Текст книги "Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима"

Автор книги: Владимир Ларионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Отметим, что Александр вообще находил полное понимание у Русской церкви своей внешней политики. Но у него появился внутренний враг. Его брат Андрей, будучи бескомпромиссно антитатарски настроен, женится на дочери Даниила Галицкого. Союз Андрея и Даниила был скреплен в значительной мере не только новыми родственными узами, но в гораздо большей степени их личной ненавистью к татарам, ненавистью столь огромной, сколь и роковой, коль скоро она не позволяла им увидеть тех реалий времени, которые видел Александр. Третьей силой в этом новом союзе стал Ярослав Ярославич Тверской.

С этим антитатарским союзом связаны самые трагические дни в политической судьбе Александра. В 1252 г. он едет на поклон к Батыю. В это время Батый смог укрепить свою пошатнувшуюся было власть в Орде, и момент был рассчитан предельно точно. В Каракоруме ханом монголов стал ставленник Батыя – Мункэ. Батый дает Александру старейшинство в братьях.

Важно отметить еще один примечательный факт. Существует мнение многих историков, что в Орде Александр не просто сдружился с сыном Батыя Сартаком, но и оказал на того значительное влияние. Есть косвенные свидетельства того, что Сартак крестился, может быть, под влиянием Александра. Правда, путешественник того времени, известный своими путевыми записками, Марко Поло считал, что приязнь Сартака к православным является всего лишь политическим ходом Чингизида, чьи земли лежали в непосредственной близости от границ истерзанного православного русского народа. Будучи сыном Батыя, он имел все основания наследовать отцу. Александр имел еще большие основания считать, что с воцарением Сартака политический расклад сил в Восточной Европе становился бы исключительно спасительным для русской государственности. На тот момент Александра признали старшим среди князей русских митрополит и епископы Руси. Его поддерживала и Никейская империя, видя новоставленного митрополита Кирилла подле Александра. Но не успел Александр двинуться домой из ставки Батыя, как тот послал на Русь две Орды – Неврюеву рать на Суздаль и Куремсу на Даниила Галицкого. Многие историки ставят эти нашествия в вину Александру.

Но была ли в том его вина – не простой вопрос, на который нам предстоит обстоятельно ответить.

Например, автор Жития не побоялся вставить этот сюжет в житийную канву Александра. В повествовании Жития говорится: «По сем же разгневася царь Батый на брата его меньшаго, на Ондрея, и посла воеводу своего Невруя повоевати землю Суждальскую. По пленении же Невруеве князь великый Олександръ церкви въздвигу, грады исполни, люди распуженыа събра в домы своя». Иными словами, автор агиографического труда не видел связи между татарским нашествием под руководством Неврюя и пребыванием Александра в Орде. Важно помнить, что автор Жития непосредственный свидетель этих событий, их современник. И Житие писалось для тех, кто так же был современником этих трагических дней. Можно ли было обмануть живых свидетелей и нужно ли было их обманывать? Вопрос риторический.

Батый, конечно, понимал, что князья могут и не принять безропотно старшинство Александра. Вряд ли у Александра была возможность или намерение принуждать силой брата и его союзников к повиновению вопреки их воле. Важно отметить, что многие бояре земли Суздальской бежали с Андреем от татар. Этот факт красноречиво свидетельствует о том, что среди широких слоев аристократии Суздалыцины Александру не на кого было опереться в его политике примирения с Ордой.

Но совершенно очевидно и другое. Александр не просил Батыя и не мог просить его разорить те земли, которые только что ему же были дарованы ярлыком на великое княжение, разорить его вотчинные земли, в том числе город, в котором он родился и который несомненно очень любил, – Переяславль.

Неврюева рать 1252 г. прошла смерчем по Русской земле. Была разбита переяславская дружина, поддержавшая князя Андрея. Другой брат Александра Ярослав Ярославич бежал в Ладогу, а оттуда во Псков. Убит воевода князя Андрея Жирослав. Сам Андрей бежит в Швецию, где вместе с врагом Александра ярлом Биргером участвует в войне в Норвегии.

Но вот что интересно: когда Александр прибыл во Владимир, его встречали люди, духовенство с крестами у Золотых ворот во главе с митрополитом. Вероятно, антиордынски настроенная аристократия, ушедшая с Андреем, представляла тот политический слой, который, отстаивая свои личные интересы, не выражал настроения всех лично свободных горожан. В отношении воинской аристократии и позиции князя Андрея Ярославича речь может идти о задетой рыцарской чести. Вот только смиренного понимания того, что сейчас нужнее всего для выживания народа у Андрея и его союзников не было. Они готовы были бросить на алтарь борьбы с татарами все, в том числе и будущее Русской земли.

Александр решил любой ценой сохранить Русь как народ, как государство, как сосуд сокровища православной веры. И народ, и духовенство уже тогда это понимали и именно Александра поддержали в его понятном для многих русских людей того времени стремлении. Мы должны помнить, что современники не ставили ему в вину Неврюево нашествие.

Вообще, если это нашествие было направлено на устранение соперников Александра, как о том пишут некоторые авторы, то оно не достигло своей цели, что на последовательную в вопросах наказания строптивых политику татар и нравы того времени вовсе не похоже.

После Неврюева погрома Ярослав Ярославич сидит во Пскове, готовый в любой момент составить конкуренцию Александру, и поднимает против Александра Невского боярство Новгорода. Сын Александра Ярославича, Василий, вынужден покинуть город на Волхове, и Александру пришлось идти походом на взбунтовавшийся Новгород. Как оказалось, новгородцы далеко не рады были восстановлению его власти. В «республиканском» Новгороде Александр всегда действовал как самодержец. Воля Александра и его желание действовать бескомпромиссно сломили новгородскую вольницу. Князь «взял мир на всей своей воле».

Мы не будем сейчас описывать сложные перипетии борьбы Александра с Ярославом и Андреем. Брат Андрей сидел в Швеции, откуда путь до Новгорода совсем не длинный. Еще раз отметим важный, на наш взгляд, факт, что разгрому Неврюевой рати подверглась именно та территория, которая вручена перед этим Александру. Безусловно, Неврюева рать – жестокий и хитрый политический ход Орды. Назвав Александра своим главным союзником, Орда наносит удар именно по той территории, которая могла бы стать базовой основой его потенциальной силы. Ордынцы заранее ослабляли своего союзника и данника.

К этой сложной странице русской истории мы еще вернемся. А теперь посмотрим, как в это время действовал Даниил Галицкий – еще одна из ярчайших фигур русской истории того трагического и судьбоносного периода.

Даниил в союзе с Литвою наносит татарам Куремсы поражение и начинает поход на Киев. Важно помнить, что в союзе с татарскими туменами Куремсы выступают смоленские рати, Смоленск имеет союзнические отношения с Александром. События разворачиваются таким образом, что татары прилагают максимум усилий, чтобы союз Даниила и Суздальской земли не состоялся. Клин вбит. Впрочем, мы не можем быть уверенными в том, что это противостояние Александра и Даниила носило окончательный и бескомпромиссный характер. Мы даже не знаем, действительно ли между ними в данный момент была вражда. Формально все выглядело именно так. Так же это выглядело и для татар. Но исходя из косвенных данных, мы можем подозревать наличие определенных договоренностей между князьями. Но ситуация складывается следующим образом…

Даниил, проявивший немалые военные способности и личную доблесть в борьбе с татарами, идет на Киев. А союзники Александра, смоленские дружины, ему противостоят. Вспомним, что Смоленск не подвергся татарскому разгрому и участие его дружин в проордынских мероприятиях говорят о гибкой позиции, занятой этим стольным городом по отношению к татарам и к великому князю Александру, на чьей стороне они вполне легитимно выступают.

Даниил наступает на Киев. Неужели маятник истории повернется вспять, и русские вот-вот отомстят степным дикарям и вернут священную столицу. Однако в данном случае Даниил идет еще и на владения князя Александра – великого князя Киевского! По пути русские рати Даниила Галицкого ссорятся с литовцами из-за добычи. Войны литовского князя Миндовга уходят. И поход на Киев не состоялся!

Киев остается за Александром и фактически под контролем татар.

Вопреки очевидным стремлениям князей Даниила и Александра хотя бы формально сохранить единство Руси, началось постепенное размежевание севера и юга некогда единой и священной для нас Руси. Единое Русское государство Рюриковичей распалось. Это главная историческая трагедия для нашего народа, незаживающая рана его и по настоящее время.

ПОЛИТИЧЕСКИЙ ГЕНИЙ АЛЕКСАНДРА И МИФИЧЕСКИЙ СОЮЗ С ОРДОЙ

Здесь мы уделим особое внимание вопросу «геополитического выбора» князя Александра и его проордынской ориентации, которая подвергается критике многих современных историков.

«Александру Невскому пришлось быть осторожным и дальновидным политиком, чтобы не погубить Русь, зажатую в тиски злобными и кровожадными противниками. Порой этот факт вызывает в литературе странные, мягко говоря, суждения и оценки. Так, Лев Гумилев представил князя основателем мифического союза Руси и Золотой Орды против Запада. (Не эти ли “союзники” отравили в Орде его отца, а позже, по некоторым предположениям, и самого Александра Невского?) Английский историк Дж. Фенелл, вслед за Гумилевым, вообще показал Александра предателем интересов Руси и прислужником монголо-татар. Прискорбно, что подобные измышления ныне широко тиражируются, вводя в заблуждение доверчивых читателей». Ниже мы приведем ряд аргументов, которые еще не были рассмотрены отечественной историографией, которые сделают невозможным дальнейшее спекулирование на теме «предательства национальных интересов», которым якобы опорочил себя Александр Ярославич.

«Александр Невский сумел заглянуть далеко вперед, сохранив Святую Русь и ее духовную независимость, заключив союз с веротерпимым противником ради победы над нетерпимым к русским латинством. Этот союз обрек на неудачу попытки Папы Римского Александра IV организовать в 1256 году крестовый поход против монголов и русских».

Говоря о союзе с монголами, о тех внутренних мотивах, которые убедили Александра в единственно возможном выборе союзника для сохранения исторического будущего для русского народа, мы должны принимать во внимание и ту особую духовную среду, в которой созревала Золотая Орда, ставшая на несколько столетий соседкой Православной Руси. Заглянем на несколько веков в глубь того времени, когда монгольские орды пришли в движение.

«Ученые доказали, что в XI веке большое кераитское племя в Монголии числом около 100 тысяч человек приняло христианство во главе со своим вождем, принявшим имя Юханнан (Иоанн). Легенда кераитов сообщает, что они приняли христианство вследствие того, что их вождю, заблудившемуся в пустыне, приснился святой Сагриз (Сергий), который и указал ему путь домой. После этого хан и крестился. Территория этого племени и других тюркских и монгольских племен постепенно стала известна в Европе как царство христианского пресвитера Иоанна. Средневековая Европа была полна слухами об этом царстве, о его вожде пресвитере Иоанне, о его несметных богатствах. Полагали, что он вскоре придет и восстановит христианство во всем мире. Папа римский был наслышан о пресвитере Иоанне и о том, что он “бич язычества и язва магометанства”, по словам его кардинала Ди Витри, и решил подчинить его своей власти. Для этой цели он послал ему буллу, которую доставил ему врач Филипп. Чингисхан разгромил кераитов в 1203 году и женился на дочери вождя этого племени, которую звали Ясунсоен-беги. Она принадлежала к Ассирийской церкви Востока. Жена Чингисхана продолжала исповедовать свою религию и покровительствовать христианам. Благодаря этому христиане стали пользоваться большим влиянием у Чингисхана. В результате этого сыновья Чингисхана от этого брака Джагатай и Октай продолжали покровительствовать христианству, а Джагатай, по свидетельству итальянского путешественника Марко Поло, сам принял христианство несторианского толка в Самарканде. При хане Октае ассирийские миссионеры и христиане пользовались большой свободой. Ассириец – врач Шлимун был ближайшим человеком в его свите. Христиане-несториане занимали высокие должности в ставке великих ханов. Выдающийся средневековый летописец Рашид Аддин (1250–1316 гг.) писал, что “…в должности атабека при Гуюкхане состоял Кадак, который был христианином с детства, и это наложило отпечаток на характер Гуюка. А после того и Чанкай оказался пособником тому делу, и по этой причине Гуюк всегда допускал учение священников и христиан. Когда молва о том распространилась, то из стран Шама (Сирия), Рума (Византия), Осов и Русов в его столицу направились христианские священники”. При этом ассирийцы оказывали поддержку и помощь, используя свое влияние на монгольских ханов. Это относилось в первую очередь к армянам. Одним из влиятельных ассирийцев при монгольских ханах и наместнике на Северном Кавказе и Закавказье Байджу-Найона был Шимун Раббан Ата. Последний был послан в 1235 году великим ханом Угедеем в Армению, которая подверглась опустошительным вторжениям монголов. Раббан Ата стал там защитником армян. Об этом свидетельствует армянский хронист Киракос Ганзакский. Раббан Ата был сторонником союза монголов и европейских христианских государств и содействовал совместным действиям монголов и стран Европы против мусульманских государств. С этого времени, по мнению французского ученого П. Пеллье, в окружении хана Байджу “крепла мысль о сотрудничестве франков и монголов в борьбе с мусульманами. Эти мысли, несомненно, выношенные христианами Месопотамии и Центральной Азии, уже носились в воздухе”. Эта идея вызвала обмен посланниками и делегациями между монголами и европейскими монархами. Так, в 1248 году по прибытии на Кипр французского короля Людовика IX для подготовки крестового похода он принял двух дипломатов монгольского наместника в Иране Эльджигидея. Ими были два ассирийских миссионера Марк и Давид, выходцы из города Мосула. Они привезли письмо великого хана Гуюка о союзе монголов и франков. В письме также говорилось, что Гуюк считает себя по линии матери внуком пресвитера Иоанна и что он сам – христианин и что также поступил его наместник в Иране – Эльджигидей».

Эти данные позволяют нам сделать совершенно определенный вывод. У Александра Невского совершенно не было никакой альтернативы в выборе союзников. Европа, договаривающаяся с монголами о действиях на Ближнем Востоке, никоим образом не могла стать союзником Руси в борьбе с теми же монголами. Для нас это очевидно. Для современников Невского героя это было далеко не фактом. Тем более удивительно, что Александр сделал столь четкий и единственно верный политический выбор, спасший веру, народ и государственность. Трудно сказать, чего здесь больше, гениальной прозорливости или информированности и умения мыслить геополитическими масштабами. Вероятно, прозорливость подкреплялась фактами, которым Александр и сам был очевидцем в ходе его путешествия в ставку хана в Каракорум. В свете этого совершенно убогими выглядят попытки ряда авторов поставить в вину князю его решительный разворот к Европе спиной. Очевидно, что сама Европа уже повернулась к поверженной Руси спиной и решала свои узкокорыстные цели как в Восточной Европе, так и в Палестине. Ни о каком военном союзе с русскими князьями в деле спасения православных христиан от нашествия с Востока в Европе не собирались серьезно помышлять. Александр это понял раньше всех своих современников. Даниил Галицкий убедился в этом на своем горьком опыте. Брат Александра Андрей, вероятно, «прозрел» после своего бегства от монголов в Швецию и возвращения на Русь.

Итак, «обдумывая крестовый поход, Людовик XI послал в ставку монгольского хана монаха францисканского ордена Гийома Рубрука. В 1253 году Г. Рубрук прибыл в ставку сына Батыя – Сартака, ставка которого была в трех днях езды к востоку от Волги. Сартак, как сообщают хронисты, был несторианином, и в его ставке Г. Рубрук встретил христиан и среди них – Марка, который посетил Людовика IX на Кипре в 1248 году. После посещения ставки Сартака Г. Рубрук побывал в ставке Батыя и затем выехал в ставку великого хана Мункэ в город Каракорум. К этому времени он заменил умершего Гуюка. Во время пребывания в ставке великого хана Мункэ Рубрук видел там много христиан, их церкви, часовни. А личным секретарем Мункэ был также несторианин.

Г. Рубрук свидетельствует, что во времена праздников христианские священники посещали Мункэ и благословляли его. Г. Рубрук присутствовал на христианском празднике Богоявления. На рассвете священники-несториане собрались в часовне, стали ударять в колокол-доску, пропели заутреню, оделись в свои одежды и приготовили курильню. В это время пришла жена хана Мункэ с детьми и свитой. Она стала на колени, коснулась лбом земли по обычаю ассирийцев-несториан, дотронулась до образов правой рукой, все время целуя руку после прикосновения. После этого она подала руки всем стоящим в церкви. В ставке Мункэ имелась и другая церковь. Она принадлежала матери хана Мункэ. Там имелись росписи, сделанные художниками, которых монголы-христиане выписывали из Константинополя. Во время встречи с Мункэ Г. Рубрук поделился мыслями о предстоящих походах монголов, которые будут направлены своим острием против исламского мира – Ирана, Ирака, Сирии, Египта и др. В результате переговоров хан Мункэ послал своего младшего брата Хулагу на завоевание исламского мира. В ноябре 1257 года две монгольские армии во главе с Хулагу и несторианином Китбучи вступили в Ирак. Монголы нанесли сокрушительный удар по Арабскому халифату, захватили его столицу Багдад в 1258 году, взяли в плен халифа Аль-Мустансима, посадили его в мешок и бросили под копыта лошадей. Ворвавшиеся в Багдад монгольские войска начали безудержное истребление населения и грабеж города. Было убито 90 тысяч багдадцев, в основном мусульман. По просьбе старшей жены Хулагу несторианки Докуз-хатун монголы пощадили христиан и их имущество не разграбили. В сентябре 1259 года Хулагу направился против Алеппо и Дамаска, захватил их в 1260 году. В районе Газы он получил весть о смерти великого хана Мункэ и вернулся на родину. У Газы был оставлен небольшой отряд во главе с несторианином Китбучи. 3 сентября 1260 года египетский правитель мамлюк Бейбарс разбил отряд Китбучи, а его взял в плен и казнил. Смерть великого хана Мункэ внесла раздор и распри между его наследниками. Хан Золотой Орды Берке начал войну в 1261–1262 годах против Хулагу – младшего брата Мункэ. В этой борьбе Берке опирался на Египет, в свою очередь, старался использовать золотоордынских ханов против Хулагу. А Хулагиды, в свою очередь, пытались использовать европейские государства против исламского мира… Однако впоследствии после тщетных попыток получить военную помощь от европейских держав Хулагиды решили принять ислам – религию основной массы покоренного населения. Они обрушили репрессии против ассирийцев, составлявших зажиточную торгово-ремесленную прослойку среди городского населения». Вопрос о христианстве у ордынцев еще ждет своего серьезного исследователя. А пока приведем еще одно важное свидетельство.

В «Сказании о Мамаевом побоище» есть любопытная характеристика Батыя: «…Безбожный Мамай стал похваляться и, позавидовав второму Юлиану Отступнику, царю Батыю, начал расспрашивать старых татар, как царь Батый покорил Русскую землю…» Почему Батый назван «вторым Юлианом Отступником»? Здесь следует вспомнить слова Вассафа: «Хотя он (Батый) был веры христианской, а христианство это противно здравому смыслу…»

Вопреки устоявшемуся мнению, новости в Древнем мире распространялись не так уж и медленно. Общий расклад геополитических сил, безусловно, был известен князю Александру, что не отменяет его гениальной прозорливости по поводу абсолютной утопичности упования на помощь католических стран. Этой помощи не дождались и монголы. Нечего и говорить, что такая помощь никогда бы не была оказана истерзанной теми же монголами Руси. Оставалось ждать неминуемого распада самой империи Чингисхана. Симптомы грядущего неминуемого упадка Орды стали проявляться уже при жизни Невского героя.

Но только Александр и его ближайшее окружение в той политической ситуации смогли рассмотреть в будущем совершенно иной расклад сил в Восточной Европе. И благодаря его дальнозоркости русский народ из глубокой пропасти XIII века стал восходить от силы к силе.

«Великая русская нация смогла пройти этот путь, выстоять и, поднявшись с колен, утвердиться на своих исторических землях. Этот опыт побед и поражений, помноженный на выстраданную идею, сделал русскую нацию ярчайшим явлением мировой истории». И в этом заслуга Александра Ярославича!

Но заслуга Алексанра не только в правильном геополитическом выборе союзников. Он в кратчайший срок свершил, казалось, невозможное. Князь восстановил пошатнувшийся после гибели городов в огне нашествия авторитет княжеского дома Рюрика и сознательно заложил основы Русского самодержавного царства. Целенаправленными политическими действиями он предотвратил распад зарождавшегося единого великорусского национально-государственного пространства на две составные его части: Владимирскую Русь и Новгородскую республику, став, по сути, отцом великорусской народности и создателем основ Московского царства.

В лице Александра Невского история дала нам пример уникального политического лидера, вождя народа, сочетавшего в себе столько добродетелей, что современному человеку это даже трудно представить, и он склонен скорее не доверять источникам, чем признать очевидный факт вырождения политического Олимпа в России и мире. Отсюда и непонимание политического величия Невского, которое ведет и к непониманию сути его ордынской политики.

Сейчас очень модно рассуждать в наукообразном стиле о различных политических и геополитических проектах современности и древних времен. Дань этой моде отдается и тогда, когда ученые и не очень ученые мужи начинают обращать свой пытливый взор на отечественную старину. В качестве примера приведем следующий случай. В 1990 г. на международной научной конференции, посвященной Александру Невскому, бывший мэр Санкт-Петербурга в приветственном выступлении уверял, что у Александра Невского была «балтийская геополитическая идея», суть которой, по мнению мэра, состояла в «присутствии русских в балтийских делах». Из этого же выступления узнаем и о «веротерпимости» Невского.

Получается не князь, а прямо образцовый градоначальник конца XX столетия, глядящий жадно и с тоской на Запад из своего питерского кабинета, снедаемый чувством собственной неполноценности и мечтающий об интеграционных проектах в рамках Балтийского региона, которые позволят ему время от времени сидеть за одним столом с европейскими чиновниками и чувствовать себя где-то тоже человеком. Этот нереальный проект, который приписывался князю Александру, был озвучен далеко не рядовым российским бюрократом, страстно мечтавшим получить для себя и для города какой-нибудь особый статус какого-нибудь «европриемыша», который будет выделять его из состава рядовых российских территорий, бюрократом, гордившимся своим незамысловатым набором убогих либеральных штампов, которые в его глазах и глазах его учеников вырастали до размеров истинного европейского интеллектуализма.

Этот прием познания нашего прошлого «с позиций сегодняшнего дня» вообще характерен для современности и отражает определенную тенденцию разложения национального сознания, да и вообще здравого смысла у большой части советской и постсоветской интеллигенции.

Трудно представить себе древнерусского князя, чья держава подвергнута жесточайшему нашествию азиатских варваров, у которого города лежат в развалинах, население перебито или угнано, вера отцов поругана, ближайшие родственники убиты в битве с татарами, князя, который напрягает последние силы своей земли, чтобы отразить экспансию Немецкого ордена и шведов, наказать поднявшуюся из болот литву, привести в послушание данников из финно-угорских народов, начавших в этой сложной для Руси международной ситуации играть на ее противоречиях с сильными соседями с Запада и при первой же возможности готовых признать над собой новых хозяев, представить этого князя озабоченным единственной проблемой – балтийским проектом политического присутствия в понятиях современной политики. Более того, уместно заметить, в связи с либеральными суевериями современности, выдаваемыми часто за научное знание, что такое присутствие на Балтике никогда в нашей истории не рассматривалось русскими как подарок просвещенного Запада, который надо заслужить общей капитуляцией на всех фронтах противостояния западным соседям, как это имело место быть в недалеком прошлом в отечественной международной политике. Балтика была и оставалась для Руси сферой ее законных экономических и политических интересов, которые она успешно отстаивала от западного посягательства, вплоть до нашествия монголов, которое подорвало военные силы Руси в этой борьбе. Никакого проекта интеграции с Западом, в рамках Балтийской экономической зоны или в ином месте, у Александра не было, что доказывает его встреча с папскими послами, закончившаяся для последних безрезультатно. А говорить о веротерпимости человека, запечатлевшего всей своей жизнью подвиг верности вере отцов, можно только в качестве безумного глумления над национальным святым. Вероятно, эта попытка питерского чиновника должна рассматриваться как некий примиренческий шаг либерального лагеря перед лицом очевидной любви русского народа к своему святому князю. Шаг этот сколь примиренческий, столь и лукавый.

Русские люди в далеком XIII веке жили ожиданием свержения ненавистного ига монголов, ожиданием перемен к лучшему, верой в возрождение поруганной Отчизны. Симпатии и искренняя любовь народа к Александру Невскому были вызваны именно тем, что воплощение своих чаяний народ видел в его, Невского, жизни и борьбе, в его политике, внутренней и внешней, в нем самом!

Александр Невский оправдал их надежды. Он победоносно сражался с врагом с 1234 по 1256 год на Западе. Он отводил, сколь это было возможно, угрозу с Востока. Он отговорил ханов отбирать русских людей для участия в войнах Орды в чужих землях. У князя действительно был план, не мог не быть, постепенного накапливания русских сил. Он строил города в Новгородчине, размещал там ремесленников. Один из построенных князем городов стоит и поныне. Мы говорили об этом выше. Это Порхов на Шелони. Князь организовывал боеспособные силы, которые с ним громили всех врагов Руси на Западе. В городских цехах готовилось оружие. Русь оживала и верила в святость своего вождя, которая была не абстрактным чаянием истерзанного народа, а конкретно воплощаемой в его жизненном подвиге очевидностью для всех и каждого.

«Боже праведный! Ты положил пределы народам и повелел жить, не преступая чужих границ» – этот завет князя нам требует серьезного осмысления исторического и политического. Князь Александр обратился к суду Божию перед битвой со шведами, уповая на милость Всевышнего ввиду вероломства врага, пересекшего Свыше предопределенные границы народам. Не в силе Бог, а в правде – вот священный завет Невского героя. И эта уверенность в своей правоте перед лицом Господа давала, дает и будет давать русским людям силы одолеть любого врага.

Нам важно верно оценить слова князя о Богом установленных границах между народами. Эта уверенность в святости и нерушимости национальных границ стала политической программой противостояния Руси на Западе. Границы между племенами, по понятиям средневекового человека, есть данность, предопределенная Свыше, данность определенного, сакрального деления универсума и распределения земель по племенам. Граница – это не подвижная политическая реальность, меняющаяся вслед за изменением политических сил, но статус священный, неприкосновенный, освященный волей Божией, не подверженный с точки зрения средневековой этики волевым и произвольным изменениям по воле государей. Границы чертятся на небесах и соблюдаются на земле.

А как же, спросит образованный читатель, постоянное изменение тех же границ Руси, которые менялись у нашей державы в сторону увеличения, пока Россия жила истинной национальной жизнью? И как нам понимать историческую подвижность той же русско-шведской границы в Финляндии и Карелии?

Дело в том, что как бы мы с современных позиций ни оценивали политику русских князей, какие бы политкорректные заклинания ни произносили о том, что у Александра, у его предшественников и потомков были международные проекты в «духе Хельсинки», реальность такова, что угро-финские племена, населявшие русско-шведское порубежье, вообще не считались, выражаясь современным языком, субъектами истории и международного права. Это были данники, определенным образом воинский трофей, за который и велась борьба. Именно по территории этих народов и происходило движение границы. Завоевание шведами части Финляндии и их более позднее доминирование в Эстляндии не вызывало того отпора, который они получали, когда вторгались на земли, считавшиеся русскими своими священными, Богом установленными рубежами. Наши предки посчитали, что сил отнять этот шведский трофей на тот период недостаточно, и довольствовались теми землями, которые удержать было вопросом принципиальным. Речь идет о Карелии и Ингрии. Здесь наши предки были беспощадны как к врагу, так и к перебежчикам – данникам из местных финских народов. Как нам оценить такое отношение к финно-угорским этносам в те времена? Во всяком случае, для полноценного понимания данной ситуации необходимо помнить, что к крещеным корелам русские относились как к надежным и полноправным союзникам. Не случайно корелы бежали от «цивилизованного» шведского натиска в XVII веке из родных земель в тверские земли и их православные потомки живут там и поныне вместе с русскими.

Несомненно, именно религиозная составляющая была важным критерием оценки подвластного русским народа. И пусть корелы были крещены довольно поздно (официальное крещение состоялось только в 1227 году), они с давних пор выступали верными союзниками Новгорода, будучи еще язычниками. К другим язычникам финского Севера русские не были столь благосклонны, и здесь отношения строились «по-разному». Например, страж Невского устья ижорянин Пелгусий, будучи православным и, возможно, уже не в первом поколении, пользовался вместе со своим родом особым доверием Новгорода и верно послужил Александру Невскому. Но далеко не все его соплеменники оставались всегда политическими союзниками русских. И не всех из них жаловал князь Александр и его потомки.