Текст книги "Клыки Судьбы"

Автор книги: Владимир Михальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Пень действительно напоминал жилой строение. На его боках виднелись два округлых дупла. В одном из них стоял небольшой глиняный горшочек красного цвета. Из него показывалась головка какого-то алого цветка. На втором окне под слабым вечерним ветром покачивалась грязная занавеска темно-желтых оттенков.

– Дверь не наблюдается, – заключил соглядатай коммунального хозяйства. – Но здесь явно живут. Видите – слева маленький огород с рассаженным луком и картошкой.

Внутри пня действительно кто-то обитал. Из дупла-окошка донесся надсадный кашель. Один из широких корней внезапно приподнялся, обнажая земляной пол. Из черного провала навстречу преогарцам шагнул седой дедок, одетый в грязные рваные лохмотья. Он сурово нахмурил брови и твердо ступил босыми пятками на грубо обтесанный порог деревянного домика.

– Чую-чую – людским духом запахло, – сообщил дедуля. – А потом принюхался. Ишь – дух-то людской, но с привкусом дерьма. Вот я и догадался – хомункулюсы пожаловали.

– Слышишь, предатель, – вдруг отозвался сотник Трас. – Ты ведь Лесовик?

Большинство любовников Хатланиэллы не присутствовали при сражении между войском Эквитея Второго и лесным зверьем. Потому лишь несколько из них узнали в грязном деде того самого медвежьего переводчика.

– Это я предатель? – насупился лесной дух. – Я хоть против природы не иду. Не то что вы – нежить. Нельзя после смерти воскресать – так боги велели.

– Плевал я на богов, – высокомерно заявил Трас Молниеносный.

– Но-но! – пригрозил ему Шрухан. – Чтобы я такого больше не слышал! Иначе молнией ка-ак бряцну.

Сотник пристыжено умолк. А дет тем временем приблизился к преогарцам.

– Ишь ты, рванье какое, – прищелкнул он языком. – И не скажешь даже, что вы когда-то были вельможными господами…

– Чего тебе надо? – спросил Шрухан. – У нас дела. А ссориться с духами мы не видим смысла.

– Чего мне надо? – деланно испугался Лесовик. – Сижу себе, свеклу чищу, стряпаю помаленьку. И как только кинул в котелок немного порезанной картошки, как из лесу – шум, гам и ругань. Ну, думаю, надо посмотреть что за дела. Выхожу, а тут ко мне столичные прикатили. Слушайте, – он вдруг доверительно наклонился к епископу. – Шли бы вы отсюда, мертвяки позорные. Не накликайте на себя гнев лесного духа.

– Не то что будет? – злобно вопросил Шрухан. Ему уже надоело, что всякие тут… их выдворить хотят. Сначала король, потом зомби, а потом вообще какой-то охотник даже вопрос не задал – сразу стрелять. – Что будет, перечница старая?

– Рожу тебе начищу, – спокойно ответил дух. – А потом возьму лопату. И, что делать, похороню вас по-человечески. Но, батюшки мои, сколько же копать придется, чтобы такую ораву под землю зарыть.

– Надоело! – выплюнул епископ. – Больше ни одна шавка, будь ты зомби, дух бессмертный или преогарский король, не посмеет тявкнуть в нашу сторону.

Центр Круга забурлил, генерируя необычайно сильный энергетический разряд. Дед даже бровью не повел. Скрестил руки на груди и насмешливо наблюдал за хомункулюсами.

– В пыль развею! – пообещал Шрухан и синяя молния грохнула Лесовика в лоб.

Дух покачнулся, но вопреки обещаниям священника, в пыль превращаться не собирался. Колдовство скатилось по нему словно вода с утенка. Молния раздробилась на маленькие иголочки-змейки, и они посыпались на землю. Кожа Лесовика в месте магического удара не то что не обуглилась, но даже не порозовела.

Епископ даже рот приоткрыл от удивления. Он совершенно не ожидал, что какой-то хиленький дух сможет сопротивляться объединенной мощи волшебных мертвецов. Потому Шрухан еще раз ударил деда такой же молнией. И опять разряд разбился на мелкие составляющие и пропал среди опавшей листвы.

– Теперь, полагаю, мой черед, – будничным тоном заявил дедок.

Вопреки подозрениям хомункулюсов, Лесовик не уподобился зомби из Подгугиневого. Он не стал лупить епископа по лицу. Дух проделал совершенно другое.

Дед широко, невероятно широко для такого маленького человечка, раскрыл рот. Шрухан с ужасом смотрел как тонкие губы, окруженные грязной клочковатой бородой, открываются все шире и шире. В глубине громадной глотки, за несколькими рядами кривых клыков, затрепетал раздвоенный змеиный язык. Епископ даже разглядел черные гланды и еще что-то. А потом…

А потом Лесовик закричал. Страшный вой, от которого обычные смертные тотчас потеряли бы барабанные перепонки в ушах. Кошмарный рык, в нотах которого ощущалось ревущее пламя. Страшный звуковой удар, сильнее конной атаки десятка тяжеловооруженных рыцарей, опрокинул Круг Сильных.

Фигура упала на бок и кубарем покатилась, подпрыгивая через лесные деревья. Круг покатился вопреки всем законам физики – не вдоль оси, а поперек. Ломая сосны и вырывая целые горы кустарника, хомункулюсы с испуганным воплем пропали где-то в чаще. На поляне остались только мелкие капельки крови да чей-то откушенный в страхе язык.

Дед потрогал бесхозный язык большим пальцем босой ноги. Затем криво ухмыльнулся и с наслаждением почесал подбородок.

– Во как надо! – гордо заявил он самому себе. – А то припрутся тут неместные, погалдят без толку, настроение испортят, тишину вспугнут. В лесу должна быть тишина и спокойствие.

Вдруг померкло солнце. Очень резко, будто на него набежала громадная непроницаемая туча. Черный диск спрятал под собой светило, над лесом воцарилась темнота. Лишь вдалеке поблескивало – хомункулюсы стреляли молниями, пытаясь сбалансировать вращение или остановиться.

– Что за дела? – нахмурился Лесовик. – Кто такое страшное заклятие проделал?

Солнце засияло точно также внезапно, как померкло несколько секунд назад. Горячие лучи устремились вниз, осеняя горизонт в золотистые тона.

– Вот же дура дубовая, – с сожалением и горечью вымолвил дед, уставившись на север. – Придется тебя проучить. Это ж ты против Законов опять пошла!

Он широко развел грязные руки и запрокинул голову. Послышался хлюпающий звук, словно что-то большое раздирает маленькую плоть изнутри. Кожа старика трескалась, кости и череп расширялись, подавались в стороны, приобретали другие очертания. Внешность Лесовика таяла свечой. Голова разошлась очень широко, нос расплющился и далеко выдвинулся вперед. Зубы хищно оскалились и выросли на добрые пол-локтя. За считанные мгновения дух вырос в двадцать раз от своего прежнего вида. Сейчас он был размером примерно с Круг Сильных, если не больше.

– На север, – хриплым рыком сказало существо. – Они покатились на север. И мне туда нужно.

Зашуршали, раскинулись громадные черные крылья. Черный же чешуйчатый хвост ударил по основанию пня. Раздался грохот и тихонький звон битой посуды.

– Ну вот, – печально сказал изменившийся дед. – Вазон разбил, олух старый.

Мощные крылья всколыхнули воздух, поднимая тяжелую тушу над лесным покровом.

– Проведаю свой старый дом, разорву одну неумную ведьму, – донеслись последние слова. – И обратно в лес вернусь. Тут экология получше старой будет.

* * *

Хатланиэлла напряженно всматривалась в чертеж на обломке коры. Она настолько наполнилась ненасытной энергией Трешки, что чувствовала будто может летать. Внутри королевы щебетали мелкие птички, душа рвалась куда-то на свободу. В ушах оглушительно грохотали многочисленные тамтамы. Перед глазами струился каскад разноцветных фиалок, лилий и гладиолусов. На косу, казалось, выросли дурманящие цветки камелии. Они так завораживающе благоухали, что почти не ощущалась исходящая из трясины вонь.

– Что со мной? – спросила леди Хатли. – Что это такое?

Сердце стучало очень быстро. Хотелось вскочить и побежать куда-нибудь на край материка. Броситься с высокой скалы вниз, в яростные волны моря Страсти.

"Страсть… – подумала королева. – Это страсть – такое чувствуют обнимая мужчину. Нет, это не она. Это что-то другое, что-то очень приятное, почти неземное".

Она представляла себе как медленно падает в море. Соленый ветер рвет на ней одежду. Тело погружается в холодные объятья изумрудной воды. Поднимаются белоснежные брызги пены, шелковый песок морского дна щекочет босые пятки.

– Это любовь, – вдруг догадалась она. – Трешка, это ведь любовь?

Кабан философски пожал плечами. Во рту он держал длинную травинку осоки и флегматично ее пожевывал.

– Ты меня любишь? – спросила королева. Она задавала этот вопрос сотням мужчин. Большинство из них потом становились хомункулюсами. Кто-то не поддавался, кто-то мгновенно падал перед ней на колени. Но все отвечали одно и то же: "я тебя люблю".

А Толстяк ответил совершенно другое:

– Нет, не люблю.

– Что? – глаза Хатланиэллы едва не вылезли из орбит. Десятки и сотни красивейших мужиков лизали пыль на ее туфлях. А этот толстый боров говорит, что… – Ты меня не любишь?

– Настоящий благочестивец должен любить только Священное Расписание, – спокойно ответил Трешка. – Мы с тобой согрешили. Когда насадим в этом мире настоящую Веру – пойдем исповедоваться и будем соблюдать десятикратный пост. Так что не люблю…

Он даже не подозревал: только что расплавившееся сердце королевы черствеет вновь. И на этот раз обрастает ядовитыми шипами.

Если у леди Хатли несколько минут назад и были какие-то шансы превратиться в нормальную чувствительную женщину, но сейчас они пропали навсегда. Единственный мужчина, к которому прикипела душа, оказался всего лишь похотливой свиньей.

Ноздри обиженной Хатланиэллы трепетали как паруса под штормом. Ярость клокотала в ее голове. Казалось, еще несколько добавить пара, и крышка слетит. Но королева не даром многие годы совершенствовалась в заговорах и черной магии.

"Убей только Бабу, – подумала она. – А там и тебе недолго жить осталось. Я тебя растопчу, раздавлю своей униженной любовью, милый-любимый".

Вслух леди Хатли сказала только:

– Сейчас я немного поколдую и мы отправимся уничтожать мою мамочку. Подожди.

Она попыталась поцеловать Толстяка. Но Трешка, утолив свою пятидесятилетнюю жажду, всего лишь отвернулся. Это усилило унижение и добавило королеве злости.

Ведьма вернулась к созерцанию колдовской фигуры, вырезанной перочинным ножиком на коре. Взмахнула рукой и ткнула пальцем, на котором вновь устроился мышехвост, в кусок древесины. Линии многоугольника замерцали таинственным светом. По дереву пробежали миниатюрные молнии серебристых тонов. Фигура поднялась из руки Хатланиэллы и повисла в воздухе перед ее лицом.

На этот раз королева не читала заклинания вслух. В магических стихах говорилось об истинной цели Заклинания Хомункулюсов. Если бы глупый Трешка смог расслышать эти слова, то однозначно отказался бы помогать леди Хатли. Но на то он и являлся лишь глупым фанатиком, неспособным рассуждать логически.

До свиноборотня доносились обрывки фраз и приглушенное бормотание. Королева плела очень трудную волшбу. Это требовало всей концентрации сил и внимания. Она казалась полностью погруженной в себя. Потому кабан посмотрел на нее некоторое время, а потом отвернулся и принялся бросать камнями в трясину.

Спустя час длинное Заклинание Хомункулюсов было готово. Оно звенело в воздухе, окружая Хатланиэллу золотистыми нитями, вполне осязаемыми в лучах заката. Магия материализовалась и выглядела сплошным коконом из многочисленных фигур: звезд, кругов, многоугольников и зигзагообразных линий. Всего лишь миг отделял королеву от создания магического полога, способного растянуться над всем континентом. Едва он только раскинется по небу, все погибшие в последнюю неделю, а таких в Преогаре водилось немало, превратятся в хомункулюсов.

"И откроются свежие могилы, восстанут из сырой земли мертвые, кому место лишь в застенках Мрачных Подземелий. И пойдут они войной против всех живых, противясь Божественным Законам. И каждый убитый поднимется вновь, пополняя бесчисленную армию ненасытной ведьмы…" Именно эти слова из Книги Законов вспомнились королеве.

Женщина кровожадно усмехнулась, понимая, что только одно движение пальца отделяет ее от активации заклинания. И она махнула рукой.

Магический кокон запульсировал, выстрелил во все стороны полупрозрачными нитями. Колдовство взвилось над Гугиной трясиной, ударилось в небесный купол. Забурлили облака, сверкнула молния ужасного угольно-черного цвета. Она ударила в солнце и не несколько мгновений закрыла его лик от земель Преогара.

Обалдевший Трешка наблюдал за манипуляциями ведьмы с широко раскрытыми глазенками. Жир на его щеках и подбородке подрагивал от страха. Но Толстяк держал себя в руках. Чего только не увидишь на оперативной службе. Тем более, когда есть возможность обратить в свою глупую веру целый материк варваров.

Хатланиэлла запрокинула голову к небу и оглушительно расхохоталась. Сила и уверенность наполняли ее до краев. Ведьма восторженно смотрела, как от горизонта и до горизонта раскинулся прозрачный купол заклинания, видимый только колдующей. Она даже и не представляла, что волшебство массового создания хомункулюсов "наложилось" на купол магии Творцов и вдвое ускорило ее течение. Теперь до конца света оставалась всего лишь неделя.

– Теперь мне все по зубам, – довольно заявила леди Хатли.

И тут на нее накатил Маятник.

Когда королева занималась созданием Прокола к домику Бабы, она подстраховала себя от магического контрудара. Но позже совершенно забыла, что пользовалась Проколом дважды. А именно – двигалась по межпространственному тоннелю дважды. Против обратного движения она защитой не запаслась. Именно забывчивость испортила Хатланиэлле сладкий миг триумфа.

Колдовство вернулось внезапно, как и в случае с грушей около столицы. Магический вихрь накинулся на королеву и Толстяка. Их тела подбросило в воздух. Легко, будто невысокие пушинки, швырнуло над верхушками деревьев.

– О, море, – удивленно рыкнул свиноборотень, возносясь поближе к солнцу.

– Ю-ю-у-ух-х – испуганно пискнула леди Хатли, падая обратно и вытаращенными глазами смотря на приближающийся островок посреди Гугиной трясины.

Но хитрый Маятник не дал "религиозным" заговорщикам удариться оземь и спокойно испустить дух. Магия возврата сделала кое-что более веселое.

У самой земли падение резко замедлилось. Хатланиэлла спокойно вздохнула, полагая, что испытание закончилось. Но как только она приоткрыла рот для радостной цитаты, ведьму и Толстяка рывком бросило в сторону. Они в визгом и воем полетели вперед – на север. Ломая деревья и поднимая исполинские волны болота.

– Будь проклят тот день, – орала Хатли, чувствуя как платье трещит по швам под давлением воздуха, – когда я начала изучать маги-и-и-и…

С этими словами королева и оборотень стрелой пролетели мимо какого-то большого скопления народа. Люди брызнули в стороны, разлетелись топоры и сорванные шапки-махуки. Следом за жертвами Маятника понеслась отборная ругань и проклятия. Но заговорщики даже не обратили на это внимания.

"Кричали на симиминийском, – устало подумала леди, закрывая глаза, когда по лицу хлестнули ветви плачущей ивы".

Ревущий воздух тащил их все дальше, к склонам Пустой горы.

А король Эквитей тем временем облегченно стряхивал холодный пот.

(оперативная)

"Любовь нечаянно нагрянет…

Но это контролируемо!",

надпись на упаковке Виагры

По всему телу разливается смертельная истома. Сердце колотится в темпе разгоряченного локомотива. Грудь разрывается от боли. Чувствую, горячий кусок металла пробил мне кость. Перед глазами плещутся какие-то бесформенный пятна. Зубы стиснуты и кажется, сейчас посыплются на влажные бревна плота. Дыхание со свистом выходит, но не изо рта, а раздается булькающим звуком откуда-то из-под молнии на куртке. По спине медленно струится что-то теплое, почти обжигающее.

Проклятые варвары! Они прострелили мне легкое!

В подобном состоянии просто необходимо что-нибудь сказать. Я открываю рот и веду себя вполне адекватно – как человек, которому только что продырявили грудную клетку.

– А-а-а!

– Тише, тише ты, – шепчет некромантка, поддерживая меня за плечи. – Сейчас я немного поколдую – рану будто бы ветром унесет.

– Нет! – испуганно взвизгиваю и пытаюсь отползти от Харишши. Перед моими глазами восстает сцена, в которой заколдованный зомби показывает девушке неприличный жест. – Все, что угодно, но только не своим колдовством! Я еще жить хочу!

Светило местной мертвомагии всхлипывает и отодвигается. Рядом с ней, скорчившись в подобие жабьего эмбриона, повизгивает Слимаус. Звездочет прижимается к оглушенному ишаку и кажется, что пытается влезть в ослиную шкуру. Но пусть не радует себя глупой надеждой – симиминийские стрелы и топоры никого не пощадят. Единственный, кто не теряет самообладания – Эквитей.

Монарх коротким скачком приближается ко мне и смотрит сверху вниз. Я внезапно замечаю, что стою на коленях и опасно покачиваюсь на краю плота. Болит невыносимо, сейчас упаду. Неужели в металле этих вонючих варваров есть серебро? Если оно в наличии – ничто нас не спасет.

– Ты как? – спрашивает король.

– … и чувствую себя не лучше, – отвечаю и добавляю не поддающиеся цензуре выражения.

– Ложись, – Эквитей не дожидается, пока я лягу сам. Он толкает меня в плечо и мне не остается ничего другого, как свалиться на бревна. Спину тотчас раздирает жгучая мука. Не иначе стрела прошила меня насквозь. При падении острие уперлось о поверхность плота и вернулось обратно в тело.

По жилам проносится такой калейдоскоп боли, которому никто не позавидует. Мне кажется, что между ребер мне натыкали шершавых железнодорожных костылей. И сейчас медленно прокручивают их, совершенно не беспокоясь о моем самочувствии.

От страданий меня избавляет король.

– Готов? – он хватается за древко, прикасаясь твердо сжатым кулаком прямо к моей груди.

Я не успеваю ответить и только открываю рот. А этот подлец уже выдергивает из меня окровавленную стрелу.

– Идиот… – мне не удается сдержать приглушенного стона и крепкого словца. – Надо было сломать древко, а потом извлечь стрелу с другого боку…

– Извини, – в голосе монарха нет и толики раскаяния. – Ты ведь оборотень. Тебя обычной стрелой не возьмешь?

Я подавляю в себе острое желание схватить престарелого недоумка за горло. И хорошенько потрясти – чтобы глупость через уши вывалилась. Но мечта так и остается несбыточной.

Вокруг свистят объятые пламенем стрелы. Под громкое улюлюканье варваров зажигательные снаряды стучат по бревнам, плещутся в воде, шипят и угасают в болотных кочках. Часть плота уже вовсю пылает, весело потрескивают сучки и сосновые ветки. Одна из стрел угодила в нагрудник оруженосца. Толщина доспеха не позволила железу проникнуть сквозь твердую преграду. Но металл согнулся в месте удара и несомненно причинил бедному Прассу немало неприятных секунд.

Оруженосец стонет и приподнимает голову. В примятом шлеме и со шрамом на подбородке он выглядел бы слегка комично. Если бы не черные потеки крови, струившиеся из носа. Удар в грудь, пусть даже защищенную крепкой броней, не прошел для рыцаря даром.

– Оборотень? – хрипло спрашивает Прасс. Его наполненные болью глаза смотрят прямо на меня. – Из Валибура?

– Точнейше так, – я улыбаюсь и подавляю желание почесаться в затылке.

Что за дела такие? Да тут каждый третий, если не каждый второй, знает о существовании моего родного мира. Не удивлюсь, если оруженосец окажется еще одним соглядатаем из Управления. Но почему он так долго валялся без сознания? Никакой оборотень не станет столько отдыхать. Или его сразили каким-нибудь магическим ударом? Нет, никакой магии мне не удалось уловить, когда Перемещатель закинул меня в этот мир. Возможно, Прасс получил тяжелое сотрясение мозга? В таком случае даже драконоборотень пролежит в больнице с недельку без малого.

– Что происхо… – рыцарь не успевает закончить вопрос.

Темноту вдруг прорезает еще одна пылающая стрела. Она летит по наклонной, уже потеряла часть убийственной мощи. Но все же удара хватает, чтобы вновь зашвырнуть бедного оруженосца обратно в пучину бессознательности. Острие огненного снаряда щелкает по маковке прассового шлема, глаза закрываются, голова падает обратно на бревна.

Вокруг царит густой полумрак. Солнце еще полчаса назад, если не больше, спряталось за громадами Симиминийских гор. Вокруг далеких пиков еще держится апельсиновый ореол заката. Но над раскинувшимся перед нами перелеском и Гугиной трясиной уже вовсю хозяйствует ночь. Далекие звезды, кое-где укутанные серыми облаками, пытливо помигивают. Космические светила стараются рассмотреть: а чем же закончится неравная схватка между горсткой усталых путников и целым отрядом проклятых варваров?

Если звезды затеяли пари на выигравшего, я никогда не поставлю на нашу победу. Слишком уж много стрел жужжат в воздухе и плещутся в опасной близости от плота.

Боль в груди понемногу утихает. Работа сердца потихоньку восстанавливается, удары звучат все реже. Это значит, что регенерация почти закончена: ткани уже стянулись, медленно срастаются кости. Все-таки очень неплохо быть оборотнем. Смертный давно бы откинул сапоги и полез в могилу. А со мной проще – удалили серебро еще до того, как оно пустило ядовитые соки в кровь, – и можно идти отдыхать.

Огненный ливень редеет. Последняя стрела уходит далеко в трясину, даже шипения не слышно. Да и крики варваров уже не кажутся столь насмешливыми и яростными. Уверен, симиминийцы пожелали захватить нас в плен.

– Что делаем? – интересуется Эквитей. Он крепко зажимает потертую рукоять меча. Губы твердо сжаты, глаза наполнены фатальной решимостью. С ним все понятно – жаждет погибнуть смертью героя, закончив свой жизненный путь в кровавом сражении.

– В последнее время ты приобрел плохую привычку – консультироваться со мной по любому мельчайшему поводу, – отвечаю и пытаюсь подняться. Это удается с трудом. В груди все еще постреливает, слабость пока не покинула тело. Опираюсь на "Каратель" и на предплечье короля. Говорю четко и громко, чтобы услышали варвары: – Тут ясное дело – сдаваться нам надо…

– Что?! – голос монарха полон негодования. Не сомневаюсь, что сегодня я потерял всяческий авторитет перед его королевским величеством. – Ты что городишь, олух?!

– Что слышал, – поднимаю голос. Пусть бородачи поймут каждое слово. – Сдадимся на милость победителей. Авось помилуют кого-нибудь из нас? Например – меня. Я ведь ни с кем из варваров не сражался, никого не убил. Я вообще пришелец из другого мира и совершенно не при местных делах. Я понятно выражаюсь?

Последнее предложение сказано шепотом. Но Эквитей уже успел разозлиться и совершенно не хочет понимать скрытого смысла.

– Я тебе голову отрублю сейчас! – изо всех сил орет он. – Мерзкий предатель!

Вот и отлично. Монарх совершенно искренне играет свою роль. Можно добавить еще немного огоньку с наш маленький, почти семейный, очажок общения.

– Эй вы! – кричу симиминийцам. Они рассыпались среди темных деревьев перелеска и мне никак не сосчитать их точного количества. – Если я отдам вам для дела хорошенькую преогарку, отпустите меня на свободу?

– Что?! – приходит черед Харишши. – Ублюдок! А мне казалось, что я…

Она ухитряется резво вскочить и пнуть меня пониже спины. Едва не падаю, но в последний момент сохраняю равновесие и выпрямляюсь. Плот освещен потрескивающими огнями – весь этот спектакль отлично виден симиминийцам.

Некромантка плачет, варвары хохочут и даже рукоплещут, поощряя девушку к новым действиям.

Упреждаю пощечину и хватаю колдунью за руку. Она пытается вырваться, но куда ей до тренированного оборотня-оперативника.

– Повторяю предложение! – громко восклицаю еще раз. – Я отдаю вам девку, а в ответ вы меня отпускаете на все четыре стороны!

– Мы видели, что вы недавно целовались? – хмыкает кто-то. – Неужели отдашь нам свою любимую?

Почти раскусили… Но надо и дальше тянуть эту резину. Глядишь, и появится какой-то шанс.

– Плевать мне на нее! Берете девку?

Харишша всхлипывает и я чувствую, что разбил девочке сердце. Ну ничего, кроме меня в ее жизни будет еще много сволочей. Если, конечно, мне сейчас удастся этот обманный маневр.

– Берите ее – мне не жалко. А меня отпустите!

– Не пойдет, – отвечают с берега.

– Тогда я ее убью! – говорю это через силу. Но деваться некуда, амплуа подлого негодяя придется поддерживать до конца. Иначе улетучатся иллюзорные шансы на спасение.

Обхватываю девушку за талию и не даю ей освободиться. Харишша раненой птахой бьется в моих "грязных лапищах". И, конечно же визжит, чтобы я убрал их с ее изумительного тела.

– Убивай на здоровье, – кричат варвары. – Нам и с мертвой найдется что поделать.

Проклятые нецивилизованные твари. Это же надо – загнали хитроумного меня в тупик.

– Тогда убью и швырну в трясину – займетесь рыбалкой, – каждое слово хлещет меня по щекам. Надеюсь, издалека не рассмотреть мою раскрасневшуюся от стыда физиономию.

– Убивай! – доносится с берега. – Нам девка ни к чему. Отдай Эквитея.

– Отпустите тогда? – отшвыриваю девушку вон. Чувствую, как острые ногти распаривают мне левое ухо.

– Не отпустим, – смеются симиминийцы. – Ты все равно не убежишь. Если так уж охота свободы – прыгай в болото. Авось и выберешься когда-нибудь.

Дружный хохот десятка бородачей разносится над трясиной. Это дает нам несколько лишних мгновений, но я, к сожалению, исчерпал свой запах хитроумия. Последнее, что удается мне сотворить – схватить Эквитея и прижать к его кадыку трансформированный "Каратель". Острый клинок слегка распаривает королевскую кожу. Владыка Преогара рассерженно шипит и дергается, пытаясь освободиться.

– Вам ведь нужен старик? – глупее переговоров я еще в жизни не проводил. Надеюсь, такой расклад хоть на капельку облегчит нашу судьбу.

– Нужен, – симиминийцы, наконец, решились перейти к нормальному разговору с "террористом".

– И что вы будете со мной делать? – король говорит уже более спокойно. Хорошо, мне удалось шепнуть ему пару словечек.

– Кутлу-Катл сразится с тобой в честном поединке!

– Идет! – соглашается Эквитей. – Я буду с ним драться. Но при условии: всех остальных вы отпустите и не будете преследовать в течении нескольких часов.

Варвары приглушенно переговариваются. Любой дурак поймет, что они не собираются нас отпускать. Но и монарх не сглупил. Совершенно правильно высказал свое требование. Отпустить они нас отпустят, но кто им помешает еще раз атаковать спустя десять минут?

– Можете выбираться на берег! – доносится грубый бас.

Король вздрагивает – узнает этот голос. Не иначе, говорит тот самый Большой рункур, с которым когда-то сражался мой спутник.

– Мы идем, – говорю устало и слегка наподдаю Эквитею коленом. Пусть варвары видят, что я с ним не церемонюсь.

Харишша ступает следом. Она идет молча, лишь изредка посверкивает прищуренными глазами. Подозреваю, будь у нее хоть маленький кинжал – тотчас всадила бы мне в печенку. За девушкой плетется Слимаус. Он тяжело вздыхает и потрескивает пальцами. Не то у него больные суставы, не то разладилась нервная система. Если выберемся, обязательно отведу парнишку к доктору – пусть подлечит.

Несколько симиминийцев хватаются за край плота и притягивают его к берегу. Кто-то набрасывает сверху несколько веревок и крепко привязывает наше плавсредство. Теперь нам некуда бежать.

Прасс и ослик остаются на плоту. А мы оказываемся на широкой опушке. Среди редких деревьев и низкорослого кустарника горят костры. Они правильным полукругом располагаются на самом краешке болота. Варвары не скрываясь стоят между кострами и насмешливо смотрят на нас.

– Осмелели твари! – шепчет Эквитей. – Это фактически их территория. Моя дружина давненько не ходила к Киринти.

– Зря, как вижу, – поддерживаю короля. – А надо бы делать ежеквартальные рейды по таким местам. Глядишь, и государство будет целее, и проблем с разбойниками поубавится.

– Да чего тут охранять? – говорит монарх. – Поля пригодны только для диких цветов, от Пустой горы вообще никакого толку. Разве что Киринти – приграничный городок. Но и он не является стратегически важным объектом. Подумаешь, пара конюшен, задрипанная кузница и две пивные. Даже базара нет – какая торговля с этими недоношенными горцами?

Ответить ему не успеваю. Мы входим в самый центр огненного полукруга. Со всех сторон нас обступают бородатые мужики. Большинство из них почти не отличается от виденных мною ранее трупов. Одеты в кожаные доспехи и смешные сапоги, скорее напоминающие сандалии – с голыми пальцами в открытых носках; на головах нахлобучены шапки-махуки, похожие на котелки с дырками на затылках; в руках сжимают кто длинный лук, кто тяжелый лабрис с укороченным древком. Ну и неизменные длинные бороды, заплетенные в несколько косиц. Варвары, одним словом.

– Теперь мы будем драться! – заявляет басом самый здоровенный из этой компании.

Вождь симиминийцев недаром называется Большим рункуром. Он повыше Эквитея, обладает толстенной шеей и внушительными мускулами. Шириной плеч Кутлу-Катл может потягаться даже со мной. А, как известно, у меня очень широкие плечи – мало кто из обычных смертных в силах похвастать более мощной комплекцией.

С интересом разглядываю большущие ладони, в которых внушительный лабрис смотрится словно тоненький прутик. Ужасающее зрелище, учитывая кривые колонны ног с грязными когтистыми пальцами. Окруженная копной седых волос, физиономия варвара также не внушает спокойствия. Лицо обезображено многочисленными шрамами, нос в нескольких местах перебит, глаза сияют первобытным бешенством. Вздымаются желваки, на лбу пульсируют толстые, с мизинец толщиной, синеватые вены.

– Однажды ты ушел от меня, Эквитей! – грохочет эта махина.

К моему удивлению король совершенно не выглядит взволнованным. Он, спокойно прищурившись, насмешливо смотрит прямо на рункура. Голова монарха, как обычно, приподнята, подбородок слегка выпячен вперед. Пальцы небрежно поигрывают на рукояти меча.

Не перестаю удивляться: Эквитей – просто воплощение мужественности и силы. Такой уверенности я давненько не встречал. Разве что хват-полковник Дрелт был так же спокоен перед атакой объединенных Сил Хаоса и Дальних Кругов на валибурские стены. Да, Дрелт считался героем войны.

Я служил тогда в Армии Ее Высочайшего Величия и числился в телохранителях бравого хват-полковника. Когда рухнули городские ворота и в столицу ринулись полчища демонов, Белиар Иванович невозмутимо возвышался в руинах. Много выродков Хаоса умерло в тот день, много оборотней и демонов пало под стенами родной столицы. Скончался и Дрелт – его буквально разорвали на куски. Но в моей памяти он остался как самый спокойный воин из всех, кого знаю. Теперь к короткому списку добавился еще и король Преогара.

Надеюсь, Эквитея не постигнет незадачливая участь бедняги-Дрелта.

– Это ты сбежал, словно трусливый ишак, – насмешливо подначивает варвара король. – Схватил от меня мечом в живот и засвистел испуганной задницей.