Текст книги "Рывок в будущее (СИ)"

Автор книги: Владимир Марков-Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Суета и интриги становились всё гуще и ярче. Конечно, это нервировало Лисавет. Потому Наталья не была провозглашена никем, более Великой Княжны. Всё ещё действовал дурацкий принцип Петра Великого: «Наследник тот, на кого укажет Государь». Со мной такой номер прошёл, но Лиза больше не хотела случайностей. Нужен ЗАКОН. Пока действовал Манифест Иоанновны, который расписывал кто за кем и когда, но, он был завязан на частные случаи и не годился, как Универсум. Как воля Господня. Чтоб никаких сомнений. Чтоб власть не была и не могла быть поколеблена ни на один миг.

Ни на миг.

Я знал, чем закончилась эта механическая идиллия. 1917 годом. Ольга Николаевна была бы прекрасной Императрицей, но её Царственный папа не посмел нарушить уложения Закона о Престолонаследии Павла Первого и тем обрушил власть Короны.

Пока я мучительно ищу варианты и формулировки, чтобы мои потомки не попали в эту ловушку. В части отложенного принятия Короны в частности. Чтобы никакой Михаил Александрович не уничтожил монархию своей безвольной глупостью.

Ни Елизавете Петровне, ни Павлу Петровичу такое даже в голову не могло прийти, но, я же знаю.

Прибежала Екатерина Антоновна и взобралась мне на колени, по-хозяйски оглядывая угощения на столе.

– Как она? – спросил Разумовский, указывая на мелкую законную претендентку на Престол Всероссийский. – Слышит хоть что-то?

Киваю.

– Если хлопнуть в ладоши за спиной у неё, она обернётся. А так – трудно сказать. Я учу жестовому языку, а Лина учит её читать по губам. Выписали ей специалистов. Если вообще есть специалисты в этой области. Будем и письму учить. И читать написанное. А ваш как?

Леха усмехнулся.

– А что с ним сделается? Всё хорошо.

Помолчали, отпивая чай.

Лина светски поинтересовалась:

– Какие сплетни при Дворе?

Разумовский лишь иронично усмехнулся.

– Каролина, ну, какие могут быть сплетни? Кто с кем спит, кто кого вызвал на дуэль, кто по пьяни выпал из кареты, а его слуги хватились только через час.

Моя жена рассмеялась.

– Что, такое правда было?

Кивок.

– Было.

Следующие минут десять Лёха расписывал в цветах и красках, как какой-то там вельможа проснулся под утро в цветах ромашки, а тут вернулись его слуги…

Было весело. Лина смеялась. Алексей хороший рассказчик.

Наконец, моя любимая сообщила, что от смеха, у неё уже живот болит, и она пойдёт отдыхать, пожелав нам хорошего вечера.

Лёша поцеловал ей ручку, и она нас оставила у стола.

Спрашиваю по-русски:

– Пройдёмся?

Разумовский кивнул.

– Пожалуй. Показывай свои чудеса чудесные.

– Хорошо. Покажу. Тут недалеко.

Мы прошлись по аллеям парка и Алексей заметил:

– А у вас уютно стало. Прошлый раз парк сильно заросшим был. Твоё творчество?

Усмехаюсь.

– Ну, Лёш, сам подумай, откуда у меня лишнее время на сад с парком? Нет, конечно. Это всё Лина.

Кивок.

– Я так и полагал. А у твоей жены прекрасный вкус и чувство гармонии.

– Да, этого у неё не отнять. А, вот, мы и пришли.

Перед нами раскинулся обширный пруд. И некие строения на его берегу. Довольно большие. И здесь, и дальше вглубь парка. С трубами в небо. И причал. И не только для прогулочных лодок. И небольшой пароход, пришвартованный у причала.

Разумовский, глядя на дымящую трубу, удовлетворённо кивнул:

– У тебя тут целая фабрика уже.

– Кому сейчас легко? Системы парохода вот обкатываем на модели.

– А где вы его построили?

– На верфи. Потом частями привезли и тут собрали.

– Ну, пароход твой я уже видел. Что новенького покажешь?

Усмехаюсь:

– Ну, пойдём внутрь. Покажу. По секрету. Большому-пребольшому!

Алексей торжественно-шутейно приложил руку к сердцу и выпучил глаза от непереносимой важности момента. – Я никому не скажу! Клянусь! Только Лисавете!

Мы рассмеялись.

В нём умер талантливый лицедей. Впрочем, почему умер?

– Ну, идем.

А показать мне было что.

Огромная продолговатая деревянная бочка с башенкой. В башне и бортах стеклянные окна. Медь. Железные обручи. Кожа. Стыки в бочке и периметр стёкол залиты свинцом, сама бочка покрыта жиром. Лесенка приставная.

От носа отходит длинный шест с креплением и штырём.

Разумовский тоже не вчера на свет родился и понимал о чём речь.

– Потаённое судно Никонова?

Киваю.

– Да, развитие идеи. У него тогда не получилось. Катастрофы за катастрофами. После смерти деда идею Адмиралтейство зарубило, а самого Никонова отправили в Астрахань.

– Да, помню эту историю. Думаешь, что у тебя получится?

– Не думаю. Уверен в этом. Когда-нибудь. Может завтра, а может и через сто лет. Но, непременно получится. Верю. Заглянешь внутрь?

Тот покачал головой.

– Нет. Измажусь весь. Я представляю о чём речь. Сидят восемь человек, судя по размеру, и крутят педали, двигая механизм с вёслами. Вёсел вот только не вижу. И отверстий под них. Как будет двигаться?

– Пошли за мной. Вот.

С задней части «бочки» крепилась плоскость руля и… винт. Деревянный. Но, винт.

Лёша его даже пощупал.

– Архимед такие делал. Подобные.

Киваю.

– Именно. Ничто не ново под луной. Всё новое – хорошо забытое старое. Ну, или почти всё. Гребцы крутят педали, винт вращается, рулевой, по команде капитана, управляет положением руля. Подводная лодка подходит к неприятельскому кораблю и при помощи сего шеста и какой-то там матери, крепит к днищу вражины наш сюрприз. Не всё пока решили, но, предполагается, что лодка отходит, а под днищем корабля взрывается мина. Ну, достаточно большая, чтоб пробить днище. Если повезёт, то бомбу лучше крепить под пороховым погребом. Тогда гарантированно корабль пойдёт на дно. Но, нашей подводной лодке лучше быть подальше в этот момент. Вода – очень упруга и при взрыве не только рыбу в округе оглушит, но и нашу лодку раздавит, как яйцо.

Разумовский задумчиво посмаковал новое понятие:

– Подводная лодка. А мне нравится название. Лучше, чем потаённая. Ты уверен, что получится?

Пожимаю плечами.

– Ну, как я могу быть уверен? Дело новое, неосвоенное. Будем пробовать. Опыты покажут. Пока отрабатываем вообще саму лодку и методы крепления взрывчатого заряда. Тут как раз Ломоносов с бандой подсобили с гремучей смесью. Хорошо бахает. Лучше пороха. Конечно, в манёвренном бою от такой лодки толку нет, не угонится под водой за намного быстрым вражеским кораблём, но, если тот стоит на рейде, то почему бы и нет? Тихо подошёл. Громко бахнул. Даже несколько вышедших из строя кораблей могут решить исход битвы в нашу пользу, не так ли?

Алексей вовсе не был далёким от техники человеком, а моих чудес он уже повидал. Потому резонно спросил:

– А если твой паровой двигатель на сию лодку установить?

Киваю.

– Думал. Но, пока не вижу решения. Дыму нужно куда-то деваться. Тут и так воздушная труба и перископ будут над водой торчать, днём будет видно следы от движущейся под поверхностью лодки. Нужно либо как-то ночью или в сумерках, на закате или на рассвете. А труба с дымом точно выдаст наблюдателям противника лодку. Начнут из пушек стрелять. Нам это зачем?

Усмешка:

– А попадут? Паровик быстро движется.

– Но, не под водой. Будь реалистом. В общем, я пока не решил вопрос. Думаю.

– Что ж, думай, мыслитель. Вообще, затея мне нравится. Много денег ушло на сие?

– Хочешь добавить? Много, Лёша, много. Не три рубля серебром, уж поверь.

Кивок.

– Верю, Пётр, верю. Я поговорю с Лисавет. Пусть тряхнёт Адмиралтейство.

Скептически смотрю на него.

– Там только на согласование уйдёт год, а то и два. Пришлют комиссию. Начнут разбираться, рубить всё, вопросы задавать, и похоронят всё дело. Нет, я лучше сам доведу до ума, не спрашивая мнения индюков из Адмиралтейства. Я им ничего не должен. Сделаю – покажу. Сначала тебе и Матушке, а, если она одобрит, то и Адмиралтейству. Нам таких лодок немало нужно, случись война на море.

– Резонно. Но, мы с Лисавет тоже можем деньжат подкинуть на благое дело. Частным образом. Откажешься?

Усмехаюсь.

– Нет, конечно. Не откажусь. Но, много надо будет «подкидывать». Это же не всё.

Разумовский хмыкнул.

– Ты меня пугаешь. Ещё какое чудо измыслил?

– Самодвижущаяся мина. Пока сырая идея. Но, мы работаем и над этим тоже. Пока на уровне идей, чертежей и опытов. Для парового двигателя такая мина должна быть очень велика. Но, если как-то установить пусковые аппараты на линейные наши корабли, то, учитывая расстояния при сближении, можно и попасть во вражеский корабль. Может не успеть уклониться. Но, повторюсь, это просто идея. Я пока не вижу практического решения. Но, верю, что сие возможно. А это, замечу, наряду с подводной лодкой, тоже требует денег. Так что от них я точно не откажусь. Отчитаюсь за каждую копейку.

Лёша хлопает меня по плечу.

– Ой, уж кому-кому, а тебе полное доверие. На девок не спустишь?

Хитро улыбается.

– А то при Дворе многие на пальцах считают сроки вашего расставания и сроки родов Катарины. Разговоры идут.

Я знал об этих разговорах. Лина тоже умеет считать на пальцах. Но, молчит. Она уверена что Катарины, после нашего возвращения из Москвы, в Итальянском не было. Но, нашим кумушкам дай поболтать. Нартов официально считает, что это его ребёнок. Зачат по всем данным в первую их брачную ночь. Но, бывают же, и переношенные беременности? А я? Мне претензий никто не предъявлял. Включая Катерину.

Но, Разумовский решил меня добить:

– Матушка дозволила Бестужевым-Рюминым и Понятовской вернуться в Петербург.

Ох, Лиза-Лиза, как же ты мне дорога… И все интриги твои… Не даешь спокойно жить. А если у меня и Лины опять родится девочка, то даже боюсь представить потом Царские утончённые интриги. Мало не покажется никому. Императрица в холодной ярости – это всегда чревато. Хорошо хоть с Ягужинской я детей не заделал. Счастлива Настя сейчас со своим Александром Понятовским, сына родила ему, как говорят. Как бы её матери меньше болтать…

Безразлично пожимаю плечами:

– Ну, Матушке виднее.

Лёша что-то хотел добавить, но, тут прибежала Анюта:

– Барин! Барыня потекли!!! Велела вас звать!!!

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. БОЛЬШОЙ ДВОРЕЦ. 11 сентября 1746 года.

– Всё будет хорошо. Это же не первые её роды. Разрешится. – Разумовский положил руку мне на плечо. – Держись, племяш.

Киваю.

– Спасибо, дядь.

Мы сидели в импровизированном приёмном отделении. Сидеть у дверей родового зала и слушать крики любимой женщины было невыносимо. Я хоть и доктор, даже академик, но, когда речь идёт не об абстрактном пациенте, а о твоей кровиночке, то тут всё иначе. Видя моё состояние Лёша вывел меня в соседнюю залу.

По логике, вторые роды должны быть легче. Но, где логика, а, где роды? Вот и я не знаю.

Ждём.

Сижу. Смотрю в одну точку.

Алексей тоже молчит. Слова тут лишние.

Сколько времени прошло?

Я не знаю.

Время тянется тягучими липкими каплями.

Хотел подойти к родильному залу, но, Разумовский остановил.

– Пётр, брат, сиди здесь. Ты там ничем не поможешь. Не мешай им. Если понадобишься, то тебя позовут. Сиди. Я тут. Рядом.

Киваю.

– Спасибо.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ЦАРСКОЕ СЕЛО. ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ. 12 сентября 1746 года.

– Матушка, счастлив сообщить тебе, что Лина благополучно разрешилась бременем. Мальчик. Назвали Павлом, как ты и повелела.

Мы с Разумовским неслись сквозь ночь, загоняя лошадей. Я не хотел, чтобы новость кто-то сообщил раньше меня. Едва я убедился, что с Линой и младенцем всё благополучно, сразу прыгнул на коня. Конечно, нас скакал целый отряд, но, не замечал я никого. Механически меняли лошадей, я что-то ел и пил, но, не помню, что и где.

Не имеет значения.

Значение имеет только то, что здесь и сейчас. И то, что у меня осталось дома. Остальное – пустое. Суета.

Матушка перекрестила меня, обняла и поцеловала в лоб.

– Спасибо, Петруша. И Лине спасибо. От всей России спасибо. Я верила и молилась. Услышал Господь. Вот, передай Павлу Петровичу. От меня. Подарки ещё будут. Не сомневайся. Великое дело вы совершили. Для России и для Династии. Порядок установлен. Раз и навсегда. А пока – просто положите рядом с Павлом. Святой. Намоленный. Из монастыря. Он убережёт его и Лину. А я помолюсь за вас всех. Во всех церквях и монастырях Святой Руси будут молиться за здравие и многая лета. Прими.

Я склонил голову и принял в руки большой золотой православный крест.

– Утром велю сто один залп в Петропавловке дать, как дед твой установил. Пусть народ знает о рождении Наследника у Наследника.

* * *

* * *

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ АВТОРСКИЕ:

СЕРИЮ «МИРЫ НОВОГО МИХАИЛА» – /work/1

ЦИКЛ «СВЕТЛЕЙШИЙ» – /work/329568

РОМАН «ЭРА ВЕЧНОСТИ. ГРААЛЬ» — /work/310989

* * *

Дружественная взаимная реклама с коллегами по перу:

Наши современники, попав со съемочной площадки 2024-го в предреволюционный Севастополь 1916-го, не желая того, оказываются вовлеченными в схватку погибающих империй.

Автор знакомит читателей с реальными героями и событиями Отечественной истории начала ХХ века. Никаких фантазий – всё так и было. /work/450563

* * *

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить – возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра – или погибну снова

/reader/475541/4451330

Глава 5

Прогрессорство со скоростью света

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. УСТЬЕ ЛУГИ. ЕЛИСАВЕТПОРТ. 15 декабря 1747 года.

Палатка на заснеженном холме.

Отнюдь не туристическая, как вы понимаете.

Шатёр.

Сообразно статусу сидящих в нём.

Что могут делать два дворянина самой высшей пробы в таком шатре зимой? Понятно, что – пировать!

Нет, у нас не было кутежа и прочей пьянки. Мы пили красное сухое, кушали мясо и сыр, вкушали прочие блага кулинарии, соответствующие основному блюду и историческому моменту.

– Так что, куме, – на свой малороссийский манер, молвил Разумовский, – так едешь в свою Германию?

Киваю.

– Да, кум. Как думаешь, кумА отпустит кУма с должности?

– А что ж не отпустить-то? Засиделся ты в должности. Скучно тебе. И я вижу, и она видит, и Лина твоя тоже видит. Тесно тебе. А война отлично прочищает мозги. Экспедиция твоя почти готова. Англичане дали деньги и добро. Зря что ли мы союзники.

– Пока – союзники. У Англии нет вечных союзников, есть только вечные интересы.

– Да, Пётр. Как и у всех. Но, пока нам по пути с ними.

– Согласен.

– В общем, кум, наливай, а то сидим всухую.

Наливаю.

Да, мы – кумовья. Причём перекрёстно. Лёха – крёстный отец Натальи, а Лисавет – крёстная мама Павлика. Я, в свою очередь, крёстный сына Лисавет и Алексея, а Лина – крёстная мать их дочери. В общем, мы теперь родня во всех смыслах.

– Может воздухом подышим? Надоело сиднем сидеть.

Разумовский усмехнулся.

– Я ж говорю – тесно тебе. Ну, изволь, пошли.

Мы накинули шубы и вышли «во двор» шатра.

Холм. Луна. Снег. Лёд. Внизу горят костры.

Башня семафора, пользуясь хорошей погодой и видимостью, передавала световые сигналы в ночь. На той стороне замерзшей Луги другая башня ответила, подтвердив приём сообщения.

Скрип механизма и вот «наша» башня передаёт сигнал уже в сторону дороги на Санкт-Петербург. Ответное «подтверждаю приём». С той башни сигнал просемафорил дальше, на башню в десятке вёрст от нас. Оттуда сообщение пошло ещё дальше. Меньше чем за час, сообщение получат в столице. Что-то просигналят в ответ.

Пока шла обкатка линии семафорной световой и механической связи, в виде шестовой системы знаков при слишком ярком солнце.

Прожектор Рихмана помогал обеспечивать яркий свет без применения электричества. Десять башен от Елисаветпорта до Ориенбаума. Пять минут и первые знаки примут связисты на башне дворца и побегут с депешей к Лине. Ещё семь башен, и весть из Еслисаветпорта, через Петергоф и Стрельну, примут спецы главпочтамта Санкт-Петербурга. Или Царского Села.

Понятно, что сообщение передавалось познаково и длинные письма передавать сложно и дорого. А короткие депеши вполне быстро доходили до требуемого абонента. Уж лучше, чем гнать гонца сквозь зиму двое суток.

Всё просто. И эффективно.

На бумаге.

На самом деле это система из двадцати двух башен, при каждой из которых техническая команда, мини-гарнизон для охраны, почтовая станция, как для проезжающих по «дороге», так и для отправки верхового гонца, в случае тумана и плохой видимости. А всё это появляется не вдруг. Плюс Алексей лично курировал строительство промежуточного пункта в Гаркале. С приличным постоялым двором и даже с флигелями для знатных гостей.

У нас год ушёл на сие. И Матушка требует линию связи с Первопрестольной. А это шесть десятков башен, техников, почтовых станций, постоялых дворов, трактиров и военных гарнизонов.

И люди. Специалисты. В основном флотские. Но, Матушка не отдала систему в ведение Адмиралтейства, как они того сильно хотели и добивались, а образовала Коллегию путей и связи. В прямом подчинении Царице. Императрица вняла советам моим и мужа, что отдавать системы связи в чужие руки нельзя категорически. Вдруг что – стратегическая схема переворота/революции известна со времен дедушки Ленина: «Мосты, телеграф, телефон». Потом газеты и банки. И, распропагандированный гарнизон, который будет «сохранять нейтралитет» пока какая-нибудь решительная группа будет власть брать.

Впрочем, Лисавета не была дурой. Ведь она сама захватила власть по той же схеме. Поэтому с нашими доводами она согласилась. Так что, пока, на линии Елисаветпорт-Петербург-Царское Село идёт откатка системы.

Про Москву, понятно, что не вдруг. Мы, конечно, готовились масштабировать опыт, подготовку персонала и производство. Но, по моим скромным оценкам, такой вот телеграф между Москвой и Петербургом заработает где-то в году 1750-му. А я ещё хочу линию Петербург-Сестрорецк. И до Нижнего Новгорода тоже.

Линия Петербург-Москва пройдёт через Новгород-Вышний Волочёк-Тверь связав эти города между собой. А от Еслисаветпорта посты связи пойдут вверх по Луге, до канала, связывающего Лугу с системой Волга-Кама. Координация грузопотока и работы систем каналов просто жизненно необходима. Не говоря уж о том, чтобы строить железную дорогу.

– Лёш, ты там в Москве проследи, чтобы они делом занимались, а не челобитные всякие Матушки сочиняли. А то у меня со строительством дворца у Боровицких ворот Кремля просто беда. Много причин, но стройка почти остановилась. Надо менять управляющего. Сам понимаешь, от Первопрестольной так же будет идти движение по строительству телеграфа на Тверь. А я что-то сомневаюсь, что без волшебного пинка они хоть что-то путное сделают. А то, пока я буду по Европам, тут вообще всё встанет.

Кивок.

– Послежу, не волнуйся. И Лисавет очень заинтересована в этом деле. И за дворцом твоим присмотрю.

– Спасибо, Лёш.

Ну, дай-то Бог, как говорится. Надеюсь к 1760-му году основные линии на Урал, по Волге-Каме, и на юг, через Тулу, Орёл, Курск на Харьков уже заработают. А, может, и на Азов. Нам ещё Новороссию на бебут брать. Да и Швецию воевать так или иначе. Потеря Гельсингфорса была для меня личным оскорблением.

– Какие планы по возвращению?

Пожимаю плечами.

– Детей буду делать. Приятный процесс.

– А серьезно?

– Серьезно? Осмотрюсь, что вы тут наворотили без меня. Развитие систем связи, паровых машин разных, техники. Генеральный план Петербурга буду пробивать у Матушки новый. И поехать хочу на Урал. На пароходе из Петербурга, через Лисаветпорт, через канал, по Волге. В Нижний хочу заехать. В Самару. С купцами и промышленниками потолковать. И до самого Урала. А там вообще много дел.

– Это ж экспедиция на полгода. Что Лина скажет?

– Вздохнёт. Но, поймёт.

Кивок.

– Повезло тебе с женой.

Внизу суета стройки не прекращалась. В ярких лучах прожекторов Рихмана и при свете астральных ламп, суетились люди, сновали с рычанием паровые трактора и паровые грузовики-самосвалы. Полевые испытания новой техники у нас. С комиссией. Всё, как положено. Ломались через раз, ну, как без этого.

Так что, стройка Елисаветпорта не заканчивалась даже зимой. В основном завозили материалы, пользуясь тем, что зима сковала грязь и воду. Часть сооружений порта и часть складов уже построена. Часть строилась. Часть пока в проектах всяких.

Планы были грандиозными. Крупнейший порт на Балтике. Морские ворота Империи. Планы были настолько грандиозными, что Матушка даже дозволила даровать своё имя порту. А Императрица своим именем для топонимов не разбрасывалась. Это вам не пошивочная артель имени XXVII съезда КПСС.

Строили уже полгода выше по течению реки канал, который должен связать водную систему Луги и Волги. Конечно, значение Петербурга, как порта, останется на уровне, но, Елисаветпорт даст нам лишние месяц-два навигации и возможность отправки-приёма грузов из Балтики в самоё сердце России. А водный транспорт, как известно, самый дешёвый транспорт. Тут не поспоришь.

Пароходов на Балтике пока толком нет. Особенно ввиду Петербурга. Пока строим верфь в Нижнем Новгороде в «Нижегородской верфи Сормово», после чего будем использовать построенные пароходы в «Волжско-Камском буксирном и завозном пароходстве на паях». Будем там производить, подальше от вражьих глаз. Пусть пока систему Волга-Кама-Ока осваивают.

Люди нужны. Много. Грамотных. Но, где их взять?

В Ново-Преображенском из моей школы уже второй выпуск крестьянских детей по четырёхлетней учебной программе. Организовал там даже что-то типа частной гимназии для особо одарённых выпускников моей школы. Потом найду применение каждому. В Ораниенбауме моя школа выпускников пока не дала, но процесс идёт. Но, до результата, – получения грамотных технических специалистов, пока очень далеко.

Организовать университет в Москве пока не смогли. Нет преподавательских кадров нужного уровня. Пока только в Петербурге у нас универ. Небольшой по европейским меркам, но, лучше, чем ничего. Часть студиозусов всё так же отправляем в Европу учиться за казённый счёт. С обязательством вернуться в Россию и отработать минимум десять лет на пользу российской науке и технологиям. Или деньги пусть возвращают в казну. С процентами. Особой отдачи я от них не ожидал, скорее ждал, когда количество образованных начнёт давать хоть какое-то качество на практике. Пусть не уровня Ломоносова или Менделеева, но, всё же…

Вообще, школами и медициной всякой занималась Лина. Матушка даже повелела образовать «Императорское общество вспомоществования знаниям и здоровью» во главе с Великой Княгиней Екатериной Алексеевной. Даже денег дала из казны. Учить крепостных детей за казённый счёт она не захотела, считая это опасной блажью, а вот мещанских учить дозволила. С медициной проще – чем больше податного производящего что-то населения, тем лучше и для казны, и для Империи в целом.

Я это самое «Императорское общество» именовал просто и без затей – Департамент кадров. Почему так? А потому что от имени этого Общества по Империи колесили наши экспедиторы в поисках самородков. Как взрослых, так и детей для школ-гимназий. Учитывая систему имущественных отношений, нам, при находке возможного самородка среди крепостных, приходилось выкупать у хозяина всю семью. Помещики быстро смекнули что почём, и начали предлагать кого и что попало за очень хорошие деньги. Приходилось разбираться. Торговаться.

Мне нужно очень много толковых людей. Иначе зачем я здесь? Прогрессор, блин.

Чем ещё запомнился год? Да, особо, ничем. С подлодкой пока ничего не получилось. У меня тоже авария за аварией. Двое погибших. Думаю, пора работы пока замораживать. Я не казна, у меня деньги не бесконечные и я их не печатаю. С аквалангами Кусто и прочими водолазными костюмами тоже беда пока. Нет материалов и технологий. Хотя и первая цель вроде есть – в этом году у острова Борсте в Финляндии затонул наш галеон «Святой Михаил». А груз у него был очень недешёвый – предметы роскоши для Императорского Двора Елизаветы I, который нужно было доставить из Амстердама в Москву. В общем много вкусного. К примеру, 36 табакерок из золота, инкрустированные драгоценными камнями. Недешёвая музыка. Пока ищем само место катастрофы, опрашиваем выживших и свидетелей. Обещаем награду. Потом будем думать, как изымать из царства Посейдона.

Но, пока, кисло.

Хреновый я попаданец. Хорошие попаданцы всегда умные и прозорливые. Могли спасти сей галеон. И, вообще… А я даже не знал о существовании этого корабля, до его катастрофы. Что там ведомства Матушки закупают для неё, где, по какой цене и чем будут доставлять мне как-то не докладывают.

С торпедами чуть лучше, думаю, что до ума доведём. В любом случае, на столетие раньше, чем в моей истории. Пока сложно, но, доведём. Тогда появится смысл в торпедных катерах и подводных лодках. А так до подводного минного постановщика полтора века ещё.

Весьма полезная вещь. Мы бы тут шороху навели на Балтике.

Из полезного – подбил Матушку на прокладку в Петербурге конки. Пока не парового трамвая. Но, и эта затея вызвала массу негатива у конкурентов. Переть в открытую против ТАКИХ учредителей, вроде меня и Разумовского, никто не стал в открытую, но неофициально уже заметили, что наши вагоны могут оказаться слишком пожароопасными. Вдруг. Внезапно. Если не охранять.

Думаю, что с пароходами будет то же самое. Хоть пулемёт ставь на каждый пароход. Увы, капсюль для унитарного патрона мы пока не изобрели. Эх, а как бы изменил пулемёт рисунок и характер современной войны! Так и вижу «большие батальоны Наполеона» против наших пулемётов! И посмотрим, на стороне ли Бог «больших батальонов!»

Шучу, конечно. Но, в каждой шутке есть доля шутки. В Сестрорецке и Туле не только самовары клепать умеют. Посмотрим.

Но, пока нагадала мне цыганка дорогу дальнюю.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. НОВЫЙ ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 5 января 1748 года.

Сегодня – Крещенский сочельник. На службах церковных мы уже были. Скромно в кругу семьи сидим.

Отпустила таки меня Матушка с генерал-губернаторства. После праздника, даст Бог, сдам своё место князю Юсупову. Великому, за речные пути и русский театр, радетелю.

Но, сбылись мечты идиота – добро пожаловать на войну. Стараюсь этому радоваться. Уверен, что война по мне неописуемо скучает.

Уже шесть лет как.

Не убила тогда, так дам ей шанс.

Или не дам.

Екатерина показывает на меня пальцем, обозначает движение вдаль. И вопросительный знак. Далеко ли? Надолго ли?

Киваю.

Шевелю губами.

«Я вернусь».

Она кивает.

Горизонтально ладонь ко лбу и к подбородку. Рука к сердцу. Указывает на себя и жест горизонтальной ладонью от груди вниз. Вновь на меня жест.

«Папочка, я жду тебя».

Да, я полюбил эту девочку. Ну, и что, что она моя потенциальная смерть? В чём её вина? Только в том, что она законная наследница Престола Всероссийского? Тут как посмотреть. Может и нет. Но, при правильном прочтении, намного более законная, чем я сам.

Но, я принял её. И Лина тоже.

Она член нашей семьи.

Она называет меня и Лину папой и мамой. Мы уже устали объяснять, что это не так. Но, сердцу ребёнка не прикажешь. Она так нас видит. Родителей своих она и не помнит. Брата старшего и сестру тоже.

Катенька кормит меня засахаренными вишнями.

Я жую и киваю ей благодарно. Она счастливо прижимается к моей груди.

«Приезжай. Я жду».

У меня глаза на мокром месте. У Лины тоже.

Господи, какая светлая девочка. Умная и красивая. За что к ней так несправедлива судьба?

* * *

Скачу по полу гостиной на четвереньках. Катя на мне верхом. Смеётся своим странным смехом. Она не слышит своего голоса, и ей трудно контролировать то, чего она не понимает. Мы её учим, но трудно научить контролировать голос, если ты его никогда не слышала и не понимаешь, как он звучит вообще

Глухонемые часто общаются со слышащими письменно, хотя вполне могут говорить вслух. Просто к их голосу нужно привыкнуть.

Катя – вовсе не глухонемая. Она слышит. Плохо и не всё. Себя она не слышит. Разве что через кости черепа. Перепонки если ещё не умерли, то почти на пути. Мы делаем, всё, что только возможно. И мы, и нанятые нами специалисты.

«Падаю на бок» и переворачиваюсь на спину. Катенька с хохотом пересаживается мне на живот и начинает меня щекотать.

Я, играя, верчусь и делаю вид, что мне щекотно.

* * *

Идиллия.

Мы с Катей рисуем углём. Лина читает Ташке книжку со стихами. Рукописную. Есть типографская, но, эту написала она сама. В смысле, собственными руками. В высшем свете до сих пор гадают, кто скрывается под псевдонимом «Агния Барто», что переводчиками выступили Цесаревич и Великая Княгиня. Стихи, конечно, «наши с Линой». Удалось её как-то на игру в рифмы развести. Так «случайно» у нас книжка и появилась. Детям нравится. Взрослые умники ошибки находят. Но, немцы же мы. Что с нас взять? Как умеем, так и переводим. Кого? Поедь по Европам и поспрашивай.

У нас ярко, тепло и хорошо.

Читать у нас дома все любят. Но со свечами чтение зимними вечерами – похороны глаз. Вот я и вспомнил о «лампах с наддувом» француза Аргада или Арганда. Решив что не стоит его озарения ждать, года полтора назад я «изобрёл» «Астральную лампу». Светит не хуже «лампочки Ильича». Лампа эта уже на моих мануфактурах и в домах.Она и в Зимнем на балах теперь светит.

Стоит ДОРОГО. Как и всё у меня для высшего света.

– Всё равно его не брошу! Потому что он хороший, – завершает Екатерина Алексеевна.

Таша радуется. Катя меня весело мучает. Полуторогодовалый Павлик тоже смеётся вслед за сёстрами.

Наконец, дети нас отмучили и отпустили с миром, занявшись друг дружкой.

– Дорогая, тебе чаю налить?

– Так поздно уже, не усну я с твоего чая Петер, – отвечает жена, – ты сам говорил, что нельзя сейчас много мне.

Киваю. Говорил.

– А зелёного, Линушка? – уговариваю супругу.

– Ну если зелёного, – вздыхает она, – тогда и детям немного налей, нет лучше им сока, Пауль чай не любит.

Киваю. Какая же она у меня красивая. И умная. Повезло мне с женой.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. НОВЫЙ ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 7 января 1748 года.

– Счастье. Ты – моё счастье. Спасибо Господи, за тебя…

Горячий шепот любимой.

– Я так волнуюсь. Ты уезжаешь. Как я буду без тебя…

Жаркий поцелуй. Долгий и вкусный.

– Любимая, но я же вернусь к тебе.

– Это когда будет… Невыносимо долго…

– Я и раньше уезжал. Я, вообще, почти всё время в дороге.

– Да. Но, ты уезжал не на войну.

Целую успокаивающе.

– Ну, не такая там и война. Так, паноптикум. Цирк уродцев. Там без меня есть кому командовать. Я лишь поприсутствую, как представитель России. А то нас забудут пригласить за стол переговоров по итогам войны.

Как Матушка в 1746 году договор подписала, а англичане стали на будущий поход денег выделять, мы с Бестужевым интересную комбинацию замутили. Если выгорит. Пока я об экипировке да новациях беспокоился, Репнин армию подготовил. Да вот слёг после Новогодия с инсультом. Чуть с Матушкой не поссорился на Крещение, настаивая не добивать генерал-фельдцейхмейстера походом и заменить Василия Аникитича на Ласси, тот уже ходил туда в тридцать пятом годе. И успешно.