Текст книги "Тайные тропы Магуры"

Автор книги: Владимир Чухрий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Владимир Карпович Чухрий
Тайные тропы Магуры

ПРЕДИСЛОВИЕ

Автор повести «Тайные тропы Магуры» Вл. Чухрий – бывший работник органов госбезопасности. Многие годы он служил в Западной Украине. В местах, описанных в повести, работал и трагически погиб один из друзей автора. Память о погибшем друге, о других боевых товарищах и заставила Вл. Чухрия взяться за перо. Не профессиональный писатель, он, естественно, столкнулся с большими трудностями. Недостаток литературного мастерства не сказался на одном – стремлении правдиво показать обстановку, сложившуюся в Западной Украине в первые послевоенные годы. Автор не скрывает трудностей, с которыми столкнулись молодые работники органов госбезопасности, честно говорит об отдельных ошибках, которые ими были допущены. Герои повести не те «железобетонные» герои, которые зачастую выводятся в произведениях подобного жанра, они люди живые.

В Западной Украине в 1945–1946 годах возникла очень сложная обстановка.

Отторгнутые в прошлом от украинской земли области Западной Украины до 1918 года входили в состав Австро-Венгерской империи и затем попали под ярмо панской Польши. Австрийская династия Габсбургов и польские паны угнетали украинское население, жестоко подавляли его стремление к свободе, постоянное желание воссоединиться с Украиной. Верными слугами австрийских и польских колонизаторов были украинские буржуазные националисты. Они помогали закабалять народ, грабить его. Реакционные правители панской Польши вместе с немецкими фашистами превращали Западную Украину в плацдарм для нападения на советский народ.

Осенью 1939 года осуществились давние чаяния украинского населения Западной Украины: Советская Армия освободила их от панского ярма, и они воссоединились с Советской Украиной.

В 1941 году германский фашизм развязал войну против СССР. Националисты, связанные с гестапо и немецкой разведкой, обагрили руки кровью тысяч украинцев. Из предателей и подонков, из обманутых фашистской националистической пропагандой людей гитлеровцы сформировали дивизию СС «Галичина», которая была наголову разбита Советской Армией под Бродами. Недобитые националисты рассеялись но горам и лесам и стали терроризировать население. Вожаки этих банд, потеряв своего прежнего хозяина – Гитлера, запродали себя американской и английской разведкам.

Нелегко было крестьянам – темным, забитым, малограмотным и безграмотным, оглушенным вражеской пропагандой, войной с ее бесчисленными жертвами, разобраться в истинном положении вещей, понять сразу, кто им враг, а кто истинный друг. У одних сознание пробуждалось раньше, у других позже. Одни помогали советской власти охотно, другие таились, выжидали. Но всем им хотелось зажить наконец мирно и счастливо.

Вл. Чухрий с большим теплом показывает простых людей, которые стали на путь новой жизни, вначале робко, с оглядкой и страхом, потом активно помогали чекистам разоружать и уничтожать бандитов. Читатель полюбит и запомнит мужественных, беззаветно преданных Родине офицеров Лукашова и Башкатова, комсомольцев-сельчан Любомира, Оксану, учительницу Ольгу.

Автор сумел правдиво вскрыть звериную сущность националистов, показать их разложение и обреченность.

Книга «Тайные тропы Магуры» наносит еще один удар по последышам националистов – «оуновцам», нашедшим себе приют в империалистических страна?; Запада.

ПАМЯТНЫЙ ДЕНЬ

Трудно было примириться с мыслью о гибели старшего лейтенанта Александра Буланова. Никому не верилось, что нет и никогда уже не будет с ними этого жизнерадостного, всеми любимого офицера. Умолкли азартные споры, шутки, прекратились забавные «розыгрыши». Молодые работники оперативного отдела даже разговаривали неохотно – казалось, каждый чувствовал себя виновным в смерти товарища.

Начальник отдела майор Егоренко ходил, не поднимая головы. Чувствовалось, что этому и без того хмурому, немало повидавшему на своем веку человеку невыносимо тяжело. На похоронах Буланова офицеры впервые услышали, как дрогнул его голос. Он говорил:

– Так прими же, мать-земля украинская, тело верного сына русского народа. Пусть его кровь, пролитая в мирные дни, зажжет еще ярче пламя ненависти к нашим врагам, пусть память о нем станет еще одним звеном неразрывной дружбы двух великих народов – братьев…

Похоронили Александра в небольшой роще высоких лиственниц и сосен.

Никогда не забыть лейтенанту Башкатову того летнего дня 1946 года. На всю жизнь остались в памяти плач молодой вдовы Катюши, ее широко открытые глаза на вдруг постаревшем лице. Он стоял рядом с ней, держал на руках полуторагодовалого сына покойного. Долгим взглядом простился лейтенант с мертвым другом и, пробившись сквозь плотное кольцо офицеров и солдат, отошел в сторону. Мальчик лепетал:

– Папа… Мама… Там…

На другой день жена Буланова грустно упрекнула:

– Ты так и не попрощался с Сашей.

Башкатов виновато посмотрел на нее, пытался что-то сказать и не смог.

Расследовать убийство чекиста майор Егоренко поручил Башкатову.

Известно пока было следующее.

Ранним утром Буланов с отделением солдат направился в село Радинское. Оставив солдат на склоне горы Магуры, старший лейтенант спустился в село. Бойцам он приказал тщательно замаскироваться и вести непрерывное наблюдение за подходами к селу. А вечером, когда он выйдет на дорогу к селу Россопач, солдаты спустятся вниз и подождут его в условленном месте.

Солдаты видели, как Буланов ходил по хатам, видели, как он встретился в середине дня с участковым милиционером Дейнекой и как они вместе направились в село Россопач. Отделение снялось с наблюдательного пункта и скрытно двинулось к условленному месту.

Перед заходом солнца со стороны Радинского донеслись автоматные очереди и винтовочные выстрелы. Солдаты забеспокоились. Сержант Ивченко – старший группы, хотел было двинуться к Радинскому, но решил не нарушать приказания. Да и выстрелы доносились не с той стороны, куда пошел офицер. Ивченко стал ожидать.

Стемнело. Буланов не появлялся. Тогда солдаты вошли в село, под разными предлогами заходили в дома. Обеспокоенные газды[1]1
  Газда – хозяин, мужик.


[Закрыть] отвечали, что никого из военных сегодня не видели. Они, видимо, больше всего опасались, что ищут самогонщиков, клялись в своей непричастности к самогоноварению, хотя в доброй половине дворов пахло сивухой.

В Россопаче старшего лейтенанта не оказалось. Глубокой ночью группа вернулась в Радинское. Тут солдаты уже прямо спрашивали – не видел ли кто старшего лейтенанта. Газды, словно сговорившись, только разводили руками – нет, никакого офицера они сегодня но видели. Но по лицам их было видно, что они что-то скрывают, боятся говорить.

Совещаясь, что предпринять, солдаты остановились возле какого-то сарая, закурили. Их окликнула девушка, как выяснилось позже – Оксана Гайдаше-ва. Она взволнованно рассказала про стрельбу, доносившуюся вечером с хутора Выжний, и добавила, что по селу прошел недобрый слух об убийстве военного, кого именно, она не знает.

Хутор находился в четырех километрах от Радин-ского, за темнеющей громадой Магуры. С трудом ориентируясь в темноте, солдаты перевалили через гору. Хуторские собаки отчаянно залаяли и помогли быстро найти обособленные хаты.

Ивченко долго не мог добудиться хозяев первого дома. Наконец в проеме двери показалась фигура здоровенного мужика в белом исподнем белье.

– Кого це бис ночами носыть?

Ивченко попросил разрешения войти в дом. Мужик молча постоял, затем отступил, и дверь захлопнулась – глухо громыхнул запор. Ивченко скомандовал двум солдатам залечь в кустах за домом, а сам встал за деревом. Несколько минут было тихо. Потом раздался оклик:

– Стой! Стрелять буду!

И короткая автоматная очередь. Бросившись за дом, сержант чуть не сбил с ног бежавшего навстречу солдата.

– Товарищ сержант! Ушел! Как привидение проскочил.

– Кто?

– Тот. В белом…

– Троих в погоню!

Ивченко с остальными солдатами стал дожидаться рассвета.

Скоро потянуло предутренней свежестью. Уже различались стволы деревьев. В тиши кто-то застонал.

Стон доносился сверху. Ивченко затаил дыхание. Стон повторился. Приблизившись к дому, сержант попытался выставить дверь. Она не поддавалась. Нащупав наличник окна, Ивченко хотел прикладом выбить раму, но увидел, что стекло разбито. Держа автомат наготове, влез в окно, крикнул:

– Кто здесь?

Молчание.

Ивченко подозвал одного из солдат. Тот тоже влез в окно.

Сержант чиркнул спичкой и увидел человека, лежащего ничком возле печки. Рядом валялась кепка. Ивченко склонился над лежащим, убедился, что он мертв, и стал обследовать комнату. С потолка свисала на проволоке лампа. Сержант зажег ее, увидел облупившуюся от выстрелов штукатурку на стенах, опрокинутый стол, длинная лавка закрывала проход из комнаты в коридор, на полу темнела застывшая лужица крови. Деревянный потолок был пронизан несколькими очередями.

В коридоре выяснилось – входная дверь приперта двухметровым бревном. Лестница у стены вела на чердак. Взбираясь по лестнице, сержант снова услышал стон. Предупредив, чтобы солдат был настороже, он полез дальше, высоко подняв в руке лампу.

У печной трубы, глубоко втянув голову в плечи, пытался приподняться человек в милицейской форме. Глаза его были открыты. Раненый запрокинул голову и силился что-то сказать. Затем руки его подломились. Сержант узнал участкового Дейнеку. Его перевязали, снесли в комнату. Он что-то бормотал, но понять его бессвязную речь было невозможно.

В пристройке солдаты обнаружили сгорбленную старуху.

– Кто хозяин дома? – спросил сержант. Старуха не отвечала. Вытирая концом платка беззубый рот, она непонимающе глядела на них. Сержант повторил вопрос. Старуха качнула головой. Сержант увидел на ее шее огромный зоб.

– Вы что, глухая, что ли? – уже резко спросил Ивченко.

На притулившихся в углу нарах зашевелилась полосатая перина. Из-под нее показалось испуганное лицо молодой женщины.

– Да, глухая, – сказала она.

– Ты чего прячешься? А ну, вылазь!

Женщина опустила босые ноги на пол. Длинная, почти до пят, сорочка с большим вырезом на груди плотно облегала полное тело. Женщина поправила разлохматившиеся волосы, стыдливо улыбнулась, но не запахнула сорочку.

– Глухая, говоришь? А ты почему молчала?

Женщина вскинула голову.

– А я спала.

– Ах, спала… Может быть, и выстрелов не слыхала?

– Нет.

– Не слыхала? – переспросил сержант и приказал: – Одевайся, пойдешь с нами!

– Никуда я не пойду, – возразила женщина и протянула руки к старухе. Та неожиданно проворно придвинулась к ней, обняла.

– Чтоб через пять минут была готова. Ясно? – распорядился сержант и вышел.

Уже совсем рассвело. Метрах в ста солдаты увидели другую усадьбу и возле нее стога почерневшего сена. Ивченко отправил туда солдата, и вскоре показались две фуры. Возницы – один пожилой, а второй, видимо, его сын – недовольные ехали вслед за солдатом.

На телегу, заполненную доверху сеном, положили Дейнеку, на другую – убитого парня. Заботливо поправив сено вокруг раненого, Ивченко пошел к пристройке поторопить женщин. Вернувшись с обеими – они теперь угрюмо молчали, – он скомандовал:

– Трогайте!

Беглеца так и не настигли.

В тот же день солдаты прочесали лес, но безрезультатно.

Труп Буланова нашли только на вторые сутки, далеко от хутора Выжний, возле оставленной бандитами землянки.

Дейнека скончался, не приходя в сознание. Женщины упорно твердили, что ничего не знают.

Выяснить все обстоятельства, связанные с этими тремя смертями, и предстояло Башкатову.

В органы госбезопасности он пришел недавно. Но его трудолюбие и настойчивость не раз ставились в пример другим офицерам. Майор Егоренко доверял его чутью оперработника и иногда использовал его успех по-своему. Были случаи, когда начальник откровенно присваивал его заслуги.

– Тебе не кажется, что идею-то подсказал я? Как думаешь, Борис? – с подкупающим простодушием спрашивал он Башкатова.

– Возможно, товарищ майор. Да и не в этом суть. Главное, успех отдела.

– Вот, вот, – подхватывал Егоренко, – я и говорю. Твой успех – мой успех, следовательно, успех всего отдела.

Борис улыбался про себя, а иногда делился с Булановым:

– Не пойму я что-то майора. Откуда у него такая тяга к ячеству? Я! Я! Когда прихватили Бема в доме, так целый месяц не смотрел нам в глаза. Тогда он не кричал «Я! Я!», а со страху оглушил бабку. Давеча зашел к ней, а она говорит: «Передай ему, что через него, окаянного, я по пять раз на день в церковь бегаю – все кажется к обедне звонят».

Буланов от души хохотал.

Этот случай произошел несколько месяцев назад. По имевшимся сведениям, бандит, Бем изредка появлялся в доме своей бабки. Как-то ночью Егоренко решил это проверить, взял Башкатова и двух солдат, заехали на хутор. Старуха сразу открыла дверь. Майор вошел и начал расспрашивать старуху о внуке. Один из солдат заметил торчащие из-под кровати ноги, крикнул: «Бандит!»

Егоренко среагировал мгновенно. Его автомат, судорожно затрепетав, влепил в пол длинную очередь. Лампа погасла, старуха свалилась в обмороке. Не растерялись только Башкатов и один из солдат. Они с фонариками бросились к кровати и вытащили бледного, как полотно, Бема. Бандит был настолько испуган, что пришлось силой разжимать пальцы, в которых он стиснул гранату. Зажгли лампу, привели в чувство старуху. Майор пожал плечами и вышел на улицу. Об этом случае, хотя он и лично принимал участие в захвате бандита, майор вспоминать не любил.

НОВЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ

Спустя несколько дней, вечером, секретарша отдела Марина сообщила Башкатову новость: приехал новый старший уполномоченный. Это, конечно, было в порядке вещей, но Борис с печалью и раздражением подумал, что только-только они похоронили товарища, а на его место уже приехал другой.

Башкатов собирался домой и, погруженный в невеселые мысли, неторопливо убирал со стола документы. Открылась дверь, в кабинет вошли майор Егоренко и незнакомый старший лейтенант. Пропустив спутника вперед, майор остановился посреди комнаты.

– Знакомьтесь.

Башкатов пожал руку офицеру.

– Лукашов, – назвал тот себя и несколько секунд пристально смотрел на Башкатова. – Значит, вместе работать будем?

– Выходит, так, – сухо ответил Борис.

Майор объяснил Башкатову:

– Товарищ Лукашов прибыл на место Буланова. С особенностями работы в нашем районе он в общих чертах ознакомлен. Покажите ему дела и передайте ключи от. сейфа. Желаю побыстрее найти общий язык. Тем более что вы и старший лейтенант будете в оперативной группе, которая займется делом банды Подковы.

Майор ушел. Башкатов достал ключи от сейфа и протянул их старшему лейтенанту:

– В сейфе вы найдете много интересного, конечно для оперативного работника.

Взяв ключи, Лукашов словно взвесил их на своей широкой ладони, чуть подбросил и положил в карман.

– Что ж, посмотрим, – равнодушно согласился он. – Пожалуй, самым интересным на сегодняшний вечер для меня будет одно – где я смогу поесть?

– Пожалуй, сегодня вы рискуете остаться голодным: чайная работает до девяти, – в тон ответил ему Башкатов.

– Плохо.

Подойдя к окну, старший лейтенант посмотрел на свое отражение в стекле, потер рукой щеку, на которой густела рыжеватая щетина, и, не поворачивая головы, спросил:

– Давно здесь работаете?

– Второй год.

– Хорошо. Значит, обжились. Семья есть?

– Холост.

– Тоже неплохо.

– А вы? – полюбопытствовал Борис.

– Я? – переспросил старший лейтенант, словно в комнате были еще люди. – Я не женат.

– Ну и здесь не женитесь.

– А я не жениться приехал, – серьезно ответил Лукашов. И присел к столу. Он внимательно осмотрел стол, провел по его гладкой поверхности ладонью и, взяв в руки пепельницу, спросил: – Его?

Догадавшись, о ком идет речь, хотя между ними не было сказано ни слова о погибшем, Башкатов кивнул. Затем показал на пачку папирос:

– Курите?

– Бросил.

Лукашов искоса посмотрел на него, снова подошел к окну, еще раз потер щеку и направился к выходу.

Башкатов задумался: «А ведь он, пожалуй, догадался о моем состоянии, о том, что я мало расположен к беседе, и обошелся без вопросов, которыми бы засыпал меня на его месте любой другой, не очень чуткий человек. Что ж, посмотрим…»

Лукашов вернулся с чемоданчиком и новой драповой шинелью. Он заботливо повесил ее на плечики и уселся за стол. Высыпав из железной коробочки лезвия для безопасной бритвы, стал их осматривать.

– Вот мелочь, а нигде не купишь, – пожаловался он.

– Побреетесь завтра, – сказал Башкатов. – Парикмахерская с восьми.

– Всегда бреюсь сам.

Он взял с тумбочки граненый стакан.

Кто-то постучал. В кабинет вошла секретарша Марина. Она поставила перед Лукашовым электрический чайник.

– В сторонку поставьте, – сказал он отрывисто.

– Пожалуйста, – удивившись его тону, прошептала Марина.

Лукашов поднял голову, улыбнулся и неожиданно мягко произнес:

– Извините. Я иногда бываю невыносимым. Спасибо.

Марина залилась густым румянцем и выскочила из кабинета.

– Симпатичная девушка, – сказал Лукашов.

– И не замужем, – сорвалось с языка Башкатова.

Продолжая точить лезвие внутри стакана, Лукашов ответил:

– Уже знаю. Чем вам не пара?

– Не люблю зеленоглазых. И потом, разрешите мне самому знать – пара она мне или не пара, – отпарировал Борис.

– Вы сказали, что здесь нельзя жениться, а я отметил нелогичность вашего заключения, – дружелюбно заметил Лукашов. – Хорошие девушки есть везде. II кто ищет их только в командировке или в отпуске, делает ошибку.

– Вы что, на себе испытали?

– Видел, как мучились другие. Встречал таких. Жили в Москве, а жен привозили с курорта. Я вот знал одного. Женился на дочери какой-то знаменитости – ходит, что твой королевский пингвин, спесь фонтаном бьет. Встретились через два месяца. «Ну как?» – спрашиваю. «Разошлись. У нее, говорит, склонности барские. Сначала заставила галстук-бабочку носить, затем настояла, чтобы одевал на ночь колпак какой-то, так, мол, все культурные люди делают. Сбежал».

– Ну, это вы придумали!

Лукашов рассмеялся:

– Не верите?..

Не желая продолжать разговор, Башкатов оделся, пожелал спокойной ночи новому коллеге, вышел и заглянул к Марине. Она сосредоточенно перебирала бумаги. Он спросил:

– Ну, как новый старший уполномоченный, хорош?

– А мне что, под одной крышей с ним жить? – ответила Марина.

– Почему бы и нет? Парень холостой, вежливый. Правда, не всегда.

– Идите домой, отдыхать. Я совсем не расположена шутить, – ответила Марина.

Прошло несколько дней. Башкатов сумел разглядеть в Лукашове много привлекательного. Говорил Лукашов, как и в первый день их знакомства, мало и скупо. У него была железная логика мышления. А если он что-либо советовал, то скромно, вежливо, не задевая самолюбия собеседника. На второй день Лукашов сказал Башкатову:

– Извините, если я допустил по отношению к вам…

– Чего там, – махнул рукой тот, – это я пузырился. Мне самому нужно быть повежливей. Вы не обращайте внимания. У меня злость ерундовая – по настроению.

Они крепко пожали друг другу руки.

Ознакомившись с документами, собранными Булановым, Лукашов так охарактеризовал работу предшественника:

– Много сделано. По этим материалам мы можем., смело наметить точный план работы. – И, немного помолчав, добавил: – Не хватает только самого Буланова, тонкости его мыслей и намерений. Попробуем проникнуть в них. Кстати, вы не знаете, почему Буланов пошел по селу один, без солдат? Он с кем-нибудь должен был повидаться?

– Да, разумеется. У нас ведь есть свой актив… Кроме того, Саша вообще старался завоевать у крестьян доверие. Он часто ходил один, заходил в гости то к одному, то к другому, говорил, песни с ними пел, Последнее время я выполнял другое задание и не знал его намерений и планов.

– Как видно, Буланов был умницей.

Башкатов кивнул.

Они договорились, что каждый проанализирует документы отдельно. Мнения о ценности и перспектив^ пости их будут обсуждаться до тех пор, пока не выявится общая точка зрения.

Они молча сидели над бумагами. В кабинет вошел Егоренко. Пододвинув свободный стул к столу Лукашова, сел и стал просматривать его заметки.

– Ваши умозаключения? – он сделал ударение на слове «ваши».

– Мои, – ответил Лукашов и уткнулся в объемистую тетрадь, захваченную у бандитов.

Майор снова отвлек его:

– Лишнюю работу делаете. Не с этого нужно начинать.

– Через два дня мы доложим свои предложения, и вы нам посоветуете, за что сперва взяться, – спокойно сказал Лукашов.

Егоренко нахмурился.

– Вы что, еще два дня собираетесь протирать стулья?

Лукашов выпрямился и, указав на пачку бумаг, сдержанно пробасил:

– Не думаю, что это такой уж большой срок, товарищ майор. Документы очень интересные.

– А мне казалось, что первая беседа дала вам представление о характерных особенностях нашей работы, – недовольно заметил Егоренко. – Нам здесь, товарищ старший лейтенант, ни к чему кружева оперативного искусства. Анализы, версии… Активные действия банды требуют от нас работы, в основе которой лежат не ученые премудрости, а быстрое уничтожение врага. Далекая удача – это не для нас.

– Товарищ майор, – перебил его Лукашов, – но это ведь линия наименьшего сопротивления. То, что вы предлагаете, с тем же успехом могут делать по нашим ориентирам поисковые группы. А ведь мы оперативные работники! Уничтожение – это самый примитивный способ. Иногда это необходимо. Но таким методом, – он подчеркнул эти слова, – мы затянем полную ликвидацию бандитизма на очень неопределенный срок.

Егоренко заерзал на стуле.

– Мы тоже каждый день читаем директивы, но они порой далеки от действительной обстановки. На месте всегда виднее, поверьте мне. Бандиты не ждут, пока мы разработаем и применим какое-либо сногсшибательное оперативное мероприятие. Они действуют оружием.

– Но ведь у нас кроме огнестрельного есть и главное оружие – идеологическое, духовное, – возразил Лукашов.

– Вот именно, – подхватил начальник, – наше идеологическое оружие – наша правота, и требуется от нас одно: как можно скорее очистить район от бандитов.

– Но очистить до конца и навсегда. Пока же шаблонность наших методов, насколько я разобрался, хорошо известна бандитам.

Башкатов подумал, что начальник вот-вот взорвется, но тот лишь недовольно просопел и предложил:

– Пойдемте ко мне, товарищ Лукашов.

Вернувшись через полчаса, старший лейтенант озорно подмигнул Башкатову.

– Упрямый старик! Завтра выезжаем на участок.

Башкатов вопросительно посмотрел на него.

Лукашов засмеялся.

– Приказ есть приказ, но его должны выполнять мыслящие люди.

И они вновь занялись документами.

Задача была трудная: ликвидировать группу Подковы. На самом деле этого опытного, жестокого и увертливого бандита звали Мирослав Олькович Шестюк. В селах Западной Украины еще встречаются мужчины с такого рода отчеством. Это уже не удивляло Башкатова, но показалось забавным Лукашову. С подобным он встречался впервые и немало дивился тому, как изобретательно местные священники решали проблему церковной записи незаконнорожденных детей.

По одним сведениям, семнадцатилетний Мирослав Шестюк, изнасиловав дочь соседа, скрылся из села Россопач и вновь появился в этих местах уже в период фашистской оккупации в форме полицейского. По другим источникам, он был усыновлен богатым кулаком Двоенко, у которого впоследствии украл крупную сумму злотых и скрылся в Дрогобыче. И, наконец, уже совершенно проверенные данные утверждали, что уголовник Шестюк, завербованный польской дефензивой[2]2
  Политическая полиция буржуазно-помещичьей Польши.


[Закрыть] использовался для разжигания розни между польским и украинским населением. В период гитлеровской оккупации, перевербованный германской разведкой, был незаменимым осведомителем, докладывавшим о делах легально существовавшей организации оуновцев[3]3
  ОУН – объединение украинских националистов.


[Закрыть], Позже он стал известен как убийца, участник массовых расстрелов мирного населения Львова. В 1943 году его назначили сотником дивизии СС «Галичина». Теперь его банда, действовавшая в районе Радинского и Россопача, состояла в основном из бывших полицейских и кулацких сынков. Все они носили клички.

На этом и обрывались данные. Известно было еще, что малочисленность бандитов, отпор населения заставили их прибегнуть к достаточно хитроумной конспирации и жестоким способам устрашения крестьян. Кроме своей чисто бандитской деятельности оуновцы проводили пропаганду, направленную на срыв всех мероприятий Советской власти. Прикрываясь лозунгом борьбы за так называемую «самостийну Украину», они отравляли сознание местных жителей выдумками и ложью, искажавшими советскую действительность. Но ни запугивания, ни убийства не могли заставить отступить людей, увидевших новую, светлую жизнь. Все чаще и чаще поступали в отдел письма, в которых просили, предлагали, требовали быстрее покончить с бандитизмом. Нужно было найти пути к скорейшей ликвидации оуновского подполья. Наметив мероприятия, офицеры подготовились на следующее утро выехать на участок. Однако обстоятельства сложились так, что они не смогли в тот день осуществить свое намерение.