Текст книги "Клыки Судьбы"

Автор книги: Владимир Михальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Сто путей, миллионы дорожек,

Обойти их никто бы не смог -

Не хватило бы жизни, быть может.

Леди Хатли начала напевать заклинание. С каждым словом ее голос все больше крепчал, в мелодичных звуках задрожало заклинание.

Невидимые щупальца Силы пронеслись под сводами Тухлой рощи, запели над Гугиной трясиной – послушные хомункулюсы охотно делились запасами со своей любовницей. Бесформенный комок энергии, видимый только ей одной, повис перед глазами королевы. Она схватила его тонкими пальцами и начала лепить, будто работая с разогретым воском. Воздух стал нагреваться, хотя обеденные лучи солнца спрятались за густой кроной высокой ивы, склонившейся над болотом.

Проколю я пространство вперед,

И мгновенно пройду над путями.

Пусть души чистота проведет,

Жизнь промчит путевыми столбами.

– Вот умора, – вполголоса хихикнула Прудди. – Эту дрянь будет вести чистота души. Да она и шага не сможет ступить без чьей-либо помощи. Какая чистота? У нее внутри демоны спариваются, а не чистота…

Жажда знаний сквозь время несет,

Я пройду, и достигну до цели,

Пусть Прокол вне пространства ведет.

Миг – и я уже тут, а пути за спиной пролетели…

Перед королевой возникла магическая дверь. Небольшая, но способная вместить в себе не только каждую из женщин, но и объемистую тушу Толстяка. На волнистой створке, отливающей всеми цветами красного спектра, темнела угольно-черная ручка. Маленькая, удобная, как раз, чтобы уместиться в ладошке леди Хатли.

– Вставай! – ведьма пнула Трешку под заплывший салом бок.

Веки свина приоткрылись, выглянули налитые кровью глазенки. На миг они стали осмысленными – в спящем кабане проснулся оперативник. Еще ничего не понимая, Толстяк тяжело поднялся, даже не чувствуя веса мертвого тела на спине. Труп Айфос-Фука покачнулся, удерживаемый веревками, голова мотнулась, ударив Трешку в бок. Это привело свиноборотня в чувство.

Толстяк с невероятной проворностью вдруг прыгнул на королеву, подмял ее своими увесистыми ногами. Хатланиэлла взвизгнула, но увернуться не смогла, спустя миг она уже хрипела под тушей оборотня. Покрытое заскорузлой грязью копыто прижимало голову леди Хатли к земле. Волосы тотчас набрали влаги и растрепались, смешавшись с осокой.

– Это твое отродье забралось мне в мозг? – заревел Трешка. – Убью!

– Подожд… – успела только выдавить королева. Она скребла пальцами по болотной траве, теряя холеные ногти, в попытке высвободиться. Ужас сковал ее мозг, не хватало воздуха. Леди чувствовала, что лишь секунды отделяют ее от неминуемой гибели.

Но смерть миновала ведьму. Мышехвост вонзился в мозг Толстяка в тот самый момент, когда острое копыто своротило женщине нос. Послышался хруст, из ноздрей Хатланиэллы брызнула кровь.

А в заплывших глазенках кабана уже плясало колдовское зарево. Он рывком отодвинулся от королевы и на полном скаку врезался в невысокий кряжистый дуб, невесть каким образом произраставший на маленьком островке земли посреди трясины.

– Отпусти, – прохрипел бедняга хряк. – Я не выдержу больше плыть по болоту. Кабанам очень трудно плавать в воде.

И сразу же ответил сам себе. Только на этот раз его голос походил, скорее, на безличный голос Юлиаскуза Шапошникова, одного из самых известных и нелюбимых дикторов Валибура. Механический и скрипучий, совершенно не похожий на хриплый бас Толстяка. Видимо, это ответил мышехвост.

– Ты будешь послушной свинкой. Я знаю… Ты послужишь госпоже, а потом отдашь ей свою жизнь. Я знаю… Твоя смерть позволит леди завладеть этим миром и даже спасти его от разрушения солнца. Я знаю…

– Отпусти, – взмолился кабан.

Но колдовской артефакт неумолимо бросил его в новый прыжок. Трешка с разгону повторно трахнулся пятаком о ствол дерева. Бедный дуб протестующе заскрипел, но поддался. Корни с оглушительным всхлипом выдрались из влажного грунта. Несколько мгновений дерево еще постояло, затем завалилось на бок. Зашелестели ветки, раздался громкий стук и всплеск воды – крона оказалась в трясине.

– Крудробус питторгский! – грязнейшим образом выругалась Хатланиэлла. Она даже не подозревала, что это оскорбительное ругательство, услышанное когда-то от матери, берет начало в валибурском диалекте Большого Мира.

Королева подскочила к свину и изо всех сил пнула его под ребра. Толстяк, конечно же, никакой боли не ощутил – слишком большой запас жира. Но мышехвост заставил его застонать. Он понимал, что госпоже необходимо успокоиться.

– Вот, – довольно произнесла леди Хатли. – Уже получше, раб! Идем!

Не обращая внимания на сломанный нос, Хатланиэлла повернула дверную ручку и приоткрыла проход. В воздухе образовалось прямоугольное пятно, откуда сочился серебристый туман.

– Вот мы почти и пришли, – счастливой детской улыбкой расцвела королева. – За мной.

Кабан поднялся и потрусил следом. За ним, таща на себе связанную принцессу, поковыляла старуха.

Они прошли по какому-то серому коридору с волнистыми стенами. Вокруг шелестели верхушки деревьев, под ногами сначала плескалось болото, шумела полноводная река. Они проносились мимо, на такой скорости, словно бы путешественники передвигались на гоночной повозке или фитильмобиле. Конечно же, валибурской магитехники в Преогаре не водилось, но почему-то именно о фитильмобилях подумал Трешка.

Спустя лишь миг королева приоткрыла вторую дверь, которая находилась на другом конце коридора.

В распахнутую настежь створку устремились пляшущие солнечные лучи, разгоняя полумрак болота. За дверью шелестел хвойный лес. На небольшой полянке блестел выкрашенный свежей эмалью добротный деревянный дом. Сбоку, на изумрудном пастбище у склона горы ерошилась сочная трава. Ее лениво дегустировало стадо толстеньких овечек. Во дворе дома, за редким частоколом из сосновых досок, лаяла большая мохнатая собака.

– Родимый домик! – по-детски взвизгнула ведьма.

– Ты и в самом деле хочешь управлять миром? – поинтересовалась Прудди, бережно опуская Мэлами на шелковистую траву.

– Да, – мечтательно ответила леди Хатли. – Пусть сперва только хомункулюсы разорвут на куски Эквитея.

– А дальше? – полюбопытствовала фрейлина. – Дальше что делать будешь?

– Дальше убью свою мать и расправлюсь с этим жалким отродьем, – королева кивнула в сторону лежащей принцессы.

– Откуда такие мысли, девочка? – родительским тоном вдруг пожурила королеву старуха. – Неужели мать научила?

– Какое там? – хмыкнула Хатланиэлла. – Мама притворяется добрейшим человеком, несмотря что колдунья. – Это я сама.

– Понятно, – горько констатировала Прудди. – Стало быть, собираешься Бабу со свету свести?

– Ага.

– Не могу поверить, что это моя плоть и кровь, – посетовала фрейлина, уставившись в никуда печальным взглядом.

– О чем ты, глупая прислуга? У тебя детей никогда не водилось. Какая плоть, какая кровь? – королева выглядела озадаченной.

– Ты меня подобными заявлениями в гроб сведешь, доченька, – ответила Прудди.

Хатланиэлла ахнула и побледнела, пятясь и упираясь о твердый бок Толстяка.

Принцесса ничего не видела, мешала повязка. А посмотреть было на что. Лицо старухи вдруг начало изменяться, расплываться словно горящая свеча. Морщины разгладились, прищуренные глаза превратились в маленькие щелочки, губы слегка напухли, а нос-картошка вытянулся и загнулся к низу. Худая бабка внезапно раздалась в плечах и изрядно потолстела в талии. К тому же она стала выше почти на полголовы от роста фрейлины.

– Мама? – не то взвизгнула, не то кашлянула леди Хатли.

– Убить меня решила? – скорее язвительно утвердила, чем спросила Баба. – Родную мать?

– Ведь я же пошутила, – королева попыталась улыбнуться, но губы не послушались. Удалось выдавить какое-то подобие кривой ухмылки, которое лучше подошло бы королевскому палачу чем самой Хатланиэлле.

– Пошутила… Может, дать тебе то самое, что хотела сделать со мной?

Королева бочком отодвигалась поближе к двери Прокола.

– Вот ты меня корила, что я твоего ребенка в Симимини не загребла. А я ведь это для тебя сделала, – продолжила старуха. – Нет ничего на свете лучше, чем жить и видеть как растут твои дети.

– Конечно, – медово пропела леди Хатли.

– И мне пришлось баловать твою дочку, почти не играя со своей, – в голосе Бабы-Прудди сквозила смертельная усталость. – А еще я тебе помогала, изредка прятала концы в воду, когда ты нечаянно оставляла за собой трупы неудавшихся хомункулюсов.

– Так я ведь твои приказания выполняла. Готовила почву, так сказать…

– Ты помнишь, зачем мне твои любовники?

– Помню все до последнего слова! – горячо выпалила Хатланиэлла. Она подключила все свое театральное искусство, чтобы заморочить Бабе голову. А сама потихоньку придвигалась к заветной двери Прокола в пространстве. Мышехвост получил телепатический приказ и тоже пятился к приоткрытой двери.

– В моих приказаниях когда-нибудь говорилось о гибели мира? – прищурилась старуха. – Или о том, что надо всех без разбору убивать?

– Нет, мамочка. Ты говорила выбрать самых плохих людей страны и превратить их в хомункулюсов. Чтобы они стали магенератором для испытательной раторной работы.

– Лабораторной, – поправила Прудди. – Лабораторной работы, которую мне надлежало закончить еще тысячелетие назад! Эх, если бы не умер мой любимый муж…

– А еще, – королева уже стояла почти на пороге, потому позволила себе расслабиться. – Я помню, что суть работы была – открыть секрет полного магического инунитета.

– Иммунитета, – опять поправила старуха. – Кто тебя учил, глупую такую?

– Ты, мамочка, – леди Хатли завела руку за спину и ощутила в ладони ручку двери. – Прости, если я что-то забыла.

– Никогда не думала, – изрекла старуха скорее для себя чем для дочери, – что из тебя получится такая нелюдь. Ведь у нас одинаковые и плоть, и кровь, и даже ДНК.

– Дэнка? – стало любопытно королеве.

– Даже не пытайся понять эту аббревиатуру, – махнула Баба сморщенной рукой. – Тебе не понять смысла ни слова "ДНК", ни даже "аббревиатура".

– Конечно-конечно, – уверила Хатланиэлла.

Мышехвост по мысленной команде начал источать накопленную за сутки энергию. Королева готовилась атаковать свою родственницу, а если не получится – бежать через Прокол.

– Даже не пытайся, – суха бросила старуха. – Той наивной няньки больше нет, я сбросила ее Личину. А в собственном теле у меня магический потенциал побольше будет.

– Да? Все же подозреваю, что запаса Силы у меня не в меру больше, – расплылась в мерзкой улыбочке Хатланиэлла. – С другой стороны, мы же с тобой одинаковы. Я ведь твоя дочь…

– Ты мне не дочь, – открыла секрет Баба. – Ты мой клон, притом не лучшего качества.

Королева молчала, ничего не понимая. Старая ведьма продолжила:

– Мне удалось создать тебя из собственной плоти для того, чтобы ты помогала в исследованиях и работала по дому. Без мужа трудно жить. Я вот хотела, чтобы мне дочь помогала. А забеременеть от обычного смертного? Фу, какая гадость. Потому и пришлось помучиться с твоим рождением. Видишь ли, я клонировала себя, но слегка просчиталась в формуле воспроизведения.

Леди Хатли только открыла рот, слушая откровения "матери".

– Я слишком высоко смонтировала выход родильной камеры. Потому когда искусственная плацента лопнула, а меня не было рядом, ты вывалилась на пол. И слегка приложилась головой…

– Спасибо, – тепло поблагодарила королева.

– Прости – я очень виновата. Не уследила за процессом автоматических родов… Подозреваю, что твоя душевная злоба – результат повреждения мозга…

– Получай, – Хатланиэлла вложила в магический удар все свои силы и возможности.

Ревущая струя пламени родилась из ее ладоней. Широкий столб огня, накаляя воздух, пронесся прямо над головой принцессы. Он ударил в Бабу, но та даже не шелохнулась. За несколько миллиметров от ее груди пламя остановилось, встретив на пути невидимую преграду.

Прудди взмахнула рукой и безопасная уже струя пронзила небесную высь, скрывшись где-то за редкими тучами.

– Я еще вернусь за твоей головой! – пригрозила королева и скомандовала Трешке. – За мной!

Леди прыгнула в приоткрытую створку двери. Следом заскочил озадаченный происходящим Толстяк.

Нежные ладони бережно погладили Мэлами по голове. Путы рассыпались в пыль, стоило старухе прикоснуться к ним кончиком ногтя.

Испуганная принцесса вжала голову в плечи. Она видела перед собой незнакомую женщину. Хищный взгляд, строгие поджатые губы и теплая материнская улыбка. И в то же время в чертах Бабы угадывалось доброе, слегка насмешливое лицо няньки-фрейлины.

– Не бойся, внученька, – ласково проговорила ведьма. – Я твой друг, теперь ты в безопасности. Теперь еще надо найти твоего отца.

Папа принцессы, коронованный монарх и владыка Преогара сейчас находился в довольно неприятной схватке.

(оперативная)

«Или он – или я!»,

сказала Кассандра о Троянском коне

Я стараюсь не замечать мелких неприятностей. От всей души отплевываюсь от тины, отдираю от шеи нескольких пиявок. Толстенные бестии – уже успели насосаться сладкой оборотневой кровушки. Между клыков застрял хвост какого-то тритона. Он соленый на вкус и скользкий, словно взопревшее сало. Оборачиваюсь и так, чтобы никто не заметил, извлекаю гадость изо рта. Разжеванный хвост летит в болото, следом за ним несутся красочные ругательства. Даже представить трудно, в какие дали я только что послал этот кусочек жабьей плоти.

– Хват-майор, у нас тут небольшое затруднение, – говорит Слимаус.

Он дрожит, на лице и грамма крови. Бледен, словно новенький саван, из которого так любят шить себе одежду первоклассные некроманцеры. Еще бы не бледнеть – ведь этот сын… смертной матери недавно грохнул по макушке самого меня! В другой раз я бы ему так отдал… Но сейчас меня больше волнуют другие вещи.

– Еще один проклятый диверсант? – спрашиваю его. И кошусь в сторону, где посреди мерно колеблющегося болота рассекает волны убийца моего земляка. Повар гребет так усердно, словно бы не занимался любовью целый год, а сейчас на другом берегу его ожидает какая-нибудь сногсшибательная цаца.

– Кажется, мы действительно убили Проводника, – голос астролога также безличен и перепуган, как и весь его вид.

Болотный дух валяется прямо у моих ног. Выглядит он совершенно непотребно: между глаз выскочила громадная пунцовая шишка; нос переломан, а глаза буквально съехались к переносице. Казалось бы, что на кончик его носа уселась муха, и он с громадным удивлением рассматривает назойливое насекомое. Казалось… если бы зрачки не были столь расширены, а белки не заплыли алыми пятнышками лопнувших жилок. Кроме того подбородок чудища развернут под невероятным углом. А именно – опирается на лопатку правого плеча. Обыкновенный "утиль", как выражаются в ГлаВМорге, Главном Валибурском Морге, где я имел когда-то несчастье когда-то работать. Именно из этого самого заведения, благодаря счастливым обстоятельствам и моим непревзойденным бойцовским качествам, я и оказался на службе в Управлении (историю об этом вы, дорогой читатель, можете узнать из первой книги "Клыков на погонах").

– Лично мне плевать! – ворчу и пытаюсь подняться. – Абсолютно и безоговорочно плевать на всяких там духов. Меня больше волнует следующий вопрос.

Я говорю довольно миролюбивой и почти по-дружески. Потому Слимаус облегченно вздыхает и расслабляется. Какой чудесный повод пощекотать парнишке нервы!

– А вопрос таков, – говорю по-прежнему спокойно, но вдруг срываюсь на крик. Забываю, кто на самом деле угробил беса. – Какого демона, сволочь, ты убил моего сослуживца!!!

Звездочет отскакивает от меня как от магиевой боеголовки в активированном состоянии. При этом он оказывается так близко к краю плота, что некоторое время я даже сожалею: и почему не заорал погромче? Ведь еще какая-то доля децибела, и Слимаус исполнил бы точно такое же купание, на которое, несколько минут назад, обрек меня.

– Ну тише, – ласково мурлычет Харишша. – Не стоит так волноваться.

Ах, такую женщину да мне бы в койку! Сколько бы я отдал за подобное… Думаю об этом и не подозреваю, что в ближайшее время эта мечта не только осуществится, но еще и заставит о ней немало пожалеть.

– И вправду, волноваться не буду, – смягчаюсь и, опираясь на благожелательно протянутый локоть некромантки, оказываюсь на ногах. – Бесы невероятно живучи. Сомневаюсь, что Грумпль действительно его убил.

– Эт-то радует, – запинается Слимаус. Он широко размахивает руками и пытается удержаться на плоту – балансирует в опасной близости от поверхности болота. Хватит малейшего окрика, чтобы он по самую макушку нырнул в трясину.

Открываю рот, но сдерживаюсь. К моему предплечью прижимается изумительно мягкая грудь Харишши. Это успокаивает.

Поскальзываюсь в луже, коротая натекла из развороченной головы бедного Кульпунтия. Убитый унтер-бес лежит рядышком с трупом Проводника и выглядит не лучше. Энергетический разряд, выпущенный поваром, разнес несчастному добрую половину черепа. Глаз и половина щеки превратились в беспорядочное месиво из мяса и раздробленных костей. Из образовавшейся дыры выглядывает едва пульсирующий мозг.

Эквитей молча обнажает клинок. Брови монарха настолько нахмурены, что кажется, будто он только что застал свою жену с любовником. Да не с одним, судя по яростному взгляду.

– Было бы неплохо, если бы очнулся Прасс, – деревянным тоном говорит король. – Многовато нелюдей собирается.

Трясина буквально кишит восставшими со дна солдатами. Мертвые рыцари приближаются к плоту. Очень медленно, будто утопая в киселе. Тяжелые двуручные мечи, которые мертвецы сжимают на вытянутых над головами руках, тащат их вниз. Мешают изрядно проржавелые панцири, кольчуги и прохудившиеся шлемы. Но мертвецы неумолимо двигаются. Их сотни, если не больше.

– Полагаю, здесь целая тысяча покойного Гуги, – сообщает Эквитей.

Мог бы и не говорить – сам понимаю, к тому же математику учил.

– Этого самого Одноглазого, – интересуюсь я, – который скачет на скелете лошади впереди всей этой компании?

– Это скелет не лошади, а коня, – поправляет меня Харишша.

Вот негодница! И как она рассмотрела на таком расстоянии?

– Почему ты уверена, что это конь, а не лошадь? – я стараюсь на смотреть в ту сторону, ибо мертвый Гуга выглядит не очень привлекательно.

Громадный мужик с широкими плечами почти как у меня; длинные седые волосы, в которых запутались водоросли и всякая грязная гадость; высохшее лицо, едва обтянутое пергаментно-белой кожей с темными трупными пятнами. Или это не пятна, а засохшая тина? Не разглядеть – точно не могу быть уверен.

Покойный король облачен в корявые латы, сквозь соединения которых кое-где выглядывают позолоченные элементы. Доспехи изрядно покрылись тиной и мулом, но от моего тренированного взгляда никогда не укроется ничего ценного. На голове Одноглазого (кстати, на месте отсутствующего ока присутствует какой-то коричневый нарост) поблескивает тонкий обруч короны. Даже несмотря на грязь и плесень, можно рассмотреть, что она инкрустирована ошеломляющей красоты рубинами и топазами. Защищенную горжетом шею обнимает мокрая бесформенная тряпка. Она очень напоминает горностаевую накидку самого Эквитея, если бы не парочка заплат на плечах.

В руках Одноглазого Гуги находится устрашающего вида меч. Двуручник, да такой длины, что волнистый клинок почти в два раза превышает размеры меча нашего монарха. Скелет коня высоко прыгает с кочки на кочку. Костлявое лошадиное тело взмывает в воздух и, кажется, что Гуга летит. Оружие то и дело тускло поблескивает в лучах танцующего солнца.

– Так почему конь? – еще раз спрашиваю Харишшу.

– Ну, – краснеет она. – Я ведь некромант. Мы профессионально отличаем строение скелета любого живого существа. А уж отличить женское посмертное начало от мужского… Мы чувствуем начало в каждом живом или мертвом создании богов, Хаоса, Порядка, духа териантропии или же обычных демонов.

Интересно-то как! Откуда провинциалка с липовым дипломом знает о существовании териантропии, то бишь о возможностях оборотней? Что-то нечисто с этой девочкой. Или это ее тот загадочный парень из Валибура научил? Придется ненавязчиво допросить некромантку, когда появится такая возможность.

– Будем драться! – решительно заявляет король.

– Ох, – это Слимаус.

Он опять превратился из сурового мужчины в парнишку-размазню. Неужели обычный вид разъяренного оборотня может сделать из героя бесславную тряпку?

Я приближаюсь к астрологу и несильно отвешиваю подзатыльник. Он перепугано вжимает голову в дрожащие плечи.

– Не бояться на посту! – командую и сую звездочету весло. – Извини, что наорал. Не имел такого права – ведь ты же не мой подчиненный…

– Да что вы… – бормочет парень. – Не стоит.

– Стоит! Вполне вероятно, что ты спас всех нас от нападения Проводника. Кто его знает, что мог натворить этот болотный дух.

Слимаус приходит в себя и выглядит более свежим. В глазах появляется некоторая суровость – первый признак настоящего мужчины.

– Идиоты! – верещит Эквитей. – Что бы этот дух нам сделал? Дорогу бы показал!

Плечи астролога снова превращаются в два безвольных горба.

– Тихо ты! – вполголоса, чтобы не слышал Слимаус, цыкаю на короля. – Парню надо отвлечься. Иначе распустит тут сопли и повесится где-нибудь повторно. Или с плота в трясину сиганет. Мало ли надо?…

Монарх понимающе кивает. Я возвращаюсь к астрологу и снова хлопаю его по плечам. Чуть более сильно, чем того требуется, но лучше пусть звездочет получит пару синяков, чем будет торчать здесь как контрацептив ветке.

– Мне нужны дееспособные бойцы, – говорю ему твердо. – Потому твердо держи свое оружие.

– Что? – его подбородок слегка поднимается.

– Будем воевать! – рявкаю и указываю на приближающихся мертвецов. – Ты ведь хочешь погибнуть смертью героя?

Он отрицательно вертит головой. Не хочет, мол, геройски гибнуть с именем родины на устах.

М-да, плохой из меня командир. Если верить КуСаМлОф, Курсам Самых Младших Офицеров, боец должен бы сейчас попасть под гипнотическое влияние моего командирского голоса. Должен внимать каждому малейшему моему слову. И, конечно же, утвердительно закивать, истекая слюной и в готовности сдохнуть за честь и славу, то есть согласиться на геройскую смерть. А этот отрицает…

– Молодец! – кривлю мину и стараюсь не замечать провала. – Крепче держи оружие и давай – работай.

– Что делать? – коротко чеканит он.

Не все потеряно! Боец со мной, боец готов к активному труду.

– У тебя в руках что? – ласково интересуюсь у него.

– Весло…

– Вот и греби! – ору изо всех сил.

– Но вы же сказали – оружие…

– Греби, кому сказано! И не пытайся даже воевать этим куском полена. Иначе отправлю в плаванье на дно!

Слимаус покорно работает веслом. Я же внезапно вспоминаю про погибшего сотрудника. Оранжевая кровь беса растеклась по бревнам плота, успела свернуться. Маленькое тельце неподвижно лежит, упираясь босыми розовыми пятками в шлем бессознательному Прассу. Рядом – широко раскинутые лягушачьи лапы мертвого Проводника. У нас не плот прямо, а самый настоящий погребальный паром, коих немало ходит по Черному озеру Валибура.

– Оживить болотного духа сможешь? – спрашиваю Харишшу.

В моем голосе нет уверенности. Я видел, как последний из понимаемых ею зомби показывал нам увесистый кукиш. Чего уж говорить погибшем духе.

– Смогу, – вдруг отвечает некромантка. – Тело очень свежее, может получиться.

– Да уж, – морщусь я и прикрываю нос ладонью. – Свежее трупа не бывает – воняет словно под хвостом у скунса. По сравнению с немытыми подмышками этого урода ядовитый туман Гугиной трясины – что надушенная мадам из салона красоты.

– Может, лучше оживить бесенка? – предполагает Харишша. – У него, конечно, изрядной части мозга не хватает, но все же он знает побольше. И может открыть нам секреты падающего солнца…

– Не получится его воскресить, – сокрушаюсь я. – Бесы практически бессмертны, как и большинство демонов. Повар убил только материальное тело Кульпунтия, а душа беса сейчас на половине дороги к нашему миру. Там он попозже сам себя оживит, когда взойдет Черная Луна над Валибуром. Очнется в каком-нибудь котле посреди Второго Круга, и пойдет пьянствовать в соседстве с темными эльфами, воскресшими в тот же день. Воодушевленным созданием Кругов быть очень неплохо – не боишься ничего, даже серебра. Правда, в конце концов бесы умирают от старости, да и живут они поменьше оборотней. Но все же…

Словно в подтверждение моих слов тело Кульпунтия начинает мерцать. При этом оно шипит и теряет очертания. Бесенок тает как кусочек льда в бокале шампанского. Несколько секунд его окружает желтоватый ореол, затем исчезает. Следом испаряется труп Кульпунтия. На мокрых бревнах плота остается только бесформенное пятно запекшейся крови.

– Видишь, как ему неплохо? – назидательно говорю Харишше. И в то же время размышляю, что лучше иметь одну жизнь и не воскресать. Лично я бы и врагу не пожелал умирать по несколько раз в жизни.

– Деремся! – прерывает мои размышления король. Я замечаю, что мертвецы уже вплотную подобрались к плоту.

Меч монарха рассекает воздух и обрушивается на шлем какого-то мертвого рыцаря. Ржавый металл не выдерживает, брызжет искрами и раскалывается напополам. Клинок Эквитея почти до подбородка прорубает голову мертвеца.

Пуская пузыри, мечник камнем идет под воду. Остальные солдаты Одноглазого Гуги не осмеливаются приближаться в одиночку.

– Их тут действительно целая тысяча, – подсчитывает Слимаус.

Он больше не дрожит, но работает веслом с таким остервенением, словно за ним гонится не пара сотен каких-то оживших мертвецов, а само воплощение смерти.

– Не забывай о трех десятках односельчан Харишши, – напоминаю звездочету.

– Их не забудешь… – неопределенно бормочет парень. – Но у хуторян хотя бы нет здоровенных мечей.

– Мечи предоставь мне!

С этими словами я вспоминаю о том, что должен был сделать еще несколько минут назад. Объятая болотными брызгами спина повара находится на невероятно далекой дистанции. Выстрел из "Карателя" не гарантирует точного попадания на расстоянии большем чем триста метров. Это вам не магарбалет "ЛегОлАС", Легкий Огнем Легированный Арбалет Снайпера, которым можно с дальности в два километра отстрелить лапку пси-мухе. Но и с моим любимым табельным клинком попробовать стоит.

Привычным движением вскидываю "Каратель". Ловлю предателя на мушку – голова, на которой, словно приклеенный, болтается запятнанный кулинарный колпак, оказывается прямо в центра трезубца на кончике клинка.

Не тороплюсь, дышу ровно. В таких случаях излишние нервы или спешка могут только помешать. Надо хранить спокойствие, твердо верить, что снаряд попадет в цель.

Плавно нажимаю на кнопку-камень, при этом бормочу слова древнего заклятия стрелка. Оно настолько матерное, что запрещено к воспроизведению вслух. Тем более в присутствии обаятельных молоденьких девушек.

– Вот это да! – восторженно вскрикивает Харишша.

Она некромант, посему обладает несколько ускоренными рефлексами и нечеловеческим восприятием действительности. Подозреваю, красавица не только различает сорвавшийся с клинка магиталлический диск. Уверен, она прекрасно видит, как серебристое кольцо, повитое тончайшей магической аурой, вращается в воздухе. Я тоже это замечаю, но мои рефлексы оборотня позволяют увидеть только блеск и стремительный полет снаряда.

– Проклятье!

Как раз в тот момент, когда диск почти вонзился в голову Грумпля, из болота пожелал вылезти очередной мертвец Одноглазого. Выстрел снес ему изрядный кусок щеки и отбился от заданной траектории. Мне удалось попасть в улепетывающего повара, но диск всего лишь распорол ему плечевой сустав.

Раненый кулинар уходит под воду, а затем продолжает движение. Ишь ты, шустрый какой! Одной рукой гребет, даже не повернулся, чтобы погрозить стрелку. И не вскрикнул даже. Что-то подсказывает: этот тип из той же шайки хомункулюсов, которые баранкой укатили куда-то в глубину трясины.

Мертвые рыцари приближаются. Слимаус гребет со всех своих немощных сил. Но на нашем плоту осталось только одно весло – после того как угостил меня по черепушке, звездочет уронил второе в воду. За прошедшее время мы отплыли далековато, чтобы попытаться его достать. И почему я не догадался сделать несколько запасных весел? Ах да, мы же спешили, фамильный демон мне под хвост…

Какой-то излишне шустрый рыцарь взбирается на проплывающий мимо островок. Он замахивается на меня тяжелым двуручником. У меня холодеет в груди, поскольку я никак не успеваю парировать этот удар. "Каратель" по-прежнему прижат к моему плечу, а выстрел новым диском не нанесет мертвецу никакого ущерба.

Разворачиваюсь и разряжаю следующий снаряд во врага. Магиталлическая молния бьет нападающего в грудь. Он покачивается, но все же опускает свое страшное оружие. Чувствую, что раскину сейчас мозгами не хуже покойного бесенка. Думаю, мои внутренности напополам с костями черепа разлетятся по меньшей мере на метров пять.

Спасает меня счастливый случай. Рыцарь, хоть и мертвец, но все же подвержен некоторым законам природы. В этом случае нанести удар ему мешает закон всемирного тяготения.

Нога в прогнившем сапоге поскальзывается на влажной кочке осоки. Чтобы удержаться на своих двоих, рыцарю пришлось бы отвести удар и схватится за что-нибудь руками. Но меч уже летит мне на голову, а нога мертвеца съезжает с островка. Враг буквально складывается пополам, резко отклоняется назад. И вместо того, чтобы угостить меня проржавелой сталью, или из чего тут у них изготавливают клинки, бьет себя по коленке.

– Молодец! – ликую и хлопаю в ладоши. – Хотел сотворить гадость, а оттяпал себе ногу.

Меч и вправду начисто сносит ему половину ноги. Продолжая падать, мертвец удивленно смотрит пустыми глазницами, как мимо проплывает его ступня в раскисшем сапоге. Затем он грохается затылком о какой-то пенек, мирно торчащий посредине островка, и со всплеском погружается в трясину.

У короля тем временем проблемы. Несколько рыцарей сумели выскочить на бревна плота. Наше плавсредство опасно наклоняется, все мы визжим и машем руками. Но колебания нам на руку.

Мертвецы едва удерживаются на негнущихся ногах. Балансировать они не могут – руки заняты тяжелыми мечами. Один тотчас хлопается обратно в болото. Другие слишком заняты попытками устоять. Этим вовсю пользуется Эквитей. Издавая громкие атакующие выкрики, он бросается на своих предков.

Солнце уже перевалило через отметку обеда. Нетрудно догадаться, что направляется оно поближе к горизонту – ему не помешает поужинать. Светило медленно покачивается на небосводе, не делает резких движений. Кажется, оно с интересом наблюдает за нашей маленькой схваткой.

Клинок монарха сверкает в лучах. Солнце играет на поверхности болота, на драгоценных камнях, которыми усеяна корона Эквитея, на кончиках горностаевой шкурки. Блестит даже закопченная после удара молнии кираса короля. Правитель окружен золотистым солнечным ореолом. Высокий, с широко расставленными ногами и занесенным клинком над головой. Уверенный в себе властелин этих земель. И даже мускул не дрогнет на его мужественном лице. Он словно воплощение какого-нибудь мелкого божества из антропоморфного пантеона. Непобедимый воитель, славный герой. Если бы не струящаяся по доспехам грязная вода и не пятна засохшей тины.