Текст книги "Искатель. 1980. Выпуск №4"

Автор книги: Владимир Малов

Соавторы: Андрей Серба
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

СОДЕРЖАНИЕ

Андрей СЕРБА – Выиграть время . . . 2

Владимир МАЛОВ – Тот, кто вернется! . 56

Эрл Стенли ГАРДНЕР – Дело очарователь

ного призрака . . 72

№ 118

ДВАДЦАТЫЙ ГОД ИЗДАНИЯ

К 600-летию Куликовской битвы

1

В

великокняжеском замке цвели розы. Между кустами с заступом в руках медленно прохаживался, припадая на одну ногу, маленький худенький человек. Большая голова, приподнятое к самому уху левое плечо, сморщенное детское личико с жидкой седой бороденкой, кроткий смирный взгляд – ничего, кроме чувства жалости, не могла вызвать эта фигура у постороннего наблюдателя.

Но у тех, кто хоть немного знал этого человека, упоминание о нем вызывало ужас. Потому что это был сам боярин Адо-мас, ближайший советник и наставник великого литовского князя Ягайлы, сына недавно умершего Ольгерда.

Адомас с детства мечтал о воинской карьере, но несчастный случай – его изорвали вырвавшиеся из сарая псы – сделали эту его мечту несбыточной. Маленький калека стойко перенес удар судьбы. Повзрослев, он стал служить Ольгерду чем только мог, и вскоре природный ум и сметка, усиленные обостренным чувством зависти и ненависти ко всему живому и здоровому, вначале приблизили его к великому князю, а затем сделали незаменимым и для его сына.

Звуки шагов заставили Адомаса встрепенуться, повернуть голову. На дорожке, посыпанной мелким речным песком, остановился слуга.

– Боярин, тебя хочет видеть Богдан, воевода русского князя

Данилы.

И хотя Адомас меньше всего ожидал услышать такое известие, на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Скажи» воеводе, что я жду его.

Боярин проводил взглядом удаляющегося слугу, – снова облокотился на заступ. Князь Данило и воевода Богдан... Знакомые имена. От одного только воспоминания о них бушевала в душе ярость.

Уже почти полтораста лет прошло, как Литва, спасенная от татарского нашествия русским мечом и русской кровью, вос-поло.зоваг'-иись ослаблением Руси,захватила часть' ее земель. С тех пор и существуют в Литовском великом княжестве, кроме своих, литовских, и русские князья и бояре, с того времени и говорит больше половины его населения по-славянски. Вот уже полтора века почти две трети территории Литовского княжества составляют некогда русские земли.

Но не смирились с этим гордые и свободолюбивые русичи, много крови попортили они за это время литовским князьям и их верным слугам, немало бессонных и тревожных ночей доставили и ему, боярину Адомасу. И среди этих непокорны* русичей, с трудом терпящих над собой власть Литвы, были князь Данило со своим воеводой Богданом.

Что могло понадобиться русскому воеводе? Наверное, опять пришел жаловаться на своих соседей, литовских бояр. Это было бы совсем некстати. Потому что великий литовский князь за-

3

ключил недавно союз с ханом Золотой Орды Мамаем и со дня на день собирается двинуться на Русь. А для этого ему необходимы единение и дружба всех своих вассалов, и в первую очередь литовских и русских князей. Ведь Литве для похода так нужны полки и дружины воинственных и храбрых русичей.

В конце дорожки показался воевода. Он был во всегдашней своей чешуйчатой кольчуге, с мечом на поясе. Его скуластое лицо было сурово, под густыми черными усами хищно блестели влажные зубы. Плотный, крепкий, он был как десятки и сотни виденных Адомасом русских воинов, и лишь тяжелый властный взгляд под нахмуренными бровями да большая золотая гривна на шее отличали его от простых дружинников.

Подойдя к Адомасу, воевода слегка наклонил в полупоклоне голову.

День добрый, боярин.

День добрый и тебе, воевода. Что привело ко мне?

Дело, боярин. И хочу о кем говорить с тобой без лиш

них глаз и ушей.

Оставь нас, – повернулся Адомас к слуге, и тот послуш

но исчез.

Боярин, твой слуга сказал, что ты занят. Я тоже спешу

и поэтому буду краток.

Что ж, воевода, время дорого всем.

Верно, боярин. А потому ответь мне, помнишь ли ты

о моей поездке с князем Данилой и боярином Векшей в Мо

скву?

Помню.

А теперь скажи, думал ли ты, что мой князь и я вернемся

тогда из Москвы снова в Литву?

Адомас прекрасно помнил, как около года назад русский боярин Боброк, ближайший сподвижник великого московского князя Дмитрия, пригласил в Москву на день ангела своей жены ее литовских родственников – князя Данилу и боярина Векшу. С ними с княжеской охранной сотней ездил и стоявший сейчас против него воевода. Многие тогда думали, что князь Данило останется в Москве навсегда, но тот вернулся, чем вызвал немало пересудов. Ломал себе голову над этим и он, боярин Адомас.

Нет, воевода, не думал. И когда вы вернулись, был удив

лен.

И, конечно, стал допытываться обо всем у боярина

Векши? И что же тебе сказал этот продажный пес?

Он сказал, что князь Данило оказался верен Литве и сво

ему великому князю.

И ты поверил этому?

Нет, не поверил.

В глазах воеводы мелькнула ироническая усмешка.

– И ты был прав. Князь Данило и боярин Боброк отлично

знали, что за человек Векша, и остерегались его. Но зато они

не остерегались меня. И потому только четыре человека зна

ют, зачем князь Данило ездил в Москву и почему вернулся

оттуда. Это великий московский князь Дмитрий, его мудрейший

советник боярин Боброк, мой князь Данило и я.

4

Адомас с интересом посмотрел на воеводу.

– Три сановитых державных мужа и ты, простой воин? Кто

поверит в это?

Но воевода совершенно не реагировал на ядовитое зама-чание, его лицо оставалось спокойным и бесстрастным.

– Опасаясь боярина Векши, который ни на шаг не отставал

от князя Данилы, московский Дмитрий и Боброк, переодев

шись в простое платье, сами ходили ночью в опочивальню мо-

его князя. И на страже дверей всегда стоял только я, его бли

жайший воевода. А ты знаешь, боярин, что для того, кто очень

хочет видеть и слышать, не существует стен и дверей.

Боярин прищурился, его маленькие глазки пронизывающе уперлись в лицо воеводы.

Слуга, подслушивающий своего хозяина, уже изменяет

ему, – осторожно заметил он.

И ищет того, кому можно было бы продать его тай

ны, – спокойно, как и прежде, прозвучал голос воеводы. —

Скажи, боярин, хотел бы ты стать пятым человеком, знающим

сокровенные тайны твоих недругов в Москве и Литве?

Великий князь Литвы Ягайло щедро наградит того, кто

откроет ему планы московского Дмитрия, – ответил Адомас,

глядя в лицо воеводы.

Тот поморщился.

Боярин, мы оба знаем, что Литвой правят два человека: ты

и потом уже великий князь. Поэтому я спрашиваю: что мо

жешь ты обещать?

Я не знаю еще цены твоего секрета.

Дрогнули усы воеводы, пробежала по губам презрительная усмешка.

– Боишься продешевить, боярин? Хорошо, слушай. Москов

ский Дмитрий знает о литовском союзе с Мамаем и считает,

что у Руси сейчас два врага: на юге – Орда, на западе —Литва.

Но чтобы их разбить сразу, у Руси не хватит сил. И Дмитрий

с Боброком решили бить своих врагов поодиночке. Они уже

подняли на Мамая всю Русь, и с этой небывалой и грозной

силой уничтожат вначале своего самого страшного и опасного

врага – Орду. А потом, боярин, они примутся и за твоего ве

ликого литовского князя, старого врага Руси и союзника Ма

мая.

Вцепившись в рукоять заступа, Адомас жадно слушал воеводу.

– Но московский Дмитрий понимает, что -вряд ли Литва бу

дет спокойно смотреть на это. И потому московский Дмитрий

и Боброк задумали вывести Литву из игры руками других ее

врагов. Ты их знаешь, боярин. На юге это бесчисленные степ

ные орды, не признающие власти золотоордынского хана, на

западе – поляки, на севере – крестоносцы. Когда Ягайло

покинет со своим войском Литву, вса эти извечные его недру

ги по договору с Москвой двинутся на литовские кордоны. Их

поддержат изнутри русские князья, а также те из литовской

знати, кто давно уже недоволен Ягайлой.

Воевода замолчал, облизал губы, в упор посмотрел на Адо-маса.

– Теперь и ты, боярин, знаешь то, что знает только мое-

5

ковский Дмитрий с Боброком да я с князем Данилой. Какова же цена моим словам?

Отведя свой взгляд от лица воеводы в сторону и глядя куда-то в пространство между двумя крепостными башнями, Адо-мас некоторое время молчал, затем на его губах появилась недоверчивая улыбка.

Жизнь научила меня верить только делам и поступкам.

Я знал, боярин, что ты не поверишь мне, а потому и

пришел к тебе только сегодня. Ни днем раньше, ни днем поз

же. Был уверен, что потребуешь доказательств, а их у меня

до сегодняшнего дня не было.

А сейчас? – спросил Адомас.

Суди сам, боярин. Три дня назад к князю Даниле ночью

прискакало трое конных. Он ждал их у ворот, встретил и

проводил на свою половину. Двоих я узнал, это доверенные

люди боярина Боброка, те, от кого у него нет тайн и кто про

водит в жизнь все его хитромудрые планы.

Что же они делают у князя Данилы?

Пока ничего, отсыпаются да отъедаются. Но князь Данило

приказал мне держать постоянно наготове конную полусотню,

а также подыскать верного человека, который хорошо знает

дорогу в Польшу и ч черкасам-ватажникам, а заодно понимает

по-татарски. Такого человека я нашел, отборная полусотня днем

и ночью при конях. Но для чего все это, мне пока неведомо.

Адомас задумался, сжав рукоять заступа с такой силой, что побелели пальцы. Боярин Дмитрий Боброк-Волынец! Был ли в мире еще хоть один человек, которого бы он, Адомас, так боялся и так ненавидел?

Выходец из волынской земли, попавшей после Батыева нашествия под власть великих литовских князей, Боброк не выдержал на своей родной земле чужого засилья и покинул ее. И после многолетних странствий нашел приют и спокойствие души на далекой московской земле, принеся туда как память о родине свое прозвище Боброк-Волынец. Скоро он стал правой рукой и незаменимым советником великого московского князя. Был он честен, умен и храбр, знал несколько языков, мог читать латинские и цесарские книги. Бывал в разных далеких землях, много видал страшного и поучительного.

Адомас поднял голову, глянул на собеседника.

– Я не верю тебе.

И снова русский воевода остался невозмутим.

Я предвидел и это, боярин. Вот тебе подходящий случай

проверить мои слова. Каждая птичка рано или поздно воз

вращается к своему гнезду. Я могу показать людей Боброка

твоим слугам, а что делать дальше, не мне тебя учить. После

того как ты решишь, можно ли мне верить, мы и продолжим

наш разговор. Тебя это устраивает, боярин?

Но ты еще не сказал, что хочешь получить за свою вер

ную службу.

Воевода плотно сжал губы, взгляд его стал тяжелым.

Боярин, князь Данило стар и тоже одинок, как и я.

И если не станет его...

Великий князь Литвы и я обещаем тебе это, воевода, —

сразу ответил Адомас.

6

Он мог обещать все, что угодно. Он был уверен, что до выполнения обещаний дело никогда не дойдет, и воевода попросту не успеет воспользоваться плодами своего предательства.

Благодарю, боярин. Скажи, где и когда ждать мне твоих

людей?

Они будут у тебя сегодня ночью. Узнаешь ты их вот по

такому перстню...

Выйдя из великокняжеского цветника, воевода подошел к группе поджидавших его дружинников, вскочил в седло.

– К князю, – бросил он сотнику.

Но выехать из замка им удалось не сразу: в крепостные ворота въезжала целая кавалькада всадников. Впереди на рослом буланом жеребце восседал преисполненный важности боярин Векша. На нем был роскошный жупан, на голове золоченый шлем с султаном из перьев, на боку усыпанный самоцветами меч. По бокам боярина на белых тонконогих аргамаках ехали его два сына, молодые, статные, с лихо закрученными усами.

Не русский боярин, а прямо аломанский князь, – пре

зрительно заметил стоявший рядом с воеводой сотник. —

Спеси-то сколько. А ведь ни умом, ни воинской доблестью

боярин никогда не блистал.

Зато его младший сын – добрый рубака, – сказал вое

вода. – Я дважды ходил с ним на крестоносцев. Жаль будет,

если такой молодец пойдет по дорожке своего отца.

Старший уже пошел, – сказал сотник. – Я был вместе

с ним на ляшском порубежье, знаю.

Проводив глазами последние ряды конной дружины, следующей за своим боярином и его сыновьями, воевода вытянул коня плетью.

– Домой, сотник, домой. Князь Данило ждет нас.

2

Отложив в сторону манускрипт, Адомас медленно окинул взглядом представшего перед ним слугу. Усталое, осунувшееся лицо, исцарапанные ветвями деревьев руки, покрытые пылью сапоги. Это был один из тех слуг, которых он посылал к воеводе Богдану с приказанием следить за московскими лазутчиками.

– Я слушаю тебя, Казимир.

Слуга хорошо знал привычки своего господина, и поэтому его рассказ был краток.

Воевода Богдан сделал все, что обещал. Прибывших литовских соглядатаев он выдал за новых княжеских дворовых. Сам же Казимир попал даже в челядь, что обслуживала московитов. И когда двоим из них пришло время покидать княжескую усадьбу, воевода выделил его в провожатые. Звериными тропами он провел московитов в Черное урочище. И когда они отпустили его, пошел не обратно, а за ними. Так он попал в лесной лагерь московитов.

7

– Я родился и вырос в этих местах, боярин. Я змеей про

полз мимо их секретов и очутился на краю большой поляны.

Посреди нее горел костер, и вокруг сидело несколько человек.

Но я узнал только одного, к которому подошли вновь при

бывшие. Я вначале даже не поверил своим глазам, даже ущип

нул себя. Потому что этим человеком был сам боярин Боб-

рок-Волынец.

Адомас дернулся, и в стоявшем рядом канделябре заплясало пламя свечей.

Врешь, холоп, – прошипел он, подавшись всем корпу

сом вперед, – откуда тебе знать боярина Боброка?

Боярин, ты несколько раз посылал меня с тайными пись

мами в Москву. Там три или четыре раза я и видел боярина

Волынца.

Откинувшись на спинку кресла, Адомас старался унять охватившую его дрожь.

Дальше...

Я потихоньку отполз от лагеря Боброка и направился

к ближайшей нашей засаде. Я привел ее к поляне, приказал

тайно следить за московитами и лишь после этого поскакал

к тебе.

Адомас выпрямился в кресле, пристально глянул на слугу.

Что еще скажешь о московитах? Сколько их, каковы со

бой?

На поляне их было человек тридцать. Но боярин Боброк

осторожен и, конечно, расставил стражу. Думаю, что всего на

берется их душ пятьдесят. Все конны и оружны, в бронях и

кольчугах.

Что видел еще на поляне?

Видел два воза. Стояли возле костра, и ходила вокруг

них стража с копьями.

Возы? – насторожился Адомас. – Что за возы? Откуда?

С чем?

Казимир пожал плечами.

– Не знаю, боярин. Возы как возы. Такие почти в каждом

хозяйстве имеются. Оба с поклажей, обшиты поверх рядном

и перевиты веревками. И кони из упряжек рядом пасутся.

Адомас задумался. Значит, воевода Богдан сказал правду. Боброк не в Москве, не с московским Дмитрием, а здесь, на литовском порубежье. Что ему надо? Неужели его присутствие для князя Дмитрия сейчас важнее здесь, в Литве, чем в самой Москве или на кордонах со степью? Что в тех двух возах, которые даже при Боброке окружает стража?

– Я хочу сам увидеть Боброка, – сказал он.

Боярин, если мы выступим сейчас же, то будем у ночно

го становища московитов только к вечеру.

Выступим сейчас же. Предупреди об этом всех, кого

нужно. И пусть будут наготове три конные сотни великокняже

ской стражи. Иди.

Он проводил глазами уходящего Казимира и позвонил в колокольчик.

– Прикажи оседлать моего коня и помоги мне переодеть

ся – сказал он тотчас вошедшему дворецкому.

8

Как и говорил Казимир, на место лагеря Боброка они прибыли только к вечеру. Скакавший первым Казимир остановил коня перед остатками потухшего костра. С ветвей одного из деревьев, окружавших поляну, спрыгнул человек и подбежал к нему.

– Туда, – коротко сказал он, указывая рукой направление.

Но его слова были излишни, потому что в ту сторону вели две глубокие борозды от колес. Быстро осмотрев пустую поляну, на которой не было обнаружено ничего заслуживающего внимания, отряд двинулся по оставленной колее. Впереди всех шел напарник Казимира, поджидавший их прибытия на дереве, за ним ехал сам Казимир с десятком латников, и лишь затем на рослой, с огромным крупом кобыле ехал боярин Адомас. И хотя вместо обычного седла под ним было что-то среднее между седлом и мягким стульчиком, дорога его изрядно утомила. У него ломило позвоночник, болели тазовые кости и бедра, к горлу подкатывал и не давал дышать сухой першистый комок.

Однообразие медленного движения начало постепенно укачивать боярина. После бессонной ночи он все чаще закрывал глаза, и вдруг внезапно остановившаяся кобыла чуть не заставила его вылететь из седла-кресла. Схватившись за рукоять длинного охотничьего ножа, боярин повел глазами по сторонам и вздрогнул. Прямо под копытами лошади лежали один возле другого три трупа. Соскочивший с коня Казимир уже нагнулся над ними.

Это были те его люди, которых он оставлял на поляне и которые после ухода отряда Боброка пошли за ним следом. Все трое были поражены стрелами. С холодком, невольно пробежавшим по коже, Казимир отметил про себя меткость стрелков. Да,встреча с такими ничего хорошего не сулила, и, не будь рядом боярина, он предпочел бы ехать подальше от головы колонны.

Приказав выслать вперед разведку, боярин пропустил мимо себя десятка полтора всадников и лишь потом тронул кобылу с места.

Следы привели на берег спокойно несущей свои воды лесной речушки. Низкие заболоченные берега густо поросли осокой и тальником, к чистой воде вела узенькая, прорубленная в кустарнике тропинка. В самом ее начале, посреди небольшой поляны, стояли два пустых распряженных воза. Рядом с ними , на земле пузырилась гора брошенной холстины. Следы конских копыт вели по тропинке к воде, и на противоположном берегу, чуть ниже по течению, они виднелись снова, исчезая в береговом кустарнике.

Приподнявшись на стременах, боярин зорко всматривался в пустынный берег, как вдруг неясный шум сбоку привлек его внимание. Обернувшись, он увидел, что возле одного из возов, спешившись, стоят двое его дружинников. Один, вцепившись товарищу рукой в горло, старался дотянуться до его руки, сжатой в кулак и отведенной назад.

Казимир, перехватив взгляд Адомаса, поднял коня на дыбы

9

и очутился возле дружинников. Свистнула плеть, обвилась вокруг сжатой в кулак руки. Кулак разжался, и на землю упало несколько тускло блеснувших кружочков. Казимир соскочил с коня, быстро подобрал их, подошел к наблюдавшему за ним боярину, протянул ему ладонь, на которой лежало несколько золотых монет. Адомас взял одну, поднес к глазам, его губы скривились в усмешке. Именно то, что он и предполагал, только услышав об этих возах. В его руках была золотая монета московской чеканки. Вот почему возы были так перевязаны и охранялись даже от своих людей.

– Спешили они, боярин. Видно, погони нашей опасались.

Вот и зацепили мешком за сучок.

Адомас бросил монету в ладонь Казимира, вытер о конскую гриву пальцы.

– Обоих в железо. А как вернемся – в погреб, – отры

висто бросил он, даже не взглянув на провинившихся. – Или

нет, постой, – с улыбкой остановил он бросившегося выпол

нять его приказание Казимира. – Пусть первыми идут на тот

берег. И пусть не я, а бог будет им судьей.

Он с интересом смотрел, как оба дружинника медленно, один за другим, спускались по тропинке к воде. Цепочкой двинулись за ними остальные всадники.

Что заставило его рывком натянуть поводья и нырнуть с конем в кусты, обступившие поляну, он точно сказать не мог. То ли расслышал звон летящей стрелы, или просто сработал инстинкт самосохранения, так сильно развитый в нем с детства. Но, прежде чем посланные вперед дружинники стали падать с коней, он был уже в кустах и выглядывал из-за ствола толстого дерева. Снова просвистели в воздухе стрелы, и еще двое воинов, взмахнув руками, повалились на землю. И прежде чем уцелевшие сумели вырваться из зарослей кустарника, еще двое из них были сбиты с коней.

Адомас зябко передернул плечами, вытер со лба холодный пот. Шесть стрел и шесть трупов. Да, Боброк знал, кого брать себе в попутчики.

– Боярин, я знаю эти места, – прозвучал у него над ухом

голос Казимира. – Верстой ниже будет еще один брод. Если

разрешишь, я незаметно переправлю там сотню и ударю на

московитов сбоку. Мы зажмем их с двух сторон, и золото мос

ковского Дмитрия будет наше.

Золото, опять золото! Проклятый металл! Оно слепит людям глаза и отбирает у них последние крохи разума. Разве не ясно, что на противоположном берегу обыкновенное прикрытие, какой-нибудь десяток стрелков? И если все они такие лучники, то изрядно проредят отряд Адомаса еще до того, как дело дойдет до рукопашной.

А самое главное: из-за чего он должен рисковать? Особенно сейчас, когда солнце прячется за ветви деревьев и в лесу вот-вот наступит темнота. Тем более что он уже узнал все, из-за чего пустился в это рискованное преследование.

– Домой, в замок, – зло прошипел Адомас в лицо Ка

зимиру.

10

3

Его разговор с великим литовским князем состоялся на следующее утро после возвращения в замок.

Ягайло внимательно выслушал Адомаса, ни разу не перебив и не задав ни одного вопроса. Нахмурив лоб, он некоторое время смотрел на боярина, затем отвел глаза в сторону.

– Ты брал с собой три сотни. Кто мешал тебе взять их

десять? Кто мешал окружить весь лес, чтобы навсегда забыть

о Боброке и его золоте?

– Великий князь, я хорошо знаю боярина Боброка. Таких

берут не числом, а хитростью.

– Но тогда для чего у меня ты? – с иронией произнес

Ягайло. – Чтобы не мешать Боброку разгуливать по Литве как

по своей Москве?

– Великий князь, пока Боброк бегает от нас по лесу, он

не страшен. Нам опасны его связи, письма, золото. Я окружу

урочище, где он прячется, засадами и секретами, я направлю

в лес своих лазутчиков. Я каждый день буду стягивать вокруг

него свою петлю вер туже и туже. И настанет час, когда он,

живой или мертвый, будет в моих руках.

Ягайло фыркнул.

– Можешь не стараться, боярин. Не сегодня-завтра я двину

войско на московского Дмитрия. Что тогда какой-то скитаю

щийся по моим лесам московит, будь он даже самим Боб-

роком?

Адомас нервно провел рукой по лбу.

– Великий князь, насчет твоего похода я и пришел говорить

с тобой.

Говорить о походе? – удивился Ягайло. – А что ты смыс

лишь в воинском деле, боярин? И о чем нам говорить? У меня

сейчас пятьдесят тысяч войска. Когда мой меч нависнет над

Русью с запада, двинется с юга и Мамай.

Великий князь, ты хорошо подсчитал свои силы. А знаешь

силы своих врагов?

На Псковщине всего пятнадцать тысяч русичей, на Брян-

щине – двадцать. Все остальные войска в Москве и Коломне.

Они против Мамая, которого Москва страшится пуще всего.

Мне нечего бояться, боярин, я все рассчитал.

Великий князь, ты видишь своего врага только на вос

токе. А разве нет их у тебя на юге, на западе, на севере?

На литовских рубежах везде покой.

Пока, великий князь. На русских кордонах тоже тишина,

но разве не нависла над ними смертельная угроза? Я расска

зывал тебе о моем разговоре с русским воеводой Богданом

и о том плане, что замыслили против Литвы московский Дмит

рий с Боброком. Я тогда не поверил воезоде, а сейчас верю.

Иначе для чего появился в Литве сам боярин Боброк? Зачем

с ним два воза московского золота? А может, были и другие

возы? Куда золото идет из Мосивы? Ясно, что к друзьям Руси,

а значит, врагам Литвы. Но к каким? Откуда ждать Литве удара

в спину, когда ты поведешь свои войска на Русь?

Ягайло зло сверкнул глазами.

– Я завтра же прикажу усилить свои западные и северные

II

крепости и гарнизоны. Я прикажу двинуть на границу со степью несколько конных полков. Я замкну все свои кордоны на крепкий замок. В комнате раздался дребезжащий смешок Адомаса.

Великий князь, и в результате ты лишишься десяти тысяч

своих воинов. И у тебя для похода на Русь остается только

сорок тысяч. А ведь ты не обменялся с московским Дмитрием

еще ни одной стрелой, ни одним ударом меча...

Пусть так, боярин. Но и с сорока тысячами моих воинов

я отвлеку на себя десятки тысяч русичей. Разве это не будет

помощью Мамаю?

И тогда в голосе Адомаса зазвучал металл.

– Великий князь, ты говоришь и думаешь только об Орде

и о Мамае. Ты все твердишь о помощи татарскому хану, а

представляешь ли ты, чем может обернуться эта помощь для

тебя самого? Ты говоришь, что на Псковщине стоят пятнадцати

тысяч русичей? Да,там стоят русские дружины, но во главе

их полурусич-полулитовец – твой родной брат князь Анд

рей Полоцкий. На Брянщине стоят двадцать тысяч русичей, а

их главный воевода опять-таки полурусич-полулитовец – твой

родной брат князь Дмитрий Трубчевский. Не тысячи русских

воинов на востоке твои враги, великий князь, а эти двое,

такие же сыновья старого Ольгерда, твоего отца, как и ты

сам, – князья Андрей и Дмитрий Ольгердовичи. И опаснее

этих врагов у тебя нет никого.

Великий князь вздрогнул, его лицо исказилось ненавистью, сложенные на груди руки сжались в кулаки.

– Боярин, ни слова об этих предателях, – прогрипел он. —

Ни слова, прошу тебя...

Адомас внутренне рассмеялся, он всегда рассчитывал свой удар так, чтобы тот был как можно точнее и болезненнее. Он не ошибся и сейчас. Великий князь не мог терпеть даже упоминания о своих родных братьях, православных князьях Дмитрии и Андрее Ольгердовичах, вскоре после смерти их отца, прежнего великого литовского князя Ольгерда, перешедших на службу к московскому Дмитрию и ставших князьями в Брянске и Пскове. А сколько литовских и русских князей и бояр с менее известными именами тоже откололись от Литвы, признав над собой руку великого московского князя!

Глаза Ягайлы сузились от злости, по лицу пошли красные пятна.

Проклятые изменники, из-за зависти ко мне и моему ти

тулу они переметнулись к московскому Дмитрию.

Нет, великий князь, не зависть к тебе заставила их поки

нуть Литву и уйти к Дмитрию. Их матерью была русская кня

гиня, с ее молоком они впитали любозь к Руси. Они с детства

выросли в православии. И если ваш отец и ты видели в Руси

врага и шли на нее с мечом, то они видели в ней друга и

звали к союзу с ней. Они хотели, чтобы Русь и Литва, как две

сестры, стояли вместе и против ордынского грабежа на восто

ке, и против папского нашествия на западе.

Я согласен, что московский Дмитрий сделал хороший ход,

выставив против меня моих же братьев. Но почему я должен

бояться их, а не они меня?

12

– Великий князь, вы все трое сыновья Ольгерда. И пусть

у вас были разные матери, но вы росли и воспитывались вме

сте, у вас были одни и те же друзья. Сейчас эти друзья дет

ства стали литовскими князьями и боярами, твоими воеводами

и придворными. Знаешь ли ты, что творится у них в душе? Чью

сторону примут они, потерпи ты хоть малейшую неудачу

в своей борьбе с Русью? И тогда я не знаю, на голове какого

из сыновей старого Ольгерда очутится его корона.

Ягайло промолчал и отвернулся к окну. Затем снова донесся его глуховатый голос:

Ты прав, боярин, я согласен с тобой. И давай больше не

будем бередить старые раны.

Хорошо, великий князь. Но помни следующее. Татарский

Мамай будет сражаться только с Русью и московским князем

Дмитрием. А ты обнажаешь меч против своих родных братьев,

соперников на место великого литовского князя. И если Мамай,

потерпев неудачу, лишается только богатой и лакомой добычи,

то ты можешь потерять Литву и, возможно, жизнь. Помни всегда

об этом, великий князь.

Адомас замолчал, и некоторое время в комнате висела тишина. Но вот фигура великого князя, неподвижно стоявшего у окна, сдвинулась с места, он снова сел за стол, подпер голову руками, его глаза остановились на стоявшем возле двери Адомасе.

– Я воин, боярин. Никто даже из моих врагов не упрекнет

меня в трусости или неумении воевать. Но политика не моя

стихия. Так скажи сейчас, что делать мне, великому князю Лит

вы, у которого со всех сторон только враги, а единственный

союзник и друг – татарский хан, с которым не сегодня, так

завтра я сам буду вынужден скрестить меч.

Огонек торжества мелькнул и тотчас погас в опущенных глазах боярина, волна радости разлилась по его телу, сразу притупив никогда не затихающую боль.

– Великий князь, я прошу тебя только об одном – не то

ропись. Влезть в драку всегда легче, чем выбраться из нее.

Хан обещал прислать к тебе гонца, жди его, выслушай, что он

скажет, и лишь тогда решай, как тебе поступить. А пока не

спускай глаз со своих братьев, потому что неспроста стоят они

на нашем порубежье. И запри на крепкий замок свои грани

цы. Не торопись и жди...

4

Не только литовский князь Ягайло и его боярин Адомас ждали гонца из Орды. На несколько сот верст южнее, на той черте, где море северных лесов переходит в безбрежное раздолье южной степи, на вершине высокого кургана лежали трое. Одним из них был сотник князя Данилы Андрей, другим – московский сотник Григорий, пришедший в Литву вместе с Боб-роком. Третьим же был атаман той бесшабашной и воинственной, не признающей никого на свете свободолюбивой южнорусской вольницы, которая в то время начала формироваться на славянском порубежье со степью и которая через столетие войдет в историю всей Европы под именем казачества.

13

Над их головами высилась наскоро сложенная из бревен и жердей сторожевая вышка, на верху которой попеременно днем и ночью дежурил кто-то из дружинников сотника Андрея. У подножия кургана расположились остальные дружинники и несколько десятков людей атамана Дороша.

Все они тоже ждали гонца из Орды. Оба сотника хорошо помнили слова Боброка и князя Данилы, сказанные им на прощание. Несметные полчища хана Мамая уже двинулись на Русь и остановились у впадения в Дон реки Воронеж. Там Мамай решил разбить свой лагерь и собрать воедино все свое разноплеменное и разноязычное воинство. Оттуда, из его ставки в устье Воронежа, несколько дней назад им посланы гонцы к своим союзникам – рязанскому князю Олегу и великому литовскому князю Ягайле. Содержание посланных им грамот выведать не удалось, но как это сейчас нужно Руси! Как необходимо знать, куда и какими силами собирается идти Мамай, когда он намерен выступить, как планирует использовать войска своих союзников.

И поскольку людям боярина Боброка не удалось узнать содержание грамот в Орде, обоим сотникам было приказано перехватить гонца, везущего послание в Литву.

Дозорные прискакали лишь на шестой день, к вечеру. Усталые, запыленные, с провалившимися от бессонницы глазами, с потрескавшимися на ветру губами. Они соскочили с коней у подножия кургана и, разминая затекшие от долгой скачки ноги, двинулись к сторожевой вышке. Но атаман и сотники уже сами спешили им навстречу.

Ну? – строго спросил Дорош у старшего из них.

Скачут, атаман, – еле слышно ответил тот. – Сотня их.

Идем за ними от Гнилого ручья.

Дорош нахмурил брови, недоверчиво посмотрел на дозорного.

А ничего не путаешь, казаче? Уж больно далеко они вле

во взяли. Как будто не в Литву, а в Польшу скачут.

Они это, атаман, знаю я их проводника. Местный нагаец,