Текст книги "Тайные тропы Магуры"

Автор книги: Владимир Чухрий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Нет, не буду…… – отказался Любомир и повернулся к Ивану: – Так вы и вправду собираетесь колхозникам ребра ломать, дядько Иван?

– А твое какое дело? – огрызнулся гот, – может, защищать будешь?

– А, скажем, я в колхоз вступлю – ты мне ребра ломать придешь?

Иван часто заморгал, удивленно уставился на Любомира, потом шмыгнул носом и, поддерживая штаны, выскочил из магазина.

– Скоро без штанов ходить будем, а все против. – Любомир покачал головой.

– Ты никак в колхозники собираешься, Любомир? – спросил лесник.

– Обязательно! – Любомир купил пачку сигарет и неторопливо пошел к выходу. Проводив его взглядами, мужики, как сговорившись, потянулись вслед за ним на улицу.

Мигляй уже вышел на крыльцо сельсовета и, распахнув дверь, позвал:

– Входите.

Копыла поспешно скрылся в магазине, где его поджидал Гурьян.

– Ну как, получилось? – спросил Копыла.

– Во! С присыпкой! – поспешил заверить кра-марь и показал большой палец.

– Не тебя спрашиваю, – раздраженно осадил его кулак. – Тебя, Гурьян. Деньги-то недаром выбросил?

– После собрания увидим. Только мерещится мне, что без Подковы дело не пойдет.

– Ну, ладно, мы им такой колхоз сегодня покажем – долго помнить будут. Вместе с Подковой и с ребятами Юзеф придет… Он уж поговорить умеет. Оно, конечно, действие-то лучше, но и слово иногда свое влияние оказывает. Ну, ты что ж – иди с крамарем, послушайте. А я так перед самым приходом ребяток заявлюсь. – Копыла перекрестился на угол, где висели хомуты, и вышел из магазина. Проходя мимо сельсовета, где уже началось собрание, немного умерил шаг, прислушался, о чем говорят, сплюнул и пошел дальше. Его окликнул священник.

– Зайди-ка.

Копыла вошел в сад.

– Хотелось мне, хотелось на собрании этом без нравственном побывать, – сказал отец Силаитнй, – так и подмывало явиться на сходку, но сан мой не позволяет.

– Митингуют, – сказал Копыла, – чтоб их, сволочей, на том свете так мордовали, как они мордуются сейчас!

– Не богохульничай, а запасись терпением да поменьше злость свою людям показывай. Посмотри на себя – будто подменили: волком смотришь вокруг. Терпение, только терпение – вот истинный путь добропорядочного христианина.

– Терпение! Если бы у вас на глазах таяло годами скопленное добро, вы тоже взвыли бы по-волчьи.

– Молиться надо! – перебил его священник. – Христос терпел и нам велел. Дьявол-искуситель вселился в душу мирскую – вот печаль, которую не только молитвами, но и каленым железом нужно выжигать.

– Каленым железом? Это верно, – согласился Копыла.

– Ты запомни, Иннокентий Назарович, – продолжал священник, – колхозная зараза живуча и заразительна, как черная оспа. Ее не остановишь силами повстанцев. Но мы должны приложить все силы к тому, чтобы мешать всякой советизации нашего края. Знаю, тяжело и жалко тебе видеть разрушение трудов своих, но, их лишаясь, ты приобретешь навыки, так необходимые в нашем испытании всевышним. Если тебе предложат записаться в колхоз – иди не задумываясь. Червь, точащий плод, всегда забирается во внутро его. Последуй и ты мудрости его деяний. Не гнушайся моим сравнением – червь тоже божья тварь, и все мы черви на сим свете.

– Не запишут меня в колхоз, – возразил Копыла. – Да и не пойду я в колхоз их, – вдруг вспылил он, – лучше своими руками все спалю, чем отдам свое добро!

– Тише, дурак! Прости меня, господи. Чего ты кричишь? В том, что тебя запишут в колхоз, я тоже сомневаюсь, но если господь изъявит такую волю, нужно покориться его предначертанию. Понял?

– Угу, – после некоторого раздумья мрачно согласился Копыла.

– То-то же, раб божий Иннокентий. Иди же, п поторопи Подкову. Я благословляю их. От них зависит, на какое время мы сможем сдержать коллективизацию.

– Скажи, отче, а сможем мы помешать организации колхоза в селе? – спросил Копыла.

– Да, мы сможем помешать организации колхоза, но не воспрепятствовать ей. В какой степени мы сможем помочь – это зависит от нас и от нашего усердия. Мы должны внушать страх неразумным грешникам, идущим за Советами. И уже не божье слово может образумить их, и не душеспасительная молитва, а кровь и смерть – вот единственное средство искупления вины перед всевышним.

– Я тоже так думаю. Только кровь и смерть! – прохрипел Копыла и поднялся на ноги. – Пойду я. Уже темнеет – хлопцы должны скоро прийти. Благослови меня, отче.

НЕ ВСЕ ПРОХОДИТ БЕЗНАКАЗАННО

В месте со скатившимися с гор сумерками в село нагрянула банда Подковы. В условленном месте их встретил крамарь Морочканич. Озираясь по сторонам, он сообщил, что в селе спокойно и собрание в полном разгаре.

– Начинайте с Оксаны Гайдашевой. Она так заливалась, у меня аж в глазах потемнело.

– Ладно, топай. И смотри в оба, чтоб к сельсовету военные не подошли. Проглядишь – повешу, – пообещал Подкова.

Бандиты двинулись к сельсовету. Все смолки, когда в дверях показались Подкова, за ним Юзеф и три бандита с автоматами наготове. Подкова протиснулся вперед, окинул взглядом сидевших за столом людей и жестом приказал очистить сцену. Подталкивая друг друга, с нее торопливо сошли Мигляй, Ильченко, Сидор Назарчук и Поярко. Оксану Подкова схватил за руку.

– Нет, уж ты задержись, голуба, не торопись, расскажи-ка еще разок, о чем здесь толковала. Нам тоже интересно послушать.

Кивнув в сторону зала, девушка выдернула руку и звонко ответила:

– Если они захотят слушать меня еще, я не заставлю себя дважды просить. Что вас интересует? – > вызывающе спросила она.

– Нас все интересует. Только говори не так, как говорила до нашего прихода. Твои глупости насчет колхоза нам не нужны. Ты расскажи, как там большевики мордуют людей. По-хорошему говорю. Ну?

Оксана с минуту стояла молча. Она понимала, что значит угроза бандитов, но присутствие сельчан, безмолвно и сочувственно глядевших на нее, придали ей силу и стойкость, каких она сама в себе до сих пор не ведала.

– А ну, отойди! – вдруг крикнула она. – Храбрецы вы оружием баб пугать.

Подкова рванул девушку к себе и, схватив ее за волосы, прохрипел:

– Ах, ты!.. Мало что ты тут большевистской агитацией занимаешься, так еще нас позоришь! Да я тебе сейчас голову отверну, задом наперед поставлю!

Видя, что Подкова нарушает указания Ореста о том, как надо «работать» с населением, Юзеф подскочил к нему.

– Брось! На кой черт она тебе сдалась! Мы еще успеем поговорить с ней.

– Уйди! – взвизгнул Подкова. – Я ей покажу, как оскорблять нас и агитировать за колхозы!

– Пойми, народ здесь.

– Народ?! Вот пусть все сельчане посмотрят, что мы будем делать с теми, кто пойдет в колхоз. Карантай!

Юзеф отошел. Он злился, что Подкова срывает его заранее подготовленную речь. Вот уж малограмотное быдло этот Подкова!. Какое тупоумие! И после такого он еще будет говорить о всеобщем народном восстании!

Карантай, оставленный вместе с Володькой Задорожным у входа, отозвался на зов Подковы, вразвалку приблизился к нему. Не дожидаясь его приказа, он взял Оксану за косу и притянул ее к стулу.

– Но, но, не вертухайся, а то и зашибить могу по причине тяжелой руки.

Прикрутив руки Оксаны к стулу веревкой, он достал из полевой сумки машинку для стрижки волос.

– Сейчас мы тебя, голуба, в монашки произведем, – оскалил зубы Подкова, – чтобы все видели, какой ты чести удостоилась от повстанцев.

По глазам сельчан было видно, что им искренне жалко Оксану, которая перед этим так горячо и душевно рассказала о своей поездке в Восточную Украину. Но они боятся автоматов и поэтому сидят молча.

Вдруг раздался крик:

– Не смейте! – И на сцену поднялась учительница. – Вы… вы… понимаете, что делаете? Вы как смеете?

Карантай опустил руку с машинкой.

– А тебя чего – тоже замуж не берут? Тоже в монашки решила постричься? Помоги ей, Юзеф! – воскликнул Подкова.

Юзеф взял учительницу под руку и, отведя в сторону, сказал:

– Что это вы, пани профессорка? Ведь вас Оксана не просила быть ее адвокатом.

– У вас еще хватает наглости смеяться!

– Успокойтесь, успокойтесь – это вредно для здоровья. Сентиментальность влияет на кровообращение – видите, как вы покраснели? Разрешите, я вас доведу до места. – Юзеф подвел учительницу к окну. – Вот так будет лучше. И что вам взбрело в голову вмешиваться в действия повстанцев? – переходя на доверительно тихий тон, спросил он. – Дело в том, что не каждый из партизан в состоянии дать оценку своим действиям. Если нами и допускается опрометчивость, она оправдывается той великой целью, которой мы посвятили свою жизнь. В большом нужно уметь прощать малое, вернее – не замечать его. Что станет, например, с этой амазонкой, если ее лишат волос? Ничего особенного. Только другие, не в меру горячие, как вы, например, извлекут из этого поучительного примера урок послушания и покорности.

– Вы так думаете? Да отпустите, наконец, мою руку! – окрепшим голосом произнесла Ольга Ивановна.

– Напрасно вы так нелюбезны со мной. Только благодаря мне вы так легко отделались. Здесь уж я говорю от всего сердца.

– Благодарю вас, оставьте меня. Мне с вами не о чем говорить.

Воспользовавшись сговорчивостью Задорожного, оставшегося у выхода, газды поспешили покинуть клуб. Только когда Подкова закричал на Володьку, он загородил выход.

Карантай дважды накрест провел машинкой по густоволосой голове Оксаны, насмешливо глянул на ее обезображенную голову и заявил:

– Теперь сразу будет видно, что колхозница. – И, распутав веревки, добавил: – Топай, топай, красавица!

Оксана, в отчаянии обхватив голову руками, бросилась с подмостков.

Радичане поспешно расступились, но Ольга Ивановна остановила Оксану.

– Не уходи. Стыдиться тебе нечего.

Она провела Оксану к окну, сдернула со своих плеч шелковую косынку и набросила ее на голову девушки.

– Не плачь, родная! Разве не видишь ты, что твои слезы приносят им радость.

Юзеф передернулся и сорвал с головы Оксаны косынку.

– Однако вы обнаглели, мадемуазель. Добрые слова увещевания, очевидно, до вас не доходят. Поберегитесь!

Оксана, уткнувшись головой в грудь Ольги Ивановны, забилась в рыданиях.

– Изверг! – крикнула Юзефу Ольга Ивановна и, обняв Оксану, направилась к выходу.

– Постой! – рявкнул Юзеф. – Думаешь так легко отделаться от меня?

– Что вам еще нужно? Может, хотите померяться со мной силой, не надо, – я физически слабее вас!

– А ну-ка, хлопцы, выведите профессорку на свежий воздух.

Внезапно перед Юзефом появился Любомир, которого до этого пытался удержать на месте Морозенко. Такого же роста, как и Юзеф, пошире его, – он возник настолько неожиданно, что Юзеф словно языка лишился. Военная форма перепугала его, и он, выбросив руки вперед, замычал:

– Что?.. Я… я…

Карантай попятился назад. Подкова скрылся за выступом стены. Владимир, увидев брата возле Юзефа и суматоху среди бандитов, закричал:

– Любомир, брось! Слышишь?

– Вы что, мерзавцы, над девушками глумитесь?! – не обращая внимания на крик брата, спросил Любомир.

– А-а, так это доблестный воин при всем своем величии? – спросил, придя в себя, Юзеф. – Ну-ка, сними побрякушки по хорошему. – И его волосатая рука потянулась к медалям сержанта.

– Не трожь, – сурово сказал Любомир и, отведя его руку, вскочил на подмостки. – Товарищи! Как же так получается? Собрались мы с вами, чтобы обсудить наши кровные дела, решить, как же нам дальше жить, а сюда пришли какие-то и глумятся над нами… Что вам нужно от нас? – повернувшись к Подкове, спросил он. – Кто вам дал право издеваться над людьми? Я спрашиваю вас от имени всего села.

Переглянувшись с Юзефом, Подкова ухмыльнулся:

– Пардон, мусье. Я что-то не пойму. От имени кого вы спрашиваете меня?

– От имени всех присутствующих!

– Ага! От имени всех присутствующих, – протянул Подкова. – Хорошо. Вы в этом уверены? Сейчас проверим. – Он шагнул на край подмостков. – Кто уполномочивал этого дурака говорить от их имени, прошу поднять руку!

Все молчали.

– Так что вы ошиблись, мусье. Как видите, вас никто не уполномочивал. А теперь катись по-хорошему и впредь не смей носа совать в наши дела! Люблю смелых и поэтому прощаю на первый раз.

К Любомиру подошел Юзеф. Склонив набок голову и раскачиваясь, он сказал:

– А побрякушки эти все-таки придется снять.

Его рука снова потянулась к наградам Задорожного, но короткий и резкий удар швырнул Юзефа на пол. Он затеребил кобуру и выхватил пистолет. Любомир рванулся к нему, ударом сапога выбил из рук оружие и тут же подхватил его. Мгновение, и сержант уже очутился на подоконнике открытого окна. Только теперь Подкова бросился на помощь Юзефу, но Любомир выстрелил и выпрыгнул на улицу.

Подкова зацепился за стул и свалился возле Юзефа. При падении он сильно ударился о ствол автомата лицом: лиловой тучей навис над глазом синяк. Он вскочил и увидел, что плечо Юзефа залито кровью.

Радичане протискивались к двери.

– Стойте, стрелять буду!! – заорал Подкова.

Газды, прячась за спины друг друга, остановились. Подкова сказал:

– Смотрите мне, о колхозе перестаньте и думать! Колхоза не будет – это я сказал. Ясно? А сейчас – дуйте по домам!

Толпа снова рванулась к выходу.

ЧТО ПРОИЗОШЛО В ШКОЛЕ

Любомир укрылся на склоне Магуры. Возвращаться домой было нельзя. Как известить мать? Кого попросить? Первой пришла на ум Ольга Ивановна.

Поздним вечером Любомир спустился в село и пошел к школе малохоженой тропинкой, извивающейся по окраине Радинского. Когда до школы оставалось не более ста метров, чуткое ухо Любомира поймало шорох крадущегося где-то позади человека. Любомир притаился за кустарником. Вскоре он услышал тяжелое сопение человека. Тот мелькнул неясной геныо и растаял в темноте. Задорожный не мог, конечно, знать, что это сын священника.

Когда шаги неизвестного затихли, Любомир двинулся дальше. Перемахнув через невысокий школьный забор, он всмотрелся в темноту и, убедившись, что все спокойно, стал заглядывать в окна, ища комнату учительницы. В одном из окон Любомир увидел белую кружевную занавеску и тихонько постучал. Занавеска приподнялась и опустилась. Через минуту он услышал тихий зов с крыльца:

– Заходите же скорей!

Он перешагнул порог. Ольга Ивановна протянула руку.

– Держитесь и идите за мной.

Любомир ощутил в своей ладони маленькую руку девушки. Уже очутившись в комнате, он почувствовал, с какой силой сжал руку Ольги, и, бормоча извинения, поспешил выпустить ее.

– Вы не удивились, что я пришел?

– Ничуть. Признаться, я беспокоилась за вас.

– Спасибо. Я хочу попросить… меня беспокоит мать.

– Да, да, – перебила его Ольга. – Я понимаю. Мне так хотелось самой побежать к ней, успокоить ее. То, что вы совершили…

– Что вы!

Ольга Ивановна начала надевать пальто.

– Нет, нет! Только не сейчас, – забеспокоился Любомир, – лучше утром. Опасно. Послушайтесь моего совета.

– Но ведь ваша мать не спит, беспокоится… Скажите, что вы собираетесь делать дальше?

Любомир уже твердо знал, как ему поступать. Он увидел за эти дни, что озлобленные на бандитов газ-ды стали забывать о веками затверженной истине «моя хата с краю». Даже люди, забитые темнотой и нищетой, поначалу обманутые оуновцами, начали понимать истинную их цель. Во многих других деревнях создавались отряды по борьбе с бандитами, члены которых именовались «ястребками». Необходим был толчок, который убедил бы и радичан в невозможности терпеть бесчинства оуновцев. Такой толчок сегодня был дан. Любомир решил утром отправиться в районный центр, связаться с органами безопасности, попросить для молодежи оружие. В пистолете, который он выхватил у бандита, был только один патрон.

Он ответил Ольге:

– Я бывший солдат и в армии усвоил, что лучший способ защиты – нападение.

– Тогда я очень прошу вас, Любомир, не забывать меня. Чем только можно – я помогу. Я не хочу, чтобы дети, которых я учу, росли в страхе.

– Хорошо. Первая моя просьба – останьтесь до утра, не ходите к моей маме.

Она молча скинула косынку и пальто.

– Вог замечательно. Разрешите? – Он опустился на стул.

– Да, да. Отдохните немного.

– Нет, – смутился он, – я пойду. Я не подумал…

Любомир сорвался со стула. В коридоре он наткнулся на парту. Ольга шла за ним и засмеялась, когда он ударился.

– Поделом вам. Не убегайте так быстро.

Они остановились на крыльце.

Где-то совсем близко тянул свою песню неугомонный сверчок. На его призывные звуки отвечал второй, где-то дальше – третий, и бесконечное множество голосов без устали вторило лихому запевале. Снизу доносился слабый плеск речушки.

– А ведь мы с вами даже не познакомились как следует, – сказала Ольга.

– Меня зовут Любомиром, вы же знаете.

– А вы называйте меня Олей, хорошо?

– Хорошо.

– Куда вы сейчас пойдете?

– Проберусь в райцентр. Не бойтесь, меня никто не обнаружит в пути. Я ведь был и разведчиком.

Они попрощались. Ольга постояла на крыльце, потом вошла в комнату, оделась и направилась к дому Задорожных.

Любомир, добравшись до районного центра, зашел в военкомат, оттуда к майору Егоренко. Тот встретил Любомира сухо и неприветливо. Задорожный сбивчиво поведал, что с ним приключилось, но стоило ему только заикнуться об оружии и сказать о брате, как майор перестал его слушать.

Любомир ушел. Он понял, что ему не доверяют.

Он завернул на почту, позвонил председателю сельсовета Ильченко, попросил передать матери, что он жив и здоров, съездил на попутной машине к тетке, в Острожье, побыл у нее и вернулся в Радин-ское, решив в первую очередь зайти к Ольге.

ЮЗЕФ ЛЕЧИТ РАНУ

большому огорчению Гурьяна, раненого Юзефа бандиты привели к нему в дом. Спрятав его в подполье, вырытом под печью, лесник лихорадочно выискивал повод, чтобы избавиться от опасного квартиранта. Особенно взволновался он, когда Юзеф потребовал привести фельдшерицу. Гурьян всячески пытался отговорить Юзефа, уверяя, что дочери сумеют сами вылечить его неопасную рану. Но тот уверял, что боль в руке усиливается, и настаивал.

Если Гурьян молил бога о скорейшем выздоровлении бандита, то Кася хотела, чтобы ее бесценный Юзеф пробыл у них как можно дольше. Тогда она сможет встречаться с ним не от случая к случаю, а ежедневно.

Покорившись требованиям Юзефа, Гурьян с наступлением темноты послал Каею в медпункт.

– Только, смотри мне, делай все, как я сказал, – учил он ее, – мол, пожалуйста, пани медичка, прошу вас прийти к больному отцу, и ни слова больше. А потом зайдешь до крамаря и возьмешь литр водки.

Юзеф выбрался из убежища и лег на кровать.

Через полчаса пришли Кася с Зиной, и Зина ошарашила Гурьяна вопросом:

– Где он?

– Кто? – удивился Гурьян.

– Юзеф> – в свою очередь удивилась фельдшерица.

– Ю-зе-еф, – протянул Гурьян. И его грозный взгляд нашел стоявшую за спиной фельдшерицы дочь

– Да она все знает, – сказала перетрусившая Кася.

– Что, все знает? Что она знает?! – взорвался Гурьян. – Пошла звонить по всему селу… Вы уж извините, пани медичка, непонятливую дуру. Наговорила вам черт знает чего. Он был, но ушел.

– Как ушел? – вскрикнула Кася.

– Ух, стерва взбалмошная! – еще сильнее заорал лесник. – Вон отсюда!

Кася бросилась за дверь.

– Не кричите. Я не подведу вас, ~ сказала Зина.

Гурьян заискивающе пояснил:

– Я знаю, вы хорошая, пани медичка, но знаете, время нынче такое – боязно довериться. – Перейдя на шепот, он продолжал: – Мы-то люди маленькие. Пришел человек с оружием, да еще ранен. Требует, чтоб вас позвали, и все тут. Что мы можем возражать: маленькие мы люди. Вот и позвали вас. Проходите в комнату, проходите, пожалуйста. А кто он, и что он, нас это не интересует. Говорит, что Юзефом прозывается. Ну и пусть будет Юзеф. Нам-то какое дело.

Усадив фельдшерицу, он зашел в соседнюю комнату, где на кровати, погрузившись в мягкую перину, лежал Юзеф.

– Пришла пани медичка. Ты только предупреди ее, чтоб она ни гу-гу. И скажи, что попал ко мне случайно. Брехать, так уж в лад.

Остановившись на пороге, Зина окинула взглядом комнату. В ней было душно и мрачно. Небольшой каганец освещал бледное лицо улыбающегося Юзефа.

Приблизившись, Зина положила руку на лоб Юзефа и соболезнующе спросила:

Как же это случилось?

– Прошу без вопросов. Делайте свое дело, – резко сказал Юзеф и незаметно кивнул на лесника. Зина поняла.

Осмотрев слегка воспаленную рану и не найдя ничего опасного, она потребовала горячей воды. Гурьян выбежал. Столкнувшись за дверью с Касей, дал ей подзатыльника:

– Какого черта отираешься? Иди за мной.

Оставшись без свидетелей, Зина нагнулась, поцеловала Юзефа в губы.

На другой день Зина, хотя это ей было категорически запрещено, снова появилась, да еще засветло, в усадьбе лесника.

Она много думала о своих отношениях с Юзефом, почувствовала, что полюбила его, и решила каким-нибудь образом вывести из банды и выйти за него замуж. А тут еще в газетах напечатали обращение правительства Украинской ССР к остаткам националистов. Им предлагали выйти из лесов и явиться с повинной. загладить честным трудом свою вину перед народом.

Зину встретила встревоженная Кася.

– Не беспокойся, я на минутку. Мне нужно повидать его, – пыталась успокоить ее Зина.

– Сейчас же уходите! Всех хотите подвести?

Но Зина быстро прошла в комнату, где вчера лежал Юзеф. Там никого не оказалось.

– Где он?

Кася ухмыльнулась.

– Почем я знаю.

– Зачем ты говоришь неправду? Ты знаешь, – настойчиво продолжала Зина, – я принесла очень полезное лекарство.

– Оставьте его здесь! Я передам вечером, – предложила Кася.

– Какая ты непонятливая! Это внутривенное вливание, понимаешь? Нужно сделать укол. Ты же не сделаешь?

Кася заколебалась.

– Укол можно сделать и вечером…

Зина покопалась в своей сумке и вытащила несколько ампул.

– Вот они. Видишь? Их надо немедленно ввести в кровь Юзефа. Неужели ты хочешь, чтобы он умер?.

Кася задумалась и нехотя сказала:

– Ладно уж…

Нагнувшись у печи, она вытащила деревянную заслонку, которая прикрывала широкий проем, куда хозяйки обычно складывают для сушки дрова, рогачи и разную кухонную утварь, просунулась туда и начала разгребать руками землю, складывая ее в ведро. Вскоре открылось небольшое квадратное отверстие. Просунув туда руку, можно было нащупать металлическое кольцо. Сквозь кольцо Кася пропустила вожжи, протянула оба конца через другое кольцо на верхнем своде печи и выползла наружу. Поплевав на руки, скомандовала:

– А ну, беритесь, пани медичка, мне самой не одолеть. Только смотрите, никому ни слова.

Однако их усилиям крышка не поддавалась. Кася открыла чугунную дверцу в печи, предназначенную для выборки сажи, и крикнула:

– Юзеф! Слышишь? Помоги, а то мы не можем вытащить ящик.

Вскоре, к удивлению Зинаиды, что-то непомерно тяжелое начало поддаваться. Тянули до тех пор, пока не показался в подпечье полуметровый в высоту ящик с землей. Покачиваясь, он подтянулся к печному своду и застыл, закрепленный вожжами. Через некоторое время из люка показалась взлохмаченная голова Юзефа. Хмурясь от яркого света, Юзеф раздраженно осведомился:

– Ты зачем пришла? Другого времени нет? – И смягчился. – Или случилось что, Зина?

– Лечить ей тебя загорелось, – язвительно вставила Кася.

– Да… принесла лекарство, – пролепетала Зина и ревниво оглянулась на Каею.

В дверь постучали. Юзеф скрылся. Кася бросилась загораживать подпечье. Торопливо отвязав вожжи, она опустила ящик с землей, установила деревянную заслонку, приказала Зине:

– Идите же скорей к столу, чего остолбенели?!

Стук повторился, и Кася, не дожидаясь, когда Зина придет в себя, бросилась в сени.

На пороге появился Гурьян.

– Напрасно вы, пани медичка, приходите к нам в дом. Ох, напрасно. К добру это не приведет. Не жалеете вы свою голову, да и за наши забываете. Вечером, по холодку – всегда рады вас видеть.

– Я пришла со стороны леса, меня никто не видел, – оправдалась Зина.

– Э-эх, пани медичка, пани медичка, никто вас не видел, – укоризненно покачал головой лесник. – Людской взгляд что нож острый – и не увидишь, как он пронижет тебя, от него разве скроешься… Так вы Юзефа пришли проведать?

– Я здесь кое-какие медикаменты достала, – показывая ампулы, виновато пояснила Зина. – Они очень нужны больному.

– Вам виднее, что ему нужно. Ну что ж, раз принесли, оставьте, а вечером дадим раненому, – смягчился Гурьян и, подойдя к столу, опустился на табуретку.

– Зачем же вечером? – удивилась Зина. – Раз уж я пришла, можно и сейчас. Мы ведь только что говорили с Юзефом. Он ведь там, внизу…

Лесник побелел. Потом стал краснеть. Кровь волной посунулась от напряженной шеи, залила сначала подбородок и выпиравшие скулы, потом сухие щеки и, наконец, морщинистый нахмуренный лоб. Страшный, похожий на разъяренного быка, он медленно поворачивал голову к онемевшей от ужаса дочери.

– Вы не удивляйтесь, – стала успокаивать его Зина, – о схороне мне сказал Юзеф.

Гурьян с недоверием переспросил:

– Юзеф?

– Да.

Гурьян прохрипел:

– Ну, что ж, теперь вы знаете все… Смотрите, пани медичка, не вздумайте шутить!

– Меня не касается, чем вы занимаетесь, и можете быть уверены, дальше этих стен ваша тайна не уйдет, – заверила Зина. – Откройте люк.

Гурьян покорно подошел к печи. Через минуту снова появилось хмурое лицо Юзефа. Он сказал Зине:

– Спускайтесь в мои хоромы. Согласны? Это совершенно безопасно.

Не раздумывая, Зина согласилась.

Убежище представляло собой яму – в три метра длины и два ширины. Часть стен была обшита тесом. У стены стояла сбитая из досок узкая лежанка, покрытая одеялом. В углу притулилось ведре, прикрытое истлевшей ветошью. У изголовья лежанки – другое, с прицепленной за ушко жестяной кружкой. Все это слабо освещалось керосиновой лампой, висевшей на гвозде у отдушины.

Вновь опущенный ящик с землей прервал связь с внешним миром. Но не знали Юзеф и Зина, что все, что произошло между ними, каждое их слово, а Зина, как и решила, стала уговаривать Юзефа бросить банду и выйти с повинной, – все было подслушано ревнивой дочерью Гурьяна. Она искусала себе губы и дала клятву отомстить.

Кася знала, что Карантай должен зайти за Юзефом, и они вместе куда-то уйдут. «Тогда эта стерва останется одна, и я с ней расправлюсь», – решила Кася.

Планам ее. однако, не было суждено сбыться. Вместе с Карантаем явились еще несколько бандитов, и когда Юзеф и Карантай с Гараськой ушли, двое хлопцев остались в доме Гурьяна, устроились возле печи и просидели так до возвращения Юзефа.