Текст книги "Закон эволюции - роман завершен (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Я над своим "муженьком" подтрунивала, периодически пересказывая ему сводки криминальных новостей. Как-то раз сказала, "смотри, какое красивое праздничное платье. Я бы замечательно смотрелась в нем на чьих-нибудь похоронах". Видел бы ты, как его рожу перекосило.

– Ха, представляю себе. Ты где сейчас?

– Гуляю по парку возле своего дома.

– Составить тебе компанию?

– Нет, Марк, не надо. Я не хочу видеться ни с кем. Думаю, некоторое время мне стоит побыть одной.

Маркус вздохнул.

– Я понимаю.

Вечером он вышел на четвертую охоту.

***

Наутро позвонил Кавано.

– У меня крайне хреновые новости, – сказал он, – как я и опасался, Рейхсминистр решил вмешаться лично.

– Каким образом? Куда?

– Он установил новый закон. Чтобы заключить законный брак, необходимо подать письменное заявление за пять дней до этого. Якобы брачующиеся должны потратить эти пять дней на размышления, а надо ли оно им, будет ли их семья крепкой... Чушь собачья.

– То есть, теперь мы не сможем заключать фиктивные браки для защиты жертвы, потому что отсрочка вызова максимум три дня? – догадался Маркус.

– Вот именно. Наша самая эффективная методика больше не работает.

– Проклятье...

Немного поразмыслив, астронавт позвонил Каспару. Тот почти сразу же ответил.

– Слушаю?

– Здравствуйте, Янек. У меня вопрос возник, думаю, вдруг вы ответ знаете... Первый только что принял новый закон, может, слыхали?

– О пятидневном сроке на окончательное решение при заключении брака? Да, я в курсе всех новых законов, работа такая.

– Ну, в таком случае, возможно, вы еще знаете, для чего этот закон был принят? Уж не потому ли, что движение социальной самозащиты стало набирать обороты?

Каспар ответил без задержки.

– Первый не отчитывается ни перед кем о причинах, побудивших его принять тот или иной закон. Но я сейчас могу позвонить и справиться.

Через несколько минут он перезвонил.

– Первый поручил мне передать, что если вы желаете обсудить новый закон, он будет ждать вас на обед сегодня в три.

***

Первый Рейхсминистр Хорст Виттман сидел напротив широкого окна с видом на город, слушал Вагнера в исполнении оркестра на сорок восемь инструментов, потягивал фруктовый коктейль и покачивал ногой в такт музыке и своим мыслям. Все замечательно. Все по плану.

Он скосил взгляд на настенный экран со списком дел. Синее, синее, синее, зеленое, синее... Все сплошь дела с низким приоритетом, попадающие в список исключительно для отчетности и не требующие его внимания. Зеленые строчки – успешно выполненные задания, дела, проекты и программы. Вот желтая – отчет министра охраны правопорядка.

Виттман вывел на экран подробную информацию. Всплеск насилия продолжается, на убыль не идет, но и полиция действует все эффективнее. Просто чудесно.

Волна бутылочных нападений первоначально запланирована не была. Это вообще как-то само собой получилось, но Виттмана все устраивало. От этого выиграют все. Полиция восстанавливает навыки, некогда утраченные за ненадобностью, и делает это быстро. Каждый пойманный и расстрелянный идиот, не врубающийся, что такое детектор лжи – минус один набор ущербных генов из генофонда человечества. Погибшие... Увы, омлет не приготовишь, не разбив яиц. Умные и предусмотрительные найдут способ избежать нападения, внимательные заметят своевременно, быстрые сумеют отреагировать. Уже четыре нападающих пойманы их же жертвами при неудачном нападении, как-никак. Ну а те, которые не сумели, не подумали, не озаботились собственной безопасностью... Не особо их и жалко. Мало быть сильным и умным, надо уметь пользоваться этими качествами.

Еще одним пунктом, заинтересовавших Первого, стал список мер, предложенных советниками для противодействия развивающимся организациям коллективной защиты от Вызовов. Меры предлагались разные, в основном юридического характера. Самый радикальный способ предложил замминистра обороны: напрямую запретить подобного рода объединения граждан, ввести наказание в виде смертной казни и для начала расстрелять всех членов столичной группы без судебного разбирательства. В комментариях к проекту замминистра ручался, что этой меры будет полностью достаточно. Смелый человек, не боится рискнуть, как и положено солдату. Правда, узколоб слегка и истории не знает. Надо будет взять его на карандаш, посмотреть, на что он вообще способен.

Тут на столике мигнул телефон. Виттман протянул руку и посмотрел на дисплей. Каспар звонит, и Первый Рейхсминистр догадывался, по какому поводу.

Как только он поднес телефон к уху, оркестр синхронно умолк.

– Слушаю.

– Здравствуйте, сэр. Мне только что звонил наш астронавт... В общем, все, как вы и предсказали.

– Ну вот и отлично. Пригласи его на сегодняшний обед.

– Вас понял.

Затем Виттман позвонил секретарше, сообщил, что обед будет на четыре персоны и велел сообщить об это магистру Хрбице.

Как только он положил телефон обратно на столик, оркестр возобновил игру с прерванной ноты. Первый Рейхсминистр сидел напротив широкого окна с видом на город, потягивал коктейль и улыбался.

Все чудесно. Все точно по плану.

***

Обед состоялся в том же зале, и присутствовали на нем все те же: Первый, Хрбица, Каспар и сам Маркус. Вначале подали рыбные блюда, суп и рис, приготовленный тремя разными способами, на второе – блюда из птицы, морепродуктов и салаты. После того, как все насытились, прислуга убрала грязную посуду и подала десерты – добрый десяток низкокалорийных деликатесов и прохладительные напитки.

Первый пододвинул к себе порцию пахлавы, налил вишневого сока и полюбопытствовал:

– Итак, друг мой. Выступая в прямом эфире, вы обронили, что теперь вам есть чем крыть, не так ли? Предпочитаете вначале вернуться к нашему былому спору с новыми доводами или сразу перейдем к закону, который вам так не понравился?

Маркус отхлебнул какао из чашки и улыбнулся:

– А это суть одно и то же. Я совершенно случайно обнаружил, что все время существования так называемой политики эволюции все, кто ее проводил, бились головой в стену рядом с дверью. Правда, не факт, что дверь эту легко будет открыть, но, будучи поставленным перед необходимостью выйти или войти, я бы вначале попытал счастья с дверью.

– Хм... Интересно сформулированная мысль. И что же это за стена и дверь?

– Да все та же эволюция. Право сильного введено в правовую сферу, чтобы вернуть эволюции человека естественное течение, но эффект на самом деле обратный. Дело в том, что механизмы эволюции вовсе не давали сбоя на человеке, как вы считаете. Напротив, эволюция изменилась так, чтобы вывести хомо сапиенса из эволюционного тупика, а вы продолжаете цепляться за механизмы, которые уже не могут привести нас к дальнейшему развитию.

– Вы называете белым то, что я привык считать черным. Каковы ваши аргументы?

Маркус налил себе еще какао.

– Механизмы эволюции, которые безотказно работали сотни миллионов лет, не рассчитаны на разумное существо. Я приведу пример. Возьмем все тот же наболевший аспект "самки достаются сильнейшему". Положим, мы все тут – самцы в одной стае. Положим, магистр Хрбица будет вожаком стаи, сильнейшим самцом, которому достаются все самки. А мы трое – молодые самцы. Мы не можем соперничать с вожаком, который сильнее любого из нас, и вынуждены ждать, пока он ослабеет. И затем один из нас победит в разборках и станет новым вожаком, возможно, убив кого-то из проигравших, и получит всех самок. Примерно так происходит эволюционный процесс у животных.

– Я слежу за ходом вашей мысли, – сказал Первый и отправил в рот кусок пахлавы.

– А теперь давайте предположим, что мы трое, молодые самцы, внезапно обретаем разум. Первое последствие – мы осознаем, что нам не обязательно соревноваться с вожаком один-на-один. Мы можем убить его втроем, или просто жахнуть камнем по голове во сне. После чего два варианта. Мы втроем делим самок полюбовно, или же останется только один, который будет вынужден перебить остальных, чтобы не повторить судьбу вожака. Но самки в любом случае уже достанутся не самому сильному, а либо всем подряд, либо самому подлому и коварному.

К чему это я клоню... Обычные законы эволюции перестали работать не тогда, когда возникла демократия, а когда человек обрел разум. Попытка продолжать жить по законам животных выливается в нарушение этих законов, потому что они противоестественны. Законы животной эволюции для разумного существа – это как если бы мышь пыталась жить по законам орла. И сейчас по всей стране происходит именно то, что я описал: слабые, не способные бороться за самку по бессмысленным правилам, попросту истребляют сильных. Регресс вместо прогресса. Люди с четверками-пятерками истребляют тех, у кого восьмерки и девятки, потому что им не оставили выбора.

Виттман кивнул:

– Да, картина безрадостная. Но можно привести и другие примеры ситуаций, когда погибают лучшие, а кто похуже – выживает. Та же война, чтоб далеко не ходить. Герои гибнут первыми, трусы – живут дальше. Мир не идеален. Нет, я, конечно, согласен, ваши аргументы вполне весомы, но критика ничего не стоит, если критик не предлагает альтернативу. Хаять существующий строй можно сколько угодно – но если ничего лучшего пока не придумано, это только слова.

– А вы пытались? Или даже не задумывались?

– А с чего бы мне это делать? Существующий порядок вещей наилучшим образом отвечает моему мировоззрению.

Маркус полувопросительно приподнял бровь:

– А разве я только что недостаточно убедительно разъяснил, что нынешняя модель эволюции противоестественна? Тут дело даже не в том, что слабые истребляют сильных. Миллионы лет предки человека развивались по определенным принципам, гармонично. Теперь это не работает: естественный отбор как таковой закончился, теперь слабые сопротивляются этому отбору. И знаете, почему? Потому что сила человека разумного – в командной работе. Чтобы вам, военному, было понятнее, что вы выбрали неверный путь – вспомните алебарду западного образца – древко и лезвие – и аналогичное восточное оружие, которое имело два лезвия на концах, а иногда еще и третье – посреди древка. Так уж традиционно сложилось, что в Азии ставку делали на личное мастерство бойца, а в Европе – на командную работу. Европа выиграла.

И вот теперь мы плавно переходим к новому закону. Мнение о том, что выживает сильнейший, как бы сильно оно вам ни нравилось, ошибочно, это доказывают глисты. Выживает самый приспособленный. А выживание сильнейшего – лишь частный случай, когда именно сила нужна для приспосабливаемости. Вы, фактически, лишили общества социальной защиты возможности защищаться, хотя они делают именно то, благодаря чему человек стал королем природы. Работают в команде. И будущее человечества – именно в эволюции социальной. Миллионы, слаженно работающие, способны на свершения, недоступные горстке даже сверхлюдей.

Виттман хмыкнул:

– Вот тут вы кое-что либо умышленно умолчали, либо просто не заметили. У вас забавный перевертыш вышел. Раньше люди сообща защищались от хищников – а теперь от себе подобных. Вы крайне наивно пророчите будущее социальной эволюции, отвергая эволюцию индивидуума. По-вашему выходит, что только слабые способны работать в команде. Это у вас, капитан, в подкорке заложено, в подсознании. А все потому, что в ваше время слабые, работая в команде, не давали сильным поступать так же. В этом суть демократии, объединиться и провозгласить всех равными, а затем затоптать толпой тех, кто попытается объединиться и доказать, что они лучше.

Так вот, капитан. Принципиальная разница между демократией и новым порядком лишь в одном. В Доминионе в команде работают не только слабые, но и сильные. Точно так же, как слабые пытаются объединиться и сообща защищаться от сильных, сильные работают в команде, чтобы защитить свои права от численно превосходящих слабых. И я, друг мой – в команде сильных. Теперь понимаете, для чего новый закон? Слабые хотят компенсировать свою ущербность числом или наемниками, а моя задача – не позволить им этого.

Вы так наивны, капитан. Противопоставляете горстке сверхлюдей миллионы слаженно работающих обычных... Я делаю на один шаг дальше. Мое видение будущего – это миллионы слаженно работающих сверхлюдей. Когда такие, как я, с десятками, будут обычными. А руководить ими будут люди с двадцатками.

Первый сделал паузу, чтобы промочить горло, но Маркус уже догадался, что он скажет дальше.

– Понимаете, капитан, вы говорите тут о социальной эволюции, в которой примут участие все подряд, слабые и сильные. Я не отвергаю дальнейшее совершенствование человечества как социума, но хотел бы, чтобы в этом участвовали только сильные. А слабые... Весь механизм естественного отбора в том, чтобы слабых не стало. Это законы природы. Против которых, как вы сами по телевизору говорили, не попрешь. Эволюция слабых? Как, черт возьми, вы себе это представляете?

– Вы гордитесь своими десятками? – ледяным голосом осведомился Маркус. – Но, кажется, забыли, что вашим предком была обычная глупая обезьяна.

– Нет, это вы забыли две вещи, – отрезал Первый. – Первое – что на эволюцию обезьяны ушли миллионы лет. Второе – что у человечества этих миллионов лет нету. Нам повезет, если еще хотя бы пять тысяч лет мы будем предоставлены сами себе. Как я уже говорил, мы можем совершить качественный скачок, если самые худшие представители рода людского просто возьмут и... исчезнут. И тогда в один момент население уменьшится вдвое, а средний уровень индексов повысится минимум на две отметки.

Маркус сжал челюсти. Этот нацист снова начал знакомую песню.

– Не ново, – покачал головой астронавт, – некто Гитлер придумал все это раньше вас. Напомнить, чем это закончилось для него и его "высшей расы"?

Виттман покачал головой:

– Вы не видите леса за деревьями. Отдельные мысли, высказанные Гитлером, были верны, как я уже говорил. В частности, что доминировать будет та нация, у которой будут здоровее и развитее люди. Что мы и видим на примере Доминиона. И вот тут наши пути расходятся. Дальше Гитлер облажался по полной программе.

– Угу, – кивнул Маркус, – его идея высшей расы оказалась провальной, неужели это вас ничему не научило?

Виттман усмехнулся:

– Вы путаете мягкое с теплым. Провальной оказалась попытка провозгласить высшей расой свою собственную, потому что немцы были люди как люди. Вторая мировая вовсе не была войной сверхрасы с низшими, это была война равных с равными, и арийцы оказались в меньшинстве. Вот и все.

Однако железный факт в том, что одни люди лучше, другие хуже. Одним достались лучшие гены, другим худшие. И делить надо именно по этому признаку. Есть сильные, есть слабые.

– Вот, значит, как? – недобро прищурился Маркус. – И что вы намерены делать со слабыми?

Первый покачал головой:

– Ничего. Начнем с того, что у меня уже нет времени, моя жизнь близится к концу, потому эта проблема останется следующему правителю. Далее, есть масса объективных причин, почему с ними никто ничего не будет делать. Кто-ведь должен и улицы мести, и унитазы ставить, и автобусы водить. На данный момент эта работа – пустая трата потенциала людей с высокими индексами. И наконец – а что вообще делать? Истребить? Хоть вы и обвиняли меня в бесчеловечности – но подобное я не в состоянии сделать. Да и кто в состоянии? А если и найдется такой... Ну, он получит колоссальную оппозицию в виде сильных, у которых в семье есть кто-то слабый. Так что вопрос этот искусственным путем не решить. Все, что я могу сделать – это создать условия, при которых сильные будут эволюционировать все сильнее, а слабые – деградировать. Возможный путь решения – депортация за пределы Доминионы самых худших. Это тоже жестоко... Но поймите, капитан. Эволюция предусматривает доминирование сильных и уничтожение либо вымирание слабых. Другие механизмы мне неизвестны. Вы говорите – жестоко? Но вспомните, что и вы сами – продукт многомиллионнолетней жестокости.

– Всегда есть альтернатива, – возразил Маркус, – как вариант – ограничение рождаемости. Чем лучше у человека индексы – тем больше детей он может иметь. Это тоже не идеальный вариант по отношению к тем, у кого индексы низкие, но тут хотя бы не доходит до прямого насилия в духе рабовладельчества. И тогда с течением времени сильных будет все больше, слабых – все меньше.

Виттман тяжело вздохнул:

– Тут есть два момента. Во-первых, у меня лично времени на работу в данном направлении уже нет. Во-вторых, отменять практику Вызовов не видится возможным. По множеству причин. Это хребет, на котором выстроено наше общество, и попытки отменить его вызовут закономерную негативную реакцию всего населения с активной жизненной позицией. Именно Вызовы дают возможность четко делить людей на лучших и худших, превращая лучших в приверженцев системы и держа худших в повиновении.

В любом случае, капитан, хоть вы и не приняли нашу систему ценностей, у вас есть возможность послужить человечеству. Коррекция ошибок возможна благодаря критике. Мне осталось недолго, и если я не умру в течение ближайших пяти лет – то сам уйду в отставку. И тогда вы сможете работать в выбранном вами направлении уже с моим преемником. А пока что у вас есть несколько лет на усиленное изучение социологии. В конце концов, если кто-то найдет способ сделать нашу систему еще гуманнее – так я только за, и буду рад, если смогу дожить до этого. Но для этого придется, ни много ни мало, преодолеть законы природы.

– Что вы имеете в виду?

– Человечеству многое не нравится в нем самом. Не нравится, что мы стареем. Не нравится, что мы умираем. Люди издавна ищут средства от старости и смерти – а толку? Поколения должны сменяться – и точка. Все, что мы можем – немного оттянуть смерть, немного продлить молодость. Так и тут. Слабым нельзя помочь, разве только временно. Рано или поздно им придется вымереть, исчезнуть, быть истребленными или еще как-то прекратить существование. Чтобы средние значения вида выросли, слабые должны умереть. Таков закон эволюции, друг мой.

И то, что мы называем злом и жестокостью – неизбежные попутчики жизни как таковой. Хищники едят травоядных, сильные отбирают самок и еду у слабых – это нормально. Это нерушимые законы природы. Вода течет, огонь горит, сильные попирают слабых. Так было и так будет, и не в человеческих силах изменить это.

Маркус не ответил. Первый прав, отчасти, но это лишь одна сторона медали. Когда гнет сильных становится невыносимым, слабые восстают, чтобы истребить своих угнетателей, и это тоже нерушимый закон человеческой природы.

***

А на следующий день начались расстрелы. По личному приказу Первого всех пойманных и уже получивших свои сроки «бутылочных мстителей» казнили.

– Как?!! Господи боже мой, как такое возможно?!! – вопрошал Маркус.

– А что тут вам кажется невозможным? – уныло пожал плечами Кавано.

Они сидели в небольшом кафе и медленно прихлебывали кофе.

– Но они же получили свои сроки!!

– И что с того? Вы не знали, что верховный правитель Доминиона обладает абсолютной властью?

– Как же правосудие?! Как же пусть долбаные, но хоть какие-то законы?!

Кавано бессильно развел руками:

– А Первый и есть закон. Он может делать все, что хочет, до тех пор, пока его сторонники это поддерживают. И вы, конечно, понимаете, что сторонники Рейхсминистра, будучи "сильными", всецело поддерживают уничтожение слабых, осмелившихся бунтовать и поднять руку на них.

Маркус молчал. Вот оно, "прекрасное" "светлое" будущее. Беспредел, именующийся властью сильных, во всей своей красе. Мировой порядок, так красиво завуалированный оберткой законности и благополучия. Отбирай у слабых, не сопротивляйся сильным, вот и вся жизненная премудрость. А самым слабым остается страдать молча, никому нет дела до стенаний слабаков. Система порочна сверху донизу и неодолима: ворон ворону глаз не выклюет. Первый, опираясь на плечи сильных, творит, что ему вздумается, а законы... законы только для слабых. Кто сильнее, тот и прав.

Астронавт позвал официанта, расплатился, попрощался с Кавано и вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождь, тяжелые серые тучи очень гармонировали с тем, что творилось на душе у Маркуса. Крах всех надежд и планов на перемены: изменить мир, настолько открыто попираемый железной пятой, не выйдет. Сила признает лишь силу. И если так... Что ж, Первый не оставил ему никакого иного выбора.

Маркус прикинул в уме варианты: для задуманного нужен сообщник, в одну пару рук ему просто не справиться. И в качестве помощника отлично подойдет Ганн, ведь он у Маркуса на крючке, так сказать. Когда дойдет дело до реализации – задействует Эдвина.

По дороге домой астронавт составил в уме набросок плана. Точнее, дело даже не в плане, надо продумать последствия. Маркус, конечно, готов пойти на огромный риск, но он не камикадзе. Погибнет – так тому и быть. Но если сможет – попытается выжить.

Само собой, что выживание подразумевает бегство за пределы Доминиона, потому как способ покушения однозначно укажет копам на него, скрыть свою причастность не удастся. А как можно сбежать из самого сердца Доминиона и куда? Либо Сибирь, либо Азия. Скорее Сибирь, среди русских будет проще затеряться, чем среди китайцев. Расстояние из Франции до Уральских гор неблизкое, вариант тут один, по воздуху. Матиас Руст когда-то из Хельсинки на Красную площадь прилетел – и ничего. Сможет ли Маркус обойти ПВО Доминиона? Шансы есть, Руст был восемнадцатилетним любителем, когда обошел ПВО Советского Союза. Маркус на десять лет старше, он талантливый и опытный военный летчик.

Он быстро нашел в сети нужную фирму и набрал номер.

– Алло, здравствуйте! Вы торгуете частными самолетами, не так ли?

– Здравствуйте, сэр! Да, мы можем продать вам любой разрешенный для гражданского использования летательный аппарат.

– Меня зовут Маркус Коптев, знаете, да? Так вот, я хотел бы купить самолет. Что-то... антикварное, скажем так. Желательно редкое.

– Реактивный, поршневой? На сколько пассажиров? Насколько старый? Другие требования?

– Понимаете... я хочу самолет, на котором я буду летать, а не который будет меня возить по небу. Что-то старое, вроде самолетов эпохи второй мировой. В котором именно летчик – та деталь, что приводит в действие все. Это для души, понимаете? Я хочу своими руками управлять самолетом, через тяги, а не чтобы за меня это делали компьютер и бустеры... Хотя если вы не летчик, то вряд ли поймете...

Собеседник оказался очень сообразительным.

– Например, "Шторьх" тысяча девятьсот сорокового года? Или "Сессна Скайхок" ранних моделей?

– У вас есть "Шторьх"?! – искренне удивился Маркус.

– Не совсем. Оригинальные самолеты такого возраста остаются в единичных экземплярах, однако для истинных ценителей доступны реплики, как построенные с учетом новых технологий, так и исторически точные. Просто для примера, прямо сейчас у нас в ангаре пылятся интересные машины, например, Дэ Хэвилэнд "Комета-88" и...

– Вы о гоночном самолете тысяча девятьсот тридцать четвертого года выпуска?

– О, вы знаете, о чем речь, хотя кто бы сомневался. Он самый. Как вы понимаете, это реплика, оригинальных самолетов было всего пять, и последний экземпляр был утрачен, когда разбомбили музей, где он экспонировался.

– Круто... Он вроде деревянный?

– Оригинальные были деревянными. Наша копия имеет всего два отличия от оригинала: использование в конструкции фибергласса вместо фанеры для облегчения веса и катапультируемые кресла. Оба места членов экипажа оснащены самыми современными катапультируемыми креслами, внесены минимальные изменения в фонарь кабины, необходимые для работы катапульт. Вес самолета точно соответствует оригиналу: что сэкономили на материале – ушло на компенсацию веса кресел. Так что пилот этой машины может насладиться прикосновением к истории с повышенной безопасностью...

– Беру! Куда приехать посмотреть?

Вечером того же дня Маркус стал владельцем самолета, в котором из металла – только движки, баки и кресла, ну и мелочи типа тяг, приборной доски, рамы фонаря. Максимальная скорость – свыше четырехсот километров в час, и это при отличной дальности полета и крайне низкой заметности для радаров и спутников. Гоночно-рекордный самолет – для побега то, что надо. "Комета" обошлась в четыре миллиона, но Маркус бы и миллиарда не пожалел: все равно деньги ему уже не нужны.

В довершение всего он поручил фирме выкрасить самолет в цвета летнего камуфляжа и дорисовать на носу акулью пасть.

– Мой штурмовик так был раскрашен, с пастью, – объяснил астронавт свое желание, чтобы требование нанести военный камуфляж не вызвало подозрений.

Фирма арендовала ангары на небольшом аэродромчике частного гражданского назначения, и весь персонал аэродромной команды – диспетчер, три механика, двое пожарных и два врача. Маркус сразу арендовал себе отдельный ангар там же. Он прикинул, что давать драла можно было бы и отсюда, все равно диспетчер и механики ему не помеха, однако все же решил отказаться от "гангстерского" стиля в пользу военного: лучше свалить по-тихому с импровизированной площадки, чем с рукопашным боем – с этого аэродрома.

На следующий день астронавт через биржу земельных участков присмотрел себе окруженный лесом пустырь в тридцати километрах от столицы, вместе с агентом на вертолете слетал на осмотр и сразу же купил: почва отличная, поднять с нее легкую машину – дело плевое, а лес как нельзя лучше подойдет для маскировки самолета.

Следующим этапом плана стал сбор информации. У Маркуса всего одна попытка, если сделать ее тогда, когда первого попросту не будет дома... Досадно получится.

Астронавт посвятил целых два дня чтению прессы и глянцевых журналов, выискивая статьи о Рейхсминистре, однако в итоге этого скучного труда все же собрал нужные данные. В то время как первые четыре дня каждой недели Виттман может провести как угодно и где угодно, но пятницу и субботу на протяжении последних двадцати лет неизменно проводит в своем замке, если только не случаются какие-либо особые события. При этом в субботу вечером Первого обычно посещают его фаворитки, которые никогда не остаются в резиденции дольше, чем до воскресного утра. Первую половину воскресенья Виттман всегда работает, вторую проводит как посчитает нужным. Еще одна важная деталь – даже болея, он всегда посвящает работе первую половину дня, где бы ни находился, и если дома – то неизменно в своем кабинете на верхнем этаже Венсенского бастиона, который целиком является "личным пространством" Рейхсминистра.

Итак, время и место известны, пятница, суббота и воскресенье, первая половина дня. Раннее утро субботы – самый неблагоприятный момент, возможна лишняя жертва. Осталось только дождаться благоприятной ситуации.

На следующий день Маркус официально нанял солидную архитектурную фирму для постройки особняка на своем участке, перевел им первый платеж и слетал с ними на место для замерочных работ, рассказал, где и что должно быть. Ответственный специалист заверил его, что в течение пяти рабочих дней ему представят эскиз проекта. Отлично. Теперь тот, кто, возможно, следит за Маркусом, знает, для чего был куплен участок.

На самом деле астронавт не думал, что за ним действительно следят, но лучше перестраховаться. Ставки велики, осторожность лишней не бывает.

Вернувшись домой, Маркус заказал себе из ближайшего ресторана ужин: самому готовить времени нету. Предстоит решить еще одну проблему: ему понадобится три взломанных ПЦП на чужие имена, потому что использовать свой будет невозможно. Все приборы, как он прекрасно знает, передают системе имя владельца и его местоположение, а говорить надо будет так, чтобы инфосеть не увязала разговор с Маркусом.

С того злосчастного происшествия в кафе, когда он вступился за парня, у которого отнимали машину, астронавт знал из слов полицейского, что взломанные ПЦП существуют, ими пользуются нелегальные иммигранты. Теперь ему надо каким-то образом выйти на людей, которые этим занимаются. Для человека, далекого от криминала и расследований – задача непростая. Хотя...

Он набрал номер Пайпер, вскоре она приняла вызов.

– Привет. Как дела?

– Да нормально. А твои?

– Еще нормальней.

Оба засмеялись.

– Слушай, Пайпер, есть разговор. Мне нужны твои журналистские таланты. Только это разговор не телефонный.

***

Два дня спустя Пайпер через свои связи сумела найти выход на нужных людей аж на территории бывшего Туниса. Маркус перевел ей деньги, передал инструкции, еще через четыре дня позвонили из службы доставки и сообщили, что товар прибыл. Товаром оказались два крайне странных деревянных идола, явно африканского происхождения.

– Ну и что это за божки такие?

Они с Пайпер сидели в том самом кафе, где произошла их первая встреча. Девушка почти не изменилась с того времени, но в глубине ее глаз угадывалась затаенная боль, и Маркус догадывался, почему.

– Вот, держи, – ответила Пайпер и достала из сумки пакет, по размерам похожий на четыре ПЦП-браслета.

– Это еще не объясняет божков.

– Какой ты недогадливый. Это прикрытие. Так работает схема: ты платишь человеку деньги, получаешь взломанный ПЦП. Но ответить на вопрос, за что он получил эти деньги, продавец не может. Потому у него – магазин, торгующий всякими экзотическими разностями, которые на деле толком ничего не стоят. Ты официально покупаешь грошовых идолов за большие деньги, в подарок – ПЦП. На вопрос "за что получил деньги?" человек честно ответит, что продал тебе экзотических божков.

Маркус усмехнулся.

– Мне вот интересно, как ему платят нелегальные иммигранты? У них ПЦП еще нет, счета нет, они в принципе не могут иметь денег. Финансовая схема Доминиона намертво закрыта для внешнего мира.

– У таких людей все схвачено. Нелегалы платят золотом, серебром, драгоценными камнями, шкурами леопардов, а также другой экзотикой, но такой, которая стоит денег. В том магазине можно обычным образом заказать не только ничего не стоящих идолов, но и весьма дорогие ювелирные украшения, статуэтки, которым по восемьсот лет, натуральные шкуры и прочие ценные вещи, за которые богачи готовы отвалить много денег... Слушай, Марк, зачем тебе взломанные ПЦП, да еще и целых четыре штуки?

Маркус загадочно усмехнулся:

– Возможно, когда-нибудь узнаешь.

– Мне вот интересно... Кто-то из... тех, для кого ты написал "инструкцию", выходил с тобой на связь?

– Нет. В книге я несколько раз устами главного негодяя сообщил, что абсолютная секретность – залог успеха, и доверять нельзя никому.

***

Попрощавшись с Пайпер, он направился в магазин спецсредств, где не так давно покупал травматический пистолет и баллончик.

– Доброго дня! В общем, тут такое дело, травматик, что я купил давеча, я потерял. Какое заявление и куда я должен написать?