Текст книги "Профилактика"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Он с подозрением глянул на меня, прежде чем проглотить содержимое стакана.

– А почему вас это интересует?

– Да просто так...

– Вы, случайно, не журналист?

– А что, похож? – попытался усмехнуться я.

– Кто его знает. Я же, наверное, тоже не очень похож на телепата.

– На телепата? – переспросил я. – Вы что – читаете мысли?

– Нет-нет, – почему-то смутился он. – Это я просто так называю свои способности видеть. На самом деле, конечно же, я не знаю, о чем думают люди. Но когда я держу в руках чью-то фотографию, то у меня возникает странное чувство. Будто я нахожусь рядом с тем, кто изображен на снимке, причем в данный момент. И вижу не только его, но и все окружающие его предметы, слышу все звуки – если они есть – и даже чувствую запахи. Правда, такое состояние длится недолго – какие-то секунды, не больше. Но обычно этого бывает достаточно, чтобы понять, что происходит с разыскиваемым.

Я недоверчиво хмыкнул.

– Ну а если разыскиваемый давным-давно мертв и лежит под землей? Вы что, тоже оказываетесь рядом с ним в могиле?

Лабыкин резко вздернул голову, и я испугался, что он сейчас повернется и уйдет, но он сказал:

– Я понимаю – поверить в это трудно. Слепой от рождения никогда не поймет, что значит – видеть. Так и вы все не способны понять, что чувствую и ощущаю я. И вообще, не надо вам во все это вникать. Это – моя забота. Для вас ведь главное – результат...

– Ну, почему же? – искренне возразил я. – Вас ведь могли бы использовать как-то активнее и не в интересах частных лиц, а на благо всего общества.

– Как, например? – прищурился он. – Шпионить, что ли? Узнавать, что делают в тот или иной момент президенты других стран?

– Ну, насчет президентов – это вы загнули, Ярослав. А вот для поиска террористов или особо опасных преступников, находящихся в бегах, вы могли бы пригодиться.

– Так я разве против? – печально сказал Лабыкин. – Если хотите знать, я множество раз предлагал компетентным органам свои услуги. А на меня вешали ярлык проходимца и посылали подальше.

– И даже не испытывали вас?

– Не-а, – мотнул он головой. – Да и зачем я им? Ведь, если вдуматься, такие, как я, им не только не нужны, но даже мешают.

– Это как?

– А вот так! В принципе, я мог бы один заменить целые подразделения. Но кто же захочет, чтобы его лишили возможности получать зарплату от государства? Плюс всякие льготы... Не-ет, Альмакор, мы, ипостаси Господа Бога,. еще долго не будем нужны человечеству...

– Кто-кто? – Мне показалось, будто я ослышался. – Как вы себя назвали?

– А, – махнул он небрежно рукой – по-моему, поглощенное пиво уже начинало действовать на него. – Не обращайте внимания. Это всего лишь красивый образ... вычитал где-то, сам не помню – где...

– А все-таки?

– Ладно, – сказал Лабыкин, принимая из моих рук последний стаканчик. – Расколюсь, так и быть... Короче, в той статье автор утверждал, будто все известные экстрасенсы, колдуны, маги и прочие ходячие аномалии – не что иное, как воплощение тех или иных качеств Всевышнего. Мол, если Бог существует, то он должен уметь творить любые чудеса. А поскольку, как гласит Библия, мы все созданы по его образу и подобию, то в некоторых людях могут содержаться зачатки определенных способностей Божьих. Кому-то досталась способность читать мысли, кто-то владеет даром внушения, кто-то двигает предметы взглядом, а кто-то видит на расстоянии, как я...

– Любопытная теория.

– Чепуха! – категорически сказал он. – Такая же, как и рассуждения о тайных происках инопланетян.

– Ну, ладно, – решительно сказал я, покосившись на часы и запихивая опустевшую бутыль обратно в пакет. – Бог с ними, с инопланетянами. Давайте вернемся к нашему делу.

И полез в карман за фотографией.

– Обождите, – остановил меня Лабыкин, словно прислушиваясь к себе. – Еще не время. Я скажу, когда дойду до кондиции.

– Вообще-то так говорят про опьянение, – заметил я. – Вы что, работаете только под градусом?

Он коротко хохотнул:

– Если бы!.. Тогда не нужно было бы травиться этой мочой, – он брезгливо кивнул на бутыль в пакете. – Употребил грамм двести водочки – и работай!.. Не-ет, Альмакор, тут совсем другой механизм действует. И, кстати, не очень приятный – во всяком случае, лично для меня. Мне ведь не само по себе пиво нужно, а его последствия, понятно?

– Нет, – честно признался я. – Какие еще последствия?

Ярослав вдруг принялся энергично переминаться с ноги на ногу.

– Вы что, никогда не пили пиво в больших количествах? – спросил он.

– Ну, пил, – недоумевая, ответил я.

– И куда вас тянет, когда вы вливаете в себя пару литров?

– А-а, – наконец дошло до меня. – Так, значит?..

– Вот именно, – перебил меня он. – Чтобы увидеть человека, фото которого вы мне сейчас покажете, я должен испытывать сильнейший позыв к мочеиспусканию. Такая вот физиология... Кстати, вы не знаете, общественный туалет в Большом Черкасском сейчас работает?

– Не знаю, – пожал плечами я. – Я и не подозревал, что он там имеется.

– Имеется, имеется, – нетерпеливо сказал мой собеседник, начиная как бы пританцовывать. – Если хотите знать, в настоящее время в Москве функционируют сто тридцать общественных туалетов, не считая разных временных точек. Правда, власти имеют дурацкую привычку закрывать их то на ремонт, то якобы для дезинфекции, то вообще без объяснений.

– И вы знаете, где все они находятся? – поразился я.

– Приходится знать. Я и встречи стараюсь назначать клиентам в непосредственной близости от этих заведений.

– Можно было бы вообще встречаться в туалете, – подсказал я.

– Так там же дежурные, – возразил Лабыкин. – И пиво не дадут пить, и сосредоточиться на работе мешают. Да и зачем мне туалет?.. Облегчиться и за углом можно. Или в кустах. Тут хуже другое... Поймать тот момент, когда ты доходишь до такой точки, что уже почти не можешь терпеть – иначе ничего не получится. И в то же время нельзя переборщить, иначе в штаны напустишь...

– Что, бывало и такое?

– У, сколько раз! – махнул рукой он. – Особенно в первое время, когда я только начинал осваивать свои чудо-способности. А было это, еще когда я в школе учился – ведь именно так я и открыл, на что способен. На перемене набегаешься, пить хочется – ну, и наглотаешься из-под крана сырой воды. А в середине урока припрет так, что света белого не взвидишь. А у нас одна училка была, ох и вреднющая бабка! Ну, первоначально она меня отпускала, когда я просился выйти. Потом взъелась – видно, решила, что я курить бегаю, и как отрезала: «Не пущу, и всё!» А у меня уже сил нет терпеть. А до перемены оставалось еще полчаса, не меньше. Будь я постарше, может, самовольно ушел бы из класса. Но мне тогда всего десять лет было, и учителей я боялся и почитал, как каких-то высших существ. Короче говоря, вертелся я и так, и этак, как уж на сковородке, а сам чувствую: все, сейчас либо лопнет мой мочевой пузырь, либо польется из меня вся жидкость, что скопилась внутри. И вот в этот момент, чтобы как-то отвлечься, стал я лихорадочно листать учебник. И попадается мне там фотография – какой-то пейзаж средней русской полосы. Учебник по природоведению, кажется, был. И вдруг я понимаю, что каким-то образом я оказался в том месте, которое изображено на фотографии! Причем все вокруг меня реально – и трава, и деревья, и даже ветерок лицо обдувает, и дождик с неба моросит... Это мелькнуло мгновенно перед глазами, я даже не успел ни удивиться, ни испугаться. А одновременно с этим я продолжал слышать и голос учительницы, и все звуки в классе. Классическое раздвоение сознания. Ну а потом видение пропало, и опять я сижу на своем месте за партой возле стены. И в классе, оказывается, уже тихо-тихо стало, и все на меня уставились с презрением, включая учительницу. А подо мной растекается большая вонючая лужа...

Лабыкин передернулся всем телом, словно вновь переживая свой прошлый позор. А может, просто приближался к заветной «точке».

– И что потом было? – спросил я, не глядя на Ярослава.

– Несколько дней не ходил в школу, – неохотно сказал он. – Потом вообще пришлось перевестись в другую школу, потому что в той меня совсем достали насмешками. Даже кличку на меня повесили – «зассанец»... Но вряд ли это вам интересно будет... Конечно, тогда я и не подумал как-то связать свое состояние с мысленным переносом в другое место. Но потом, когда меня еще несколько раз припирало таким же образом и под рукой оказывалась фотография, галлюцинация повторялась. Я же сначала думал, что речь идет о галлюцинации. Но однажды мне подвернулась фотография не местности, а какого-то человека. И меня закинуло в то место, где он находился, и я успел увидеть, чем он занимается. А человек этот был не кто иной, как известный киноартист. И в моем видении он лежал на операционном столе в больнице, с вскрытой грудной клеткой, и вокруг него толпились врачи с марлевыми повязками на лицах и с окровавленными скальпелями в руках. Тот еще фильм ужасов был – меня чуть не вырвало, когда я очутился опять в своем теле. А на следующий день по телевизору сказали, что артисту этому была сделана операция на сердце, но она ему не помогла, и он скончался... Вот тогда-то я и прозрел.

Лабыкин вдруг замолчал и закусил губу.

Потом изменившимся голосом прохрипел:

– Ну, все, накатило... Давайте вашу фотографию.

Я протянул ему снимок Алки, сделанный в тот день, когда она выходила замуж за своего Николая.

Если сейчас Ярослав примется расспрашивать меня, кто эта девушка, кем она мне приходится и прочее, это будет означать, что я имею дело с очень изобретательным шарлатаном. Как показывала практика, девяноста девяти процентам так называемых ясновидцев помогали «прозреть» те сведения, которые выдавал им, сам того не подозревая, заказчик, а также недюжинные способности к мгновенному анализу этих данных. На неискушенную в чудесах публику этот фокус действует магически, как гороскопы, «в которых все сбывается», но к подлинным «аномалам» это не имеет никакого отношения.

Однако Лабыкин ничего не спросил у меня.

Он взял фотографию, на мгновение впился в нее взглядом, а потом закрыл глаза, и лицо его стало наливаться багровым цветом. Лоб покрылся мелкими бисеринками пота, а тело извивалось в каком-то судорожном трансе.

Прошла одна секунда, две, десять, а Ярослав и не думал возвращаться в нормальное состояние. Я машинально стал фиксировать время.

Прошла минута.

Люди вокруг нас с недоумением косились на Ярослава, который уже напоминал эпилептика, впавшего в очередной приступ, – так он дергался и стонал.

Я испугался, что сейчас он вообще рухнет у всех на виду или произойдет нечто непоправимое.

Я потряс своего спутника за руку, называя по имени, но он не откликался.

Наконец (прошло уже три минуты сорок пять секунд) Лабыкин, сотрясаясь всем телом, раскрыл глаза и вернул мне фотографию. По-моему, он был уже весь мокрый, как мышь, и не только от пота. В воздухе повис характерный запах свежей мочи. Однако брюки у него оставались сухими, и лужи под ним не было.

– Вот это да! – выдохнул Лабыкин, опередив мой вопрос. – Такого со мной еще не было никогда!

– Что, опять обмочился? – спросил я, переходя на «ты», но он этого, похоже, не заметил.

– Да это пустяки! – возбужденно махнул рукой Ярослав. – Я ж теперь ученый, памперсами страхуюсь... Нет тут другое удивительно. Никогда еще я столько времени не был рядом с объектом! И первый раз все было так четко, как будто я там действительно присутствовал!.. Интересно, почему у меня сегодня так получилось?

– Может, твои способности прогрессируют? Хотя, сам понимаешь, меня не это сейчас интересует...

– А, действительно, – словно опомнился он. Руки у него все еще тряслись, но он постепенно приходил в себя. И уже не выплясывал, как сумасшедший, а, наоборот, прислонился плечом к стене, будто ноги у него враз ослабли. – Так вот, слушайте, Альмакор. Я не знаю, зачем вам эта тетка понадобилась, но можете быть спокойны: с ней все в порядке. В том смысле, что она жива, здорова и даже, как можно сделать вывод, вовсю наслаждается жизнью.

– В каком смысле? – оторопел я.

– С мужиком в постели развлекается, – ухмыльнулся Лабыкин.

– Не может быть! – вырвалось у меня против моей воли.

Нет, в принципе, такое, конечно, было возможно, но мне было трудно представить свою сестру способной учинить сексуальную оргию с мужем после шести лет семейной жизни. Поэтому я решил уточнить:

– А как этот мужик выглядел?

– Здоровый такой лоб, – кратко ответил Ярослав. – Волосы светлые, длинные. И на правой руке наколка в виде змеи или дракона.

Нет, Алкиным Николаем этот тип никак не мог быть: муж у Алки – ярко выраженный брюнет, ростом чуть ниже меня, да и наколок у него сроду не было.

– Ну и где это все происходило? – скептически поинтересовался я.

Лабыкин мученически вздохнул.

– Адрес вам я, разумеется, назвать не могу. А комната – самая обыкновенная, по-моему, даже холостяцкая. Мебель скудная, зато кровать – огромная, как аэродром. Да, на потолке там еще прикреплено зеркало над кроватью – надеюсь, понятно, для чего?

Я смотрел на него, и мне хотелось его ударить.

Действительно, зассанец – не зря его в школе так назвали.

И вообще, где гарантия того, что он не сочинил всю эту историю на ходу, как и рассказ о своих экстраординарных способностях, инициируемых якобы только сильным позывом к мочеиспусканию? Изобретательный, зараза. И артист неплохой – я-то уж было ему совсем поверил.

Но вот эта басня про то, что Алка занимается сексом с татуированным любовником, ни в какие ворота не лезет! Уж я-то свою сестру знаю – для нее семья и дети – на первом плане, и никогда она не отличалась сексуальной распущенностью.

Я даже звонить ей для проверки, как намеревался, не буду. Тем более – при этом негодяе!..

Хотя чего я, собственно, ожидал? Что таким образом наткнусь на Всемогущего? Да Всемогущий не стал бы заниматься такими гнусными вещами!..

Я молча вытащил из бумажника стодолларовую купюру и вложил ее в потную руку Лабыкина.

Потом повернулся и пошел прочь, делая вид, что не слышу, как он кричит мне вслед:

– Постойте, Альмакор, куда же вы? Может, вам еще какие-то детали нужны про эту девушку?

На душе у меня было гадко, словно в нее плюнули. И еще было жаль напрасно потраченного времени.

Остыл я, только проехав несколько станций метро. Достал сотовый. Для начала позвонил Алке домой. Трубку, однако, взял Николай. На мой вопрос о сестре хмуро ответил: «Да я и сам хотел бы знать, где ее черти носят. Обещала быть дома еще два часа назад, а все нет и нет. И мобильник у нее не отвечает».

– А куда она поехала? – поинтересовался я.

– Сказала, что к подруге, – мрачно сообщил Николай. – Ну, ничего!.. Вернется – я ей устрою!..

И бросил трубку.

Внутри у меня что-то екнуло.

Мобильник у сестры действительно не отвечал. «Абонент не отвечает или временно недоступен», – сказал мне приятный женский голос.

Да нет, уговаривал я себя. Того, что мне описал этот хмырь, выдающий себя за ясновидца, быть все равно не может, потому что не может быть никогда.

Я приехал домой, быстренько накатал отчет для Ивлиева о встрече с Лабыкиным и выкинул всю эту дурацкую историю из головы.

Но через неделю мне пришлось ее вспомнить и оценить заново. Алка сообщила мне, что она встретила и полюбила одного человека, из-за чего собирается уходить от Николая.

– А твой новый бойфренд, случайно, не белобрысый здоровяк с выколотой на руке змеей? – мрачно поинтересовался я.

– Откуда ты знаешь? – поразилась сестра. – Ты что, уже видел нас где-то?

– Представь себе – видел, – сказал я. – Знаешь, кто ты? Ты – дура набитая, Алка!

И положил трубку.

Глава 16

Всех «подозрительных» уникумов, которые могли бы претендовать на звание Всемогущего, Ивлиев передавал Гаршину для спецобследования в так называемой Лаборатории – закрытом научно-исследовательском комплексе, расположенном за городом. По тщательно разработанной методике представители разных наук изучали «объекты», чтобы сделать выводы о наличии и развитости их экстраспособностей, а также о возможном использовании «аномалов» в интересах Профилактики.

Самая главная проблема, которая возникала перед Виталием, – ограничение свободы передвижения своих подопытных. Не все из них желали жить взаперти, даже за большие деньги, которые им платили в соответствии с контрактом. Однако другого выхода у Профилактики не было. Единственное, что мог сделать в этой ситуации Гаршин, – обещать «пациентам», что по завершении исследований их отпустят на свободу. Он не обманывал их. Тех, кто оказался абсолютно «профнепригодным», действительно отпускали на все четыре стороны, предварительно застраховавшись от неразглашения ими служебных тайн Профилактики (я не вдавался в подробности, каким способом люди Гаршина обеспечивают эту страховку – возможно, перед «выпиской» обследуемых умерщвляли, чтобы «очистить их оперативную память»). Иначе дело обстояло в отношении остальных. Первоначально контракт с ними заключался на три месяца, но зачастую выяснялось, что этого времени недостаточно, чтобы в полном объеме оценить аномальные способности.

Не все «аномалы» попадали в Лабораторию по доброй воле. Некоторых приходилось доставлять сюда под видом принудительной госпитализации.

Так случилось и с Олегом Богдановым. Его доставили сюда из Ржева, чтобы ежедневно подвергать усиленному тестированию с применением различных препаратов и иных средств.

Когда я узнал об этом, совесть моя завопила во весь голос, и я приехал в Лабораторию.

Охрана на воротах долго не хотела меня пропускать на территорию, невзирая на мое удостоверение.

«Вас нет в списке допущенных лиц, Альмакор Павлович, – упрямо твердил начальник службы безопасности, – а значит, у вас нет права посещать Лабораторию».

К счастью, Гаршин тоже оказался здесь. Лишь по его личному указанию охрана пропустила меня на территорию комплекса.

– Ты чего сюда примчался? – осведомился Виталий, встретив меня у входа в административный корпус.

Он был в своем неизменном тренировочном костюме, и сейчас эта экипировка служила дополнительным маскировочным фактором. Посторонний наблюдатель вполне мог решить, что за высоким забором находится какая-то спортивная база.

– Я слышал, что вы приступили к работе с тем пареньком из Ржева, который чуть не осчастливил все человечество, – сказал я. – Как он, кстати?..

– Нормальный парень. Как это тебе ни покажется странным, но именно это нас и не устраивает. Поэтому пытаемся подобрать ключик к тому замочку, за которым хранятся его экстраспособности... А что?

– Я кое-что вспомнил про него.

– Надеюсь, это действительно важная информация, а не сведения о размере его обуви, – усмехнулся Виталий.

– Думаю, тебя и твоих подчиненных это заинтересует, – невинным тоном ответствовал я. – Кажется, я знаю, как инициировать Богданова.

Гаршин недоверчиво прищурился:

– Тебе это ночью приснилось, что ли? Или ты всегда вспоминаешь что-то важное только несколько месяцев спустя?

– Да ладно тебе, – с досадой сказал я. – Лучше скажи, как вы собираетесь удержать Олега под контролем, если моя идея сработает.

– Тебе ведь удалось справиться с ним во Ржеве, – усмехнулся Виталий. – Почему же нам не удастся?

– Во Ржеве у меня был с собой пистолет.

– Ну а у нас имеются средства гораздо эффективнее и надежнее любого пистолета.

– Например, кресло под напряжением в тысячу вольт?

– Слушай, Алик, не тяни кота за хвост! – отмахнулся Виталий. – Выкладывай, что ты вспомнил.

Я покусал губу, лихорадочно размышляя.

Чего я этим добьюсь? Ведь, как ни крути, Олегу и так, и этак будет плохо. Не отпустят же они его, если моя подсказка сработает. Вряд ли он им нужен для исполнения только одного желания. Даже в сказках золотую рыбку или щуку, вытащенную из проруби, пытаются эксплуатировать на всю катушку, а уж от услуг Всемогущего вообще грех будет отказываться.

Я представил себе, как это будет.

«Сделай-ка нам, парень, вот это – и все, свободен».

Сделал.

А ему, в качестве благодарности и чтоб не натворил чего не следует, – пулю в затылок... или инъекцию цианистого калия... или еще что-нибудь – еще в Средние века человечество знало сотни способов умерщвлений. А потом, когда он очнется «чистеньким» от воспоминаний, все начнется заново.

И в то же время жаль его, бедного подопытного кролики, которого будут, возможно, пожизненно просвечивать разными излучениями, вводить в гипнотранс и заставлять делать то, чего он не хочет делать. А самое главное – никто не объяснит ему, почему он должен быть пленником Профилактики и сколько этот плен еще продлится. Мы исковеркаем его жизнь не потому, что мы – злодеи и сволочи, а потому, что хотим спасти катящийся под откос мир.

Поэтому не будет ли лучшим из двух зол хотя бы избавить Олега от длительного обследования?..

– Я вот что подумал, – начал я. – Если мы имеем дело с потенциальным Богом, то, возможно, активацию экстраспособностей способны вызвать какие-то религиозные или церковные причиндалы. Поэтому попробуйте дать Олегу Библию или Евангелие.

– С чего ты это взял? – спросил Виталий. – Твое предположение на чем-то основано или это плод твоих фантазий?

Я вздохнул. Ничего не поделаешь, придется выложить все. За исключением некоторых деталей.

– Там, во Ржеве, у него на столе лежало Евангелие, – сказал я. – Я еще удивился: неужели современный парень может интересоваться житиями святых? А теперь вот подумал, что, возможно, именно это ему и нужно...

Гаршин пожал плечами.

– Ну что ж, попробовать, конечно, не помешает, только что-то мне не верится в это. Такие вещи обычно срабатывают в низкопробных мистических триллерах, а в нашем случае катализатором может оказаться все, что угодно. Мы вот одну женщину уже почти полгода обрабатываем – она может ладонями, как магнитами, притягивать металлические предметы. Но не всегда, а лишь когда нанюхается бензина, и не просто бензина, а высокооктанового... Если хочешь знать, Алик, лично я все больше склоняюсь к теории о том, что каждый человек обладает в потенции тем или иным аномальным даром. Вопрос лишь в том, что дар этот прорезается при определенном условии, и чаще всего такое условие заключается в крайне редкой комбинации тех или иных факторов окружающей среды...

Ну все, пошла писать губерния. Нет, все-таки с этими докторами-академиками просто невозможно разговаривать! Стоит им сесть на свой конек – и начинают вещать языком научных статей, словно специально стремясь, чтобы простой смертный ни черта не понял в их речах, а потому поддакивал бы им, как идиот.

– А как поживает мой ясновидец? – спросил я, чтобы отвлечь Гаршина. – Прогрессирует?

Когда я убедился, что Лабыкин не водил меня за нос, а на самом деле видел мою сестру с белобрысым амбалом (которого звали Степой), я тут же доложил об этом своим шефам – разумеется, умолчав о деталях, связанных с Алкой.

Правда, сотрудничать с Профилактикой Ярослав согласился охотно – и, по-моему, не из-за денег. Возможно, его угнетал факт того, что способность «переноситься в фотоснимки» проявляется у него только в определенном физиологическом состоянии, и с помощью ученых он хотел подобрать более комфортный «детонатор» для своего дара.

– С Лабыкиным пока туго, – махнул рукой Виталий. – Да, определенные способности к телепортации у него имеются, но проявляются слишком быстротечно. От силы полсекунды удалось наскрести. А за это время человек даже не успевает сориентироваться в том месте, где он очутился.

– Да? – с сомнением сказал я. – А со мной он несколько минут продержался... Слушай, Виталь, может, вы его не тем пивом поите?

– Каким еще пивом? – вытаращил на меня глаза академик. – У него и так уже печень на ладан дышит, в свои двадцать два он успел довести ее до такого состояния, которое бывает у старого алкоголика! Мочегонные мы используем, понял? Причем те, которые не имеют противопоказаний...

– А, может, поэтому у вас с ним ничего и не клеится, что вы его не пивом, а таблетками пичкаете? Ладно, смотрите сами, но в тот вечер я поил его пивом «Толстяк». И не из стеклянной бутылки, а из пластиковой...

Гаршин пожал плечами:

– Ладно, ради эксперимента попробуем разок, но если у него дар зависит от позывов мочевого пузыря к опорожнению, то должно быть без разницы, чем эти позывы вызваны: естественным или искусственным путем... – Он демонстративно взглянул на часы. – Ну, ты сейчас в Контору?

Выпроваживает, понял я.

– Слушай, – сказал я, – а ты мне не покажешь свои владения?

– Господи, ну зачем тебе это? – сморщился Виталий.

– Все правильно, ни к чему мне на это смотреть. Только неужели ты всерьез поверил, что я перся сюда за город лишь для того, чтобы побеседовать с тобой о наших уникумах?

– А для чего же еще? – наивно удивился Гаршин.

– Чтобы решить одну шкурную проблему, – сказал я. – В Лаборатории есть комплекты самогипноза?

– Конечно.

– Ты можешь мне выделить на время один такой комплект?

– Эк тебя скрутило, – сочувственно изрек Гаршин. – На кой он тебе понадобился?

– Решил на досуге свое либидо исследовать, – с каменным лицом сообщил я. – Есть кое-какие проблемы личного характера, которые без исследования этой самой либиды никак не решаются.

– А-а, – понимающе кивнул Гаршин. – Ладно, сейчас принесу.

И не удержался от ехидного замечания:

– Только я на твоем месте решал бы личные проблемы другим способом.

– Каким? – машинально спросил я.

– Подписался бы на «Плейбой» или приобрел бы «Виагру», – с ехидной улыбочкой посоветовал Гаршин. – А лучше всего – женился бы...

* * *

Незадолго до этого разговора я решил заглянуть на бывшую «свою» станцию метро. Сам не зная, зачем. Тем более что никого из знакомых я там не встретил – за время моего отсутствия все успели поувольняться, что ли. Даже Мишу сменил какой-то шустренький паренек из новоиспеченных стражей порядка.

И только один человек показался мне знакомым.

Он стоял, прислонившись плечом к стене в переходе между двумя станциями, и наблюдал за потоком прохожих.

На улице было по-зимнему холодно, но на нем был все тот же грязновато-белый плащ, и все так же волосы были схвачены на затылке резинкой, и все с тем же жадным любопытством он вглядывался в лица людей, как и в тот памятный летний вечер, когда, удрав от Линючки, я видел его с подачи сержанта Миши.

Вот только лицо этого типа, пожалуй, еще больше осунулось и стало еще более землистым.

Я подошел к нему поближе, и мне бросилась в глаза одна странная вещь, которую я три года назад не заметил на расстоянии. Или тогда он этим не занимался...

В руке у человека в плаще был теннисный шарик, и он время от времени методично сжимал его, болезненно морщась. Сначала я подумал, что он таким образом разрабатывает мышцы кисти – где-то я читал, что подобное упражнение советуют тем, кому требуются сильные, хваткие пальцы. Борцам, например. Или штангистам.

Но ни на тяжелоатлета, ни вообще на спортсмена мужчина в плаще не был похож. К тому же, пальцы у него были покрыты множеством красных точек.

Оказалось, что шарик утыкан стальными иголками, как искусственный кактус, а точки на пальцах – следы уколов.

Так он еще и мазохист! Ведь вряд ли нормальный человек будет ни с того ни с сего причинять себе боль, да ещё у всех на виду.

Не удивлюсь, если у него дома собрана целая коллекция тех штучек, с помощью которых подобные извращенцы доводят себя до экстаза: кожаные плетки с металлическими наконечниками, кандалы, розги и, конечно же, портативная дыба, рассчитанная на современные малогабаритные квартиры.

Человек разглядывал проходящих мимо него людей, явно стараясь никого не упустить из виду.

Я отвернулся, чтобы не встречаться с ним глазами, но почти физически ощутил, как его взгляд мазнул по моему лицу.

И в тот же момент он окликнул меня.

Причем не так, как это обычно делают, обращаясь к кому-то незнакомому, не посредством безлико-отчуждающих «господин-гражданин-товарищ», и не с помощью разбитного-панибратского «мужик-парень-брат» или вообще грубоватого «эй, ты».

Нет-нет, человек в плаще назвал мое имя – причем полностью! Это исключало возможность случайного совпадения.

Не веря своим ушам, я обернулся, собираясь спросить, откуда незнакомец меня знает, но он не дал мне и рта открыть.

Он кинулся ко мне так, как кидается к сундуку с сокровищами кладоискатель, потративший всю свою жизнь на раскопки на каком-нибудь необитаемом острове.

Он рухнул передо мной на колени с искаженным от благоговения лицом и припал к моим ногам, обнимая и, по-моему, даже пытаясь поцеловать их.

При этом он что-то вопил нечленораздельно, и по его серому лицу, испещренному болезненными складками, текли слезы восторга.

Прохожие оглядывались на нас, не понимая, что происходит.

Единственное предположение, которое возникло у меня, заключалось в том, что тип в плаще просто-напросто окончательно слетел с катушек, доконав себя самоистязаниями с помощью игольчатого шарика.

– Послушайте, гражданин, – сказал с некоторой брезгливостью я. – По-моему, вы меня с кем-то путаете. И встаньте, а то тут пол грязный... плащ потом не отстираете...

Но он меня явно не услышал.

И лишь теперь я начал разбирать отдельные слова из его истошного речитатива.

– Господи, наконец-то!.. – по-бабьи причитал он. – Я знал!.. Я знал, что это когда-нибудь случится!.. Теперь мне ничего не страшно, ничего!.. Счастье-то какое!..

Я стал злиться. Не хватало еще, чтобы сейчас кто-нибудь из окружающих вызвал милицию или «Скорую» и меня загребли на пару с этим придурком в отделение или в психушку!

– Ты что, мужик, охренел?! – заорал я. – А ну, встать! Я сказал – встать!..

Как ни странно, мой крик на него подействовал. Во всяком случае, он послушно поднялся с выложенного мраморной плиткой пола, но по-прежнему не отрывал от меня горящего фанатичным упоением взгляда.

И все еще цеплялся за мою руку своей страшноватенькой клешней, испещренной капельками крови.

– Ну, что тебе надо? – грубо спросил я. – За кого ты меня принимаешь, а? Говори, пока я тебя не сдал в милицию!

Человек попытался улыбнуться, но улыбка вышла у него жалкой и нелепой, как новорожденный уродец. Потом он глубоко вздохнул, провел ладонями по лицу, размазывая кровь и слезы по щекам, и сказал:

– Извините, что я не сдержался. Но если б вы знали, Альмакор, как долго я мечтал о встрече с вами!..

– Я рад, – усмехнулся я. – И что дальше?

– Я вам все объясню, – пообещал он. – И вы сами поймете, как нам с вами повезло!

– Черт знает что! – в сердцах сказал я. – Пока что я вижу, что мне сегодня, наоборот, не везет, если на меня кидаются всякие извращенцы. Не знаю, что у тебя на уме, приятель, но учти: я – не «голубой» и не потерплю, чтобы меня пытались соблазнить такие типы, как ты!

Вообще-то на приверженца нетрадиционной сексуальной ориентации этот тип был не очень-то похож – по крайней мере, манерами. И я на всякий случай приготовился к тому, что он попытается врезать мне за оскорбление, как сделал бы на его месте любой нормальный мужик.