Текст книги "Рывок в будущее (СИ)"

Автор книги: Владимир Марков-Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

С моей стороны это было весьма смелое заявление. Я не имел права ни отправлять его в отставку, ни отклонять её. Это прерогатива Императрицы. И он знал об этом. Но…

– Государь?

Выжидательно смотрит на меня.

Киваю.

– Нет, Даниил Андреевич. Вы Державе нашей здесь нужны. А мои пожелания и замечания, так ведь они на благо направлены. Я привёз с собой начертания нового генерального плана Петербурга. И планы Москвы привёз. И пару-тройку архитекторов. Молодых, но даровитых. Думаю, что Нижнему Новгороду нужен свежий взгляд и новый план застройки. С прямыми улицами, парками, набережными и проспектами. Не покосившиеся большие избы, изображающие дворцы, а настоящие дома, особняки и усадьбы, которые сделают город современным, красивым и ухоженным. Достойным своей славы торгового и промышленного центра всего региона.

* * *

НИЖНИЙ НОВГОРОД. «НИЖЕГОРОДСКАЯ ВЕРФЬ СОРМОВО» . 15 мая 1749 года.

Верфь меня приятно удивила. Отчёты отчётами, но, когда видишь самостоятельно, своими глазами, всё как-то иначе. Нижегородский завод паровых машин запустил уже на поток производство котлов. И не только для пароходов. Верфи имеют в постройке пять пароходов. Ещё два бегают по Волге и проходят ходовые испытания, перед сдачей заказчику – «Волжско-Камскому буксирному и завозному пароходству на паях». Пока плановая мощность верфи – двенадцать пароходов в год. Плюс сам завод котлы производит. И для насосов, и для береговых тягловых тягачей, для буксиров, и для самих цехов, там тоже нужны мощные машины.

А ещё мы тут производим тягачи наземные и паровые экскаваторы. Мелкая серия пока, но серия. Паровые тракторы и грузовики ещё планируем. Пока с трансмиссией проблемы. Метал хороший нужен. За ним на Урал и еду.

Даже возникает соблазн таки создать некий кластер. Вертикально интегрированную компанию, по образцу моего «Горно-Промышленного общества на паях 'Урал-Металл». Но, тогда тут нужно выстраивать всю цепочку – начиная от образования и подготовки кадров, до добычи полезных ископаемых и ресурсов для дальнейшей переработки.

Да, придётся выстраивать. На «Урал-Металл», конечно, опора, но, длинное плечо получается. Надо тут искать варианты. И металл, и топливо.

Сегодня я тут «дикарём». Без официоза. Отказался от сопровождающих. Истребовал какого-то толкового пацана в сопровождающие. Чтоб и пояснить мог где что, и заблудиться не дал.

Толковый малый оказался. И язык подвешен, и мысли дельные. Сначала жался перед авторитетом Цесаревича, но, я его разговорил, так что через четверть часа он уже болтал без умолку. И о верфи, и о жизни, и о мечтах своих.

А мечты были у него.

– Как звать-то тебя?

Тот почему-то шмыгнул носом.

– Ванька. Иван.

– А по батюшке?

Он окончательно смутился.

– Петра сын.

– Пётр? Хорошее имя. И Иван – хорошее. А есть ли, Иван Петрович, у тебя фамилия?

Кивок.

– Есть. Отчего же не быть. Кулибины мы.

Я даже крякнул. Так наверно крякает уставший старатель, который зол и голоден, промочил ноги, перебираясь через бурный ручей, который проклял всё на свете, поймав вдруг краем зрения блеск золотого самородка в отвалах грязи и щебня… На Урале-то я таких самородков немало помнил. Но, их там и без меня научат или скоро стали бы учить. А вот этот брильянт я как-то из головы упустил. А скольких ещё имен история не сохранила? Но, теперь здесь я, и шанс у них оставить свой след в истории тоже.

Проект моста через Неву И. П. Кулибина (1776)

* * *

* * *

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ АВТОРСКИЕ:

СЕРИЮ «МИРЫ НОВОГО МИХАИЛА» – /work/1

ЦИКЛ «СВЕТЛЕЙШИЙ» – /work/329568

РОМАН «ЭРА ВЕЧНОСТИ. ГРААЛЬ» — /work/310989

* * *

Дружественная взаимная реклама с коллегами по перу:

Наши современники, попав со съемочной площадки 2024-го в предреволюционный Севастополь 1916-го, не желая того, оказываются вовлеченными в схватку погибающих империй.

Автор знакомит читателей с реальными героями и событиями Отечественной истории начала ХХ века. Никаких фантазий – всё так и было. /work/450563

* * *

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить – возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра – или погибну снова

/reader/475541/4451330

Глава 8

Чугунный хлеб Урала

* * *

МОСКВА. КАДАШЁВСКАЯ СЛОБОДА. 26 июня 1749 года.

Нестройный скоп подгоняемых штыками людей нехотя втянулся на площадь пред правлением фабрики.

– Стоять! – гаркнул капитан Павлов, – господин купец, принимай своих работников!

Члены товарищества и конторские уже высыпали на крыльцо Правления.

Болотин скривил улыбку. Долго же вояки его людей собирали.

– Пошто стали, как не родные? – приветствовал толпу купец, – Быстро к станам!

Кирилл Вонифатьевич был зол. Нет не зол. Он едва сдерживал в себе бешенство. Его фабрика. Его с компаньонами суконный завод уже третью неделю стоял. Четырнадцатого числа ещё разбрелись работнички и городской полицмейстер с Бутырским полком этих лодырей собирал. И то, если бы не стали мутить они других на бунт, чем испугали Государыню на богомолье, так бы как в тридцать седьмом годе до осени бы отлавливали прогульщиков. Они его люди! Их прошлая Государыня Анна Иоанновна окончательно к его фабрике приписала! А они презрели на Её Указ негодники! Ну, он им задаст!

Работники стояли, сгрудившись и идти в цеха не спешили.

Кто-то из надзирателей подбежав к толпе попытался на ткачей кричать. Но, отскочил, унюхав рабочий кулак у своей сопатки.

– Стреляй, капитан! Стреляй! – взвизгнул лизоблюд.

У Иоасафа Батурина аж душа от такого кровью обливалась! Кабалят свободных людей купчины смердящие! А что он, поручик Бутырского полка, сделать может? И так уже раз был за справедливость разжалован в солдаты. И против капитана сейчас не пойдёшь. Эх, что же вы не встали в апреле, суконщики? Пока здесь Цесаревич был. Можно бы было… Он бы не потерпел такого! Правду говорят люди – справедлив Цесаревич! За народ ратует!

– Кончай бесчинствовать! Толкай прикладами! В палаты, сукиных детей! За-го-няй!

Солдаты нехотя приступили к толпе и стали теснить её к суконным цехам.

Батурин уже выделил для себя заводил и приступил к одному из отстающих близко шепнул на ухо.

– Терентий, – имя суконщика поручик уже слышал, и знал, что оно подкупает собеседника, – письмо новое напишите, я Цесаревичу передам. На него, на Освободителя, одна у нас надежда.

Кряжистый работник на служилого зыркнул. Узнал он в Батурине доброго охранщика. Кивнул. Прибавив шаг, чтобы сговора не прознали, к своим пошагал.

Батурин тоже подбодрил свой взвод. Входить они в цеха не стали. Там пусть заводчики сами горбатиться ткачей заставляют. Их же дело солдатское – снаружи стоять. Чтоб снова не разбрелись работники.

«Что же, может всё и к лучшему? – поручик старался думать спокойно, – пока Петр вернётся можно хорошо всё подготовить, суконщиков придержать до нужного часа, верных товарищей, да удалых людей по посадам через знакомцев по ссылке сыскать»

– Отольются кошке мышкины слёзки, – пробубнил Иоасаф, и тут же зыркнул по лицам своих солдат. Вроде глядят с пониманием.

«Здесь же вроде какой-то англичанин крутился? – припомнил Батурин, – нам ещё его имя чудное называл, на Ка… о, Каванах! Найти бы этого Кана…вина, он бы мог и денег на такое доброе дело дать!»

План у Батурина уже в целом вызрел. Сейчас главное на глаза попасть Цесаревичу. Потом ему дело обсказать. А там уж дело верное! Кончится опала Иосафа! Будет он за усердие своё при больших чинах!

* * *

КАЗАНСКАЯ ГУБЕРНИЯ. КУНГУРСКАЯ ПРОВИНЦИЯ. ПЕРМСКИЙ ДИСТРИКТ. УСТЬ-КОЙВА. 16 августа 1749 года.

После Нижнего Новгорода мы ещё почти два месяца шли по Волге и потом по Каме. Не торопясь. Если уж отправили меня в здешние края, так надо мне и местную жизнь повидать. Задержались в Казани. Слободы вокруг города выгорели в апреле в большом пожаре. Вставший год назад на пост губернатора Степан Тимофеевич Греков энергично взялся за дело. Он опытен и бодр, но всё же, даже по моим временам, стар. Пришлось впрягаться. Пригодился мне здесь опыт «Питерских потопов». Так что я тут не только верфи, суконные фабрики, да новокрещенкие школы посещал. От Матушки успело даже письмо прийти. С благодарностью и указанием не задерживаться. Мол не своеволь, а спеши куда послали. Что ж. Я с момента моего попадания мечтал попасть на родной Урал.

В Казани я десятую годовщину попадания своего встретил. Помянул отца своего здешнего. Ведь, именно в день его смерти, я в своём времени умер, а здесь тело Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторпского занял. С тех пор и нет мне покоя. Всё куда-то еду. Чаще куда хочу. Но, когда и на сколько, тут уж по-прежнему тётушка моя Елисавета Петровна продолжает решать. Устал я уже от Её опеки. И от суеты здешней столичной, глупой и тягучей – УСТАЛ.

Так что вот проветриваюсь. Пусть ждёт меня «малая Родина», но, из Казани я не хотел ехать. Даже туда весточки от Лины шли долго, а как долго они будут плестись на Урал?..

Пермские земли ещё не Урал. Предуралье. Здесь тайга светлая. А вот за Камнем – родной мой «Седой Урал». Впрочем, и тут места дикие. Сейчас мы вёрст на пятьдесят выше Камасино, который в моё время до Чусового вырастет. Земли здесь были Строгановские. Два года назад здешние городки и земли по Койве, после раздела наследства, моему компаньону Сергею Григорьевичу отошли, как и завод в Билимбае. Туда мы пойдём, как здесь дела закончим.

В Кунгур я заплывать не стал. Не по пути. И дыра дырой. Но, воеводу о том заранее уведомил, и он ждал меня в Верхне-Чусовском городке. Как я и просил, с плутонгом солдат и парой горных чинов да местными рудознатцами. Отдохнув пару дней в Строгановском доме, помолившись в притворе св. апостолов Петра и Павла каменной церкви Богоявления Господня, неделю как мы выше по Чусовой пошли. Отсюда Ермак пошел громить Сибирское ханство. Знал бы он мимо чего проходил…

– Нашел! Нашел! – к нашему биваку у устья Койвы бежал прибывший со мной минц-мейстер. Кому же ещё, как не монетному инженеру, быть специалистом и по камушкам.

Воевода Камынин зацокал подковами по сходням парохода. Паровая машина интересовала больше чем вся эта затеянная мной возня. Ему ли удивляется копаниям местных рудознатцев?

– Ваше… Императорское… Высочество, – тяжело дыша начал Нобелеус, – вот, на Полуденой нашли.

Он отдает мне невзрачный камень.

– Тут золотника на полтора, – бригадир Камынин уже на глаз мог вес камней определять.

– Да, большой, – отвечаю, крутя беловатый окатыш на солнце. – если правильно обработать можно карата четыре взять?

– Больше, Ваше Императорское Высочество, – тут можно сделать два адаманта.

– Так что это за камень-то, Петр Фёдорович? – Камынин наконец по-настоящему заинтересовался, – неужели алмаз?

– Он самый Иван Афанасьевичи, он самый, – отвечаю.

– Кто, Улоф, камень нашел? – спрашивает бригадир родича будущего раздавателя научных и около того премий.

– Да Зоська, Корнилов сын из Камасино, – рапортует начальству местный швед, – сейчас углана приведут, у него ещё пара поменьше похожих вроде.

– Вот, воевода, – обращаюсь к провинциальному начальнику, – а вы спрашивали зачем мы сюда шли.

– Удивляюсь, я Ваше Императорское Высочество, – говорит с искренним уважением Иван Афанасьевич, – откуда Вы в столице о том, что у нас такие камни ведаете?

– Отчёты, в том числе батюшки вашего Вотчинной коллегии внимательно читаем, – уклоняюсь я от правдивого ответа.

Вот и наш герой. Чумазый, в рваных портах, но довольный.

– Ты нашел? – показываю Зосиму камень.

– Дак да, я, – отвечает подросток, – там ещё много намыть можно.

– Вот тебе три серебряных полтины, – достаю из своей поясной мошны кругляши, глаза мальца горят, – а вот вольная на твою семью от хозяина вашего.

Парень уронил челюсть да так и застыл.

Отдаю вольную воеводе.

– Иван Афанасьевич, – обращаюсь к Кунгурскому голове, – впишите всех домочадцев этого везунчика бумагу и отправьте в село с нарядом, завра мы их со всем скарбом будем здесь ждать.

– Сделаю, Ваше Императорское Высочество, – рапортует Камынин всё ещё обалделый от находки.

– Никому более о камнях сих под страхом смерти не говорить! Государыне их с письмом моим и надёжными людьми немедля отправить! – продолжаю я командовать, – людей с поисков отозвать пока и отпустить! Карту, Нобилиус, места находки к вечеру мне представить!

Бригадир начинает организовывать выполнение, обрусевший швед делать кроки побежал. Стоит перо мной только ошалелый отрок.

– Дак чё, мне дамой-то, – заикаясь начинается он.

– Ты парень теперь со мной, – чуть наклоняюсь к нему и кладу руку на плечо, – твои завтра приедут и устрою я вас на Билимбеевском заводе, а ты в учение пойдёшь. Учиться любишь?

– Дак негде, Ваше…– пытается, выговорить мой титул Зосим.

– Теперь будет! – выпрямляюсь и кричу, повернувшись на «Лугу», – Капитан! Парня на борт принять, накормить, помыть, одеть, в каюту матросскую определить.

Алмазы. Так таки да, как сказали бы в солнечной Одессе. Есть мне чем теперь Елисавету Петровну ублажить. Может отойдет ещё от гнева тётушка? Вряд ли, но чем чёрт не шутит? Может проснётся в благостном настроении хоть раз? Как же паршиво зависеть от её настроения… Парень же пусть хоть поест вдоволь. А там и в люди я его выведу. Его везение для Отечества великую пользу откроет. Сердцем чую – везунчик он.

* * *

КАЗАНСКАЯ ГУБЕРНИЯ. КУНГУРСКАЯ ПРОВИНЦИЯ. ЕКАТЕРИНБУРГСКИЙ ДИСТРИКТ. ШАРТАШСКИЙ РУДНИК. 21 октября 1749 года.

Мы шли по плотному снегу. Слой пока небольшой. Но, он накрыл всё. И шурфы и отвалы и деревянные дорожи к шахтам. Не тает, сволочь. А ведь всего три недели как отметили Покрова. Но, это вам не Москва – это Седой Урал.

– Вы хорошо развернулись за четыре года Никифор Герасимович, – подбодрил я спутника, – Матушка Императрица довольна, вот только жалко зимние месяцы терять, России нужен этот металл.

– Да что с погодой-то мы сделаем, Петр Фёдорович? – развел руками Клеопин, – летом работаем и при факелах, а тут заледенело всё, без пороха и не взять, но, ведь хлипкие шахты. Да и факелы при порохе, сами понимаете…

Рядом со мной идет легенда. Сейчас он – первый член коллегии Канцелярии Главного Правления Сибирских и Казанских заводов обербергмейстер. Клеопин. Фактически, главный здесь горный Командир. Да и вообще Главный. Он, с предшественниками своими де Геннином и Томиловым, собственно, заводской Урал и создал. С первыми я уже в столице виделся. Вот и Никифора Герасимовича час настал.

– Вы – молодцы, многое делаете, но, золота много надо, сами понимаете, – отвечаю собеседнику, – и те места, которые я вам на карте показал, надо быстрее разведать.

Клеопин кивает. Уже не удивляется откуда это я о здешних рудах прознал. Легенда уже прижилась. Мол нашли старые записи в архивах. Стали ещё в бумагах копать. Да и видит он что некоторые участки здесь давным-давно вскрыты. Человек на Урале тысячи лет до нас уже металл добывал.

– Здесь у вас проблема, как и с водой на Верхне-Тагильском заводе, – мы были с ним там вчера и насмотрелись на маловодье, – потому те паровые машины, чертежи которых я привёз и сюда ставить надо.

– Так вы только в Билимбай одну и привезли, – возражает Клеопин.

Видел он там паровик и пароходы, сам же меня и встречал.

– Но, и мастеров я по ним привез, и чертежи, – парирую сетования, – организуете производство и на Екатеринбургском заводе. Лучше, чем он, на Урале и в мире всё равно пока нет. Мне понятно «отчисления с привилегии», но, я буду вкладывать их здесь же, в тот же Политехникум. Вам же специалисты. Ну, и в Билимбае будем делать машины, но там на них другой план.

Вот хорошо мне здесь. Хоть и погодка мерзкая. Со многими я уже поговорил. И я знаю, что мы люди «одной серии», хоть между нами и двести лет. Вот тот же Клеопин. Он всё, что мы намечаем сейчас точно сделает. В той реальности именно он золотодобычу и горнозаводские школы на Урале поднял. А уж с моей-то помощью, да с паровыми драгами…

– Машины хорошие, можно сделать обогрев шахта, – начинает строить прожекты обербергмейстер, – вагонетки канатами тянуть, молот может для дробления организовать.

Наш человек! Вот в том и соль, что не любим мы, уральцы, на погоду пенять. Мы люди дела. Настоящего. Не менялы. Есть задача – нужно её решать. А не искать почему «нет возможности свершить сие». Я даже уверен, что расшибись я оземь сейчас или достанься медведю, такие как Клеопин и дорогу железную и паровые самолеты сделают. Только мало. Ибо на Россию пока мало нас. Остальные или мошну свою чтут, или не видят дальше кончика носа. Многие просто устали. Просто устали. На фабриканта или на барина пахать, когда своя семья с голоду пухнет. Разгонять эту тину надо. Нельзя так. Нет будущего. Оскотинились все. И баре, и холопы. Но, Матушка никогда не пойдёт даже на мягкие реформы. Или хотя бы не остановку закабаления. Слишком зависит она от аристократии и крупных помещиков.

Есть ли классическая революционная ситуация? Нет. Её нет. Нет ни условий, ни организации. Нет вот этого классического: «Выявить, организовать и возглавить!» Однако, как показала реальность, бунты на местах будут вспыхивать один за другим. Пугачёв не даст соврать. Бунт при несостоявшейся здесь Кате-2 был такого размаха, что пришлось регулярную армию во главе с Суворовым бросать на подавление. Подавили. И Пугачёва в клетке привезли на казнь. Но, могло быть всякое… Да и политика Кати-2 – это продолжение политики Лисаветы.

– Можно и бур для горизонтальной проходки вроде винта Архимеда измыслить, – подкидываю я Клеопину идей, – или отбойный молоток, вроде металлического тарана создать, главное, что в любом месте без воды теперь нужная сила есть.

– Вот же молодёжь, – хмыкает Клеопин, – а мне бы такие мысли и в голову не пришли.

Прибедняется здешних руд начальник. Пришла бы, но, позже. Может и не ему. Здесь много головастых есть. Вот тот же Ползунов, к примеру. Пока он на Алтае «производственную практику» проходит. Но, в следующее лето должен быть здесь. Заберу я его в Университет. Надо огранить этот алмаз чтоб раньше брильянтом заблистал.

– Полноте, Никифор Герасимович, – отвечаю Клеопину, – не сразу, но сделали бы, вы же практик. Суть сердцем видите.

Горный начальник улыбается. Довольный. Всего-то пара недель нашего знакомства, а уже тоже меня своим числит. Не высочеством. Не немцем. Даже не русским. Своим. Тем, кто знает эту землю и любит. Словам цену знает. Спин, как своей, так и чужой, по дури не гнёт. Дело знает и не в барыше его видит, зная, как тяжело ковать металл.

Как говорили в моё время – сработаемся!

* * *

КАЗАНСКАЯ ГУБЕРНИЯ. КУНГУРСКАЯ ПРОВИНЦИЯ. ЕКАТЕРИНБУРГ. ОСОБНЯК ЦЕСАРЕВИЧА. 01 декабря 1749 года.

Вновь пылал камин. Что может быть постояннее, вечно изменчивого пламени? Пламени, на которое можно смотреть вечно?

Разве что постоянное желание читать и перечитывать письма любимой.

«Петер, любимый мой, я так люблю и так скучаю. У меня и у детей наших всё хорошо. Они тоже написали тебе письма…»

Откладываю на минутку послание от Лины и беру в руки другие письма. Первое от Катеньки:

«Папа, я молюсь Богу, чтоб с тобой было всё благополучно. Сделай все государственные дела и приезжай к нам поскорее. Люблю тебя. Очень скучаю. Твоя дочь Катя.»

Катерина уже взрослая. Девять лет. Десять почти. Почерк, пусть и вынужденно, но уже почти каллиграфический. Много пишет.Много практики. У неё Лина и учителя есть рядом. Слух совсем не исчез, но всё равно речь она не различает, зато научилась неплохо читать по губам собеседника. По-русски и по-немецки. И долгие занятия помогли ей более-менее овладеть своими голосовыми связками. Теперь её речь уже вполне сносна и в целом понятна для посторонних. Про семью и говорить нечего. Мы порой даже забываем, что она не слышит нас. А она всё меньше комплексует по этому поводу.

Катя прекрасный и душевный человек. Мы давно уже одна семья. И, да, она называет меня папой, а Лину мамой. А мы её нашей дочерью.

А ещё она активна, умна, внимательна и очень пытлива. Всё ей интересно. Во всём стремится разобраться. Почему светит солнце. Почему трава зелёная, а вода мокрая. Тысячи и тысячи вопросов и поисков ответов. И, конечно же, она завсегдатай нашей семейной библиотеки. А библиотеки у нас, что в Ориенбауме, что в Петербурге, что в Москве, что в Ново-Преображенском очень приличные. Всё, что издают мои типографии в столице и Первопрестольной. Книги, журналы, газеты. Карты (не только игральные), учебники, пособия, наставления. Плюс мы с Линой покупаем почти всё в России и многое выписываем из Европы. Латынь, немецкий, французский, английский, испанский, шведский… Периодика, научные книги и художественная литература. Даже рукописи в оригинале. Теперь вот библиотеки появились в моих особняках в Нижнем Новгороде и в Екатеринбурге. Пока небогатые. Но, это дело наживное. При каждой из библиотек есть свой смотрящий – библиотекарь-архивариус. Его задача не только следить за тем, чтобы фолианты наши не съели мыши или допущенные читатели чего не умыкнули, но и за своевременным пополнением оной библиотеки.

А ещё, они пишут историю своего края.

Честно скажу, всё чаще меня посещает шальная мысль женить Павла на Катерине, когда он вырастет. Они четвероюродные брат и сестра, то есть с точки зрения Церкви вообще не родственники. Ну, а то, что она его старше, так и Лина старше меня довольно существенно. Впрочем, у Кати и младшая сестра Лиза есть. Она ближе к моему сыну по возрасту. Тётка её, вроде, своим примером ещё не испортила. А что? Идея хорошая. Старшая и Младшая Ветви Романовых сольются в брачном экстазе единения. И не будет больше ни Старших, ни Младших. Один Един Романов Род.

Зачем нам очередная немецкая принцесса? Своих немок полно. Правил Престолонаследия Павла Первого как-то ещё нет, а уложения Анны Иоанновны эту тему никак не оговаривают. Брачный союз с очередной немецкой мелкопоместной принцеской нам ничего не даст. Признание или непризнание наших реалий «цивилизованной Европой» зависит только от нашей силы, а не от их желания или нежелания. Признала же Франция Лисавету Императрицей? А в том, что я, и, соответственно, Павел с женой своей будут Императором и Императрицей, лично у меня нет никаких сомнений. Как и в том, что умненькую прелестную головку Лины украсит Малая Императорская Корона. Пусть это будет лет через десять-пятнадцать, но, будет. Точно будет. Если доживём, конечно до того. Всякой заразы, желающей нас убить, в том числе ходящей на двух ногах, ой как много.

Новое письмо.

Нашей Наташе четыре с лишним. Письмо печатными буквами:

«ПАПА ЛУБЛУ. ТАША»

Какие-то каракули и цветочек. Умничка моя. Судя по мятой бумаге и отпечаткам слёз, пыхтела долго. Старалась. Попробуй гусиным пером детской нетвёрдой рукой изобрази сие. Лина сидела рядом. Помогала.

Написали.

Пока писать Таша толком не умеет. Научится. Старшая сестра Катя подскажет. Если мама будет занята.

Павлик и Лёшка не написали ничего. Лина лишь обвела углём их растопыренные ладошки на листе бумаги. И приписала:

«Дети ждут тебя».

Намёк был понятен и ясен, как белый день в солнечную погоду. Как ни крути, у меня их теперь четверо. Две дочери и два сына. Почти royal flush – «королевская масть». Почему «почти», собственно? К тому же, ещё по двум прекрасным деткам на этом белом свете у меня имеются определённые сомнения – не я ли папочка? Так что, может быть и пять. Если не шесть. Всяко бывает. Дело молодое. Дед вон старался, тоже. Хотел оставить свой след на Земле, Царствие ему Небесное. Тайная канцелярия в одном только Воронеже новых «Петровичей» по два на год не успевает выявлять. Самозванцы. Но, к некоторым тётка на удивление особо милостива. Так что, как знать, как знать…

Тётка знает больше меня.

Вновь беру письмо Лины.

«Мы почти всё время в Ориенбауме. Стараюсь не оставлять детей надолго. Нянечки и гувернантки – это хорошо, но нельзя маме надолго оставлять четверых малых детей. Так что дальше Петербурга не езжу по делам Ведомств. Благо дети под надёжной охраной, так что я не беспокоюсь особо.»

Да, уж, умная у меня жена. Умеет изложить мысль так, что трудно придраться Матушке и её перлюстраторам.

В переводе на человеческий язык: «Меня не выпускают никуда, кроме столицы. Детей брать с собой не разрешают. Работой Ведомств Великой Княгини Екатерины Алексеевны управляю удалённо».

' С первого сентября наши с тобой частные школы в Ориенбауме, Петербурге и Москве приняли новых учеников. Завершившие курс в немалом числе поступили в училища и к Ломоносову. Москвичи жалуются, что у них Университета нет. Думаю. Много работы по казённым циферным школам. Открытие снова прошло не везде просто. Где-то родители не отпускают детей учиться. А где не хватает учителей и помещений. Прошу ещё раз тебя в губернии о пользе такого учения на местах написать и разъяснить. Шаховский в епархии указания Синода разослал. Мол и Закону Божьему в цифирных школах новых учат, потому указано чтоб каждый архиерей для открытых уже школ у себя классы изыскал. Но, у них и со своими церковно-приходскими школами во многих местах та же забота. Так что пока за наши средства арендую школам дома в Астрахани и Воронеже. Да ещё Михайло Васильевич, из своих средств, на избы школьные в Холмогорах и Великом Устюге денег дал. Разумовский тоже пособляет на школы. Другие уважаемые люди помогают. Так общими стараниями, молитвами и милостью Божией, мы сможем как-то организовать народное образование.

В целом, жизнь наша спокойна и размерена. Продолжаю при нашем Малом Дворе заведённые тобой ежемесячные дворянские и купеческие благотворительные приемы. Культурные светские развлечения многих привлекают. Опять же, как ты говоришь, «на миру и смерть красна, не то, что денег пожертвовать публично на благое дело». На школы. На больницы. На сиротские приюты. Бывает немало интересных людей на приёмах. Герои. Известные персоны. Поэты и писатели. Особенно те, конечно, кого мы издаём. Они-то точно не откажут в приглашении на вечер. Благо, большой Гостевой дом достроили и теперь нет проблем с размещением гостей.

Впрочем, в остальные дни гости у нас бывают редко. Иногда приезжает Алексей. Пару раз, на наши «Музыкальные вечера», заезжала Матушка. Я была очень ей рада. Она очень внимательна ко мне и нашим детям. Каждый день молюсь Богу о её и твоём здравии.

Как ты там? У тебя всё в порядке? Не забыл нас совсем? Я волнуюсь. Ты мало пишешь, душа моя. И редко. Я понимаю твою занятость, но, мне плохо без тебя. Помни об этом.

Молюсь.

Навсегда любящая жена твоя.

Лина.'

Я вздохнул. Что тут скажешь? Каюсь. Пишу действительно не каждый день, в отличие от Лины. Она пишет очень часто, а почту мне доставляют не каждый день, наши письма хоть и имеют почтовый приоритет, но не являются Императорскими, а потому с каждым письмом не скачет фельдъегерь в Екатеринбург. Да и не сижу я тут сиднем, по другим заводам и городам езжу. Так что накапливаются послания из дома на почте и часто мне приходит настоящая бандероль в виде обёрнутой бумагой, перетянутой бечевой и опечатанной сургучом пачки. Вместе с другими письмами, ведь мне не только жена пишет. По делу тоже пишут. И Лёша пишет. И Ломоносов тоже. Один раз даже Матушка сюда написала. Справилась о моём здоровье. Но, назад, в столицы, не позвала. Так что, пока я на Урале. Насколько? На месяц? Год? Десять? Поди знай.

Крутанулся в кресле. Для меня кресло офисное на колёсах – это какой-то привет из моего будущего. Некий символ личной свободы.

Усмехаюсь. Мои мебельные фабрики в Петербурге и Ново-Преображенском развернулись уже на полную мощь и те же кресла пользуются весьма большим спросом. Может и местные хотят некой свободы? Поди знай.

Стук в дверь.

– Да!

– Государь, дозволите?

Киваю.

– Да, Ярина Ильинична, что у тебя?

Мой секретарь-референт положила на стол папку.

– Доклады от агентов за сегодня.

– Хорошо, я посмотрю позже. Ступай пока.

Она кивнула и покинула кабинет.

Хороша девочка. Очень. Статна, умна и красива. Смесь холодной нордической красоты и дикой энергии Урала. Много здесь немцев и шведов. И башкир знатных немало. Оттого и такие типажи, как Яра, весьма нередки среди аристократии.

Папа её попросил пристроить. Мол, третья дочка. Красива. Умна. Но тяжела норовом. Много хочет в жизни. Боятся её женихи. Да и, что ей делать на Урале? Её бы в столицу, да пристроить бы куда.

Арина (Ярина) Ильинична Голенищева-Кутузова. Дворянка, понятное дело. С такой-то фамилией.

У меня вот сейчас. До столицы далеко ещё, а куда её и как пристроить имеется у меня самого.

Встал.

Сладко потянулся. Подбросил дров в пламя камина.

Сегодня пятница и начало месяца потому позволил себе подобие выходного. Никуда не поехал. Устал, честно говоря от поездок, визитов, смотров, приёмов, балов, концертов, разговоров, принятий прошений, толковых идей и пустых прожектов. Пусть я и в ссылке, но, у меня тоже есть Державные обязанности. Наследник Престола – это не шутки. Я второй человек в Империи нашей, как ни крути. И в любой момент могу стать первым. Нет у меня Шапки Мономаха пока, но, она уже тяжела. Пусть я пока не принимаю дела, но уже вхожу в курс дел на местах, лично знакомлюсь с людьми и проектами в губернях, вношу свою лепту в развитие провинций наших. В общем, дел у меня всегда невпроворот.

Просматриваю письма. Что-то откладываю для более предметного изучения, что-то идёт во вторую стопку, в которой послания, требующие какого-то ответа. Есть и третья пачка, которую я именую «спамом» и отправляю в корзину не читая. Надо бы себе завести специального человека, почту отсеивать, но, боюсь пока. Буду лично выбрасывать всякий мусор, чем появится человек, который будет эти почтовые бандероли распаковывать и решать, что мне показывать, а что утаить от меня. Так что пока только Яра в приёмной.

А бывали и весьма странные письма. Вот, например, письмо от работников суконной фабрики в московских Кудашах. Подписано «суконных дел мастерами» Терентием и Силантием. Бог знает кто такие, и как сие попало в мою почту. Верноподданнически доносят о волнениях на суконных предприятиях, о притеснениях, о том, что вольных некогда суконщиков, приписали к фабрикам, словно крепостных каких. В общем: «Помоги, Государь! На тебя вся надежда наша и упование!»

Хотел отправить в корзину. Много челобитных мне пишут. Все, кому ни лень пишут. А я не волшебник. Но, тут моя рука задержалась. Такое письмо в принципе не могло попасть в мою почту. Эти суконщики, или кто там за ними прячется, имеют возможность такое письмо пред мои ясны очи представить. И следующие за мной повсюду чиновники Тайной канцелярии сие пропустили. Бывает ли так? Вдруг?