Текст книги "Линия Крови"

Автор книги: Владимир Границын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Пролог

Весна выдалась на редкость холодная, поздняя. Весь март, месяц обычно солнечный, стояла пасмурная морозная погода с сильными снегопадами и метелями. Минула неделя, как наступил апрель, а в Зареченске только побежали первые, робкие пока еще, ручейки. Да и то, ручьи побежали в городе, а за городом по-прежнему царила зима.

В вечерних сумерках, по некрепкому еще насту, через старое кладбище шли трое плохо и грязно одетых мужчин, в народе называемых бомжами. Они были разного возраста, но удивительно похожи друг на друга. Бродяг роднили небритые, страдальчески перекошенные одутловатые лица, болезненные движения, бессмысленные выражения глаз. Бомжи двигались медленно, то и дело проваливаясь в глубокий снег. Самый молодой, которому на вид можно было дать лет пятьдесят, в самом же деле не исполнилось и тридцати, тащил на длинной веревке по снегу дюралевый лист с загнутыми краями. В импровизированных салазках гремели немудреные инструменты: короткий ломик, гвоздодер, большой молот. Сверху лежали крепкие вместительные сумки.

Троица промышляла сбором цветных металлов. В своем маленьком бизнесе бичи не брезговали ничем: воровали медную и алюминиевую проволоку с линий электропередач, снимали таблички с надгробий, сковыривали бронзовые буквы с памятников ветеранам больших и малых войн. В тот вечер они намеревались почистить древний графский склеп, чудом сохранившийся до наших дней почти не тронутым.

– Долго еще?! – недовольно крикнул бомж, что шел вторым.

В этой компании он был главным. Наверное потому, что в отличие от подавляющего большинства бездомных, обычно забитых и безответных, был по натуре дерзкий и злой. Да еще имел за спиной две ходки по серьезным статьям и прежде даже обладал некоторым авторитетом в блатной среде – давно, когда еще не совсем опустился. От тех пор остался нахальный норов да звучная кличка – Варлей.

– Ну чё молчишь?! В ушах бананы что ли?! – взревел Варлей, не дождавшись ответа.

Первый бомж, самый старый, обросший седой бородой, обернулся.

– Не ори. Как бы кто не услышал, – вполголоса сказал он.

– Тока ты ни хрена не слышишь. Долго еще, говорю?

– Да пришли уж. Вона, за теми березами темнеет. Видишь?

Варлей посмотрел в указанном направлении, проворчал:

– Днем надо было идти, ни хрена бы нас тут никто не засек…

Старинный склеп графов Вороновых до половины занесен снегом. Чугунная дверь с кованым барельефом, изображающим распятого Христа, приотворена. Снега нанесло и на полуразрушенные каменные ступени, уводящие вниз, под землю. Внизу – густая тьма.

– Ну что? Так и будем стоять? – спросил Варлей. Спросил почему-то шепотом. – Где фонарь?

– Так у тебя.

– А-а… точно, мля. Пошли.

Варлей вытащил из-под вороха одежд краденый водонепроницаемый фонарь. Щелкнул переключателем раз, другой, третий… наконец фонарь включился. На снегу появилось тусклое желтое пятно.

– Батарейки того гляди сдохнут… – пробурчал Варлей. – Ладно, если что – костер разведем.

Он направил слабый луч на ступени и начал спускаться. Остальные двинулись за ним. Внизу оказалась еще одна чугунная дверь. Варлей нервно толкнул ее, дверь отворилась с пронзительным скрипом. После вечернего морозца внутри показалось тепло. Вот только запах… Привычные и к свалкам и к загаженным подвалам бродяги скривили носы. В затхлом воздухе присутствовало что-то омерзительное…

Представшая взору охотников за цветметом усыпальница оказалась неожиданно просторной. Тусклый луч фонаря выхватил из темноты ряд саркофагов. Массивные каменные гробы невозмутимо стояли у стены, безучастные к делишкам живущих.

Варлей повел фонариком. Блеснули желтым крупные шары – по шесть на каждом саркофаге. Он бросился вперед, посветил на один шар в упор.

– Чего это? Латунь что ли?

– Наверно… может даже бронза, – отозвался старик.

В глубине души старый бомж до конца не был уверен, найдут ли они в старом склепе хоть что-то полезное. Последний раз он был здесь много-много лет назад… словно бы даже в другой жизни.

– Черт! Батарейки сдохли! – в голосе вожака не было обычной злости, только азарт. – Митяй! Давай, херачь за дровами…

– Да где я тебе здесь дров найду? – недовольно откликнулся молодой.

– Где хош. Давай быстро! Палок каких-нибудь наломай…

Митяй недовольно направился к выходу. Старик тем временем выудил из бездонных карманов длинного драпового пальто несколько газет. Скомкал одну по длине, чиркнул спичкой. Спустя несколько секунд на темных каменных стенах заплясали причудливые тени. Старик поднес огонь поближе к одному из саркофагов. Помимо бронзовых подсвечников, закрепленных по углам, на светлой мраморной плите темнел еще и прямоугольник, покрытый выгравированными надписями. Прямоугольник явно из того же материала, что и подсвечники.

Варлей присвистнул.

– Это мы удачно зашли! А там что?

Старик развернулся. Саркофаг, находящийся от него через один, разрушен. Огонь обжег заскорузлые пальцы. Бомж дернулся, выронил газету. Огонь погас.

– Ну, чего ты там копошишься?! – прикрикнул Варлей.

– Обжегся, – обижено протянул старик. – Рука болит.

Он чиркнул спичкой, жадно занялась следующая газета. Огонь осветил разрушенную мраморную гробницу.

– Кто-то здесь уже побывал, су-уки! – констатировал Варлей. – Еще немного значит и мы бы не успели.

– Да не-ет, – протянул старик. – Это давно. Я еще мальчишкой был, когда эту могилу разломали. Это могила генерала, вон смотри… – он наклонился, поднес огонь ближе к валяющейся на полу крышке. В зыбком свете живого огня проступили вырезанные в камне буквы:

«Генерал от инфантерии

Воронов Петр Иванович.

1765 – 1822.

Герой Отечественной войны».

Под надписью были изображены перекрещенные сабли.

– Ну и что?

– Так саблю золотую искали. Ходил слух, что когда генерала хоронили, вместе с ним положили и золотую саблю.

– Нашли?

– Откуда я знаю? Может и нашли…

– Херня это все. Какой дурак золото в гроб будет класть?

Догорела вторая газета. Пришел черед третьей.

– Где там этот придурок? – помянул Варлей Митяя. – Так мы совсем без бумаги останемся, чем дрова будем разжигать? Слышь, дед, а нахрена эти шары по углам? Для красоты что ли?

Он как раз пытался вывинтить один такой шар из плиты. Шар отвинтился, но стержень, на котором тот был закреплен, остался в мраморе. Придется выколачивать – не оставлять же эти бронзовые, да хотя бы даже и латунные, штыри другим.

– Думаю это подсвечники, – отозвался старик. – Видишь, вверху отверстие? Аккурат для свечи.

– Ты много думаешь, мля. Работай давай! – прикрикнул Варлей.

Он свернул уже два шара, а эти нахлебники только и могут лясы точить. Митяй еще этот… вот кто будет штыри из камня выколачивать.

В тишине неожиданно громко скрипнула дверь. Повеяло холодом, огонь дрогнул и погас. Варлей замер. Гулко прозвучали тяжелые шаги. Вожак почувствовал вдруг на спине липкий пот. Медленно, очень медленно повернул голову.

– Эй! Где вы там? – послышался от двери голос Митяя.

– Тебя где суку носит?! – рявкнул Варлей.

Он взбесился от собственного страха. Колени его дрожали. Надо же, скрипа какого-то испугался!

– Дров принес?!

– Не нравится мне здесь, – хрипло проговорил старик.

Он безуспешно пытался чиркнуть спичкой по коробку. Руки тряслись, промахивался… Наконец попал. Спичка сломалась.

– Да что вы, мать вашу?! – Варлей по привычке вымещал страх и злобу на более слабых. – Быстро огонь развели и за дело! А не то я вам хари порасшибаю!

Когда принесенные Митяем палки разгорелись, страшно уже не было. Варлей со старым бродягой заразительно хохотали над бородатым анекдотом про женщину, спешащую ночью через кладбище.

«Мужчина, проводите меня, а то я покойников боюсь», «А чего нас бояться-то?», – третий раз повторил Варлей сквозь слезы.

Огонь весело хрустел дровами, стены озарились багровым светом. Сизый дым копился под потолком и змеей уплывал в приоткрытую дверь.

Митяй положил сверху несколько толстых сучьев и отошел от костра в угол. Послышалось журчание.

– Эй! Ты чего там, ссышь что ли?

Новый взрыв хохота эхом отразился от древних стен.

– Обоссался сопляк. А чего нас бояться-то? – всхлипывал, не в силах уже смеяться, Варлей, размазывая слезы по чумазому лицу.

– Слышь, Варлей, а тут за стеной что-то есть, – сказал Митяй, застегивая ширинку.

– Чего там есть?

– Откуда я знаю? Сам посмотри. Вон, несколько кирпидонов вылетели, а за ними пустота…

– Чего-о?

Варлей поднялся, прошел к Митяю. Следом за ним пришлепал и старик. Несколько секунд они разглядывали поврежденную кладку молча. Потом Варлей сказал:

– Смотри-ка, а ведь кладка-то – совсем не такая.

В самом деле – две стены, образующие угол, были сложены из кирпичей, различающихся и размером и качеством.

– Эту – потом делали.

Варлей присел на корточки, заглянул в дыру.

– Там что-то заныкано.

Он расшатал и вытащил, один за другим, несколько кирпичей. Запалил и просунул в образовавшийся проем газету. Пламя осветило окованный край старого сундука.

– Мля! Да там клад!

– Да какой нахрен клад, – усомнился старый.

– А что? После революции богатеи много добра поныкали… Может, и здесь схоронили! – в голосе Варлея снова звучал азарт. – Чей ты говоришь склеп-то? Княжеский?

– Графский.

– Тем более! – пылко воскликнул вожак. – Ломайте стену… Где у нас инструмент?

Митяй сбегал наверх, принес лом и кувалду. Варлей торопливо выхватил у него лом, поддел сбоку один из кирпичей, вывернул. Митяй ударил в стену кувалдой, на уровне пояса. В тот же миг костер ярко вспыхнул, словно в него плеснули бензина. Поднявшееся на полметра пламя осветило стены. Старый бродяга увидел выложенный в рушимой стене крест. Белые камни резко выделялись на темном фоне. Старика взяла оторопь.

– Стойте! – воскликнул он срывающимся голосом. – Стойте! Не надо!

Митяй ударил кувалдой снова. Часть стены рухнула, чуть не придавив Варлея. Варлей отскочил и цыкнул на старика зло:

– Хренли ты там орешь?!

– Стойте, смотрите: крест, – теперь старик говорил шепотом.

– Ну и что? Кре-ест, – передразнил его Варлей. – Давай, помогай лучше.

Митяй убрал вывалившиеся камни. Образовавшаяся дыра была достаточно велика, чтобы в нее пролез человек.

– Стойте же, – теперь старик едва не плакал. – Кто-то же не зря здесь крест выложил… Может там нечисть какая замурована?

– Отстань! – отмахнулся Варлей и полез в дыру. Оттуда донеслось: – Нарочно выложили. Лохов пугать. Давай сюда лом… Фу-у, ну и вонь.

За перегородкой оказалась тесная и низкая ниша. Таинственный ящик в ней был на удивление длинным. Варлей поднялся с четверенек, но полностью распрямиться не смог. Сел на корточки. Следом за ним в пролом пролез Митяй. Робко заглянул в дыру и старик.

– Хренли пялишся? – увидел его Варлей. – Тащи сюда угли, а то не видать ни хера…

– На гроб похоже, – сказал старик и поплелся к костру.

Варлей с Митяем переглянулись. Тошнотворная вонь, с которой в склепе уже было свыклись, исходит отсюда, это точно.

– Может ну его на хер? – понизив голос, спросил Митяй.

– Не бзди!

Старик прямо руками в меховых рукавицах схватил в пригоршню горящих палок вместе с углями, просунул в дыру. Багровые капли посыпались на пол, в призрачном свете блеснул на сундуке навесной замок. Варлей усмехнулся. Старик захлопал в ладоши, сбивая с рукавиц огонь. Не дожидаясь пока он сгрудит рассыпанные угли и подложит в них палок, Варлей подсунул под замок лом.

– Погоди, тут чего-то написано, – воскликнул Митяй.

– Потом почитаешь…

Вожак навалился на лом всем телом, послышался треск. Ржавая петля выскочила из трухлявого дерева.

– Отлично, – тяжело дыша, прохрипел Варлей.

Он чуть помедлил, откинул крышку. Вонь усилилась.

– Точно, наверно там покойник, – прошептал Митяй.

Старик притащил остатки костра, сгреб в кучу, заставил разгореться. Огонь озарил длинный сундук, действительно похожий на гроб. Под крышкой оказался цельный лист белого металла. Лист полностью покрыт гравировкой. Выгравированы всевозможные кресты; рисунки, изображающие святых; надписи на церковно-славянском языке.

– Серебро! – заорал Варлей. – Серебро, ха-ха-ха! Вот это фарт! Где фомич?

– Кто? – переспросил Митяй.

– Фомка где?! Гвоздодер, дурак, – пояснил Варлей.

– Так я это… не принес.

– Так давай бегом, чмо! Хренли сидишь?!

Митяй метнулся в пролом и одним махом оказался за дверью. Варлей радостно крикнул:

– Клад, Старый! Точно клад! И если ящик из серебра… то что внутри?! Сам подумай! Ха-ха-ха, заживем!

– Ты как хочешь, Варлей, а мне все это не нравится, – отозвался старик.

– Да ла-адно тебе. Сколько мы уже промышляем? И на могилах бывало… Чё ты бздишь-то? Или это старость уже? Если хочешь, мы с Митяем на двоих все поделим.

Старик промолчал. Вернулся Митяй с «фомичем», проворно пробрался в дыру. Варлей взял у него инструмент, подсунул в узкую щель под серебряной пластиной. Древний, давно затупленный гвоздодер не лез. Бродяга бил его под пяту основанием ладони, но это не помогло. Тогда Митяй принес молот…

Когда край листа отогнулся, под сводами склепа раздался протяжный стон.

Гвоздодер со скрипом пролез в образовавшуюся щель. Варлей с усилием нажал на него. Порыв ветра сбил пламя, только багровые угли тускло мерцали жалкой кучкой. Бомжей обдало волной смрада.

– Слышь, Варлей, не надо, – плаксиво пробормотал Митяй. – Он на меня смотрит.

– На-адо, – протянул вожак.

Что-то в его голосе заставило старика за перегородкой содрогнуться. Он попятился. Осторожно, стараясь не шуметь, шагнул к выходу. Запнулся за кирпич и упал на четвереньки. Не рискуя подняться, старик так на четвереньках и пополз к выходу из склепа.

Митяй и Варлей вдвоем отодрали припаянную серебряную крышку. Последние угли окончательно погасли. Послышался тяжкий вздох. Карабкающемуся вверх по лестнице старому бомжу показалось, что вздохнуло само небо. Потом он услышал дикий, полный боли и безумия вопль. Не чуя под собой ног, старик бежал до самого города.

А в склепе истошно вопил Митяй. Он начал орать в тот момент, когда из серебряного гроба показалась ужасная, леденящая кровь тень и набросилась на Варлея. В ту же секунду наступила полнейшая тьма.

Молодой бомж орал до тех пор, пока крик его не оборвался хрипом и бульканьем. Затем долго еще в старом склепе слышались сосущие, чавкающие звуки.

Глава первая

Утром двадцать второго мая – в понедельник – двадцатичетырехлетняя сотрудница УВД Вознесенской области Жанна Павлова собиралась на работу. Ей предстояла командировка в Зареченск.

Жанна, в узкой черной кожаной юбке до колен и белой блузке, вышла в прихожую. Девушка поставила у порога большую спортивную сумку зеленого цвета, в которую еще с вечера уложила все необходимое. Натянула высокие черные сапоги на сплошной подошве, надела короткую кожаную куртку. Задержалась у зеркала. В хрустальной глубине отразилась стройная синеглазая брюнетка, затянутая в черную кожу. Девушка окинула свое отражение критическим взором, задержалась на глазах. Слегка припухшие и покрасневшие – они красноречивее любых слов свидетельствовали о ночи, проведенной без сна.

«Ну и черт с ним» – мрачно подумала Жанна.

Она взяла с трюмо дамскую сумочку, бросила в нее ключи. Ключи звякнули, упав на покоящийся в сумочке ПММ – пистолет Макарова модернизированный. Жанна скривила губы, застегнула молнию и повесила сумочку на плечо.

– Чаю-то хотя бы попей, – тихо проговорила наблюдавшая за ней из дверного проема кухни мама.

– Некогда, мам, я опаздываю.

– Ничего. Не опоздаешь. Иди-ка сюда, мне нужно с тобой поговорить.

– Нашла время! – возмутилась девушка, но в кухню все же прошла, опустилась на край стула.

– Что с тобой, дочка, происходит? – мягко спросила мама. – У тебя неприятности?

– С чего ты взяла?!

– Ну я же вижу… Если это из-за работы, то…

– Нет, мам, все в порядке, – перебила Жанна. Она посмотрела маме в глаза. – Все в порядке, правда, это не из-за работы. И мне, правда, нужно идти. – Девушка встала, шагнула к матери и обняла ее. – Я, когда приеду, все тебе расскажу. Ладно?

– Когда хоть вернешься-то?

– Мам, ну мы же это уже обсуждали! Не знаю. Может через неделю, может через две. А может завтра! Я позвоню.

– Ну что значит через две? К нам в следующие выходные приедут тетя Галя из Владимира, всей семьей… Тебя разве не будет?

Жанна вздохнула.

– Мам, я – оперуполномоченный уголовного розыска. Если мне прикажут остаться в Зареченске на две недели – придется остаться на две недели. Если на месяц – значит на месяц.

– Ну и выбрала ты работку! Что это за порядки такие? Вечером позвонили – утром уезжаешь. Да еще даже не сказали на сколько дней…

– Все, пока.

Девушка чмокнула маму в щеку, прошла к порогу.

– Не забудь зайти к бабушке Маше, – напомнила мать. – Я посылала ей на День победы открытку, но ты тоже поздравь…

– Хорошо, зайду обязательно.

Жанна подхватила спортивную сумку, спросила:

– А это правда, что она лично сбила четыре немецких самолета?

– Правда.

– Круто. Ладно, мам, пока.

Жанна вышла в подъезд. Гулко хлопнула, закрывшись за ней, дверь. Отчетливо прозвучали по ступеням быстрые шаги.

Весенняя улица встретила девушку солнечным светом и радостным щебетом птиц. Жанна веселья пташек не разделяла. Она зашла за угол дома, достала из сумочки сигареты.

«Ладно. Чего я парюсь?» – мысленно сказала сама себе после нескольких затяжек. – «Как решила, так и сделаю. А сейчас надо идти – никуда не денешься».

Она отшвырнула окурок и направилась к автобусной остановке.

А решила Жанна после завершения предстоящей командировки подать рапорт о переводе из отдела по раскрытию тяжких и особо тяжких преступлений в другое подразделение. И причиной тому были дела сердечные – всего месяц назад принятая в отдел девушка влюбилась в заместителя начальника майора Борецкого. Это было похоже на наваждение – Жанна беспрестанно думала только о нем… И о том, что он женат.

«Черт! Как же это оказывается сложно все! Любовь… И за что это мне? За какие грехи?!»

* * *

Областное УВД Вознесенска давно и прочно обосновалось в стенах старинного, громоздкого и достаточно мрачного комплекса зданий. Отдел уголовного розыска по раскрытию тяжких и особо тяжких преступлений размещен на втором этаже главного, нависшего над проспектом Ленина, корпуса. По понедельникам здесь обычно людно, но в то утро в кабинете находились лишь два человека: замначальника отдела майор Борецкий и старший оперуполномоченный капитан Кукушкин. Впрочем, рабочий день еще не начался.

Александр Васильевич Борецкий, широкоплечий, крепко сбитый мужчина среднего роста, выглядящий несколько моложе своих сорока, стоял возле окна и смотрел на залитый солнцем проспект. То ли потому, что в кабинете было ощутимо прохладно, то ли оттого, что сегодня здесь задерживаться он не собирался, майор оставался в куртке. Потертая черная кожанка сидела на нем как влитая.

Капитан Кукушкин, в отличие от старшего товарища, был худ, строен и имел привычку одеваться с иголочки. Среди сотрудников управления он слыл модником. В то утро он был в новом темно-сером костюме, при галстуке. Вадим сидел на стуле, боком к одному из письменных столов. На столе лежала его раздутая барсетка. Дорогое кожаное пальто, бережно размещенное на плечиках, висело у входа.

Борецкий начал нетерпеливо барабанить пальцами по подоконнику – через десять минут они должны быть у генерала, а группа еще не вся в сборе.

– Ну, где же наша Жанна? – проговорил он и через секунду увидел, как она перебегает дорогу.

Стройная длинноногая красавица, затянутая в черную кожу, пересекла проезжую часть и энергично шагала по тротуару.

– Бежи-ит, – задумчиво протянул Александр и улыбнулся.

Взгляд его, словно намагниченный, следил за фигуркой девушки до тех пор, пока она не скрылась из виду. Сердце сдавила старательно отгоняемая, но все чаще и чаще приходящая в последнее время грусть.

Старший лейтенант Павлова влилась в сугубо мужской коллектив отдела месяц назад. И сразу привнесла в простую и понятную жизнь Александра смятение… Или ему только казалось, что жизнь была простая?

– А Жанка ничего, да, Васильич? – над самым ухом раздался голос Кукушкина.

Майор вздрогнул – надо же, даже не заметил, как Вадим подошел вплотную.

– Я бы даже сказал: убийственна, – продолжал капитан. – Убийственно хороша!..

Кукушкин помолчал, потом проговорил:

– Ты хоть видишь, Васильич, как она на тебя смотрит?

– Не слепой.

– И что?

– В смысле?

– Взаимностью отвечать будешь?

Борецкий не ответил, продолжил смотреть в окно.

Кукушкин вздохнул.

– Уж я бы на твоем месте не терялся.

– Ну-ну, – хмуро произнес Борецкий.

В мыслях пронеслось:

«На твоем месте… Каждый уже на своем»

Вспомнилась Елена – жена. И скандал, который она закатила сегодня утром ни с того ни с сего, на ровном месте.

Дверь кабинета отворилась. Опережая Жанну, в кабинет легчайшим облаком ворвался аромат ее духов. Едва девушка показалась в проеме, Кукушкин воскликнул:

– А вот и красавица наша! Привет, Жан. Как дела?

– Спасибо, хорошо. Здравствуйте.

– Привет, – кивнул Борецкий.

Взгляд майора, прежде чем задержаться на лице девушки, против воли хозяина скользнул снизу вверх по стройной фигурке. Когда их глаза встретились, Жанна взгляд тут же отвела. От Александра не укрылись ее бледность и смятение. Тем не менее, он не удержался от строгого замечания:

– Опаздываешь. Ставь сумку и пошли, – через пять минут мы должны быть у генерала.

В кабинете главного милиционера области холоднее, чем на улице. Одно окно открыто нараспашку – генерал любит прохладу и свежий воздух. На массивном полированном столе, за которым восседает генерал, рядом с малахитовым письменным прибором стоит – еще со времен задержек зарплаты – табличка с надписью: «Денег нет. Курить можно». Длинный стол для совещаний, приставленный к генеральскому торцом, – пуст.

Начальник УВД области – дородный генерал-майор с крупными чертами лица и густой седой шевелюрой – сидел, упершись локтями в столешницу, и попыхивал зажатой в зубах сигаретой. Он дождался, когда готовая к командировке немногочисленная оперативно-следственная группа разместится за длинным столом, спросил негромко:

– Что происходит в Зареченске, в курсе?

Он глубоко затянулся. Так и не выпуская из зубов изжеванного фильтра, выпустил дым. Перед лицом седого генерал-майора медленно расплывались сизо-серые клубы. Он привычно щурился. Борецкий, подумав, что старый лис должно быть щурит глаза не столько от дыма, сколько от собственной хитрости, спросил:

– Убийства?

– Убийства, да… ритуальные…

– Ритуальные? – переспросил Борецкий. – Маньяк, что ли, завелся?

– Маньяк… А может секта, – веско проговорил генерал.

От майора не укрылось, как напряглись, насторожились его подчиненные. Генерал продолжил:

– Следователь областной прокуратуры Михайлов – ты его знаешь – уже там. По прибытию поступите в его распоряжение…

Генерал вмял окурок в пепельницу, поднял на оперативников пристальный взгляд. Выдержав паузу, сказал:

– Значит, товарищи, очень вас прошу – к делу подойти со всей серьезностью. Работать в полную силу, день и ночь. Кровь из носа, а психопата этого… или этих… нужно взять во что бы то ни стало и как можно скорее. Ну а уж мы, в свою очередь, отличившихся поощрением не обойдем… Вопросы есть?

Кукушкин и Жанна качнули головами. Борецкий за всех ответил:

– Никак нет.

* * *

Путь от Вознесенска – областного центра, до Зареченска неблизкий. Вернее нескорый. Прежде нужно проехать сто километров до раскинувшейся по берегу Волги Кинешмы, а затем переправиться на противоположный берег. Моста через Волгу там нет, переправляться приходится на пароме. И вот этот-то этап пути отнимает массу времени – порой до нескольких часов, если не подгадаешь к отправлению парома.

Пепельно-серый, видавший виды уазик областного управления бежал по асфальтовой ленте шоссе резво. Даже слишком. На большом участке дороги асфальт за зиму здорово растрескался, поперек полотна пролегли частые и глубокие щели. Водитель – молодой, под два метра ростом старший сержант Костя – гнал, не обращая на выбоины никакого внимания. К надсадному реву мотора присоединился доносящийся откуда-то снизу подозрительный вибрирующий звук.

– Куда ты так гонишь? – повернулся к Косте Борецкий. – Машина-то не новая, развалится еще, чего доброго.

– Не разва-алится, – с улыбкой протянул тот. – Больше скорость, меньше ям. А то тут проскачешь… как на лошади.

Борецкий отвернулся, нахмурился. С этим водителем он направлялся в командировку впервые. Еще на позапрошлой неделе эту баранку крутил Петрович – прапорщик с почти тридцатилетней выслугой. Сейчас Петрович в больнице на медицинском обследовании – собрался на пенсию. А вместо него им дали этого… Шумахера.

Вадим и Жанна, сидящие сзади, против высокой скорости ничего не имели. Кукушкин всю дорогу оживленно трепался. Он явно старался произвести на девушку впечатление. Жанна слушала рассеянно. Думала о своем.

Когда они подъезжали к Кинешме, Борецкий спросил у водителя:

– Во сколько паром, знаешь?

Тот отрицательно помотал головой.

– Не-а.

– У Петровича где-то блокнот был, с расписаниями всякими разными. Он тебе не оставлял?

Костя пожал плечами.

– Не знаю. Вроде ничего не говорил… Посмотрите в «бардачке».

Александр открыл лючок, заглянул.

– Да у тебя тут черт ногу сломит…

Он порылся в наполняющем «бардачок» хламе, вытащил свернутую в трубку книжицу. Распрямил. Книжица громко хрустнула.

– Н-да… – с сомнением произнес он, листая блокнот. – Хотя, постой-ка! Вот. Кинешма – Зареченск.

– Да сколько этой книжке лет?! – воскликнул Кукушкин, заглянувший майору через плечо. – Расписание-то уж неверно десять раз поменялось.

– Поменялось не поменялось, а другого все равно нет…

Борецкий долго смотрел на кривые столбики корявых, да к тому же выцветших, букв и цифр.

– Да-а. Ну у Петровича и почерк – как курица лапой…

Александр вытянул из кармана сотовый телефон, глянул на время.

– Ну, если все по-старому, то успеваем. Только бы места на пароме хватило…

– Да ты что, Васильич? – удивился Кукушкин. – Ты меня удивляешь! Или не в милиции работаешь? Мы же без очереди.

– А? Ну да, это я так.

Борецкий повернулся назад.

– А ты, Жан, в Кинешме бывала раньше?

– Нет.

– Хороший город. Старинный. Мне нравится… и народ здесь хороший.

– Да, и дороги лучше, чем в Вознесенске в сто раз, а еще областной центр… – поддакнул водитель.

Старинный город встретил гостей аккуратными одноэтажными деревянными домиками, выстроившимися по обеим сторонам дороги. Вскоре частный сектор закончился. Слева деревянные дома сменились строгими административными зданиями и производственными корпусами. По правую сторону застыл на рельсах пассажирский поезд. В промежутки между вагонами виднелись стоящие за ним товарняки. Уазик притормозил у железнодорожного переезда.

– Вот если бы мы переправлялись на ту сторону пароходиком, – продолжил Борецкий, – то можно было бы показать тебе много интересного. Пристань как раз в таком месте – исторический центр. Но, увы… нам на паром.

За переездом Костя свернул налево, машина стремительно покатилась под гору.

– А вот в Зареченске я бывать не люблю, – продолжил майор, словно отвечая собственным размышлениям. – Казалось бы, какая разница? Стоит напротив – на другом берегу Волги… был бы мост, так и вовсе один бы, может, город был. Как та же Кострома к примеру. Ан нет, там все другое.

– Да уж… это точно, – поддакнул Кукушкин.

За спуском последовал длинный пологий подъем. Наверху они проехали пару оживленных кварталов и свернули вправо, на извивающуюся змеей, избитую грунтовую дорогу. Эта, вся в ухабах и рытвинах колея, и привела их к Волге.

На берегу великой русской реки оборудован небольшой причал. Длинный крутой спуск до него заставлен машинами, легковыми и грузовыми, большими и малыми. Двери многих автомобилей открыты – на солнце в машинах жарко. Люди терпеливо ждут, когда паром придет с той, Зареченской, стороны.

Костя направил уазик вниз, мимо вереницы пристроившихся друг другу в хвост автомобилей. У самого причала столпился народ. Костя остановил уазик прямо перед этой гурьбой.

– Что это за толпа? – спросила Жанна.

– Пассажиры, – пояснил Кукушкин. – В основном пешеходы переправляются на пароходике, но некоторые – кому ближе сюда – на пароме.

– Да… здесь на другой берег перебраться беда, – сказал Борецкий и вышел из машины.

Жанна и Вадим последовали его примеру. Костя остался за рулем, лишь раскрыл дверцу.

К нему тут же подошел сухощавый пожилой мужчина. Громко, чтобы слышали все, сказал:

– Куда же ты без очереди-то?! Как не стыдно?!

– Милиция, – густым басом ответил Костя.

– Совсем обнаглели! – поддержала мужика спешащая сверху тетка. – Она сидела в одной из легковушек в самом хвосте очереди и боялась, что на ближайшем пароме ее машине недостанет места. Это, кстати сказать, было весьма вероятно – учитывая количество автомобилей стоящих на берегу перед ней.

Назревал скандал. Борецкий развернулся с намерением вмешаться, показать людям милицейское удостоверение, объяснить. Но тут по барабанным перепонкам ударили быстро приближающиеся звуки энергичной, ритмичной музыки. С бряцаньем и громом, в туче пыли, сверху скатилась черная «девятка» с наглухо тонированными стеклами. Взвизгнули тормоза, «девятка» встала рядом с уазиком. Двери раскрылись, пространство взорвалось громкими звуками рэпа. На улицу высыпали четверо развязных юнцов, похожих как близнецы-братья. Все они были среднего роста, худосочны, коротко стрижены и наглы.

– Давай сигарету, ты! – громко потребовал один у другого.

– Хер завернутый в газету заменяет сигарету! – ответил тот.

– Гы-гы-гы!

– Ха-ха-ха!

Народ притих. Вокруг девятки быстро образовалось свободное пространство. Пожилой мужчина, так напористо искавший справедливости минуту назад, повернулся и пошел прочь. Плечи его опустились, глаза старательно смотрели в сторону. Женщина решилась сделать замечание.

– Молодые люди, здесь вообще-то очередь…

Ее проигнорировали.

– Молодые люди, я к вам обращаюсь.

Один из юнцов соизволил отреагировать:

– Чё?!

– Я говорю, здесь очередь, – повторила женщина.

– А мы, тетка, инвалиды!

– Ха-ха-ха!

– Гы-гы-гы!

Мужчина не выдержал, вернулся. Попробовал интеллигентно воззвать к совести:

– Ребята, что вы как себя ведете? С вами разговаривают по-человечески…

– А ты, козел старый, щас вообще в рыло получишь!

Борецкий не выдержал.

– Але, уроды! Ну-ка быстро в очередь!

Похоже, юнцы даже не сразу поняли, что это сказано в их адрес.

– Чего-о?! – протянул один из них.

– Хер через плечо! Щас ноги повыдергаю!! – зарычал Александр.

Он стоял, широко расставив ноги. Потертая кожаная куртка туго обтянула крепкие плечи. Стриженая голова с проседью в темных, жестких как проволока волосах наклонена. Фигура выражает готовую в любое мгновение выплеснуться мощь, а взгляд – с трудом сдерживаемое бешенство.