по корпусу тяжелым ботинком, но и этого бойца положили тут же на асфальт. Даже упав, он пытался лягаться, но потом затих, когда Славик несколько раз ударил его по голове валявшимся тут же ящиком из-под кока-колы, поскольку короткой дубинкой никак было не достать.

Стали тормошить Кота. Тот открыл глаза, отплевываясь кровью, прошамкал:

– Ванька, это ты… – и даже прослезился: – А я думал, мне пиздец…

Отек под левым глазом был у него здоровенный, глаз заплыл полностью. Скула – как помидором заехали. Губы превратились в сардельки, зубы – красные от сочащейся из десен крови.

– Аба-ба-ба, – прошамкал Кот своими разбитыми губами-сардельками. Встать он сам не мог.

Хозяина кафе предупредили, чтобы молчал о том, что приезжал наряд ЧОПа, а была какая-то драка фашисты-антифашисты – ничего не знаю – сам был избит, на улицу не выходил. Вместе со Славиком Кота кое-как дотащили до машины. На обратной дороге до дома считали каждую сотню метров, наконец, доехали. Ванечка сказал Славику, что дальше справится сам, но сразу понял, что погорячился: Коту становилось все хуже. Через ворота кое-как пошли во двор. Кота мотало, и мотало здорово, что-то с ним было не так. На пятый этаж буквально доползли чуть не на карачках. Открыла Валентина в домашнем халатике.

Растерзанный вид Кота поначалу привел ее буквально в ступор, из которого она, однако, очень быстро вышла, минуя фазу истерики. Ванечка, впрочем, вовсе не исключал, что истерика наступит позже. Кота посадили в кресло.

– Пить! – вдруг прохрипел Кот, приоткрыв правый глаз. От потери крови его мучила жестокая жажда. Валентина побежала за водой. Пил Кот долго и с наслаждением, вздыхал и снова пил, потом вдруг отключился.

Валентина ахнула, запричитала, но тут же и собралась, благо работала медсестрой. Кота затащили на диван. Когда начали раздевать, Кот, наконец, разлепил свой оставшийся целым глаз, уставился им на Ванечку. Ванечке этот взгляд очень не понравился и он сказал Валентине:

– Вызывай «скорую», скажешь, что только вот пришел, что избили на улице, а ты, – обратился он к Коту, – если дознаватель будет допрашивать, говори: ничего не помню, дали по балде. Обычная ситуация. Никто разбираться не будет. Напишут: пьяный, сам упал и еще заставят расписаться. Лучше его отправить в больницу. Надо проверить, чтобы не было кровотечения и сотрясения мозга. Пусть врач посмотрит, может, укол какой сделают.

Кот опять закрыл глаз, испуганная Валентина бросилась набирать 03. Ванечка, скрипя зубами от боли в боку, спустился к машине. Сел, завел двигатель. Даже поворот ключа потребовал от него значительных усилий. Проехав пару кварталов, остановил у ближайшей аптеки, спросил сонную темноглазую девчонку-фармацевта:

– Девушка, дайте чего-нибудь обезболивающего и посильнее: ударился на тренировке. И воды сразу, пожалуйста, – запить.

Та, с любопытством рассматривая Ванечку (явно была не против даже пощупать, где там у него болит), выдала таблетку и стакан воды. Познакомились. Звали ее Лена. Работала только по ночам. Днем – училась.

– Ну и как тут? Народ ночью идет? – поинтересовался Ванечка. Вроде как начало отпускать.

– Идет. Наркоманы иногда достают, а так нормально. А ты чем занимаешься?

– Шпионом работаю.

Лена округлила веселые карие глаза:

– Да ну? На кого?

– На Америку, естественно. На кого же еще?

– Ха-ха-ха!

Вскоре Ванечке реально полегчало, но двигаться, уходить уже никуда не хотелось: так бы и сидел здесь всю ночь, болтал с Леной. Из подсобки высунулся пожилой охранник с чашкой в руке, убедился, что все в порядке, кивнул Лене и снова скрылся. Покупателей было мало. Потом возник вертлявый подросток нервного вида, купил капель от насморка и инсулиновый шприц. Затем еще пришел какой-то сумрачный дядька, помаячил, но ничего не купив, вышел. Это был или ночной покупатель виагры, или просто тоскующий маньяк.

– Люди приходят разные, – трещала Лена. – У меня один знакомый парень работает в «Ленте» и тоже обычно ночами. Так там один тип летом в пять утра приперся и срочно потребовал продать ему хоккейную клюшку.

В этот момент в аптеку вошла веселая парочка. Пока девчонка, напевая себе под нос, глазела на витрины, парень купил пачку ароматизированных презервативов, и парочка, взявшись за руки, ушла.

Лена, отпустив интимный товар, многозначительно улыбнулась Ванечке. Он ей явно нравился.

Но у Ванечки все так болело, что он полежать-то еще, конечно, полежал бы с Леной, но заниматься с ней сексом было бы уже чересчур: даже дышать ему было сейчас больно.

Добравшись до дому, Ванечка позвонил Валентине на мобильный, чтобы узнать как там дела. Оказалось, Кота тут же и увезли по «скорой» в больницу. Она в этот момент как раз сидела с ним в приемном, ждала результатов рентгена.

В воскресенье Ванечка навестил Кота в больнице. По дороге туда купил пару больших коробок с апельсиновым соком. Больше ничего придумать не мог. Был ужин, пахло горелым, развозили пшенную кашу. В палате у Кота находилось четыре человека. Напротив него лежал совсем недавно поступивший мужик: весь разбитый, одежда – заскорузлая, в засохшей крови. Оказалось, тут никого не переодевали, только если родственники сами привозили одежду. Мужик спал с открытым черным ртом. Дышал с хрипами.

– Чой-то с ним? – поинтересовался Ванечка.

– Посреди ночи привезли, заразы, спать ни хуя не дали! Я так понял, его отпиздили где-то, – Кот повернулся и тут же застонал. – Блин, я даже встать толком не могу – всё, бля, болит! – У него действительно даже выступили слезы, он утерся рукавом, шмыгнул носом. Потом сунул пальцы в рот, пошатал левый клык: тот слышно хрустел, но держался. Кот плюнул на платок кровью, сказал коротко:

– Блядь!

– Это херня, у меня тоже такое было – приживется! – успокоил его Ванечка. – Кусай только другой стороной и не шатай.

У него и самого при глубоком дыхании ощутимо трещало ребро. «Это все херня», – прошептал он уже для себя.

– Таблетку прими, Андрюха. Я как принял, так мне сразу и полегчало. Или хошь, я стошку медсестре дам, чтобы укол сделала?

– Не надо: тут всем на ночь обезболивающее колют, чтобы спали и зазря не беспокоили персонал.

– Долго тут будешь? Чего говорят врачи? – спросил Ванечка, стараясь поменьше дышать носом.

– Говорят, кости целы. Просто ушибы, сотрясение мозга. Хочу выписаться в конце следующей недели. Не могу больше тут: вонь, все стонут ночью, мечутся, постоянно ссать ходят, шуршат тапками, короче, буду проситься в пятницу домой. Пиздят все, мобилу прячу и с собой всегда ношу, чтоб не сперли. Чего мне тут делать? В принципе, я по стенке до сортира потихоньку уже дохожу. В конце недели еще лучше буду передвигаться. Тфу-тфу-тфу!

– Менты допрашивали? – поинтересовался Ванечка.

– Следователь приходил – молодой, совсем зеленый, заполнил бумагу да и быстренько свалил. Хули, на каждого им дело заводить, что ли? Тут все такие битые. В основном, конечно, по пьяни. Я ему сказал, что ничего не помню. Он спросил: «Пил?» – Я говорю: «Не помню, вроде как чуть-чуть было». – «Ну, значит, пил». Короче, типа, сам и виноват. Не хуй!

– Кровь-то на алкоголь наверняка у всех берут, а проба-то у тебя должна быть всяко отрицательная.

– Ну, не знаю про пробу. Какую захотят, такую и сделают!

– Медсестры-то хоть тут симпатичные? – между прочим полюбопытствовал Ванечка.

– Да ну: грымзы, злющие. Одна только очень даже ничего – в перевязочной – Маша, но, блин, неприступная, только хирург, мы так думаем, наверняка ее попихивает…

– А посмотреть-то на нее хоть можно? – заволновался Ванечка, даже свесившись в коридор со своей табуретки и вертя там головой во все стороны.

– Да она сегодня не работает – выходная!

Тут Кот задумался:

– Слушай, философский вопрос. Ты никогда не думал, почему всегда ужасно хочется трахнуть медсестру и стюардессу? Тут наверняка есть какой-то психологический феномен.

– Я не знаю. Может, из-за стресса? А Валентина-то приходила?

– Валентина? Конечно! Была и в среду, и в пятницу, то есть позавчера. И вот только что звонила, скоро должна подъехать. Может быть, пожрать чего-нибудь привезет человеческого. Чё там нового в конторе?

– Да ничего интересного! Вчера целый день таскались с Катей за одной блондинкой лет двадцати, но она все по магазинам, по подружкам, фитнес, спа-салон. Утомила нас этими магазинами – жуть. Реально красивая телка, фигурка точеная, машина – белая «пятерка» БМВ, гоняет безумно, постоянно мельтешит из ряда в ряд, правила нарушает, сигналит почем зря, показывает мужикам фак. Я употел за ней гоняться. Хорошо еще, что пробки – особо не разгонишься. Едет, постоянно треплется по мобильнику, руль держит одним пальцем. По всему видно, что человек просто наслаждается жизнью. Даже завидно. Мужик ее, – или там, не знаю, кто, – хочет, видимо, проверить ее на блядство, но она явно не сексуальная маньячка. Эта сторона жизни, судя по всему, не особо ее интересует. Под конец встретилась в ресторане с подругой, проболтала с ней часа два. Никаких зацепок. Скукота! Завтра снова туда, а сегодня с ней работает Славик. Да, еще прикольно было: Катя выходит, к ней какой-то чувак подваливает, типа дай позвонить, она чего-то ему говорит, но, понятно, не дает, тогда он вырывает у нее мобилу и бежит прямо на меня…

– Ха-ха-ха! Ой! – смеяться Коту тоже было больно – ссадина на губе от смеха тут же треснула, даже кровь выступила.

– Я ему с ходу в ебальник – хлоп, парень с копыт – кувырк, телефончик-то вылетел, а я – оп! – его на лету и поймал! – похвастался Ванечка. – Здорово было бы это заснять на видео, а то ведь никто не поверит!

– Сдали ментам?

– Хрен с ним! Он и в сознанье-то не пришел, пока мы там были. Я даже испугался: вдруг башкой ебанулся о поребрик и гикнулся – что тогда? А народ вокруг тормозной, никто даже ничего даже не заметил. А потом мы уехали.

– Хорошо вам, а я здесь гнию… – расстроился Кот. – Про этих скинов, что меня отхуярили, ничего не известно?

Ванечка, оглянувшись, понизил голос:

– Кое-что известно. Один, по фамилии Кожанов, лежит в Александровской, – это тот, которого ты сам вырубил, длинный, – в нейрохирургическом отделении, пока еще без сознания – в искусственной коме. Ему в тот же день сделали трепанацию черепа – выпустили кровь. Славик ездил на него посмотреть. Врачи утверждают: жить будет. Но голову ты ему капитально пробил. Голова у него сейчас в коконе, как у мумии, в рот вставлена какая-то херовина, пищу через зонд дают, там у него мать и сестра постоянно дежурят – Славик говорит, ничего такая телка, симпатичная! Еще Славик сказал, что больше никто, кроме длинного, туда не поступал.

– Ага. А они меня как?

– У тебя, значит, голова оказалась покрепче.

– Врач говорит: есть легкое сотрясение головного мозга. Вот, я думаю, ни хуя себе лёгкое – голову не поднять! Еще множественные ушибы мягких тканей, но разрывов внутренних органов нет. Я как на этого погляжу, – Кот кивнул на лежащего в заскорузлой окровавленной одежде мужика на койке напротив, – так вроде я, по сравнению с ним, еще и ничего – бодрячком. Только не нравится мне все это. Мой родной дядька по юности очень много дрался и неоднократно получал по голове. Теперь его мучают жуткие головные боли и давление, заговариваться стал. Я боюсь, что и у меня то же самое будет…

Помолчали.

– Что там Спичечная Голова? Звонил? Чего у него нового? – спросил Кот, впрочем, без особого интереса.

– Я так понял, он в ближайшей перспективе планирует сваливать из России вообще с концами: начинают здорово поджимать. Началась какая-то очередная компания против бизнеса, сплошные рейдерские захваты. У некоторых его знакомых уже отняли компании. Внезапно сделали проверки, задним числом назначили невообразимые штрафы и забрали все. Они судятся, конечно, но шансов нет никаких. Еще могут и посадить типа за уклонение от налогов. Он хочет срочно продавать все свои фирмы, перевести активы за границу и валить отсюда, пока не поздно. Каждый день могут прийти. Дома не ночует. Это как в тридцать седьмом году, когда, говорят, люди держали специальный чемоданчик с вещами. Прозевает, протянет еще сколько-то и фиг уедет. Так в революцию было – раз, – и закрыли границы. Кто не успел – то опоздал. Или как в Берлине – за одну ночь построили стену – и никуда не денешься – так и его выдоят всего.

– Вряд ли уж так сразу, – засомневался Кот.

– Такое уже бывало.

– У него же вроде есть второй легальный паспорт – латвийский. Возможно, и третий тоже есть. А проверки все проплачиваются. Знакомая повариха говорит, что двадцать лет работает в ресторане и ни одного проверяющего ни разу не видела: им платят деньги сразу, и они к ним вообще не ходят…

Помолчали.

– Ладно, пока, пойду я, солнцем палимый… Валентине передавай привет! – Ванечка пожал Коту влажную горячую руку.

– Пока! – Кот с завистью посмотрел вслед Ванечке, откинулся на подушку, зашипел от боли, отвернулся к стене, стер рукавом выступившую слезу.

Ванечка же вышел на улицу. Меркнущий майский день был чудесен, а после больницы показался еще прекраснее. Теплым ветром Ванечке обдуло лицо, он несколько раз глубоко вздохнул носом, избавляясь от мерзких больничных запахов.

В кармане завибрировал телефон. Звонил Спичечная Голова:

– Это я. Подстрахуешь меня завтра?

– Конечно.

– Соединись со мной вечером. Уточним детали.

– Есть.

Оказалось, ничего особенного: просто Спичечная Голова должен был получить в какой-то конторе крупную сумму наличными и перевезти ее домой, а Ванечке было предложено подстраховать доставку. Мало ли что. Осторожность никогда не помешает. Как предполагал Ванечка, крупная сумма, по понятиям Спичечной Головы, составляла примерно полмиллиона долларов, уж никак не меньше, а скорей всего, и того больше. Как-то однажды проскочило в разговоре:

– Я тогда еще был совсем зеленый, хотел судиться с одной австрийской фирмой за сто тысяч долларов. Сейчас даже бы не стал дергаться из-за такой мелочи…

Нападение около банка

Деньги забирали в каком-то фонде. Поехали туда на «лексусе». Спичечная Голова вел машину сам. Пока он получал деньги, Ванечка ждал внизу, трепался с охранником. Лысый охранник Володя, мужичонка лет сорока пяти, как и Ванечкин отец ругал все и всех подряд:

– Я сам служил в погранвойсках, только меня оттуда, блядь, выгнали. Мои ребята здорово напортачили. Представляешь, мой родной дядька – генерал армии в отставке, а я здесь сижу – в полном говне! Ему после отставки предлагали идти работать в Росвооружение. Представляешь, что это за контора: все там на взятках, деньги огромные так и плывут в руки. Только там постоянно кого-то убивают. Он туда не пошел – и так денег хватит, – уехал в Новую Зеландию. Уже три месяца, как уехал, а ни слуху, ни духу. Обещал, что позвонит. А я что здесь буду подыхать? Я тоже хочу отсюда свалить! Заебало здесь жить!

Еще оказалось, сын его был ранен в первую чеченскую и Володя сам ездил забирать парня в госпиталь в Махачкалу.

– Как я доехал дотуда – целая история, рассказать – заплачешь! Нашел госпиталь. Наши ребята лежат там все обоссанные, обосранные, в бинтах. Елки-моталки! И за все плати. А деньги они принимают там только доллары. Бля-я-я… Что творится!

Налили по стакану чая. В чай себе Володя плеснул чего-то алкогольного, типа коньяка. Предложил и Ванечке. Ванечка от напитка отказался, слушал Володин треп с интересом.

– Мы пошли на митинг за Шутова, а там эти в касках, с дубинками. Стали нас бить, мне так попало по кумполу, что потом две недели лежал в больнице Красина, думал, сдохну! Насилу оклемался. Вон, здесь пощупай, голова пробита…

Вдруг он быстро, как фокусник, убрал стакан. Мимо на выход прошла суровая тетка, покосилась с подозрением на Ванечку, потянула носом, но ничего не сказала. Володя кивнул ей вслед:

– Это комендант здания. Такая, блядь, сука! Я ее знаю: раньше работала у нас в ЖЭКе. Ее все наши сантехники ебали.

Ванечка в этом засомневался: тетка была с его точки зрения не слишком-то симпатичная, полноватая и к тому же, по его меркам, довольно пожилая – лет сорока, впрочем, наверно, была она когда-то и помоложе и похудее, опять же в подвале обычно полутемно, а сантехники всегда выпившие.

Между тем время подошло уже к семи, контора должна закрываться, а Спичечная Голова все еще не выходил. Ванечка даже несколько встревожился: не случилось ли чего. Типа, отметили сделку, перепили водяты или нанюхались кокса и получили передоз, а теперь его клиент, обоссаный, лежит в коме. Опять же и придушить за это время его вполне могли, а потом уйти черным ходом с деньгами. Однако же минут в двадцать восьмого Спичечная Голова появился очень бодрый, трезвый, кивнул охраннику Володе, обратился к Ванечке:

– Не уснул еще?

Вышли к машине. И тут от угла здания произошло движение, которое Ванечка поймал углом глаза: человек с пистолетом. Сначала нападавший выстрелил в Ванечку, который, однако, успел поймать пулю бронированной папкой – будто кирпич по ней вдарил, – а потом уже – в Спичечную Голову, однако реакции у киллера не хватило: на него, свалив его с ног, уже налетел Ванечка, который, получая удары по голове и в лицо, изо всех сил прижимал руку с пистолетом к асфальту, словно эта рука была главной целью всей его жизни. Две пули, взвизгнув, рикошетом от асфальта ушли куда-то в сторону. Тело киллера под Ванечкой извивалось и выкручивалось, словно он держал не человека, а змею. Ужас от того, что вдруг появится сообщник и выстрелит ему в затылок, холодил Ванечке спину. Волоски на его спине ощутимо стояли дыбом, как шерсть у собаки.

Все прекратилось в один миг, когда лысый огуречноголовый охранник Володя, подбежав, ударил носком берца лежащего под Ванечкой киллера точнехонько в висок – как по футбольному мячу. И еще разок добавил. Тело под Ванечкой тут же обмякло. Сдернули маску: нос нападавшего был разбит, сочился кровью, губы – тоже всмятку, как давленые помидоры, оскаленные зубы сочились кровью. Потом уже сам Володя переворачивал вялое тяжелое тело на грудь, надевал наручники, с матом орал то в рацию, то в телефон. Ванечка в это время притулился на поребрике, голова у него гудела и кружилась, он никак не мог прийти в себя. Спичечная Голова сидел в машине с открытой дверцей, выставив ноги наружу, прижав кейс к себе, вытаращив глаза. Был он смертельно бледен, как будто из него выпустили половину крови.

«Вот уж нахуй такую работу! – подумал Ванечка. – Петрович прав: одному без прикрытия никак нельзя! Кто-то обязательно должен страховать спину, работать надо только вдвоем».

Впрочем, премия за эту работу оказалась действительно впечатляющей. В то же день Спичечная Голова заплатил наличными сразу и очень много, и еще долго тряс Ванечке руку: «У меня нет слов!» Ванечка ощущал страшную слабость, ноги дрожали, как после долгой болезни, но выпиравшая через куртку пачка в нагрудном кармане рубашки грела душу. Потихоньку Ванечкино настроение улучшилось. Позже Спичечная Голова позвонил еще:

– Когда уеду, «лексус» возьмешь себе. Возьми паспорт для доверенности.

На следующий день поздним вечером сидели уже в фургоне вместе с Корабельниковым, писали картинку с камеры, установленной в доме напротив, смотрели на улицу.

Мимо фургона в сторону Балтийского вокзала, подволакивая ноги, прошагали трое низкорослых гопников. Все были с пивом, причем опять же с литровыми баклагами.

Корабельников проводил их взглядом:

– Какие-то они все маленькие. Наверное, виновато внутривидовое скрещивание. Они трахаются внутри собственного вида, кто попадется. Инцест, плохое зрение, болезни зубов, общий дегенеративный вид и в то же время страшная звериная похоть: трахают все, что движется. Жуть, одним словом.

Между тем, время шло. На экране появились искомые лица. Выключив свет, любовники начали заниматься своим ночным делом. Детали было видно плохо: загар маскировал тела на темном белье, только сверкнула белой полоской с темными точками сосков незагорелая грудь и такая же белая волосатая мужская задница, которая, как рычаг нефтекачалки, ритмично и неутомимо вздымалась над кроватью. Потом оба постонали, какое время полежали, поговорили. По очереди сходили в душ. Поели в кровати клубники. Потом любовников потянуло на оральный секс. Тут уже солировала женщина. Мужчина часто задышал, потом заскрипел, как отдираемая гвоздодером доска. Затем женщина, вытирая уголком одеяла губы, спросила:

– Тебе было хорошо?

Мужчина неопределенно хмыкнул.

Корабельников в это время сделал выразительный жест, будто сует два пальца в рот, чтобы вытошниться.

Ванечка хотел сплюнуть, но было некуда. Пришлось накопившуюся слюну проглотить.

– Что, думаешь, с ней наш заказчик сделает? – спросил он.

– Ничего. А что с ней можно сделать? Не убьет же он ее! Это же не Восток, где женщин за такие вещи забивают камнями. А еще там или где-то в Африке есть обычай обрезанья женщин. Не знаю, правда, что там у них обрезают и зачем это делают. Но у них там так принято.

– Наверно, чтобы оргазма не было. Тогда и искушения не будет.

Ванечка только пожал плечами.

Корабельников по ходу дела сообщил информацию по заказчику: мужчина лет пятидесяти хочет жениться и решил получить информацию о кандидатке. Ей тридцать два, раньше замужем никогда не была. Детей нет.

– А не велика ли разница в возрасте? – изумился Ванечка. – У него, наверно, и хер-то не стоит!

Корабельников поскреб в затылке:

– Я тоже считаю, что максимальная разница для мужика – пятнадцать лет, не больше! Идеально когда он лет от пяти до десяти старше жены. А пятнадцать – это предел. Такое мое личное мнение по опыту жизни. У меня сейчас подруге двадцать четыре, мне – в сентябре будет тридцатник – ужас!!! Я считаю: у нас – нормальная разница. А она иногда мне твердит: «Ты – другое поколение», а я так не считаю. Поколение – это тридцать лет… Короче, ни хера этот мужик себе жену не найдет. В таком возрасте выбора просто не существует в принципе. Бабы до тридцати – все для него слишком молодые. В их сознании он – старик, годится в отцы, одышка, брюхо торчит, хер не стоит, трахается редко, мешки под глазами. Разок перепихнуться с таким это одно, а выйти замуж, жить вместе – совсем другое. А за тридцатку свободных женщин уже нет – все разобраны и перетраханы. Если и есть где-то формально свободная, то непременно чья-нибудь любовница – вот тебе наглядный пример! – Корабельников кивнул на монитор. – В этом возрасте большинство уже побывали замужем и успели развестись, почти у всех дети от первого брака подросткового возраста, для которых мать вовсе не сексуальный объект для чужого мужика, а личная собственность, и они обычно очень ревнивы. И что они этому мужику скажут? «Знаешь что, новый папочка? А пошел-ка ты нахуй!» К тому же сразу возникнут проблемы: кто и где будет жить. А на фига мужику это нужно? Тетки после сорока уже в большинстве своем идут с гормональными деформациями и целлюлитами. Тут, правда, имеется один положительный момент: дети от предыдущих браков уже взрослые и им пофиг, куда свалит маман – лишь бы не лезла в их дела и освободила жилплощадь. А после сорока пяти у баб уже начинается массовый климакс, внуки: ворота в старость открыты нараспашку. Своих детей с ними уже не заведешь – засмеют. Понятно, во всем возможны счастливые исключения. Если ты миллионер, то тебе и в семьдесят отсосут, да еще при этом причмокнут и ребеночка родят – лишь бы денег оставил при разводе или после смерти, которой будут ждать с нетерпением.

– И какой вывод?

– А такой, что ни хера нашему заказчику не светит! Даже если он женится на этой тетке, то она родит ребенка только от любовника. Короче, никаких шансов. Надо было раньше думать!

– Так что, думаешь, он с ней сделает? – не отставал Ванечка.

– Тебя это волнует?

– Нет. Просто интересно.

– Понятия не имею! Нам-то что до этого? Сами пусть разбираются.

А Кота выписали только через неделю, и еще две недели он лечился амбулаторно, то есть сидел дома, пил таблетки, коньяк, пиво и еще иногда ходил в поликлинику продлевать больничный.