Текст книги "Рывок в будущее (СИ)"

Автор книги: Владимир Марков-Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Там тоже зима Матушка, море буйное, торговли нет, – развел руками Михаил Илларионович, – да и за морем заметня у персов, развалилось их царство, нам бы самое время в землях, что твой батюшка отвоевал, снова крепко стать, в смуте той можно как Петр Великий хотел путь себе в Индию обеспечить.

– Не о том думаешь, Михаил Илларионович, не о том. Что нам их сумятица? Земли дальние и гиблые для русского человека. Ведь не зря мы оттуда ушли. Невозможно там зацепиться. Да, и незачем. Что там ценного? Выход на Каспий у нас есть, торговать мы можем через Астрахань. Что нам дадут Решт или Баку? Там нет ничего полезного для Державы нашей.

Граф Воронцов заметил:

– Матушка, но это даёт нам выход к Персии. Там власть слаба и можем…

Императрица усмехнулась:

– Граф, о России ли ты печёшься? Нам до Индии всё одно не достать. Своих земель полно. И злато и камни в ней не хуже индийских есть. Пусть уж французы с англичанами там бодаются.

– Матушка, я…

– Оставим это граф. Нет никакой необходимости сейчас России тратить свои силы и ресурсы на пустые прожекты во имя чужого блага. Своих забот достаточно.

Поклон.

– Матушка, я только об интересах и прибытке России пекусь. И нет в том беды, чтобы привлекать в интересах Отечества могущественных союзников. Даже Австрия ищет союз с Францией. Назначение князя Венцеля Антона фон Кауница, бывшего до того послом в Париже, имперским канцлером тому свидетельствует и ежели этот союз отдалит Пруссию от Франции, то для России трудно лучшего желать. Европа меняется и нам нужно учитывать это.

Но, Императрица не была склонна соглашаться. Наоборот:

– Устал ты, граф. Ох, устал. Поезжай к жене, отдохни. В замок свой. Привет сестре от меня передай. Я вернусь из Москвы – призову. Ступай.

* * *

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. НОВО-ПРЕОБРАЖЕНСКОЕ. ИСПЫТАТЕЛЬНАЯ ПЛОЩАДКА. 7 июня 1752 года.

Опыт был дурацким по своей сути. Я никогда не строил самолёты. Летал только пассажиром. Видел их в небе. Знал про них кое-что.

Мои познания в авиастроении – это лишь бумажные самолётики и модели для детей. Я не Жуковский, не Сикорский и не Королёв.

Степан Нартов у меня всем летающим занимается. Но, разве я могу пройти мимо темы? Особенно когда время есть.

Воздушные шары мы уже запускали и запускаем. Множество. Толку пока не видно. Ну, чтоб практического. Мыслим про дирижабли и даже прикидываем к ним паровые двигатели. Опыты идут, но пока плохо у нас получается.

Наладим. Освоим.

Планеры Нартов тоже уже лет пять как запускает. Даже человек уже летал.

Недалеко. Низенько. Материалы не те.

Ну и разгона нет.

Потому сейчас у нас секретный опыт. Как запустить планер с места по короткой полосе при помощи паровой машины и канатов, которые за крюк сорвут с места крылатую машину и отправят её в воздух.

В теории, всё красиво. Но, пока бьются планеры через одного. Да и те, что взлетают, тоже как-то странно ведут себя в воздухе.

Падают.

Может пилота им не хватает. А может мне ума.

Пока нет. Не знаю. Я не отправлю человека на такой сырой машине. Это даже не воздушный шар и не дирижабль.

Где я ошибаюсь?

Поди знай.

Всё просто – разгони планер, и аэродинамическая сила поднимет его крылья в воздух, увлекая за собой саму воздушную машину. Если площадь крыльев и подъёмная сила достаточно велики, то такой планер, в теории, способен поднять пилота в воздух. А тот способен осуществить наблюдение и вернуть машину на аэродром. Всё просто.

Но, увы…

* * *

МОСКВА. РОЖДЕСТВЕНСКАЯ УЛИЦА. ДОМ ВАХМИСТРА ОБОЛДУЕВА. 6 августа 1752 года.

– Проходь, проходь, Иоасаф Андрийович, хазяйн ждают тебе, – чубатый Дмитро Лысенко поманил поручика, вошедшего в знакомый дом.

Иоасаф уже здесь был с отцом, когда тот полицмейстерским поручиком служил. Здесь как раз жил его начальник – полковник Обалдуев Никита Андреевич. Хороший был человек. По навету его следствием умучили. Младшему его сыну вроде дом отошел. Тот в столице в лейб-гвардии служит. Он ли ждёт его или нет? Если он, то хорошо. И боязно. Если подержит задумку, то выгорит дело у Батурина. А если на Тайную канцелярию работает, то трудно будет вывернуться поручику… Прошлый раз вот с письмами и поисками англичанина пришлось держать ответ. О письмах суконщиков, впрочем, тогда не спросили, а про англичанина Иоасаф и на дыбе дал ответ что искал что бы наказать супостата на мануфактурах народ мутившего. Пытатели посмеялись, но отпустили.

В прошлом годе у Батурина был шанс. В Москве сразу были и блудливая Императрица с подлым мужем, и Наследник Пётр Фёдорович. Только к ним Иосафа не подпустили. Если бы они вместе этим летом приехали, то был бы у поручика шанс, нашел он верных людей. Но, зимой Наследник остался в Санкт-Петербурге, и даже убей Батурин Императрицу, сказал бы новый Император ему спасибо? Под топор бы отправил. А гибнуть ни за грош – дурных вокруг Иосафа нет. У всех голова одна. В тати потом уходить тоже не вариант. За такое и в Сибири бы изловили.

Не один о народе печётся Иосаф. Не один. В прошлом годе двух «амператоров» в округе поймали. Да и в посаде где подпа́льщиков он тихо искал к нему разные люди подходили. Были и видно что из искомых им. Но те всегда о деньгах разговор заводили. А откуда деньги у поручика? Оклад да полдеревни. Даже если всех крепостных продать, то и на задуманное не хватит. В общем никакой надежды не было. Пока по весне к нему тихо казачки вот эти не подкатили.

Иосаф воробей стреляный. Уже и на дыбе был и в солдатах ходил. Так что приглядывался проверял. И они к нему тоже. На той неделе удалось без свидетелей с Дмитром на Напрудной рыбку половить. А два дня назад его в этот дом пригласили.

Боязно. Но как же без риска такое дело заварить? Да и если подставит Дмитро, так Иоасафы в отказ уйдёт. Мол обманом в дом к старому знакомому заманили.

Всё это пронеслось в голове Батурина пока они шли по сумрачной лестнице на второй этаж. Потом он вошел в дубовую дверь следом за казаком. Оконный свет ударил в глаза. Он успел только стол и сидящий за ним силуэт различить.

– Дядько Федир, – приветствовал сидящего Дмитро, – ось офицер про кого говорили.

– Иди, Дмитро, – отпустил сидящий казака, – а ты проходь, сидай, говорить будемо.

Дмитро ушел. Поручик стал различать стоящий посреди комнаты стул и стол. Черты сидящего за столом на другом стуле тоже прояснились.

«Из старшины, войсковый или бунчужный товарищ наверно, – подумал Иоасаф, руки холёные, оружие дорогое, всё же бунчужный».

Страх у поручика быстро прошел. Сидевший явно был военный и казак. Имел он какой-то странный выговор. Может молдавский или польский. Но точно не немецкий. Это уже успокаивало. Оружие его сдать не просили. Слуховых окон в комнате глаза Иоасафа не нашли… Да и речи преставившийся Фёдором Фёдоровичем такие прелестные вёл, что за них бы на колесе пять раз разложили. Потому, если уж сразу не ушел, почему бы не поведать о том, что измыслил слободских на бунт поднять. И как Императрицу извести. Похвалился Батурин и тем, что и прошлым летом был готов, вот только с Петром Фёдоровичем они не поговорили. А так бы он давно был Московским губернатором был и справедливость в городе навел.

– Думаешь тоби буде краще пид Петром? – спросил «бунчужный товарищ».

– Так если сговоримся, то будет, – не уверено ответил поручик, – да и нет больше никого.

– Вирно мыслыш, – одобрил собеседник, – мы з ным поговорым.

У Иоасафа от души отлегло. Эта часть была самой трудной в его расчётах.

– Тилко це не едыный варыант, – сказал Фёдор Фёдорович и понизил голос, – коль з Петром не слодиться, за Иваном пидеш?

– Каким?

– Антоновичем, – тихо сказал «бунчужный».

– Он же…

– Живый.

Вот же новость. Или лжа? Хотя – какая разница. Оно вельми удобнее будет за мальцом.

– Так-то даже лучше, Фёдор Фёдорович.

– От и добре.

* * *

ШИРВАН. БАКИНСКОЕ ХАНСТВО. БАКУ. 5 октября 1752 г

– Плутонг, товьсь! – Иван Анучин негромко взбодрил стрелков.

После четырёх дней в море и после недружеского приёма в Дербенте, собраться с силами было не лишним.

Первого числа они вышли из Астрахани, направленные генерал-аншефом Салтыковым практической пароходной эскадрой «вернуть Петром Великим обретённые земли». Капитан-командор Кайзер, несмотря на волнение моря, в два дня их до Дербента довел. Там местность гористая и крепость удобная. Потому горцы не испугались, когда дымящие корабли у своих берегов увидели. Попытались пушками достать. Наши ответили. Били корабли дальше. Выстрелов было много. Так что город и крепость пострадали. Но, всё равно, когда измученные морской болезнью пехотинцы высадились в порт по ним начали местные абреки стрелять. Пришлось вразумлять местных залпами фузейными и картечью. Привезённые кирасиры к крепости бросок сделали. Ворота там заняли. Потом уже недолгим было делом её взять. Шах местный, когда силу увидел, сам цитадель сдал и присягу Елисавете Петровне принял. Он всего семнадцать лет как перестал быть русским вассалом. Вот почему нельзя было парламентёра выслать? Из-за глупой стычки десант каждого десятого потерял. В основном они в лазарете. Но, немало преданы там горам…

Подпоручик не сильно, впрочем, скорбел. Мало кого из погибших он знал лично. После возведения на Трон Елисаветы Петровны пребывал он гренадером в Лейб-Кампании. Потом Цесаревича Петра охранял. Его Итальянский дворец многому Ивана научил. Так что в Маастрихт Анучин уже сержантом Лейб-Гвардейским ушел. А это, пусть низший, но Табели о рангах чин! Вернулся уже фельдфебелем. И на офицерский чин сдал. Но, тут его с Цесаревичем и разлучили. Дали годовой отпуск в небольшое его поместье, а Петр Фёдорович уехал на Урал.

Иван, будучи при Наследнике, да при ученых арестантах его шарашки, многое уразумел. Потому за год отпуска крестьян своих пошехонских картофель растить научил. Обязал ему оброк картофелем отправлять. В Ораниенбауме это земляное яблоко ценят, потому по хорошей цене берут, а для него наценка ещё поскольку он там каждому служителю «свой». В общем, стало Анучину и на квартиру для семьи в столице и на выезд, и на балы хватать. Впритык. Но ведь ещё и жалование есть. Гвардейское.

Всё вроде наладилось. Да вот в августе приставили его к этому плутонгу. Графа Петра Ивановича Шувалова сопровождать. По делам инспекции таможни и организации торговли. Там уже в экспедицию на Ширван под начало бригадира Закряжского определили. А тот, хоть и вояка, но тех же пароходов не видел. И рихманские лампы на них тоже в первый раз увидал. В общем, стал Лейб-Гвардии подпоручик при Александре Артемьевиче вроде как за советника. Сошлись они с бригадиром, Анучин-то и машинах паровых и в прочих диковинах от Цесаревича лучше всех, кроме непосредственно к ним допущенных, здесь понимал.

– Иван Агапович, местный хан Мирза Мухаммад будет на пристани, – обратился Анучину капитан-командор Кайзер, – наши сигналят из города что условия он принял, проследите чтоб почетный караул был по чину, я сдвоенные сходни для ваших кину.

Вот всегда бы так. А то пошлёт куда Государыня сугубо по прихоти своей поелику. Ни местным здрасти, ни пожалуйста, а ты за капризы эти пули в товарищей получай. Баба, что с неё взять. Пётр Фёдорович такого бы не допустил.

– Сделаю, Антон Андреевич, – ответил лейб-гвардии подпоручик, – не первый раз чать князьцов бусурманских на караул брать.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. АКАДЕМИЯ МОРСКОЙ ГВАРДИИ. 27 декабря 1752 года.

Рождество и Рождественские гуляния. Как без этого? Никак.

Столица и Россия гуляют. Где-то скромнее, где-то роскошнее. Петербург вне конкуренции. Службы в церквях. Гуляния на улицах и площадях. На деревенских улочках и на каменных мостовых.

Праздник.

За прошедшие десять лет с моего приезда Санкт-Петербург сильно изменился. И не только в плане смещения центров застройки дальше от зон наводнения. Изменилась культурная жизнь русской столицы. Первые годы, собственно кроме балов, приемов и редких музыкальных выступлений у меня или у Императрицы особенно, кроме Кунсткамеры, и пойти было некуда. Теперь же в городе появилась публичная библиотека, а силами барона Строганова и Художественный музей. Шахматный клуб опять же каждый вечер пятьдесят досок выставляет. Свою сцену приобрела балетная труппа. У Матушки к дворцовому оркестру и хору прибавился ещё и театр. В единственной пока «Театральной хоромине» шли оперы с великолепной Елизаветой Белоградской и спектакли труппы Волкова… Выступали здесь и свои, и заезжие исполнители.

Москва, дозревшая в прошлом году до двухфакультетного, пока, Университета, при нем, на манер Университета Петербургского, тоже завела театр. Но, в столице особенно блистали в части сценических искусств Сухопутный кадетский корпус и Академия морской гвардии. В первом был сильный театр, а во втором хор и оркестр. Вот его предновогоднее выступления мы с Екатериной Алексеевной сегодня и решили своим присутствием осветить.

Понятно, что к такому прогрессу мы с женой руку приложили. Но и сменивший меня на столичном генерал-губернаторстве князь Юсупов не сбавил темпа. Тот же Шляхетский корпус и его театр он лично курировал. Да и для Морской Академии не поскупился из своих средств Вильгельма Фридемана Баха, старшего сына подлеченного стараниями Лины Иоганна Себастьяна, пригласить.

Так что, не удивительно что концерт открылся «Токката и фуга ре минор», которая полюбилась уже публике в авторском фортепианном и органном исполнении. Вильгельм Иоганнович сегодня превзошёл всё что я слышал здесь. Похоже, что он нашел свою стезю. Слаженная игра струнных и духовых инструментов зачаровывала не хуже труб органа. Да и сам маэстро так виртуозно управлял этим подаренной мною палочкой что многие в восхищении приходили именно на него и смотреть. Впрочем, на меня тоже все смотрят с почтением. Смог я за два года, чинов не имеючи, своё положение в обществе восстановить. Даже задвинул некоторых Матушкиных фаворитов.

Здесь же у меня сегодня был другой фаворит – курсант Гардемаринской роты Савватий Закревский. Я его сам когда-то познакомил со скрипкой, а потом Разумовский находил для «племенника» лучших учителей. Собственно, Савка отдал всего себя морю и скрипке. Да и своим сёстрам и кузенам всегда первым заступником был. Большое у него, романтическое сердце. Даже не знаю стоит ли ему правду теперь говорить.

Собственно, он проблема больше для Елисаветы Петровны. Пока. Но не только.

Вначале думали, как войдёт «Савватий Осипович» в возраст, «опознать» его перед Сенатом, даже отца его Антона Ульриха пригласить. А потом дать подписать акт об отречении от своего законного Престола в пользу моей тётушки. Только вот расшатала она государственную систему. Даже если Сенат будет под охраной Лейб-Компанийцев, то, когда в стране узнают, что жив Иоанн III, то многие могут мятеж или смуту учинить. И это не какой-то самозванец. Официально признанный и Императрицей, и Сенатом Император Иван Третий. Живой и здоровый. А что отрёкся… Принудили! Настоящего Царя!!! Богом избранного!!! Кто, кроме Бога, может Его Помазанника отречь?!!! Никто!!!

К тому же всегда найдётся кому подбросить в этот огонь золочёные дровишки. А бунт слеп всегда, что французский, что русский, что непальский. Выжгет начатое мной до основания. Елисавета этого боится и не совладает. Так что не будем лиха будить.

* * *

* * *

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ АВТОРСКИЕ:

СЕРИЮ «МИРЫ НОВОГО МИХАИЛА» – /work/1

ЦИКЛ «СВЕТЛЕЙШИЙ» – /work/329568

РОМАН «ЭРА ВЕЧНОСТИ. ГРААЛЬ» — /work/310989

* * *

Дружественная взаимная реклама с коллегами по перу:

Наши современники, попав со съемочной площадки 2024-го в предреволюционный Севастополь 1916-го, не желая того, оказываются вовлеченными в схватку погибающих империй.

Автор знакомит читателей с реальными героями и событиями Отечественной истории начала ХХ века. Никаких фантазий – всё так и было. /work/450563

* * *

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить – возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра – или погибну снова

/reader/475541/4451330

Глава 11

Рубикон Петра Третьего

* * *

Иллюстративная картинка. Питер Ван Гюйс. «Игра в шахматы».

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. БОЛЬШОЙ ДВОРЕЦ. ШАХМАТНЫЙ ЗАЛ. 13 января 1753 года.

Защита Филидора.

Серьезное начало партии в условиях того, что разыгрывает его Мастер и Автор.

Усмехаюсь. Мы не первый раз играем. Филидор гостит у меня во дворце. Приятно поиграть с опытным шахматистом. По праву лучшим в мире сейчас. Есть ещё Легаль, его учитель, но, всеми признается, что учитель уступил первенство своему ученику, занимая скромное второе место в международной шахматной табели о рангах.

Мне до обоих очень далеко и Филидор явно не щадит меня и моё самолюбие. Но, в конце концов, мы же ради шахмат тут собрались. Хороший вечер, пылает камин, приятные напитки и к напиткам. Двое мужчин собрались скоротать вечерок и поболтать о том о сём.

В том, что он меня обыграет у меня сомнений не было. Не того уровня я гроссмейстер. Он и Людовика XV громил. Никакого тебе пиетета перед Августейшими Особами! Этот парижский Луй даже обиделся. Но, я не сноб, и, всё же, более сильный чем Людовик игрок. Даже выигрываю одну партию из трёх. Мог бы и чаще, но, времени тренироваться нет. Не для того играю. Главное, чтоб было интересно.

– Франсуа, есть ли вести из Парижа?

Тот кивнул.

– Да, Пьер. Сегодня прибыло письмо. И шкатулки с маленькими подарками для вас и прекрасной Екатерины. Я хочу вручить их вам после окончания партии.

Прекрасно, будет чем задобрить Лину, которая открыто намекала мне о том, где она видела шахматы и Филидора в сегодняшний томный вечер. Так что нужно было по-быстрому с честью проиграть, и, соблюдая нормы вежливости, отправляться в спальню на сладенькое.

Но, вечер и партия были оговорены заранее, и я не мог отменить договорённости.

– О, Франсуа, спасибо. Екатерина будет очень благодарна! Что ещё слышно из Парижа?

– Что может быть слышно в столице Мира и Европы? Версаль, балы, приёмы, поэты, художники, блестящий высший свет!

– Скучаете?

– Помилуйте! Как можно не скучать по Парижу и Версалю! Признаюсь вам, Пьер, вашему Петербургу далеко до европейских столиц, уж не обессудьте мою откровенность. Впрочем, ничего удивительного. Россия – молодая держава. И ваш дед основал не только Санкт-Петербург, но, и Россию в нынешнем понимании.

Усмехаюсь

– А до деда моего что было?

Тот пожимает плечами.

– Трудно сказать, Пьер. В Европе до сих пор верят, что по русским улицам бродят медведи с балалайками, а истории у России нет вовсе. Дикий край.

Ну, эта концепция мне знакома. И в мои будущие времена многие так «в цивилизованном мире» считали.

Словно в подтверждение моих мыслей, Филидор продолжил:

– Другое дело – Франция. Париж и многие наши города основаны ещё две тысячи лет назад древними римлянами. Да, были века упадка после падения Рима, но мы всё же подхватили факел Цивилизации. Впрочем, Пьер, кому я рассказываю, вы же сами владетельный герцог, родились, выросли и получили образование в Европе. И ваша блистательная супруга Екатерина тоже. Увы, не всегда России везёт на просвещённых правителей.

Филидор вступал на тонкий лёд политики, и я насторожился. Формально, он ничего такого не сказал, но настроение беседы обозначил.

– Пьер, в Европе очень надеются на вас с супругой. Вы могли бы многое привнести в Россию и сделать жизнь народа более цивилизованной. Франция открыта для этого и готова помочь вам в этом благородном деле. Европейское образование и гений могут творить чудеса. Я так слышал, что в Петербурге строились корабли на паровой тяге? Почему прекратили работы над ними?

Разговор всё более интересный. Вечер перестает быть томным. Прости, Лина, придётся тебе подождать. Не скучай.

Пожимаю плечами.

– Ну, это был опыт. Неудачный. У нас опыты не всегда удачные. Вот, к примеру, все попытки придать шарам с теплом внутри хоть какое-то подобие управляемости, закончились ничем. Горячий воздух быстро остывает и никакой практический пользы от них не обнаружено. Так и здесь.

– Вы могли запросить помощь научной и технической мысли Франции. Уверен, что мы бы помогли. И не только в этих проектах. И не только деньгами. Очень большими деньгами, поверьте. Ваши проекты на Урале тоже привлекли внимание в Версале. Мы могли бы поучаствовать и там.

Нет, я не крякнул с досады. Шила в мешке не утаишь. Столько опытов и столько лет. По Волге и Каме уже свыше полусотни пароходов шныряют туда-сюда. И в районе Москвы тоже. Было бы странно, если бы буржуи, как я их по старой памяти называю, ничего бы не заметили.

А Филидор не зря был не только лучшим в мире шахматистом, но был и известнейшим известным музыкантом. Отец его тоже был придворным композитором.

Так что, партию, симфонию или оперу он писал и разыгрывал грамотно.

– Умный и проницательный правитель – это счастье для державы и её подданных.

Что ж, лёд всё тоньше. Пока не государственная измена, но, что-то подсказывает…

Плавно ухожу от темы, не прерывая её:

– Ну, я не правитель.

Мой оппонент-искуситель улыбнулся:

– Отчего же?

Понимай как хочешь. В том числе «отчего же не правитель», «отчего же ещё не правитель» и так далее.

Но, он опытный господин и тут же добавляет:

– Вы – Дофин России и очень популярны в Империи. Вы многое можете и имеете влияние. Вашему Малому Двору позавидуют многие небольшие королевства и герцогства Европы. Вы умеете собирать вокруг себя интересных людей.

Ага. Прошлый такой «сбор» закончился моей ссылкой и разгромом Немецкой Партии. Впрочем, Русской Партии, как таковой, тоже больше нет. Матушка зачистила поляну. Теперь есть люди вокруг неё. Не всегда умные, часто нечистоплотные, но, вот такие. Увы, Императрица всё чаще собирала вокруг себя просто приятных и удобных ей людей. Часто в ущерб качеству и делу. И в Париже это знали. И подозревали, что это всё мне не слишком нравится. И многим в России не слишком нравится.

Такие вот у нас шахматы.

Филидор сделал следующий ход (в том числе и на шахматной доске):

– Мне нравятся наши партии, Пьер. Вы сильный Игрок. Ваша Игра основана на планомерном завоевании сильной позиции. Но, вы, Ваше Высочество, молоды, оттого импульсивны и делаете ошибки. Впрочем, лучше Вас в России игрока нет. Да и в Европе сильнее Вас в шахматах разве что я, Легаль, Стамм и граф ди Салабуэ. Над другим Вы бы ваше величество неизменно одерживали победы. Класс игры растёт если играют сильнейшие. Нам нужно чаще играть друг с другом.

Франсуа-Андре Даникан Филидор

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. 14 января 1753 года. Ночь.

Лина резко села в постели.

– Что это?

Киваю.

– Ничего хорошего. Чего бы нам стучали в дверь посреди ночи…

– Так открой.

– Накинь на себя что-нибудь.

– От двери постель не видно. Но, ты прав.

Она спешно прикрывала свою наготу ночной рубахи одеждой в виде халата. Я был занят примерно тем же самым.

Стук в дверь продолжался. Условный. Похоже мой кабинет-секретарь. Терпение его видно лопнуло и из-за двери донеслось:

– Государь! Государь!!! Срочно!!!

Да, так не ломятся только лишь для того, чтобы пожелать нам доброго утра.

Вчера было отдание праздника Крещения Господня, так что пришлось немного в церкви постоять, потом была куча дел, а затем мы сыграли традиционную партию в шахматы Филидором. Франсуа Андреевич гостит у меня после Нового года. Сильный игрок. Сильнейший. И рассказчик хороший. Змей-искуситель. В общем за очередными его парижскими байками и вином вечер затянулся, так что разошлись мы почти в полночь. Жена сделала вид, что спала и на моё возвращение не среагировала. Игнор включила, как сказали бы мои внуки. Обиделась.

Темень за окном. Часа то два хоть поспать мне дали?

– Лин, который час?

Жена хмуро наводит лампу на свои часики «от Нартовых».

– Три часа с четвертью.

Встаю. Открываю дверь спальни.

За ней взволнованный мой кабинет секретарь Гудович и дежурный офицер.

– Государь, срочная депеша из Первопрестольной, – говорит поручик.

Беру конверт и распечатываю.

«Убиты Государыня Императрица и Князь-Супруг. В городе волнения.»

– Давно пришла?

– Четверть часа как, Ваше Императорское…

Какие в ночи волнения? Соцсетей ещё нет. Значит мятеж?

– Благодарю, поручик. Ступайте. Я сейчас подойду.

Служивый отдал честь и ушел в темноту.

Поворачиваюсь к Гудовичу.

– Андрей.

– Да ваше Императорское В…еличество.

Меня обжигает титулом. Но если телеграмма верна, то что уж теперь. Король умер – да здравствует Король!

– Тихо подними Берхгольца и обер-гофмаршала, или кто там сегодня вместо него, пусть без паники будят своих, да сам ступай бумаги готовить, на разный случай, и лишнего не шуметь!

Возвращаюсь к жене. Та взволнована.

– Петер… Что стряслось?

Сказано по-немецки. Она прекрасно говорит по-русски, но, когда волнуется, неизбежно переходит на родной язык.

Качаю головой.

– Ничего хорошего точно. Сообщается, что Императрица и Разумовский убиты в Москве. В городе бунт.

– О, Господи… А дети?

Хмуро качаю головой.

– Бог его знает, что с ними…

– Сведения точны?

Пожимаю плечами.

– Не знаю, любовь моя. Мы здесь, а Москва там.

– Может быть ошибка?

Кивок.

– Всё может.

Лина заходила из угла в угол.

– Петер. Теперь ты – Император. Выхода нет.

– А если ошибка?

– А если не ошибка, то нас с тобой убьют, а детей отнимут. Решайся. Иди в комнату связи. Я сейчас тоже подойду туда.

За окном пропел петух. В такую рань? Неважно.

Хотя нет. Надо караулы на усиление перевести. Нажимаю кнопку. Караулка на пару этажей ниже. Рихман по весне туда электро-звонок на своих батареях сделал. Звонит. Ещё и ещё звонок. «Аврал» он же «Свистать всех на верх». Топот пошел. Побеспокоившие петуха нас с семьёй в врасплох застать не успеют. Может опасаюсь зря. Полдома наверно разбудил. А без шума хотел.

Да-а. Хорошее начало хорошего дня, мать его.

Спешно натягиваю штаны и сапоги. Накидываю кафтан и камзол. Застёгиваюсь, уже спеша по коридору. Четвёрка усиленной охраны уже со мной. В «телеграфную» тут недалеко. Я позаботился, чтобы центр связи был рядом со спальней и моим кабинетом. Но, бережёного Бог бережет.

Вхожу. Мой голштинский генерал фон Брокдорф и мой генерал-адъютант Яковлев здесь. Заспанные. Похвально.

– Приветствую, господа офицеры. Какие сведения?

Господа офицеры щёлкнули каблуками и отдали честь.

– Государь!

Ловлю себя на мысли, что обращение «Государь» – самое точное и нейтральное в данной ситуации. Кто я? Государь-Наследник или Государь Император? Поди знай.

– Вы делали повторный запрос?

– Да, Государь, уже подтвердили сведения.

Так быстро? Впрочем, там всего пара слов, летящих со скоростью света.

– Какие ещё сообщения?

– Петербург молчит, спят все.

– Отправьте срочный сигнал разбудить командиров гвардейских полков, и генерал-прокурора Сената, хотя… последний же как раз в Москве, обер-полицмейстера и генерал-губернатора пусть будят, остальных штатских пока не надо.

– Есть, Ваше Императорское Величество!

Уже Величество. Быстро они определились. Мне бы ещё быть в том уверенным.

– Связи с Ново-Преображенским нет?

– Нет, Государь.

Плохо. У меня там конечно солдатская слобода вокруг, но больно ценные гости. Не хотелось бы ещё погореть на милосердии.

– Государь, телеграфируют из Ревеля…

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. 14 января 1753 года.

Ветка телеграфа дотянулась до Ревеля в прошлом году. На востоке он уже достал до Тулы. Тянут на Выборг, Ригу и Нижний Новгород. В Ярославле вроде есть уже связь. Дальше пока по старинке – курьеры едут. Они же дублируют важные сообщения. Но, им меж двух столиц три дня скакать.

– Телеграмма из Москвы ушла в Ревель?

– Да, Ваше Императорское Величество, – отвечает инженер-поручик Деколонг.

Для этого сына француза я тоже уже Величество.

– Читайте.

– Э, Го-су-да-рь.

Эх. Похоже чтение на русском не было любимым предметом Иоганна Александровича. Да что уж там.

– Яковлев, зачтите телеграмму.

Мой генерал-адъютант забирает телеграмму и вытягивается во фрунт.

– «Государь, Пётр Фёдорович, в скорбный час испытаний, войска вверенного мне гарнизона, преисполненные любовью к Отечеству единственно на Вас уповают. Готовы немедля по получению Вашего Манифеста и Приказа выступить туда, где наше прибытие, Ваше Императорское Величество, нужным сочтёте. Генерал-фельдмаршал Яков фон Кейт.»

Шотландцы похоже тоже всё для себя решили. Если телеграмма ушла и в Санкт-Петербург, то на полки генералов Фермора и Стюарта я могут твёрдо рассчитывать.

– Деколонг, а эта телеграма не передана дальше? – спрашиваю главного связиста.

– Передана, Ваше Императорское Величество, – реабилитируясь за плохое чтение отвечает Иоганн, – как и было указано в Служебном заголовке телеграмма передана до Санкт-Петербурга.

Так. Сигнал ушел. Во всех смыслах.

– Хвалю за службу, – пытаюсь не обматерить телеграфного начальника, – в следующих моих телеграммах делать ту же пометку, если нет особого распоряжения.

Инженер – поручик отдает честь и вытягивается во фрунт.

Что-то мне подсказывает что в Москву подобные реляции не нужно пока слать.

Снова входят с телеграммой. Из Кронштадта.

Забираю и пробегаю глазами сам.

«Ваше Императорское Величество,» – прямо сразу, четко, по-морскому, – «чины флота, гарнизон и жители крепости к принятию Присяги верности готовы. Главный командир Кронштадтского порта контр-адмирал А. И. Полянский».

Похоже, что армия и флот выбор сделали, отступать мне некуда. Как и вилять. Спят только штатские и те что «под шпицем». Пока столица не проснулась нужно не уехавших с тётушкой членов Сената и Синода тепленькими на присягу поднимать.

Если промедлю всякое может случится. Тот же Эрнст Иоганн Бирон, милостью Матушки, переведённый из Пелыма в Ярославль, может уже о творящимся узнать. А он по завещанию Анны Иоанновны, при пресечении совместного мужского потомства Анны Леопольдовны и принца Антона Брауншвейгского, волен в совете с Сенатом и высшим генералитетом Сукцессора для Нашей Империи определять. Генералов и сенаторов сейчас в Москве много. Так что они быстро выберут на русскую корону Сукцессора-Приемника. Или преемницу. Та же Елизавета Антоновна в Москве была при тетке моей и Разумовском. Ей лишь десятый год идёт. Но, что мешает Бирону с ней одного из своих сыновей обручить? Оба пацана уже совершеннолетние. Младший из них Карл как бы вообще не Анны Иоанновны сын… Да и Савватий наш там. Можно разных сюрпризов ожидать.

Эх, Москва-Москва. Вечно всё не слава Богу с тобой.

– Князь, сделайте приготовления для скорого Нашего с войсками в столицу выхода, – обращаюсь я к своему обер-шталмейстеру Репнину.

– Так темно, Государь, – отвечает сонно Пётр Иванович.