Текст книги "Рывок в будущее (СИ)"

Автор книги: Владимир Марков-Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Annotation

РФ. Год 2027. – Середина XVIII века. Российская Империя. Старик, профессор-теплотехник, попадает в тело молодого Петра. Фёдоровича. Государя Цесаревича-Наследника Всероссийского, Владетельного Герцога Голштинского и прочая, прочая, прочая…

Жизнь старика заново.

Позади русско-шведская война, в которой Главный Герой отличился при штурме Гельсингфорса. Он в хороших отношениях с Императрицей Елизаветой Петровной. Он – наследник Русского Престола. И, в этой реальности, Екатерина Великая, усилиями Главного Героя, больше не претендует на его руку и Русскую Корону.

Впереди у ГГ научные и технические прорывы, паровые двигатели, воздушные шары, паровозы, пароходы, фабрики, заводы, прогресс, флот, новая армия, новые земли, битвы за будущее и бесконечные войны…

Есть Императрица Елизавета Петровна.

И есть мальчик – Иоанн Антонович. Император России. И его младшая сестра Катя, Цесаревна от старшей Ветви Романовых.

И есть Лина – жена ГГ. Наречённая Екатериной Алексеевной.

Кто станет Великим теперь?

Петр Третий. Рывок в будущее

Пролог

Часть первая

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Часть вторая

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Эпилог

Post scriptum

Петр Третий. Рывок в будущее

Пролог

СЕРИЯ «ПЕТР ТРЕТИЙ»

КНИГА ТРЕТЬЯ

«ПЕТР ТРЕТИЙ. РЫВОК В БУДУЩЕЕ»

Владимир Марков-Бабкин.

Виталий Сергеев.

Аннотация:

РФ. Год 2027. – Середина XVIII века. Российская Империя. Старик, профессор-теплотехник, попадает в тело молодого Петра. Фёдоровича. Государя Цесаревича-Наследника Всероссийского, Владетельного Герцога Голштинского и прочая, прочая, прочая…

Жизнь старика заново.

Позади русско-шведская война, в которой Главный Герой отличился при штурме Гельсингфорса. Он в хороших отношениях с Императрицей Елизаветой Петровной. Он – наследник Русского Престола. И, в этой реальности, Екатерина Великая, усилиями Главного Героя, больше не претендует на его руку и Русскую Корону.

Впереди у ГГ научные и технические прорывы, паровые двигатели, воздушные шары, паровозы, пароходы, фабрики, заводы, прогресс, флот, новая армия, новые земли, битвы за будущее и бесконечные войны…

И есть мальчик – Иоанн Антонович. Император России, соправитель Елизаветы Петровны. И его младшая сестра Катя – Цесаревна от Старшей Ветви Романовых.

И есть Лина – невеста ГГ. Наречённая Екатериной Алексеевной.

Кто станет Великим теперь?

* * *

ПРОЛОГ

Fac quod debes, fiat quod fiet

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. НОВО-ПРЕОБРАЖЕНСКОЕ. 10 февраля 1744 года.

– Петер, долго ещё?

Мою невесту немного утомила эта поездка. И эта, и вообще дорога. Как и меня, впрочем. С вечера снова повалил снег, и, к нашему выезду, дороги за городом ещё не укатали ломовые телеги. Так что наша квадрига плелась уже то шагом, то рысцой. Местами наш полозок вяз снегу. Надо было всё же ехать на возке, а не этой карете на полозьях. Но чего уж теперь? Где мой 2027 год? Где-то там, за поворотом реки времени. Там бы мы добрались в Люберцы за двадцать минут на автомобиле, а тут трясёмся в этих санях, хоть и в карете, Бог знает сколько уже времени. Целая экспедиция в заснеженное Подмосковье. Ничего не попишешь – просвещённый XVIII век, как-никак. Хорошо, что меня занесло не в век десятый или двенадцатый. Вот там была бы поездочка!

– Принцесса моя, потерпи. Ты уже преодолела путь через половину Европы по земле, плыла ко мне на фрегате через покрытую ледяным крошевом Балтику. Месяц как, с Матушкой нашей, из Петербурга в Москву ехали. Замучилась в дороге, – утешаю я свою невесту по-немецки, – Потерпи. Я люблю тебя. Вот остался последний рывок в Ново-Преображенское и мы дома. Там отдохнёшь. Ты просто устала. Сделаем баньку, накроем стол, чай, камин, весёлый огонь. Всё, как ты любишь.

Лина вздохнула мечтательно. Лишь, с напускным возмущением, заметила:

– Петер, что ты со мной сюсюкаешь, как с маленькой. И я больше не принцесса Каролина Луиза Гессен-Дармштадская, хватит меня так называть, а то обижусь, ты получишь по носу и останешься без сладкого. Я – Великая Княжна Екатерина Алексеевна, пора бы запомнить. А то я тебя тоже начну именовать герцогом!

Прозвучало, как угроза и я рассмеялся, притянув её в объятья. Обнимать девицу в длиннополой соболиной шубе, конечно, приятно, но я обошелся бы и без шубы. Ничего, скоро приедем, там уже нашу часть дворца наверняка должны были протопить. И баньку. Но, в целом, она права. Я могу именоваться и Герцогом Голштинским, этого титула, с принятием титула Государя Цесаревича-Наследника Всероссийского, меня никто не лишал, а вот она, да, теперь не какая-то там очередная принцесса из Германии, коих там без счёта. Она – Великая Княжна и официально объявленная Невеста Наследника Престола Российской Империи. В России у неё больше нет другого титула.

У нас, кстати, вчера в Успенском Соборе Кремля состоялась помолвка. Достаточно скромная, отнюдь не Коронация Елизаветы Петровны. Вышли из собора под звон колоколов, прошлись по территории Кремля, кортежем расфуфыренных саней проехались по Москве, дали бал и всё такое.

В общем, Лина теперь моя официальная невеста.

Приняла православие под именем Екатерины Алексеевны, но в «семейном кругу» она так и осталась Линой, и Матушка её иначе тоже не называет. Это традиция такая – есть официальное имя, а есть домашнее.

Для своих.

Правильная традиция, как по мне.

Невеста. Я так долго добивался этого. Именно её. Из всех принцесс. Решала Матушка и Лина не была на первом месте в приоритетах Императрицы, коей двигали исключительно Державные интересы.

Но, я добился того, чтобы конкурентки Лины слетали с дистанции одна за другой, как кегли в боулинге.

Наша зимняя карета примечательна тем, что в ней две пары едут, не глядя друг другу в лицо. Собственно, потому я её и выбрал для поездки. Впереди мой камер-интендант Густав фон Крамер чем-то смешит, приставленную Императрицей к Лине фрейлиной Марию Балк-Полеву. Мы не замечаем их, они нас… Приличия соблюдены, нам ещё неположено после помолвки надолго уединятся с Линой.

Благоглупости, но, тут ничего не поделать.

Её губы имели вкус малины. Откуда зимой в Москве малина? Известно откуда – из варенья. На меду. Да и сам мёд. Огурцы солёные и грибочки, маринованные из бочки (извините за рифму, невольно вырвалось). А горячий чай у нас в дороге – из термоса. Целая полка с держателями для термосов с разными вкусами чая и травяных настоев в нашей карете. И стоит эта походная полка с термоштофами и термокружками, как хороший крупный бриллиант. Мало у кого термосы есть сейчас, хотя купили бы многие… Так, ладно, что-то я отвлёкся. Видимо проголодался. Приедем во владения – покормлю Лину и сам покушаю.

Так вот, пахнущие малиной губы моей невесты…

– Тпруууууу!

Я выглянул в окно.

– Кажется… да, приехали.

Лина, глядя в зеркальце, быстро поправляла своей внешний вид. Негоже Великой Княжне и Невесте выглядеть как чушка с дороги.

Получив знак от девушки, я постучал пальцем в окошко. Дверь кареты тут же распахнулась, кучер облил кипятком из ведра выдвинутые ступеньки, и, удостоверившись, что наледь с металла смыло, снял шапку и поклонился.

– Приехали, барин.

Киваю. Выхожу сам и подаю своей прин… Княжне руку.

– Добро пожаловать домой, любовь моя.

Стараясь не запутаться в полах шубы, Лина сошла на грешную землю. Осмотрелась. А что тут смотреть? Старый дворец Алексашки Меншикова. Теперь, моя собственность. Флигели всякие, ступеньки, статуи, покрытый льдом пруд. Парк. Неработающие зимой фонтаны. Аллеи и заснеженные газоны между деревьями. За дворцом сад. В отдалении всякие хозпостройки. Ещё дальше – деревня Ново-Преображенское. Деревянные дома и храм Преображения Господня на холме. И лес вокруг. Чуть южнее ещё и болото, как без него. Довольно живописно. Прежний хозяин знал толк в приятностях и эстетике.

Киваю конвою.

– Приехали, господа! Благодарю за службу!

Кирасиры спешились, им тут же пригожие дворовые девки поднесли по чарке с дороги, а к нам уже спешила целая делегация – мой управляющий Арцеулов и другие сопровождающие лица. В основном из дворни. Ивана Лаврентьевича Блюментроста я отпустил. Точнее поставил на мои медицинские проекты. Они куда ближе сельских дел престарелому архиятору.

Лине девки тут же поднесли на рушнике каравай и соль. Как и положено, Княжна отломила краешек каравая и, мокнув в солянку, изящно отправила маленький кусочек в рот. Благодарно кивнула.

Местные что-то пели и играли, даже медведя привели для экзотики, но меня уже приветствовал мой управляющий.

– С приездом, Государь!

Жму руку здоровенному отставному офицеру-артиллеристу.

– Здравствуй, Аристарх Модестович. Рад видеть тебя.

Он кивает.

– Здравствуй, Пётр Фёдорович. Взаимно рад. Благополучно ли доехали?

– Да, всё хорошо. Устали только за эти дни.

– Понимаю. Банька готова.

– Благодарю, – оборачиваюсь к Лине, – дорогая, позволь тебе представить управляющего дворцом и всем нашим тут хозяйством.

Тот перед Великой Княжной попытался валенками изобразить щелканье каблуками, ничего понятно не вышло, но Лина приветливо улыбнулась.

Офицер четко и выверено кивнул головой.

– Ваше Высочество, разрешите отрекомендоваться. Майор артиллерии Арцеулов Аристарх Модестович. Имел честь быть представленным Петру Фёдоровичу в перерыве между штурмами крепости Гельсингфорс в сорок втором. Крепость мы тогда, с женихом вашим, взяли на бебут!

Усмехаюсь. Старый подхалим. Шучу. Он бравый и умный вояка. А бебут – это моя укороченная пехотная полусабля, выручавшая меня не раз. И в ночном лесу от стаи волков, и под стенами Гельсингфорса во время крайней войны со шведами.

Киваю.

– А ещё, дорогая, Аристарх Модестович – наш сосед, у него деревня недалеко от Ново-Преображенского и большой любитель шахмат. Так что – рекомендую.

Лина улыбнулась и протянула руку для поцелуя. А она это делает вне высшего света не так часто.

– Рада познакомитса.

Управляющий галантно поцеловал руку Великой Княжны и будущей Хозяйки.

– Это честь для меня, Ваше Высочество.

Кивок.

– Для вас – просто Екатер’ина Алексеевна.

– Благодарю, Екатерина Алексеевна.

На русском Лина говорила всё ИСЧО слабенько, писала ещё хуже, гессенский акцент никуда не делся, она старалась, учила язык и произношение. Здороваться ей приходилось часто, потому, при знакомствах, она говорила по-русски. Но, она ничуть не стеснялась говорить на родном немецком в сложных ситуациях.

Я не возражал особо. Со временем научится. Времени у нас вагон.

Времена французского для русской аристократии ещё не пришли. А может, и не придут. Пока обойдёмся немецким. Высший свет и многие офицеры владели им, в той или иной степени. Вплоть до, как шутили в моём будущем: «Говорить не могу, читаю со словарём». Да и много сейчас тут немцев со шведами.

А потом и Лину в части русского языка подтянем, и остальных в чувство приведём.

Мне торопиться некуда. Впереди лет двадцать. Матушка со своим обмороком в дороге, напугала, конечно, но, слава Богу, вроде обошлось. Не праздна Матушка. А тут ещё поставленной мною печью Её возок перетопили. Довезли до Всехсвятского, отдохнула Государыня немного, и въехала в Москву под Рождество. Даже Царские часы и Божественную Литургию отстояла. А то, честно сказать, я уже испугался, что она решила досрочно Богу представиться и Корону свою на меня сбросить. Нет-нет, Матушка. Живи долго и счастливо. У меня и так дел хватает, и без интриг Двора, и без происков иных держав.

Так что, Боже, Царицу храни!

Тем более что угроза заговора и переворота никуда не делась. Сидим, как на пороховой бочке. Матушка тасует туда-сюда чиновников, войска, наших родственников сидельцев и самого малолетнего Императора Иоанна, меняет спальни, в которой спит в Зимнем дворце этой ночью. Триста Лейб-Кампанейцев, что те Триста спартанцев – последний редут в защите Матушки, ибо знают, что их убьют первыми, вдруг что. Тайная канцелярия работает без устали, а дыба у генерала Ушакова готова допрашивать без перерывов на обед. Но, уверенности нет никакой. Нет у меня уверенности, что ночью не прискачет гонец и не сообщит, что в столице или Первопрестольной случился государственный переворот и Престол возвращён законному Императору Иоанну Третьему, именуемому в моём прежнем веке Шестым. И тогда мне придётся хватать Лину и скакать к верным частям, пытаясь возглавить подавление мятежа против Елизаветы Петровны. Или меня самого, если я уже вдруг Император.

Весело у нас.

Так и живём.

* * *

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. НОВО-ПРЕОБРАЖЕНСКОЕ. ДВОРЦОВЫЙ ПАРК. 10 февраля 1744 года.

Зима в Подмосковье – это вам не зима в Питере. Даже в моём столичном Итальянском дворце зимой сыро и холодно, никакие камины не спасают. Протопить весь огромный дворец невозможно. Да и дорого очень. Потому и обитаема только часть дворца, остальные залы и помещения, которые не используются, просто изолируются, в том числе и утепляются, чтоб холод и сырость не шли в жилую часть. У Матушки в Зимнем ещё хуже. Во-первых, Зимний находится на побережье и с моря всё время дует сырой промозглый ветер. Во-вторых, во дворце слишком много помещений, которые так или иначе периодически используются. А их нужно топить. Да, и, вообще, Петербург построен у моря, посреди рек и болот. Климат отвратный даже летом, про зиму и говорить нечего. Угораздило же деда там строить…

Проблему с паровым отоплением дворцов я не решил пока. Ветхий дворец Меншикова. Проще новый, по уму, построить. Но, не сейчас. Да и не хочу светить лишний раз технологии. Разного рода иностранные лица часто бывают и в Зимнем, и у меня. Зачем показывать прогресс? Я хочу хотя бы лет пятнадцать форы. И не только в части отопления дворцов. Пароходы те же. И многое другое. Не зря говорят, что терпение – одна из главных добродетелей.

Потерпим. Христос терпел и нам велел, как говорят в народе.

Мы с Линой гуляем по парку. Дворец она уже обозрела. Прошлась по всем залам и комнатам. С балкона поглядела вдаль, оценив. Моя невеста, по-хозяйски, осматривает не только достопримечательности, но и хозяйство, которое отнюдь не народное, а вполне частное.

– Петер, а что тут будет?

Она указывает на засыпанное снегом явно незаконченное строительство у стены дворца.

– Думаю сделать зимний сад, так, чтобы с дворцом соединялся. Выпишем растения всякие. Птички поют.

– Петер, но Зимний сад – это очень дорого отапливать. Даже в Европе мало кто может себе это позволить.

Улыбаюсь. Хозяйственная моя.

– Придумаем что-нибудь. Паровые машины должны помочь с центральным отоплением. Там, правда, мороки много ещё, сами паровики, насосы, трубопроводы, радиаторы. Надеюсь, за год сделают. И для сада, и для дворца, и для мастерских. Склады с углём и дровами, подвоз организовать, рабочих. Много и по технической части нужно сделать. Пойдем внутрь мастерской, я тебе покажу котёл и насосы.

Мы заходим, и невеста моя с большим любопытством рассматривают металлические чудища.

– Это всё работает?

Усмехаюсь.

– Работает. Только недолго и опасно. Надо довести до ума. Поэтому в действии я пока тебе показывать не хочу. Мало ли что. Зачем нам нехорошие приключения.

Кивок.

– Ничего, любимый, я подожду. Я тебя больше ждала.

Мы нежно целуемся среди железных монстров будущего. У нас пока ничего такого-эдакого-личного нет. У Лины пунктик – до свадьбы ни-ни. Такое вот воспитание. А свадьба у нас нескоро. Так что пока просто поцелуйчики и воркования.

Выходим в парк и моя невеста, окинув взглядом окружающее, видимо посчитала место подходящим.

– С Днём рождения, любимый. Это тебе.

Плоская коробочка мейсенского фарфора с золочеными пелями и застёжкой. Монограмма «П» и тремя бриллиантиками между ножек буквы на её крышке. Ниже скрещённых шпаг клейма фабрики – дата. Сегодняшняя.

Открываю. Внутри на крышке картинка рыцаря, бредущего через снежную бурю. На дне шкатулки – позолоченная цепочка. На ней продолговатый кулон с портретом Лины.

– Спасибо, любовь моя. Счастье моё.

Встретил ли я подругу всей жизни? Надеюсь, что – да. Мы говорим схоже, думаем схоже, нам хорошо вместе. Интересы у нас одинаковые. Что ещё нужно человеку для счастья?

Возвышенные цели?

Есть ли у меня вообще итоговая цель? Ну, не знаю, какая. Или какие.

Прибить щит к воротам Царьграда, сделать всех счастливыми, протянуть железную дорогу до Владивостока, или построить Царствие Божие на Земле?

Нет. Таких целей у меня нет.

У меня, как у того самурая – нет цели, есть только Путь. Путь в будущее. Я просто делаю, что могу.

Fac quod debes, fiat quod fiet.

Делай, что должно, и будь, что будет.

* * *

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. НОВО-ПРЕОБРАЖЕНСКОЕ. ДВОРЕЦ. 12 марта 1744 года.

– Доброе утро, Петер.

Слегка, по-утреннему растрёпанная, и в домашнем платье Лина вплыла в мой кабинет.

– Доброе, моё солнышко. Чаю хочешь?

Поцелуй.

– Хочу.

Прозвучало томно, но, увы, мне, увы. Только чай. Шалунья. Будет так дразнить до самой свадьбы.

Женщины. Никак без вас.

Улыбаюсь.

– Сейчас заварю.

– Чем занят, любимый?

Уже возясь с заваркой волшебного напитка, отвечаю:

– Еду к Матушке сегодня к обеду. Хочу выпросить участок под строительство дворца на холме напротив Боровицких ворот.

Собственно, я имел ввиду место, где при моей прошлой жизни стоял Дом Пашкова. Его ещё нет, но, я построю лучше, только длиннее. Почему не выше? Нельзя строить выше башен Кремля ничего, кроме храмов. Храм я тоже построю при дворце, но это отдельный вопрос.

«На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых зданий Москвы… находились двое: Воланд и Азазелло. Они не были видны снизу, с улицы…Но им город был виден почти до самых краев.»

М. А. Булгаков, «Мастер и Маргарита»

Лина с любопытством рассматривала мои чертежи, точнее, эскизы.

– Интересно. А зачем такой большой? Балы давать?

Усмехаюсь.

– Вот поедет твой муж, когда мы с Матушкой в Москве, на приём в Кремль, а зима, снег, дороги в Ново-Преображенское замело, где прикажешь мне ночевать? На постой проситься?

Понятно, что в такой ситуации Императрица бы меня из Кремля просто не выпустила и где преклонить голову мне бы нашлось, но, не суть. Мне нужна резиденция в центре Первопрестольной. Ново-Преображенское – отличное и уютное место для семейного гнёздышка, равно как и имение под Петербургом, которое мне обещала отписать Матушка после свадьбы, может быть сколь угодно прекрасным, но оно не в столице и никак не заменит Итальянский дворец. У меня не те запросы и не те масштабы, чтобы сидеть в плетённом кресле в халате, и, как Манилов, попивать вишнёвую наливочку, и, глядя в закат, мечтать о несбыточном.

Нет. Нет и нет.

Мне нужны базы и опорные пункты в важнейших городах. И для торговли, и для управления промышленностью, для управления наукой и образованием. И, да, как центр притяжения для местных элит по всей нашей благословенной и Богоспасаемой Империи.

Петербург. Тверь. Москва. Нижний Новгород. Самара. Казань. Екатеринбург. Цепь узлов моего влияния с запада на восток страны.

Понятно, что пока это планы на далёкую перспективу, но, так и планы у меня далекоидущие.

– И балы тоже, счастье моё. Как без них в наше время. Но, вообще, это моё представительство в Первопрестольной. Буду через него решать дела и в Москве, и в центре России. А ещё, я планирую открыть при этом дворце бесплатную публичную библиотеку для всех. Самую большую в Первопрестольной. И, надеюсь, Матушка дозволит позже построить рядом с этим дворцом Императорский Московский университет.

Невеста смеется.

– Так это когда ещё будет. А сейчас, вдруг что, где будешь в Москве ночевать? К Матушке попросишься на постой?

Я некуртуазно почесал нос (свои все).

– Честно сказать, мои представители ведут переговоры с разными владельцами об аренде особняка со всеми удобствами в самом центре. Пока не решил вопрос. Но, решаем.

Лина пила чай.

– Петер, когда мы назад?

– Не знаю, любовь моя. От Матушки зависит. Пора бы уже. Март на улице. Скоро апрель и одному Богу известно, не застрянем ли мы в пути на раскисшей дороге. Не хотелось бы. Но, Матушка тянет вопрос. Не знаю. Ничего не могу сказать. Что-то происходит, но, я не знаю, что. Ей виднее.

Я не знаю, но примерно представляю.

ЗАГОВОР.

Ничего другого не держало бы Императрицу в Первопрестольной столько времени. Петербург, через верных людей, она контролирует, а вот Москву – нет. А очень удобно внести «спасённого Истинного Императора Всероссийского Иоанна» в Кремль под звон колоколов Успенского Собора.

Ибо никто не видел его живым уже давно. Даже я.

Потому Матушка и сидит в Кремле лично. Не поехала в своё имение в Подмосковье.

Как говорится, к чему бы это?

Дружественная взаимная реклама с коллегами по перу:

Наши современники, попав со съемочной площадки 2024-го в предреволюционный Севастополь 1916-го, не желая того, оказываются вовлеченными в схватку погибающих империй.

Автор знакомит читателей с реальными героями и событиями Отечественной истории начала ХХ века. Никаких фантазий – всё так и было. /work/450563

* * *

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить – возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра – или погибну снова

/reader/475541/4451330

Часть первая

Крест Императорской Фамилии. ANTE SCRIPTUM

* * *

МОСКВА. КРЕМЛЬ. ТЕРЕМНОЙ ДВОРЕЦ. ПРЕСТОЛЬНАЯ ПАЛАТА. 14 февраля 1744 года.

– Ваше Императорское Величество, – Бестужев елейно поклонился Императрице, – вот новые расшифровки писем французского посла. Шетардий пишет, что Русская Царица «несправедливо чинит и власть свою, не рассуди, употребляет» и многие Вас уже не хотят, и это терпеть.

– Фамилии нетерпеливых пишет? – устало спросила Императрица

– Нет, Матушка, но круг его друзей у нас есть.

Как же вымотал её этот «партикулярный друг». Она бы и не выписывала его у Парижа, но дело задумано великое. И Жан-Жоакен ей нужен здесь и сейчас. Как свидетель и приманка, будь он проклят.

– Полноте, граф, – спокойно продолжила Елисавета, – у него в друзьях половина столицы, мне гнева на пустую болтовню летом хватило, хотела бы могла бы маркизу ещё в декабре голову за «слабоумную развратницу» снесть.

Вице-канцлер снова поклонился. Француз от него никуда не денется. А вот намек на напрасную опалу его брата ценная весть.

– Как там, Михаил Петрович в вотчине отдыхает? – меняя тему продолжила царица.

– Спасибо, Матушка, пишет, что здоровье поправил, – Бестужев немного замялся, но лучше уж он сам первым сообщит эту весть, – Анна Гавриловна двойню третьего дня родила.

– Анна Гавриловна? – напряглась собеседница, – Кого?

– Мальчик и девочка, – ответил Бестужев – точнее девочка и мальчик.

Императрица, прикинув что-то улыбнувшись спросила:

– И как назвали?

– В часть матушки жены брата дочку Домной, и в честь батюшки вашего, назвали сына Петром, – граф внутренне сжался весь.

– Хорошие имена! – радушно произнесла Елисавета, – поздравь «молодых», хотя нет сама поздравлю и подарки пошлю.

У Вице-канцлера отлегло от сердца.

– Отпиши брату что летом может приезжать сам в столицу, – продолжила даровать милости царица, – и подумай в какой земле ему место посланника нашего есть.

Бестужев поклонился.

– Ступай.

Вспотевший дипломат галантно выкатился в двери.

* * *

МОСКВА. КРЕМЛЬ. ТЕРЕМНОЙ ДВОРЕЦ. ПРЕСТОЛЬНАЯ ПАЛАТА. 14 февраля 1744 года.

Да Бестужевы умеют удивить! Всё напряжение от гнетущего багрянца стен тронной палаты у Елисаветы Петровны испарилось. Теперь бы ещё Корфа перетерпеть.

Граф вошел, и, после обычного приветствия и кивка Императрицы, начал речь.

– Всё исполнено, моя Государыня. Анна Леопольдовна и Антон Ульрих разделены в Ранебурге. Дочери оставлены при матери с Менгден.

– А Иван?

– Определён в семью. Алексей Григорьевич объяснил зятю в чём его честь.

– Ты лично смотрел, Николай Андреевич? – озаботилась Елисавета.

– Так точно, Государыня, на крайний случай все нужные люди на месте есть.

– Ну, даст Бог, не понадобится, – глядя на лик Христа, Императрица перекрестилась. – Но, смотри за этим. Дело, сам понимаешь…

Подполковник Корф поклонился.

Теперь самое трудное. Петруша может говорить что угодно, но это будет её души грех.

– Двинец?

– Найден, Государыня.

– Похож?

– Как близнец, – ответил Корф сухо.

– А как не умрёт?

– Недолго ему, Государыня, Вашей вины в том не будет, – выдохнул граф.

– Когда?

– Думаю скоро.

– Значит собираться надо, – собранно сказала Елисавета Петровна, – надеюсь за месяц всё будет кончено?

Корф кивнул и выпрямился.

– Идите, Алексей Григорьевич, – Императрица перекрестила его, – и не сомневайтесь, это не ваш, это мой крест.

Дружественная взаимная реклама с коллегами по перу:

Наши современники, попав со съемочной площадки 2024-го в предреволюционный Севастополь 1916-го, не желая того, оказываются вовлеченными в схватку погибающих империй.

Автор знакомит читателей с реальными героями и событиями Отечественной истории начала ХХ века. Никаких фантазий – всё так и было. /work/450563

* * *

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить – возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра – или погибну снова

/reader/475541/4451330

Глава 1

Высочайшие проводы

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 29 апреля 1744 года.

– И как я выгляжу?

Лина кивнула.

– Печально.

– Что ж. И ты там не наряжайся. Не праздник.

Невеста лишь хмыкнула.

– Что я, родственников не хоронила? В Германии мрут не меньше, чем в России.

Киваю.

– Да. Мои родители, например.

Впервые вижу Лину в смущении и некоторой растерянности. Досадует, что ляпнула лишнего.

Не подумав.

– Прости. Я не хотела.

– Ничего. Это было давно. В общем, прошу тебя, скорби умеренно. Ты ведь его даже и не знала лично?

Кивок.

– Но, он – ребёнок.

– Чужой ребенок. Они через одного мрут. Не надо показных страданий. Просто печально постоишь рядом со мной и гроб уйдет в последний путь.

– Что мне надеть к случаю?

– Дорогая, я в женских нарядах ничего не смыслю, как и любой мужчина. Красиво, глаз радуется и хорошо. А что как называется, я не знаю. Любой нормальный мужчина помнит только была ли женщина одетой или раздетой. И то не всегда.

Возлюбленная хихикнула.

– А серьезно?

– Просто печаль. Траур, но в меру. Там будет много публики, в том числе послы всякие заморские, и за нашей скорбью будут внимательно смотреть. Так что давай обойдёмся без театра.

Усмешка.

– Как скажешь, любимый. Когда едем?

– Через час. Ты успеешь собраться.

Кивок.

– Тогда я пошла собираться.

Придирчиво смотрю на себя в опустевшее от Лины зеркало. Державные похороны – дело зело ответственное.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ. 29 апреля 1744 года.

Моросит дождь. Холодный. Погода просто отвратная. Даже коренным жителям Санкт-Петербурга (если такие вообще имеются в природе) хочется немедленно удавиться от скуки и безысходности.

Процедура весьма печальна. Я сравнительно давно в этом времени, но, никак не могу свыкнуться с уровнем детской смертности. Младенцы и в моё время умирали с ничего. Просто захлебнулся в собственных слюнях. Лежал на спине. Или другое что. В третьем тысячелетии медицина могла много чего, но не могла даже объяснить СВДС – Синдром внезапной детской смерти.

А на улице у меня XVIII век. Тут, как ни крути, медицина в эти времена, мягко говоря, весьма условная. Даже Иоанна Антоновича, маленького, лечили кровопусканием. Результат вон в том продолговатом помпезном ящике.

Идёт дождь, потому гроб закрыт и мы все идём в Собор.

Много провожающих в последний путь. Император, как-никак. Мы с Матушкой в первых рядах.

Державные похороны.

Церемония.

Честь по чести.

Умер малолетний соправитель Российской Империи. Все почести, которые предусмотрены протоколом. Петропавловская крепость, мраморная могила и белоснежная плита с православным крестом. Надпись золотом: ИОАНН ТРЕТИЙ АНТОНОВИЧ.

Мальчик, который не успел понять в какие Игры он рождён играть.

Кошусь взглядом на Лину. В меру полна печали. Но, без фанатизма. Вот и хорошо. Нам тут ещё многих хоронить. И не только тут.

Служили заупокойную службу.

Гроб открыли. Сразу запахло кислым спиртом. Умер неделю назад. Но, лежит как живой. Хорошо забальзамировали.

Мы крестимся, где требуется.

Лина – православная, так что она вместе с нами. Наша. А всякие иностранцы жмутся в сторонке, лишь свечи держат. Не их это храм. Не их. Пришли посмотреть и убедиться.

Прощание.

Родителей нет. В ссылке. Под Рязанью. Зато здесь подруга матери и фактически нянька покойного – баронесса Юлиана Менгден. Она была в числе последних видевших покойного живым. Премьер-майор Мюнхаузен видел Иоанна год назад, сейчас же он доставил его тело из Раненбурга. Заключение лейб-медика Майкла Маунзи бывшего при Императоре, посмертный акт осмотра подписанный Лестоком… Иоанн Третий Антонович мёртв.

Кладут цветы. Шепчут молитвы. Крестятся. Отходят.

Иностранные послы многие давно в нашей столице. Разговаривают меж собой. Немецкий, шведский, итальянский, французский… Прислушиваюсь. Все подтверждают, что, мол, да, действительно Иоанн Антонович.

Царствие ему Небесное.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. НАБЕРЕЖНАЯ. 29 апреля 1744 года.

Историю пишут победители. Да, именно так.

Мы ехали сейчас в одной карете. Я, Лина, Матушка и Разумовский. Да, хочешь не хочешь, мы теперь в одной карете.

Нам вместе ехать не так далеко. Набережная. Наплавной плашкоутный Исаакиевский мост с Васильевского острова на Сенатскую площадь. Адмиралтейство. Дворцовая площадь. Зимний.

Наша карета едет следом, но, пока без нас.

На улицах никакого ажиотажа. Кортеж Императрицы – эка невидаль. Дело привычное для Санкт-Петербурга. Мигалок у нас нет, но зато есть конный отряд сопровождения. Включая моих четверых кирасир и двух кирасир для Лины. Матушка распорядилась её охранять и одну не пускать гулять по городу. Во избежание.

Времена нынче сложные. Очень ей не хочется возиться вновь с брачным марьяжем.

– Петруша, зайдешь в гости?

Киваю.

– Да, Матушка, если не прогонишь.

Усталая улыбка.

Замученная. Тяжелый сегодня день.

…

В Зимнем, моя подданная Катарина эдле фон Прозор, завидев меня, сделала реверанс.

– Государь.

Киваю.

– Здравствуй, Кать. Порадуешь нас чаем? Устали все.

– Да, Государь.

Конечно, сейчас она на службе у Императрицы Всероссийской, но, она моя бывшая крепостная «дворовая девка Катька» и между нами… ну, вы поняли. Не только чай, но, и к чаю.

Гримасы судьбы. Вчера девка крепостная, сегодня дворянка Гольштинии и чин её при Дворе Матушки равен полковничьему.

Я вернулся в залу.

Чего я распоряжаюсь в Зимнем?

А я и не распоряжаюсь. Просто чаю распорядился. А, если серьезно, то у Государыни-Матушки я главный эксперт по вкусному чаю, а Катя – моя ученица. Вот Императрица и отправила меня надавать Катарине ценных указаний.