Текст книги "Кровь и золото ислама"

Автор книги: Владимир Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Второй учитель

Абу Наср ибн Мухаммед аль-Фараби в юности жил в торговом городе Фараб на Сырдарье (сейчас это южный Казахстан) и имел должность судьи. По легенде, одни знакомый дал ему на хранение несколько книг, среди которых он наткнулся на трактат Аристотеля: прочитав его, юноша решил посвятить себя философии.

Оставив свой дом, аль-Фараби отправился путешествовать по всей Средней Азии и Персии и к сорока годам обосновался в Багдаде, где в то время правил халиф аль-Муктадир. Позже из-за политических смут ему пришлось бежать в Дамаск, где он бедствовал и работал садовым сторожем, а ночью писал при свечах свой знаменитый трактат о добродетелях.

Наконец, эмир Сайф ад-Даула, местный правитель и меценат, приблизил его к себе и стал выдавать ему для жизни по 4 дирхема в день. Умер ученый в 80 лет, окруженный почитанием и уважением: на его похоронах присутствовали 15 высших государственных чинов, но ни одного муллы – духовенство считало его еретиком, поэтому молитву над ним прочитал сам эмир. Его жизнь, полная странствий и поисков мудрости, стала основой для многих преданий и легенд, где он часто предстает не только мудрецом, но и великим музыкантом.

Уже при жизни аль-Фараби называли «Вторым учителем», то есть вторым после Аристотеля. Как энциклопедист и универсал, он старался объять и усвоить все возможные области знаний. Музыка и поэзия интересовала его так же, как метафизика, а этика и политика – не меньше, чем астрология или физика. Аль-Фараби комментировал Эвклида и Птолемея, занимался вопросом «пустоты» в природе, сочинил первый трактат о вакууме и написал «Большой трактат о музыке», пользовавшийся огромной популярностью в латинском переводе. Как систематизатор он составил полную классификацию наук и определил границы научных знаний, разделив науку на пять категорий: язык, логика, математика, физика с метафизикой и «науки цивилизации» – нравственность, политика, право и богословие.

Аристотеля он знал едва не лучше, чем великий аль-Кинди: говорили, что только трактат «О душе» он перечитывал 100 раз, а «Риторику» – 200. Он имел славу полиглота: в Багдад приехал, не зная даже арабского, но за всю жизнь выучил 70 языков.

В Европе аль-Фараби был известен как Альфарабиус, мастер логики. Он считал, что лучшее в человеке – разум, а лучшее в разуме – логика. Даже пророчества – это продукт совершенно развившегося разума. Философию аль-Фараби ставил выше религии, полагая, что только она обладает вечной и неименной истиной, признанной повсеместно, тогда как религии противоречат друг другу. Все это не мешало ему оставаться добрым мусульманином: ислам он считал единственной религией, полностью соответствующей истинам философии, а следовательно – и единственно верной.

Арабский Да Винчи

Аль-Бируни, математик, историк и астроном из Хорезма, – самая крупная и яркая звезда на исламском научном небосклоне. В молодости он был советником местного правителя, при Саманидах работал в Бухаре, а при Газневидах служил султану Махмуду и путешествовал вместе с ним и его армией по Индии. Последние годы он провел под опекой султана Масуда, которому посвятил всеобъемлющий астрономический «Канон».

Бируни был средневековым ученым, а значит – универсалом и толкователем Аристотеля. Его интересовали все науки и все искусства, за исключением богословия. В сферу его интересов входили география, история, этнография, физика, математика, минералогия и многое другое. Математику он ценил выше всего, считая ее универсальным инструментом, который открывает доступ к любым загадкам и тайнам природы. Одной из его любимых наук была тригонометрия: он много работал над тем, как проецировать сферу на плоскость, и придумал новый способ цилиндрической проекции. Его астрономические наблюдения отличались безупречной точностью благодаря усовершенствованным инструментам, которые он делал собственноручно по своим же чертежам.

Не менее ярко он проявил себя в этнографии и исторической хронологии: его детальное описание Индии до сих пор считается образцовым. Аль-Бируни хорошо знал индийскую науку и религию, в оригинале читал на санскрите и переводил на него арабские трактаты. Самих арабов он при этом не любил, предпочитая им персов, хотя сам писал на арабском.

Как и ар-Рази, которым он искренне восхищался, аль-Бируни ближе всего стоял к тому типу пытливого и объективного ученого, какой мы знаем сегодня. Для него существовали только точно взвешенные и проверенные истины, основанные на рациональном мышлении и живом опыте. По вере он был шиитом, симпатизировавшим манихейству, но всегда достоверно и беспристрастно излагал другие вероучения, стараясь объяснить их психологическими мотивами. О трезвости мышления и широте взглядов аль-Бируни красноречиво говорят его отзывы об индусах, в которых он описывает их «чудовищные» обычаи без намека осуждения, считая, что они имеют такое же право следовать своим привычкам, как мусульмане – своим. «Не только индусы смотрят сверху вниз на все народы, кроме своего собственного: это обычное свойство всех людей».

Руководствуясь теоретической наукой, аль-Бируни достиг блестящих практических результатов, на которые не мог рассчитывать никакой другой ученый его времени. Он первым измерил твердость и плотность минералов и создал теорию о геологической трансформации ландшафта, в результате которой формируются горы и морское дно становится сушей. Опираясь исключительно на астрономию и математику, он предсказал существование большого материка между Атлантическим и Тихим океаном – будущей Америки.

Аль-Бируни был одним из немногих ученых, кто в своих изыскания прибегал к экспериментам. Его не устраивала любая неясность и произвольность в допущениях, легковерие и ссылки на авторитеты, не подтвержденные знанием и практикой. Он на дух не выносил всевозможные «народные», неизвестно откуда взявшиеся мнения и добросовестно проверял сомнительные постулаты, которыми были полны тогдашние псевдонаучные труды. Однажды он взял «магический» камень, который якобы мог вызывать дождь, и, проделав все необходимые ритуалы, установил, что дождь так и не пошел. В другой раз он опроверг распространенное мнение, что змея слепнет, увидев изумруд: поставленный им опыт этого не подтвердил. В отношении к фактам аль-Бируни всегда был дотошным, основательным и нетерпимым ни к каким темнотам и «выдумкам толпы».

Нефрит

Один из ученых рассказал аль-Бируни, что нефрит защищает от удара молнии. В доказательство он принес кусок нефрита, расстелил на нем ткань и положил сверху тлеющий уголь: ткань осталась невредимой. Аль-Бируни возразил, что стальное зеркало производит то же действие, однако от удара молнии расплавляется, а не защищает от него. Опыт был признан неудачным.

Его любовь к знаниям была неистощима и поглощала его целиком, требуя постоянной сосредоточенности и пренебрежения к мирским делам. Биограф писал, что «его рука почти никогда не расставалась с пером, его глаза – с наблюдением и его ум – с размышлением, за исключением двух праздничных дней в году». Смерть аль-Бируни вполне соответствовала жизни убежденного ученого. «Я посетил его, – рассказывал современник, – когда его душа была почти готова отлететь и предсмертное дыхание стеснило ему грудь, и в этом состоянии он сказал мне: «Как это ты объяснил мне однажды такой-то вопрос наследования?» Я ему сказал с состраданием: «В этом-то состоянии?» – и он ответил: «Не лучше ли, если я прощусь с миром, зная этот вопрос, чем покину его, не зная его?» Тогда я ему повторил вопрос, и он запомнил его и обучил меня тому, что он обещал; затем я вышел от него и уже на улице услышал крики, возвещавшие о его смерти».

Аль-Бируни не пользовался большой популярностью ни у современников, ни у потомков, поскольку его язык был труден для восприятия: сам он говорил, что пишет для ученых, а не простых людей. Его великолепная «Индия» и астрономический «Канон Масуда» позже почти не упоминались в мусульманской литературе. В Европе о нем ничего не знали вплоть до XIX века.

Читайте в Приложении. Бируни об Индии и идолопоклонстве

Философ, ученый, врач, вазир

Гораздо больше был известен младший современник Бируни – Ибн Сина, или, как его называли в Европе, Авиценна. В исламском мире он носил почетные прозвища «аш-Шайх ур-Раис», то есть глава мудрецов, и «Худжат аль-Хак», авторитет истины.

В годы его детства Караханиды захватили Бухару, а Махмуд основал новую династию Газневидов. В десять лет он закончил начальную школу – мактаб, позже учился у частных учителей, изучая философию, логику, геометрию, астрономию, физику, богословие и медицину (по Гиппократу и Галену). Самым легким предметом он считал медицину, а самым трудным – метафизику Аристотеля. К 18 годам он прошел курс всех известных на то время наук и дальше занимался самостоятельно.

Ибн Сина с детства проявлял выдающиеся способности и уже в юности прославился как врач. Когда придворные лекари не смогли вылечить бухарского эмира Нуха, он один сумел найти нужное лекарство. За это исцеление эмир предложил ему щедрую награду, но Ибн Сина попросил лишь доступ в знаменитую Бухарскую библиотеку – и стал чуть ли не единственным посетителем этого огромного книгохранилища. «Я видел там книги, – писал он, – о которых никогда не слышал и которые не встречал больше нигде».

Молодой ученый учился почти круглосуточно, взбадривая себя вином, и иногда во сне решал научные проблемы, которые не мог решить наяву. Память у него была такой, что он запоминал все, что читал, и всегда цитировал чужие труды по памяти, не прибегая к книгам. В то же время, как пишут некоторые историки, Ибн Сина вел крайне развратный образ жизни, а его дурной характер и невероятная надменность в обращении нажили ему много врагов. К остальным ученым он относился с насмешкой или пренебрежением, считая их ниже себя, и редко снисходил до дискуссий. В молодости он снисходительно переписывался с медиком Абу-ль-Фараджем, но когда тот посмел ему в чем-то перечить, смешал его с грязью и назвал «дерьмоедом».

После захвата Бухары Караханидами Ибн Сина переехал в Ургенч (столицу Хорезма), где хорезмшах Мамун собрал вокруг себя самых выдающихся ученых. В эту группу, которую называли «академией Мамуна», вошли Ибн Сина и аль-Бируни. С Бируни у Авиценны были сложные отношения. Ибн Сина скрепя сердце признавал его равным себе, но в переписке позволял себе оскорбительные замечания вроде «вы беретесь за вопросы, которые превосходят ваш интеллект» или «у вас плохо с логикой». Бируни в ответ забрасывал его каверзными вопросами, подсмеивал и провоцировал, подвергая сомнению авторитет Аристотеля. Он заявлял, что философы и тем более богословы вообще не должны заниматься проблемами, которые может решать только наука: важнее эмпирический опыт, а не метафизические рассуждения. Бируни спрашивал: почему лед плавает на воде, хотя состоит из тех же элементов, что вода? Почему замерзающая вода разрывает запечатанную бутылку – ведь при охлаждении она должна сжиматься, а не расширяться? Имеют ли другие небесные тела массу и вес – так же, как Земля? Есть ли во Вселенной другие миры, кроме нашего? Абу-ль-Фарадж, некогда оскорбленный Ибн Синой, радовался, что кто-то наконец смог поставить на место надменного врача: «Бируни сделал это для меня!» Кончилось тем, что Ибн Сина прервал общение с Бируни, сославшись на то, что у него есть более важные дела, и поручил вести переписку своему вздорному и сварливому ученику, который сыпал больше оскорблениями, чем аргументами.

Всю оставшуюся жизнь Ибн Сина скитался по разным городам и княжествам. Покинув Хорезм, завоеванный Махмудом Газнийским, он отправился в прикаспийский Гурган, где обрел своего верного ученика и биографа Джузджани. После Гургана Ибн Сина переехал в Рей и в Хамадан: здесь местный эмир ценил его так высоко, что сделал своим вазиром. Во время мятежа в Хамадане его арестовали и чуть не казнили, но он сумел восстановить свое положение, вылечив заболевшего эмира.

При новом правителе Хамадана Ибн Сина снова сидел в тюрьме (его заподозрили в шпионаже), затем бежал в Исфахан, где его чуть не казнили местный султан-самодур, а оттуда в Рей. Там его нагнал гонец от исфаханского султана, настроение которого переменилось, и Ибн Сина вновь вернулся в Исфахан. Здесь он занимался исправлением календарей и писал новые труды.

Свой конец ученый встретил в том же Исфахане при султане Ала ад-Дауле. Ибн Сина страдал желудочным коликами, а служба при дворе заставляла его везде следовать за султаном, который мог в любой момент потребовать его к себе. Неправильное лечение усиливало его страдания и лишало сил. В конце концов, он начал лечить себя сам, но было уже поздно: страдания стали невыносимыми, и он больше не вставал с постели. Поняв, что близится смерть, он перестал принимать лекарства, раздал имение бедным и отпустил на волю рабов. Говорили, что на смертном одре он прочитал двустишие:

 
Умирая, мы уносим лишь одно —
Сознание того, что ничего не знали.
 

Умер он в 57 лет, и его могила с мавзолеем до сих пор стоит возле Хамадана, рядом с гробницей библейской Эсфири.

Труды

Как и большинство мусульманских ученых, Ибн Сина был энциклопедистом и универсалом. Он писал труды по музыке, географии, психологии, государственном управлении, военном деле, химии. Его перу принадлежат книги по медицине, физике, математике, логике, астрономии и богословию. Кроме того, он сочинял арабские и персидские стихи, придавая поэтическую форму медицинским трактатам и суфийским изречениям.

Наиболее выдающейся его работой считается медицинский «Канон», огромный труд почти в две тысячи страниц. В первой из пяти его частей говорится о симптомах и диагностике болезней, их причинах, о правильном режиме, гигиене, кипячении воды, полезной пище, целебных ваннах, физических упражнениях (отдельно и подробно – о борьбе, ходьбе, стрельбе из лука, кулачном бое, езде верхом и прочее) и многом другом. Во второй части – о нескольких сотнях лекарств, в третьей – о конкретных болезнях разных органов, в четвертой – о болезнях всего организма (лихорадка, отравление) и травмах, в пятой – об особых лекарствах, не существующих в природе и изготовляемых врачами.

«Канон» был знаменит не только на Востоке, но и в Европе. По этой книге врачи пятьсот с лишним лет лечили пациентов. Ее использовали как учебник для медиков и считали наиболее полным сводом знаний по медицине.

Другой его известный труд, «Книга исцеления», – описание всего известного мира и его устройства вкупе с математикой, музыкой и логикой. Это энциклопедия научного знания наподобие аристотелевской, где животные, минералы, климат и оптика стоят на равных ступенях и соседствуют с философией. Сходство работ Ибн Сины с Аристотелем было так велико, что его «Трактат о минералах» долго приписывали греческому философу. В отличие от Аристотеля, писавшего отдельные работы по разным темам, Ибн Сина включил в свой труд и метафизику, и теорию познания, и политику, и этику.

Его идеи во многом перекликались с мыслями аль-Бируни. Он занимался астрономией и математикой, определял плотность минералов и измерял радиус Земли. Ибн Сина предсказал существование микроорганизмов как возбудителей болезней. Он заявил, что геологические породы формируются многие тысячелетия и что когда-то суша находилась под водой, поэтому теперь на ней находят окаменелости морских животных.

Философия Авиценны тоже была по большей части аристотелевской, с добавлением Платона. «Метафизику» Аристотеля он читал сорок раз. Перводвигатель, форма, организующая материю, – оригинальным это могло оказаться только средневековым европейцам, не знавшим античных первоисточников. Ибн Сина словно пытался создать аристотелевскую философию по второму разу, наполнив ее мусульманским духом. При этом он ненавидел схоластику, которую так любила средневековая наука. В этом действительно он был оригинален. «Из всех видов доказательств, – писал он, – нас интересуют только два: истинные, чтобы им следовать, и софистские, чтобы их избегать».

По большому счету, Ибн Сина был не столько самостоятельным ученым, сколько популяризатором, благодаря которому научные знания того времени были усвоены и поданы широкой публике в удобном и красивом виде. Это принесло ему широкую известность на востоке и на западе. В народе его за избыточность знаний считали чернокнижником, магом и еретиком.

С исторической точки зрения, Авиценне очень повезло. Большинство научных трудов других крупных ученых: Хорезми, аль-Бируни, аль-Бузджани, Хазини, Омар Хайяма (не только поэта, но и выдающегося математика) на Востоке были забыты, а Западе не востребованы. Их открытия никто не подхватил, изыскания никто не продолжил. Теперь они имеют значение только для истории науки.

Глава 3. Что было на Западе

3.1. Египет и МагрибТулуниды

При правлении Аббасидов Египет считался самой спокойной и самой обеспеченной провинцией. Он находился в центре халифата, протянувшегося на восемь тысяч километров, и со всех сторон был окружен мирными, прочно завоеванными землями. Ему не угрожали ни дикие кочевники, ни хариджиты, ни шииты, ни внешние враги. Плодородный и процветающий Египет не только имел всего в достатке, но и кормил другие области, превратившись в хлебную житницу халифата. При разумном управлении и надежной власти арабам оставалось только «доить» эту тучную корову, собирая подати и наполняя золотом казну.

Но к началу IX века силы Аббасиды ослабели настолько, что уже не могли удержать даже такую благополучную и богатую провинцию, находившуюся почти под боком. С мусульманским Египтом произошло то же самое, что немногим раньше с Хорасаном: если Персия стала вотчиной Тахира ибн Хусейна, то Египет оказался в руках Ахмада ибн Тулуна.

Ахмад ибн Тулун был не аристократ и даже не полководец, а просто чиновник – сын невольника, быстро поднявшийся по служебной лестнице благодаря своим способностям. В 868 году халиф аль-Муваффак отправил его в Египет для контроля над финансами, и Ахмад успешно справился с задачей, разобравшись с местными эмирами. Подавив восстание Алидов, он начал плести придворные интриги, стараясь утвердиться в качестве единственного представителя халифа. Спустя несколько лет ему это удалось, и Ахмад сделал следующий шаг: взял власть в свои руки и объявил себя сперва наместником, а потом и независимым правителем Египта.

Халифат спокойно относился к самоуправству своих наместников, пока они исправно платили положенные подати. Но Ахмад пошел еще дальше: он отказался посылать деньги в Багдад. Разгневанный халиф направил в Египет армию, однако его казна была пуста и ему не хватало денег, чтобы заплатить собственным солдатам. Ахмад легко разбил багдадцев и быстро захватил Сирию и Палестину, где почти все города сдались ему без боя. Так появилась одна из первых самостоятельных династий на территории халифата.

Эпоха переворотов

Можно только удивляться той легкости, с которой в это время происходила смена власти. Казалось, для администрации и подданных не существовало таких понятий, как лояльность или долг перед государством. Как только в провинции появлялась новая сильная рука, все, включая армию, переходили на сторону нового правителя. В том, что это делалось по чисто практическим соображениям, можно убедиться именно на примере Тулунидов. В совершенном ими перевороте не было никакой национальной или религиозной подоплеки: Ибн Тулун был таким же выходцем с востока, как прежний наместник, и так же, как Аббасиды, исповедовал суннизм.

Тулунидская эпоха считается золотым веком Египта. Став правителями богатого Египта, Тулуниды могли позволить себе копать каналы, строить великолепные мечети и покровительствовать искусствам. Старый Фустат был достроен кварталом Катай – новой столицей и ядром будущего Каира. Возведенная в Катае мечеть ибн Тулуна была так огромна, что в ней могла поместиться почти вся его армия. Вместе со строительством процветали торговля и ремесла: именно в это время начало бурно развиваться производство тканей, которое вскоре прославило Египет и стало едва ли не главной статьей его дохода.

Тулуниды создали сильную армию и флот, успешно воевавший на западе и на востоке. Отличительной особенностью египетского войска было то, что кроме тюрок, в него входили черные рабы-нубийцы. Можно сказать, что за Тулунидов воевали кто угодно, кроме местных жителей: греческие наемники, суданцы, берберы, горцы из далекого Гура. Это была все та же повсеместная опора на наемников, которая в первое время казалась оправданной и разумной, но в конце концов заводила власть в тупик.

Правление Тулунидов оказалось блестящим, но недолгим. Силы эмирата были подорваны уже при основателе династии Ахмаде, когда его сын аль-Аббас без ведома отца собрал армию и отправился завоевывать Ифрикию. Он не успел дойти даже до Кайруана: его разгромило встретившееся по пути племя берберов-хариджитов. По другим сведениям, аль-Аббас попытался восстать против отца, потерпел поражение и закончил жизнь в тюрьме.

Так же плохо дела обстояли в Сирии и Палестине. Легко завоеванные области с такой же легкостью отпадали от Тулунидов. Ахмаду приходилось отвоевывать их заново, сражаясь то с Аббасидами, то с византийцами, то с собственным полководцами, самовольно захватывавшими города и объявлявшими себя монархами. В разгаре всех этих неурядиц и сражений Ахмад умер от несварения желудка.

Власть унаследовал его сын Хумаравайх. Правление его началось очень удачно: он наголову разбил Аббасидов, пытавшихся отвоевать Сирию и Палестину, и вернул эмират в прежние границы. Затем он преступил через его рубежи и вторгся в Ирак, угрожая уже самому Багдаду. Этот опасный рейд заставил Аббасидов отказаться от своих претензий и признать права Тулунидов на все захваченные земли. В довершении успеха Хумаравайх выдал свою дочь, «прекрасную Катр аль-Нада», за халифа аль-Мутадида, тем самым породнившись с самими Аббасидами.

Но в итоге Хумаравайх оказался неважным правителем. В мирное время он словно не знал, чем себя занять: думал только об удовольствиях, строил роскошные дворцы и без счета тратил деньги, накопленные отцом. Когда он пришел к власти, в казне было десять миллионов золотых динаров, а когда ушел, не осталось ничего. Эмир не отказывал себе в самых нелепых и расточительных причудах: закутывал деревья в своих садах в золотые и серебряные покрывала, устраивал пруды из ртути, покупал бесчисленное количество лошадей (говорили, что он ни разу в жизни не ездил дважды на одной и той же лошади). Государственными делами никто не занимался, хозяйство разваливалось на глазах, в армии начались волнения. Все кончилось тем, что в 896 году Хумаравайх был убит не то женами, не то евнухами в собственном гареме.

Наемная гвардия присягнула его сыну Джейшу, но почти сразу отстранила его от власти, заменив младшим братом Харуном. Новый эмир оказался достойным сыном своего отца: едва взойдя на трон, он погрузился в удовольствия и разврат, не обращая внимания на гибнущее государство. В эти годы Тулуниды потеряли Сирию: карматы вытеснили из нее тулунидские войска, но не смогли удержать захваченные земли и сами были выбиты Аббасидами.

Теперь уже Багдад угрожал независимости Тулунидов. Одержав победу в Сирии, аббасидский халиф аль-Муктафи вторгся в Египет и в нескольких сухопутных и морских сражениях разбил армию Харуна. После очередного поражения тулунидского эмира убили собственные солдаты. Власть перешла к его дяде Шайбану, за которого уже никто не хотел воевать: почти все войска перешли на сторону халифа. В 905 году последние солдаты сдались аль-Мукатфи, и Тулунидская династия перестала существовать.

После победы Аббасидов Египет был разорен и разграблен так, словно это была вражеская территория, а не провинция халифата. Солдаты почти полностью уничтожили Катай – осталась только его центральная мечеть, – и сожгли несколько городов, заодно разрушив с таким трудом налаженную административную систему. За коротким взлетом Египта наступил упадок, которому предстояло смениться новым – и столь же недолговечным – взлетом при династии Ишхидидов.