Текст книги "Искатель. 1980. Выпуск №4"
Автор книги: Владимир Малов
Соавторы: Андрей Серба
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
вы был сбит, на левом плече растекалось кровяное пятно, но
Григорий ничего этого не замечал. Перед его глазами был
только князь Данило и единственный уцелевший возле него дру
жинник, которые с трудом отбивались от десятка нукеров.
Рубай их, хлопче, рубай! – ревел атаман Дорош, защищая
сотника от ударов сзади. За ним теснились такие же отчаян
ные и бесстрашные рубаки, _как он сам.
Они были уже в нескольких шагах от князя Данилы, когда упал с коня последний его дружинник. И тотчас на плечо князя обрушился удар кривой татарской сабли, и рука его, сжимавшая меч, бессильно повисла. Отбросив в сторону щит, князь перехватил оружие в левую руку, и ближайший к нему ордынец, не успевший увернуться, рухнул с коня. Но тут же над головой князя сверкнуло сразу несколько сабель. Выронив меч, он склонился к конской гриве, а затем стал быстро заваливаться навзничь. Но прежде чем князь упал на землю, подскакавший вплотную ордынец проткнул его насквозь страшным ударом своего короткого хвостатого копья.
– Эх, князь, что же ты! – простонал сотник, поднимая сво
его коня на дыбы и швыряя его вперед.
Он успел достать мечом и развалить чуть ли не до пояса ударившего копьем ордынца. Но сверкнула и перед его глаза-
49
ми сабля, и Григорий с залитым кровью лицом тоже повалился с седла. Один из татар прыгнул на грудь упавшего на землю сотника, занес широкий нож над его горлом. Дорош смял татарина конем, соскочил с седла, склонился над князем Данилой. Битва уходила, откатывалась по дороге.
– Что, атаман? – тревожно спросил подъехавший к Доро-
шу боярин Боброк. Он только что зарубил Тимур-мурзу, и
в его руке была ханская грамота.
Дорош поднялся с колен, повернулся к Боброку, швырнул в ножны свою саблю.
– Сотник только ранен, а князь...
Он отвел глаза, снял шлем, склонил голову. И боярин тоже снял шлем.
– Он честно жил и честно умер, как и подобает настояще
му русичу и воину, – тихо сказал боярин, глядя на неподвиж
ное тело князя. – Не нам, смертным, знать свою судьбу, но
я хотел бы умереть как он: в бою и с победой, сделав для
Руси все, что только можно.
Боброк выпрямился, надел шлем, глянул на Дороша.
– Труби, атаман, сбор. Надо поскорее собрать раненых и предать земле мертвых. Литовцы рядом.
Из болотистых лесов они выбрались только ночью. На широкой, залитой лунным светом поляне Дорош, ехавший рядом с Боброком, воеводой и сотником Кириллом впереди отряда, придержал коня, повернулся к боярину.
Все трясины и топи позади, боярин. Теперь до русского
порубежья путь свободен. Пора нам прощаться с ранеными.
Добро, атаман.
Они остановили коней и стали пропускать мимо себя вереницу своих дружинников и ватажников, пока не дождались раненых. Первым был сотник Григорий, он лежал на самодельной кечалке, сплетенной из гибкой лозы и закрепленной между двумя лошадьми. Следом, с трудом держась в седле, ехал сотник Ярема из ватаги Дороша. Его левая рука, пробитая в предплечье стрелой, висела вдоль туловища, голова, задетая саблей, была обмотана куском холстины. И хотя лицо Яремы было перекошено от боли, глаза его, как всегда, смотрели весело.
– Все, сотник, приехали, – сказал Дорош, обращаясь к Яре
ме. – Попрощаемся и отправимся каждый своей дорогой. Коли
что было между нами не так, прости и не поминай лихом. Здо
ровья и счастья тебе, друже.
Он нагнулся к сотнику, слегка тряхнул его за плечи.
– Прощай и ты, – как можно веселей сказал Ярема, ста
раясь не морщиться от боли. – И коли даст бог, погуляем мы
еще с тобой по этой земле на лихих конях и с острой саблей.
Удачи и счастья тебе, атаман.
Дорош и Боброк соскочили с коней, подошли к качалке. Сотник Григорий открыл глаза, попытался поднять голову, но тотчас снова ее уронил.
– Лежи, сотник, лежи, – ласково сказал Боброк, – береги силы.
Где я, боярин? – слабым голосом спросил Григорий. -«
Что со мной и почему меня качает?
Ранен ты, сотник, крепко ранен. Врачевать тебя надобно
50
и ставить на ноги. Оставляем мы тебя здесь вместе с другими ранеными.
Оставляешь, боярин? – встрепенулся Григорий-. – Ведь
я должен... – Он зашелся в кашле, замолчал.
Ничего ты не должен, друже, – сказал Дорош, накло
няясь над ним. – Все, что мог, ты уже сделал, дай теперь и
другим исполнить свой долг перед Русью. Сегодня ты пролил
кровь на моей земле, а я завтра займу место в бою на твоей
земле, и не посрамлю ни твоего, ни своего имени. Это же сде
лают и три сотни моих верных и храбрых казаков, что идут
вместе со мной под московское знамя.
Простившись с остальными ранеными, Боброк и Дорош снова двинулись в голову колонны. Проехав поляну, они остановились, потому что в лес дальше уходили уже две дороги.
Твое слово, атаман, – обратился Боброк к Дорошу,
Обе дороги ведут на Русь, к Оке, – сказал Дорош, – Но
вот эта короче, и потому она наша.
Он тронул коня, но сотник Кирилл встал на пути.
Ты прав, атаман, эта дорога короче. Но только ехать нам
надо по другой.
Это почему же? – удивился Дорош.
На другой дороге нас ждут люди. И я обещал, что мы
встретимся с ними.
Кто эти люди? – настороженно спросил Боброк.
Боярин, поверь мне, это свои люди.
Он первым поехал по указанной дороге. Помедлив, тронулись за ним все остальные.
Устало опустив на грудь голову, Боброк, убаюкиваемый размеренным ходом своего коня, впал в полудрему. Что ж, он мог теперь позволить себе отдохнуть, русский боярин Дмитрий Боб-рок-Волынец, правая рука великого московского князя, посланный им с трудным и опасным заданием в Литву и успешно его выполнивший. И пусть нет сейчас половины тех людей, что пришли с ним в эти места из Москвы, пусть нет ни Иванко, ни сотника Григория, но дело сделано: московское войско уже на подходе к Дону, а литовский Ягайло все еще топчется в Литве и ждет от Мамая грамоту...
Пронзительный свист заставил вздрогнуть. Боброк открыл глаза, увидел лесную дорогу, спускавшуюся к броду через широкий лесной ручей. Доносилось глухое журчание воды, бегущей между отмелями золотистого под лунным светом песка.
Не доезжая до ручья нескольких шагов, сотник Кирилл, едущий впереди колонны, остановил коня и трижды прокричал в темноту филином. И едва смолкло эхо, как из леса на противоположном берегу выехала группа конных с щитами на плечах и копьями в руках, остановилась у самого уреза воды. Двое въехали в ручей и направились к ним.
– Боярин, это те люди, о которых я говорил, – сказал Ки
рилл.
Выглянувшая из-за туч луна помогла Боброку рассмотреть подъезжавших всадников. Впереди ехал молодой воин с висячими южнорусскими усами.
Воевода Богдан резко наклонился к Боброку.
51
Это один из сыновей боярина Векши, его младший, Глеб.
Как бы не было беды... яблочко от яблони недалеко падает.
Это правда, сотник? – повернулся Боброк к Кириллу.
– Да, боярин, воевода сказал правду, – ответил Кирилл. – Но это он, Глеб, рассказал мне вчера об Адомасовой лоаушке и послал к тебе. Это он велел передать вам о встрече литовцев с татарами у Лысого кургана и обещал сбить со следа воинов Адомаса, если бы они пошли за вами через болото.
– Почему ты не сказал об этом вчера? – нахмурился Боб-
рок.
– Но разве ты или князь поверили бы мне, скажи я сразу,
кто меня послал к вам?
Между тем вислоусый всадник подъехал совсем близко.
Будь здрав, боярин, – негромко произнес он. – Будь
здрав и ты, воевода Богдан. Но я не вижу среди вас князя
Данилу.
Здрав будь и ты, боярский сын Глеб, – сухо ответил Боб-
рок. – А князя Данилы ты больше не увидишь, потому что нет
его с нами. Много битв видел он на своем веку, но вчерашняя
стала для него последней. Он храбро бился и честно умер за
Русь, и она не забудет о нем.
Они помолчали в скорби.
– Шесть с лишним сотен воинов ведешь ты сейчас к князю
Дмитрию, – сказал Глеб. – Три сотни русских дружинников,
проклявших свою службу боярину Векше и литовскому Ягайле,
веду я по той же дороге. Нелегок у нас обоих путь, боярин.
И я предлагаю объединить наши силы.
Он взял из рук своего спутника копье, высоко поднял его над головой. Лес на противоположной стсроне ручья зашевелился, из него стали выезжать закованные в доспехи всадники.
– Но прежде чем выступить в поход, прими, боярин, подарок
от меня.
Глеб скова призывно махнул рукой, и группа всадников тронулась через ручей. Присмотревшись, Боброк узнал в переднем сотника Андрея. Он был в полном воинском облачении, с мечом и копьем, с щитом на плече. Он вел в поводу еще лошадь. На ней, со связанными за спиной руками, накрепко прикрученный к седлу, сидел конюший боярина Адомаса.
– С возвращением, сотник, – растроганно сказал Боброк,
обнимая Андрея. – А мы с воеводой, признаюсь, уж и не чаяли
увидеть тебя живым..
– Если бы не Глеб, все мы, возможно, были бы уже мертвы.
Боброк тронул коня, подъехал к конюшему. Вытащив меч,
сбросил лезвием с его головы капюшон плаща.
– Что, холоп, узнал меня? А может, вспомнил и мои слова,
о том, что будет, если по твоей вине прольется хоть капля рус
ской крови? Атаман, – позвал он Дороша, – кликни своих
хлопцев, пусть займутся этим...
Через несколько минут, слившись в одну колонну, оба русских отряда двинулись по дороге. И опустели берега лесного ручья, тихо журчала вода на песчаных перекатах, поскрипывал сук, на котором дергалось тело повешенного конюшего...
52
15
Направляясь к великому князю, Адомас готовился к самой дикой вспышке Ягайлова гнева, но спокойствие, с которым встретил его князь, удивило и испугало его.
Чем порадуешь, боярин? – спросил Ягайло, окидывая
Адомаса хмурым взглядом.
Мы не догнали Боброка, – коротко ответил боярин, на
стороженно следя за князем.
Значит, вернулись с пустыми руками, – язвительно усмех
нулся князь. – Ехали ловить Боброка и князя Данилу, а вместо
этого отдали им Мамаеву грамоту?
Адомас молчал.
– Но ладно, боярин. Другие заботы свалились на нашу го
лову.
Голос великого князя был тих и ровен, и это его спокойствие бросало Адомэса в дрожь. Забыл о Боброке, о ханской грамоте?! Что могло случиться за те двое суток, пока его не было возле великого князя?
Вчера вечером прискакал гонец с русского порубежья и
сообщил, что мой брат Андрей со своими полками снялся
с места и подался на юг. Зачем, боярин?
Возможно, он боится, что ты можешь разбить его и Дмит
рия Ольгердовича по частям и хочет не допустить этого. Сорок
тысяч мечей – это не те двадцать, что сейчас у него даже вме
сте'с полочанами воеводы Рады, – сказал Адомас.
Так думал вначале и я. Но утром прискакал другой гонец
с вестью, что Дмитрий Ольгердович в то же время, что и его
брат, оставил Брянщину, где сидел до этого, и со своими дру
жинами тоже двинулся на юг. Что скажешь теперь, мой мудрый
боярин?
Адомас не решился высказать мысль, что пришла ему в голову, настолько она была страшной.
– Молчишь, – усмехнулся Ягайло. – А в обед от одного из
твоих лазутчиков прилетел ученый голубь. Твой соглядатай из
Москвы доносит, что князь Владимир Андреевич тоже подался
на Коломну. Вот теперь и подумай...
Ягайло вскочил из-за стола, ударом ноги отшвырнул кресло, подбежал к окну.
Перехитрил нас московский Дмитрий. Его войско уже под
ходит к Дону. Через несколько дней к нему примкнут оба Оль
гердовича и брат Владимир. А мы, если даже выступим в доро
гу сейчас же, все будем на полпути к Мамаю. И если Дмит
рию удастся навязать Орда битву, судьба Литвы решится беэ
всякого ее в этом участия. Понимаешь, боярин?
Но московский Дмитрий опытен и дальновиден, он не
оставит границу с Литвой без защиты, не откроет нам дорогу
на Русь.
Именно потому, что умен и дальновиден, он это и сделал.
Он смог понять, что судьба Руси сейчас решается на Дону, а не
в Литве или в Москве. И он пустит нас на Русь, хорошо зная,
что, если одержит верх над Ордой, все потерянное снова вер
нется к нему. Я не знаю, удастся ли ему победить Мамая, но
нас он уже победил: одним ловким ходом сбросил со счетов
53
войны десятки тысяч литовских мечей, не заплатив за это ни одним своим.
Великий князь, но уже не в наших силах повлиять на то,
что произойдет на Дону...
А потому, боярин, давай думать о Литве.
Ягайло быстрыми шагами вернулся к столу, уселся на его край, скрестил на груди руки.
Что нам делать, боярин?
У обоих Ольгердовичей только конница, и они уже опе
редили нас на два перехода, так что вряд ли мы их догоним, —
медленно, глядя себе под ноги, словно разговаривая сам с со
бой, начал Адомас. – Но зато перед нами открыта дорога на
Москву, откуда мы можем ударить в спину русскому войску.
Может, это и есть наша дорога, великий князь?
Нет, боярин, это не наша дорога. Прежде чем мы будем
в Москве, на Дону уже прогремит битва. Если победит МаМай,
мыс такой помощью будем просто смешны, если же верх возь
мет Дмитрий... Нет, боярин, надо идти на соединение к Ма
маю...
Я понимаю тебя, великий князь. Если мы двинемся на
встречу Мамаю, то будем чисты при любом исходе сражения:
Мамай сам ввязался в бой, хотя мог уклониться от него и до
ждаться нас. Я правильно понял твою мысль, великий князь?
Ягайло усмехнулся, опустил глаза. И Адомас понял, почему великий князь так спокоен. Просто он все обдумал, взвесил, принял свое решение. И он позвал Адомаса совсем не для того, чтобы советоваться, а чтобы сообщить ему принятое решение.
16
Под бархатным великокняжеским стягом, в богатом воинском облачении великий московский князь Дмитрий прямо и неподвижно сидел в седле и наблюдал за идущими мимо него к переправам через Дон русскими полками. Только что в его шатре состоялся военный совет, на который были приглашены князья и воеводы подошедшего к Дону русского войска. Вопрос был один: остаться по эту, свою, сторону реки и ждать нападения татар или самим переправиться на тот берег и навязать бой Орде?
Голоса разделились. Одни призывали к осторожности и благоразумию, пугали более чем двойным превосходством в силах татар и опасностью вести бой, имея за спиной реку. Другие настаивали на немедленной переправе и внезапном нападении на татар. В том же, что за спиной будет Дон, они видели залог того, что русское войско будет биться насмерть, зная, что пути к отступлению нет. И первыми среди тех, кто настаивал на переправе, были Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, боярин Боброк, князь Владимир Андреевич Серпуховский. Они знали, какой ценой оплачено право вступить в бой только с Ордой, не опасаясь удара Литвы в спину и чего стоило собрать воедино все русское войско. Они знали также, что литовская конница находится от Дона всего в двух-трех переходах.
А теперь они стояли на пригорке позади великого князя и
54
смотрели на нескончаемые колонны русского воинства, идущего через Дон. Вся необъятная Русь текла мимо них. Шли молодью юноши, впервые взявшие в руки оружие, и закаленные в сражениях воины. Проходили вчерашние холопы и смерды с рогатинами в руках и топорами за поясами, повесившие на плечи самодельные деревянные щиты. Ехали на рослых боевых конях закованные в броню и грозные в своем воинском умении княжеские и боярские дружины, уже не раз испытавшие в боях крепость своей руки. И все они, сыны русской земли, шли на неведомое Куликово поле, чтобы завтра утром, едва поднимется солнце, перегородить его из конца в конец рядами своих червленых щитов и заслонить Русь. Сто пятьдесят тысяч восточных славян встанут грудью против бесчисленного и страшного врага.
Русичи не дрогнув встретят бешеный натиск разноплеменных орд, зальют своей и чужой кровью это широкое поле, загромоздят его горами своих и чужих тел. И ничто – ни дикий напор татарской конницы, ни упорный натиск железных рядоз наемной итальянской пехоты, ни визжащие орды кочевников – не заставит их отступить.
И когда они' победят и над полем битвы хрипло прозвучит сигнал трубы, созывающей уцелевших под великокняжеское знамя, они опять сомкнут ряды своих залитых кровью щитов на тех же холмах, где стояли утром. И даже у них, чудом оставшихся живыми в этой беспримерной сече, видевших вокруг себя сотни смертей, вздрогнет сердце. Потому что вчетверо короче будет стена щитов. Из ста пятидесяти тысяч, стоявших утром под этим стягом, к вечеру останется только сорок тысяч. Но великий московский князь, объезжая эти ряды, ни на миг неусомнится в том, что, доведись им сейчас встретиться с новым врагом, они так же бесстрашно встретят его.
Но другого врага не будет. ,
Передовые литовские конные разъезды будут уже в городгсе Одоеве, всего в одном переходе от Куликова поля, когда Ягайло получит весть о разгроме Мамаевой Орды. В этот же день он повернет свои войска обратно в Литву.
А русичи еще восемь суток будут стоять на этом поле, разбирать завалы из человеческих тел и предавать земле своих убитых. Хоронить тех, кто в этой невиданной битве спас своей смертью Русь, принеся ей славу и бессмертие.
Владимир МАЛОВ
ТОТ, КТО ВЕРНЕТСЯ!
Фантастичеснии рассказ
С
лева, там, где кшоссе вплотную подходил лес, все было желто-красным: надвинулась осень, а дни стояли солнечные. Воздух теперь был по-осеннему прозрачен и звуки тоже стали осенними – гулкими и отрывистыми, непохожими на приглушенные летние. Стрелка спидометра колебалась у отметки 100. Впрочем, шоссе в этот час было почти пустым – лишь изредка попадались навстречу длинные коробки служебных транспортов, возвращающихся из порта в гброд, – и поэтому человек в машине успевал замечать и краски осени. Когда шоссе взлетело на пригорок и сверху открылся вид на громадную территорию порта, человек резко затормозил, поставил машину у обочины и отворил дверцу.
Воздух был теплым. Плиты шоссе тоже нагрелись на солнце. Не так, как нагреваются они летом, в июле или августе, но все-таки от них и теперь поднимались невидимые волны тепла.
56
Лето промчалось неожиданно и незаметно, пролетело в ворохе неотложных дел.
Человек пересек шоссе и с наслаждением ступил на траву. Медленно вращаясь, в воздухе проплыл желто-красный лист. Человек подставил ему ладонь, но в последний момент лист изменил направление и улетел в сторону. В этот момент он заметил на краю горизонта серебристую каплю. Она медленно увеличивалась, а затем опустилась за дальними постройками. Человек машинально взглянул на часы: французский корабль «Эспуар» сел точно по расписанию.
«Эспуар»... Слово красивое, звучное. Перевод его он знал – «надежда». Он повторил это французское слово вслух, слушая свой голос, и перед его глазами вдруг вновь появился этот кусочек будущего, выхваченный Установкой неизвестно из какого времени, – мелькающие на экране цветные пятна иполосы, голоса двух людей, обрывки разговора, имеющего прямое отношение к нему самому.
Человек встал. Под ногами зашуршали трава и опавшие листья, земля мягро пружинила. Он шел не оборачиваясь, и лес смотрел' ему вслед.
Он захлопнул дверцу. Звук двигателя был по-осеннему резок. И, быть может, именно этот звук заставил человека помедлить и задумчиво посмотреть влево.
Колыхались ветви деревьев, исполняя какую-то сложнейшую и сыграннейшую партию в таинственном и вечном танце. Листья срывались с них иотправлялись в короткие полеты по самым замысловатым траекториям. Лес жил своей, ни на что не похожей и ни с чем не сравнимой жизнью.
Теперь человек смотрел вперед, на серебристую ленту дороги Он знал: лес будет тянуться слева еще километров десять. Потом в его глубине мелькнут постройки научного центра, и средн. многих других инструментов покажется на мгновение кристалл Института времени. А потом, еще через несколько километров, шоссе сделает поворот. Лес кончится неожиданно и резко, и возникнут громадное полупрозрачное зда«ие Управления космо-флота, длинные корпуса навигационной службы и дальше бетонные плиты причалов. Где-то там, у одного из причалов, стоял готовый к старту «Альбатрос».
I
В лифте Андрей оказался не один – спутницей была белокурая девушка в светло-розовой форме диспетчерской службы. Девушка скользнула взглядом по его лицу, потом по его нашивкам, и тогда в ней сразу произошла какая-то перемена. Глядя прямо перед собой, на план Управления, прикрепленный к стене кабины, Андрей чувствовал, что спутница разглядывает его как-то чересчур уж внимательно. Он посмотрел на девушку, но кабина в 'этот момент остановилась, и надо было уже выходить.
Углубившись в длинный коридор, Андрей оглянулся и пожал плечами. В нашивках, по его мнению, не было ничего примечательного. По ним можно было только узнать количество времени, проведенного в космосе, и количество рейсов с литерой А —
57
субсветовых. И того и другого набиралось немало, но до рекордсменов далеко. На куртке был также личный номер. Еще эмблема «Москвы» и капитанский знак.
Он снова оглянулся и быстро пошел вперед.
За последний год в Управлении что-то изменилось – коридор, например, поворачивал не налево, как прежде, а направо. У поворота Андрей в нерешительности остановился и сейчас же к нему подбежал робот-путеводитель. Его выпуклые глаза-фотоэлементы слегка повернулись на осях – робот рассматривал нашивки. И тут же электронный справочник проскрежетал с восклицательными интонациями:
– Вам направо! Все правильно! Здание недавно реконструировано! Вас ждут в голубом крыле!
Андрей пробормотал положенные слова благодарности. Номер помещения, где его ждали, он знал: номер был указан на вызове, лежащем в кармане. Андрей повернул направо. Новый коридор не был похож на все остальные. Он оказался вдвое шире и весь искрился голубыми огнями – светились стены, потолок и даже пол. Пройдя немного вперед, Андрей понял: свет этот имел определенное функциональное назначение. Мерцание голубых огней каким-то непостижимым образом заставляло сосредоточиться, концентрировало внимание и волю, видимо, подготавливало посетителя к тому, чтобы во время предстоящего разговора не говорить ничего лишнего, только самое важное и необходимое. Собственно, Андрей и так знал, что разговор предстоял короткий: вызов, пришедший к нему в космогостиницу, мог означать только одно – требование представить отчет об экспедиции на четвертую планету звезды 70 ТВ, с которой только что вернулась «Москва». Отчет давно был готов и лежал сейчас в пластиковой папке, которую Андрей держал в руках. Сдача отчета должна была сопровождаться краткой беседой с Петренко или его заместителем Кругловым, после чего Андрей Ростов, капитан «Москвы», субсвртового корабля экстра-класса, мог, видимо, отправляться на все четыре стороны – в отпуск.
Но почему робот знал, куда ему надо идти? А эта девушка?..
Два курсанта, выскочившие из какой-то двери, увидев Андрея, отчего-то остановились. Уже за спиной Андрей услышал негромкие, приглушенные голоса и снова пожал плечами. В Управлении определенно творилось нечто странное. Но теперь он слегка смутился и, уже не оглядываясь, быстро прошел в голубое крыло, разыскал помещение А-312.
Секретарша была суховатой, пожилой и, пожалуй, слегка чопорной. Оторвавшись от зеленой папки с документами, она с большим интересом рассмотрела посетителя с ног до головы и с каким-то непонятным удовлетворением констатировала:
Так это, значит, вы?
Собственно, – начал Андрей почти раздраженно, – по мо
ему вызову не мог прийти никто другой. Я хочу сказать...
Секретарша улыбнулась и сразу перестала быть чопорной. В общем-то, она была еще и далеко не пожилой. Ее глаза оказались зелеными и очень теплыми. Она нажала на своем пульте какую-то кнопку, и створки больших дверей сразу же раздвинулись. Это Андрею понравилось: значит, не надо ждать в
58
приемной, его сразу приглашают войти. Похоже, в Управлении он будет совсем недолго. Как истый пилот, привыкший к просторам дасмоса, тесных канцелярий он не любил.
—Входите, он ждет, – сказала секретарша чуть лн не ласково, и Андрей переступил порог.
И тогда он растерялся. Потому что кабинет оказался совсем не таким кабинетом, в каких ему приходилось бывать прежде. Этот был огромным, и казалось, что в нем нетрудно заблудиться среди внушительных, чуть ли не до потолка, моделей кораблей, знаменитых в истории космофлота, среди стеллажей с космическими лоциями и– книгами, и среди многих других вещей, которые здесь, в Управлении, могли быть только в одном-един-ствепном кабинете. Значит, его вызвали именно сюда. Если так, действительно случилось нечто из ряда вон выходящее.
Это был кабинет генерального директора.
Капитанов кораблей, пусть это даже экстра-классный субсвето-вик «Москва», к генеральному директору приглашали нечасто.
Письменный стол в кабинете был огромным – не меньше шести квадратных метров. Андрей прежде всего подумал о том, что такой стол должен быть чертовски неудобным: надо иметь руки баскетболиста, чтобы дотягиваться до самых дальних его уголков. Стол подошел бы человеку ростом метра в два, не меньше. И Андрей не удивился, когда навстречу ему поднялся человек именно такого роста.
С вопросительно-утвердительными интонациями генеральный директор пророкотал:
– Капитан Андрей Ростов, капитан «Москвы», прежде первый
помощник на «Волге», а еще ранее – второй пилот «Сокола».
Выпускник Высших навигационных курсов. Пилот экстра-класса,
сто семнадцать полетов, из них двадцать четыре субсветовых и
пятнадцать испытательных. Возраст – двадцать девять лет.
Садитесь!..
Андрей машинально опустился в кресло. Впрочем, голубые искры в коридоре, видимо, свое дело сделали: его растерянность быстро прошла. Вызов сюда, к самому генеральному, был, разумеется, странным, но никаких особенных грехов за собой он не помнил. Последняя экспедиция прошла строго по графику.
– Я вас понимаю, – медленно сказал громадный человек за
громадным столом, – сейчас вы удивлены.
Он все время смотрел Андрею в лицо и как будто чего-то ждал. Андрей повертел на коленях пластиковую папку с отчетом. Он вдруг подумал, что отчет о столь продолжительной и насыщенной экспедиции слишком короток. Но в нем, как ни странно, было изложено все.
Генеральный директор слегка поморщился.
– Отчет вы сдадите моему секретарю, – сказал он суховато, – она сама передаст его Петренко. У нас разговор пойдет о другом. Я вас вызвал, чтобы узнать о ваших дальнейших планах.
– По регламенту мне положен отпуск, – осторожно сказал
Андрей. – Я собирался поехать домой, в Ливны. Экспедиция
продолжалась полгода, и я вместе со всем экипажем...
Он осекся, подумав, что говорить с генеральным директором
59
об отпуске по меньшей мере смешно – разрешение на отпуск ему дают совсем другие люди.
– Разумеется, отпуск положен! – прогремел хозяин кабине
та. – Но меня, сейчас интересует, что вы намереваетесь делать
дальше?
– Рейсы «Москвы» расписаны вперед на два года.
Генеральный директор встал и прошелся по кабинету. Он
смотрел на Андрея с высоты своего баскетбольного роста и о чем-то сосредоточенно думал.
– Давайте не будем терять время попусту, – сказал он на
конец. – Экипаж «Москвы» действительно отправится в отпуск.
Что же касается вас, вы останетесь здесь. По-прежнему будете
жить в космогостинице и ежедневно приезжать в порт. Вы на
значены начальником экспедиции на Теллус. Вы, конечно, .впра
ве отказаться, но в космофлоте, помимо писаных законов, есть
неписаные.
Андрей отложил папку и тоже встал. То, что было сказано, он понял не сразу. Вероятно, он казался таким изумленным, что лицо генерального директора, и без того добродушное и мягкое, стало совсем уж добрым и обрело мягкость чуть ли не отеческую.
– На Теллус? – выдохнул Андрей. – Не понимаю? Это ведь
та же самая экспедиция...
II
У входа в Управление космофлота бил фонтан; _здесь же стояли несколько разноцветных скамеек. Если отбросить современный пластиковый вход в здание, венчавший разноцветные ступени, сложенные из лунного базальта, вдруг снова вошедшего в архитектурную моду, фонтан и скамейки вокруг него могли показаться картинкой из далекого прошлого. Но, может б,ыть, человеку именно это и надо: разумное сочетание старого и нового, дерзкое устремление вперед и слегка элегическая память о том, что было когда-то?..
Пластиковая папка была теперь пустой. Андрей положил ее на скамейку и сел рядом, стал наблюдать за радужным мерцанием фонтанных струй. •
К мысли о том, что он – начальник первой сверхсубсветовои, Андрей привык не сразу. Сначала была растерянность от неожиданности, потом – какое-то не очень ясное сомнение. Почему именно он?.. В один миг промелькнуло четкое представление, как это будет: момент старта, потом секундная темнота, потом несколько кратких мгновений полета, и корабль сразу, почти без всякого перехода, оказывается в далеком, чужом и непривычном мире. Это представление показалось дерзким, но именно от сознания дерзости все вдруг и встало на свои места. Он – начальник первой сверхсубсветовои. Ничего очень уже особенного в этом не было.
В фонтанных струях играла маленькая радуга. Ярко светило июльское солнце, и воздух был горячим и влажным. Андрей вытянул ноги, устраиваясь на скамейке поудобнее, и стал собирать
60
в памяти все то, что знал прежде об экспедиции, начальником которой стал так неожиданно. Оказалось вдруг,"что знал он не'так уж много. Без особой связи с настоящим он вспомнил свою первую субсветовую экспедицию. Тогда старт был ночью, и темная громада субсветовнка – это был старичок «Победитель», теперь ставший тренировочной базой для курсантов – стояла в дальнем углу порта, тускло освещенная огнями прожекторов. Все было очень буднично и просто. Стлался сырой туман, и, возможно от этого, когда он шел по мокрым плитам перрона, его вдруг начала бить мелкая неприятная дрожь. Потом – упругое покачивание трапа под десятками ног, металлический скрежет задраиваемого люка, прохладная обивка взлетного кресла. Впрочем, внутри солнечной системы «Победитель» шел с обычной, хоть и очень большой, скоростью. Субсветовой режим начинался за ее пределами. Момент превышения он, признаться, так и не заметил, и надо было, чтобы Юра Иващенко, старый приятель, подмигнул и показал на информационное табло, где появились первые цифры уже совершенно новых полетных характеристик. В общем, ничего примечательного, никаких особенных ощущений не было в тот момент...
Блондинка в светло-розовой форме диспетчерской службы быстро сбежала по ступенькам подъезда и пошла через площадь, огибая фонтан слева. Приглядевшись, Андрей узнал в ней свою недавнюю спутницу по лифту. Девушка куда-то спешила, но успела бросить на Андрея короткий взгляд и, слегка поколебавшись, кивнула ему, как знакомому. Светло-розовая форма была ей к лицу. Блондинкам, подумал Андрей, больше идет голубой цвет; интересно, как бы она выглядела в голубом? Девушка скрылась в подъезде маленького кубовидного дома, где находилась диспетчерская служба ближних, в пределах системы, рейсов, и Андрей с грустью подумал вдруг, что на Земле он бывает слишком редко...
