Текст книги "Компасу надо верить"
Автор книги: Владимир Степаненко
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
ГЛАВА 18 
Я не подведу отца и дядю Макария
После уроков мы вышли на улицу втроем: я, Федя Зайцев и Настя Вяткина. Настя была в своей серой каракулевой шапочке. Теперь я готов был согласиться с нашими девчонками: шапочка ей очень шла.
В переулке, около электрического столба, стоял Баскет с Колькой Силантьевым. Я оглядел приятелей. Баскет привалился плечом к столбу; ветер растрепал рыжеватые волосы; скуластое лицо было сосредоточено, как будто он решал какую-то задачу.
Колька вызывающе улыбался.
– Федя, держи сумку! – я сжал кулаки.
Около школы толпились ребята. В дверях стоял Колобок, заложив руки за спину. Мимо него проходили ученики и прощались.
Трудно было поверить, что Баскет рискнет затеять сейчас драку.
Заяц быстро взял мою сумку с книгами. Федя любил ходить с нами. При нем мне всегда легче разговаривать с Настей. Держусь тогда увереннее и проще.
Издалека донесся протяжный свисток паровоза.
– Здорово, атаман! – вызывающе крикнул Баскет и наподдал ногой сухой ком земли.
– Привет! – я не отвернулся. Если вызов брошен, надо его принимать!
Настя заметила воинственное настроение Баскета. Испуганно повернулась ко мне, схватила за руку.
– Юр, пойдем, – она потащила меня за собой. – Ты обещал показать мне сады на Зеленой улице!
– Юрка, постой, – сказал Колька с ленивой усмешкой. – Разговор есть. Вяткина, экскурсия отменяется! Тарлыков Юрку вызывает на одну левую!
Это уж слишком! Не мог я сдержаться и рванулся вперед. Справиться с Баскетом будет нелегко. Он намного выше меня, и у него длинные руки.
– Кто вызывает?
– Я! – Баскет оторвался от столба и презрительно смотрел на меня. – Куда пойдем? Колобок маячит!
– Видел!
– Уходи, Тарлыков! – Настя загородила меня. – Попробуй ударить! Я закричу!
– Юра, еще встретимся! – пообещал Баскет. – А ты, Вяткина, не кричи. Не будем драться.
– Смотри, чтобы не пожалел! – сказал я.
– Не пожалею! – Баскет носком ботинка сбил засохший ком земли.
Мы вышли на Зеленую улицу.
– На левую вызывал! – возмущался Федя, который все еще не мог успокоиться. – Юр, ты бы ему дал. Один удар – и с катушек!
– Юр, что вы не поделили? – спросила Настя.
Я не ответил.
– Ты Баскета не знаешь, – сказал Заяц. – Мы втроем ходим, а ему завидно!
Лицо у Насти стало серьезным, улыбка погасла. Она задумалась, словно перебирала в памяти все, что произошло за последнее время. Наклонила голову. Потом вдруг выпрямилась. Шагнула ко мне и громко сказала, как будто специально для Баскета:
– Мне нравится ходить с вами. Нравится!
По Зеленой улице двумя рядами вытянулись щитовые дома. Их поставили еще до войны для первых строителей. В каждом дворе сад. Летом из-за деревьев почти не видно домов и красных черепичных крыш.
Самый большой фруктовый сад – у хозяина углового дома, который выходит в Овражный переулок.
Мы скоро поравнялись с высокой калиткой углового дома. В саду глухо залаяла собака.
– Дом двадцать пять дробь один, – прочитал Заяц на дощечке. – А. А. Лутак. – Он подпрыгнул. – Еще не сняли яблоки!
Настя тоже не удержалась и подскочила.
– Сколько яблок!
Я повис на заборе. Сверху мне хорошо виден сад. Деревья уже наполовину облетели. Но ветви гнулись от крупных антоновских яблок. Красными бочками дразнили яблоки пепин шафранный. Кое-где алели штрейфлинг. В саду были и груши зимнего сорта – бере зимняя Мичурина.
– Вот бы попробовать! – Настя облизала языком губы.
– Лучше не просить, не дадут, – сказал Федя. – Лутаки – жадные.
– Идемте! – я толкнул калитку. – Пусть продадут. Деньги есть.
Для Насти я готов был сделать что угодно. Приказала бы – перемахнул через забор и нарвал яблок.
– Я добавлю. У меня тридцать копеек, – Заяц загремел в кармане мелочью.
Из будки выскочила огромная широкогрудая овчарка с рыжими подпалинами и, остервенело лая, рванулась к нам, таща по проволоке цепь. От злости когтями рвала землю.
Мы остановились на дорожке около кустов смородины.
– Юр, у меня есть пятьдесят копеек, – сказала Настя. – На, возьми.
– Хорошо.
На крыльцо выскочил Витька Лутак, худой пятиклассник с прыщеватым лицом. Он крикливо и быстро стал говорить, а потом завопил:
– За яблоками пришли? Сейчас Джека спущу! Папа, залезли в сад!
– Чего разорался? – спросил я. – Психованный. Пришли покупать, как люди. В калитку вошли. Продай яблок. Мы уйдем.
– Давай не заговаривай зубы. Ты в прошлом году лазил к нам в сад?
– Пошли, ребята. Мне расхотелось яблок, – Настя скривила губы. – Купим в палатке. Там сладкие!
– Ты кричал, Витька? – из дому вышел босой мужчина. Он зевнул, прикрывая рот рукой.
– Яблоки трясти хотят!
– Продайте! – сказала Настя. – У меня есть деньги. Юра, покажи деньги!
– Витька, ты чего перелякал меня? Бачишь, хлопцы гарные с дивчинкой пришли. Нарви яблок. Дивчинка, ты почекай трохи. У нас хорошие яблоки. Сам сажал. Як мед есть! А денег мне не надо.
Витька неохотно побрел к яблоням. Принялся собирать падалицы.
– Ты что, бисов сын, делаешь? – прикрикнул старший Лутак. – Рви яблоки! Антоновку не жалей!
– Мы бесплатно не возьмем! – Настя покраснела. – У нас есть деньги!
– Я рабочий человек, а не базарная душа!
Витька в подоле рубахи принес спелую антоновку. Яблоки были все как на подбор, желтые, пахучие.
– Жрите!
– Батька у тебя хороший! – тихо сказал я Витьке, – А ты – торгаш!
Старший Лутак улыбнулся мне:
– Дядьке своему привет передай. Грузился у него. Я на самосвале работаю!
– Ребята, пошли верхней дорогой! – сказала Настя, откусывая яблоко. – Здорово нам повезло. Драка не состоялась с Баскетом. Яблоками угостили!
На дороге остановился голубой автобус. Он привез смену рабочих из карьера.
Неожиданно перед нами вырос дядя Макарий. Я почувствовал, что глупо краснею.
– Куда собрались, лихая команда?
– Макарий Ксенофонтович! – Насте пришлось смотреть на свет, и она сощурила глаза. – Решили идти верхней дорогой. Юра нашел там гильзу от противотанкового ружья.
«Лучше бы не вспоминала, – с обидой подумал я. – Как простил, не знаю. Надо было не разговаривать».
Дядя не обратил внимания на мое нахмуренное лицо.
– Больше ничего не отыскали?
Вопрос явно адресовался ко мне, и Настя с Зайцем поняли его правильно и не отвечали.
– Прогуляюсь с вами. Никогда еще не ходил верхней дорогой.
Мы медленно начали подыматься в гору.
Недалеко паслись овцы. Одна испуганно заблеяла. Все стадо бросилось бежать, стуча по сухой земле маленькими острыми копытцами.
Я первый шел по петляющей узкой тропинке. Выше подымался отлогий склон горы с жухлой травой.
Дядя не умел ходить по горам. Из-под ног у него то и дело срывались мелкие камни.
«И зачем потащился с нами?»
На вершине горы дул порывистый ветер. Солнце село. На западе медленно остывала узкая полоска заката; горели белые облака, просвеченные красным светом.
Над петляющими рукавами реки и стариц подымался плотный туман. Он медленно плыл над камышами, и стоило ему чуть подняться вверх, из белого сразу становился розовым.
Дядя Макарий тяжело дышал. Но я не останавливался.
– Юр, не спеши! – сказала Настя. – Забыл, что у Макария Ксенофонтовича высокое давление.
«Ну и дурак же! – выругал я себя. – Нашел перед кем рисоваться. Забыл о болезни!»
Пошел тише. Чтобы как-то оправдать свой нелепый поступок, сказал:
– Чудно! Скоро стемнеет, а мел светится!
Мы поднялись на площадку. Сглаженная вершина прогибалась седлом. Ливневые потоки промыли по склону глубокие русла.
– Здесь нашел, – я показал рукой на куст полыни.
Дядя Макарий поднялся последним. Он разрумянился. Медленно вытирал лоб платком, казалось, удивляясь, зачем потащился с нами на гору.
– Это не позиция, – дядя внимательно осмотрелся. Скользнул глазами по подымающейся вверх тропинке. – Надо выше карабкаться.
Он подымался первым. Часто останавливался. Дышал тяжело, словно старый кузнечный мех.
Я понял, дядя Макарий тяжело болен. А я как дурак пристаю к нему с разными вопросами. И без моих вопросов ему тяжело.
Тропинка шла по щебню. На крутых уступах просвечивал мел. Впереди зияла трещина. За ней отколотые глыбы мела.
Дядя Макарий внимательно обошел одну глыбу. Лег за ней. Потом несколько раз менял место. Выбор остановил на огромном куске с острым шпилем. Выкинул перед собой руки, как будто прицеливался.
Я подошел к нему.
– Ложись, Юра!
Я вытянулся рядом. Прижался к крепкому плечу дяди.
– По заливному лугу танки бы не пошли, – рассуждал он медленно. – Двигались по дороге. Бронебойщик здесь лежал. Посмотри. Отлично видно дорогу! Федя, пойди встань на то место, где Юра нашел гильзу. Крикнешь мне.
Заяц быстро добежал.
– Макарий Ксенофонтович, готово!
– Справа стоишь?
– Да.
– Как вы узнали? Федю не видно под горой, – спросил я.
– Просто. Бронебойщик не мог вырыть окоп. Земля твердая. Стрелял, и гильзы скатывались вниз.
Мне захотелось представить себя бронебойщиком.
Внизу разбросаны домики нашей деревни. Каждую минуту на пыльной дороге могут появиться фашистские танки. Они будут стрелять.
– Тра-та-та-та-а-а!
Нужно пересилить страх. Выглянуть из-за укрытия и хорошо прицелиться. У бронебойщика один патрон. Выстрел должен быть точным.
– Бах!
– Юра, ты в кого стрелял? – спросил дядя Макарий.
– В фашистский танк.
– Целься лучше, солдат Мурашкин!
– Буду стараться! – тихо сказал я и посмотрел на огромную глыбу в темной сетке трещин. В нее, наверное, не один раз били молнии. Ее рвало солнце и обжигали ветры.
На край камня выбежала маленькая ящерица. Огляделась по сторонам и исчезла.
Прошло уже много лет после войны, а глыба все стоит. Раньше надежно укрывала бронебойщика, а теперь стала домом для ящерицы.
Невольно я перенесся в Корочу. Если колхозные тракторы не перепахали папин окоп, где стоял его танк, обязательно найду.
Если бы мне пришлось лежать с противотанковым ружьем, я бы не пропустил фашистские танки!
24 ноября
Говорят, родители первые друзья. А у меня?..
С мамой мы говорим редко. Настоящий разговор не выходит. Не понимает она меня. Есть еще дядя Макарий. Не знаю, как показать, что я к нему очень хорошо отношусь. Внешне в обращении к нему у меня это не получается. Стесняюсь. И еще у меня сдержанный характер. Не могу простить, как глупо вел себя на горе. Дома дядя принимал лекарство. И все из-за меня. Дурак, самый настоящий дурак! Борис Голованов защищал его в бою, а я чуть не убил на земле!
Дядя задыхался, но не сказал, что болело сердце. Он, как и в бою, не привык сдаваться. Я ему все расскажу! Мы поймем друг друга!
Без числа
Встретил Алешку с Петькой Кувыкиным. Алешке не до меня. Забот хватает. Что стряслось? Наверное, опять начудил Кувыкин. Выгнал бы его Алешка из бригады, хватит перевоспитывать. Зря только время тратит. Мне нравятся Олег Краснов и Костя Иващенко. Мировые хлопцы!
ГЛАВА 19 
Бронебойщик стоял насмерть
Утро выдалось на редкость пасмурное. На ветвях круглыми пятаками желтели листья вишен – им уже не хватало солнца.
Взял дневник. Удивительная это вещь! Начал листать, и уже не оторваться. Читаешь одну запись за другой.
Больше всего я испытывал волнение, когда доходил до письма красноармейца Александра Виноградова. «Нас было двенадцать, посланных на Минское шоссе преградить путь противнику, особенно танкам. И мы стойко держались. И вот уже нас осталось трое: Коля, Володя и я, Александр. Но враги все лезут. И вот еще пал один – Володя из Москвы. Но танки все лезут…»
После нашего похода с дядей Макарием на гору я часто думал о судьбе неизвестного бронебойщика. Подолгу не отходил от окна. Даже в самый пасмурный день можно было разглядеть гору. Я смотрел на нее и старался угадать среди темных складок и рыжей травы белую глыбу.
Я завидовал дяде Макарию. Он легко отыскал огневую позицию бронебойщика. Конечно, ему помог военный опыт. Жив ли бронебойщик? А может быть, бой с фашистскими танками под Встреченкой был для него последним?
Я принимался изучать найденную гильзу от противотанкового ружья. Заглядывал в отверстие. Лазил проволокой, искал записку. Но все было тщетно. Иногда принимался фантазировать. Представлял себе бронебойщика. Был он из Москвы… Звали Володей…
После уроков я собрал ребят своего звена. Был немногословен.
– Бронебойщик должен был подбить фашистские танки!
– Да, – согласился со мной Федя Зайцев. – Место хорошее выбрал.
– На дороге стояли подбитые танки, – сказала Маша Шустикова. – Мама мне рассказывала.
– А где они? – поинтересовалась Настя.
– Увезли на переплавку, как металлолом! – Заяц достал из кармана черный мячик и принялся тискать.
– Надо узнать, сколько бронебойщик подбил фашистских танков, – сказал я решительно. – В деревне должны знать.
– А как мы найдем этих людей? – недоверчиво спросила Маша Шустикова.
– Придется ходить по домам. Ведь кто-нибудь должен помнить бои. И солдаты по домам стояли.
Мы неторопливо зашагали к себе на Встреченку. По дороге присматривались к старым ветлам, домам, искали следы боев.
Я вспомнил свою поездку в Корочу. Почему Витька до сих пор не написал мне? Удалось ли ему отыскать окоп, где стоял папин танк в засаде?
Заяц неожиданно предложил:
– Юр, давай разделимся и сейчас пойдем. Возьмем по одной стороне улицы. Ты согласен?
– Идет.
Настя Вяткина с Машей Шустиковой остались со мной: нам досталась речная сторона.
Федя со своими ребятами ушел к горам.
В первом доме нам не повезло. На дверях висел большой замок. Потом мы нерешительно остановились перед беленькой хаткой под соломенной крышей. Распахнулись створки окна, и круглолицый мужчина позвал нас:
– Что остановились? Заходите!
Мы, сбиваясь, торопливо рассказали о цели нашего прихода.
– Войной интересуетесь? – переспросил мужчина. – Лучше ее не вспоминать. – Показал рукой на большой портрет в рамке. – Старшего сына потерял на войне. Самого три раза ранило. Инвалид теперь. – Потрепал меня по плечу. – С твоим отцом, Мурашкин, в один день получили повестки из военкомата. А бои я помню… И танки помню… Один стоял у железнодорожного переезда… А второй на дороге, да-да, это точно…
Мы поблагодарили хозяина дома и собрались уходить.
– Можно записать вашу фамилию? – спросила Настя.
– Гвардии старшина Иннокентий Спиридонович Коновалов. Возьмите в компанию. Интересно мне послушать, что будут рассказывать. Историю я пишу Встреченки.
Мы переходили из одной хаты в другую. Жители неохотно вспоминали о войне. Почти каждой семье она принесла горе. Женщины плакали: вспоминали своих погибших сыновей, мужей.
– Не надо, хлопчики, войны, – сказала, утирая слезы, старая женщина. – Живите себе да радуйтесь. И слышать я не могу о войне! По сынам все слезы выплакала!
…На следующий день в школе мы рассказывали, что удалось узнать.
Больше всех повезло Феде Зайцеву. Он раздобыл где-то старую фотографию.
Федя торжественно положил находку на учительский стол и гордо посмотрел на меня.
– Танк видели?
– Где взял? – спросила недоверчиво Маша Шустикова. – Думаешь, фашистский?
– Фашистский. С крестом. На наших звезды рисовали! После войны сын Варвары Егоровны сфотографировал.
– Может быть, этот танк подбил бронебойщик? – спросил я, едва сдерживая волнение.
Я взял фотографию. На круглой башне торчал рисованный крест.
– Юр, правда, это фашистский танк? – Федя выжидающе уставился на меня. Он признавал мой авторитет и нетерпеливо ждал ответа.
– Фашистский танк. Разве не видно креста? Он на дороге стоял. За танком деревья видно.
– Хватит врать! – громко засмеялся Баскет. – Правда, Колька? Врет Мурашкин?
– Врет! – как эхо, отозвался Колька Силантьев и раскатисто захохотал.
От неожиданности я растерялся. Так и не понял, как очутился Баскет с Колькой Силантьевым у нас в классе.
– Танк стоит на дороге! Бронебойщик подбил!
– Врешь, Мурашкин! Какой бронебойщик? Ты видел? – Баскет ткнул в меня пальцем.
Я не мог позволить Баскету оскорблять неизвестного солдата-бронебойщика. Он стоял насмерть и подбил фашистские танки. Один – на дороге, второй – у железнодорожного переезда. Я точно знаю. Он был из Москвы… Звали Володей.
Я подлетел к Баскету и со всего размаху ударил его по лицу. Баскет пошатнулся. Бросился на меня. Я тут же получил от него удар левой в глаз, а когда заморгал – еще один, в нос. Тарлыков умел драться. Его кулаки наносили мне чувствительные удары. Скоро он загнал меня в угол.
– Не сдавайся, Юра! – крикнула Настя Вяткина, подбадривая меня. – Дай Баскету!
Я рванулся вперед и вошел в кольцо рук Баскета. Уперся ему головой в грудь и лупил куда попало. Теперь его длинные крюки не доставали меня.
Ребята наперебой давали мне советы.
– Юрка, бей правой!
– Сунь апперкотом!
– Юра, сзади Колька! – испуганно взвизгнула Настя.
Настя вовремя предупредила меня об опасности. Я успел отскочить. Кулак Кольки Силантьева просвистел рядом с ухом. Крепко уперся ногами в пол и нанес Кольке ответный удар в подбородок, вложив в него всю силу.
Колька грохнулся на пол.
– Колобок!
– Директор! – закричали ребята.
Но было поздно. Андрей Петрович, запыхавшись от быстрого бега, влетел в класс. Маленькие черные глазки угрожающе блестели за стеклами очков.
Вид Баскета не напугал Колобка. Темный синяк под глазом у Кольки Силантьева заставил его поморщиться. Наверное, мой вид был самым устрашающим, и круглые щеки Андрея Петровича налились кровью. Но меня это не испугало. Я готов был драться еще сто раз подряд и защищать честь своего бронебойщика.
– Мурашкин, ты затеял драку?
– Я.
Андрей Петрович явно не ожидал от меня такого ответа. Он беспомощно глотнул воздух и заморгал.
– Силантьев, кто тебя ударил?
– На дверь налетел.
– Андрей Петрович, не верьте. Это Мурашкин, – сказал Баскет и угрожающе посмотрел на меня. – Драться начал. А мы ему ничего не сделали.
– Не ври, Тарлыков, – заступилась за меня Настя. – Кто над бронебойщиком смеялся? Скажешь, не ты? А может, он погиб в бою? Мы хотели узнать, кто стрелял по танкам… Зайцев нашел фотографию подбитого фашистского танка…
– Какие танки вы искали?
– Фашистские, – пояснила Маша. – Которые подбил бронебойщик. Вот снимок, посмотрите.
Андрей Петрович взял фотографию.
Только сейчас я вспомнил, что Колобок историк.
– Андрей Петрович, Юра Мурашкин нашел гильзу, – начал объяснять Федя Зайцев. – Сначала мы думали, что гильза от самолетной пушки, оказалось – от противотанкового ружья.
– И что? – сказал Колобок, не поднимая головы от фотографии.
– Помните, еще в газетах писали, в гильзе нашли записку красноармейца Виноградова? Мы тоже стали искать. Гильзу нашли, а записки нет. Разыскали окоп бронебойщика. Макарий Ксенофонтович с нами ходил. Ему сразу стало ясно: бронебойщик стрелял по фашистским танкам, они двигались на деревню.
– Андрей Петрович, мама моя видела фашистские танки, – сказала Кочерга. – Один на дороге стоял подбитый. Вы помните? Видели?
– Не пришлось. Я демобилизовался из армии в сорок восьмом году. Фашистские танки и разбитые орудия порезали на металлолом. Мне рассказывали. Я узна́ю в военкомате, кто у нас здесь воевал. Должны быть известны номера дивизий.
Колобок неожиданно повернулся. Не ожидал я от него такой прыти.
– Тарлыков и Силантьев, убирайтесь из класса!
Я ожидал, что такое же грозное приказание Колобок отдаст и мне. Но он повернулся и вышел.
Мы недоуменно переглянулись с Зайцем. Ребята встревоженно смотрели на меня и не знали, как расценить поступок директора. Не встал же он на мою сторону! Может быть, он решил вместе с классным руководителем прийти к нам домой для разговора с дядей Макарием?
– Юра, надо Алексею Мартыновичу все рассказать, – встревоженно сказала Настя. – Ты не виноват! Какой у тебя синяк большой!
Настя не скрывала, что боялась за меня.
…Вечером мы отправились искать Алешку. Несколько дней я не видел его и даже немного волновался. Мы заглянули в общежитие. В знакомой комнате, где жили ребята из Алешкиной бригады, никого не было. Комната была тщательно убрана. Со стола исчезли сковорода и батарея грязных молочных бутылок.
На улице Настя растерянно посмотрела на меня.
– С таким синяком нельзя домой идти.
– Какой сегодня день?
– Суббота.
– Ну и растяпы же мы! Ведь Алешка с ребятами в вечерней школе. Пошли!
Еще издали, с бугра, мы увидели освещенное здание нашей школы. Интересно посмотреть, как за нашими партами сидят взрослые и решают задачки.
В коридоре, около вешалки, непривычно пахло табаком и машинным маслом.
Настя громко чихнула.
– Юра, ты никогда не кури. Я не люблю дыма!
– Зачем мне курить?!
– Мужчины курят.
– Летчикам запрещено. Дядя Макарий не курит.
В классах шли занятия, и нам пришлось с Настей дожидаться перемены. Раздался звонок. Распахнулись двери. Из классов выходили парни и девушки.
В хлынувшем потоке мы с трудом отыскали Алешку Звездина. Он шел с незнакомым парнем и что-то возбужденно доказывал:
– Слышал, что Тарлыков затеял? Решил у моей бригады премию отобрать. Придумал, что мои ребята накручивают лишние ездки. Кто сваливает в отвал песок, не знаю, а мои здесь ни при чем. Узнать бы – голову отвернул!
Я дернул Настю за рукав и потащил к лестнице. Надо нам скорей уходить, пока Алешка нас не заметил. Сейчас ему не до моей драки с Баскетом.
– Слышала? – спросил я Настю на улице.
– Да.
– Вот и понимай!
28 ноября
Очень поздно, ложусь спать. Медный пятак помог: синяк наконец сошел. За драку с Баскетом здорово попало от мамы. Дядя Макарий не ругался. Немного попилил. Потом заставил все подробно рассказать.
Рассказывал я о драке и Ирине Капитоновне. Ребята заступались за меня, а Ириша все равно в дневнике поставила за поведение двойку.
Н. считает, что Колобок справедливее. Ирина Капитоновна не стала разбираться. Зря вкатила двойку.
