Текст книги "Профилактика"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Глава 6

Старшина был прав. Каким-то чудом Полышеву удалось выжить.

Вот только прежним он так и не стал.

Врачи объяснили нам, что клиническая смерть, которую пережил наш товарищ, пагубно сказалась на его мозге. Что из его памяти стерлись все воспоминания, и сейчас она – как девственно-чистый лист.

Когда на второй день после трагедии я, Старшина, Туманов и еще несколько ребят из отряда пришли навестить Виктора, то нашим глазам предстало печальное зрелище. На больничной койке лежал человек, перебинтованный так, что на лице был виден только один глаз и щель для рта. Он не мог ни говорить, ни двигаться. Медсестра предупредила нас, что ему нельзя подниматься с койки, потому что он не умеет держать равновесие. Кормили его с ложечки, как младенца. Меняли испачканное белье и бинты.

Мы посидели немного и ушли.

На обратном пути мы долго молчали. Потом Мангул сказал:

– Если бы я был на его месте, то лучше бы я умер, чем вот так...

– Что ты мелешь? – одернул его Старшина. – Человек чудом остался в живых, а ты...

– Да кому нужна такая жизнь? – сказал Мангул. – Это же все равно что смерть! И даже хуже. Потому что, если человек умер и если это был хороший человек, его хоронят с почестями и он навсегда остается в памяти тех, кто его знал. А тут и хоронить нельзя, и родным – горе. А ведь до конца они все равно ему память, наверно, не восстановят...

– Восстановят, – уверенно сказал Старшина. – И не только память. Всю его внешность восстановят в прежнем виде...

– Откуда ты знаешь, Борис? – спросил его я.

Он покосился на меня и скупо сообщил:

– Уже были такие случаи.

– Кстати, – вспомнил я, – а что с тем автоинспектором, которого мы привезли вместе с Витей?

– Скончался, – сказал Старшина. – Завтра похороны.

– В закрытом гробу? – сами произнесли мои губы.

Старшина поглядел на меня долгим взглядом. Потом сказал медленно:

– Ты же видел, как ему досталось.

– Да вроде бы лицо у него не особо пострадало, – возразил я.

– Так положено, Алик, – сказал вдруг Туманов. – Есть специальное распоряжение Правительства. Теперь всех погибших в результате несчастных случаев хоронят только в закрытом гробу.

– Но почему? – не понимал я.

Ребята молчали, а Старшина пожал плечами:

– Откуда мы знаем? Правительству виднее.

* * *

– Привет, Витя, – сказал я, входя в комнату. – Здравствуйте, Вера Захаровна.

После больницы Полышева перевели в реабилитационный центр для инвалидов, где с ним занимались по какой-то специальной методике, как с грудным ребенком. Учили произносить слова и устанавливали связь в его сознании между звуками и конкретными предметами. Учили простейшим навыкам и движениям. Пока что он, как ребёнок, умел только плакать и смеяться.

Жена и дети первое время приходили к нему часто, потом – все реже. Их можно было понять. Тот, кого они видели в этой комнатке, лишь внешне был похож на их мужа и отца. По сути, теперь это был совсем другой человек.

Поэтому в нашем отряде установилась неписаная общественная нагрузка: по очереди навещать Полышева.

Сейчас Виктор сидел за столом и, сосредоточенно сопя, возводил из кубиков метровый небоскреб. Рядом с ним сидела психолог-куратор и приговаривала: «Та-ак... Молодец, Витюша, молодец... Хороший мальчик, умница... Нет, не сюда... поставь кубик лучше вон там».

На мое приветствие Виктор поднял голову и заулыбался. С самого начала он почему-то выделял меня среди всех остальных.

– Доброе утро, – неестественно чисто выговорил он. – Смотри, какую башню я сделал...

– Молодец, – похвалил я, опускаясь на стул напротив него. – Башня прямо-таки Вавилонская у тебя получилась...

– Вера, – спросил он, поворачиваясь к психологу. – А что такое – Вали... Лавивонская?

Та возвела очи горе. Видимо, сегодня он ее уже успел достать своими вопросами.

– Посмотри, что я тебе принес, Витя, – сказал я, доставая из сумки коробку с дардами. – Это называется дарты. Их надо бросать так, чтобы они попадали в мишень. А вот и мишень. Ее вешают на стену... или на дверь... Помнишь, как тебя Старшина ругал за порчу двери в «дежурке»?

– Алик, – укоризненно сказала Вера Захаровна, – что вы такое говорите? Какие могут быть дарты? У него еще на кубики едва координации хватает, а вы хотите, чтобы он кидал эти штуки с иголками в мишень...

– Ничего, ничего, – бодро сказал я, но коробку положил подальше от Виктора на стол. – Может, это поможет ему хоть что-то вспомнить. Раньше-то он увлекался дартами, просто фанатиком был...

Виктор посмотрел на меня, перевел взгляд на Веру, сморщил лицо, явно собираясь зареветь, но потом взгляд его упал на кубики, и он продолжил градостроительную деятельность.

– Ну, как ваши успехи, Вера Захаровна? – спросил поспешно я, чтобы перевести разговор. – Алфавит уже выучили?

– И не только алфавит, – с гордостью просияла Вера Захаровна. – Витя, расскажи-ка Алику стишок...

Витя с неохотой отложил в сторону очередной кубик, на котором был нарисован красавец-петух, встал и, держа руки по швам, продекламировал без выражения:

 
Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
«Тятя, тятя! Наши сети
Притащили мертвеца!»
 

– Достаточно, Витя, – торопливо перебила его Вера Захаровна. – Молодец, умница. Садись, играй дальше кубиками... Впечатляет? – обратилась она ко мне.

– Впечатляет, – уныло согласился я. – Вы прямо семимильными шагами продвигаетесь, Вера Захаровна. Глядишь, через полгодика программу начальной школы освоите.

– Дело в том, Алик, что память у него все-таки отличается от памяти ребенка. Вы не думайте, мы его вовсе не программируем, мы только оживляем в его голове то, что там уже заложено. Кстати, вы, может быть, читали где-нибудь... Есть такая теория, что у всех людей в памяти уже имеются сведения о мире, накопленные в ходе так называемой «предыдущей жизни», только все это основательно подзабыто и прорезается лишь в отдельные моменты...

– Ложная память? – спросил я. – Вы имеете в виду «дежа вю»?

– Вера, а что такое программировать? – вдруг спросил Виктор.

– Это значит учить кого-то делать все быстро, правильно и не задумываясь, – без запинки отчеканила психолог.

Виктор нахмурил брови, а потом спросил:

– А вы запромагр... запрограммируете меня стать космонавтом?

– Нет, – вмешался в разговор я. – Нет, Витя. Тебя запрограммируют стать спасателем.

У Полышева дрогнула рука, и башня со стуком тут же обвалилась, образовав на столе развалины из кубиков.

– А если я не хочу? – спросил он. – Я хочу быть космонавтом, чтобы летать в космос!

– Хочешь – значит, будешь, – успокоила его Вера Захаровна, укоризненно покосившись на меня: что ж ты, мол, ненужные проблемы создаешь? – И вообще, иди мой руки, и пойдем обедать.

Виктор послушно встал, зачем-то осмотрел свои ладони и с горестным вздохом направился в коридорчик, где размещался туалет.

Походка у него до сих пор еще была неуверенной.

– Скажите, Вера Захаровна, – спросил я, – вы давно здесь работаете?

– Сколько себя помню, – неумело пошутила она. – А что?

– И много у вас бывало таких пациентов, как Виктор?

– «Пустышек»-то? Да достаточно. Иногда в две смены приходилось работать.

– И все – после тяжелых травм?

– Как правило. Не пойму, правда, к чему вы клоните, Алик...

– А вам не кажется, уважаемая Вера Захаровна, – медленно произнес я, – что все эти «пустышки», как вы их называете, просто-напросто притворяются?

– Притворяются? Но зачем? – поразилась она.

– Да хотя бы затем, что они должны были умереть, но у них это не получилось. Что-то или кто-то не допускает, чтобы люди умирали. Им просто вкладывают в голову другое содержание – память, жизненный опыт. И некоторые приспосабливаются, а кое-кто решает, что амнезия – самый эффективный способ приспособиться к своему новому бытию...

Она смотрела на меня поверх очков, и во взгляде ее читалось сожаление: надо же, с виду такой умственно здоровый человек, а несет такую бредятину.

Потом сказала:

– Вы, наверное, очень любите читать на ночь фантастику, Алик. А если серьезно, то поверьте мне: ни один, даже самый талантливый, актер не сумел бы так притворяться, как это получается у них.

– Ну, почему же? – сказал я. – По себе знаю: притвориться намного легче, чем это кажется окружающим...

У нее вдруг расширились глаза.

– Уж не хотите ли вы сказать, что вы... что вы тоже были таким, как Виктор?

Я помедлил, прежде чем ответить.

Рассказать ей всю правду о Круговерти? Но что мне это даст? Она же все равно мне не поверит, как любой здравомыслящий человек не верит ни в телепатию, ни в общение с духами, ни в тому подобные чудеса.

И вообще: на кой черт я затеял этот глупый разговор? Чего я хочу добиться, чего? Чтобы кто-то мне честно и открыто сказал: «Да, ты прав, старина, именно это и имеет место быть»? А кто я такой, чтобы быть посвященным в страшные тайны?

– Нет, Вера Захаровна, – сказал я после паузы. – Мне таким быть не пришлось. К счастью...

Глава 7

Едва началась дежурная смена, как Старшина поручил мне доставить в Центр очередной отчет о деятельности отряда. При этом он благосклонно предложил мне воспользоваться его служебной «Волгой», но я наотрез отказался. Центр Профилактики находился, в соответствии со своим названием, в центре столицы, и меня не прельщала перспектива тащиться по забитым пробками улицам со средней скоростью пешехода, парясь в духоте салона и слушая в сотый раз душещипательный рассказ водителя Григория о том, как ему в прошлом году вырезали аппендицит. Лето уже было бабьим, но солнце жарило не хуже, чем в июле.

И я отправился в краткосрочную служебную командировку своим ходом, то есть – на метро, прихватив с собой карманный комп для убийства времени.

Выйдя на «Китай-городе», я пошел вдоль комплекса зданий, в которых когда-то, еще до моего рождения, размещался ЦК КПСС, а потом – администрация Президента. Я шел, обдуваемый простудным ветерком с Москвы-реки и щурясь от яркого солнца, от которого не спасали даже непроницаемо-черные очки, и не сразу увидел его, хотя он шел мне навстречу со стороны Варварки. А когда увидел, то невольно ускорил шаг.

Расстояние между нами было метров пятьдесят, и сначала я подумал, что ошибаюсь и этот тип просто здорово похож на того придурка из «Тойоты», который умудрился не заметить нас на Владивостокском проспекте. Но чем ближе мы сходились, тем я все больше понимал: нет-нет, это именно он. Только на этот раз вместо кожаной куртки на нем была обычная ветровка, из-под которой выглядывала клетчатая рубашка. И сейчас он был абсолютно трезв.

«Но этого не может быть!» – мысленно заорал я. Его же на наших глазах увезла милиция. Да и Старшина сообщил, что этого негодяя судили и дали ему десять лет строгого режима. Что же происходит в этом долбаном мире, если отморозок, совершивший ДТП с тяжкими последствиями и при отягчающих вину обстоятельствах, как ни в чем не бывало разгуливает по городу? Неужели этот мерзавец сбежал из колонии? Или откупился?

И я мысленно вспомнил Витю Полышева, собирающего башню из кубиков и декламирующего стихи.

Нет, сказал я себе. Что бы там ни было на самом деле, но я не пройду мимо этого любителя скоростной езды в пьяном виде. Сейчас схвачу его за шиворот и сдам первому попавшемуся милиционеру. И пусть Фемида разбирается...

Однако наша встреча не состоялась.

Словно разгадав мои намерения, тип в ветровке вдруг резко свернул к подъезду Профилактики, поднялся на крыльцо, открыл дверь и вошел внутрь. Неужели он решил таким образом спрятаться от меня? Ха-ха, если б он знал, что именно там ему некуда будет от меня деться!

Я ускорил шаг и тоже вошел в Центр.

Однако ни между дверей, ни в тамбуре перед вахтенным постом преступника не оказалось.

И только теперь до меня дошло, что он не должен был узнать меня, поскольку на мне были черные очки. Значит, сюда он вошел не потому, что стремился избежать встречи со мной...

Я всмотрелся в глубину вестибюля и увидел спину в ветровке, направлявшуюся к лифтам. Что ему могло понадобиться в нашей Конторе? Может, его вызвали в связи с той аварией? Но при чем здесь Профилактика? И вообще, он давно должен сидеть в тюрьме!

Я попытался как можно быстрее миновать пост, махнув небрежно своим служебным удостоверением, но охранники оказались, как назло, очень бдительными и заставил меня притормозить. Долго вчитывались в каждое слово моих «корочек», сличали мою физию с фотографией. А драгоценные секунды уходили.

Не выдержав, я сказал:

– Слушайте, ребята, а побыстрее нельзя? Я очень спешу, поймите!

– «Мы все спешим за чудесами», – нараспев продекламировал охранник, насмешливо окидывая меня взглядом – Не слыхал такую песню, стажер Ардалин?

А второй хмуро поддакнул:

– Не спеши в камыши, лучше сядь да подыши.

Ну, прямо не охрана, а сплошные массовики-затейники!

– Вместо того чтобы к своим придираться, вы бы лучше чужих проверяли как следует! – сквозь зубы бросил я.

– А кто тут чужой? – удивился тот, у которого в руках было мое удостоверение.

– А вон тот, – ткнул рукой я в направлении лифтов, и в этот момент двери одного из них раскрылись с мелодичным сигналом, и владелец «Тойоты» шагнул внутрь кабины.

Охранник пожал плечами.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением сказал он, возвращая мне удостоверение. – За последние полчаса перед тобой сюда входили только профилакты...

Но я его уже не слушал, бегом устремившись в лифтовый отсек. Разумеется, в лифт с типом в ветровке я опоздал. Чертыхнувшись, нажал кнопку, вызывая другую кабину и одновременно следя, на каком этаже остановится только что отбывший лифт.

К моему облегчению, он остановился на третьем, а не на десятом. Еще можно успеть засечь, куда же направляется эта сволочь.

А сволочь неторопливо шествовала по коридору третьего этажа. Коридоры тут были сложной конфигурации, со множеством разветвлений и развязок, как какой-нибудь проспект, поэтому отставать не следовало.

Я резво кинулся вслед за ветровкой, но она свернула влево и пропала из виду.

А прямо передо мной из кабинета вывалилась целая толпа каких-то мужиков в пиджаках и при галстуках. Они, видимо, просидели полдня на совещании, потому что, вместо того чтобы быстренько разойтись, тут же принялись дымить и обсуждать свои проблемы. Мне пришлось притормозить и сдержаться, чтобы не заорать, как не раз бывало во время спасательных операций: «Дорогу! Немедленно очистить проход, идиоты!»

Когда же я продрался через это живое заграждение и миновал поворот, то там уже никого не было, хотя по всем признакам это был тупиковый коридорчик. Тип в ветровке просто-напросто улетучился из-под моего носа. Не то прошел сквозь стену, не то вошел в одну из железных дверей, которые виднелись по обе стороны коридора. Я принялся дергать все ручки подряд, но двери оказались наглухо запертыми, и на каждой из них было выведено белой краской: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН».

Я почесал в затылке.

Хм, интересно: кто здесь может быть посторонним, в самом сердце нашей Конторы? Я, что ли?

Рядом с одной дверью имелась стандартная коробочка с прорезью и кнопкой – электронный замок, которые можно открыть либо специальной картой допуска, либо изнутри, с пульта.

Я нажал на кнопку.

В коробочке что-то щелкнуло, и невидимый мужской голос осведомился:

– Вы к кому, молодой человек?

Ага, подумал я, у них тут даже скрытые камеры видеонаблюдения установлены.

– Понимаете, – принялся объяснять я, – я только что видел тут одного человека... в серой ветровке... Он мог войти в эту дверь, потому что никуда больше не мог деться. А это – преступник, понимаете? Он совершил тяжкое преступление, и я хотел задержать его!

– А вы кто? – спросил бесстрастно голос.

– Я из отряда Старшинова. Моя фамилия – Ардалин. Спасатель-стажер Ардалин.

– Ты свободен, стажер, – сказал небрежно голос.

– То есть? – не поверил я своим ушам.

– То есть иди куда шел и не забивай свою голову всякой ерундой, – насмешливо отозвался голос. – Это вход в спецподразделение, и никаких преступников тут не держат. Просто ты обознался, стажер, вот и все...

Я опустил голову.

А действительно, почему я так уверился, что тип в ветровке сидел за рулем той «Тойоты»? Очень похож? Ну и что? В мире полным-полно двойников, которые и не подозревают об этом. Нельзя же так, стажер Ардалин. Конечно, эта история с Виктором оставила неизгладимый след в твоей душе, но это не основание для культивирования всяких маний на этой почве...

И я повернулся и побрел в девятьсот шестнадцатый кабинет, где располагалось статистическое управление.

Сдав отчет и выйдя из Центра, я почему-то пошел не обратно к метро, а вниз, вдоль вереницы машин. Я шел, думая о типе в ветровке, и вдруг остановился как вкопанный.

Мне в глаза бросилась черная «Тойота», аккуратно припаркованная на служебной стоянке Профилактики. А точнее – не сама машина, а ее номер. По-моему, это был тот же номер, который красовался на «Тойоте», сбившей Полышева. Я обошел машину со всех сторон. Не знаю, что я ожидал увидеть, но машина оказалась новенькой, блестящей и без единого намека на то, что месяц назад она пыталась таранить на огромной скорости железобетонный столб.

Черт, неужели у меня действительно начинается паранойя?!

Сквозь тонированные стекла кабина просматривалась плохо, и в ней не было видно ничего особенного. У той машины чехлы были красные, а у этой – кажется, синие. Ну и что? Номерной знак – тот же, но где гарантия, что память не изменяет мне?

Может, Старшина помнит номер той «Тойоты»?

Я достал мобильник.

Старшина откликнулся не сразу. И начал с небольшой нотации по поводу того, где меня носит, потому что мне пора бы уже и вернуться, и у него возникают смутные опасения, что я сбился с пути истинного и сейчас попиваю где-нибудь пиво в рабочее время...

Я отмел подозрения в свой адрес, соврав, что одновременно со мной прибыли сдавать отчеты представители всех АСО столичного региона, и поэтому пришлось сидеть в очереди, а от пива у меня давно изжога, и в том же духе.

И, дабы перевести разговор в конструктивное русло, поинтересовался насчет номера «Тойоты».

Старшина почему-то замолчал, словно подавившись, а потом сказал:

– Нет, не помню.

– А это можно как-нибудь узнать? Ну, например, в милицию позвонить или еще что-нибудь...

– А зачем? Почему тебя это интересует?

Сказать ему про этого типа или нет?

– Да так, – сказал я наконец. – Пренебреги. Приеду – все расскажу...

И отключил мобильник. Совсем.

А потом принялся ждать, дав себе слово, что, если в течение получаса хозяин машины не появится, то я плюну и отправлюсь в отряд несолоно хлебавши.

Возможно, так бы и произошло, если бы через десять минут бесплодного топтания около «Тойоты» я не позволил себе привалиться задом к багажнику, чтобы немного разгрузить начинающую неметь поясницу.

В машине вдруг взвыла сирена противоугонной сигнализации, замигали фары, я вздрогнул и отпрянул в сторону, а немногочисленные прохожие стали с подозрением коситься в мою сторону.

Ещё через десять минут, на протяжении которых машина не переставая звала хозяина на помощь, дверь Центра открылась, и на крыльце появился тип в ветровке. В руке у него был брелок-пульт, и он был явно намерен отключить сигнализацию, не подходя к машине, но я решил идти до конца. Проверять так проверять.

Отвернувшись, я согнулся над водительской дверцей, делая вид, будто копаюсь в ее замке. Время от времени я воровато озирался по сторонам, словно пытаясь определить, не обращает ли кто-нибудь внимание на то, как средь бела дня пытаются угнать тачку.

Наверное, роль угонщика у меня неплохо получилась, потому что вскоре голос за спиной сказал:

– Эй, ты что там делаешь? А ну, отойди от машины!

Он стоял передо мной, поигрывая связкой ключей и ощупывая меня настороженным взглядом с головы до ног.

Когда я повернулся к нему и он увидел мое лицо, то на миг в его глазах мелькнуло удивление. Всего на миг, но этого было достаточно, чтобы понять: я не ошибся. Он узнал меня.

Наверное, мне надо было что-то придумать, чтобы докопаться до истины.

Но я не сдержался.

Я шагнул к убийце и взял его за грудки – как тогда, после совершенного им наезда. Спросил, глядя в ненавистные белесые глаза:

– Ты кто? Почему ты не в тюрьме? Как ты оказался здесь?

Однако он мастерски владел собой. Как заправский актёр.

Он сделал удивленное лицо и, пытаясь отцепить мои руки от его ветровки, заорал:

– Ты что, придурок, спятил? Сначала мою машину хотел угнать, а теперь руки распускаешь?!

– Заткнись, подонок, – сказал я сквозь зубы. – Лучше расскажи мне правду. Иначе – убью. Таких тварей, как ты, давить надо. Говори, пока я не разбил твою башку об асфальт!..

Но я недооценил его. Наверное, потому, что все еще воспринимал его, по памяти прошлой нашей встречи, как этакую безвольную, еле держащуюся на ногах куклу, с которой можно делать все, что угодно.

От неожиданного удара – куда, я так и не понял – вдруг перехватило дыхание и потемнело в глазах, а потом асфальт почему-то встал на дыбы и хлестнул меня по лицу, но не сильно, а как бы ласково, и я забыл, кто я, что происходит со мной и что надо делать, и покорно закрыл глаза, потому что сил в теле не было, словно их высосал какой-то странный смерч...

Мне показалось, что я отсутствовал в мире всего несколько секунд, но когда я вновь открыл глаза, то возле меня уже образовалась приличная группа людей, и кто-то протирал мне лицо смоченным в одеколоне платком, и рубашка на груди была расстегнута на несколько пуговиц, и уже собирались вызывать «Скорую помощь»...

– Не надо, – вяло сказал я, отталкивая руку с вонючим платком. – Все нормально.

Шатаясь, с чьей-то помощью поднялся на ноги и огляделся.

Разумеется, «Тойоты» на стоянке уже не было.