Текст книги "На окраине города"
Автор книги: Владимир Рублев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
13
Утром вместе с Валериком отправились гулять по поселку. Улица, застроенная добротными деревянными и каменными домиками, вела их к сосновому бору. Валю поразило отсутствие кустов возле домиков, ведь на Украине улицы без кудрявой зелени просто немыслимы.
– Это ж новая улица, – ответил на ее вопрос Виктор, – не успели еще с застройкой-то оглянуться, обживется народ, а потом, конечно, посадят и деревья.
«Народ обживается, – бессознательно отметила Валя, задумчиво поглядывая вдоль улицы. – А я…».
И сразу тревожное чувство охватило ее, вспомнился Игорь, от которого так много зависело в ее жизни, и захотелось вдруг, вот сейчас же, все выяснить, не медля ни минуты ехать туда, в незнакомый шахтерский город, это ж совсем недалеко.
– О чем ты думаешь? – тихо спросил Виктор, и в его серых глазах так заметна была затаившаяся настороженность, что она откровенно вздохнула:
– Все о том же, Витя… Я не сказала тебе вчера, а ведь я знаю, где живет Игорь, и приехала… Ну, ты понимаешь, мне ведь надо окончательно выяснить – как дальше…
Валерик шагал, держась за руку матери, поглядывая вокруг с серьезностью двухлетнего человека; засмотревшись, он споткнулся и упал, и Валя бросилась поднимать его. Потому и не заметила, как хмуро свел брови Виктор при ее словах. Когда зашагали дальше, лицо Виктора уже было непроницаемо спокойно.
– Что ж, – сказал он, – надо тебе поехать и… выяснить… Только сразу же надо было сказать об этом.
– Понимаешь, я не могла, – виновато заговорила она. – Мне казалось, что ты поймешь так, что из-за себя я это, а я только из-за Валерика, честное слово, из-за него!..
– Я могу согласиться с тобой, Валя, – кивнул Виктор головой. – Но если ты не любишь Игоря и будешь с ним жить, что от этого выиграет Валерик?
Вопрос был поставлен прямо, но она после замешательства все же попыталась обойти его, торопливо сказав:
– У Валерки будет отец, а разве из-за этого не стоит пожертвовать многим?
Он хотел сказать, что такой отец, как Игорь – это еще не отец, но подумал, что не в его положении это говорить и решил закончить тяжелый разговор.
– Против этого я ничего не скажу, – и в упор посмотрел на нее: – Решай сама. Но только помни, Валюша: я очень люблю тебя.
14
Во вторник, едва Виктор появился в конторе, ему передали: вызывает Рождественков. «Началось», – поморщился Лобунько, уже зная, что разговор будет о воскресных событиях на озере.
Александр Петрович что-то писал, при появлении Виктора он хмуро кивнул головой, не отрываясь от работы.
– Вы меня вызывали? – разрывая нудное молчание, спросил Виктор.
– Да, да! – вскинул недовольное лицо Рождественков. – Но вы же видите, что я пишу, что я занят, наконец!
Но едва Виктор повернулся к двери, чтобы уйти, Александр Петрович остановил его:
– Куда же вы? Подождать можно и здесь. Вот стул, садитесь.
Виктор сел, решив быть как можно спокойней, и окинул взглядом кабинет Рождественкова. Это была небольшая комната с одним окном, но заботливая рука председателя постройкома немало постаралась для приведения ее в надлежащий вид: здесь было все, что требовалось для оформления кабинета руководящего деятеля – от большого настольного календаря до мягкого дивана.
В кабинете царила тишина, лишь было слышно равномерное постукивание настольных часов да тоненькое поскрипывание пера. Наконец, Рождественков бросил ручку в специальный кувшинчик для карандашей.
– Так вот, Лобунько, наказывать вас будем, – оказал Рождественков. – Вас и этого Чередника. Нас пока что не касается, что вы подрались с ним на глазах у подчиненных, хотя и этот факт – далеко не в вашу пользу. Нас интересует: почему вы допустили пьянку, когда имели относительно этого строжайший наказ?
– Ходить за кем-то по пятам, следить, чтобы он не поднес бутылку ко рту – считаю для себя совершенно не обязательным, – сказал Виктор.
– Но вы поставлены, да и мы вместе с вами, перед совершившимся фактом! – торопливо заметил Рождественков. – Пьянка – была? Была! Кто там был из ответственных? Вы! Я же не был там, парторг строительства тоже не был. Значит, отвечать – вам…
«Ловок же он, однако», – подумал Виктор и нетерпеливо поднял руку, желая остановить Александра Петровича.
– Подождите, – сказал он. – Я попытаюсь даже согласиться с этой вашей позицией. Я только вот на что обращу внимание… Вы работаете на стройке, как я знаю, уже около четырех лет.
– Да, да, – охотно согласился Рождественков. – Самый старый из руководства стройкой – это я… Еще при Никитине я был председателем постройкома.
– Логично ли будет, – с острой усмешкой глянул на него Виктор, – сваливать все промахи и ошибки по воспитанию молодых рабочих на меня, не проработавшего еще и полмесяца? Ведь то, что Чередник и Киселев, да и многие другие пьют – ваша ошибка! Они мне, если уж говорить прямо, достались от вас и прежнего воспитателя такими, какие они сейчас. А что я мог сделать с ними за эти полмесяца?
– Эге-ге, – перебил Александр Петрович и встал, хитро прищурив глаза. – От тяжелого наследства отказываетесь? Все грехи на предшественников, так? Этого, Лобунько, от вас никто не ожидал, тем более я.
– Нет, нет, я не отказываюсь, – горячился Виктор, тоже вставая. – Я говорю лишь о том, что странно не учитывать такое положение…
– Нет, Лобунько, на это скидки не будет! – с завидным спокойствием прервал Александр Петрович. – На очередном заседании постройкома поставлю вопрос о вас. И, поймите, это не личное мое желание, сейчас, после перестройки работы профсоюзных организаций, нам даны большие полномочия, и глупы мы будем, если эти полномочия останутся лишь на бумаге. Лучше перегнуть, чем не дотянуть – вот как я понимаю свои задачи в настоящий момент, товарищ Лобунько. Если я и неправ, меня поправят вышестоящие организации, это тоже не мешает вам уяснить.
Возмущенный Виктор ушел от Рождественкова к парторгу, но Астахова на стройке не было. Лобунько решил поговорить с ним вечером.
С парторгом, руководившим каждым шагом Виктора, установились с первых же дней хорошие товарищеские отношения, потому и сейчас, в трудную минуту, Лобунько не мог обойтись без совета Астахова.
– Виктор Тарасович, идите сюда! – крикнул из окошка второго этажа Дворца Леня Жучков, махнув белым бумажным листом.
Ах, да… К Лене надо обязательно подняться. Вечером в воскресенье Николай Груздев передал Виктору записку от секретаря райкома комсомола для Жучкова. В ней была просьба сообщить о количестве желающих учиться в вечерней школе.
У Лени Виктор узнал, что в школу никто не записался.
– А у Нади?
– Надя тоже не записывала, – тихо ответил Жучков.
– Не записывала… тоже… – и укоряюще покачал головой. – Если ты забыл или некогда, поручил бы другому, у кого память получше и дел поменьше.
– Во вторник список будет, – заверил Леня.
Через несколько дней, направляясь к Жучкову, Виктор встретил на лестнице начальника строительства Дудку. Виктор поздоровался, Василий Лукьяныч задумчиво кивнул головой, но, спустившись, окликнул его.
Виктор подошел.
– Здравствуйте, Лобунько! – подал руку Дудка. Виктор удивился: впервые начальник строительства приветствовал его таким образом.
– Что же, поздравить вас? – сказал Дудка. – Вчера и сегодня только о вас молодежь и говорит. Довольны они, вижу, что довольны. И работают сегодня неплохо, даже Чередник норму перекрыл.
– А Рождественков вон ругает, наказывать собирается, – невесело ответил Виктор.
– Что же, и это надо, – неопределенно засмеялся Дудка. – Он вас ругать, а вы – его. Учитесь сдачи давать, Лобунько. Задирайтесь побольше. Это полезно. Ну, ладно…
И пошел болезненной, сгорбленной походкой.
«Вот и разберись, – недоумевал Виктор. – Один бьет, другой хвалит. Задираться побольше? И сдачи давать! Хорошо сказано. А чем же болен Василий Лукьяныч? Болен, а от зари до зари на стройке… Так, так, значит, Чередник перекрыл норму? Чем это объяснить? Чтобы доказать свою полную независимость? Сам, мол, что хочу, то и делаю. Так даже лучше. Наконец, задумался над своим поведением. Хотя – вряд ли».
Он прошел по прохладному, резко пахнущему красками коридору, и вскоре отыскал комнату, где работали Леня и Володя Горелов. В дверях остановился, наблюдая за ними. Некоторое время друзья сосредоточенно примеривали раму к окну, потом Володя что-то тихо сказал.
– Ну вот еще выдумал! – прикрикнул на него со злостью Леня. – А в эту щель ветерочек будет задувать? Ты брось мне…
Володя виновато вздохнул:
– А я просто так. Ты уж сразу кричать.
– Ладно, ладно, знаю… – перебил его Леня. – Из-за таких вот, как ты, и бракуют работу. – Давай-ка снимать раму.
– Ну, передовики, здравствуйте! – шагнул Виктор в комнату. – Леня! Где списки?
– Вот, – достал из кармана бумажный лист Леня и улыбнулся своей чуть наивной улыбкой. – Всего сорок три человека.
– Так… Так… – стал просматривать списки Виктор. – Ого! А тебя почему нет? Так ты, Леня, говоришь, в строительном занимаешься?
– На вечернем отделении, – кивнул Леня. – Второй год нынче.
– Ну, а еще кто из наших там учится? – с любопытством глянул на Леню Виктор. Теплое, радостное чувство вызвал у него этот улыбающийся крепыш. Виктор привык думать о Жучкове как о комсорге, баянисте и хорошем плотнике, но что Леня студент – это было неожиданностью.
– Многие в прошлый год записывались, – отозвался Леня и помялся. – Да только бросили еще до снега. Трудно пришлось. Володька тоже записывался, – он неодобрительно глянул на Горелова, – да бросил. Кишка тонка.
– Ладно, – буркнул покрасневший Володя. – И так все уши пропел.
– Не всякий, конечно, принимает решение раз и навсегда, – пристально посмотрел на Володю Виктор. – Иные сначала берутся горячо, даже других агитируют, а как первая трудность – сами в кусты.
– Но я же от политкружка не отказываюсь? – жалобно скривил губы Володя.
– Ну что ж, великое тебе спасибо за это, – насмешливо заметил Виктор. – Ты же комсомолец, член бюро. Не хватало, чтоб ты еще и в политкружок не пошел.
Виктор стал читать списки дальше.
– Постой, постой! А Надя тоже, по примеру Володи Горелова, только в политкружке будет заниматься? А в школу? У нее ведь только семь классов!
– Не знаю… – ответил Леня. – Не хочет она почему-то в школу.
– Странно, – поморщился Виктор. – Некомсомольцы в школу пойдут, а Надя… Где она сейчас работает?
– Лестницу на третий этаж штукатурит, – отозвался Леня.
– Ну ладно, Леня, – свернул списки Виктор. – Вечером сегодня я еще с каждым в отдельности поговорю, а сейчас – пойду к Наде.
После его ухода Леня и Володя долго молча возились над подгонкой рамы. Леня удивленно поглядывал на Горелова: тот сейчас хмурил брови, о чем-то размышляя.
– Ты чего, Володька, дуешься? – не вытерпел Леня.
Володя молча пожал плечами.
А перед самым концом работы сумрачно посмотрел на Леню:
– А если я снова пойду учиться, а? Документы мои там ведь, в техникуме.
– Поздно хватился, – равнодушно заметил Леня, не глядя на него. – Уже все группы укомплектованы, – и помолчав, так же нехотя добавил: – Да и не выдержишь ты, сбежишь снова. Без танцев прожить не сможешь, я знаю.
– Один ты можешь, – обозлился Володя, с силой бросив топор на пол. – И танцы мне пришивать нечего.
– Осторожней с топором, пол покарябаешь, – поднял глаза Леня. – А с техникумом – как хочешь. Я тебе уже не верю. Кстати, Леночка, говорят, тоже в техникум к нам поступает на третий курс. Торопись, а то неучем останешься.
– Лена?!
– Ну, конечно, чего ты глаза таращишь.
Володя растерянно смотрел на Жучкова, потом торопливо бросился к раме.
– Давай быстрей ее подгоним, Леня, да и вниз, – засуетился он и продолжил уже без всякого перехода: – Надо воспитателю сказать, пусть он поговорит в техникуме обо мне. Как ты думаешь, могут принять, да? Документы же мои там еще с прошлого года.
– В том-то и дело, что документы там с прошлого года, а ты тоже с прошлого года туда не ходишь. А вообще-то, – в глазах Лени блеснула хитринка, – кто его знает, может, и примут. Учтут твою уважительную причину. Эту самую Леночку, и – примут.
– А ну тебя! – отмахнулся Володя. – Думаешь, я из-за нее поступаю, да?
В таком духе они продолжали разговор до тех пор, пока Кучерский ударами в рельсу не возвестил о конце рабочего дня. Услышав этот сигнал, Володя бросился разыскивать воспитателя.
…Виктор нашел Надю сразу же, едва поднялся на лестничную площадку третьего этажа. В сером, замасленном белыми пятнами пиджаке и поношенной черной юбке, она стояла на деревянной стремянке почти у самого потолка и ловкими движениями наносила раствор на стену.
– В гости к нам? – весело крикнула она, увидев Виктора.
– В гости, – улыбнулся Виктор.
– Глодать кости, – ввернула Рая Краснопольская, но Надя прикрикнула на нее:
– Ты, Райка, помолчи, – и быстро спустилась вниз, приказав Рае: – Иди-ка, затирай.
Сама же, приблизившись к Виктору легкой непринужденной походкой, поглядела на него радостным взглядом.
– Здравствуйте, – кивнула она, останавливаясь шагах в трех. – А я как знала, что вы придете сегодня к нам, девчатам покою не давала: чтоб не меньше чем полторы нормы было сегодня, – и с явной гордостью улыбнулась, понизив голос: – Сделали… Полторы нормы будет.
Рая, как видно, чутко прислушивалась к их беседе:
– От тебя, как от черта, не отвяжешься, если пристанешь, – бросила она с высоты. – Руки аж отваливаются. Хоть бы вы, товарищ воспитатель, подействовали на нее: даже пообедать ладом не дает!
– Ну-ну, отощала, – весело повернулась к ней Надя.
– Что ж, за хорошую работу только похвалишь, ничего не скажешь, – заговорил Виктор. – А вот… впрочем, об этом я тебе, Надя, по секрету скажу. Идем в коридор.
А когда поднялись на третий этаж и медленно пошли по коридору, строго сказал:
– Что это ты, Надя, надумала? Нехорошо ведь получается… Почему не хочешь учиться?
Надя покраснела и опустила голову, ответив тихим дрожащим голосом:
– Знаете, Виктор… Тарасович, не могу я идти в школу. Только вы меня не спрашивайте – почему, все равно не скажу. Когда-нибудь, если выйдет по-моему, я вам все расскажу, а сейчас… не могу об этом говорить…
Виктор сказал после некоторого раздумья:
– Странно все это, Надя. Почти половина ваших девчат идет в школу, а ты…
– Понимаю… – вздохнула Надя. – Все понимаю, но только… – и остановилась, беспомощно глядя в глаза Виктору: – Только… Не до того мне сейчас.
– Нет, тут что-то не так, – глядя на нее, задумчиво проговорил Виктор, но тут же, словно сбросив оцепенение, громко сказал: – Ну, хорошо! Мы еще вернемся к этому разговору.
Они молча прошли в дверь и опустились на лестничную площадку третьего этажа.
Виктор кивнул Наде головой и пошел вниз.
Белокурая молоденькая секретарша едва не налетела на него, когда он выходил на улицу.
– Вас на заседание постройкома! – сказала она. – Рождественков просил к пяти часам. Еще Череднику надо сказать.
И прошмыгнула мимо Виктора в дверь.
«Так! – мрачно подумал Виктор. – Вот и продолжение воскресной истории. Оперативно действует председатель постройкома».
– Товарищ воспитатель!
Володя Горелов торопливо бежал к нему по двору, перепрыгивая через горы битого кирпича и доски.
– Я… знаете… – переводя дыхание, заговорил он. – В списках там отметить меня надо. В техникуме буду учиться…
– Но сейчас уже поздно, – думая о предстоящем заседании постройкома, рассеянно сказал Лобунько. – Что же раньше думал?
– Так ведь… – запнулся Володя и замолчал, со страхом чувствуя, что воспитатель может его не понять, а ему надо, обязательно надо учиться нынче в техникуме.
– Хотя подожди, Володя, – стараясь не думать о новой встрече с Рождественковым, сказал Виктор. – Документы твои в техникуме?
– Там, в техникуме! – с жаром подхватил Володя. – Я их с прошлого года так и не брал.
– Хорошо, – сказал Виктор и, помедлив, добавил: – В понедельник отпросись и съезди в город в техникум. А если будет заминка – скажи мне. Я через райком комсомола попытаюсь подействовать.
– Ладно! – радостно сверкнул глазами Володя. – Спасибо!
Володя, сорвавшись с места, бегом кинулся к выходу со строительного двора.
15
Они встретились у дверей научно-исследовательского института.
– Ты?! – изумленно воскликнул Игорь Бобылев, узнав Валю: – Как ты здесь оказалась?
Волнуясь, Валя долго не отводила взгляда от лица Игоря, бессознательно отметив, что светлая мягкая шляпа и серый макинтош красиво оттеняют его смуглые, матовые щеки и лоб, подчеркивают черноту глаз.
– Ну, что же молчишь? – нетерпеливо спросил Игорь. – Ты одна или с Валерой?
– Конечно, с ним…
Игорь нахмурился и, глянув на широкие окна института, передернул плечами:
– Чего ты приехала? Очередная глупость, – и криво усмехнулся: – Вот уж радости-то будет моей мамаше.
– А разве… она здесь? – изумилась Валя.
– Где же ей быть, – поморщился он: – Ты же не забыла, что это моя родина… Или… – метнул он на нее быстрый взгляд: – Да, да… Это бывшая родина, сейчас, к сожалению… Вот уже с неделю, как мамаша в Башкирии.
Валя грустно усмехнулась.
– Что ж, Игорь, прогулка для меня слишком дальняя, чтобы ограничиться уличным разговором в пять минут. Что сейчас будем делать? Ты ведь где-то живешь?
Со вспыхнувшей болью Валя подумала, что им уже не найти ничего общего, что было просто бессмысленно – ехать за тысячи километров…
– А ты похорошела, Вальчик… – окидывая ее цепким взглядом, рассмеялся он: – Бюст, талия и все прочие подробности.
– Брось ты, пожалуйста, Игорь! – отмахнулась она, не обращая внимания на его циничные слова. Ведь ей надо решить самое главное – как жить дальше, и поэтому не стоит обращать внимания на пустяки.
– Вот тебе адрес, – черкнул он карандашом в блокноте и подал ей листок: – Я задержусь, есть срочная работа, мамуська тебя встретит, я брякну ей по телефону.
– Так она же… в Башкирии? – усмехнулась Валя, но он добродушно перебил ее:
– Ладно, ладно. Кстати, черкни-ка и мне свой адрес. Ну, где ты остановилась.
…Мать Игоря, придерживая на пышной груди отвороты тяжелого шелкового халата, провела Валю через две добротно обставленные комнаты в третью – небольшую, с глухой стеной, наполовину скрытой ковром, высокой кроватью, сверкавшей при свете настольной лампы холодным блеском никеля. У второй стены стояла широкая низкая тахта.
– Ждите здесь, – сухо кивнула женщина и вышла. Что сказал Игорь матери, Валя не знала, но такой прием дал ей ясно понять: она здесь чужая.
Окно было скрыто тяжелой портьерой, в комнате царил полумрак. На столе среди разных безделушек и бумаг лежал раскрытый альбом и на нем несколько фотографий.
Любопытство потянуло Валю к ним. Да, это были фотографии женщин, среди них чаще всего встречались две девушки. Одна, вероятно, была очень близка Игорю, она так нежно прижималась к нему.
Через некоторое время вошла мать Игоря. Увидев Валю за столом, она подозрительно глянула темными, как у сына, глазами и, помедлив, спросила:
– А вы, собственно… Какое-нибудь у вас неотложное дело к Игорьку?
– Неотложное, – сказала Валя. – Я его жена.
– Жена? Но он не женат.
Валя вспыхнула.
– Разве вы не знаете, что он женат, что у него сын?
Но женщина, пожав плечами, холодно произнесла:
– Простите, его связи – это его связи. Неволить юношу или мужчину в этом вопросе – не женское дело…
Мать Игоря вышла.
Снова нудное ожиданье в тишине, в которой самым сильным звуком казался стук собственного сердца. Уйти… Бежать! Не ждать ни секунды!
Но где-то глубоко в тайниках души еще теплилась надежда на Игоря. Может быть, все изменится, когда он появится. Ну пусть – не все, но самое главное, может быть, он решит как отец ее ребенка…
Восемь… Девять часов… Десять.
Валя уже собралась уходить, ее измучило ожидание, она начала беспокоиться за Валерика, еще не привыкшего, конечно, к бабушке и тете Оле.
…Игорь вошел сияющий как ни в чем не бывало.
– Заждалась? – мягко спросил он, присаживаясь к Вале. – Понимаешь, трудненько приходится на новом месте, часто до полуночи не вырвешься, да иначе и нельзя – лодырей долго в институте на хороших окладах не держат. Чуть проштрафился и – в забой каким-нибудь мастеришком, силикоз получать.
Нет, его гладкое, смуглое лицо ничем не было удручено.
Пристально взглянув на нее, он умолк. И лишь спустя минуту, сказал:
– Ты пришла спросить…
– Не пришла, а приехала, – колко перебила она.
– Да, да… приехала спросить: муж ли я тебе и жена ли ты мне, так ведь? Подожди, подожди, не перебивай, мой разговор недолгий. Нет, ты не жена мне, бери развод, если нужно, а остальное мы уже, кажется, решили, когда я уезжал от тебя. Я ошибся, знаю. Ты тоже ошиблась. Каждый из нас должен расплачиваться за общую ошибку. Я уже расплачиваюсь – и собственным карманом, кстати, ловко ты с меня сейчас тянешь половину зарплаты за прошлые месяцы, и тем, что решил вообще долгое время не жениться. Как видишь, и мне не легко. Теперь говори ты.
– Ты забываешь одно, Игорь, – сказала она, – о нашем Валерике, о твоем и моем сыне. Я приехала искать не мужа, а отца ребенку.
– Ну, это уже софистика, – скривился Игорь: – Как ты найдешь отца своему ребенку, если не найдешь себе мужа? А как муж я тебе уже все сказал. Материально я его обеспечиваю неплохо, что еще надо?
– Отца, Игорь, надо! Пойми это. Неужели ты не в состоянии понять, что никакие деньги не заменят ему тебя.
Они стояли шагах в пяти друг от друга. Взгляд Игоря скользнул по ее статной фигуре. Он знал каждый изгиб этого упругого тела, оттолкнувшего когда-то его своей знакомостью. Но теперь…
– Слушай, Валюнчик, может принести чаю? – спросил он. – Все равно уже поздно ехать, переночуешь у нас…
– Нет, Игорь, я поеду… Скажи мне еще вот что… Зачем ты писал ласковое письмо, из которого мне стало ясно, что тебе скучно без нас – без Валерика и без меня?
– Ты опять за свое, – проведя языком по сухим губам, пожал он плечами. – Впечатление минуты, конечно. Оно-то нас и губит. Так будешь ночевать?
Она буквально оцепенела. Неужели так и расходятся люди, которые совсем недавно были близки, у которых есть ребенок? Неужели не найдет она тех слов, на которые бы откликнулся Игорь… Но она должна найти эти слова – там в поселке ее ждет Валерка, отец которого – вот он, рядом…
Валя шагнула к мужу.
– Игорь… Неужели уже ничего нельзя изменить? Тебя ведь ждет твой родной сын, почему он должен расти сиротой при живом отце?
– Или оставайся ночевать, или уходи к черту! – вспыхнул он. – Нудишь, как назойливая муха, а толку…
Это было уже слишком. Валя не помня себя бросилась из комнаты.
Внизу, в темном коридоре подъезда, с какой-то резкой болью вспомнила плачущего сына и острая жалость к нему, маленькому, беззащитному, пронзила ее сердце.
Выбравшись на улицу, она не сразу ощутила морось дождя. Лишь позднее почувствовала на плечах и спине холод промокшего платья.
«Где же остановка?» – огляделась она и посмотрела на часы. Половина двенадцатого. И сразу заторопилась, зная, что может опоздать на автобус.
Лишь в первом часу ночи выбралась, промокшая, замерзшая под усилившимся дождем, к автостанции, и не сразу поняла, когда уборщица в зале ответила, что до шести утра автобусы на линию не выйдут. Денег на такси не было.
– Что же делать? – недоуменно спросила она. – Ведь мне… там же сын мой!
– Где, в автобусе? – с состраданием глянула уборщица. – А-а, дома. Ну, дома не пропадет, кто-нибудь там присмотрит.
Валя мучительно раздумывала, как поступить. О возвращении к Игорю не могло быть и речи. Остается одно: ждать утра здесь…
– Сейчас я буду закрывать зал-то, – предупредила ее уборщица.
– Но… как же я? – беспомощно смотрела на нее Валя.
Женское сердце – жалостливое, на свой риск уборщица оставила ее в зале, предупредив, чтобы начальству, не дай бог, на глаза утром не попадалась.
Оставшись одна в пустом, холодном зале, Валя предалась невеселым, горьким размышлениям.