Текст книги "Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима"

Автор книги: Владимир Ларионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

НАЧАЛО РУССКО-ЛИВОНСКОЙ ВОЙНЫ И ВЗЯТИЕ НЕМЦАМИ ПСКОВА

Перед тем как мы перейдем к военным действиям на западном фронте Новгородской республики, хотелось бы затронуть одну действительно мало разработанную в отечественной историографии тему. Несколько уточнений нужно сделать по вопросу о вооружении противников в данном противостоянии.

Необходимо сделать ряд важных замечаний в отношении военной техники крестоносцев в Прибалтике и русской военной техники. Например, «Генрих Латвийский, рассказывая об осаде Гольма полоцкой ратью в 1206 году, пишет: “Устроили русские и небольшую метательную машину, по образцу тевтонских, но, не зная искусства метать камни, ранили многих у себя, попадая в тыл…”

Естественно, что хронист критически настроен по отношению к противнику. Тем не менее данные эпизоды говорят о том, что русские также использовали метательные машины. Сведений о применении подобной техники русскими войсками в Ливонии до прихода крестоносцев у нас нет».

Мы не случайно затронули тему осадной техники.

«Подобная техника существовала на Руси, по-видимому, и раньше, но широкое ее распространение зафиксировано с середины XIII столетия. По-русски метательные машины именовались “пороками”. Первое упоминание об этой технике в русских летописях относится к 1204 году, когда западные крестоносцы напали на Константинополь». Раньше существовало мнение о подавляющем техническом превосходстве немцев в осадной технике в этот период времени.

«О том, что арбалеты обеспечивали военное преимущество крестоносцев, свидетельствует… Хроника Генриха Латвийского и Ливонская рифмованная хроника». Но такое положение просуществовало не долго.

«Преимущество крестоносцев в технике балтийские народы довольно быстро преодолели. Противники немцев скоро научились пользоваться метательными орудиями, привезенными завоевателями. Русские, по-видимому, уже были знакомы с метательной техникой». Одним из самых мощных и современных на тот период времени видов стрелкового вооружения были самострелы.

«Самострелы на Руси появляются и получают распространение во второй половине XII века, как, собственно, и в Европе. Первые упоминания самострелов содержаться в русских летописях при описании княжеских междоусобиц под 1159 и 1179 годами. Но упомянуто не в качестве оружия позиционной войны, каким мы видим его в немецких хрониках, а в качестве средства преследования и завязки боя. До середины следующего столетия самострельный лук или арбалет не получает на Руси достаточной популярности. Причина кроется в тактике русского войска, основой которой было конное сражение, в котором боевые качества арбалета уступают классическому луку, прежде всего по скорости стрельбы».

Небезынтересно сравнить и защитное вооружение воинов противостоящих сторон. Тем более что на данную тему существует ряд необоснованных мнений, закрепившихся в популярной литературе. Речь идет о том, что немецкая конница была значительно тяжелее русской.

«На Западе век кольчуги закончился около 1250 года и дальнейшее развитие шло по линии изобретения все более неуязвимой защиты… “Век кольчуги” примерно в то же время завершился и на Руси. В последней четверти XII века в русских летописях для обозначения боевой одежды появляется слово “доспех”, который в течение первой половины следующего столетия постепенно вытесняет прежнее “броня”, применимое к кольчуге… Как свидетельствуют и письменные и археологические источники, военное дело на Руси второй половины XII – первой половины XIII века не уступало тому, что мы видим в Европе и с чем пришлось столкнуться русским дружинам после появления немцев в Прибалтике». В целом мы можем утверждать, что вооружение русских дружинников и немецких рыцарей было сопоставимо как по своим боевым качествам, так и по весу в целом.

В этой связи историки давно задаются вопросом: каким образом при равном вооружении немцы смогли взять столь хорошо укрепленную крепость, каковой был Псков? Именно сдача Пскова сделала ситуацию на западной окраине Новгородской земли не просто критической, но поистине катастрофической. Инициатива ведения боевых действий полностью перешла к немцам. Над всей Новгородской землей нависла серьезнейшая угроза, каковой в истории этих земель до этого момента никогда не было.

«Обстоятельства сдачи Пскова допускают возможность двух толкований. Традиционным является представление о том, что город был сдан “посадником Твердилом”, которого А.И. Никитский и Е.В. Чешихин считали потомком или родственником новгородских посадников Иванка Дмитровича или Мирошки Нездиловича». В силу того что имя Твердила стало синонимом подлого предательства, необходимо остановиться на этом историческом персонаже подробнее. Был ли Твердило посадником псковским?

«…Нигде в источниках Твердило не назван посадником. Из недатированного акта – грамоты великого князя Александра и посадника Твердила смердам-рожитчанам – следует лишь то, что период правления этих государственных деятелей совпадал. Однако этот акт мог быть составлен и в 1327–1337 гг., когда псковским князем был бывший великий князь Александр Михайлович Тверской. Разгадка содержится в тексте Рифмованной хроники: “Мир был заключен тогда с русскими на таких условиях, что Герпольт, который был их князем, по своей доброй воле оставил замки и хорошие земли в руках братьев тевтонцев”. По вопросу о том, кто такой Герпольт, в науке были высказаны две точки зрения. В.Т. Пашуто вслед за некоторыми немецкими историками считал его наместником новгородского князя в Пскове Ярополком, позднее участвовавшим в битве под Раквере в 1269 г. Однако более предпочтительно видеть в Герпольте князя Ярослава Владимировича, участвовавшего в битве под Изборском на стороне немцев. Дело в том, что незадолго до своей кончины в 1245 г. Ярослав перешел в католическую веру и составил завещание о передаче своей “вотчины”, Псковской земли, дерптскому епископу. Велика была его роль в захвате Пскова в 1240 г. Использовав свои связи в среде псковского боярства, которое активно взаимодействовало с Дерптом и Ригой в ходе совместных походов против Литвы, Ярослав убедил псковичей в целесообразности сдачи города немцам. Псков, сданный 16 сентября 1240 г., попал под управление немецких фогтов. В Рифмованной хронике говорится, что Псков “оставил двух братьев рыцарей, которым поручили охранять землю, и небольшой отряд немцев”».

По мнению историка Ф.Г. Бунге, фогт руководил администрацией и контролировал правопорядок во вверенной ему округе, а также осуществлял «сбор властительских доходов с подданных». Естественно, что самоуправление в присоединенном Пскове осуществляли сами псковичи.

Вопрос о том, почему князь Александр не попытался отбить Псков у немцев уже осенью 1240 г., до сих пор остается нерешенным. Крупнейший специалист по данному периоду В. А. Кучкин считает, что дружина князя понесла большие потери в Невской битве, по этой причине князь и не мог организовать немедленного похода на Псков, на чем настаивали новгородцы. Однако нам известно, что потери в Невской битве у князя Александра были незначительными. В. А. Кучкин уверен, что конфликт князя Александра и новгородцев произошел как раз из-за нежелания князя идти на Псков немедленно. В действительности ссора князя Александра с Новгородом имела для последнего катастрофические последствия.

«Отъезд князя из Новгорода “на зиму” (в конце ноября – начале декабря 1240 г.) привел к началу крупномасштабного наступления немецких рыцарей на новгородские земли. 'Той же зимы приидоша Немце на Водь с Чюдью, и повоеваша и дань на них возложиша, а город учиниша в Копорьи в погосте”. Захват западных новгородских волостей был осуществлен до 13 апреля 1241 г. Именно этим днем датируется послание епископа Вин-Эзельского Генриха, где он пишет: “Земли Ватланд, Нуова, Ингрия и Карела…как ожидается, примут веру Христову и… уже заняты братьями, и ими построен замок с согласия многих в этих землях”».

Новгородцам не оставалось ничего иного, как идти на поклон к князю Александру. «Предложение новгородцев о возвращении князя Александра на княжение было благосклонно принято им, и в 1241 г. русские войска под его командованием берут штурмом возведенный в Водской волости замок Копорье. Наступление на Псков зимой 1241–1242 гг. осуществлялось силами суздальских дружин князей Александра и его брата Андрея и новгородского ополчения. Псков был освобожден “изгоном”, т.е. без штурма, после чего армия князя Александра вторглась в пределы Ливонии».

Чтобы понять масштаб и смысл многих действий Александра по отношению к Псковской земле, нам необходимо оценить то политическое окружение, в котором пребывала эта часть Русской земли во времена татарского нашествия. Ближайшим соседом Пскова на Западе было Тартуское епископство. «Рижский епископ Альберт назначил на должность здешнего епископа своего брата Германа. Вначале он был миссионерский епископ, без владений, резиденции и кафедрального собора. Он назывался, во-первых, епископ Эстонский (Estoniensis), тогда Лихулаский (Lealensis) (Лихула – местность на западе Эстонии)… Разрешение носить имя episcopatum Tarbatensis, Тартуское епископство, дал епископу только в 1235 г. папский легат Вильгельм Моденский, чтобы отклонить тартуские претензии на те земли, которые уже вошли в состав владений Ордена и Сааре-Ляэпеского (Эзельского) епископства. Семья Германа была тесно связана с псковским князем Владимиром Мстиславичем. Брат Германа, Теодорих, женился на дочери Владимира. Эти связи действовали и в 30-х гг., когда ключевой фигурой в Тартуско-Псковских отношениях был сын Владимира Ярослав».

Таким образом, «создавалась удобная база для идеологического давления католической церкви на семью князя и на его сторонников среди псковского боярства».

Здесь необходимо отметить, что «начиная с XIII века стремление Пскова к полной политической независимости от Новгорода отчетливо отразилось в двух моментах: утверждение собственного княжения (шаги в этом направлении предпринимались и в ХII веке) и проведении самостоятельной политики с Ливонией. Оба этих проявления зафиксированы в источниках с рубежа I и II десятилетий XIII века, когда в Пскове обосновался (видимо, с 1209 г.) князь Владимир Мстиславич. Принятая им линия на самостоятельную политику Пскова с Ливонией проводилась в целом с поддержки псковичей. Хотя установленные им слишком тесные связи с ливонцами вызывали порой недовольство не только у горожан, но, очевидно, и у православной церкви. Во второй период своего правления (с 1215 г.) Владимир вместе с новгородцами участвовал в походах в Ливонию. Но при этом он по мере возможности старался не допустить вторжений в псковские пределы, заключая перемирия с ливонцами отдельно от Новгорода». Непростая политическая ситуация на русском пограничье не укрылась от взоров Рима.

В 1228 г. папа Григорий IX адресовал псковичам буллу с призывом перейти в католичество.

Данное предложение тогда не нашло поддержки у псковичей. Но угроза повтора таких предложений сохранялась. И это происходило накануне татарского нашествия, которое поставило на грань гибели русскую православную культуру и государственность. В этих условиях, как показывает история Галицкого княжества и галицкой аристократической верхушки, соблазн опоры на папский престол мог реализоваться в реальный политический выбор. Папская булла 1228 г. тоже не прошла бесследно для общего политического климата Псковского региона. Боясь осложнений за то, что не пустили в город большое войско княжившего в Новгороде Ярослава Всеволодовича, псковичи поспешили заключить договор о взаимопомощи с Ливонией. «Конфликт случился вскоре после смерти Владимира Мстиславича (между 1226 и 1228 гг.). Хотя летописец об этом не говорит, вполне очевидно, что события напрямую связаны с возможным вокняжением в Пскове сына Владимира – Ярослава.

В дальнейшем псковичи продолжают укреплять свои связи с западными соседями.

«Псковское войско участвовало и в битве в Сауле в 1236 г., когда литовцы разбили силы ордена и псковичей».

Западные соседи псковичей также проявляют небывалую политическую и военную активность. В 1230–1240-х гг. новгородские летописи неоднократно называют «медвежан», жителей Оденпе, участниками политических событий региона. Ленные владения в Оденпе были у Теодориха, брата епископа Германа и епископа Алберта, зятя псковского князя Владимира. Оденпе было тесно связано с этим князем, который некоторое время сам там жил. Вероятно, в 1230-х гг. сын князя Ярослава именно в Оденпе убивает свою приемную мать, как сообщает о том Новгородская летопись под 1243 г., похороненную в Пскове «у святого Иоанна в монастыри» «Это подтверждает предположение о том, что первая жена Ярослава была немкой. Если же их сын после смерти матери жил в Ливонии, то ясно, что он получил католическое воспитание в антирусском духе. Причина убийства им мачехи – православной и русской, скорее всего, из псковского боярского рода, – возможно, заключалась в том, что он не хотел иметь конкурентов на отцовское наследство в лице вероятных единокровных братьев».

Именно ленники Оденпе были ближайшими соратниками князя Владимира Ярославича в его стремлении овладеть Псковом и изгнать оттуда суздальскую партию. Укрепление в Пскове князя Владимира с помощью западного соседа вело к единственному политическому следствию данного союза. Земли Пскова были бы отторгнуты от общерусского тела при временном сохранении автономии под управлением потомков князя Владимира, но в течение очень короткого времени и эта автономия перестала бы существовать. Ярким примером отторжения от Руси земель является история падения Галицко-Волынского княжества под управлением сына и внука князя Даниила Галицкого. В случае с Псковом события могли разворачиваться еще более стремительно, и эта земля навсегда была бы утрачена не только для русского государственного тела, но и для русского этноса в том числе.

В 1238 г. Псков, защищаясь от претензий отца Александра Ярослава Всеволодовича, заключил мирный договор с рижским епископом. Для гарантии союзных отношений в Ригу были посланы сорок псковичей в залог. В это же время князь Ярослав Всеволодович теряет власть над Новгородом. Новый тысяцкий в Новгороде Борис Негочевиц был связан с черниговскими князьями Ольговичами. Закономерно, что в этой непростой политической ситуации часть псковской элиты искала союза с Тартуским епископством.

Ливония в 123 3–1234 гг. была фактически в состоянии гражданской войны. «Одним из противников Ордена Меченосцев был тогда именно Тарту, а также цистерцианские монахи…»

В это же время в Новгороде события принимают следующий оборот. Бывший, уже теперь, тысяцкий Борис Негочевич укрепился в Пскове. Войдя в союз с князем Ярославом Владимировичем, который находился в то время в Оденпе (по-древнерусски – в Медвежьей Голове), они сделали совместную вылазку в сторону Изборска. Но псковичи из суздальской партии схватили Ярослава и передали его в руки Ярослава Всеволодовича. Ярослав Владимирович был выкуплен в 1235 г. и вернулся к немецким родственникам в Оденпе, не отказавшись от претензий на Псков. «Князь Ярослав Владимирович считал Псковскую землю своей “отчиной”, боролся за Псков в союзе с немцами и одной из новгородских боярских группировок (“Борисова чадь”)».

Таким образом, Ливонская война 1240 г. была инициирована непосредственно князем Ярославом Владимировичем, который решил повторно захватить Изборск, а также его союзниками, магистром Ливонского ордена и дерптским архиепископом Германом. В Новгородской I летописи инициатива похода на Изборск приписана именно князю Ярославу: «Того же лета взяша немцы медвежане, юргевцы, вельядцы с князем Ярославом Володимеровичем Изборьско». Мы уже упоминали выше, что состав ливонского войска был представительным.

Судя по летописи, войско неприятеля состояло из трех ополчений: медвежане – жители замка Медвежья Голова (Оденпе), подвластные князю; вельядцы – жители замка Феллин, резиденции магистра; и юрьевцы – жители Дерпта, подвластные архиепископу. Участие вельядцев и юрьевцев в походе возможно только после санкции их сеньоров – магистра и архиепископа. Помимо немцев, в нападении на Изборск приняли участие и подданные датского короля, о чем говорится в Рифмованной хронике: «Мужи короля прибыли туда со значительным отрядом».

Таким образом, поход на Изборск 1240 г. был крупномасштабной военной операцией, цели которой не должны были ограничиваться захватом этой порубежной крепости. Численность вражеской армии должна была превышать тысячу человек, поскольку в дальнейшем немцам удалось разгромить псковское ополчение, включавшее в свой состав все боеспособное население города: «выидоша плесковицы вси и до души». Изборск был взят после короткого штурма, а судьба его защитников оказалась трагичной: «Кто защищался, тот был взят в плен и убит». Псковичи, как мы уже писали, немедленно двинулись в поход под Изборск для отражения агрессии немцев. Дата битвы под Изборском известна только из псковских летописей, хотя их тексты называют две даты: ошибочную, 16 октября 1239 г. (Псковская II летопись) и верную, 16 сентября 1240 г. (Псковские I и III летописи). Автор Рифмованной хроники высоко оценивал боевые качества псковского войска, отмечая их боевой дух («люди очень крутого нрава») и металлические доспехи («многие были в блестящей броне, их шлемы сияли»).

Военные действия, которые разворачивались на западных рубежах Руси, по своим катастрофическим последствиям могли нанести русской государственности смертельный удар. В этом нет преувеличения. Независимое существование Пскова и Новгорода стали залогом возрождения Руси и единодержавной великорусской государственности. При утрате этих земель находившаяся под ордынским игом Суздальская Русь не обладала бы таким мощным военным и политическим дополнительным ресурсом, которым являлся Новгородский Север, и, вероятно, уже не смогла бы собрать силы для решительной борьбы с Ордой.

«…События 1228–1241 года чрезвычайно отчетливо показали, насколько тесно общерусские интересы были связаны с удовлетворением интересов отдельных земель и княжеств. Следует отчетливо представлять, что в том случае, если бы в Пскове стал править князь Ярослав, обладающий правом иммунитета, если бы не было прямого давления иноземцев на разные социальные слои населения Псковской земли, не было бы постоянных разорительных набегов рыцарей, то резкого противостояния ливонцам могло бы и не быть. К тому же примеры истории свидетельствуют о том, что установление вассальных отношений с католическим правителем не требовал обязательного перекрещивания вассала и подвластно ему населения. Процесс католизации мог происходить в течение длительного времени и ненасильственно. В результате Псковская земля оказалась бы оторванной от Руси на значительно более долгий срок, чем полтора года».

Можно добавить, что угроза отторжения Пскова от Руси была реальна на протяжении всего княжения Александра Невского в Новгороде, сохранялась данная угроза и гораздо позднее. «Упомянем грамоту 1299 г., в которой епископ Дорпата Бернхард подтверждает братьям Ливонского Ордена их право на пожалованную им во владение в 1248 г. часть земель, принадлежавших Дорпатскому епископству… в грамоте помещен текст документа 1248 г., где сказано, что епископ Герман жалует братьям Ордена “половину королевства, называемого Плесков, переданного королем Гериславом, наследником этого королевства, дорпатской церкви”. Мы должны согласиться с исследователями, которые полагали, что Ярослав совершил акт дарения Псковской земли как своего наследственного владения Дорпатскому епископу еще до оккупации Пскова… Если верно наше предположение относительно сути договора 1234 г., то тогда помощь от Дорпата, на которую рассчитывал Ярослав, была бы прямым нарушением данного пакта. Епископ мог использовать ситуацию, чтобы побудить князя вступить с ним в вассальные отношения. Как сеньор Ярослава епископ ввел бы свои войска в Псковскую землю на правах ее собственника, а не в помощь князю. Ярослав же в случае успеха акции становился псковским князем-вассалом Дорпатского епископа. Неудачное нападение на Изборск в 1233 г. показало, что взять и удержать такую крепость силами вассалов Дорпатского епископа и небольшого русского отряда фактически невозможно. Добиться этого можно было, обратившись за помощью к рыцарям Ордена, получившего пополнение после преобразования в 1236 г. Рыцари потребовали от епископа соответствующей компенсации, что отразилось в цитированном выше документе».

Эти данные еще более усугубляют картину той грозовой тучи, которая стараниями князя Ярослава Владимировича нависла над Псковом.

Нет никаких сомнений, что только благодаря решительным политическим и военным действиям Александра Невского по отношению к Пскову и его боярской аристократии удалось сохранить не только русскую государственность на данной территории, но и православную веру. После смерти Александра Ярославича при святом князе Довмонте псковичи оставались верными православию, династии и русской государственности. Эту верность они пронесли сквозь века. События XIII века, связанные с балансированием на гране национального и конфессионального предательства со стороны псковичей, больше в истории этого города никогда не повторились. И это – заслуга святого Александра Невского, следствие его побед и удивительной прозорливости. Псковичи оказались верными в веках той клятве, которую они дали своему освободителю святому Александру.

Мы видим, что «с конца 1232 по 1240 г. Псков находился под безусловным контролем князя Ярослава Всеволодовича и ставшего с 1236 г. новгородским князем Александра Ярославича. Лишь в 1240–1242 гг. Изборск и Псков были захвачены войском Ливонского ордена совместно с князем-изгоем Ярославом Владимировичем, племянником Мстислава Удалого и сыном бывшего псковского князя из рода Ростиславичей. Однако в начале 1242 г. Александр и Андрей Ярославичи выбили немецкий гарнизон из Пскова и вновь укрепили его за своим родом. И здесь мы должны внимательно рассмотреть, в чем была суть той клятвы, которую дали полноправные жители Пскова. В летописях приведено обращение Александра Невского к псковичам, которое без смысловых искажений читается только в Синодальном списке Псковской II летописи: «Аще кто и напоследи моих племенник прибежит кто в печали, или так приедет к вам пожити, а не примете, не почстете его акы князя, то будете окаянни и наречетося вторая Жидова, распеншеи Христа». Ю.Г. Алексеев установил, что «клятву» Александра следует понимать как особый политический акт, направленный «на укрепление связей Пскова со всей Русской землей в частности, с политической властью Руси – властью великого князя». Исследователь также полагает, что с событиями 1242 г. могла быть связана и выдача Пскову грамоты об основах княжеского суда и управления.

Попытаемся конкретизировать содержание летописной речи Александра Невского. Буквальный перевод его обращения на современный русский язык звучит так: «Если же в будущем кто-либо из моих родственников или потомков прибудет к вам в Псков вынужденно или добровольно, и вы его не примете или не окажите ему почестей, приличествующих князю, то уподобитесь окаянным евреям, распявшим Христа». В данном обращении важнейшее место занимает упоминание «племенник», то есть членов племени, рода, к которому могли относиться все потомки Ярослава, отца князя Александра – Ярославичи в широком смысле слова.

Необходимо отметить, что Псков выполнял завещание князя Александра безукоризненно, невзирая на опасности, угрожавшие городу со стороны многочисленных неприятелей. Со времен князя Александра сложилось незыблемое положение князя во псковских институтах власти. «Весьма важным для человека эпохи Средневековья было поведение князя в критических ситуациях, даже тогда, когда от его личных усилий мало что зависело, и отсюда рос его авторитет как сакральной фигуры. Однако представители разных династий обладали различной совокупностью прав на властные полномочия. Так князья Ярославичи пользовались в Пскове особыми правами, утвержденными еще при Александре Невском».

В эпоху Средневековья идея династической легитимности была развита сильнее идеи личной легитимности. Но нельзя также не отметить, что столь особый пиетет перед Ярославичами был заложен личными заслугами Александра Невского, который при жизни стал гарантом неотъемлемости псковских земель от единого православного русского пространства и продолжал им быть и впоследствии.

Картина начала противостояния католическому Западу будет неполной, если мы не вспомним первый эпизод, самое начало этой великой и драматической вехи в истории нашего Отечества.

В марте 1237 г. рыцари-меченосцы во главе с магистром Бруно заняли древний русский град Дорогичин на границе с землей подвластных Руси ятвягов. Будущий друг и союзник Александра, величайший и одновременно парадоксальный деятель русской истории князь Даниил Галицкий решил, что «не лепо ести держати наше отчины крижевником (крестоносцем)», и разгромил рыцарей под Дорогичином. В плен попал сам магистр Бруно. В этом городе своего воинского подвига спустя десять с небольшим лет Даниил совершит роковой шаг для судеб южной части единого русского народа. Он примет здесь корону от папы римского и, не изменяя формально православию, все же самим этим актом подаст повод подданным поколебаться в вере. Сделав этот шаг, который имел все признаки хоть и невольного, но духовного отступничества, Даниил подписал поистине смертный приговор всей своей земле и своему роду. И никакие личные политические и военные заслуги князя, которые действительно велики, не смогли изменить суда Божиего над ним и его потомством после этого рокового шага.

Мы уже писали выше, что после объединения рыцарей Тевтонского ордена с орденом меченосцев политическая ситуация на западном рубеже Руси резко усложняется. Римский престол, рыцарские ордена и соседи Руси, венгры и ляхи, – все бросились на нашу землю, полагая, что, ослабленная варварами с Востока, она станет для них легким трофеем.

В 1228 г. Орден подписывает соглашение с датским королем. Датчанам отходит северная часть Чудской земли с городом Колыванью, который они назовут Ревелем. Датчане, и это хорошо понимали в Новгороде, стали активными и сознательными участниками «дранг нах остен». В XIII веке стараниями отца Александра Ярослава Всеволодовича новгородцы проводят активную миссионерскую политику в Карелии и на Ижорском плато. Ярослав массово крестит карелов в 1227 г. Активно христианизируется и Ижора. Этот процесс идет параллельно с начавшейся миссионерской активностью католического Рима и его орденов в Прибалтике в деле христианизации язычников региона. Папа Григорий IX писал, что финский народ «стараниями врагов креста, своих близких соседей, возвращен к заблуждению старой веры (православию) вместе с некоторыми варварами, и с помощью дьявола совершенно уничтожает молодое насаждение католической Церкви божией» в Финляндии. В действительности в православие удалось тогда обратить не только финноязычных корелу и ижору, но и водь, обращенную ко Христу немцами. Часть латгалов, селов, а возможно, и ливов с эстами были обращены в православие. К сожалению, веру эту в чудских и ливонских землях удалось сохранить лишь чудскому племени сету, и доныне живущему в Псковской области и Юго-восточной Эстонии и исповедующему православие до сегодняшнего дня.

Крайне важно понимать, что на западных рубежах Руси при Александре Невском и Данииле Галицком началась затяжная война, не утихавшая много столетий! И кончилась она только после ливонской кампании при Иване Грозном, когда сила немцев в Ливонии и Эстляндии была сломлена.

Но не будем забывать, что главная опасность того времени для будущности православного Русского государства и нашего народа – татары. У ряда современных исследователей появляется тенденция считать главной опасностью католическую экспансию на земли православных народов. Мы видели, что эта угроза действительно реальная, не мнимая. Однако у Северной Руси хватило сил справиться с врагом на Западе. Историки евразийского направления считают Орду не столь опасным для восточнохристианских народов Европы врагом в силу их религиозной толерантности. Такой взгляд иначе, как поверхностным, назвать невозможно. История показала, что католическая агрессия не несла в себе тотального уничтожения культурных ценностей, разгрома городов и увода в плен огромного количества трудоспособного населения. На землях православных народов, на которых долгое время господствовали католики, самым негативным плодом их доминирования становилась церковная уния, влияние которой на православное население было поначалу достаточно ограниченным, хотя и духовно разрушительным, что сказывалось по истечении определенного времени.

Другой негативной тенденцией, которая была следствием унии, стала денационализация местной аристократической верхушки и низведение русского православного населения до категории людей второго сорта. История Российской империи, ее религиозной политики на территории Галиции и Черной Руси показала, что негативные процессы, вызванные унией, не являлись необратимыми.

Совершенно иные исторические примеры мы видим на востоке от Древнерусского государства. Поход, начатый Чингисханом из Забайкальских степей на запад, стер с лица земли многие этносы с их самобытной культурой. Численность многих уничтоженных народов вполне сопоставима с численностью восточнославянского населения Руси того периода. В качестве примера можно привести венгров, часть которых продолжала жить на своей прародине в Приуралье. Здесь в начале XIII века их застает ученый монах из Венгерского королевства. После прихода ордынцев, буквально в течение нескольких лет, от восточноевропейских венгров не осталось и следа.

В 1238 г. уже в руинах вся Суздальская Русь. Татары чудом не дошли ста верст до Новгорода. Новгород и Псков на ближайшие триста лет становятся последним не завоеванным чужеземцами оплотом всего русского народа. Современная наука утверждает, что даже антропологический облик древнерусского населения значительно изменился после нашествия. Это связано не с пресловутой «татарской кровью», которая является мифом нашей истории, а с тем фактом, что высшие слои древнерусского общества были в значительной степени уничтожены нашествием. Дружинный слой сложил свои головы, защищая города и земли, ремесленники и трудоспособное население массово угонялось не только в поволжские степи, но и в Монголию. Только Великая Отечественная война сопоставима с теми потерями, которые понесли русское население, русская государственность и русская культура после нашествия монголов.