355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Рублев » На окраине города » Текст книги (страница 1)
На окраине города
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 01:04

Текст книги "На окраине города"


Автор книги: Владимир Рублев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

На окраине города

1

Первым, кого встретил Виктор, входя с комендантом в одну из комнат женского общежития, была высокая полная девушка. Она густо покраснела, когда комендант Илья Антонович, кряжистый пожилой мужчина с хитроватыми темными глазами, весело воскликнул:

– А-а, да вот и наш девчачий комсорг, – и пояснил Виктору: – У нас в обоих общежитиях свои комсомольские группы. В комитете комсомола секретарем был прежний воспитатель, уволили его – и без руководителя комсомолия наша осталась. Сейчас Леня Жучков временно за него, а толку-то? Ну, ладно, давайте знакомьтесь. Это новый воспитатель. Ну, теперь, Надюша, не будешь жаловаться, что некому на лекции девчат собирать.

Надя быстро поправила одеяло на кровати и, пожав протянутую руку Виктора, тихо ответила:

– А я не жалуюсь.

– Ну, ну, рассказывай. Вы понимаете, – повернулся он к Виктору, – как на лекцию – нет никого, едва гармошка заиграет под окном – все на улице. Мы ж здесь на окраине города живем, поселковых ребят вечерами – уйма. А тут еще солдаты пронюхали, что девчачье общежитие – и все сюда.

– Хватит вам, Илья Антонович. Человеку о деле надо рассказывать, а не об этом.

Илья Антонович подступил к Наде:

– А это разве не дело? Не дело, да? Так у нас же в половине общежития семейные живут, а вы им вечерами спать не даете, это как? Они ж-то коменданту жалуются! – И обернулся к Лобунько:

– Вот с этого вам, товарищ воспитатель, и надо начинать – с танцулек.

Виктор промолчал.

– А вы разве на строительстве не работаете? – спросил он Надю.

– Почему же? Работаю, – ответила та и добавила: – Мама приезжала из деревни, я отпросилась ее проводить.

Когда новый воспитатель и комендант, осмотрев комнаты девушек, радовавшие образцовым порядком, вошли в квартиру Ильи Антоновича, Лобунько поразило убранство ее. «Видно, крепко живет», – подумал он, присаживаясь на гладкий черный стул, с которого хозяин быстро смахнул полотенцем воображаемую пыль.

– Ну вот, осмотрели наши владения, – доверительно заговорил Илья Антонович, осторожно садясь на краешек дивана напротив Лобунько, – теперь вдвоем будем наводить порядочек-то, все же полегче мне будет. Молодежь у нас такая – что захочет, то и делает. Вот, к примеру… вы уж извините, я сразу с вами на откровенность, не возражаете?

– Нет, зачем же возражать, – пожал плечами Виктор.

– Ну так вот, к примеру… извините, как ваше имя-отчество?

– Виктор Тарасович Лобунько.

– Лобунько?! – медленно поднялся Илья Антонович. – Тарасович?!

Мелкая испарина выступила на жирном лбу коменданта.

– Да, Виктор Тарасович. А что? – насторожился Виктор.

– Н-ничего, – повел головой Илья Антонович. – Н-ничего, – повторил он, но его темные глаза словно буравили Виктора. – Вы извините – сказал он наконец. – Мы с вами после поговорим. Сейчас мне… на стройку надо.

Виктор встал.

– Что ж, хорошо. Если вы заняты, не возражаю.

2

Весть о том, что в общежитиях появился новый воспитатель, быстро разнеслась по строительству. И неудивительно, что группа ребят-жильцов общежития, сидящих на солнышке у крыльца, встала, едва Лобунько поравнялся с ними.

– Здравствуйте, ребята! Мне бы коменданта.

– Сейчас! – Самый маленький из ребят юркнул в дверь, и буквально через минуту перед Виктором вырос высоченный, чуть ли не двухметрового роста парень лет двадцати пяти. Взглянув на него, Виктор едва смог подавить невольную улыбку: таких огненно-рыжих людей он еще никогда не встречал. Тот спокойно шагнул к Виктору и подал руку, изучающе всматриваясь в его лицо:

– Груздев. А зовут – Николай.

…В комнатах мужского общежития царил беспорядок. Груздев, поймав юркого паренька, сердито рявкнул на весь коридор:

– Скажи ребятам, чтобы через пару минут навели в комнатах порядок. Да Шурку с Лидкой пришли ко мне.

И уже виновато посмотрел на Виктора:

– Инвентаризацией я занялся, работы по горло, присмотреть и некому. А народ такой, что только и смотрит, как бы отвернуться от работы да – в сторону.

Без стука в комнату вошла женщина средних лет с резким некрасивым лицом.

– Что тебе? – остановилась она у порога, вызывающе глядя на Николая.

– Ты, Шурка, долго будешь лодыря гонять? Я из тебя пыль вытряхну. Опять к соседям ходила?

– Не кричи, я только на минутку.

– Ну вот что, – поднялся во весь свой рост Николай. – Если замечу еще тебя там – получай ко всем чертям расчет! Не надо мне таких.

Женщина, презрительно фыркнув, вышла.

– Видишь, всегда вот так с ними воюю, – Николай нервно прошелся по комнате.

– И всегда обещаешь выгнать с работы? – усмехнулся Виктор, также машинально переходя на «ты».

– А что, если доведут до точки.

– Какая же в этом цель? Хороший начальник все объяснит подчиненным без крика, но все поймут – надо сделать.

– А это, пожалуй, верно. У нас Василь Лукьянович, начальник строительства, всегда говорит тихо, а попоробуй-ка не выполни его приказа! – Николай, рассказывая про начальника строительства Дудку, преобразился: крупное веснушчатое лицо его стало мягче. «Уважает он начальника, – решил Виктор. – М-да… Слабоват Груздев как комендант, помогать придется. В женском общежитии порядок лучше. Комендант, видно, там покрепче».

Долго говорить не пришлось, но все же Виктор узнал кое-что из биографии Груздева. Демобилизовавшись из армии, Николай пошел работать на стройку, но вскоре открылась старая рана и врачи запретили ему физический труд. Предлагали десятки спокойных работ, но порвать со стройкой, с коллективом Николай не хотел. И согласился быть комендантом, но работал с небольшой охотой.

– Вечная ругань с ребятами, а как сделать, чтобы этой ругани не было – никто не подскажет. А ребятам что? Чуть вечер – бегут или в институт на танцы, или в поселок, или к девчатам в общежитие, будто комендант за них окурки должен прибирать. Да вот, слышите?

В коридоре послышался топот.

– Это они идут переодеваться с работы. Потом через час-полтора, когда поужинают, снова уйдут и нигде ничего не подберут.

Дверь с шумом распахнулась. С громким хохотом ворвались два высоких парня.

– Николай, открывай каптерку!

Прежде, чем Николай что-либо сказал, Виктор поднялся со стула:

– Подойдите-ка, ребята, поближе.

Вот она, первая встреча! Как ни хотелось Виктору отодвинуть ее, он не сдержался.

Ребята подошли, и не как-нибудь робко, а свободно, непринужденно. Пройдя к столу, они начали перебирать свежую почту, словно только за этим и вошли; но, вероятно, они уже поняли: незнакомец и есть новый воспитатель. Это выдал мгновенный огонек любопытства в глазах вот у этого, что поменьше ростом, беловолосого и широкоплечего паренька в матросской тельняшке.

– Присаживайтесь, – дружелюбно предложил Виктор.

– Ничего, мы постоим, – небрежно ответил паренек в тельняшке и тут же обратился к Груздеву: – Мне, Николай, письма нет?

– С вами не я говорю, а воспитатель, – строго заметил Николай, и как признателен был в этот момент ему Виктор! Вступись комендант в разговор – дело бы осложнилось. А в комнату между тем входили все новые ребята. Они недовольно обращались к Николаю:

– Каптерку скоро откроешь?

– Открой каптерку, пусть одеваются, – спохватился Виктор, заметив вопросительный взгляд Груздева. – А с вами я немного поговорю.

Это относилось к тем двоим, что рассматривали свежую почту.

– О чем? – посмотрел в упор на Лобунько независимым взглядом паренек в тельняшке.

– Обо всем понемногу. О том, например, как вас зовут.

Комната опустела. В коридоре слышались громкие выкрики, кто-то пробовал петь, откуда-то глухо и назойливо зазвучала однообразная мелодия гармошки.

– Нам надо спешить, – заторопился белобрысый, недовольно повернувшись к столу: – Если нужны фамилии, то пожалуйста: моя – Киселев, а его – Чередник.

– Так это вы и есть Киселев? – искренне изумился Виктор. В управлении строительства ему уже рассказали, что Киселев по натуре бунтовщик и любитель всяких беспорядков. На стройке он – в числе отстающих. Виктор тогда же в управлении мысленно составил себе образ этого «бунтовщика»: резкий абрис губ, жгучие, насмешливые глаза, презрительная улыбка. В действительности же он внешне ничем не отличался, разве только вздернутый нос свидетельствовал, что его хозяин дерзкого нрава.

– Да, я Киселев. Вам, что, уже нафискалили про меня? – Во взгляде чувствовалась настороженная неприязнь и даже вызов.

– Да, кое-что рассказали.

Виктор лишь мгновенье решал, принимать ли вызов, но что-то подсказало ему, что это бесполезно, ведь он еще совсем не знал Киселева.

– Ладно, идите, ребята, – направился к дверям Виктор. – Поговорим как-нибудь при случае.

Киселев с явным любопытством глянул на Виктора, затем чему-то усмехнулся и не торопясь, вразвалку, вышел в коридор.

3

Комендант женского общежития Илья Антонович Крапива возбужденно ходил по квартире. Лобунько?! Совпадения быть не могло, это – сын Тараса. Но откуда и как он сюда попал? Эх, жаль, что не зарубили в тот осенний вечер вместе с мужем и женку его, Марию. В больницу, в район, разродиться поехала. Сказывают, далеконько после этого куда-то на Украину уехала она. Да и самому Илье Антоновичу пришлось бежать, дознались-таки в районе, что убил Тараса он, Крапива. Всего лишился Илья – и дома, и хозяйства, да так вот и мыкался по белому свету долгие годы. Под старость потянуло к родным местам, потому и устроился поблизости от своего села, смело рассудив, что после стольких лет его уже никто искать не будет, тем более здесь. И вот, когда казалось, прошлое осталось где-то далеко позади, явилось неожиданное напоминание о той ночи. Неужели опять бежать? Но куда? Да и не так-то просто в пятьдесят с лишним лет сорваться с места.

Не привык к глубоким переживаниям Илья Антонович, но сейчас он не может успокоиться: слишком много тревожного войдет в его жизнь с появлением сына Тараса Лобунько.

…Был ясный теплый вечер. Усталое солнце уже опустилось, но его ласковые малиновые блики еще причудливо сквозили в дымке перистых облачков, в зеленых верхушках сосен и березняка и на окнах домов и сооружениях строящегося Дворца. Даже мягкая пыль на тропинке, которой шел Виктор, казалось, была пропитана густым красноватым светом.

Выйдя на открытое место, Виктор невольно замедлил шаги и посмотрел в сторону далеких гор, вершины которых словно расплавил закат. Виктор долго смотрел туда. Где-то там на западе – Украина, откуда он приехал около месяца назад. Там осталась могила матери. Виктор подавил вздох. Он не мог остаться в родном городе, где все напоминало о ней… К тому же этот неожиданный отъезд Валюши. Она уехала внезапно, даже не сказав прощального слова. Этот большой город ему тоже не чужой, здесь когда-то жил отец… Здесь прошли его молодые годы. Здесь бабушка, тетя Оля. Да, конечно, после того, что произошло, ехать он мог только сюда.

Он хотел учиться, но не сдал одного экзамена. Это смяло все планы. В конце концов созрело твердое решение – поступить работать. В армии Виктор был секретарем комсомольской организации. Вернувшись домой, почти два года работал секретарем комитета комсомола на заводе горного машиностроения. И сейчас он прежде всего подумал о комсомольской работе.

В обкоме комсомола предложили несколько мест. И тут сказалось влияние матери-учительницы: захотелось испытать себя на воспитательской работе. Это сейчас было наиболее близким Виктору, готовившему себя к педагогической деятельности.

И вот желание стало реальностью, он – воспитатель, но… Но все тот же тревожный, беспокойный вопрос: с чего начать?..

4

Начальник строительства Василий Лукьянович Дудка, вероятно, не любил кабинетов: письменный стол его стоял за решетчатой перегородкой в общей конторской комнате – сразу же направо у входа.

Начальник был высокого роста, сутулый, но широкоплечий. Едва он поглядел на Виктора рассеянным взглядом, тот понял, что Дудка страдает какой-то давней неизлечимой болезнью: его густо убеленные сединой волосы оттеняли блеклые, землисто-желтые щеки, беспорядочно изрезанные крупными морщинами.

– Садитесь… Ну как, ознакомились с общежитиями? – спросил Дудка, а сам уже перебирал на столе папки и бумаги. – Товарищ Кучерский, принесите, пожалуйста, чертежи правого крыла здания.

Через минуту у стола появился невысокий смуглый мужчина с недобрыми, на миг задержавшимися на Викторе, глазами.

– Оставьте, я сейчас… – показал на стол Дудка и снова взглянул на Виктора. – Побеседовал бы с вами, да вот – некогда.

Виктор возвращался в общежития недовольный. Он оправдывал начальника лишь тем, что положение на стройке неважное: доска показателей, вывешенная у конторы строительства, пестрела двузначными цифрами. Это сразу же заставило Виктора призадуматься: ведь основная масса строителей – молодежь, выпускники школ ФЗО, которые живут в молодежных общежитиях.

А в это время в опустевшей конторе строительства сидели два человека. Они тихо разговаривали. Разговор был длинный: в окнах мутно-белая окраска сменилась на индиговую, затем – на черную. Василий Лукьяныч Дудка встал и щелкнул выключателем, становилось совсем темно. Встал и второй человек. Он был значительно ниже ростом, чем начальник строительства, по плотнее и моложе.

– Мне пора, – сказал он и, достав коробку «Казбека», закурил: – Зайду в общежития… Новый воспитатель был?

Дудка утвердительно кивнул.

– Ты говорил с ним?

– Понимаешь, Степан Ильич, хочу, чтобы прежде ты его ввел в курс всех наших дел. Тебе, парторгу, это как-то сподручнее. Если парень боевой – определи ему верное начало и – дело пойдет… Только, понимаешь, очень уж он молод, этот новый воспитатель. Я просил у райкома комсомола, чтобы подобрали человека поопытней, а они…

– Ну, молодость не помеха, – рассмеялся Степан Ильич. – Может, пройдемся по общежитиям?

– Не могу… Поговори с ним сам. Потом втроем еще соберемся. А я посижу, помозгую насчет завтрашнего дня.

Степан Ильич застал Лобунько в красном уголке общежития. Тот сосредоточенно играл в шахматы с маленьким розовощеким пареньком в полинявшей форме учащегося школы фабричного обучения. В комнате, кроме них, никого не было.

«Эге, да воспитатель, оказывается, шахматист, – усмехнулся парторг, медленно подходя к столу. – Что ж, это неплохо. Во всяком случае, шахматный кружок будет работать. Ну-ну, посмотрим, как ты играешь».

Виктор даже не обернулся, услышав стук двери. Игра приближалась к развязке, партия была почти выиграна, несмотря на энергичные жертвы розовощекого паренька.

Сделав ход, Виктор встал, и глядя в лицо раскрасневшемуся пареньку, сказал:

– А зря вы не знаете теории шахматной игры.

Паренек пожал плечами:

– А где же я ее узнаю? В деревне когда жил, все некогда было, а здесь… далеко в город ездить в шахматный клуб.

– Зачем ездить? Самостоятельно изучать надо. Можно же при общежитии шахматный кружок организовать?

– А руководитель?

– Сначала я бы помог, а потом вы сами справитесь.

Паренек радостно глянул на Виктора:

– Так это вы и есть новый воспитатель, да?

– Я и есть, – спокойно кивнул Виктор. – Познакомимся. Виктор Тарасович Лобунько.

– А я… машинистом подъемного крана работаю, – несмело пожал руку паренек. – Кирилл Козликов.

– Ну что ж, Кирилл, на днях поговорим о шахматном кружке, соберешь ребят?

– Не знаю… – пожал плечами Кирилл. – Мало у нас в шахматы играет ребят.

– А ты всех, кто учиться пожелает, пригласи, – тут Виктор обернулся к Степану Ильичу. Но тот опередил его:

– Со мной не желаете сыграть?

– А ведь вы тоже теории не знаете, – сосредоточенно заметил Лобунько, когда Степан Ильич с торопливой радостью схватил подставленную Виктором пешку. – Обычно эту пешку не берут, потому что после нее следует вот что.

И он вывел вперед коня. От неожиданного замечания Виктора Степан Ильич неловко улыбнулся. «Ого, да ты любишь напрямик, – подумал он. – Это хорошо».

С каждым ходом он все больше убеждался, что проиграл партию.

Кирилл Козликов, наблюдавший игру, смущенно улыбнулся Степану Ильичу:

– У вас, товарищ парторг, тоже нехватки в теории.

Парторг? Виктор поднялся и первым дружелюбно протянул руку.

Степан Ильич крепко пожал руку Виктора.

– Астахов. Люблю сильных игроков. От сильного силы наберешься, так ведь?

– Ну, какой уж я сильный, – смутился Виктор, и это тоже понравилось Степану Ильичу.

– Что ж, а теперь о деле, – произнес Астахов, отодвигая шахматы. – Вас сейчас, конечно, интересует, с чего вам начать, какие первые шаги сделать.

Козликов почувствовал себя лишним и незаметно вышел.

Виктор внимательно глянул в лицо Астахова, как-то вдруг осознав: именно этот спокойный человек, с такой ясностью уловивший его мысли, и нужен ему сейчас.

– В трудное время пришел ты к нам, Лобунько, – продолжал Степан Ильич. – Дела на стройке не ахти как хороши. А ведь в стране уже кое-где развернулось движение за звание бригад коммунистического труда, люди вступают смело и уверенно на тот порог, за которым начинается общество будущего. Вот тут-то, Лобунько, и начинается наша с тобой работа. Готовых рецептов я тебе не дам, но общее направление: быть всегда с молодежью, жить ее интересами и всегда помнить, куда ее ведешь. Понимаешь, Лобунько, главное – это куда, с какой целью. Вопрос нужно ставить прямо: что ты хочешь от человека? А затем, – какими средствами этого думаешь добиться.

В красный уголок приходили и уходили ребята, потом в общежитии начало все стихать. А два человека вели тихую беседу, и Виктору никак не хотелось ее кончать…

Домой они ехали на трамвае уже около полуночи.

5

На третий день Виктор предложил собрать молодежь в женском общежитии.

– А что не у нас собираемся? – спросил комсорг Леня Жучков, русый коренастый парень с ладно сбитой атлетической фигурой.

Решение Виктора провести общее собрание у девчат задело Леню.

– Ты, Леня, дружишь с кем-нибудь? – неожиданно спросил с затаенной улыбкой Виктор, окидывая взглядом сильную фигуру Жучкова.

Леня покраснел и заерзал на стуле, отводя взгляд.

– Нет… То есть – почти что нет… – тихо сказал он. Не мог же он рассказать Виктору о своих чувствах к Наде. Он от всех скрывал свое растущее чувство к девушке. Никто не догадывался, почему так часто Леня Жучков оказывался после работы на том объекте, где была бригада штукатура Нади Шеховцовой. Они ж секретари, разговаривать у них есть о чем и кроме личных дел. И только Надя в последнее время что-то очень уж пристально и понимающе начала поглядывать в его сторону.

– Почти что нет, значит, скоро подружишься, – сказал Виктор, сделав вид, что не заметил смущения Лени. – А девушек уважать надо. Мне кажется, что справедливо будет, если ребята придут к девчатам, а не наоборот. Или боишься поклониться им?

Леня еще сильнее покраснел, метнув на Виктора быстрый взгляд.

…Девушки, оживленные и разрумянившиеся, бегали по коридору, что-то разыскивая. Леня с интересом отметил, что у девчат есть радиола, в то время как в мужское общежитие уже полгода радиолу еще только обещают дать. «Наверное, помог новый воспитатель», – с завистью подумал Леня, не зная, каких трудов стоило Наде выпросить радиолу с пластинками у коменданта.

– Радиола моя, а не казенная, – отмахивался комендант. – Сломаете, с кого тогда спрашивать?

– Так я вам расписку дам, – умоляюще сказала Надя, ей очень хотелось, чтобы ребята, гордившиеся своим баянистом, были удивлены тем, что у них, девчат, есть своя музыка. Она научила обращаться с радиолой Раю Краснопольскую, строго-настрого запретив кому бы то ни было даже притрагиваться к пластинкам.

– Здравствуй, Надя, – взмахнул рукой Леня, увидев ее в другом конце коридора. Она о чем-то громко разговаривала с двумя девушками.

– А-а, Леня, – обернулась Надя. – Ты второй раз со мной здороваешься. Все пришли уже? Ну так идите в красный уголок, начинайте там танцы.

– Ладно, – буркнул Леня, немного успокоившись тем, что в голосе Нади насмешки не чувствовалось. Вскоре танцы – веселые, шумные – были в полном разгаре.

«Вот мне бы так с Надей, – завистливо вздохнул Леня, наблюдая за уверенными движениями танцующих ребят. – Где уж. Как был тюленем, так и остался. А где же воспитатель? Пора, пожалуй, начинать».

Виктор Лобунько подходил к общежитию с председателем постройкома. Сегодня утром тот просил зайти за ним на стройку, когда молодежь соберется.

– Хочу небольшой докладик сделать, – сказал он Виктору. – Все равно у вас, кроме знакомства с рабочими, ничего официального не назначено….

Виктор скрепя сердце согласился. Ему хотелось, чтобы сегодняшнее собрание меньше всего носило официальный характер. Он так и назвал для себя это собрание – «разговор по душам».

Подошли к общежитию. Оттуда неслась бойкая музыка, шум многих голосов, чей-то заливистый смех.

– На танцы наша молодежь готова все променять, – обернулся на ходу Рождественков. – Здесь вам работы предстоит много, Лобунько. Отучить от танцулек, направить силы на другое, более важное и существенное – вот первая ваша задача. Самая первая и самая важная. От этого и работа страдает, и порядок в общежитии.

– Тише, ребята, начальство идет! – громко крикнул кто-то у раскрытого окна, и там, действительно, стихли разговоры. Радиола, тоненько взвизгнув, умолкла.

Когда председатель постройкома, а вслед за ним Лобунько вошли в красный уголок, десятки пар глаз были устремлены на них. «Действительно, начальство… – поежился Виктор, заметив в глазах многих ребят настороженность. – Боятся, наверно, за танцы. А зря».

Рождественков коротко поздоровался и прошел к столу.

– Жучкова с Шеховцовой сюда, – сказал он стоявшему рядом пареньку, и тот стремглав бросился разыскивать их. И ребята и девчата потихоньку потянулись из комнаты, и вскоре здесь осталось не более десятка самых храбрых девушек. Зато в коридоре кто-то коротко вскрикнул, послышался приглушенный смех, говор, а затем испуганный голос: «Тише, вы! Там председатель постройкома с этим… воспитателем!»

Виктор с откровенным любопытством посмотрел на Рождественкова: как он ко всему этому отнесется? Но тот спокойно уселся на стул и, взяв с шахматной доски фигуру, начал легонько постукивать ею по столу, равнодушно оглядывая присутствующих.

– Кстати, – вдруг обернулся он к Виктору, – Вы не составили себе план мероприятий на этот месяц?

– Нет. Но….

– Надо составить, – перебил Рождественков, хмурясь. – А заодно учтите на будущее: заведите себе папку, куда будете складывать всю документацию, чтобы в любой момент, если потребуется, она была у вас под руками.

– План мы составим сегодня вместе с комсомольцами, – сухо ответил Виктор и добавил после некоторого молчанья: – Все вместе.

– А что же, – живо глянул на него Рождественков. – Это дельная мысль. Если сами решат, то уж, как ни отвиливай, выполнять им придется.

– Не в этом дело, – хмуро перебил его Лобунько. – Как же я стал бы составлять план единолично, когда еще не знаю, чего желают комсомольцы.

Жучков с Шеховцовой не появлялись, молчание становилось затяжным.

– Что ж, начинать надо, Александр Петрович, – заговорил Лобунько, которому уже надоело ожидание. – Жучков и Шеховцова подойдут, да они, кажется, и не нужны пока.

– Не нужны? Впрочем, действительно, не нужны. Давайте, рассаживайте народ, – и вытащив из кармана листы доклада, стал бегло просматривать их.

– Заходите, товарищи, заходите, – вышел Виктор в коридор, широко открыв дверь. – Сейчас будем начинать.

Ребята начали заходить в красный уголок. Виктор остановился у двери, глядя в даль слабо освещенного коридора. И от неожиданности побледнел: по коридору, направляясь к выходу, шла она, Валюша… Да, да она!

Девушка прошла в полутьме совсем рядом, не обратив на него ни малейшего внимания, и он сразу понял: это не она.

Девушка, почувствовав взгляд Виктора, обернулась.

– Не думайте, что я ухожу с собрания, я на стройке не работаю. Мой отец здесь работает комендантом.

Хлопнула выходная дверь, а Виктор все еще не мог прийти в себя. Какое удивительное сходство с Валей!

В мыслях ожил далекий украинский город. Виктору почти явственно послышался хруст оледенелого снежка под сапогами, как тогда, когда он сворачивал с шоссе к двухэтажному дому. Именно в этот момент перед ним и выросла она – Валюша… Она едва не сбила его, но даже не извинилась, а пробежала вниз, к шоссе. Потом он узнал, что соседской Валюше не повезло, с мужем, и удивленно воскликнул: «Так она замужем?!» Мать внимательно посмотрела на него и сказала, что Валюша не только вышла замуж, но у нее уже растет сынишка. А потом… Потом он все больше влюблялся в эту нежную и хрупкую женщину, скорее похожую на девчонку. Вскоре он заметил, что и Валюша не так уж равнодушно смотрит на него. Тогда он решил, что дальше влюбляться невозможно, он сойдет с ума, и им надо объясниться. И вдруг узнал, что муж Валюши отбыл утром в странную командировку с двумя чемоданами. Да, да, с двумя, а не с одним! Виктор догадался, в чем дело, тем более, что Валюша вышла с сыном во двор в этот день всего один раз и то с заплаканными глазами. Потом, когда они были вдвоем в ее комнате, он сказал ей все, но Валюша перевела взгляд на сына, грустно вздохнула.

– Ты меня любишь. А сына?

Он сначала не понял ее слов, но осознав, молча ушел и до утра провалялся на раскаленной подушке. Он сознался себе, что о ребенке просто не думал. Наутро, помятый, осунувшийся, он признался в этом Валюше, и она заплакала, а потом впервые поцеловала его, сказав:

– Ты очень честный, и я хорошо бы жила с тобой… если бы раньше встретились.

Она встречала его все душевней, но через неделю к нему вышла ее мать и сказала, что Валюша уехала.

– Куда? – почти крикнул он, и пол словно зашатался под ним.

– Этого она мне, Витюша, не сказала. Боялась, что я сообщу тебе.

…Лобунько опомнился и машинально потянул дверь красного уголка.

Одними глазами Виктор извинился перед председателем постройкома за опозданье и тот, не переставая говорить, кивнул ему головой.

Ребята около стола потеснились, Виктор сел.

– Не случайно, товарищи, мы говорим сегодня о производительности труда, – продолжал между тем Рождественков, раскладывая по столу листы. – Положение на стройке печальное, этого не скроешь, да и я не собираюсь скрывать. Все вы знаете, что мы строим Дворец культуры для металлургов, что рабочие уже все жданки съели, ожидая, когда мы развернемся. А как мы разворачиваемся? – Александр Петрович поднял одну из бумажек. – Вот здесь у меня данные работы молодежных бригад, а также отдельных товарищей. Это за прошлый месяц…

Виктор с радостью отметил, что Жучков, оказывается, лучший плотник стройки. Даже старые рабочие иногда не могут за ним угнаться. Лобунько отыскал взглядом Жучкова, тог, пунцовый от похвалы, опустил глаза.

И уже безо всякой взаимосвязи с окружающим, Виктор вдруг опять вспомнил девушку, встретившуюся в коридоре. Значит, она дочь этого, с угодливыми глазами, который встретил его в первый день в общежитии. Хорошая у него дочь. Во всяком случае – по внешности, хотя признаться, он ее и не рассмотрел как следует.

…– Здесь нужно поработать и воспитателю… – вдруг услышал он голос Рождественкова и покраснел: он и не слышал, о чем тот говорит.

– Создание бригад коммунистического труда и есть тот путь, которым строительство выйдет, наконец, из трудного положения. Мы окажем всяческую помощь таким бригадам, создадим им особые условия, но потребуем, именно потребуем, чтобы выполнение заданий было законом для них.

«В общем-то он прав, – подумал Виктор. – Почему до сих пор не создали такие бригады? Надо будет уточнить».

С этого момента он стал внимательно следить за речью Рождественкова.

Но председатель постройкома уже кончал. Он напомнил молодежи о международной обстановке, о том, что на всякие вражьи происки лучшим ответом является хороший труд, что это долг комсомольцев, о чем и в уставе сказано.

И неожиданно закончил:

– А теперь разрешите представить вам нового воспитателя, – и, дружелюбно блеснув глазами, пригласил Виктора к столу: – Со всеми радостями и горестями отныне – прежде всего – к нему. Прошу, прошу, Лобунько. Дальше вы поведете собрание, да и вообще… хозяином здесь будете.

От такого приглашения Виктор растерялся. Он подошел и стал рядом с Рождественковым, боясь взглянуть туда, где сидели ребята и девчата.

– Ну, ну, – мягко подтолкнул его Александр Петрович.

«А что – ну?» – силился осмыслить Лобунько и сказал чужим незнакомым голосом:

– Обычно после каждого доклада задают вопросы. Думаю, что и мы поступим так же. Доклад был очень содержательный, хороший, вот мы и поговорим сейчас. У кого есть вопросы?

Задвигались стулья, кто-то кашлянул, послышался шепот, и – тишина. Все, с кем пытался встретиться взглядом Виктор, смущенно отводили глаза, а иные девчата просто прятали головы за спины подружек.

«Вот тебе и на», – недоумевал Виктор.

– Может быть, ты, Жучков, что-нибудь скажешь? – обратился Виктор к единственному человеку, которого уже немного знал.

– А что говорить-то? Все – ясно, – привстал Леня и снова сел.

Виктор пожал плечами и обернулся к Рождественкову. – Тогда у меня вопрос есть. Вот вы говорили о создании бригад коммунистического труда. Меня интересует: пытались ли на стройке создавать такие бригады раньше, или подошли к этому лишь сейчас?

– Почему сейчас? – вскинул брови Рождественков. – Были попытки… даже при мне… – он двинулся на стуле, отыскал глазами Жучкова и с усмешкой сказал:

– Вот он расскажет, ему вся история с этими бригадами известна.

Жучков встал.

Сзади чей-то голос настойчиво и зло шепнул ему:

– Расскажи, расскажи. Пусть знают.

– А что же, и расскажу, – тихо заговорил Леня и с раздражением обернулся назад: – Да не подтыкай ты меня, сам знаю, что говорить. А дело было вот как. Помню, месяцев пять назад заговорили о таких бригадах, вызвали меня в райком комсомола и предложили, чтобы и у нас на стройке они были. Ну, я, конечно, к бывшему парторгу стройки, Тютину. Надо, говорю, создать коммунистическую бригаду. Он, конечно, одобрил мое предложение и бригаду создали. Бригаду плотников. Я в ней бригадиром был. Создать-то создали, а толку – никакого. Материалов нет, ну, мы и простаивали не меньше обычных бригад. Старики посмеивались: дескать, шуму было, как от пустой бочки, да и толку столько же. Так и распалась эта бригада, потому что мне уже ругаться с начальством надоело. А месяца два назад, что получилось с бригадой Шеховцовой, которую тоже включили в соревнование за звание коммунистической? Я вам говорил, Александр Петрович, о том, что надо прежде всего заботиться, чтобы вовремя раствор делали, дранку щепили и с вечера бы говорили, где работать? Говорил. А толк-то какой? Как раньше раствор готовили на час-полтора работы, так и теперь. Как раньше, чтобы найти Наде дранку, надо было полдня кладовщика искать, так и теперь не лучше.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю