Текст книги "Кровь и золото ислама"

Автор книги: Владимир Соколов

В горной области Дайлам, к югу от Каспия, с давних лет жил древний народ дайламитов. Как и все горцы, они отличались воинственностью и считались хорошими наемниками. В первой половине X века один особенно удачливый дайламитский вождь Мардавидж ибн Зийяр сумел захватить большую часть северного Ирана и основал скоротечную династию Зийяридов, просуществовавшую около ста лет. В наемниках у него служили некий Абу Шуджа Буйа, бывший рыбак и лесоруб, и три его сына, Али, Хасан и Ахмад, дружившие с сыновьями Мардавиджа. Благодаря физической силе, храбрости и удачливости на войне Буиды быстро сделали военную карьеру и стали правой рукой Мардавиджа, получив от него в наместничество Шираз и заняв ключевые посты в армии.

Дальше произошло то же, что происходило всегда: набрав силу, наемники обратили ее против своего повелителя. Они самовольно захватили Шираз и, разделив войска на три части, начали громить одновременно Зийаридов и Аббасидов, прибирая к рукам соседние земли. В течение пяти лет Али отнял у халифа Исафхан и Фарс, Хасан забрал Казвин и Рей, а Ахмад – Кирман и Хузистан. Скоро клан Буидов овладел всем южным и западным Ираном.

Превратившись в суверенных правителей, братья взяли себе новые почетные имена: Имад, Рукн и Муизз ад-Даула, то есть «опора», «столп» и «укрепитель» государства. Позже они заявили, что являются потомками иранской династии Сасанидов, и восстановили старинный персидский титул «шахиншаха» – царя царей.

Из трех братьев наиболее заметную роль в истории сыграл младший Ахмад – Муизз ад-Даула. Как и все первые Буиды, он был необразован, не знал арабского и общался с арабами через переводчика. Летописцы сообщают, что он отличался варварской грубостью и лично избивал своих подчиненных, даже вазиров. В то же время этот суровый наемник и солдат обладал по-своему чувствительной душой. Поддаваясь гневу, он часто отдавал жестокие приказы, о которых потом сожалел. Однажды он приказал повесить начальника монетного двора за то, что тот чеканил порченые динары. «Потом тот человек, – пишет историк, – которому Муизз ад-Дауля повелел повесить Ибн Кардама, вернулся и явился перед эмиром. Тот спросил его, что стало с преступником. Человек ответил, что его повесили и он умер. Эмир страшно разгневался и обругал того человека, а вместе с ним и всех присутствующих, говоря: «Неужели среди вас не нашлось ни одного, кто попросил бы меня пощадить этого человека?» Потом он стал рыдать, потому что на самом деле кровопролитие приводило его в ужас».

Логичным продолжением завоевательных войн Буидов стал поход Муизза ад-Даулы на Багдад. Некоторые историки считают, что халиф аль-Мустакфи сам призвал его, чтобы справиться с распоясавшимися тюрками. К этому времени аббасидская династия настолько ослабела, что Муиззу ад-Дауле почти не пришлось прилагать усилий к завоеванию города: он просто вошел в столицу, словно в ней не было никаких властей (945). Муизз не ограничился военным званием эмира, а провозгласил себя султаном, тем самым официально лишив халифа светской власти. Халиф остался чисто религиозным лидером, «повелителем правоверных», почитавшимся мусульманами-суннитами, но не имевшим никакого веса и авторитета в государственных делах.

Будучи шиитом, султан Муизз ад-Даула относился к халифу аль-Мустакфи без всякого уважения и лишь формально поддерживал его высокий статус, выделяя деньги на содержание его пышного двора. Но в конце концов ему это надоело. Он явился со своими людьми во дворец халифа и приказал стащить его с трона и ослепить, а дворец отдал на разграбление солдатам.

Следующим халифом, из тех же политических соображений, он сделал сына аль-Мустакфи – аль-Мути, однако оставил его без содержания, так что ему приходилось жить почти в нищете, едва сводя концы с концами. После того, как аль-Мути разбил паралич, какое-то время «правил» его сын аль-Таи, потом титул халифа передали аль-Кадиру, сыну аль-Муттаки.

Эти последние халифы были так ничтожны, что о них и об их сохранились только исторические анекдоты. Говорили, например, что мать аль-Мути умела великолепно свистеть, вставляя в рот лепестки цветов и подражая разным птицам. Аль-Таи – на вид чистый северянин, рослый, рыжий и белокожий, – держал в своем дворце оленя, который бодал всех приближенных, пока кто-то не отпилил ему рога. Аль-Кадир запомнился тем, что отличался чрезвычайной добротой и благочестием и за трапезами ел только треть поданных блюд, а остальное раздавал мечетям. Он одевался просто, почитал святых и писал богословские сочинения, которые зачитывались по пятницам в соборной мечети. Биографы хвалят его за то, что он женился на дочери нового султана, Баха ад-Даулы, и за счет этого поправил свои дела.

Вазир и султан

«Муизз ад-Дауля требовал, чтобы его вазир Абу Мухаммед аль-Мухаллаби нашел деньги для строительство дворца, несмотря на то что казне и без того недоставало средств из поступлений от хараджа на обычные расходы. Аль-Мухаллаби был сильно озадачен таким поручением. Но Муизз ад-Дауля заставил вазира и его катибов начать строительство. Однако один из придворных Муизз ад-Даули сообщил ему, что они относятся к исполнению его приказа очень небрежно, стремясь разделаться с этой работой как можно скорее и подешевле, а потом присвоить оставшиеся деньги. Он показал Муизз ад-Дауле одно место, где кирпичи были плохо скреплены. Когда он прошел по этому месту на глазах Муизз ад-Даули, который ехал рядом, из-под его ног выпал кирпич. Муизз ад-Дауля рассвирепел – он был хоть и добр от природы, но очень вспыльчив, а когда гнев остывал, он обычно раскаивался в содеянном, но только кому же под силу было сносить его ярость? Он призвал аль-Мухаллаби и показал ему выпавший кирпич. Аль-Мухаллаби попытался было оправдаться, но Муизз ад-Дауля в гневе приказал сначала повалить его и выпороть, а потом удушить. На шею аль-Мухаллаби набросили веревку, и стоявшие на стене стремянные ухватились за ее конец и стали тянуть, а он задыхался. Когда об этом узнали военачальники и высокопоставленные тюрки и охрана, они поспешили к Муизз ад-Дауле, поцеловали перед ним землю и стали молить его пощадить аль-Мухаллаби. Его опустили, развязали веревку, и он пошел домой чуть живой. Однако вида он не показывал, чтобы не злорадствовали его недруги, жаждавшие его падения, чтобы не распускали слухи о том, что он человек конченый, раз его господин отдалил его от себя. К тому же он не хотел, чтобы Муизз ад-Дауле сказали, что он затаил на него обиду, потому что тогда беды не миновать. Он имел обыкновение после таких происшествий устраивать пирушку – созывал певцов и музыкантов, приглашал гостей, чтобы показать, как мало заботит его все то, что с ним случилось. И в этот раз, вернувшись домой под вечер, он велел подать еду и поужинал в обществе друзей. Он совсем обессилел из-за ужасной боли, но все же держался, вел беседу и просил принести вина». (Ат-Танухи, «Занимательные истории»)

Муизз ад-Даула уверенно правил страной, удачно воевал с врагами и оставил казну в хорошем состоянии. Современники рассказывали, что при нем была особая змея, указывавшая ему, где находятся сокровища и клады, и якобы поэтому у него никогда не переводились деньги.

Иракский трон достался его сыну Бахтийяру, получившему прозвище Изз ад-Даула. Физически Бахтийяр был так силен, что мог держать за рога быка, пригнув его к земле. Больше у него никаких достоинств не было. Он вел распутный образ жизни, развлекался петушиным боями, пьянствовал и играл в нарды. После того, как его любимца, мальчика-тюрка, взяли в плен, он впал в такую тоску, что не мог говорить ни о чем другом, и «окончательно лишился уважения людей». Когда у него кончались средства, он смещал главного вазира, отбирал у него деньги и назначал нового: так проходило все его царствие.

Племянник Муизза и сын Хасана, Адуд, считается самым выдающимся из Буидов. Он расширил свою империю вплоть до Омана и Египта, потеснив своих соседей Хамданидов, Саманидов и Зийаридов. Адуд осуществил все деяния, какие обычно приписывают великим исламским правителям: строил каналы, водоемы и плотины, очистил дороги от разбойников, ввел справедливые налоги, заботился о святых местах (построил стены вокруг Медины) и каждую пятницу раздавал десять тысяч дирхемов для бедных. В своей столице, Ширазе, он возвел роскошные мечети и дворцы, а также огромную библиотеку. В Багдаде он построил большой госпиталь и открыл медицинскую школу. В отличие от своих предшественников, Адуд был хорошо образован, терпим к чужим верами и религиям, покровительствовал богословам и ученым, любил поэзию и сам писал стихи. Поэта аль-Мутанабби он осыпал такими богатствами, что после его отъезда их вывозили из города целым караваном.

Этот благостный портрет нарушают сведения о его скупости, расчетливости и жажде денег, которые он добывал при помощи новых налогов и хозяйственных реформ. Говорили, что его ежегодный доход составлял 320 миллионов дирхем, но он хотел 360, чтобы каждый день получать по миллиону. Ему приписывают изобретение нового вида казни – бросать преступника к слонам, чтобы те растоптали его ногами.

Адуд был голубоглаз и рыжеволос, страдал эпилепсией и умер во время припадка. За глаза многие называли его «торговец навозом», потому что внешне он был очень похож на одного багдадского жителя, продававшего навоз.

Его сыновья, как водится, начали междоусобную борьбу, и государство Буидов быстро распалось под ударами Газевидов и Сельдужков. Говорили, что один из последних буидских шахиншахов, Джалал ад-Даула, распродавал на рынке свою одежду, чтобы пополнить казну. На закате династии буиду Абу Кулиджару удалось снова объединить большую часть земель и выступить против сельджуков, но чума во время похода выкосила почти всю его армию, а сам он был отравлен красивой наложницей, подосланной ему турками.

Глава 2. Персидский ренессанс или Эпоха просвещения

Почти вся политика и культура в Средней Азии находились под знаком Персии. На персидском языке писали стихи, богословствовали и сочиняли научные трактаты. Даже титул персидских царей – шахиншахи – вернулся в обиход с легкой руки Буидов. Из угасавшего в Багдаде халифата культурная жизнь переместилась в Хорасан и Мавераннахр, где древние иранские города при просвещенных государях обретали новое дыхание, соревнуясь между собой в роскоши и великолепии.

Поэзия в это время оставалась главным искусством ислама и одинаково высоко ценилась в таджикскской Бухаре, туркменском Хорезме и афганской Газне. В столицах Саманидов и Газневидов собирался целый цветник персидских поэтов, которые и сегодня хорошо известны в исламском мире: Унсури, Асаджи, Фаррух Систани. Самым ярким и самым талантливым из них был Рудаки из Панджруда по прозвищу «хорасанский соловей».

Сам Рудаки был очень высокого мнения о себе и своем творчестве. Он писал, что его калам «видит без глаз и слышит без ушей», «красноречив без языка», гибок как стан красавицы и остр как отточенный клинок. Его талант развился так рано, что уже подростком его пригласили к бухарскому двору. Сасанидский эмир Наср Второй стал его лучшим другом и осыпал столь щедрыми дарами, что при переезде в другой дом поэту понадобилось двести верблюдов. Рудаки отвечал ему красивыми стихами и пышными восхвалениями, написанными в традиционном стиле панегирика. В этих выспренних стихотворениях все у эмира было великолепным и самым лучшим на свете: воины, слуги, дворцы, кони, вина, вера, правосудие.

Однажды саманидский эмир Наср, пируя, вспомнил про систанского эмира Абу Джафара и послал ему прекрасное вино вместе с десятью рубинами, десятью драгоценными халатами, десятью гулямами и десятью тюркскими рабынями. Рудаки сочинил по этому поводу знаменитую касыду «Мать вина», в котором детально описал процесс создания этого напитка.

 
Когда полностью оно осядет и станет светлым,
Примет оно цвет рубина и коралла.
Часть его красная, как йеменский сердолик,
Часть его рубиновая, как бадахшанский камень
А когда понюхаешь его, подумаешь, что красная роза
Аромат свой ему дала, и мускус, и амбра, и ладан.
 

Не менее щедрые хвалы он расточал и другим властителям, ко дворам которых его забрасывала судьба. Вот как поэт писал об эмире Хорасана:

 
Царь царей мира и эмир Хорасана.
Тысячи тюрков стоят перед ним рядами,
Каждый блистает, как двухнедельная луна.
У каждого на голове венок из мирта.
 

А вот как об эмире Систана:

 
Живы им правосудие и свет в мире.
Не было тогда подобного ему среди людей,
 
 
Сказав, не будет и впредь, – не солжешь.
Благодаря ему царство мрака обрело свет,
 
 
Эдемом стал благодаря ему мир развалин.
Образу жизни его подражай, праведную веру его познай.
 
 
Тогда на него взглянешь и скажешь мудро:
Вот – Сократ, а также Платон из Греции
 
 
От обилия даров, которые он раздает обеими руками,
Покажется ничтожным рассказ и легенда о потопе.
 
 
В вершении справедливости и правосудия над народом
Нет в мире другого такого великодушного и правоверного:
 
 
Найдет у него правосудие слабый и сильный,
Не увидишь ты возле него ни насилия, ни несправедливости.
 
 
Благодеяния его простерты над всем миром,
Горемыка благодаря ему обретет покой.
 

И это еще сокращенный вариант.

Судя по его собственным стихам, Рудаки вел жизнь гедониста, «превратив свое сердце в ристалище веселья». Он никогда не писал и не говорил о вере, но именно религиозный вопрос сыграл в его судьбе роковую роль. Суннитские богословы обвинили Насра в отступничестве от веры – тот открыто симпатизировал исмаилитам, – и свергли его с трона. Вместе с ним пострадал и Рудаки: любимого поэта и товарища эмира ослепили и изгнали из Бухары. Потеряв все свои богатства, он вернулся в родную деревню и умер в нищете.

Если Рудаки был истоком персидской поэзии, то Абулькасим Мансур Хасан по прозвищу Фирдоуси («Райский») – ее вершиной. Молодость поэта прошла в безвестности. Мы знаем только, что он был женат, имел двоих детей и не располагал большими средствами. В Тусе, где он родился, местные власти из уважения к его таланту выдавали ему бесплатную еду и одежду и освободили от налогов. Фирдоуси было уже сорок лет, когда Саманиды начали собирать из отрывков разных текстов так называемую «Шахнаме» – Книгу о царях.

Будущий эпос о персидских монарх появился не просто так – это был своего рода «государственный заказ» от патриотично настроенных властей. По поручению наместника провинции молодой поэт Дакики из Балха взялся перелагать некоторые отрывки в стихи, но некстати был убит своим слугой-любовником, успев написать только тысячу бейтов. Все накопленные материалы достались Фирдоуси, который в течение 30 лет переплавлял их в поэтическую форму, пока к семидесяти годам не закончил, наконец, гигантский труд.

«Книга о царях» грандиозна уже своими размерами. В законченном виде эта поэма содержит 55 тысяч бейтов-двустиший, что в несколько раз длинней Илиады и Одиссеи, вместе взятых. В легендарном виде она описывает всю персидскую историю и охватывает правление 49 царей, из которых примерно половина существовала реально, а остальные взяты из полумифических сказаний. Действие поэмы происходит в основном в Средней Азии, где персы вели бесконечные войны с тюрками, изображенными в книге в виде царства Туран, и подробно отражает смену персидских династий, перемежая богатырские былины с историческими хрониками. Несмотря на это, меньше всего в ней подлинной истории (в книге не упоминаются ни Ахемениды, ни Аршакиды, реально правившие в Иране) и больше всего – ярких диалогов и красочных битв.

«Шахнаме» высоко ценят за богатство и свежесть языка и за увлекательность сюжета: по сути дела, это непрерывный ряд драматических сцен, мастерски описанных и поданных с разных ракурсов и расстояний, как в хорошо поставленном кино. Безумный поход Кей Кавуса в Мазандеран, богатырь Рустам, умирающий от жажды в пустыне, его дружба с конем и разговор с драконом, ведьмы-невидимки и схватка с дивом, – эти и подобные им авантюрно-сказочные приключения гармонично сочетаются с бытовыми зарисовками и философской лирикой. В книге присутствует особый дух эпической вселенной, где владыки неизменно величественны и горды, старцы преисполнены мудрости, а воины обладают невероятной силой. И вся эта гигантская поэтическая махина крепко стоит на мощном и гибком языке, обдавая читателей тем бодрящим холодком монументальной простоты, которым веет от подлинно классических произведений.

Но по содержанию и общему настрою «Шахнаме» – суровая и даже тяжелая книга. Мир в ней выглядит противоречивым и часто злым, благородство и смелость сплошь и рядом терпят поражение, а во главе государства стоят безумцы или глупцы. Одни цари попадают под действие темных сил – злого духа Аримана и его подручных дивов, другие изначально исполнены злобы и коварства и сознательно губят добрых героев, а заодно – и все свое царство. При этом Фирдоуси, как добрый мусульманин и хороший подданный, свято верил в божественность власти и появление дурных правителей считал действием неизбежной судьбы. Вызов ей мог бросить вызов только какой-нибудь сказочный герой вроде Рустама или Сиявуша: огромный как туча, на «могучем как слон» коне, с арканом в 60 витков и дубом вместо палицы. Лишь они, как столпы правды и порядка, более или менее уравновешивали царившую в мире абсурдность и несправедливость, служа тем самым проявлению божественной воли.

Самому Фирдоуси его поэма ничего хорошего не принесла. После краха Саманидов он преподнес ее газневидскому султану Махмуду, но тот отверг ее из религиозных соображений, заявив, что в ней слишком много язычества. Другие утверждали, что султану не понравилось, как поэт изобразил в поэме тюрков. «Все «Шахнаме» – ничто, – будто бы сказал правитель, – кроме сказаний о Рустаме. А в моем войске тысячи таких, как Рустам». Ходила легенда, что вместо золотых динаров Махмуд подарил поэту серебряные дирхемы, и разочарованный автор отправился на базар и раздал их прохожим.

После этой неудачи Фирдуоси начал странствовать по дворам других монархов, но нигде не нашел поддержки. В старости он отрекся от своего «языческого» творчества, каким считал «Шахнаме», и перешел к сочинению стихов на сюжеты из Корана. Но раскаянье ему не помогло: после смерти муллы сочли его еретиком и запретили хоронить на мусульманском кладбище.

 
Вот мир: что он из праха создает,
Все снова прахом по ветру пойдет.
 

В X веке в Средней Азии и Иране процветала не только литература, но и наука. При дворах Саманидов, Газнидов и Буидов работали ученые, которых и сегодня можно безо всяких скидок назвать великими. Первым в их ряду стоит Фахруддин ар-Рази, получивший почетное прозвище «Галена арабов».

В лице ар-Рази мы, пожалуй, впервые в истории ислама имеем дело с тем, что можно назвать научной деятельностью в ее современном понимании. В первую очередь он прославился как врач, причем врач активно практикующий, блестящий хирург, новатор в гигиене, экспериментатор и химик в одном лице. Две его главные работы: «Аль Хави» в 30-и томах и «Мансурова медицина» в 10-и, – составили фундамент средневековой медицины и проникли в Европу, где ходили наряду с трудами Авиценны.

Начинал он как алхимик: в молодости пытался получить универсальный эликсир, который мог бы превращать один металл в другой и делать драгоценности из кварца и стекла. Экспериментируя с кислотами, ар-Рази испортил себе глаза и взялся на медицину, чтобы их вылечить. По другой версии, он отказался демонстрировать свои опыты эмиру Хорасна, и тот приказал бить его книгой по голове, пока она не рассыплется на страницы, – что и повредило ему зрение.

Медицину ар-Рази изучал в Багдаде, где добился больших успехов и получил предложение возглавить больницу в родном Рее. Здесь он сразу проявил свою незаурядность, применив необычный подход к выбору места для строительства больницы. Ар-Рази ходил по всему городу и развешивал на столбах куски мяса, выжидая, пока оно сгниет: там, где мясо хранилось дольше всего, он и возвел новую лечебницу.

Продолжая традиции римского врача Галена, ар-Рази применил в медицинской практике много новшеств. Впервые в истории медицины он начал вести истории болезни пациентов и ввел в своей больнице специализацию врачей, заявив, что «один врач не может лечить все болезни». Он первым стал применять вату и саморассасывающиеся швы, первым удалил катаракту глаза, первым установил причины аллергии. Изучая оспу и корь, он обнаружил, что они не заражают человека повторно, и на основе этого ввел в употребление вакцинацию. Не удовлетворенный состоянием тогдашней медицины, ар-Рази сам придумывал новые медицинские инструменты и создавал новые лекарства, испытывая их на обезьянах. Этот великий врач не был чужд благотворительности: сочувствуя неимущим, он написал для бедных специальную книгу о самолечении: «Для тех, к кому не приходит врач».

Его достижения как теоретика были не менее велики. Ар-Рази впервые разделил все вещества на минеральные, растительные и животные, а минеральные – на летучие, металлы, камни, соли и кислоты. Как химик он подробно изучил и описал химические процессы: дистилляцию, сублимацию, растворение, фильтрование, коагуляцию, плавление. Как физик он считал, что Земля и другие небесные тела имеют форму сферы и что все предметы состоят из атомов. Как философ он учил, что душа находится в плену в материи и должна освободиться с помощью философии. Религию он предлагал заменить книгами философов и ученых, поскольку именно в них содержится истина.

За эти и подобные утверждения ар-Рази удостоился критики другого выдающегося ума своего времени – философа аль-Фараби.