Текст книги "Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима"

Автор книги: Владимир Ларионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

С 1228 г. Александр – княжич, наместник в Новгороде. Восьмилетний князь, конечно, не правил в своевольном Великом Новгороде, где с 1136 г. реальная политическая власть находилась в руках боярских группировок города, законных наследников его вековой славы, древнейшей отечественной аристократии, давшей не только мятежников и противников единодержавия Рюриковичей в русской истории, но и целую когорту славных подвижников, ратоборцев и святых, которые вместе с потомками Александра Невского строили царство Московское.

Например, потомки уже упомянутого выше знаменитого витязя князя Александра, Гаврилы Алексича, происходившего из новгородского боярства, бывшего предком рода Пушкиных и еще по меньшей мере 52 дворянских родов России, верно служили сыновьям Невского, его внукам и правнукам, покинув Новгород и обосновавшись сначала в Городце у сына Александра князя Андрея, затем перебравшись ненадолго к тверским князьям, а при Иване Калите осели в Московском княжестве, где их древнейшие поместья носят и до сих пор имя предка Пушкиных, правнука Гаврилы Алексича – Григория Пушки. Достаточно вспомнить Пушкино на реке Уче в тридцати километрах от Москвы на северо-восток по Ярославской дороге.

И здесь мы, по необходимости забегая вперед, должны сказать о начале того сложного и многогранного процесса созидания московской служилой аристократии, ставшей в итоге опорой царского трона Москвы, процесса, начавшегося или, скорее, начатого при Александре Невском, процесса окончательного собирания лучших русских родов вокруг одного княжеского дома, вокруг одного стольного града, вокруг будущего Третьего Рима. Необходимо сразу сказать о дружинном слое князя, который, несомненно, неуловимо для исторических документов не мог не оказывать своего влияния на Александра в вопросах войны и мира, внешней политики. Основным источником для данного предположения может быть и фактически таковым является Житие князя. Отмеченная в Житии Александра Невского «дружина» была сложным организмом, симптоматично определяя своей новизной и сложностью переломную эпоху русской государственной истории. «Ни о каких “Старшей” и “младшей” ее частях здесь не упоминается. Принципиальные разграничительные линии среди этих людей здесь собственно две: с одной стороны, между новгородцами и людьми князя, пришедшими с ним в Новгород, а с другой – между знатью (боярами) и остальными людьми. Впрочем, различие между новгородцами и неновгородцами имеет более или менее относительное значение. Оно было подчеркнуто только в данном случае, и то непоследовательно – в списке героев (Жития. – Авт.) новгородцы не отделены совершенно от княжеских людей (Яков, ловчий князя, “вклинился” между Сбыславом Якуновичем и Мишей). Между тем мы знаем, например, что потомки Гаврилы Олексича (а может быть, и Миши – в зависимости от того, с какими лицами, известными из других источников, отождествлять его и род Мишиничей) состояли не только в числе новгородской знати, но и дали ветвь, которая закрепилась при дворе московских князей. И естественно, такое различие между “туземцами” и “чужаками” не было исключительной особенностью Новгорода. Ведь большинство князей домонгольской Руси никогда не сидели на одном “столе”, а переходили из одной земли и “волости” в другую, и наличие у них на службе людей “местных” и “пришлых” было нормальным явлением. О том, что происхождение княжеских людей могло быть самым разным, говорит в данном случае замечание Жития, что ловчий Александра происходил из Полоцка». Разбор данных Жития о социальном составе окружавших князя людей позволяет нам сделать заключение, что под словом «дружина» в данном памятнике имеется в виду не просто войсковая единица, более или менее устойчивая по своему составу в прежние века, но именно специфическое окружение князя, которое, раз сложившись, переходит по наследству к потомкам Невского. Не случайно и потомки Гаврилы и Миши становятся самой знатной московской аристократией раннего периода возвышения Москвы и верно служат потомкам князя Александра. Мы можем уверенно говорить, что феномен служилого аристократического сословия, ставшего крепким основанием для построения централизованного государства, был положен именно «социальной» политикой по отношению к знатным родам князя Александра и его потомков, нашедшей отражение в его дружине, внутренне довольно сложно структурированной, но с явной тенденцией перерастания в самое ближайшее время в новую социокультурную формацию, которую весьма условно, но не совсем необоснованно можно уже назвать «дворянством».

К новгородской и полоцкой аристократии в составе дружины необходимо прибавить и митрополита Кирилла, пришедшего к Александру от Даниила Галицкого из Галицкой Руси. У ближайших потомков Александра мы увидим на службе знатных бояр Киевской и Черниговской земель. А святой митрополит Петр приходит в Москву к потомку Александра Невского с Волыни. Так, со всей разгромленной татарами Руси потянулись к княжескому роду, духовной главой и небесным заступником которого стал князь Александр, лучшие представители домонгольской Руси, знаменуя собой нерушимую связь Руси Киевской, Владимирской и Московской.

В 1233 г. Александр пережил страшное испытание, которое для молодости не проходит бесследно. В самый канун своей свадьбы его старший брат Федор скоропостижно скончался. Александр участвовал в погребении брата в Георгиевском соборе Юрьева монастыря.

Невеста брата Александра Феодора – Евфросиня, дочь святого князя Михаила Всеволодовича Черниговского. Ей предстоит еще одно страшное потрясение – смерть отца в Орде. После смерти жениха, постригшись в монастырь, Евфросиния стала его игуменьей. Под впечатлением смерти князя Федора она начала врачевать в монастыре больных. Евфросиния прославлена в лике святых нашей Церкви. Житие княжны дает интересные подробности ее жизни. Оказывается, она была поклонницей античной культуры. Читала книги Вергилия, Аристотеля, Гомера и Платона. Доступность этой литературы в то время на Руси позволяет нам говорить о том, что труды классиков античной древности были, вероятно, известны и князю Александру.

В Новгороде в это же время на Владычном дворе Александр участвует в закладке храма святого Федора вместе с архиепископом Новгородским.

В 1234 г., спустя год после смерти брата, зимой Александр участвует в кампании своего отца Ярослава против немцев в Прибалтике, захвативших русский город Юрьев, переименовав его в Дерпт. Ярослав отправил войско к Юрьеву-Дерпту. Русские окружили город и стали разорять предместья. Это вынудило немцев выйти из укреплений и принять открытый бой. Здесь впервые произошло сражение с рыцарями, в котором принял участие Александр. Немцы были разбиты у реки Эмайыги и бежали под защиту стен замков в Дерпт и Оденпе.

Итак, в свои 14 лет Александр Ярославич получил первый опыт ведения военной кампании с западным соседом. Нет никаких сомнений в том, что агрессия католической Европы напрямую связана с татарским нашествием, поставивший Русь на грань жизни и смерти. Но даже в таком не просто ослабленном, а в полуживом состоянии новгородские дружины, защищая Русь с Запада, успешно противостояли набегам немцев, шведов, датчан, литовцев, эстов и финских племен сумь и емь.

Это ли не чудо русской истории, это ли не загадка русского духа! И достаточно сказать, что все эти победы совершены в основном под руководством Александра, чтобы изумиться перед воинским гением святого князя.

Не успели отзвенеть мечи в земле чуди, как литовцы неожиданно ворвались на посад города Русы (Старой Руссы) и увели полон. Александр с отцом нагнали «литву поганую» в 120 километрах от города и наголову разбили. В качестве трофея новгородцам досталось триста груженных русским добром коней.

Ярослав Всеволодович пробыл в Новгороде до 1236 г. Уходя в Русь, как тогда говорили, то есть в Киев, он оставляет Александра в Новгороде князем-наместником. Вероятно, Александру торжественно на вече вручается меч – символ княжеской власти. Началась его самостоятельная политическая жизнь в древнем городе славянской вольницы!

Еще раз отметим, что это был последний мирный год уходящей за исторический горизонт Руси князя Владимира.

1237 год для России – начало страшнейших, невиданных испытаний. Татары врываются в рязанские земли. Разорена Рязань и грады рязанские, люди побиты, татары идут к стольному Владимиру.

Александр Ярославич в свои 18 лет стал свидетелем распада привычного мира Руси домонгольского периода. Рухнула вся система отношений между княжествами и династическими линиями Рюриковичей. Фактически рухнула вся государственная система, которая в глазах русских людей и того и последующих веков была неделимым конфессионально-политическим и национальным целым – Русской землей.

Нам невероятно трудно представить то психологическое состояние русского человека того страшного века, пережившего нашествие. Археологи, раскапывая русские города, разрушенные татарами, поражаются разгрому. В Киеве многие жертвы нашествия были даже не захоронены впоследствии. Целые семьи лежали непогребенными в своих домах. На улицах города – трупы павших в уличных схватках. Во Владимире многие жертвы, в том числе дети, свалены в одну яму. Черепа русских воинов находят без тел, с явными следами сабельных ударов на шейных позвонках, что является свидетельством казни израненных русских ратников. Такая же жуткая картина открывается археологам в Рязани. Даже более чем 700 лет спустя после нашествия эта трагедия не может болью не отзываться в сердцах потомков. Что творилось в душе юного князя в тот черный год, нам остается только гадать. Но безусловно, психологическая травма нашествия, оставившая шрам в русской душе на все последующие столетия нашего национального бытия, не могла не оставить такого же глубокого следа и в душе Александра.

Под 1239 г. летопись сообщает о женитьбе князя Александра Ярославича на дочери полоцкого князя Брячислава. Свадьба состоялась в Торопце.

В отношении жен князя Александра существует ряд вопросов.

Двух жен Александра Невского упоминает Степенная книга – памятник середины XVI века (завершен в 1563 г.). В ней при упоминании основанного женой Всеволода III Марией Шварновной владимирского Успенского Княгинина монастыря приведено описание древних гробниц, находящихся в Успенском соборе монастыря: «В манастыри же ся в пределе Христова Рожества от юга на правой стране положена быша великая княгини Александра да Великаа княжна Евдокиа. А на левой стране велика княгини Василиса. А в приделе Благовещениа от севера на правой стране велика княгини инока Марфа Шварновна да велика княгини Анна. А на левой стране мученик Аврамий». Данная статья Степенной книги нуждается в комментарии. «Великие княгини Александра и Василиса (иногда ее называли Вассой) – это и есть две жены Александра Невского, о чем сообщают краеведческие труды XIX в. Из профессиональных историков первым о двух женах Александра Невского, Александре и Вассе, писал Карамзин. Он считал первой женой Александру, а второй – Вассу. Эту информацию историк почерпнул из надгробных надписей Княгинина монастыря, как они читались в его время». Вот как об этом сообщает сам Карамзин: «Там стоят три гроба: первый (как означено в надписях) великия княгини Александры, супруги благоверного князя Александра Невского; вторый дщери его княжны Евдокеи; а третий (на левой стороне) благоверныя княгини Вассы, вторыя супруги Александра Невского». Сведения о двух женах Александра Невского стали популярны в научной и художественной литературе. Впрочем, споры об этом не умолкают. Одни считают, что Васса – это монашеское имя Александры. Другие склонны видеть в нем монашеское же имя дочери рязанского князя Изяслава Владимировича Дарьи, на которой якобы Александр Ярославич женился в 1252 г. Еще одно имя жены Александра Невского находим в «Истории Российской» В.Н. Татищева: «Того же лета в Новеграде женися князь Александр Ярославич, внук Всеволож, у полоцкого князя у Брячислава поят княжну Прасковию». Татищев дает известную по другим летописям информацию, однако переносит место действия из Торопца в Новгород и дает нам имя княжны. Многие современные историки относятся с недоверием к этой информации «Истории» Татищева. Наиболее ранним источником, в котором встречается имя жены Александра Невского, являются описи древних гробниц города Владимира. Первые из них были составлены еще в XVI веке, хотя и дошли в списках более поздних, XVII века. Из них мы узнаем только одно имя жены Александра – Василисы. «Только Василису называет Царский синодик, составленный в 1556–1557 гг…. По-видимому, в середине XVI в. о второй жене Александра Невского известно не было. Об этом свидетельствует и выписка из документа времен Ивана Грозного, предписывающая петь панихиды владимирским князьям, княгиням и епископам. Ее текст встречается в рукописных сборниках XVII–XVIII вв. и может быть датирован 50-ми годами XVI в. Как известно, в 1550 г. Иван Грозный посетил Владимир и был свидетелем чуда у гроба Александра Невского». О чуде при гробе Невского мы знаем из Степенной же книги. Анализ всех имеющихся у современных исследователей материалов позволяет прийти к следующему заключению: «…По всей видимости, правы те исследователи, которые считают Василису супругой не Александра Невского, а его сына Андрея Городецкого, который в конце книги был владимирским князем и имел жену по имени Василиса. Таким образом, в Рождественском приделе соборного храма Княгинина монастыря на одной стороне похоронена жена сына Александра Невского, а на другой его дочь и неизвестное лицо, которое вполне может быть женой Александра Невского. Однако ее имени мы не знаем и, может быть, не узнаем никогда. Здесь же важно отметить, что по имеющимся источникам у Александра Невского, скорее всего, была одна жена – дочь полоцкого князя Брячислава».

Возвращаясь к событийной канве, продолжим наше повествование, следуя летописной хронологии там, где это необходимо, останавливаясь на ключевых событиях.

В 1240 и 1242 гг. Александр блестяще выигрывает две важнейшие битвы в истории нашего Отечества. В 1240 г. на Неве разгромлены шведы, в 1242 г. на льду Чудского озера – немцы. Значение этих побед столь велико для дальнейшей истории России, что мы уделим им значительное внимание ниже.

В 1243 г., после не совсем удачного похода «к последнему морю», хан Батый стал обустраиваться на Нижней Волге. Отец Александра решается ехать в ставку Батыя, фактически на поклон к новому повелителю. Ярослав надеялся на более-менее хороший прием. В битве на реке Сить, в которой пал его брат Георгий, он участия не принимал. Своего сына Константина князь посылает в далекий Каракорум, столицу монголов. Ярославу и его сыновьям уже тогда стала понятна та огромная организованная сила всей Азии, что нагрянула на Русь. Это были уже не хазары, печенеги или привычные половцы. Это была именно вся Азия с ее невиданными для Европы того времени людскими ресурсами. Азия далеко не дикая, но вооруженная китайским гением в области военного снаряжения и осадной техники. Сил у Руси, чтобы противостоять этому людскому океану, тогда действительно не было. И удивляет вера князя Александра и его ближайших потомков, что такие силы у русского народа найдутся в будущем. В XIII столетии в это было невозможно поверить. Пребывание князя Ярослава в Орде второй раз в 1246 г. закончится не только его таинственной смертью. Его нахождение в ставке Батыя станет причиной в дальнейшем главного искушения молодого Александра, искушения, из которого он вышел в конечном счете уже действительно святым князем. Речь идет о выборе веры молодым князем, ни больше ни меньше! Но об это ниже.

В 1243 г. Ярослав получает от татар ярлык на великое княжение. Кроме того, князь получает в управление и разоренный Киев, где воеводой становится, по мнению ряда авторитетных историков, главный защитник Киева от татар и ими помилованный за невиданную храбрость Дмитр Ейкович. Вопрос этот до конца не может быть решенным, хотя его нельзя назвать маловажным. Если это действительно тот самый мужественный воевода Димитрий, возглавивший оборону Киева в 1240 г., то его вторичное назначение на эту должность есть деяние знаковое. Сам Ярослав едет во Владимир, куда к нему приезжает и Александр, чтобы услышать из уст отца рассказ о том, что представляет собой этот главный и самый опасный для Руси враг.

Через два года из Каракорума приезжает князь Константин Ярославич. Его рассказ вообще потряс весь княжеский дом. Оказывается, масштабы подвластных татарам территорий просто безграничны. Подчиненные им народы и племена бесчисленны. В общем и целом оснований у княжеского дома для исторического оптимизма не было вообще. Но самым страшным явился приказ ханши Туракини прибыть в Каракорум самому князю Ярославу. В 1245 г. Ярослав вместе с братьями уехал в Сарай. Александр видел отца последний раз. Ярослав, вероятно, был отравлен татарами и скончался в 1246 г. Но, как мы уже отметили, его пребывание в ставке монголов еще принесет Руси нежданное искушение.

В 1243 г. папский престол занял генуэзец Синибальдо Фиески под именем Иннокентий IV. В 1245 г., в Лионе папа собирает церковный собор. Речь на соборе пошла о продолжении Крестовых походов, в том числе и в направлении русских и подвластных Руси земель. Свою программу папа выразил просто: «Нужно спарить голубя со змеей» – и пошел на контакт с ордынцами. Перед прелатами выступил русский митрополит Петр, посланный будущим мучеником за веру князем Михаилом Черниговским. Петр сообщил собору о планах татар напасть на Сирию. Католиками было решено попробовать найти с азиатскими варварами общие интересы для союза в борьбе с арабским миром и по возможности с Никейской империей греков. В Орду посылается знаменитый монах францисканец Плано Карпини, который затем подробно опишет свое путешествие.

Судьбе угодно было свести с этим посланцем католического мира в Орде главных героев Русской истории XIII века. Плано Карпини видел в Орде Даниила Галицкого, Василька, его брата, и, нельзя этого исключить, Ярослава Всеволодовича. Наши сомнения на этот счет мы проясним ниже. В Орду в этот же момент отправился Михаил Черниговский, имея союзнические отношения с венграми и виды на Киев. Сын Михаила Ростислав стал зятем венгерского короля Белы IV, заклятого врага Батыя. Это означает, что князь Михаил ехал в Орду далеко не безусловным сторонником татар, которому они могли доверять.

В 1245 г. князь Даниил успешно разгромил силы венгров, поляков и черниговцев, что позволяло ему выступать перед татарами в качестве потенциального союзника и одновременно сильно усложняло позиции Михаила Черниговского, который уже мог восприниматься как явный враг монголов, в силу участия его войск в побитой Даниилом коалиции. Любопытно, что за восемь лет до принятия короны в Дорогичине князь Даниил скрестил мечи с теми, кого полагал своими союзниками в борьбе с Ордой.

Итак, в 1246 г. в Сарае на Волге собираются все главные политические фигуры Руси, за исключением князя Александра Невского. В Сарай прибыл Плано Карпини, папский посланник. Эта встреча в Орде русских князей и католического посла стала моментом истины всей Русской истории.

Даром не прошло общение с папским посланником для Даниила Галицкого. Оно закончилось принятием им папской короны в 1253 г., в расчете на помощь со стороны Запада, и эта же корона стала началом конца всей Галицкой Руси. Не дождавшись реальной военной помощи против татар, Даниил всю свою жизнь вынужден был вести сложную дипломатическую игру с целью не допустить вторичного разгрома своей земли Ордой. Ему удавалось сдерживать монгольского полководца Куремсу и даже наносит войскам последнего чувствительные удары, но при его же жизни католические соседи, поляки и венгры, недвусмысленно стали предъявлять свои претензии на земли некогда могучего Галицко-Волынского княжества. Разгром 1245 г. не подорвал их сил, не умерил их аппетиты.

На внуках Даниила династия Галицких Мономашичей прекратилась. Русь Карпатская пала жертвой алчности католических соседей, пала, чтобы утратить само русское имя, саму память о своих корнях, пала, чтобы на пепелище этой части некогда прекрасной и единой Русской земли выросло зловещее недоразумение украинства, с «любовью» взращенное в антирусских целях своими хозяевами и повелителями – поляками и австрийскими немцами. За вероисповедную «гибкость» князя Даниила весь Галицкий край заплатил слишком дорогую цену. Край утратил свое подлинное историческое будущее, свою национально-культурную идентичность, и все это, несмотря на долгую и героическую борьбу за русскость и верность православию простого народа, насмерть стоявшего за святую веру.

Вернемся в Орду 1246 г. Позволим себе увидеть в выборе своей политической линии по отношению к ордынцам главными действующими лицами русской истории того черного столетия определенный мистический акт, предопределивший судьбы разных частей некогда единой Руси.

Князь Черниговский Михаил за свою политическую неблагонадежность в глазах ордынцев принял в Орде мученическую смерть со своим боярином Федором. Нам сейчас трудно оценить, был ли князь спровоцирован татарами на нечто такое, что дало бы им повод немедленно с ним расправиться. Но как бы там ни было, ситуация развивалась таким образом, что князь был вынужден выбирать между верностью вере предков и жизнью. Князь выбрал верность. За верность православию он и был фактически казнен и прославлен в лике святых, предопределив мистически судьбу всей юго-восточной русской окраины, страдавшей под игом иноплеменных, но боровшейся и оставшейся верной вере православной и русскости вплоть до трагических дней злополучного 1917 г. Именно из святого подвига Михаила Черниговского берет свое начало верное православию Запорожское и Донское казачество. Папская корона Даниила Галицкого породила в итоге Унию с Римом и антирусскую Галицию. Это уже иной выбор, прямо отличный от выбора Михаила Черниговского.

И наконец, Ярослав и Суздальская Русь. Его отравление, если это было действительно оно, в Орде могло быть вызвано только одной причиной – этот человек в глазах татар был опасным соперником, за внешним смирением которого смутно угадывалось решение готовить себя и своих потомков к титанической борьбе за истинную Русь и народ русский.

Посланник римского папы Плано Карпини, более чем вероятно, виделся с Ярославом Всеволодовичем в Орде.

Папский престол уверял впоследствии князя Александра и, вероятно, влиятельных европейских государей, что князь Ярослав дал положительный ответ на предложение начать переговоры с папской курией о переходе в католичество посланнику-францисканцу. Но после анализа имеющихся в нашем распоряжении источников этот вопрос не может решаться однозначно. Мы, по справедливости говоря, также не можем с полной определенностью сказать, что явилось причиной смерти Ярослава в Орде. Современники считали, что князя опоили зельем. Но ведь это могла быть и просто инфекционная болезнь.

Как бы там ни было, после смерти Ярослава великим князем по русской традиции стал брат погибшего в Орде Святослав Всеволодович, также прославленный в лике святых Русской православной церковью и чьи мощи почивают в соборе Юрьева-Польского.

Святослав утвердил сыновей Ярослава на тех же столах: Александр получил Новгород, Переяславль, Нерехту. Тверь он утратил. Там сел Ярослав Ярославич. Дмитров тоже отошел к Галицко-Дмитровскому княжеству. Александр сохранил отцовскую вотчину – Переяславль. По преданию, именно в это время Александр Невский и возводит для себя терем на вершине Ярилиной горы над Плещеевым озером, о чем мы уже упоминали выше в связи с рассказом об Александрове монастыре. Сам город еще не оправился после монгольского разгрома, и Александр выбрал местом для своей резиденции старое капище Ярилы.

Вскоре Александра затребуют в столицу монголов – Каракорум. В это время князь потерял мать.

Именно в этот период происходит важнейшее событие в истории и самого Александра, и Русского государства в целом.

В Новгород прибывают папские легаты от Иннокентия IV. Они прибыли в Новгород из Лиона через Прагу и Краков и привезли папское послание, датированное 22 января 1248 г. Легаты добрались до Новгорода только к лету. Скупые данные Новгородской летописи доносят до нас интересные сведения, которые необходимо отметить. Летописец пишет, что мотивом прибытия послов из Рима стало их желание посмотреть «возраст» Александра, то есть его рост. Видимо, и для самого летописца эта характерная особенность князя казалась достойной удивления.

Суть папского послания князю и ответ, данный на него Александром, – тема особая, требующая самого внимательного рассмотрения. К ней мы вернемся ниже. Сейчас мы дальше проследим жизненный путь Александра.

В 1252 г. Северо-Восточная Русь переживает нашествие Неврюевой рати в отместку за антиордынское выступление князя Андрея Ярославича. Этот исторический отрезок жизни князя Александра самый дискутируемый в литературе, и мы в отдельной главе рассмотрим тот сложный клубок проблем, связанный с нашествием ордынцев и восхождением на владимирский стол Александра.

В 1253 г. Александр отражает вероломное нападение немцев на Псков. Поистине нет ни одного года, когда бы князю или его дружине не приходилось обнажать меч. И не одного военного поражения! Или это не чудо? Или это происходит не в истерзанной татарами Руси?

В 1254 г. к князю Александру приходят норвежские послы. В этом же году была подписана «Разграничительная грамота» с Норвежским королевством. Обговаривалась и возможность свадьбы сына Александра Василия и дочери норвежского короля Хакона. Свадьба эта по ряду причин не состоялась. В «Разграничительной грамоте» граница сбора дани у саамов норвежцами, с одной стороны, и подвластными русским карелами – с другой, определена была до реки Ивгей и Люнгенфьорда, то есть до границ современной Норвегии на севере. В этом еще одна несомненная дипломатическая заслуга Александра. Это соглашение легло в основу договора Новгорода с Норвегией 1327 г. и закрепило северные рубежи Руси фактически до сего дня!

В 1256 г. Александр совершает беспримерный для Средних веков поход. Новгородцы и переяславские полки переходят финский залив по льду на лыжах и с марша начинают боевые действия против шведов в Финляндии. Русским помогали данники-карелы. Поход проходил в крайне тяжелых условиях. Летопись говорит об этом следующее: «И бысть золъ путь, акыже не видали ни дни, ни ночи и многим шестником бысть пагуба, а новгородцев Богъ соблюде. И приде в землю Емьскую, овых избиша, а других изъмаша; и придоша новгородци с княземъ Олександромъ вси здорови». Результаты похода были значительными. Даже те исследователи, которые негативно относятся к политике князя, вынуждены признать, что данный поход был важнейшим событием русско-шведского противостояния на Севере, нанесшим шведам тяжелый военный и политический урон. «Даже если этот поход не достиг тех целей, ради которых он был предпринят, то, по крайней мере, он отбил у шведов охоту совершать набеги на русскую территорию еще на четверть столетия».

В Финляндии восстали племена сумь и емь. Над шведским владычеством в Финляндии нависла серьезная опасность. Конечно, русских сил не хватало, чтобы удержать за собой Финляндию. Но удар по шведам был нанесен столь сильный, что об экспансии на коренные земли Новгорода на долгие годы им пришлось забыть. Шведская военная активность в этом регионе проявится более чем через тридцать лет и кончится очередным военным поражением.

В 1257 г. Александр, помирившись с вернувшимся из Швеции Андреем и другим братом – Ярославом Ярославичем, едет в Орду к хану Улагчи. Примирившись с ханом, князья были вынуждены дать согласие на содействие переписи населения в Северо-Восточной Руси. Но важно отметить, что в результате этой встречи удалось освободить духовенство, черное и белое, от татарских даней. Долгое время историками этот факт объяснялся и продолжает объясняться тем, что татарам якобы было выгодно перетянуть на свою сторону Церковь из стратегических соображений. В это трудно поверить. Располагая огромными людскими ресурсами, татары способны были в кратчайший срок решать любые задачи по приведению населения в полное повиновение. Конечно, Церковь теоретически могла быть союзником в этом деле, имея гарантии собственной неприкосновенности. Но ее можно было принудить к политическому союзничеству и в то же время обложить поборами, может быть, не очень обременительными, но поборами. Здесь речь должна идти о принципиальной веротерпимости татар, имевшей в том числе и серьезную мистическую подоплеку. Мы можем полагать, что, будучи язычниками, татары считали, что каждым народом, каждой землей обладают определенные духи. Служителей этих духов татары считали необходимым всячески оберегать и склонять на свою сторону. В этом наивном языческом представлении кроется главная причина особого отношения татар к русскому духовенству. Вероятнее всего, именно специфические языческие воззрения, не донесенные до нас историческими источниками, лежали в основе их религиозной политики на захваченных территориях.

Как бы то ни было, Церковь наша стала волей-неволей сосредоточением национальной стихии, фокусом собирания не только духовных, но и материальных, физических сил для свержения ига, будучи освобожденной стараниями Александра и его братьев от ордынских поборов. И Александр, может быть, единственный из русских князей, кто увидел тогда перспективу освобождения Руси именно на пути усиления Церкви, ее духовной, политической и экономической самостоятельности. В этом тоже его личная величайшая заслуга перед Россией. А то, что Андрей и Ярослав свободно ходили с ним в Орду и вернулись оттуда живыми, заставляет нас снять всякие подозрения, которые многие современные авторы выдвигают против Невского героя, в какой-либо причастности Александра к Неврюеву нашествию и к проискам против своих братьев Орде, в чем нам еще предстоит разобраться.

В том же 1257 г. Орда опять затребовала к себе Александра с братом Андреем, Ярослава и князя Бориса. Улагчи потребовал провести перепись Новгорода и Пскова. Над священным ядром русской народности, государственности и культуры, до сих пор свободным, избежавшим татарщины, нависла серьезная угроза. На сторону восставших новгородцев встал и сын Александра Василий. Новгородцев пришлось принуждать силой. И помогал в этом Александру брат Андрей, еще раз доказывая нам, что за его антитатарскими демаршами не было глубоко продуманной политической линии. Впрочем, Андрей вполне мог убедиться в иллюзорности надежд на помощь Запада, пробыв некоторое время в Швеции.