Текст книги "Линия Крови"

Автор книги: Владимир Границын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Не смотрите, не смотрите, все равно ничего не высмотрите, – бормотал себе под нос поп-расстрига, неся напуганную, по-прежнему не издающую ни звука жертву к алтарю.

Пройдя сквозь дверь в иконостасе, он подошел к престолу. Положил дрожащее тельце на него. Поставил рядом лампу.

– Не смотри! – крикнул он, адресуясь к лику на большой иконе. Потом другому: – И ты не смотри! Хочетса поглазеть-то? Вота! – к носу каждого святого по очереди подплыл огромный кукиш. – Вота!

– Лежи пока, – повернулся Никанор к жертве, что застыла на престоле ни жива ни мертва. – Лежи. Я этих любопытничающих щас уберу.

Он вынес и уложил ликами вниз все до единой иконы, что находились в алтаре. Большое распятие с искусно вырезанной фигурой Христа оставил. Но, со словами: «А ты оставайся. Ты нам нужен» – перевернул его вверх ногами. Никанор отошел на два шага. Склонив голову набок, полюбовался на инвертированный главный христианский символ. Потом вернулся к приготовленной на престоле жертве, проговорил:

– А теперь наш с тобой черед, милая, – и выдернул у девчушки изо рта кляп.

Через минуту гулкие своды отразили душераздирающий, полный боли и отчаяния девичий крик. И долго, долго еще наполнялся оскверненный дом Господень страшными звуками: плачем и мольбами терзаемой жертвы, вскриками невыносимой боли и довольным урчанием насыщающего свои пороки мучителя.

Через некоторое время – вскоре после полуночи – к кровавой вакханалии в поруганном храме присоединились граф и графиня Вороновы.

* * *

Иерея Василия так и не нашли. Вместе с ним из храма пропало все более или менее ценное. Полицейское расследование, проведенное без усердия, результатов не принесло. Руководству епархии следователь без обиняков заявил, что, по его мнению, местный иерей сам же свою церковь и обворовал и с награбленным добром скрылся.

Зимой на место Василия в Дмитриевское прислали молодого иерея Амвросия. Амвросий правил службу спустя рукава. Он вообще был безразличен ко всему, кроме денег. На первый взгляд в церкви со времен Василия ничего не изменилось – только иконы поменялись. Но прихожане чувствовали (хоть и не смогли бы, скорее всего, выразить словами), что в этом храме отсутствует главное – святой дух. На его место пришла пустота. Жители близлежащих деревень в Дмитриевскую церковь ходить перестали. Центром духовной жизни стал для них древний Крестовоздвиженский храм в расположенном в четырех верстах от Дмитриевского селе Воздвиженское. Зато в ту церковь зачастил Никанор. Графский управляющий очень быстро сошелся с новым иереем. Иногда захаживал к нему в гости. Амвросий, в свою очередь, стал время от времени наведываться в графский особняк, а вскоре стал его завсегдатаем. Он частенько засиживался в барском доме допоздна. Местные жители, пугающие мрачным строением и его обитателями своих детей, терялись в догадках, чего же там нашел их никудышный пастырь. Слухи ходили самые разные, но, на самом деле, граф и графиня пристрастили Амвросия к карточной игре. Держа во внимании патологическую жадность Амвросия, они легко подобрали к нему ключи. И деньги ставкой в игре становились далеко не всегда.

Со временем графский особняк и оскверненную церковь связал подземный ход. Его прорыли упыри – низшие вампиры, которым Влада и Андрей позволили до поры существовать. С каменщиками было сложнее, но с помощью Никанора и денег решили и эту проблему. Скоро подземный ход из простой норы в земле превратился в прямой, как стрела, коридор с хитро выложенным полукруглым сводом.

Влада… Влада бывать в храме очень любила. Это щекотало ее нервы, возбуждало. Она часами могла с улицы любоваться на потерявший могущество крест на фоне луны, а уж появление среди икон пронзало ее хрупкое тело сладкой дрожью до последней жилки. Конечно, иконы тоже не остались теми, что раньше – Никанор на каждой с обратной стороны начертал кровью принесенного в жертву ребенка перевернутый крест. В алтаре под престолом перешедший на темную сторону поп-расстрига забил в щель в полу напоенное кровью распятье. Разумеется тоже вверх ногами. Престол. Влада обожала заниматься на нем любовью. Граф Андрей восторгов любимой не разделял, но и против ничего не имел. Он ждал, что Влада скоро натешится, станет к потерявшему силу храму равнодушна. Время шло, но остроты ощущений красавицы графини не притупляло. После часов, проведенных в поруганном храме, Влада становилась энергичнее, казалась Андрею краше и моложе.

* * *

Неведомо, насколько долго еще могла продолжаться их кровавая идиллия, если бы не потрясшие страну перемены тысяча девятьсот семнадцатого года. Революции – февральская и октябрьская. Как ни далек богом забытый Зареченский край от столиц, да и вообще больших городов, однако же рябь народных волнений докатилась и до него. Земля крестьянам, неужели? – вот тот вопрос, что заставил очнуться от спячки даже самую снулую душу. Этот момент умело использовал священник из Воздвиженского отец Сергий.

Сергий, высокий седобородый и седокудрый старец, словно сошедший с иллюстрирующего жития святых лубка, подозревал неладное давно. Не раз и не два пытался он вызвать на откровенный разговор Амвросия, беседовал об обстановке в Дмитриевском приходе с церковным начальством – потуги его были тщетны. В то же время о появлении в окрестностях время от времени упырей и уж тем более о регулярных исчезновениях людей Сергий знал не понаслышке. Пытался иерей Крестовоздвиженского храма говорить на эту тему с прихожанами – большинство было так запугано, что надеяться на их поддержку в случае чего не приходилось. В то же время среди крестьян нашлись и такие, кто уже имел дело с упырями и вышел победителем. Опорой для Сергия в дальнейшей борьбе стали братья Башковы – Дмитрий и Федор. Дмитрий приговорил первого в своей жизни кровососа осиновым колом еще в далеком тринадцатом году. После этого был призван в армию. Воевал на германском фронте, дважды был ранен. После второго ранения – в ногу – был признан к строевой службе негодным и демобилизован. Прихромал в родное село рядовой Дмитрий Башков с георгиевским крестом на груди и неслыханным для односельчан вольнодумством в коротко стриженой голове. Пока Дмитрий воевал, довелось столкнуться лицом к лицу с упырем и его брату – Федору. Двадцатилетний Федор – здоровенный верзила, косая сажень в плечах, в «бабушкины сказки» не верил. И потому не побоялся засидеться с милушкой в соседней деревне допоздна. Когда уже подходил к родному селу, на него бросился из кустов упырь. По счастью у Федора на шее висел недавно освященный нательный крест и имелся при себе – в голенище сапога – финский нож. Одним словом парню повезло. Или не повезло упырю – это как посмотреть. Завалить вампира, пусть и низшего, почти голыми руками – мало кому под силу. Эти-то парни, братья Башковы, и стали опорой Сергия в его борьбе с дьявольскими отродьями.

Едва почувствовав в людях перемену, Сергий принялся за дело. Он открыто, на воскресной проповеди, призвал прихожан к уничтожению графской усадьбы. Потом, с Дмитрием и Федором явился белым днем в гости к Амвросию. Амвросий, как и всегда, твердолобо стоял на своем – мол, все в его приходе в порядке. Оснований для беспокойства никаких нет. А то, что люди предпочитают ходить молиться за четыре версты, так и храм Крестовоздвиженский древнее и Сергий, значит, священник более уважаемый. А раз так, то это не его, Амвросия, упущение, а Сергия заслуга…

Пустословие Дмитриевского иерея оборвал Дмитрий Башков. Хромой фронтовик не желал терять времени на выслушивание бесконечных праздных речей и не имел ни малейшего трепета перед поповским сословием.

Хрясь! – врезалась в заплывшую жиром багровую щеку мозолистая крестьянская ладонь. Хрясь! – еще, с другой стороны. Не прошел еще звон в голове, как Амвросий ощутил под подбородком холодное острие – Дмитрий поддел голову продажного иерея на конец финки.

– Ты мне тут дуру не гони, христопродавец, – с едва сдерживаемым бешенством в голосе проскрежетал фронтовик. – Я тебе мигом голову отрежу. Куда тогда твоя душа полетит? Знаешь?

Эмоции, отразившиеся на вмиг побелевшем широком лице Амвросия лучше любых слов вопили: знает!

– Я… я все скажу… все скажу, только не убивайте меня, ради х-х… ради х-х… – по всей видимости предавший бога иерей хотел выговорить «ради Христа», да главное слово застревало в глотке.

В тот же день они при помощи Амвросия выманили из особняка Никанора. Постаревший, но еще сохранивший недюжинную, можно сказать звериную силу графский управляющий оказал отчаянное сопротивление и был убит. После этого братья Башковы и подгоняемый ими Амвросий отправились к церкви и вынесли все опоганенные иконы. Они сложили их грудой на улице. Не теряя времени, Сергий начал обряд освящения храма.

Их деятельность не могла остаться незамеченной для селян. Скоро у церкви собралась толпа. Пока старик священник не закончил ритуал, общаться с народом пришлось братьям. Дмитрий ходить вокруг да около не стал.

– Смотрите, люди, что этот христопродавец со святыми ликами сотворил! – продемонстрировал старший Башков людям обратную сторону большой иконы Божьей матери.

Народ ахнул. Амвросий дернулся, в попытке освободиться, но Федор держал его крепко.

– Смотрите, люди! Задергался, оборотень!

– Гад!

– Так значит правда, что он дьяволу молится?!

– Бей его, паскуду!

– Правильно! Бей!!

Толпа хлынула к Амвросию. Федор толкнул его людям навстречу. Иуда в облачении священнослужителя испуганно, нечеловеческим голосом закричал. Голова его с выкаченными из орбит глазами моталась из стороны в сторону. Амвросий силился побежать, да ноги отказались служить своему хозяину, подогнулись.

– Сука!

– Иуда!

– Гад!!

Пространство вокруг наполнилось звуками глухих ударов; хриплым дыханием; пронзительными, постепенно затихающими воплями предателя и полными ненависти выкриками крестьян. Скоро все было кончено.

Из дверей храма вышел Сергий. Чтобы понять, что произошло, старику хватило единственного взгляда на разъяренную толпу. Сергий выдержал паузу и сильным, десятилетиями тренированным голосом воззвал:

– Братья мои!! Братья и сестры во Христе! Посмотрите, что творится у нас под носом! Имеющий глаза да увидит – в графском доме обитают проклятые Богом кровопийцы! Кто не знает, что по ночам над округой летает смерть?! Кто?!!

– Знаем!

– У меня сына убили!

– А у меня дочка пропала! Маленькая совсем!!

– Тихо! – Сергий воздел руки к небу.

Толпа постепенно смолкла.

– Нужно кровопийц-вурдалаков уничтожить, а осиное гнездо сжечь! – вскричал священник.

– Правильно! – поддержали из толпы.

– Давно пора!

– Попили кровушки народной – хватит!

– Тихо, братья! – перекрыл выкрики голос Сергия. – Тихо! Слушайте! Там – внутри – не такие как этот горе-священник, – старец показал рукой на растерзанный труп Амвросия. – Там! – длань взметнулась в направлении графского особняка, – Там исчадия ада! Мертвецы, продавшие души дьяволу и сосущие кровь людей! Голыми руками их не возьмешь! Готовьте осиновые колья, топоры, вилы! Наденьте кресты, возьмите в руки иконы! Да времени терять нельзя – уж закат, а ночью сила адских отродий возрастает! Идите же, братья и сестры и через четверть часа собираемся все вместе у логова зверя! С Богом, благословляю всех вас!

Сергий широко осенил толпу крестным знамением. Народ быстро, кое-кто даже бегом, устремился в село. Священник же бросил встревоженный взгляд на полыхающий над горизонтом закат. Кроваво-красное солнце уже коснулось нижним краем опушки дальнего леса.

К Сергию подошел Дмитрий Башков, поделился сомнениями:

– Уж закат… Пока-а они соберутся. Может лучше завтра? С самого бы утра и взялись за это дело.

– Нельзя, – покачал головой священник. – Куй железо пока горячо – слышал? К тому же ночью дьявольские отродья исчезнут отсюда, ищи потом ветра в поле. Или ты думаешь, что все происшедшее останется для них тайной?

Дмитрий промолчал. Только брови его сдвинулись еще сильнее.

– Ты вот что, – проговорил старец, – Иди-ка в село. Пусть все собираются, да сломя голову не начинают, ждут меня. А ты, Федька, – повернулся Сергий ко второму брату, – по воду пока сбегай. Надо обязательно освятить воды…

* * *

Андрея вырвали из глубокого, похожего на оцепенение дневного сна неистовые толчки Влады. Вырвали бесцеремонно, грубо.

– Тихо! Что такое?! – сердито вскричал он, распахнув глаза.

Спальня неживой графской четы располагалась на втором этаже. В комнате, на окнах которой были оборудованы двойные ставни, а стекла отсутствовали вовсе. Андрей лежал на широченной кровати, застеленной шелковыми, давно потерявшими девственную белизну простынями. Он был в черных брюках и шелковой же сорочке. На сорочке виднелось несколько засохших бурых пятен. Граф принял сидячее положение. Движение было легким, плавным и противоестественным. Туловище бывшего полковника взмыло вверх, будто под действием мощного магнита. Граф бешеным, способным отправить иного человечишку в обморок взглядом уставился на супругу. Влада стояла перед ним в белоснежном длинном – до пола – платье и не менее выразительно смотрела на него. Руки ее нервно теребили, рвали платок. Во взоре валашки смешалась буря эмоций: испуг, смятение, гнев. Но все они затмевались НЕТЕРПЕНИЕМ.

– Вставай, Андрей! Вставай! Да быстрее же!!

– Что случилось?

– То, что рано или поздно случается с такими как мы всегда!

Влада стремительно прошла к окну. В ночной тиши отчетливо было слышно шуршание ее платья. Графиня распахнула внутренние ставни, чуть приоткрыла наружные. В спальню вместе с тонкой струйкой свежего воздуха проник звук людских голосов.

– Смотри! – выдохнула Влада.

Граф через плечо супруги глянул в щель и окаменел. Перед домом собралась толпа. В основном мужики, но было среди них и несколько баб. Горели наспех приготовленные факела. В руках потерявших страх холопов Воронов увидел заостренные колья, рогатины, топоры. Многие держали в руках мешки и котомки. Верховодил толпой высокий седобородый и седовласый старик в черной рясе. Седые волосы его трепались по ветру, на груди сиял в отсветах пламени большой полированный крест. В руке священник держал небольшой серебряный сосуд, не иначе со святой водой. По правую и левую стороны от старика стояли не уступающие ему ростом крепкие молодые мужики с суровыми лицами. Граф смог разобрать в общем гаме отдельные выкрики:

– Все! Попили кровушки народной – хватит!

– Воздадим кровососам, братья, как подобает!

– Давно пора!

– Отобрать нужно все, что нажито на нашем горбу, и поделить!

– Правильно! А осиное гнездо – сжечь!

Священник показал рукой в направлении дома. Толпа двинулась. Влада отшатнулась от окна, натолкнулась спиной на грудь Андрея. Граф прохрипел:

– Где Никанор?

– Его нигде нет, – глухо ответила валашка. – Или удрал уже, или…

– Быстро в подземный ход!

Воронов натянул на босые ноги высокие хромовые сапоги, схватил с вешалки черный плащ. Влада, не дожидаясь, бросилась к лестнице. Граф метнулся за ней. Лестничные пролеты вампиры пролетели двумя тенями – белой и черной – в мгновение ока. Вот и подвал, за крепкой дубовой дверью спасительный подземный ход. Вампиры нырнули туда. Андрей услышал наверху мощный удар – не иначе таранят входные двери. Затворил дверь за собой и метнулся вдогонку за Владой.

На противоположном конце поземного коридора их ждал сюрприз.

Влада вспорхнула по каменной лестнице. Упершись плечом, приподняла квадратную крышку, что вырезана в полу храма.

В приоткрывшуюся щель хлынул нестерпимый, яркий, обжигающий серебряный свет. Узкое подземелье наполнилось истошным, полным боли и отчаяния криком ошпаренной нежити. Люк со стуком захлопнулся. Визжащая, обожженная Влада свалилась со ступеней вниз.

– Они… Они… Они ос-святили ц-церковь, – стуча зубами пролепетала она.

Андрей понял это уже и сам.

– Пошли. Да быстрей же!

Он схватил верную подругу за руку, без церемоний потащил в обратную сторону.

Когда они вернулись в дом, там уже хозяйничали грабители. Граф из подвала сразу бросился к выходу. Влада – за ним. В дверях вампир столкнулся с двумя спешащими в дом мужиками. Два стремительных удара освободили дорогу. Первый несчастный упал, судорожно хрипя и булькая разорванным горлом. Второму повезло больше – он получил удар когтистой лапой по лицу. Лицо превратилось в кровавую маску, один глаз тут же вытек. Воронов оттолкнул его и выскочил на улицу. И увидел перед собой старика-священника и двух сопровождающих его богатырей. Как ни готовились они к встрече с вампиром, но на долю секунды замешкались. Этого графу хватило, чтобы черной тенью пронестись мимо. Старик, сжимающий в трясущихся руках посудину со святой водой, развернулся и беспомощно смотрел вслед удаляющемуся дьявольскому отродью. Трясущиеся губы его беззвучно шептали слова молитвы, на лице застыла смешанная с изумлением обида.

Башковы вслед убежавшему упырю не смотрели – перед ними в дверях стояла колдунья, в существование которой в самом деле не все верили. Невозможно юная – на вид лет восемнадцати, не больше; она зашипела, обнажив белоснежные клыки, развернулась и гибкой кошкой бросилась по лестнице наверх. Федор ринулся за ней. Преисполненный праведной ярости, он почти настиг ее. Почти… Ведьма увернулась от удара и выскочила в окошко. Выпрыгнула со второго этажа, но не упала. На глазах пораженных очевидцев девица взмахнула как крыльями широкими рукавами белого платья, пролетела дюжины полторы аршин и плавно спустилась на землю. Так бы и убежала, наверное, за своим благоверным, ежели б не отец Сергий. Все-таки жбанчик со святой водой в ту ночь священнику пригодился.

Когда белой птицей выпорхнувшая из окна ведьма опустилась на землю, путь ей преградил высокий старик в черной рясе. Крупные навыкате глаза священника ожгли Владу фанатичным блеском. Старик взмахнул рукой. Ведьма с истошным, леденящим души воплем шарахнулась назад. Что с ней творилось! Попавшие на кожу брызги святой воды разъедали ее пуще, чем кислота. Лицо Влады дымилось, горело. Она метнулась обратно к дому… и напоролась грудью на грубо заточенный корявый кол.

– Допрыгалась, сука! – яростно выкрикнул здоровяк, в чьих руках тот кол был и поднял пронзенную вампиршу вверх, как привык поднимать на стог копны сена.

Дикий, отчаянный вопль издыхающей нежити был настолько пронзителен, что слышали его люди за много верст. Слышал его конечно и Воронов.

Бывший полковник уже почти достиг спасительного леса, когда предсмертный ментальный посыл подруги оставил его без кожи, пронзил, словно ударившая в позвоночник молния. Импульс был настолько силен, что сбил с ног.

«Влада!!» – ярчайшей вспышкой полыхнуло в мозгу.

«Влада!! Влада!!!» – беззвучно всхлипывал он, царапая холодную, влажную землю.

Оглушенный безграничным горем лежал он возле опушки до самого рассвета. Как ни велико было желание вернуться, отомстить ненавистным убийцам сейчас же, инстинкт самосохранения удержал Воронова от самоубийственного шага. Чутье подсказывало: сейчас не победить. Они СИЛЬНЫ. Даже ночью они сильнее его. Особенно тот, что стер одним движением всю красоту его любимой. Силен, фанатик. И постылый крест над холмом – жмет к земле, душит, лишает силы.

Глава шестая

На второй вечер пребывания в Зареченске, опергруппа в полном составе собралась в мужской половине приежки. Кукушкин и Жанна собирали на стол скромный ужин – холодные консервы; бутерброды с колбасой, сыром; быстрого приготовления вермишель. Борецкий кипятил воду. Он выстроил на тумбочке целый ряд разнокалиберной стеклянной посуды и, по очереди, опускал в емкости кипятильник.

Костя, усталый, чумазый, но довольный, рассказывал, как ему удалось отремонтировать машину.

– …нашли у них в гараже бэушный диск – нормальный, походит еще. Поставили. Один я, конечно, не справился бы – хорошо Андрюха помог.

– Андрюха? – переспросил Вадим, заливая кипятком вермишель.

– Механик местный. Нормальный мужик.

Кукушкин кивнул.

– Ладно, давайте за стол.

Несколько минут все жевали молча. Потом Вадим, возвращаясь к главной теме, проговорил:

– Ну ладно, этот… э-э… Кравчук – допустим действительно больной. Тогда второй, получается, его использовал?

– Вот и я думаю, – кивнул Борецкий. – Второй – главный. Кто бы он ни был.

Костя, которому было известно лишь, что сегодня взяли одного из двух разыскиваемых в городе маньяков, спросил:

– Второй-то, говорят, поп?

Борецкий с Кукушкиным переглянулись. Потом Александр, нехотя, проговорил:

– Поп или не поп мы не знаем… Свидетельница одна видела, как с места преступления уезжал человек в облачении священника. Кравчук же утверждает, что имел дело с кем-то из приближенных самого Сатаны.

Борецкий повернулся к водителю. Костя смотрел на него во все глаза, даже жевать перестал. Майор продолжил:

– Первое, что приходит в голову – это плод его больного воображения. Но мы знаем, что Кравчук действовал не один. А стало быть, он или намеренно вводит следствие в заблуждение, или верит в то, что говорит.

– Сам-то ты как думаешь, Васильич? – вставил Кукушкин. – По ощущениям?

– Верит – это однозначно, – твердо сказал Александр. – И, скорее всего, это внушил ему подельник.

– Прямо артист какой-то! – воскликнул Вадим. – То он священник, то сатана. Скорее всего, тоже – сдвиг по фазе.

Капитан постучал указательным пальцем себе по виску.

– Ладно, поживем – увидим, – произнес Александр, помешивая ложечкой чай. И добавил вполголоса: – В этом городе, похоже, у многих с головой непорядок.

Жанна, обычно избегающая смотреть на Александра прямо, задержала на нем взгляд. Кукушкин хмыкнул. Борецкий посмотрел на товарищей испытующе и спросил:

– Обратили внимание, как мало людей на улицах? А вечером – вообще все будто вымерло вокруг. И это в конце мая. В хорошую погоду. Это нормально?

– Так боятся же люди, – подал голос Костя. – Чего тут особенного?

– Странно, что боятся все от мала до велика. Даже матерые менты боятся, и люди, которые в одиночку пятерых маньяков скрутить могут, тоже… странно себя ведут.

Говоря последние слова, Александр отвернулся. Он вспомнил вчерашнее поведение Владимира Михайловича – тренера по дзю-до – и нахмурился.

Жанна неуверенно произнесла:

– Когда я была у бабушки, она тоже вела себя очень странно… Сперва я даже подумала, что она от старости умом тронулась. Но… В общем она рассказала мне, что подобные вещи здесь уже происходили. Очень давно, сразу после революции. Она еще спросила, сколько нас приехало в командировку. И, когда я ответила, что трое, удивилась. Она сказала: «Милицейское начальство не понимает, что делает, что ли? Неужели никто не помнит?» И еще она сказала: «Саша-то – знает».

Щеки девушки, против ее воли, порозовели.

– Это когда ты позвонил и сказал, чтобы я осталась ночевать. Я переспросила: «ЧТО он знает?», и она ответила: «Знает, что ночью на улицу выходить нельзя»

Борецкий слушал очень внимательно. Едва девушка замолчала, он быстро спросил:

– Так что происходило-то, конкретно? После революции, я имею в виду.

Жанна замялась, потом проговорила:

– Я так поняла, что город терроризировала какая-то банда. И заправлял всем бывший помещик, граф. Чекисты справились с ним с большим трудом… Кстати, баба Маша сказала, что его дом был в селе Дмитриевском! И что он пил человеческую кровь.

– Погоди! – перебил Александр. – В Дмитриевском?! Так это там, где девушку в церкви повесили! Мы там вчера были, правильно?

Кукушкин кивнул.

– Так что же ты молчала?! – накинулся на девушку майор. – Надо было сразу, утром, сказать.

– Дело в том, что баба Маша все твердила про упырей да про вампиров, как они по ночам в жилье просились, да как выли… – сделала попытку оправдаться Жанна. – Я почему и подумала, что она умом тронулась. Да и вообще… Это же не может быть правдой?

– Не может, – согласился Александр. – Но что-то в этом есть. Во-первых: это как раз подтверждает – жители города ведут себя странно. Во-вторых… что там она говорила про чекистов?

– Сказала, чтобы справиться с бандой, чекисты прислали сюда целый полк. Да не обычный, а карательный. То ли ЧОЛ, то ли ЧОП…

– ЧОН, – поправил Борецкий. ЧОНы – части особого назначения, были такие. Ну, и чем дело закончилось?

– Баба Маша сказала, что справиться с упырями удалось только с Божьей помощью. Якобы командир этого ЧОНа принял в свои отряды священников. А до этого, будто бы, коммунисты использовали вампиров в собственных целях. И еще… – девушка замялась.

– Ну, что? Говори.

– Да она сказала, короче, что в город вернулось зло…

– Нда… – буркнул Борецкий.

Последнюю фразу Жанны он оставил без внимания. Информация о проводимой когда-то здесь операции ЧК – вот что поглотило его мысли. Ведь о том же самом говорил накануне вечером и подвозивший его Владимир Михайлович.

«Посмотри в документах ЧК двадцатых годов», – сказал Михалыч и добавил: «если коммуняки не уничтожили»

«Архивы!» – осенило Александра. – «Нужно обязательно поднять архивы»

Вслух он сказал:

– Ладно. Допиваем чай, и спать. Все устали, а завтра много работы. Утро, как говорится, вечера мудренее…

* * *

Утро следующего дня было туманным. Такого тумана Жанне видеть раньше не приходилось – плотная белесая дымка заволокла буквально все. Когда, поднявшись с постели, девушка посмотрела в окно, с высоты второго этажа она даже не увидела земли.

– Вы хоть видели, какой сегодня туманище? – первым делом спросила она мужчин, когда все собрались за утренним чаем.

– Угу, – кивнул с набитым ртом Кукушкин.

– Ничего, сейчас солнышко выше поднимется – разгонит эту хмарь, – проговорил Борецкий.

Прогноз Александра не сбылся. День выдался пасмурным и безветренным, и туман стал лишь жиже, но совсем не исчез. Даже в полдень.

Активность местной милиции, особенно по сравнению с позавчерашним днем, резко снизилась. Здание РУВД было полупустым. И на лицах всех сотрудников ясно читалась одинаковая нервозность и тревога. Все Зареченские милиционеры (те, что присутствовали на работе, по крайней мере) выглядели одновременно взвинченными и растерянными. Борецкий прослужил в органах почти двадцать лет, но впервые видел, чтобы молодые и ветераны, начальники и подчиненные выглядели настолько одинаково. Будто за одну ночь кто-то шлепнул каждого по лбу одной печатью. И еще одно роднило их в этот день – плохо скрываемый индивидуализм. Теперь каждый за себя – об этом не говорилось вслух, но этим дышала сама атмосфера.

Первым делом Александр позвонил из дежурки в Вознесенск. Попросил поднять в архиве все сохранившиеся документы о преступлениях в Зареченске за период с тысяча девятьсот семнадцатого по двадцать пятый год.

Потом было совещание у Михайлова. На совещании Борецкий спросил у Зареченских оперов напрямик, что они думают по поводу происходящего в городе. Внятного ответа он так и не получил. Лишь высокий эксперт, заикаясь, что-то промямлил о разразившейся в городе эпидемии странной малоизученной болезни.

В конце совещания в кабинет заглянул дежурный – тот самый капитан, с которым Борецкий курил вечером в день приезда.

– Разрешите? Там из Вознесенска звонили. Просили майора Борецкого перезвонить майору Веретенникову.

– Хорошо, – кивнул Михайлов.

Веретенников разыскивал Александра для того, чтобы сообщить: до тысяча девятьсот двадцать девятого года Кинешемский уезд, в состав которого входил Зареченск с окрестностями, был в Костромской губернии. И, если и есть какие документы с тех времен, то все они в Костроме.

– Сделать запрос? – спросил Веретенников на том конце провода.

– Сделай, – ответил Александр.

Сам же подумал:

«Пока на ваш запрос ответ придет – поседеешь»

Он опустил трубку на рычаг. Кивнул дежурному. Вышел в коридор.

«А что, если…»

Борецкий вытянул из кармана мобильник. Открыл адресную книгу. Нужный телефон нашел сразу, хоть и не пользовался им очень давно.

– Алло, Борис? Привет! Узнал? Как жив здоров? Ну слава богу… Слушай, Борь, тут у меня такое дело. Короче, я сейчас в командировке, в Зареченске. Тут у нас серия убийств. Особо тяжких. И, похоже, след ведет в прошлое. Конкретно – в двадцатые годы. Со слов старожилов, здесь после революции нечто подобное уже творилось.

– Что конкретно творилось-то? – уточнил собеседник.

Александр чуть помедлил, потом проговорил:

– Похоже на каннибализм. Причем действует целая банда. Местные говорят, такое уже было в двадцатых годах, и сюда даже был для уничтожения банды направлен целый полк ЧОНовцев. А Зареченск в ту пору вместе со всем Кинешемским уездом входил в состав Костромской губернии. Наши, конечно, уже делают запрос, но, сам понимаешь, пока там разродятся. Я тебя попрошу: глянь, пожалуйста, в архивах своего ведомства, ты же можешь. И еще, Боря!

– Да.

Александр понизил голос.

– Я не могу сейчас все говорить, но особенно меня интересуют странности: мистическая, религиозная сторона дела. Любые детали в этом плане очень важны. И, Боря!

– Да-да.

– Если найдешь упоминание о вампирах или что-нибудь в этом роде, обрати внимание, ладно? И позвони мне на сотовый, если что. Алло… Алло! Боря!

«Черт!»

Александр снова набрал тот же номер, но услышал в трубке лишь шипение и хрипы.

«Хрен знает что такое! Аккумулятор, вроде, заряжен…»

– Кому звонил-то? – спросил подошедший Вадим.

– Знакомому одному. Из Костромского ФСБ.

Кукушкин кивнул.

В эти минуты прапорщик Николай Соколов – тот самый блондин, что приглашал Борецкого заходить на тренировку – патрулировал город. Напарником его был молодой, плохо знакомый сотрудник. Серега Баринов, друг и сослуживец, с которым Коля работал обычно и с кем должен был заступить на службу сегодня, на работу не вышел. И это Соколова беспокоило. Накануне Сергей явился на службу подвыпивши. Прикладывался к бутылке и во время дежурства. На попытки Николая его образумить, отмахивался. Потом разоткровенничался, стал жаловаться на жену: «Прихожу вчера, после ночного дежурства, а эта сука дрыхнет. Бледная, подглазины черные. Где, говорю, ночью терлась? А она мне: пошел на хер. Короче, разводиться надо, пока не прибил ее, тварь поганую…»

Зная вспыльчивый характер Сергея, предположить можно было все, что угодно. Николай снова, в который уж раз, набрал номер друга на сотовом. Телефон не работал.

– А ну! Дай еще раз с твоего попробую! – окликнул он нового напарника.

Его телефон отказался работать точно так же.

Николай вздохнул, протянул трубку владельцу и хмуро посмотрел в туманную даль. На границе видимости, поперек улицы, проехал человек на велосипеде. Что-то в этой фигуре показалось прапорщику неправильным. В следующую секунду он негромко воскликнул:

– Сука! Это же он!

И побежал за велосипедистом.

– Кто он?! – полюбопытствовал младший, пускаясь за Соколовым вслед.

– Кто-кто, поп тот, на велосипеде, которого ищем, – прошипел Николай. – Тихо.