Текст книги "Рывок в будущее (СИ)"

Автор книги: Владимир Марков-Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

* * *

* * *

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ АВТОРСКИЕ:

СЕРИЮ «МИРЫ НОВОГО МИХАИЛА» – /work/1

ЦИКЛ «СВЕТЛЕЙШИЙ» – /work/329568

РОМАН «ЭРА ВЕЧНОСТИ. ГРААЛЬ» — /work/310989

* * *

Дружественная взаимная реклама с коллегами по перу:

Наши современники, попав со съемочной площадки 2024-го в предреволюционный Севастополь 1916-го, не желая того, оказываются вовлеченными в схватку погибающих империй.

Автор знакомит читателей с реальными героями и событиями Отечественной истории начала ХХ века. Никаких фантазий – всё так и было. /work/450563

* * *

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить – возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра – или погибну снова

/reader/475541/4451330

Часть вторая

Сердце из стали. Глава 7. Опала и ссылка

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. БОЛЬШАЯ ПЕРСПЕКТИВНАЯ УЛИЦА. БАШНЯ УНИВЕРСИТЕТА. 03 ноября 1748 года.

– Михайло Васильич, – с досадой попрекал я Ломоносову, ворвавшись в его кабинет, – ну, как ты мог допустить!

Ректор Императорского Санкт-Петербургского Университета изумлённо смотрел на меня и не понимал, о чем речь.

– Государь…

– Как ты не досмотрел, а⁈ Ты же сам по доносу сидел!!! – продолжал я НАЕЗД.

– Здравствуйте, Ваше Императорское Высочество… – начал отмирать русский гений, уловив ветер и суть.

– И вам не хворать, дорогой вы наш Михайло Васильевич! Зубы мне не заговаривай тут! – прервал я наметившиеся титулование меня полным титулом, что случалось, когда наш гений опять где-то накосячил. Но, нет, я не дам спрыгнуть с темы. – Миша, какого чёрта, а?

– … Фёдорович, – всё же попытался съехать в сторону Ломоносов, – а, мы тебя завтра ждали.

– И что?

– Вот обсервацию на башне сделали.

Молодцы! Мне из Старого Итальянского Дворца все их здешние достижения видно. Моей волей стал Университет рядом. На самой Большой Перспективной. Тут в моё время была гостиница «Москва». Останавливался я в семидесятые в ней пару раз. Знал от местных что вода никогда не будет сюда доходить.

– Хвалю! – продолжаю давить. – Вернёмся к сути вопроса. Так что с Миллером? Кто донёс из Университета?

Лицо Ломоносова застыло в недоумении.

– Так, Фёдорович, – отвечает мне он с обидой, – он же Отечество наше осмелился поносить!

– Миша, чур на тебя! В науке поношения Бога или Отечества нет! Не согласен – возражай, приводи аргументы, спорь! Опыты ставь, источники ищи!

– Так он же так повёртывает, что, мол, у нас славян своей истории и не было вовсе! – уже увереннее говорит Ломоносов, но вроде без обиды.

– А ты другое докажи! Возьми его метод и докажи! – продолжаю ректора строить, – дыба не прибавит науке правды, да ты, вообще, не должен был его ареста допустить!

– Э-э-э…

– Я зачем Устав Академический пробивал? – чтобы твои профессора самого Шувалова, главу Тайной канцелярии, на дыбе просвещали? Вы сами тут вопрос должны были решить!

Насупился. Думает.

Вины его конечно в случившемся нет. Как частного лица. Сам он донос, конечно, не писал, не организовывал. Но, мог же хотя бы попытаться остановить! И ладно бы не уследил. Университет большой, склок много. Он уследил! И попустительствовал сему непотребству! Это ж надо, сдать научного оппонента в госбезопасность! Ничего не меняется на Руси. Из века в век… Впрочем, в Европе не лучше. Даже в Святую Инквизицию сдавали.

Миллер, конечно, с варягами переборщил. Но, не погрешил нигде против «Повести временных лет». Источник тот ещё, конечно. Мягко говоря. В начальных датах Рюрика вообще сомнительный, но, другого нет.

Чего я взъелся? Ну, помимо сдачи ими коллеги-учёного в «подвалы Лубянки»? А с того, что фантазия у наших доморощенных учёных-историков очень богатая, они и на народные сказания будут опираться, лишь подогнать результат под эти свои фантазии и представления. А мне не нужны тут былины вместо официальной истории Государства Российского. Истории, написанной под моим чутким руководством и одобренной Государыней Императрицей.

Миллер своё уже получил, но пусть там пока у дыбы поскучает, может дойдет, а нет – так я и третий раз объясню! А то, прям, «нет истории у славян». А она есть. Да, хоть бы и не было. Ничего страшного. Будет история у России-Руси. И не в два-три века, а, минимум, в славную тысячу лет. И в варягах нет ничего постыдного. Варяги пол Европы на уши поставили, целые династии основали, вполне уважаемые люди с точки зрения «просвещённого европейца». Так что, концепция Рорик-Рюрик вполне укладывалась в общецивилизованную канву.

Мы – русские! Гордые потомки и наследники славных викингов и славян! Важнейшим из искусств для нас является кино!(жирно зачёркнуто) ОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ! А они тут доносы пишут…

– Михайло, – говорю уже примирительно, сев на край стола, – Миллер же и Сибирь всю объехал и подданство наше принял, так что, он такой же теперь, как мы с тобой, русский человек.

Вижу, что не находит что мне, голштинцу, этот архангельский мужик возразить.

– Наука – не Богословие, Миша. В ней нет Догмата Веры, – говорю спокойно, – главный критерий научности знания в том и состоит, что его можно опровергнуть или в опыте повторить.

– В физике да, Фёдорович, всему мерой опыт, – говорит Ломоносов недовольно, – а в мыслительных науках вот как? В той же истории?

– Значит, надо искать новые источники и методы. Сравнивать их и проверять. Копать курганы и старые поселения. Места битв, для поиска разных предметов, – отвечаю академику, – у каждой науки свой метод. Вдруг завтра найдём следы Вселенского Потопа. Или что мы не строим наши города, а откапываем их.

– Откапываем? – Вижу полное недоумение на лице гения. – Ну, да, Питер вот откапывали после разлива Невы и наводнения. Столько грязи нанесло. А при чём тут история?

Так, не буду смущать неокрепший ум ересью альтернативно одарённых псевдоисследователей.

– Наводнение в Петербурге – это тоже часть нашей истории. Тем более, что на нашей памяти и на наших глазах всё было. Учёные-историки через двести-триста лет только на наши записи и будут опираться. Тут хочу заметить, что в истории важно знать, что есть история академическая, а есть учебная, официальная, удобная. Та, которая сейчас власти пригодна и ею одобрена. Но, одна другую не может отменить!

Понятно, что сумятицу в мозг я ему внёс, но ни в чём толком не убедил. Ну, хотя бы развесил красные флажки и дорожные указатели.

– И всё же Миллер, больно упертый, – недовольно говорит Ломоносов, – объяснял я ему что надо уважительнее о русской истории говорить.

Вздыхаю. Умен Михайло Васильевич, да упрям.

– Он считает так, – констатирую очевидное, – даже на дыбе не отрёкся, он – учёный и считает, что за ним правда.

– Так, как же быть?

– Как быть? Говорил я ним как с тобой, объяснил разницу Фёдору Ивановичу. Отпустят его завтра. Как отдохнёт, пусть начинает писать академический курс «Русской истории» с Татищевым, Лукомским и де Пермонтом, – вижу скепсис на лице Ломоносова, – знаю, знаю, коллектив ещё тот…

Все эти деятели имеют свой взгляд на историю и жарко отстаивают его. Но, что важно, отстаивают аргументировано. Так что должен быть толк.

– Общую линию я им дал, а ты проследи, – говорю Ломоносову, – в том числе чтобы никто снова в Тайную канцелярию не угодил. А то я этим сам займусь. Ты меня знаешь.

Кивок.

– Будет исполнено, Ваше Императорское Высочество, – официально говорит Ломоносов.

Так и не понял он меня похоже. Сорвался я после Матушкиных выходок. Выслала вот, пока я был на войне, Брюммера «за связь с Лестоком». А Отто, пусть и не всё знал, но многое видел. И не дурак. А обиженный «не дурак» – это опасный человек! Как вот мне теперь ему за морем язык укоротить? Под поезд пристроить, как Анну Каренину? Так и поездов пока нет, но Каренина – это мысль, старик Отто до девок падкий.

– Оставь это Михайло Васильевич, – говорю тяжко. – Не приказ это, а просьба.

Слезаю со стола, сажусь на стул.

– Ладно, закрыли вопрос.

– Фёдорович, может чаю?

Киваю.

– Ну, давай чаю. И варенья твоего.

Нам о многом ещё спокойно надо переговорить.

* * *

МОСКВА. КРЕМЛЬ. ТЕРЕМНОЙ ДВОРЕЦ. 15 марта 1749 года.

На Златом Крыльце сидели Царь, Царевич, Король, Королевич…

Иногда победы – это проклятье, успех опасен, а последствия твоей удачи тебя всегда догонят и окажут тебе всё «спасибо» по полной.

Хотя, казалось бы…

– Его Императорское и Королевское Высочество, генерал-аншеф, Государь Цесаревич-Наследник Всероссийский, Владетельный Герцог Шлезвига, Гольштейна, Дихмаршена и Штормарна, принц Карелии Пётр Фёдорович! Внук Петра Великого!

Меня объявили. В смысле предоставили слово, поскольку я и так был в зале.

Общество самое изысканное. Ну, по московским меркам, конечно. Чай не Санкт-Петербург. Но, всё же…

Киваю присутствующим.

– Дамы и господа. Для меня честь сегодня быть здесь, с вами, и исполнить мечту многих. Уверен, что Москва и Тверь станут ближе. А вскоре и Петербург постучит в двери Москвы.

Хорошо сказал. Чёрт знает что, но, московской вольнице скоро конец. И собравшиеся это прекрасно понимают.

Огромные перспективы впереди. И огромные проблемы. Первопрестольная не привыкла так жить.

Киваю.

– Василий Яковлевич.

– Государь.

Мы вместе жмём на символический рычаг и первый луч света скользнул из временной башни дворца на передающую башню Кремля. Для её возведения пришлось укоротить монастырские подворья, оттяпывать земли князей Трубецких и Барятинских в Кремле я был пока не готов. Гедиминовичи и Рюриковичи, как никак. Матушка старалась не конфликтовать лишний раз со Старыми Семьями. А монастыри переживут.

Итак, сигнал пошёл. Из Кремля вдаль. На Северо-Запад. В землю Тверскую.

Все, условно, замерли, тихо переговариваясь между собой.

Мы ждали.

Вбежал связист.

– Государь! Ответный сигнал из Твери!

Зал взорвался ликующими возгласами. Прямая телеграфная связь между Москвой и Тверью установлена.

Ну, дальше, как всегда, виваты всякие и прочие здравицы.

Чуть позже главнокомандующий Москвы приватно заметил:

– Государь, вся Москва в восхищении от прошлогодней кампании при Маастрихте.

О, Господи, и генерал-аншеф Левашов туда же!

– Василий Яковлевич, полноте. Можно вообразить, что вся Москва там была и может свидетельствовать!

– Смею возразить, Государь, сын мой был там и тому свидетель. Сражение было выиграно блестяще! И я горд, что он имел честь служить в этой баталии под вашим командованием!

Тихо выпускаю воздух сквозь зубы. Левашов прям и упрям. Спину никогда не гнул перед начальством. Хороший офицер и генерал. Учувствовал с Минихом в Крымской кампании. С сыном его, Иван Васильевичем, пересекались мы с ним в Шведской кампании. Был молодой генерал-майор Левашов со мной у Маастрихта. Блестяще показал себя во многих сражениях. Пользуется, как и отец, авторитетом в армии. Я вот тоже пользуюсь.

Беда в том, что такие настроения в армии после Маастрихта весьма популярны. Если битва при Гельсингфорсе показала меня, как смелого, решительного, не празднующего труса юного Цесаревича, то с Маастрихтом всё значительно хуже. Для меня. Невольно, сам того пока не желая, я становился легендой. Военным вождём. За которым пойдёт армия. А мои экспедиции по всяким Антарктидам, заморские земли и острова по итогам войны, сделали меня очень популярным ещё и на флоте. А тут ещё и пароходы секретные…

Понравилось ли сие Матушке? Угадайте.

Почему в марте месяце я в Москве? Телеграфы открывать? Ага.

Проездом в ссылку. Жена с детьми дома, а я на полтора-два года отправляюсь на Урал. Мои победы на фронте обрушили мои акции и позиции при Дворе. Императрица резко охладела ко мне.

Императрица одарила меня по итогам военных побед всякими милостями, плюшками, деревнями, имениями, площадками и деньгами. И выкинула по-быстрому из столицы на пару лет.

Без жены и детей.

Мало ли что я и сам хотел поехать, но через год и иначе?

Но сказала Матушка:

– Ты обратно сильно не поспешай. Путь неблизкий. Чего два раза ездить? Осмотрись там как следует. Что да как там. Поправь что надо. Людей посмотри. А, вдруг, срочно понадобишься в столице, так я тебя сама вызову.

В добрый путь, как говорится. Пирожок возьми в дорогу.

Урал – это ведь не ссылка в Сибирь, не так ли?

Опала, как она есть. Чтоб знал, как затмевать Государыню Императрицу. То, что дозволено простым генералам, во славу ЕЁ, не дозволено Цесаревичу-Наследнику. Слишком оттеняю САМУ МАТУШКУ именем своим. В том числе и тем, что Пётр – внук Петра Великого. Внук и продолжатель.

Потому и с Линой она нас разделила. Вдруг что – у Матушки есть самые дорогие мне на этом свете белом заложники. Чтоб даже помыслить не мог.

Имеет Императрица. В смысле – умеет. А вы что подумали?

Уверен, что до ближайшей крупной войны меня вообще больше не допустит Матушка ни к армии, ни к флоту. Да и в столицу далеко не вдруг сразу. Буду червей в саду зауральском копать для рыбалки и письма жене писать.

Ну, хоть не как Миниха. Впрочем, его я скоро увижу. Он по-прежнему в ссылке. Но, выхлопотал я всё же смягчение наказания для него. Ещё не полное помилование, селиться вне Кунгурской провинции ему всё ещё нельзя, но всё же, хоть так. Я ему нашёл массу весьма полезной работы и на Урале. Для меня полезной и для России в целом.

Впрочем, я ведь не Миних. Так легко не отделаюсь вдруг что.

– Василий Яковлевич, вы хотели со мной поговорить?

Левашов кивнул.

– Да, Государь. Наслышан я о новом генеральном плане Санкт-Петербурга. Смею спросить, как вы смотрите на учреждение нового генерального плана Москвы? У меня есть изложенные и начертанные предложения, если будет на то ваша воля ознакомиться с ними.

Фух, ну, хоть он делом занят, а не заговорами.

– Василий Яковлевич, охотно ознакомлюсь. Предлагаю послезавтра встретиться в рабочей обстановке и всё обсудить.

Склонённая голова.

– Благодарю, Государь. Всё будет готово.

Киваю.

Следующим к телу был губернатор Смоленский Александр Фёдорович Бредихин. Потом Воронежский – Алексей Михайлович Пушкин. Все хотят о пользе Отечества и своих губерний поговорить.

Сыновья губернаторов Сергей и Михаил стоят подле отцов. Пожирают меня глазами в ожидании быть мне представленными.

Я невольно потёр переносицу. Растёт моя популярность среди молодого поколения аристократии и не только. Дело хорошее. Но, как бы я с такими делами не поехал на Аляску губернатором. Слишком быстро всё. И ЭТО ВСЁ Я УЖЕ ПОЧТИ НЕ КОНТРОЛИРУЮ.

Оно уже само по себе.

И у Лисаветы та же проблема.

Снова запрос на перемены в Империи. Так и до восстания декабристов недолго. Там, конечно, на площади, были в основном ветви Рюриковичей, которые решили вернуть корону «в семью», но и тут вокруг меня Рюриковичей предостаточно. Я молод и удачлив. За мной пойдут войска. И я для Рюриковичей вообще не ненавистный Романов.

Такой вот парадокс.

* * *

ОКА. ПАРОХОД «КАРЕЛИЯ». 10 мая 1749 года.

«Ланфрен-ланфра, ланта-ти-та…»

Звуки скрипки звучат над Окой. Моей скрипки. Как тогда, в далёком Белостоке, в январе сорок второго, когда я выпросил у местного скрипача у храма возможность сыграть. Еле упросил, кстати. Денег у меня не было тогда. Совсем. Нищий герцог упросил нищего еврея дать свой инструмент, что для любого мастера звуков строжайшее табу – передавать свой инструмент чужому человеку нельзя.

Играл я тогда свежо для этого времени и на паперти церкви в шляпу ему накидали прилично так монет. Он хотел отдать их мне, но я отказался. Ему семью кормить, а я как-то не сдохну с голода в дороге. Корф прокормит. Если не убьёт.

В общем, я отказался от денег. И скрипач, на удачу, вынул из шляпы первую попавшуюся монету. Один тымпф. С надписью на аверсе: «DAT PRETIVM SERVATA SALVS POTIORQ METALLO EST». С латинского: « Желание спасения Отечества превышает цену металла».

Эта монета до сих пор со мной. Как и ухо зарубленного мной в ночном лесу волка.

Пацан ведь был совсем. Это сейчас мне здесь двадцать один год, а тогда…

Сдюжил. Сдюжу и сейчас.

Сложно сейчас в Петербурге. Русская Партия моего лучшего друга Лёши Разумовского набирает вес и силу, тесня «немцев» со всех позиций. А естественного защитника их интересов в моём лице они, волей Матушки, лишились.

Хорошо ли это для России? Бездумное «импортозамещение» часто вредит развитию прогресса в родном Отечестве. С одной стороны, «поддержка отечественного производителя» – это нужное и правильное дело. С другой – опасное и вредное, когда иностранное заведомо записывается во вредное и не употребляется на пользу и во славу России. Многие мои проекты движутся только потому, что я, хоть и «немец», но Цесаревич, а движет их дальше, как это ни парадоксально, лидер «враждебной» мне Русской Партии Разумовский.

Мы так и до, не к ночи будет помянутого, патриотического доморощенного академика Лысенко доживём. И до борьбы с местным вариантом «вражеской науки – кибернетики».

Маятник качнулся. Раньше немцы травили Ломоносова, теперь Русская Партия с наслаждением травит немцев. Хорошее дело. Полезное. Для Французской Партии при Дворе. Она ослаблена после отъезда французского посла. Париж зол за Маастрихт. Но вице-канцлер Воронцов восстанавливает своё влияние на Императрицу. Даже Лёша не всегда может удержать жену от опрометчивых и явно вредных для России решений. А тут ещё и меня выслали из Петербурга на пару лет. Хорошо, если на пару.

Разгромят «немцев» однозначно. Уже согласованное с Лисаветой возвращение Миниха в Петербург вновь отменено. Не ко времени, мол. Пусть сидит себе на Урале, Матушка и так милостива к нему.

Что ж, пусть Кунгурская провинция богата и обширна, но, это плохо. Это плохо и это чревато. Наследники-то у меня уже есть. Не считая Катеньки. Мало ли. Скушаю что-то не то. И всё…

Я не имею ничего против Русской Партии, но, пока, она больше вреда приносит чем пользы. Пока не прогресс от них для России, а всё больше желание нахапать побольше, везде наставить своих людей и «не пущать!».

Скажу прямо – порой у меня руки опускаются. Вижу явное желание с водой выплеснуть и ребёнка. Зачем мои потуги и старания? Для чего? Что изменят мои пароходы и паровозы?

Играю на скрипке. Ноты у меня в голове. Зачем мне ноты? Сердце моё в этих звуках…

Вояж по Оке и Волге почти всегда прекрасен. Виды, пристани, пароходы. Красота.

Позади Коломна, Рязань, Муром. Не сказал бы что мне физически мучительно в пути, ведь, всё-таки идём мы маленьким отрядом из двух пароходов со всем возможным комфортом. У меня полноценная адмиральская каюта здесь. Так что, хотя бы в этом отношении я не бедствую. Хотя, без связи просто беда бедская. В любой момент возникнет весь в мыле гонец и сообщит, что я уже неделю как Император. А потом прискачет другой гонец и сообщит, что я неделю как не Император и за мою голову назначена награда. И я ничего тут сделать не могу и не смогу, ибо события идут мимо меня.

Идём, короче. Не так чтобы сильный отряд у нас, но, всё равно, отнюдь не прогулочный вояж. На каждом из моих (частных, прошу заметить!) пароходов по четыре орудия. По два с каждого борта. Для полноценной битвы пароходы не годятся, но отпугнуть всякую волжскую лихую рвань вполне способны. Не говоря уж о наличии на каждом пароходе взвода морской пехоты. По военным меркам у меня под началом два вспомогательных крейсера. Так что я чувствовал себя достаточно привольно и дополнительной охраны не запрашивал. Впрочем, по мере движения нас встречали-провожали всякие парусники местные. Надо же честь по чести встретить и сопроводить дорого гостя!

Везде встречали, тепло пышно привечали. Обед или ужин с лучшими людьми города и губернии (часто не одной, вся округа собиралась). Ажиотация, приличествующая случаю. Не каждый день к ним Цесаревич прибывает. Это публика линии Петербург-Москва привыкла каждую зиму, а то и каждое лето видеть Императрицу на пути туда и обратно. А тут, так далеко на восток Императрицы и Цесаревичи ездят редко. Если вообще ездят. Так что возбуждение дворянских и помещичьих масс понятно. Тут развлечения такого масштаба редки.

Конечно, собирались не только меня лицезреть, но, и, пользуясь случаем, порешать свои местечковые дела. Но, и ко мне, самые смелые и родовитые тоже дорожку протаптывали. То-сё. Чаще всего чепуха, однако и дельные предложения звучали. Надо ездить по России, надо. Из Петербурга, и, даже, из провинциальной Москвы, глубинка выглядит как-то иначе. Ну, в наших, понятно, представлениях и фантазиях.

И, как не парадоксально, в глубинке чаще нормальные русские люди, а не «Русская Партия». Впрочем, так было и будет всегда.

Что сказать об увиденном? Если бы у меня за спиной не было стольких лет попаданства, то я бы сказал, что вокруг гниль, страх и ужас. Грязь и антисанитария. Полный упадок. Впрочем, вру, лучше никогда и не было. Хотя в Европе немногим сейчас лучше. Эпоха такая.

Почему-то вспомнился фильм «Волга-Волга», где водовоз черпал для трудящихся воду прямо из реки. Далеко не со всеми реками проходил такой фокус. Ну, если жить не надоело или нет желания увлекательно провести день в сортире. Вода тут так себе. И не только тут. Не зря стратегическим продуктом морских (и не только) держав является ром. С водой и её пополнением всегда проблемы, а, чтобы экипажи не маялись медвежьей болезнью или просто не передохли, воду, взятую не пойми откуда, всегда разбавляли ромом. И каждому члену экипажа полагался ром. И не только для того, чтобы нажраться по-свински. Просто, чтоб не сдохнуть. Волга не Тобаго или Святая Лукия, у нас с ромом туго, зато положенное по флотскому Уставу «хлебное вино» есть. Да и родники по маршруту все разведаны.

В целом, здесь не города, а большие сёла и деревни. Никакой системы и городского планирования. Строили где попало, что попало, и кто во что горазд. Как говорится, кто успел – того и тапки. И ладно бы поддерживалось на должном уровне, так развалюха на развалюхе.

Впереди Нижний Новгород. Уверен, что там всё то же самое. Как-то в будущем читал записки Екатерины Великой о Нижнем. Точно не помню, но запомнилось: «Всё на боку». Да, точнее и не скажешь.

Ладно. Как говорили древние – Eo quod in multa sapientia multa sit indignatio; et qui addit scientiam, addit et laborem. Во многой мудрости, много и печали. Кто умножает знания, тот умножает скорбь. Это вот про меня.

Какие планы у меня в Нижнем Новгороде? Большие, честно сказать. Я туда где-то на месяц. Очень много нужно посмотреть, наметить и сделать, со многими нужно встретиться и провести в жизнь «генеральную линию партии». Я ж тут не просто сам по себе, как это может кому-то наивно показаться.

Два парохода – это не только страховка на случай поломки основного парохода, но, и, довольно приличный десант разного рода специалистов, которые отправились со мной в эту экспедицию. Кто-то по итогу вернётся через пару лет в Петербург, а кто-то и на местах останется, поднимать промышленность, образование, медицину, коммуникации.

А коммуникации – это да. Это серьезно.

Повелением Императрицы в Петербурге и Москве открыты два училища путей и связи. И школы при них. Да, нам не хватает академических кадров на открытие университетов, но училища, так или иначе, мы создавать уже можем. Пусть и не такого качества технического образования, как нам бы того хотелось. Опять же, главным поставщиком кадров будут верфи, флот и военные заводы. При них тоже создаются ремесленные училища в Сестрорецке и в Туле.

У меня в кармане ещё два Повеления – на открытие училищ путей и связи. В Нижнем Новгороде и Екатеринбурге. И без меня Матушка лично откроет училище в Елисаветпорте. И навигацкую школу.

Вообще, каждое такое училище имеет сразу несколько направлений: водный транспорт, дорожный транспорт и строительство, связь во всех её видах. Пока два академических года обучения. И повышение образования позже. Выхлоп пока небольшой. Пять училищ в общей сложности должны выпускать с 1751 года порядка четырёх сотен человек в год. По группе на поток на каждую специальность в каждом училище. Мало? Мало. Но, надо же с чего-то начинать сие специфическое направление. В конце концов, мы же не собираемся замещать уже существующие системы подготовки технических кадров. А людей нам надо просто-таки огромное количество. Империя велика.

И проекты наши велики в размахе своём. Одна только строящаяся линия светового телеграфа Елисаветпорт-Петербург-Москва-Нижний Новгород-Казань-Пермь-Екатеринбург-Тюмень потребует порядка двухсот пятидесяти башен и постов, со специалистами, охраной и даже казачьими патрулями вдоль линии. И даже пушек кое где. С перспективой продления линии к Омску и далее на Алтай.

Императорский Телеграф.

Становой хребет державы. Хорда. Сообщения, при благоприятной погоде, с Урала будут доходить в Петербург в течение нескольких часов, а не за пару месяцев. Расходы гигантские. Мегапроект, который потянет за собой смежные производства и сферы. Те же прожектора Рихмана тоже нужно кому-то производить. Много. И не только для башен Телеграфа. И всё остальное тоже. Только в самом ведомстве предполагается штат по итогу всего строительства в десять тысяч человек. Которые стоят недёшево и у них есть семьи, которым полагается вся соответствующая инфраструктура, начиная от лавок, заканчивая фельдшерами и учителями для детей. Итого под сто тысяч народу только в этой сфере. Не считая смежников. Гигантская цифра. Почти неподъемная. Матушка мечтает о линии ещё на Псков, на Борго и на юг. Вдруг неприятель в поход соберётся, так в Петербурге сразу узнают и подготовят войско и места сражений будущих. На Балтике со связью хоть корабли флота могут подсобить, а в лесах и степях без Императорского Телеграфа просто никак.

Но, деньги, деньги, деньги…

Конечно, это магистральные линии. До уездных городков они не дойдут. Дорого. Государству не особо и нужно. Да и купечеству местному они не интересны.

Сам я тоже не страдаю альтруизмом. Вкладываюсь в базу там, где рассчитываю получить стратегические позиции на рынке. Наши и мои личные производства «булавок» дают звонкую монету, и с Разумовским у нас полное согласие, что тратить их на балы и кутежи – непозволительная глупость. Скоро война. Большая. О ней-то я неплохо помню. Ахенский мир не устроил никого, так что мы не отсидимся тут в стороне.

Лёша хмурится приватно. На кутежи и гулянки полным ходом уходят не только казённые, но и семейные деньги. Наши проекты всё чаще начинают сохнуть без финансов. Увы. Мнение Разумовского и мнение Императрицы – это вещи всё чаще разные. А с моей ссылкой Лёша лишился важного союзника в моём лице.

Я глядел на проплывающие берега. С проплывающих судов глядели на нас. Не так чтобы «эх», но с любопытством. Пароходы здесь ещё в диковинку, а о том, кто пожаловал на «Карелии» и «Луге» знали даже последние босяки. Впрочем, они знали первыми, как и всегда.

Как там дети и Лина? Я всё больше волнуюсь. Мне не нравится происходящее.

Совсем не нравится.

В моей же истории Елизавета Петровна отобрала Павла «на воспитание». Может и тут учудить. Чудесная, прости Господи, история Иванушки и Катеньки вполне может получить своё продолжение и на моих детях.

А я ведь укушу, если что. Загрызу. Я ведь не мальчик, который не от мира сего Петя-Три.

Не баранчик на заклание и не жертвенный агнец.

Совсем.

Трон я уже точно удержу, вдруг что. Если добраться до него успею.

Матушка, зачем ты меня загоняешь в угол?

* * *

Алексей Боголюбов. Вид Нижнего Новгорода. 1878

НИЖНИЙ НОВГОРОД. ОСОБНЯК ЦЕСАРЕВИЧА. 14 мая 1749 года.

– Божественный напиток, Государь.

Киваю.

– На здоровье, Даниил Андреевич.

– Благодарю, Государь.

Князь Друцкой-Соколинский стар уже. Выражаясь языком моего времени – супер стар. Не чета мне прежнему, конечно, но, по местным меркам он весьма почтенный старик. Ему почти семьдесят. Но, бодр и энергичен, как и подобает отставному военному.

Князь Друцкой-Соколинский. Рюрикович, конечно же. Один зять – валашский боярин. Другой – Никита Трубецкой. Тоже из Старых – Гедиминович. Жена и дочь – многократные кумовья с Минихом, да и сам Даниил Андреевич с Минихом в прекрасных отношениях и считается его протеже. И лишь удалённость от страстей Санкт-Петербурга уберегла его от опалы по делу Миниха в прошлый разгром Немецкой Партии в 1742 году. Ничего, этот разгром будет ещё эпичнее, я уверен в этом. И как бы князю не вспомнили его дружбу с Минихом.

А ещё князь Друцкой-Соколинский, на секундочку, нижегородский губернатор. Толковый губернатор, надо сказать. Мне вообще в пути везёт на толковых губернаторов. Правил во вверенной его заботам губернии он жёстко, но грамотно. Взял под контроль всё производство соли – важнейший источник поступлений денег в государственную казну. А там мафия была ещё та, как я читал в докладах и сказаниях. Меры были приняты. Всякие. Некоторым и Сибирь была счастливым исходом. В общем, порядок князь навёл, насколько это вообще было возможно.

Нижний – это торговля. На территории губернии ежегодно проходит крупнейшая Макарьевская ярмарка. Огромная, надо сказать ярмарка. 1400 ярморочных помещений и 1800 лавок. Годовой привоз товара свыше 30 миллионов рублей. Для понимания, по итогам наводнения в Питере я сокрушался об убытках в тысячи рублей.

Товары из Петербурга, Москвы, Ярославля, Казани, самого Нижнего Новгорода. Много (до полутора тысяч) армян, торгующих всяким Восточным и прочим персидским – пряности, шелка, ковры. Настолько много армян, что они построили себе храм при ярмарке, а мусульмане построили с Высочайшего дозволения себе там даже мечеть.

Одно слово – крупная ярмарка и огромные доходы в казну от неё.

Есть уже и промышленность. Легкая в основном. Но, не только. В Павло и на Выксе – металл плавят. Замки, ружья и сабли делают. Мало. Но не хуже чем в Туле и Сестрорецке. Точмех почти для нынешнего времени.

В Нижнем верфи. В том числе мои. И «Завод паровых машин», который у нас на паях с Разумовским.

У меня огромные планы и на этот город, и на всю Землю Нижегородскую. Не меньшие, чем на Урал. Потому я тут так надолго.

– Смею спросить, Государь, как вам показался Нижний Новгород?

Киваю.

– Весьма достойно. Большие перспективы у сего города и всей Земли Новгородской. Но, признаюсь, дороги в городе довольно тягостны. Да и сам Нижний требует упорядоченного строительства.

Тот явно раздосадован. Он и сам это знает, но, всё равно неприятно, что Наследник ткнул носом в грязь на улицах, разваленные деревянные тротуары, отсутствие каменных мостовых на основных улицах. Согласен, это неприятно. Но, ткнул я не ради того, чтобы унизить, а, чтобы помочь.

– Государь, я готов незамедлительно подать в отставку.

Усмехаюсь.

– Э, нет, Даниил Андреевич, ни в какую отставку я вас не отпущу.