Текст книги "Рывок в будущее (СИ)"

Автор книги: Владимир Марков-Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Потому и ПРИКАЗЫВАЮ заранее, – сдуваю его вялость ледяным голосом, – готовьте и лошадей, и лыжи, и прожекторы, и факелы.

– Будет исполнено Ваше Императорское Величество!

Отпускаю конюшего рукой. Ему там много вошкаться. У меня же тоже дела есть. Хотя бы в Кронштадт и Ревель телеграммы короткие послать. Да и Манифест пора готовить. Двор его уже ждёт, гарнизон тоже.Сегодня и столица должна мне присягу принести. Иначе…

* * *

ОРАНИЕНБАУМ. КАБИНЕТ ЦЕСАРЕВИЧА. 14 январь 1753 год.

Отдаю общие распоряжения загружая делом присутствующих офицеров и царедворцев. Сегодня спать некогда. Мне же нужен сейчас Манифест о восхождении на Престол. Без него тебя никто не будет слушать, а те, кто верен тебе, просто разбегутся. Верить ли Телеграфу я не знаю, а проверочного курьера из Москвы ждать некогда. Три дня ему скакать. Многое за них может случится. Профессорская осторожность во мне вопит что недостаточно взять власть как Цесаревичу. Такой присяги в России ещё не было и заяви я такое – власть из моих рук начнёт убегать. Безвозвратно. Это только в кино бывает «И. о. Царя». И то, очень недолго. Даже пожрать всласть Бунше не дали. А кому поднять клич «Царь ненастоящий!» всегда найдётся. Февраль одна тысяча девятьсот семнадцатого с трусливым непринятием короны Михаилом Александровичем «до решения Учредительного Собрания» не даст соврать.

Прошлые образцы у меня в кабинете есть. По ним выпускник Лейпцигского университета и Кёнигсберской Альбертины мой кабинет-секретарь Гудович с Яриной как раз его пишут. Точнее она пишет, а он старается надиктовать. Слышу это подходя к кабинету. Сбивается, диктует вновь.

Манифест – это бумага, которая не пишется на коленке, типа «БОЖИЕЮ МИЛОСТЬЮ ОТСТАЛИ МЫ ОТ ПОЕЗДА НА ГОЛЬШТИНИЮ, ДОКУМЕНТЫ УКРАЛИ, ПОБИРАЕМСЯ. ПРОЯВИТЕ МИЛОСЕРДИЕ, КТО СКОЛЬКО МОЖЕТ, ПРИНЕСИТЕ ПРИСЯГУ ВЕРНОСТИ И ДА ХРАНИТ ВАС БОГ!»

Каждый знак имеет значение.

Андрей Васильевич старается. Но, уже вижу и слышу, что нужно будет много править. У меня свой варианты есть. В тайнике за секретной панелью шкафа. Но при них я не буду доставать. Всё что надо я прекрасно помню. Пока плыл с Урала и здесь было время посочинять.

Вхожу. Гудович поворачивается ко мне. Ярина порывается встать. Останавливаю Голенищеву-Кутузову рукой и вопросом:

– Готово?

– Ваше Императорское Величество, – частит Андрей Васильевич, – нам только на чистовую переписать.

– Оставляйте большие отступы, – даю я ценные указания, – уже слышу, что буду поправлять.

Прохожу в кабинет.

Сажусь.

Сосредотачиваюсь.

Гудович втекает из Приемной. Отдаёт черновик, ещё пахнущий чернилами, пресс-бюваром отжатыми досуха. Ярина педантична. Нельзя Мне с потёками бумагу отдавать.

Читаю.

Зачеркиваю.

Переписываю.

Добавляю.

Тоже высушиваю здешней горбатой пресс-промокашкой. О шариковых ручках остается пока только мечтать.

Протягиваю Гудовичу.

– Перепишите сразу в двух экземплярах. И мне на стол. Быстро.

Кабинет-секретарь с текстом обратно просачивается в дверь.

Минуты тянутся. Особенно ночью. Астральной лампе при всей её яркости не удается застывшую в углах комнаты вечность освещать.

Входят Гудович и Лина.

Что ж две головы лучше. Если считать за одну влюблённые головки Андрея и Ярины.

Пробегаю взглядом.

– Дорогая, ты прочла? – обращаюсь к жене.

– Да, Государь, мой.

– Как подпишу не исправлять, я – Император, Павел – Цесаревич и Наследник, ты Императрица.

Супруга едва склоняет голову.

Пробегаю глазами всё верно.

Передаю Гудовичу.

Вместе идем в освещённый уже Шахматный зал.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. ШАХМАТНЫЙ ЗАЛ. 14 января 1753 года.

Сажусь за дубовый стол. Огладываю зал.

Все главные служители моего Двора, громе занятого приготовлениями обер-шталмейстера и старшие офицеры стоят двумя шеренгами вдоль стен. Лина с детьми и Берхгольцем по правую руку, Гудович с протоиереем Симеоном и гербовой папкой по левую. Чернильница с пером, государственный герб, флаги на месте. Лампы горят.

Киваю кабинет-секретарю. Он подает папку с Манифестом. Снова пробегаю глазами. Подписываю. Гудович подсушивает подпись пресс-бюваром. Обер-камергер Берхгольц скрепляет Высочайший Манифест своей печатью и росписью. Гудович снова промачивает чернила. Батюшка крестит меня большим крестом.

Андрей Васильевич поднимает папку, набирает воздуха и начинает читать:

' БОЖИЕЮ ПОСПЕШЕСТВУЮЩЕЮ МИЛОСТИЮ, МЫ, ПЕТР ТРЕТИЙ, ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,

МОСКОВСКИЙ, КИЕВСКИЙ, ВЛАДИМИРСКИЙ, НОВГОРОДСКИЙ, ЦАРЬ КАЗАНСКИЙ, ЦАРЬ АСТРАХАНСКИЙ, ЦАРЬ СИБИРСКИЙ, ГОСУДАРЬ ПСКОВСКИЙ И ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ СМОЛЕНСКИЙ, НАСЛЕДНИК НОРВЕЖСКИЙ, ГЕРЦОГ ШЛЕЗВИГ-ГОЛШТИНСКИЙ, СТОРМАРНСКИЙ, И ДИТМАРСЕНСКИЙ, ГРАФ ОЛЬДЕНБУРГСКИЙ И ДЕЛЬМЕНГОРСТСКИЙ, КНЯЗЬ ЭСТЛЯНДСКИЙ, ЛИФЛЯНДСКИЙ, КОРЕЛЬСКИЙ, ТВЕРСКИЙ, ЮГОРСКИЙ, ПЕРМСКИЙ, ВЯТСКИЙ, БОЛГАРСКИЙ И ИНЫХ, ГОСУДАРЬ И ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ НОВАГОРОДА НИЗОВСКИЯ ЗЕМЛИ, ЧЕРНИГОВСКИЙ, РОСТОВСКИЙ, ЯРОСЛАВСКИЙ, БЕЛООЗЕРСКИЙ, УДОРСКИЙ, ОБДОРСКИЙ, КОНДИЙСКИЙ, ОБЕИХ АЛЯСОК, ЗАМОРИЙ И ОГНЕННЫЯ ЗЕМЛИ ВОЛОДЕТЕЛЬ, СВЯТОЙ ЛУКИИ, ТОБАГО, ГАВАЙСКИЯ И ЧЕРЕПАХОВЫЯ ОСТРОВОВ ГОСУДАРЬ, АНТАРКТИДЫ, АВСТРАЛИИ И ВСЕЯ СЕВЕРНЫЯ СТРАНЫ ПОВЕЛИТЕЛЬ, ОРД КИРГИЗСКИХ, ШИРВАНСКОЙ, ДЕРБЕНТСКОЙ И ТАРКИНСКОЕ ЗЕМЛИ ЗАСТУПНИК, ИВЕРСКИЯ ЗЕМЛИ, КАРТАЛИНСКИХ И ГРУЗИНСКИХ ЦАРЕЙ И КАБАРДИНСКИЯ ЗЕМЛИ, ЧЕРКАССКИХ И ГОРСКИХ КНЯЗЕЙ И ИНЫХ НАСЛЕДНЫЙ ГОСУДАРЬ И ОБЛАДАТЕЛЬ.

Объявляем всем верным НАШИМ подданным духовного, военного, гражданского и прочих чинов.

В четырнадцатый день сего января пришло скорбное известие для всех русских подданных, о трагической кончине в Москве ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИЗАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ.

Принимая Наследие ЕЁ, не допуская прерывания линии власти, опираясь на МИЛОСТЬ БОЖИЮ, на НАШИ Права, Кровь и волю покойной ГОСУДАРЫНИ, сим объявляем всем верным НАШИМ подданным о восприятии Короны Российской Империи.

Во всех городах и поселениях, в гарнизонах, полках, на кораблях флота и в крепостях, всем дворянам и мещанам принять присягу верности НАМ и НАШЕМУ Государю Цесаревичу-Наследнику Павлу Петровичу, который будет наследовать Корону НАШУ за нами.

Впредь наследование Короны НАШЕЙ идёт по мужеской линии от отца к сыну и далее. В случае, если прервётся мужеской род возлюбленного сына НАШЕГО Павла Петровича, то наследование Короны переходит в род младшего сына НАШЕГО Алексея Петровича, а по его прекращению к другим сынам, рождённым в разнородном браке НАШЕМ. В случае пресечения и в этих родах мужского потомства, наследование переходит по мужской линии потомству дочери НАШЕЙ Натальи Петровны, а ежели она или её потомство не смогут принять Престол, то к потомству других дочерей наших с Царственной Супругою НАШЕЙ.

Всякое наследование, установленное прошлыми Царствованиями, упраздняется. В случае прерывания дней НАШИХ земных до достижения сыном НАШИМ совершеннолетия, опеку за Малолетним ИМПЕРАТОРОМ и Правление Державой НАШЕЙ поручаю возлюбленной супруге НАШЕЙ ИМПЕРАТРИЦЕ ЕКАТЕРИНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ.

БЛАГОСЛОВИ БОГ НАС, НАРОД НАШ И ДЕРЖАВУ НАШУ.

Дано в Ораниенбауме. 14 – сего января 1753 года от Рождества Христова.

На подлинном Собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою начертано:

ПЁТР'

Лица у всех восторженные. Подходит Лина и напамять начинает читать текст присяги.

– Муж мой, Государь мой, Император мой, клянусь тебе и Государю Наследнику-Цесаревичу Павлу Петровичу в верности. Именем своим, честью своей, родом своим. Не допущу ущерба интересам твоим и Короне Твоей. Всяк, кто измыслит что худое против тебя и интересов твоих, будет мной покаран. Клянусь тебе в том пред Ликом Господа Бога нашего Иисуса Христа. Бог свидетель моей клятвы. Прими её.

Она очень серьёзна. Конечно, это вольное изложение текста присяги Императору, но, что это меняет?

Склоняю голову.

– Я принимаю твою присягу. Встаньте рядом со мной, Ваше Императорское Величество.

Екатерина Алексеевна подводит Павла, другие наши дети выстраиваются рядом.

Берхгольц, Гудович, Брокдорф, Яковлев, Деколонг, отец Симеон… Все по стоящей перед столом на пюпитре папочке старательно и точно зачитывают текст Присяги.

Что ж, пути назад нет.

Рубикон пройден.

Как и Цезарь я не могу идти против своей армии.

Я не знаю, кто стоит за событиями в Москве. Да и каковы эти события я тоже не знаю. Может ли быть сообщение о гибели Лизы поспешно? Может. Могли заговорщики найти Ивана Третьего в Ново-Преображенском? Сомнительно. Савватий сам, кто он есть, не ведает. Мы его хорошо прятали на видном месте и хорошо легендировали. Но, кто знает? Однако, кто мешает появиться ЛжеИвану? Или Бирону назначить для России правопреемника? А там с Елисаветой Петровной была еще и Елизавета Антоновна. Или вот приносящая сейчас Присягу руками и пытающуюся голосом наша умненькая Катя. Тоже Антоновна. Чем она, не настоящая и истинная, хоть и некоронованная Императрица Всероссийская Екатерина Вторая?

Катя, конечно, моя дочь, но, кому это интересно? Она имеет всё права и может стать Знаменем.

Катя ещё мала. Могла бы присяги не приносить. Но это её порыв.

– Я принимаю твою присягу. Произношу я, четко глядя на неё. И повторяю это руками. Она светится от радости.

Если кто-то всё же выкликнет другого на Царство? Что мы получим? Гражданскую войну. К радости всех врагов России. Надо действовать быстро.

Много у нас Императоров и Императриц развелось. Как там в «Горце»? Останется только один!

Да. Идея «Горца» близка мне. Человек, живущий сквозь столетия. Бессмертен ли я? Нет. Мне тоже можно отрубить голову. На плахе.

Who Wants To Live Forever?

…Полчаса спустя на главной дворцовой площади Ораниенбаума гарнизон приносил мне присягу. Пришли сообщение из Стрельни, Елисаветпорта, Ревеля, Кронштадта… Там заняты тем же самым. Сопротивления или волнений нигде не отмечено. После войск присягу принесут дворяне и мещане. Крепостных, понятно, никто ни о чём не спрашивал. Это господские игры.

Мне нужно срочно в Петербург. Если что, то тут, в лавке, останется Лина. Она справится. Её уважают, а решительности у неё больше, чем у меня. Может потому, что она – мать и готова за детей загрызть кого угодно?

Моряки уже сообщили что высылают в Ораниенбаум присягнувший полк морской пехоты на замену уводимым мною с столицу гвардейцам. А второй шлют в столицу. Увожу я отсюда понятно не всех. Если что-то отбиться от полка мятежников Лине солдат хватит.

Вот пришло сообщение, что Преображенцы присягнули, полки Левашова и Стюарта, дивизия Стрешнева. Значит ещё могу роту оставить здесь. Доберу в Стрельне. Мне по столице ещё сенаторов собирать. Может даже пинками. В Санкт-Петербург я должен войти до рассвета с силой которой бы никто бы перечить не посмел. Тогда на Москве могут хоть деда моего здешнего «воскрешать».

* * *

* * *

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ АВТОРСКИЕ:

СЕРИЮ «МИРЫ НОВОГО МИХАИЛА» – /work/1

ЦИКЛ «СВЕТЛЕЙШИЙ» – /work/329568

РОМАН «ЭРА ВЕЧНОСТИ. ГРААЛЬ» — /work/310989

* * *

Дружественная взаимная реклама с коллегами по перу:

Наши современники, попав со съемочной площадки 2024-го в предреволюционный Севастополь 1916-го, не желая того, оказываются вовлеченными в схватку погибающих империй.

Автор знакомит читателей с реальными героями и событиями Отечественной истории начала ХХ века. Никаких фантазий – всё так и было. /work/450563

* * *

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить – возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра – или погибну снова

/reader/475541/4451330

Эпилог

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. ЦЕНТР СВЯЗИ. 14 января 1753 года.

Лина:

«Любимый, я так волнуюсь за тебя. Ты как там. Покушал хоть?»

Я соврал:

«Да, любовь моя. Неужели ты думаешь, что меня оставят голодным?»

«Они» бы и не оставили, просто некогда было. Сначала дорога, потом, по прибытии, объезды и смотры полков столичного гарнизона, гвардии, кавалерии, пехоты, морпехов, флотских экипажей. Заслушивание присяги верности своему Императору от тех, кто, по тем или иным причинам ещё не успел это сделать.

Нет, я вру, конечно. «Маковая росинка» у меня во рту была. После принесения присяги в каждом полку мне подносили на серебряном подносе хрустальную рюмку с водкой и походной закуской. Мне бы и в золотой рюмке подносили, но мороз на улице. Благо, ввиду большого количества полков и частей, наливали мне буквально на один глоток, а то бы я ближе к ночи подзакидался бы. Сильно помогло что мои родные кирасиры термосками с борщом и мясной кашей в обед поделились. Мало конечно, но хоть желудок не пуст. Да ещё и чай не давал горлу и мне замёрзнуть.

Ну, вроде ничего не случилось. Молодой крепкий организм, мороз и постоянно то в седле, то в седло, то из седла. Ещё та гимнастика. Но, войска должны видеть своего Императора. И, конечно, торжественные слова с моей стороны. Обещания. Ничего особо конкретного. Величие России, верю, горжусь, уверен и прочее. В общем, за Бога, Царя и Отечество.

А что я им мог пообещать, кроме отеческой заботы и искренних молитв за каждый полк и за каждого воина России?

Конечно, по моему отбытию, нижним чинам выдавалась от имени Царя-Батюшки водка и выкатывалась закуска. Серебряный рубль и обещание всех наградить серебряной же медалью «В память воцарения Императора Петра Третьего». Господа офицеры кутили отдельно. Лишь часовые и дежурные с завистью смотрели на то, как товарищи гуляют и с нетерпением ждали смены караула.

Был ли риск, что солдаты всего гарнизона упьются, а подлый враг нападёт? Я и мои генералы считали этот шанс минимальным. Ну, у них были свои резоны, а у меня свои.

Жива ли Матушка? Вопрос из вопросов. «Прозвон» сети Башен не показал прерывания сигнала на каком-то из участков. Однако, Нартов, которого я привёз с собой, обратил внимание на то, что ответный сигнал часто из Москвы приходит с задержкой. Стабильной по времени задержкой. Просчитать это не так сложно. Каждая Башня сигнализирует о приёме сообщения, параллельно передавая его дальше. Тут вроде всё было в порядке. Но, между Петербургом и Москвой шесть десятков Башен. Сигнал хоть и идет от Башни к Башне со скоростью света, но, на каждой Башне связисты должны принять сигнал, записать в журнал дежурств, и передать дальше по линии. А это время. Скорость передачи сигнала конечна, как и скорость самого света во Вселенной.

Так вот, технический сигнал о получении из Москвы возвращался к нам в расчётное время. А ответ на содержательный вопрос идет с трёх-пятиминутной задержкой. Мы с Нартовым делали запросы дополнительно, часто закручивая смысл вопроса, на них задержка ещё больше возрастала. Возникало даже ощущение, что «собеседник», а им был, как правило, генерал… путается в ответах и не знает того, что должен знать по должности. Впрочем, если верить сообщениям, в Москве пожары и бунты, а тут мы ещё с Манифестом и присягой, так что адресат действительно мог не знать ответа.

Тут как раз Нартов появился в дверях.

– Государь. На два слова.

Киваю. Выходим в комнату начальника поста связи. Тот быстренько вспоминает о срочных делах и выходит.

– Говори, Степан.

– По моим оценкам, что-то не так на полпути до Москвы. Одна из Башен неправильно передает сигнал. Вроде всё верно. И исходники, и подпись, и код сообщения, но… В общем, я не удивлюсь, что мы и Москва получаем разные сообщения.

– Мы можем определить, что за Башня?

– Нет. Не так быстро. Я бы присмотрелся к пяти-семи башням. Любая из них, если мне чутье верно подсказывает, может врать.

Хмурюсь.

– Далеко от нас?

Тот пожал плечами.

– Вёрст двести-двести пятьдесят от Петербурга. Чуть меньше чем, полпути.

Может всё проще, перепились на какой-то башне, вот и тормозят ответы. Но, характер задержки говорит, что сообщения читают. Вдумчиво, с пометками. Может и правят. Что ж, радиоигра налицо, если Степан не ошибается. И это не бунтовщики-крестьяне, те не умеют с оборудованием обращаться, тем более так тонко и знать наши коды. Буду исходить из этого. Значит…

Спрашиваю:

– Выводы твои?

– Государь, у меня плохие выводы. Башня сама по себе не может взбеситься. Подкупить связистов можно, но… У них семьи. Будь я на месте злодеев, я бы так или иначе захватил Башню, а персонал принудил делать то, что скажут. Пригрозив семьям и посулив денег. Ну, мне так представляется.

Да, у меня выводы были примерно те же. Не зря во Вторую Мировую разведки всего мира пытались вербовать именно настоящих радистов противника, чтобы вести качественную радиоигру по дезинформации врагов. У нас система проще, чем ключ Морзе, но, всё равно. Просто с улицы её не освоишь за полчаса.

Итог? Итог неутешительный. Я не знаю, какой сигнал доходит до Москвы и какой приходит нам.

– Степан, но ведь исходные коды на телеграммах о смерти Матушки были правильными?

Кивок.

– Да, иначе мы бы не признали бы их подлинными. Там всё было в порядке. Но, это ничего не значит в данной ситуации.

М-да. А мне вот как раз сейчас идти в Тронный зал и под торжественную бравурность усаживать свой зад на Престол Всероссийский, дабы аристократы и высшие чиновники принесли мне присягу верности. Благо пинками удалось собрать большинство Сената и те выдали решение о признании меня Императором (а куда бы они делись?), но…

Жива ли Матушка? Поди знай…

* * *

НОВГОРОДСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ПРЕДАЮЩАЯ СТАНЦИЯ №31 «ЕДРОВО». 15 января 1753 года.

– Быстрей, быстрей, канальи! – мало спавший в последние три дня Шарль д’Эо́н подгонял своих перегревшихся за ночь внутри башни товарищей.

Нужное сообщение из Москвы час как пришло. Но, Петербург, не освещенный пожарами спит ещё, особенно после вчерашних верноподданических возлияний. Потому подготовленную заранее депешу нужно передать вовремя. А потом, закрывать лавочку. Даже спешащие из русских столиц навстречу друг другу курьеры уже не помешают их замыслу. Впрочем, он бы к тому, особо быстрому, что они поймали два часа назад, отослал в Рай ещё парочку. Или в Ад. Но, это точно без разницы.

– С лампой осторожней, ироды! – недоспавший организм шевалье оживал, – Жюль, ты хорошо обложил лампу?

– Хорошо, Шарль, не зуди.

Вот же соня. А позавчера в полночь, когда две «француженки» заявились «развлечь господ офицеров» на Телеграфную станцию, как же он хорошо ножи метал! Впрочем, этих отставных вояк очень удивила и возникшие из-под юбки у Шарля шпаги с дагой. До сих пор лежат рядом на складе и удивляются. Жаль времени было мало, а то можно было бы кого-то из смены просто перекупить. А то «на ключе», как русские говорят, у привезённых из Петербурга наёмников-телеграфистов глаза слипаются.

– Дидье, ты всё что надо сжёг?

– Всё, Шарль, всё, – ответил здоровяк, – и лампы все уже на складе побил.

– Молодец, тогда фитили к бочкам пока крепи, – выдохнул д’Эо́н.

– Сколько шнура резать?

– Три пью, – Шарль задумался, – три с четвертью, у нас тут дел на полчаса и три часа нам что бы уйти подальше.

– Тогда потухнуть могут, – заметил Шарль.

– Ну по два конца на бочку отрежь, – отрубил д’Эо́н, – нам спичечный шнур тащить отсюда незачем.

Шарль кивнул.

– Сделаю.

Теперь самое важное. Пока их начальство спит, пора обеим русским столицами приятную новость узнать. Точнее новости. Утром обрадуются москвичи, узнав о регенте Бестужеве, а петербуржцы о регенте Трубецком. И как там у нас начинается:

'БОЖИЕЮ ПОСПЕШЕСТВУЮЩЕЮ МИЛОСТИЮ, МЫ, ИОАНН ТРЕТИЙ, ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,…

ВОЗВРАЩАЯСЬ НА ПРЕСТОЛ ОТЕЧЕСКИЙ…'

* * *

СМОЛЕНСКАЯ ГУБЕРНИЯ. РОСТИСЛАВЛЬ. 21 января 1753 года.

– Що Иоасаф, не жалекуешь що з нами пишов? – спросил «дядько Федир» беглого поручика, – у Москви генералом бы був!

Соватажники хохотнули. Иоасаф скривил улыбку.

– Не жалкую, товарищ!

Ещё бы он жалел. То что дело их шито белыми никами он засомневался с первой встречи. Но больно уж ему «справедливости» хотелось. Когда «бунчужный товарищ» сказал что Петр Фёдорович на их условия не пошёл Иоасаф расстроился. А уж как предъявленного ему «Иоанна» видел… Не тянул лицом тот двадцатилетний хохол на покойного императора, зато умом тянул, лет как раз на четырнадцать. Но отступать то было некуда. Да и «Фёдор Лысенко» хорошие деньги платил. И поручику и его сотоварищам. К тому же в этой казачьей ватаге дух какой-то был. Вольный. Не как в полку. Иоасаф Батурин и не заметил как к ним прикипел. А «генералом бы был»… В полку то точно в те дни его отсутствие отметили. Могли бы и плетей дать, а то бы и вовсе разжаловали.

– Дядько, довго мы цього хвороблывого выкреста будемо везти? – встрял в беседу Дмитро, – йиды в рот не бере, ногы насилу волочыть!

Ватажник засмеялись.

На отрока зажатого между Дмитром и Потапом было больно смотреть. Он точно был болен. Да ещё дальнее путешествие…

Зачем атаман его подобрал Иоасафу Батурину было непонятно. Оглушенный вьюноша упал в карете удачно. Порезов или переломов не имел. Ну головой ударился – эка печаль? Собственно он из кортежа Императрицы после взрывов один остался цел. Правда пару раненых кирасир и одного служку пришлось добивать ватажникам. А этот был без сознания.

Уж лучше бы оружия побольше бунчужный там прихватил. Фузии были справные. Золото же с самоцветами товарищи быстро по поясам растаскали. Даже Иоасаф успел кошель да украшения с каменьями себе взять. А вот шатлен с часиками, термос и подзорную трубу с вензелем и портретом Императрицы пришлось Фёдору Фёдоровичу отдать. Зачем-то они были нужны Лысенко. Хотя… Батурин давно понял что атаман их не тот за кого себя выдаёт. Вот границу перейдут может ему о том поведают. Если раньше не порешат. Хорошо что деньги семье успел отдать. А вот эгрет, серьги с сапфирами и бриллиантами его надеждой на будущее самого греют.

– Не поспишай Дмитро, нам ще кордон треба перейты, а цей племиннык Розуму будэ нам як той щит, якщо прыпруть, – усмехнулся «бунчужный», – та й подывытьсяна нього добре – щирый парубок. Вуса на мае, алэ губыз вухамыв нього точноБрауншвейгськи. Може родыч?

Казаки уже не сдерживаясь залились хохотом.

* * *

МОСКВА. ТВЕРСКАЯ ДОРОГА. ВОРОТА В МОСКВУ. З1 января 1754 года.

Если вы думаете, что Император въезжал в Москву во главе колонны войск на белом коне, то вы ошибаетесь. Во-первых, я не идиот двигаться показушно впереди планеты всей. Да и печальной судьбы Императрицы Елизаветы Петровны я не спешил повторить. А, во-вторых, конь у меня был мой обычный – изабелловой или, если угодно, светло-соловой масти. Когда-то такая масть считалась выбраковкой породы, но, почему-то, заводчики и ценители так считать перестали, после моего прибытия из Гольштинии и нашей шведской компании. Тем более, перестали так считать после моего триумфа при Маастрихте. Да и вообще…

Теперь жеребцы и кобылы такой масти резко взлетели в цене. После моего-то восшествия на Престол Всероссийский особенно.

В общем, двигалась колонна в сторону Первопрестольной. Да, мы доехали. В общем. Уже пригороды большого города. Не Москва моего времени в двадцать миллионов человек, но вполне крупный город по здешним меркам.

Впереди, разумеется, двигался авангард. Впереди авангарда разведка, дозорные и боевое охранение.

Затем уж я со свитой и своей личной Гвардией.

Затем вся моя армия на много вёрст. Всадники, сани, пушки, лыжники, огромный обоз (а это самое главное в любом войске и на любой войне), вспомогательные части, в том числе с развесёлыми девицами и ушлыми перекупщиками (тоже неизбежность любой войны), затем уж арьергард, конные разъезды и арьергардные дозоры.

Нет, я не планировал брать Москву штурмом. Я вообще не ожидал никаких особых эксцессов после получения подтверждения о гибели Императрицы. Первопрестольная пусть всё ещё кое-где горела, но, это остаточное явление. Те, поджигатели и смутьяны, кого солдаты не повесили или толпа не пришибла, заслышав о моём приближении, либо быстро покинули город, либо затаились, слившись с толпой.

Армия мне нужна была для демонстрации силы, власти и прав, а также для проекции всего этого на окружающую меня действительность.

Прискакал с головы колонны гонец:

– Ваше Императорское Величество! Там впереди вроде целая почётная делегация. Лучшие люди. Вас вышли встречать. С хлебом-солью. Уважить хотят. Вот передали Вашему Величеству.

Он протянул мне конверт.

Ломаю сургуч. Читаю. Ну, да, бла-бла-бла. Как и всегда, в таких случаях. Но, чрезвычайно верноподданнически!

Придётся-таки ехать лично, прикрываемым лишь отрядом личной Гвардии.

Что ж.

– Гвардия со мной.

* * *

МОСКВА. ПЕТРОВСКИЙ ДВОРЕЦ. МАЛАЯ КАМИННАЯ. 1 февраля 1754 года.

Огонь камина.

За окном тёмный Кремль. Я не стал там ночевать. Мрачно там. В леднике мертвецкой лежат убитые на той лесной дороге. И Разумовский. И Матушка. И дочь их.

Опознать можно, но, даже я, повидавший всякое, вздрогнул. В моё время не додумались использовать лёд в качестве шрапнели. Хотя, казалось бы, несколько бочек пороха и возы с блоками блоки нарезанного речного льда на обочине дороги – что тут необычного?

Бабах.

Следствие установило, что в карете Императрицы все погибли мгновенно. Их просто порубало почти в фарш. Порубало и конвой. Хотя кое-кого явно добивали. А вот куда делся Иван Третий?

Вопрос с престолонаследием неожиданно для меня не был таким уж сложным. Что-то намудрили заговорщики и как-то версия с «Иоанном Третьим» в народ не сильно зашла. Во-первых, Иванов вдруг оказалось сразу несколько, во-вторых, явно с организацией сего было плохо и самозванцев выставили сугубо для отвлечения и хаоса, тему проработали спустя рукава. Да и захват Башни Телеграфа мало что изменил, разве что породил непонятности в первые часы. Мой «мятеж» с моей стороны Линии Телеграфа был принят как само собой разумеющийся факт. Новгород и Тверь присягнули Петру Фёдоровичу почти сразу. Со стороны Москвы известие о том, что некий «Иоанн Третий» назначил канцлера графа Бестужева-Рюмина главой власти тоже не встретило понимания и сочувствия. А «назначенный» для Санкт-Петербурга в правящие регенты московский градоначальник и глава Сената князь Трубецкой только от меня и узнал об этом. В общем, известие о гибели Императрицы не произвело каких-то тектонических сдвигов в сознании элит и масс. Хотя, вероятно, мятежники именно на это рассчитывали. Но, народ вздохнул и лишь пожал плечами. Погибла Матушка. Бывает. Все под Богом ходим. Значит у нас теперь новый Император – Пётр Фёдорович.

Примерно так и рассуждал обыватель всех мастей и чинов. А потом в Москву пришли реальные сообщения из Петербурга о том, что в России новый Император. Как и ожидалось, в общем.

В общем, гражданской войны у нас не случилось. Ну, и слава Богу.

Москву уже потушили. Горел город не так чтобы сильно, но порядочно. Иной раз целыми кварталами. Ну, тем проще будет строить новый центр Первопрестольной. Зачем нам ждать Наполеона? Помойку в центре надо убирать.

Да, жгли город не только, как сказали бы в моё время, диверсионно-разведывательные группы. Часто жгли местные. Кому сосед не по нраву, кто ради добра чужого, кто забавы для. Но, жгли. Может потому и не случилась в Москве смута. Некогда было. Одни жгли, другие поджигателей ловили и убивали. Иной раз очень затейливо, с выдумкой. Но, чаще, просто старым добрым топором. И вовсе не на плахе.

В общем, все были заняты. Так что, когда я с армией вошёл в город, нам и делать было особо нечего. Принять присягу. Гарнизону денег дать. За присягу и в благодарность за верность. Дворянство похлопать по плечу. Обывателю пообещать порядок и милости Божьи.

Думаю, что за неделю я тут разберусь. Тут скорее не Москва важна, как остальная Россия. Вести всюду. Особенно туда, где Телеграфа нет, а гарнизоны большие.

Нужно восстановить управляемость.

Аз есмь Царь.

* * *

* * *

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ АВТОРСКИЕ:

СЕРИЮ «МИРЫ НОВОГО МИХАИЛА» – /work/1

ЦИКЛ «СВЕТЛЕЙШИЙ» – /work/329568

РОМАН «ЭРА ВЕЧНОСТИ. ГРААЛЬ» — /work/310989

* * *

Дружественная взаимная реклама с коллегами по перу:

Наши современники, попав со съемочной площадки 2024-го в предреволюционный Севастополь 1916-го, не желая того, оказываются вовлеченными в схватку погибающих империй.

Автор знакомит читателей с реальными героями и событиями Отечественной истории начала ХХ века. Никаких фантазий – всё так и было. /work/450563

* * *

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить – возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра – или погибну снова

/reader/475541/4451330

Post scriptum

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. ЗАЛ СЕМЬИ. 28 февраля 1753 года.

Тихий семейный вечер. Страсти потихоньку улеглись. Мы вернулись в Петербург. Я из Москвы. Лина и дети из Ораниенбаума.

Все треволнения, как я надеюсь, остались позади. Последним штрихом, подводящим черту под прошлым, стали закономерно Державные похороны Государыни Императрицы Всероссийской Елизаветы Первой Петровны.

Петропавловская крепость. Императорская усыпальница. Белая мраморная плита. Буквы из золота на камне. Позади почти три недели траурного вояжа из Москвы. Остановка в каждом крупном городе. Главный храм. Толпы местных, желающих проститься. Разумеется, я периодически стоял в почётном карауле у гробов Императрицы, Князя– Супруга и юной Великой Княжны, погибших во время покушения на той злосчастной лесной дороге.

Многие женщины в толпе плакали. В церквях шли заупокойные службы. Траур и скорбь.

Конечно, никаких мероприятий к визиту нового Императора объявлено не было.

Траур.

Но, невозможно ни новому Императору, ни местной публике всех мастей, не прояснить ситуацию на местах и в столице, какие веяния, какие ожидаются перемены. Ведь французская фраза: «Король умер. Да здравствует Король!» – это ведь не только о том, чьё имя написано под очередным Высочайшим повелением или Манифестом. Это о новой парадигме жизни, о новой политике, в том числе и кадровой. Как известно из народной мудрости – «Новая метла по-новому метёт». Потому Москва, в первую очередь, Тверь и Новгород попили из меня кровушки и нервы потрепали. Впрочем, как и я им. Ведь тут как можно быть спокойным, если внутри тебя клетки – нервные?

Разумеется, кроме крайне одиозных фигур, я никого не трогал пока и за шкирку не выбрасывал на помойку. Я отлично помню графа Ушакова, бывшего главу Тайной канцелярии, который служил целому списку монархов, был им всем и для всех их, безразлично лояльным профессионалом. Он служил России, а не имени на Троне. Как говорил Павел Артемьевич Верещагин, персонаж из фильма «Белое солнце пустыни»: «Я мзду не беру. Мне за державу обидно». И таких было не так уж и мало в государственной машине Империи. И не только в казённой.