Текст книги "Шпага чести"

Автор книги: Владимир Лавриненков

Соавторы: Николай Беловол
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Пуйяд понимал, что волею судьбы явился свидетелем рождения важного дипломатического акта, знаменующего независимость Франции и ее возвращение в ранг великой державы.

10 декабря де Голль, попрощавшись с Пуйядом, Захаровым и пожелав им новых удач на фронте, поездом убыл с сопровождающими лицами на Кавказ, чтобы оттуда перелететь во Францию. С ними отправился и Мишель Шик, которого взял переводчиком на время переговоров генерал Жуэн, да так и оставил при себе. Шик уехал, украшенный орденами Почетного легиона, Военного креста, Красной Звезды, медалью Сопротивления. А в полк направлялись прибывшие с делегацией Морис Ромер – в качестве секретаря и Жорж де Фрид – в качестве переводчика.

Пуйяд вернулся к летчикам полка вместе с генералом Захаровым. Он намеревался рассказать о пережитой им удивительной ночи, но Георгий Нефедович опередил:

– Постройте полк, у меня есть экстренное сообщение.

Через несколько минут в зале разнесся его властный выразительный баритон:

– Возвращаемся в Восточную Пруссию шестнадцатого декабря. Все получают несколько дней отдыха. Тем, кто сражался в рядах «Свободной Франции» с тысяча девятьсот сорокового года, а также участникам первой и второй кампании на нашем фронте предоставляется месячный отпуск во Францию. Кое-кто покидает нас по состоянию здоровья и другим причинам. В полку временно будет организовано три эскадрильи по двенадцать человек во главе с офицерами Матрасом, Шаллем, де Сент-Марсо. Командование полком поручается майору Дельфино…

Вечером весь полк смотрел «Спящую красавицу». Весь, кроме Альбера, де ля Пуапа, Риссо и Лорана, которых, как самых старых друзей, пригласила на прощальный ужин Люсетт Моро. Из женщин были Жинетт, Люсиль Гийе – секретарь месье Гарро и… тулячка Рита. Все они были в нарядных вечерних платьях, которые Люси и Жижи сшили из первого попавшегося материала буквально за ночь.

– Настоящие француженки! – сказал по этому поводу Жозеф Риссо. – Дайте мешок из-под картошки, и они сделают из него подвенечное платье.

Марсель Альбер, смеясь, спросил:

– Всю ночь готовились к помолвке? А мы – в свидетели?

Александр и Рита, не отходившие друг от друга, слегка смутились, но тут же взяли себя в руки.

– Мы уже давно помолвлены, – ответил Лоран.

– Тогда сыграем свадьбу! – обрадовался де ля Пуап.

– Не будем упреждать события, – вмешалась Рита. – Сегодня мы должны отпраздновать ваши награды, Золотые Звезды, ваш отпуск.

Она по-прежнему не соглашалась на замужество раньше окончания войны. Об этом все знали и к этой теме больше не возвращались.

Но весело было и без свадьбы.

В отпуск отправились небольшими группами через Иран, Египет, Алжир. Ив Фару, Пьер Жаннель, Жак де Сент-Фалль, Ив Мурье, Морис Амарже, Леон Кюффо, Ив Карбон, Жан Соваж, Эммануэль Бриэй, Андре Муане, Шарль Монье, Жорж Лебединский и Жан де Панж, как и все остальные, убывали в полной уверенности, что они вернутся в свой родной полк и совершат еще не один подвиг, но встретиться им со своими боевыми друзьями придется лишь после войны в Париже.

Последним покинул Россию, как и положено командиру, Пьер Пуйяд. Он проводил своих товарищей в Пруссию, долго-долго с грустью смотрел вслед удалявшимся красным огонькам поезда, увозившего его полк навстречу новым испытаниям.

18 месяцев командовал он «Нормандией – Неманом». Много было побед и потерь. Но достигнуто главное – завоеваны дружба и уважение великого советского народа, который, безусловно, будет всегда помнить небольшую группу французов, пришедших, чтобы вместе сражаться, не щадя крови и самой жизни, на его земле за свободу и своего отечества.

Именно это сказал Морис Торез, с которым встретился Пуйяд во французской военной миссии. В этих словах был заключен весь смысл существования полка «Нормандия – Неман», достойно завершившего вторую кампанию на советско-германском фронте.

О, Париж, мой Париж!

35 «нормандцев» во главе с майором Луи Дельфино возвращались в Восточную Пруссию. Все уже воочию убедились, что их новый командир полка – мужественный воздушный боец. Главное его умение – мгновенно оценивать складывающуюся обстановку и так же быстро принимать правильные решения. Для летчиков-истребителей это исключительно важно, для их командира – важно тем более.

Кроме того, Луи отличался безукоризненным внешним видом, был исполнительным и дисциплинированным офицером. Ему никогда не нужно было дважды повторять что-либо: все понимал с полуслова, схватывал, как говорится, на лету. Исключительно требовательный к себе, Дельфино не давал поблажек и подчиненным.

Пьер Пуйяд, отбывая в отпуск, мог быть совершенно спокоен. В конце января он собирался снова приступить к служебным обязанностям, будучи уверенным, что к тому времени «нормандцы» умножат свои победы.

Так оно и было: количество сбитых вражеских самолетов возрастало с каждым днем. Но Пьеру Пуйяду водить в бой своих орлов больше не довелось: в Париже объявили, чтобы он готовился возглавить авиационную дивизию «Франция», формируемую в Туле. Это воинское соединение должно было состоять из двух истребительных и одного бомбардировочного полков. Наконец-то переговоры между Лондоном, Алжиром и Москвой, которые велись с конца 1943 года, привели к конкретным результатам.

Многих из прибывших с Пуйядом в отпуск тоже назначили на новые должности в создаваемой дивизии, В их числе оказались Марсель Альбер, Ролан де ля Пуап и Жозеф Риссо.

Пьер, посетив своих родителей, вволю надышался целебным воздухом родины и уже с нетерпением ждал конца отпуска, чтобы отбыть в часть. Но и это ему не было суждено: когда ехал утрясать последние вопросы в министерстве авиации, попал в автомобильную катастрофу. Пришел в себя в госпитале Валь-де-грас в довольно плачевном состоянии.

В это время Луи Дельфино перебазировал полк в Гросс-Кальвеген – аккуратное, благоустроенное, но пустынное немецкое селение. Именно отсюда и предстояло начаться третьей, сравнительно недолгой, но очень ожесточенной кампании полка «Нормандия-Неман» на советско-германском фронте.

Тут Дельфино организовал тренировочные полеты новичков на Як-3. Но слишком коротким был световой день – с девяти до шестнадцати часов. Чем убивать остальное время? Сперва каждый вечер крутили переданный из Каира документальный фильм об освобождении Парижа. Потом увлеклись покером. Однажды Леон Углофф подстрелил зайца, и вся его эскадрилья занялась охотой. Другое подразделение приспособилось добывать из-подо льда рыбу. Третье, помня трагедию Монсо, со всеми предосторожностями разыскивало в окрестных лесах немецкие склады с продовольственными запасами. А новички больше всего жаждали воздушных схваток, боевых приключений.

– Успеете нанюхаться пороха, – утешал Дельфино. – Это затишье перед бурей.

Он, конечно, не мог знать, как скоро грянет гром, но в том, что гроза вот-вот разразится, нисколько не сомневался.

И вдруг у союзников произошло событие, заставившее Ставку Верховного Главнокомандования Красной Армии внести большие коррективы в ранее разработанные планы. 16 декабря немецко-фашистское командование, пытаясь склонить США и Англию к сепаратному миру, нанесло им тяжелый удар в Арденнах. Черчилль обратился к Сталину за помощью. Верное союзническим обязательствам, Советское правительство дало войскам указание ускорить подготовку к наступлению.

Ничего этого не знали в полку «Нормандия – Неман», но догадывались, что не зря их 303-ю дивизию усилили 9-м гвардейским истребительным полком, который разместился на соседнем аэродроме.

Дельфино сразу же послал туда для установления связи Игоря Эйхенбаума.

– Представься, расскажи о нас, посмотри, что из себя представляет этот полк, – напутствовал он.

Переводчик вернулся, не совсем уверенно держась на ногах.

– Приглашают всех отужинать с ними.

– Вы, я вижу, уже попотчевались.

– Так, самую малость… за знакомство.

– Ну, что там увидели?

– Золотые звезды, одни золотые звезды.

– Вы что, господин аспирант, совсем спятили? Отвечайте по существу.

– Почти тридцать золотых звезд, – гнул свое Эйхенбаум.

– Идите проспитесь, потом расскажете.

– Да нет же, послушайте, мой майор, там больше двадцати Героев Советского Союза, а четверо из них имеют по две Золотые Звезды.

– Вам не померещилось?

– Сам командир, майор Лавриненков, а еще капитаны Алелюхин, Головачев, Амет-хан Султан – дважды Герои. Все отличные люди, еле вырвался от них. Поехали ужинать к ним.

– Вам, кажется, уже достаточно.

– А кто будет переводить? Жорж де Фрид ведь ангину подхватил.

Дельфино захватил с собой и Франсуа де Жоффра. По дороге соображал: сначала немцы бросили сюда эскадрилью «Мельдерс», теперь русские прислали полк героев-асов, но это только то, что мы знаем. С обеих сторон концентрируются отборные силы. Следовательно, предстоит грандиозное сражение. И нам выпадет честь в нем участвовать.

9-й гвардейский еще основательно не устроился, но гостям был безмерно рад. Дельфино сразу же повели на аэродром – осматривать новенькие Ла-7. Луи несколько раз обошел вокруг самолета, потрогал элероны, винт, заглянул в ниши стоек шасси.

– Тяжеловатый? – спросил.

– Нас устраивает, – ответил Головачев.

– По сравнению с нашим «яком», – сказал де Жоффр, – ваш «лавочкин» топорно выглядит.

– Зачем так сказал, зачем такое говоришь? – завелся горячий Амет-хан Султан. – Наш самолет легок, как перышко, и силен, как лев!

– Так мы ни к чему не придем, – вмешался рассудительный Алелюхин. – Давайте перенесем этот спор в воздух.

– Верно! – подхватил Амет-хан Султан. – Пусть командиры устроят состязание. И все решится.

Тут же договорились: завтра пары Дельфино – де Жоффр и Лавриненков – Плотников устроят показательный воздушный «бой».

Авиационный народ – решительный: меньше слов, больше дела.

Утро принесло пасмурную погоду. Однако она не помешала Дельфино и де Жоффру появиться в условленное время над аэродромом героев-гвардейцев.

Желающие поглазеть на необычное состязание облепили края летного поля.

– Почему мешкают наши?

– Что-то не ладится у Плотникова.

– Смотрите, смотрите, Лавриненков взлетает один!

Это было не по условиям игры, но, что поделаешь, если у ведомого закапризничал двигатель? Дельфино этого не знал и решил: тут кроется какой-то замысел.

На всякий случай он приказал ведомому стать в сторонке в круг, зорко наблюдать за всем происходящим и; вязать своего «противника» боем, если тот появится.

20 минут в небе натужно ревели двигатели. Дельфино и Лавриненков выжимали из машин все возможное. Это была воздушная акробатика высшего класса. Два летчика, еще вчера незнакомые, убеждались в том, что и они, и их самолеты стоят друг друга. Никто никому ни в чем не уступал. Многочисленные самозваные судьи на земле не могли отдать предпочтение кому-то из них.

Приземлились вместе. Оба вышли из машин мокрые. Авиаспециалисты по вооружению извлекли кассеты фотопулеметов. Через четверть часа дешифраторы доложили:

– Майор Дельфино «подбил» майора Лавриненкова на вираже, а сам попал под огонь «неприятеля» при выходе из пикирования.

– Итак, друзья, нет ни топоров, ни перьев, – сделал окончательный вывод Луи, – есть два отличных истребителя. Мне бы самому хотелось попробовать Ла-семь.

– Можно устроить еще одно состязание, поменяв летчиков на машинах, – снова блеснул агатовыми глазами Амет-хан.

– Неплохая идея, – поддержал де Жоффр. Амет-хан Султан и Франсуа де Жоффр – темпераментные, легко увлекающиеся всем новым летчики – сразу приглянулись друг другу, быстро нашли общий язык. Этому можно было только радоваться – на земле закладывались прочные узы боевой дружбы в воздухе.

Новый 1945 год «нормандцы» и гвардейцы 9-го полка встречали вместе. Веселье было в разгаре, когда на пороге появился задержавшийся по службе Амет-хан. Дельфино, успевший проникнуться к нему любовью, решил по всем правилам представить гостя своим пилотам. Усадил слева от себя, ему подали все лучшее, что было на столе.

– Наш друг, – начал Дельфино, – дважды Герой Советского Союза, мастер высшего пилотажа, лучший снайпер полка, сбил более тридцати самолетов, таранил врага над Ярославлем.

Амет-хан не любил слушать похвалы в свой адрес, он ежился, втягивал голову в плечи, краснел, бледнел, а потом вдруг сердито проговорил:

– Ешь, мой халат, ешь.

Дельфино услышал эту фразу, но, не поняв ее значения, перешел к тосту: предложил выпить за здоровье доблестного летчика.

Как только все опрокинули рюмки, он спросил:

– Амет-хан, при чем тут халат, когда на столе разных яств предостаточно?

– Интересно? Могу рассказать.

– Пожалуйста, погромче – для всех.

– Хорошо, слушайте. Известный туркменский сатирик Кемине пришел на свадьбу в драном халате. Его усадили у порога, не дали угощения. В другой раз он надел дорогой халат – пригласили в красный угол, стали лестно говорить о нем. Тогда Кемине принялся размазывать еду по халату, приговаривая: «Ешь, мой халат, ешь! Видишь, какое почтение оказывают тебе?»

Эйхенбаум еще переводил сказанное Амет-ханом, а по залу уже катилась волна смеха. Французы – тонкие ценители юмора: им не нужно разжевывать смысл изречения.

Смех смехом, а за праздничным столом «нормандцы» и гости никогда больше не говорили о заслугах друг друга.

В новогоднюю ночь до утра звучали «Марсельеза», «Катюша» и прекрасно исполняемая штурманом дивизии майором Серегиным под собственный аккомпанемент на аккордеоне «Татьяна, помнишь дни золотые».

То, чем жили все последние дни, началось 13 января. В 9.00 тысячи орудий и минометов ударили по укреплениям врага. Целых два часа над его позициями бушевал огненный ураган.

Земля дрожала даже под ногами французов, находившихся в двадцати километрах от линии фронта.

У аспиранта Игоря Эйхенбаума лопнула барабанная перепонка. Это случилось потому, что Игорь находился непосредственно па НП артиллерийских батарей и батарей реактивных минометов – «катюш».

Накануне его вызвал генерал Захаров, приказал потеплее одеться и отправиться на передний край, откуда осуществлялось радионаведение самолетов на цели.

Эйхенбауму предоставили все лучшее: французскую штормовку, английские меховые куртку и штаны, русские толстенные унты на меху. Вручили также пистолет, автомат, планшет с необходимыми картами. Он захватил с собой флягу спирта.

От Мишеля (позывной Игоря) требовалось обеспечить передачу для полка «Нормандия – Неман» максимума информации о вражеской авиации. Она стекалась к нему по телефону с постов оповещения, разбросанных по фронту километров на двадцать. Кроме того, он мог получить команду от глубинной разведки обеспечить перехват группы самолетов противника, взлетевших где-то в его тылу.

Разумеется, подобную информацию по своим каналам получал и Дельфино. Однако штаб полка не был так близок к наземным советским войскам, не мог своевременно знать, что у них творится и в какой помощи они нуждаются.

13 января, когда в том была самая острая необходимость, ни одного самолето-вылета не состоялось. Летчиков накрепко прижал к земле густой, непроницаемый туман. Этот проклятый туман сыграл злую шутку с нашими штурмовыми группами. В 11.15, когда наступила мертвая тишина, они ринулись на вражеские позиции. Немцы, скрытые туманом, бешено отстреливались из всех блиндажей и окопов.

Траншеи, заваленные трупами и залитые кровью, без конца переходили из рук в руки. Лишь к вечеру нашим воинам удалось закрепиться на третьей линии обороны. А их было шесть.

Эйхенбаум, оглушенный канонадой, страдающий от боли в ухе, удрученный всем, что видел, не мог найти себе места. Он терзался от сознания собственного бессилия, от того, что во всей этой кутерьме для него не нашлось хоть какого-то мало-мальски стоящего дела. Нет погоды – он без работы.

Бои по взламыванию вражеской обороны продолжались.

Эйхенбаума сняли с НП, направили во 2-й Тацинский танковый корпус, с которым его полк взаимодействовал при форсировании Березины и Немана. Командир корпуса генерал Буркалин был краток:

– Полагаю, вы знаете свое дело. В одиннадцать ноль-ноль мои танки двинутся на прорыв линии фронта. Цель – Кенигсберг. Вот возьмите оперативную карту. В случае угрозы пленения – уничтожьте.

Игорь уже имел опыт наведения самолетов на цели с передовой линии. Но с танка, на ходу? Возникло много вопросов, только задавать их уже было некому – все занялись своими срочными делами.

«Хотя бы ветер поднялся, разогнал бы туман, низкие облака», – с тоской подумал Игорь. Природа как будто вняла его просьбам – к началу атаки наступило просветление.

Рев моторов и лязг гусениц возникли внезапно и как бы ниоткуда. Техника была так замаскирована под снегом, что никому и в голову не приходило, что здесь, на этом небольшом участке, находится целый танковый корпус.

Бронированная лавина рванулась вперед. За нею на радиомашине метнулся аспирант Эйхенбаум.

Случайный вражеский снаряд повредил ее. Пришлось пересаживаться на танк и, пользуясь его радиостанцией, настраиваться на нужную волну.

– Алло! Раяки! Я – Мишель. Квадрат четыреста сорок четыре – двести двадцать пять. Надо прикрыть наступление танков.

– Мишель! – раздался в ответ обрадованный голос Дельфино. – Ох и долго мы ждали твоего сигнала. Вылетаем!

Вызов пришелся в самый раз. В то время, когда наши танки сошлись в смертельной схватке с «тиграми» и «пантерами», над ними до сотни «яков» и «лавочкиных» сцепились в огненной карусели с «мессами» и «фоккерами».

Горели, взрывались, скрежетали земля и небо.

Игорю предложили пересесть на одну из машин, подвозивших снаряды. И только он покинул свой Т-34, тот напоролся на мину. От детонации взорвался боезапас, башня отлетела в сторону метров на тридцать…

У Эйхенбаума не было времени даже на то, чтобы испытать чувство ужаса: справа заходила в бомбовую атаку стая «хейнкелей».

Фино – так сокращенно обращаются французы к своему новому командиру – связан боем с «мессами» и «фоккерами». Их столько же, сколько и «яков». Но кому-то надо спасать танкистов от бомб!

– Фино! Фино! Справа внизу – «хейнкели».

Дельфино не нужно растолковывать, что к чему. Понял: может произойти беда – удары «хейнкелей» ему хорошо известны.

– Матрас! Бери на себя истребителей. Остальные раяки – за мной!

Через пять минут Игорь, по его выражению, не знал, куда деваться: на землю один за другим валились вражеские самолеты. Они тут же взрывались, осыпая обломками и осколками наступающие танки.

Эйхенбаум заметил: появилась новая группа «мессеров» с желтыми полосами. «Мельдерс»! Настигает группу Дельфино.

– Фино! Я – Мишель. Берегись. Сзади – «мессы». Вдруг в эфирный хаос врывается бодрый, задорный голос Амет-хан Султана:

– Французы, бейте «хейнкелей»! Мы займемся «мельдерсами»!

Игорь с азартным интересом наблюдает за происходящим.

А происходит молниеносная, разящая атака.

Эйхенбаум, по номерам самолетов определяя их пилотов, только успевает загибать пальцы: «Лавриненков – сбил, Головачев – подбил, Амет-хан «сковырнул» двоих, Борисов – поджег. Ура-а-а! «Желтые» бегут, бегут!»

Радиопередатчик был включен.

– Мишель, спасибо за мастерский репортаж с места боя! – прозвучал голос Дельфино. – Матрас, а Матрас, как дела?

– «Фоккеры» рассеяны.

В тот день войска 3-го Белорусского фронта прорвали вражескую оборону. Французы сбили восемь, гвардейцы 9-го истребительного авиационного полка десять самолетов противника.

К сожалению, «нормандцы» недосчитались Шарля Микеля.

Морис Робер занес его в длинный список пропавших без вести.

Теперь на Робера была возложена обязанность заниматься личными вещами не вернувшихся с задания. Он произвел тщательную опись всего, что осталось у Шарля, сложил в мешок, готовился опломбировать его, чтобы с первой оказией отправить в военную миссию, когда подошел Дельфино.

– Не торопись. Может, дождемся…

Он надеялся на способности Эйхенбаума, которому лично поручил разыскивать следы тех, чьи койки оставались пустыми.

Игорь принялся опрашивать пехотинцев, местных жителей, военнопленных. Находились очевидцы падения самолетов. Но речь шла большей частью о немецких, реже о советских, а вот с трехцветным коком видеть никому не приходилось.

Каким тяжелым ни был день, с наступлением ночи сон не сразу всех сваливал с ног. У каждого пилота накопилось много впечатлений, переживаний, просившихся наружу.

– Я веду огонь, – рассказывает Матрас, – и вдруг чувствую: «як» самовольно опускает нос. Что за чертовщина? Оказывается, заглох мотор. Осмотрелся, нет ни дыма, ни огня. Пробую подкачать бензин ручной помпой. А тут «фоккер», которого я преследовал, разворачивается, пристраивается в хвост. Что делать? Уже включил передатчик, чтобы предупредить о нависшей надо мной угрозе. И тут мотор заработал. Я свечой вверх – перебои. Стал одной рукой качать насос, а второй заводить «як» в атаку. Вот как пришлось добивать зверя. Это стоило вот чего. – Матрас показал ладонь левой руки, на которой кровоточила мозоль.

Каждому слову комэска внимают его летчики – сдержанный Панверн, молчаливый Шалль-младший, недюжинной силы Монье, виртуоз пилотажа де Жоффр, беспокойный Пьеро, решительный Ла Мартело… То, что случилось с Матрасом, могло произойти с любым из них. Каждый думает: «Сумел бы я выкрутиться из такой ситуации да еще одержать победу?»

Пилоты знали, что их командир еще в мае 1940 года был сбит бошами над Парижем, знали, сколько невероятных лишений и невзгод пришлось испытать ему, пробираясь через Испанию и Африку в Советский Союз. Теперь он мстил за свою родину, за все свои страдания. Мстил мужественно, беспощадно.

Чуть брезживший рассвет обещал хорошую погоду, и значит, и напряженную работу.

За несколько дней фронт намного продвинулся вперед. Командиру полка приходилось думать о новом перебазировании.

– Гастон де Сент-Марсо! Вместе с Перреном отправляйтесь на разведку. Ваша задача – найти невдалеке от переднего края более или менее подходящую посадочную площадку.

– Слушаюсь, мой майор!

– Рене Шалль, Пьер Матрас, наша задача прежняя – прикрытие советских войск, устремившихся к Кенигсбергу. Вылет – по сигналу Мишеля.

А Игорь-Мишель в это время вел разговор с танкистами.

– Вот из того леска бьют нам в борта пушки. Вызови пикировщиков. Да поскорее!

– У меня нет с ними связи, их наводит кто-то другой.

– Да как же так? Ты – представитель авиации, выручай, а то по-другому будем говорить.

Как быть? Як-3 мало пригоден для штурмовок. У Дельфино нет связи с полками Пе-2. Через штаб дивизии – долго. А, будь что будет!

– Фино! Я – Мишель. Надо подавить немецкую батарею, – дальше Эйхенбаум назвал квадрат. Недолгое молчание. Потом вопрос:

– Очень нужно?

– Из-за нее все стопорится.

– Вылетаем!

Пушки продолжали выплескивать вспышки залпов, выводя из строя то один, то другой Т-34.

Но вот в небе появились «яки». Две эскадрильи. От них отделилось несколько пар: ушли на высоту для прикрытия. Остальные выстроились левым пеленгом и, полого пикируя, устремились к леску. Снаряды накрыли батарею. Усилили эффект рвущиеся ящики с боезапасом противника: будто игрушечные, «подпрыгивали», переворачивались пушки, с корнем вырванные деревья.

Танкам путь открыт!

Дельфино окинул взглядом строй – все на месте. Всегда бы так. А что за точки виднеются на горизонте? Опять появляется до сотни бомбардировщиков в сопровождении «мессов».

– Гидо, от меня – ни шагу. Стрелять с дистанции не более ста метров, – передал Дельфино своему ведомому.

– Понял.

Гидо твердо решил держаться за командиром до последнего. Но быть с Луи в бою и не оторваться от него – для этого требовалось особое мастерство и немалая «притирка» друг к другу в совместных полетах. А Морис вылетел в паре с ним впервые. Поэтому выполнить приказ не смог. Оставшись один, ведомый в первую минуту растерялся, стал беспорядочно тыкаться туда-сюда, не в состоянии сориентироваться.

Его однажды уже сбивали. В октябре. Вражеские зенитки. Делал вынужденную посадку. И больше не хотел переживать такое.

Если бы в этой гуще найти командира, снова пристроиться к нему! Но вместо Дельфино перед глазами близко, хоть рукой пощупай, проплывает «месс» с желтой полосой. За остеклением фонаря Морис четко видит квадратное лицо с широкими летными очками на глазах, в злобе оскаленные зубы и поднятый кверху кулак в черной перчатке.

Вдоль желтой полосы на фюзеляже нарисованы кресты – свидетельства многих побед.

Наверняка этот зубр уже убежден, что сейчас у него появится основание еще для одного креста.

Морис бросил взгляд назад – а там еще два «мессера». Тогда, собравшись с духом, он дает полный газ и резко бросает свой истребитель на увенчанного лаврами «мельдерса». Тот в последнее мгновение взмывает ввысь. Но раздается какой-то треск, что-то вспыхивает над головой, а лихорадочно затрясшийся «як» начинает терять высоту.

– Ноль шестой! Гидо! – слышится в наушниках властный голос Дельфино, – Выходи из боя! Выходи из боя!

Командир вовремя подоспел па выручку ведомому. Зажатый тремя «мессами», он вряд ли смог бы уцелеть. Его «як» чиркнул винтом по бронированному днищу «желтого», но это ничего не изменило бы, не всади Луи в немца хорошую порцию снарядов.

Посадка. Отчаянно жестикулируя, яростно крича, Дельфино торопится к Морису. С его языка срываются слова, способные кого угодно покоробить.

– Ну, Бидо, – припоминая, как министр иностранных дел Франции при знакомстве с «нормандцами», не расслышав, принял Гидо за своего однофамильца, – ну, Бидо, если и впредь будете так прикрывать меня, оба досрочно отправимся к праотцам! А я покамест этого вовсе не желаю…

Гастон де Сент-Марсо и Перрен, вернувшиеся с разведки с одной победой на двоих – сбили ФВ-190, – доложили, что полк можно посадить в Допинене, расположенном в восьми километрах от линии фронта.

Когда начали перелет, Дельфино обратил внимание на некое художество, появившееся на капоте «яка» Гидо: веселый простак лихо размахивает пращой.

Дельфино не любил подобных украшений на технике, хотел приказать смыть рисунок, потом, озабоченный более важным делом, махнул рукой. А напрасно.

Во время перелета началась оттепель. У Гидо во время взлета радиатор залепило грязью. Мотор перегрелся. Пришлось садиться у какого-то населенного пункта. Сразу же попал в руки пехотинцев. Те осмотрели самолет отовсюду и… арестовали Гидо.

– Немецкий разведчик, – решили твердо.

– Да почему же? – запротестовал Морис. Под русского парня замаскировал машину, а под кабиной – кресты.

– Какие кресты?

– Он еще спрашивает! Черные! Все усложнилось мизерными познаниями Гидо в русском языке.

– «Нормандия – Неман», Франция, смерть фашистам, – лепетал он, показывая на свою форму одежды, знаки отличия.

Но что непосвященные могли определить по ним?

Сделаем разъяснение. Морису достался самолет Жака Казанова, погибшего в октябре на другой машине – в то время его «як» ремонтировался. У Казанова было на личном счету несколько сбитых гитлеровцев, по числу их пилот велел механику нарисовать кресты. Но кресты были своеобразной формы – лотарингские!

А самое большое подозрение у старшины вызвало отсутствие у Мориса какого-либо удостоверения личности – его просто не успели выдать.

– Ишь, пращой размахивает! Знает, куда метать и в кого. Руки назад! Шагом марш впереди меня!

Гидо передавали по инстанциям, все больше и больше раздувая легенду о нем, как о пойманном немецком разведчике. А кончилось все тем, что Захаров связался с Дельфино.

– У кого из ваших на капоте самолета был нарисован пращеметатель?

– У Мориса Гидо, а что, он живой?

– Жив, бес ему в ребро, все штабы переполошил.

Мориса привезли на белом трофейном «мерседесе».

– Ну, Бидо! – снова взъярился Дельфино. – Вы меня доведете! Отправлю вас в Африку. Тут Кенигсберг штурмуем, ни сна, ни отдыха не знаем, а он… Смыть эту дребедень! Немедленно!

Прозвище «пращеметатель» будто прилипло к Морису. И он стремился хоть как-то оправдать себя в настоящем деле. Наконец, это стало ему удаваться. Сначала «фоккер», потом «месс» рухнули от его очередей.

Сегодня дежурит эскадрилья Рене Шалля.

Чуть свет от Мишеля поступил сигнал: у Гумбинена появились «фокке-вульфы». Рене решает взлетать только двумя парами. Но у его ведомого забарахлил мотор. К командиру присоединились только Марки и Ирибарн. Это великолепная пара, отличные, безупречные, скромные парни, на которых можно было всегда положиться. Именно они преподнесли полку прекрасный новогодний подарок – 30 декабря «распечатали» третью сотню вражеских самолетов, сбитых полком. Тогда они ходили именинниками. Да и потом удача не обходила их: Марки вогнал в землю десять фашистов, Ирибарн – семь.

Эйхенбаум не ошибся: действительно к северо-востоку от Гумбинена сквозь завесу зенитного огня к нашим передовым частям пробивались 15 «фоккеров».

– Атакуем! – командует Рене.

С малой дистанции, почти в упор, он расстреливает «фоккера». В прицел «просится» еще один. Но надо выручать Марки – по нему открыл огонь фашист. Рене довернул, дал длинную отсекающую трассу, враг, спасаясь, поспешно вошел в крутой вираж.

«Нет, не уйдешь», – решает Шалль. Но, крутнув головой, увидел сзади, метрах в шестистах, еще самолет противника. Его пилот был в неудобном положении для ведения огня. Это успокоило комэска, продолжавшего преследование. Палец его лег на кнопку огня, когда в кабине ярко вспыхнул огонь и раздался взрыв, от которого вдребезги разлетелся фонарь. Левая рука летчика бессильно повисла на секторе «газа». Машина сама по себе, выписывая полубочку, идет на снижение. Вот она уже почти над черепичными крышами домов. Но в последнюю секунду перед катастрофой «як» выравнивается – Шалль пришел в сознание.

Трассы «фоккера» беспрерывно сопровождают его. По личному опыту Рене знает: главное сейчас – идти над самой землей, постоянно меняя курс.

Настырный ФВ-190 не отстает. Жаждет крови. И достиг бы своего, да только верные друзья Марки и Ирибарн, разделавшись со своими противниками, ринулись на помощь. Они расстреляли гитлеровца, помогли командиру прийти на аэродром. Но после посадки Шалль сам выйти из кабины был уже не в состоянии. Механики, удивленные тем, что из самолета никто не выходит, помчались к нему. Прибежал и Агавельян.

Не приходящего в чувство командира эскадрильи бережно перенесли на командный пункт. Поблизости не оказалось ни одного санитара. Сергей Давидович быстро разыскал медицинскую сумку, сделал Шаллю укол камфоры, перевязал ему раны.

– Как там наши? – был первый вопрос Рене, наконец открывшего глаза.

– Марки, Ирибарн, Соваж и Шаррас сбили по немецкому самолету. Не вернулся Жан Пикено.

– Что теперь будет со мной?

– Срочно отправим вас в полевой госпиталь. Через неделю-две вернетесь.

Рене Шалль заскрежетал зубами.

Он еще не так бы отреагировал, знай, что в полку его больше не дождутся.