Текст книги "Охота за атомной бомбой"

Автор книги: Владимир Чиков

Соавторы: Гари Керн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

В мае следующего, 1970 года на свободу вышли и два последних члена портлендской пятерки – Гарри Хаутон и Этель Джи. Через год они поженились, а в 1972 году Хаутон опубликовал книгу "Портлендская операция. Автобиография шпиона", где он полностью оправдывал себя. По его признанию, все его неприятности начались еще в Польше, где он "искал себе любовницу" из стана противника1.

Их откровения

Заслуги Крогеров наконец были признаны. Через несколько дней после их возвращения в Москву появился секретный Указ Президиума Верховного Совета СССР:

"Указ.

За успешное выполнение специальных заданий по линии Комитета государственной безопасности в сложных условиях капиталистических стран и проявленные при этом мужество и стойкость наградить орденом Красного Знамени

– Коэна Морриса,

– Коэн Леонтину.

Председатель

Президиума Верховного Совета СССР

Н. Подгорный

Секретарь Верховного Совета СССР

М. Георгадзе

Москва, Кремль.

17 ноября 1969 года".

Сразу же после опубликования Указа друзья Крогеров стали хлопотать, чтобы им было предоставлено советское гражданство. И вновь воспротивился Михаил Суслов. Однако Юрий Андропов – новый руководитель КГБ – сумел настоять на своем.

Став гражданами СССР, Крогеры объездили всю страну. Затем они сочли своим долгом поделиться опытом и знаниями с молодыми разведчиками КГБ. В конце концов они отошли от дел и стали вести замкнутый образ жизни. Они не захотели больше пользоваться своими старыми псевдонимами – ни Крогер, ни Бриггс, ни какими-либо еще – и взяли себе новую фамилию. Питер так и не выучил русский язык в достаточной степени, чтобы общаться с москвичами. Безусловно, это отрезало его от внешней жизни. Хелен более или менее освоила русский язык.

В 80-х годах у Крогеров возникли проблемы со здоровьем, особенно у Питера. Седой как лунь, он с угрюмым видом молча сидел в кресле, укрыв больные ноги пледом. Передвигался он, опираясь на две трости. Хозяйством же занималась приходящая домработница. Она также делала все покупки.

Жили Крогеры на Арбате, в красивом доме. Их соседями были космонавты, знаменитые артисты, другие выдающиеся личности. Крогерам не разрешали рассказывать о прошлой жизни, да они и сами не стремились завести новых друзей. Приходили к ним в основном сотрудники КГБ, и жильцы дома быстро подметили это. Когда Крогеров кто-либо навещал, для них наступал настоящий праздник. Хелен заваривала чай, хлопотала, без умолку говорила по-русски и по-английски. В эти минуты Крогеры чувствовали, что в Москве они действительно у себя дома. Сотрудники спецслужб относились к ним с глубочайшим уважением.

Квартира Крогеров состояла из трех просторных комнат. Она включала в себя холл, где висели книжные полки, гостиную, а также буквально заставленный английскими книгами рабочий кабинет Питера, кухню, спальню и ванную комнату. Квартира выглядела по американским меркам очень скромно, несмотря на то что была обставлена импортной мебелью. На стенах и шторах висели фотографии Крогеров в разные периоды их совместной 50-летней жизни, Юрия Андропова, Молодого-Конона (Гордона Лонсдейла), но самое почетное место занимала фотография Рудольфа Абеля.

7. Владимир Чиков беседует

с Крогерами

Как явствует из Введения, я начал изучать досье № 13 676 в 1989 году. Мои вопросы, которые я задавал Анатолию Яцкову, Леониду Квасникову, Юрию Пермогорову, Владимиру Барковскому, Юрию Соколову и другим ветеранам КГБ, постоянно вызывали у них неподдельное изумление: "Но разве мы можем открыто говорить о таких конфиденциальных вещах? – восклицали они. – Нет, это невозможно!" Тогда я напоминал им, что получил разрешение от самого Владимира Крючкова, возглавлявшего в то время КГБ. Сначала они пытались удостовериться, действительно ли я имею санкцию председателя КГБ на рассекречивание материалов дела № 13 676, затем все более и более раскованно стали отвечать на мои вопросы и рассказывать все, что они знали, позволяя мне тем самым проникнуть в запретную до тех пор операцию "Энормоз".

Крогеры тоже отреагировали на мои просьбы сначала очень сдержанно, но потом сохраняли полное спокойствие и безмятежность, словно бы книга, посвященная их подвигу, была просто-напросто очередной главой их удивительной одиссеи. При каждом новом визите к ним я ощущал, что они испытывали от общения со мной все возрастающее удовлетворение. В то же самое время Питер, как и я, работал над книгой. Он проводил историческое расследование, прочитывая фолианты с помощью лупы. В одних очках ему уже было трудно работать. Его книга, основанная на секретных архивных данных, возможно, будет еще опубликована в недалеком будущем. Однако с моей помощью он уже смог сказать всему миру, что он и его жена работали во славу Советского Союза, а также раскрыть причины, по которым они это делали.

Отвечая на мои вопросы, Питер и Хелен вспоминали о Нью-Йорке, Варшаве, Париже, Лондоне. Повесив на стене огромную карту Нью-Йорка, Питер, вооружившись длинной указкой, прочерчивал путь, по которому он и Хелен обычно приходили на Манхэттен.

По всей видимости, Питер все еще испытывал чувство глубокой ностальгии по Америке и продолжал страдать от потери родителей.

Мой пример с написанием вместе с Г. Керном книги об атомном шпионаже и об участии в нем Коэнов-Крогеров вдохновил и многих других зарубежных и советских журналистов. Они тоже захотели рассказать общественности о подвиге Крогеров. В последующие несколько лет супруги неоднократно давали интервью, главным образом работникам телевидения. 25 октября 1989 года была записана на пленку первая их беседа, происходившая на английском языке.

Давая интервью, Крогеры порой перескакивали с пятого на десятое, как свойственно всем людям, имеющим огромный опыт разведывательной работы. Иногда они теряли мысль и начинали говорить совсем о другом. Однако после определенной редакторской обработки их повествование приобрело законченную целостность. Оказалось, что достаточно вставить отсутствующие слова, заполнить пробелы и расставить события в хронологическом порядке. Подобная работа придала рассказу о жизни двух супершпионов из первых уст необыкновенную живость.

Я считаю вполне оправданным посвятить часть заключительной главы краткому резюме того, что мы исследовали. Пусть Крогеры теперь сами расскажут о том, что было в их жизни...

Начало. 1931-1936 годы

Хелен. Я была революционеркой уже в молодости. Мне исполнилось 14 лет, когда я вступила в Социалистическую партию. Однако вскоре покинула ее ряды, поскольку в них состояли одни старики, которые просто хотели попользоваться мной. Я сказала себе: "Разве это социалисты?" – и ушла. Затем вступила в Коммунистическую партию. Коммунисты отправили меня учиться в лицей. О! Это долгая история...

Питер. Я получил диплом бакалавра в колледже штата Миссури, который посещал в течение четырех лет. Летом возвращался в Нью-Йорк, чтобы заработать немного денег, нанимался официантом в рестораны бальнеологических курортов или, как вы сказали бы, домов отдыха, куда приезжали рабочие, представители среднего класса – учителя, интеллигенция. Разумеется, в те времена все говорили о политике. 20 миллионов человек потеряли тогда работу. Фермеры выливали молоко на землю. Они отказывались продавать его по два цента за галлон или, например, арбузы по пять центов за фунт. Они выбрасывали их в реки. Многие разорившиеся владельцы заводов прыгали с крыш... Это... Короче говоря, это было реальностью той эпохи.

Хелен. Прибавьте к этому еще одну вещь – кризис 1929 года.

Питер. Да, нужно исходить из этого... По моему личному мнению, в Соединенных Штатах почти все читали социалистические газеты и в принципе хорошо относились к социализму. Просто они не так глубоко изучили проблему, как я или Лона. Понимаете? Но так было.

Итак, я хотел завершить образование в штате Иллинойс. В университете Иллинойса я вступил в члены Молодежной коммунистической лиги. Я стал ее активистом, своего рода организатором. В те времена мы говорили не "секретарь", а "организатор". В университете существовала также подпольная партийная организация. В нее входили преподаватели. Был среди них и один студент – Моррис Коэн, то есть я. К тому времени я тоже вступил в их ряды. Мы, молодые коммунисты, установили тогда хорошие отношения со студенческим братством. Наша политическая деятельность продолжалась вплоть до лета.

Однажды нам, помню, пришлось работать всю ночь на гектографе, чтобы отпечатать листовки. В шесть часов утра я начал их расклеивать на стенах. За мной по пятам шла полиция и срывала их. Я расклеивал, а они срывали.

Так продолжалось до тех пор, пока я не получил уведомление от президента университета. Меня и моего товарища (его звали Милт) вызвали к нему в кабинет. Мы вошли, и как выдумаете, кого мы там увидели? В кабинете находились все администраторы университета, в опекунский совет которого входили представители самого крупного бизнеса Иллинойса. Президент напрямую сказал нам: "Если вы не прекратите вашу деятельность, мы будем вынуждены избавиться от вас".

Мы не прекратили. Мы продолжали действовать до июня, то есть до самого отъезда на летние каникулы. Я уехал домой, чтобы летом подработать. Итак, я был одновременно членом партии и комсомола, то есть Союза молодых коммунистов. Хелен тоже была членом партии. Мы оба вступили в партию в 1935 году. Посчитайте, сколько времени прошло с 1935 по 1989 год? Таков наш стаж в коммунистическом движении1.

Испания. 1937 год

Питер. В 1937 году на Мэдисон-Сквер-Гарден состоялся многолюдный митинг в поддержку Испанской республики. До начала митинга я зашел с друзьями в кафе. Там один из моих товарищей познакомил меня с Хелен. Именно там я впервые увидел ее, понимаете? На ней был костюм, как сейчас помню. И смешная маленькая шляпка... Понимаете?

Через два месяца я отправился в Испанию. Я должен вам об этом рассказать. Мы перешли Пиренеи с французской стороны. Французская коммунистическая партия все подготовила для этого перехода. Мы ехали от Парижа до подножия Пиренеев по железной дороге. Нас сопровождала 12-летняя девочка. Прибыв на место, мы расположились на ферме. Нам нужно было осмотреться и наметить маршрут. Когда наступила ночь, отправились в путь. Долго шли по отрогам горного хребта, потом переобулись в испанские холщовые туфли и стали взбираться в горы. Взбирались всю ночь, лезли, лезли и лезли вверх. И ничего не видели, кроме темноты. Не было видно ни огонька, но в конце концов мы оказались на гладком, как стол, плато. И вдруг увидели солнечный свет над Средиземным морем. На нас словно нашло озарение... Мы смотрели, а потом дружно запели "Интернационал". Все произошло так внезапно, словно взрыв. Никакой команды на это не было. Просто спонтанно каждый из нас запел "Интернационал".

Хелен. Ты не волнуйся, Бобси.

Питер. А потом... Мы добрались до крепости, я забыл, как она называется. Она очень известная и находится прямо на границе. Там мы и располагались до тех пор, пока не появилась возможность отправиться в город Венесуэла, в тренировочный лагерь. Там мы были разбиты на группы по языковому принципу. Например, французы и бельгийцы, англичане и американцы. У каждой группы был свой лагерь...

Тренировались около полутора месяцев, а затем отправились на фронт. Нас держали в резерве до тех пор, пока не произошло сражение около Фуэнтес-де-Эбро. В том бою я получил пулеметное ранение в обе ноги. Февраль и март 1938 года я пролежал в госпитале, потом меня направили учиться в политическую школу.

В тот момент фашисты пытались прорвать фронт. Они были совсем недалеко от Средиземного моря. Наступали трудные времена. Советские товарищи сказали, что если я буду работать на них, то это поможет делу борьбы с фашизмом.

Так полагал тогда и я. Я верил в это. В 1936-1938 годах во всем мире действовало мощное антифашистское движение. И в то же время существовала огромная безработица. Это придавало еще больший размах нашей борьбе за установление подлинной демократии в Испании.

В то время о социализме речь там не шла. Речь шла о демократии, об Испанской республике, о наших товарищах, сражавшихся в интернациональных бригадах. В это верили испанские товарищи и их бригады. Наши убеждения были непоколебимы. И тогда я ответил согласием на предложение советских товарищей. Нас привезли в Барселону. Дом, где нас разместили, не сохранился. В 1970 году мы с Хелен совершили большое путешествие по многим странам мира. Мы пришли на то самое место, где некогда стоял этот дом. Раньше он принадлежал одному испанскому аристократу. Это было красивое здание, построенное в испанском стиле. Он был расположен на холме, прилегающем к горам Барселоны. Тогда, в 1970 году, перед нашим взором предстало типовое строение и мы поняли, что старого дома больше нет. Он остался только в нашей памяти.

Продолжим разговор об Испании. В ноябре 1938 года я вернулся в Нью-Йорк. Ко мне пришел один товарищ. Я установил с ним связь, и мы стали вместе работать на советскую разведку. Сначала мы выполняли мелкие поручения...

Хелен. Позволь мне прервать тебя, Бобси. Видите ли, самое главное заключалось в нашем миропонимании. Если бы мы победили в Испании, если бы действительно установилась Республика, то по нашему мнению Вторая мировая война не разразилась бы. Однако все обернулось иначе.

История любви

Питер. На углу 6-й авеню и 41-й улицы находился кинотеатр, где показывали советские фильмы. Там я и назначил ей свидание. Кажется, она должна была прийти в семь или восемь часов. Да, где-то так. Она не пришла. Восемь, девять часов. Я все время звонил ей, а она говорила: "Иду, иду". В конце концов в десять часов она пришла. Я вам сейчас все расскажу, хорошо?

В то время мы еще не были вместе. Но когда это случилось, в феврале или марте 1941 года, то я осознал, что для меня семейная жизнь означала общность не только дома, но и в работе. Я должен был быть уверен, что Хелен всегда будет со мной. Я никогда не думал, что наши мнения будут совпадать по всем вопросам. Конечно, иногда мы спорили. Однако мы должны были не сомневаться в главном, в том, что целиком будет определять нашу жизнь. Время шло, и я чувствовал... Да, я чувствовал, что всегда смогу рассчитывать на нее. А ведь раньше, например, сидя бок о бок с ней в кинотеатре, я этого не чувствовал. Я почувствовал это всем сердцем. И я понял, что она именно та, на которой я женюсь.

Хелен. Хорошо, Бобси. Не волнуйся.

Питер. Не беспокойся. И тогда мы поженились.

Хелен. Я никак не решалась. Я уже встречалась с одним человеком. Он был адвокатом, имел много денег, а я знала, что партии всегда требуются деньги. И тогда я пришла к высокопоставленному партийному боссу и сказала: "Черт возьми, что же мне делать? Пришло мне время выходить замуж. Есть немало мужчин, которым я могла бы стать женой". Я сказала: "Есть один, который беден, а другой – богат". Он посмотрел на меня и спросил: "О чем ты, Хелен, говоришь?" Я ответила: "Послушай, партии же всегда нужны деньги. Я могла бы выйти замуж за этого парня и иметь много денег, а он бы ничего не знал. Я умею действовать в подобных случаях". Он посмотрел на меня и сказал: "Послушай, Хелен. Ты выйдешь замуж. У тебя будет богатый муж. У тебя будет прислуга. У тебя будет все, что ты захочешь. И ты тогда забудешь о коммунизме". Я возразила: "Нет! Никогда!" А он сказал: "Выходи замуж за бедного, и вы будете всегда вместе работать в нашей партии".

Я долго думала и в конце концов решила выйти замуж за Питера. Я знала, что через всю жизнь он пронесет верность моему идеалу. Так оно и случилось.

Пакт Молотова-Риббентропа.

1939 год

Питер. Когда Испания потерпела поражение... Многие восприняли падение Республиканской Испании как катастрофу. В мире сложилась очень сложная обстановка. Вы знаете, что произошло. Советский Союз подписал с Германией пакт Молотова – Риббентропа. Что касается бойцов Интернациональных бригад, то они испытывали некоторую неприязнь к этому договору. Иначе говоря, он вызывал вопросы. И все это было довольно странным. Почему был заключен подобный договор, ведь мы же все время говорили, все время пропагандировали идею единого фронта, народного фронта? У нас сложилось чувство, что возникло противоречие. Так думал и я...

Хелен. Прости, но это был не просто договор. Они говорили "о дружбе между Германией и Советским Союзом". Слышать это было невыносимо. Это было действительно ужасно. Все ополчились против нас, против людей, симпатизировавших Советскому Союзу. Они нападали на нас, словно мы... Нас называли "коммунарами", и мы пытались оправдать это название. Мы говорили: "Это сделано для того, чтобы выиграть время, собрать все силы воедино, чтобы противостоять Германии". Действительно, так оно и вышло.

Питер. До того как мы с Хелен по-настоящему стали жить вместе, в Нью-Йорке и в других городах Соединенных Штатов люди осознали опасность нацистской угрозы. Мы должны были помочь разобраться им в деталях, попытаться восстановить ход событий. Это было первым серьезным заданием, которое мне доверили. Потом были и другие. Мне предстояло выполнить важную задачу: подобрать товарищей, которые могли бы, скажем, помочь нам вести нашу работу. Я мог бы вам сказать, что еще до того, как меня мобилизовали в армию, мы могли тогда находить сторонников на заводах, где рабочие охотно сотрудничали с нами. Хелен приняла у меня эстафету, после того как я отправился в армию. Она поддерживала связь со многими людьми. Они помогали ей, приносили деньги, сообщали новости. А теперь не хочешь ли ты рассказать о встрече с моряком?

Хелен. Был один моряк, служивший во время войны в торговом флоте. Вы знаете, какая опасная эта профессия. Я должна была прийти на берег ночью. По моей одежде и по предмету, который я держала в руках, он должен был опознать во мне связную. Я помню, как один из охранников дока сказал мне: "Послушай, крошка, только не здесь..." Я ответила: "У меня есть дружок. Я хочу его видеть". Он сказал: "Это запрещено". Я настаивала: "Послушайте, дайте мне пять минут. Я только посмотрю на него, а потом, возможно, мы встретимся в другом месте". Он сказал: "О, вы, девушки, сведете меня с ума". И добавил: "Даю только две минуты, иначе у меня могут быть неприятности". И я встретилась с моряком. Он вышел ко мне и передал пленку. Я передала ее своему связному, в "Амторге". Он был очень доволен. Он сказал: "Великолепно".

Видите ли, я по газетам следила за расписанием прибытия кораблей, чтобы приблизительно знать, когда они причаливают. Примерно через год я снова должна была прийти туда и встретиться с моряком во второй раз. Он был тогда в ярости. Сказал, что на корабле был обыск, что он ужасно испугался и что намерен послать все к чертям. Я сказала об этом кому надо в "Амторге"... Все это было очень неприятно... Я почувствовала, что это означает провал...

Питер. В 1945 году, когда закончилась война, мы были...

Хелен. Прости. Подожди минутку. Вот еще что интересно. Во время войны в Америке еще не существовало ЦРУ. Забыла, как они называли организацию Донована?

Интервьюер. Управление стратегических служб.

Питер. Да, да. Управление стратегических служб.

Хелен. Возглавлял его майор Уильям Донован. В этом управлении служил один наш замечательный товарищ. С ним я, правда, никогда не встречалась, только получала от него шифрованные письма. Я встречалась с его братом, который сказал мне: "Кто вы? Почему мой брат не пишет вам напрямую? Что означает вся эта история?" Я ответила: "Видите ли, у меня изменился адрес. И сказала ему, что будет лучше, если он станет писать вам, а вы будете передавать письма мне".

Он сказал: "Это не имеет никакого смысла. У меня много других забот".

Я спросила его: "Вы не хотите помочь брату?" Он тоже спросил меня: "Вы что... хотите пожениться?" Я сказала: "Кто знает?" И он продолжал приносить мне письма. Письма были зашифрованы. Я передавала их товарищам. Потом мне велели больше не встречаться с его братом.

Во время войны. 1942-1945 годы

Питер. Когда я родился, в Нью-Йорке ввели регистрацию новорожденных. Я узнал об этом тогда, когда попросил визу. Чтобы получить паспорт, визу, нужно было обратиться в отдел регистрации. То же самое, когда мы решили пожениться. Мы поженились не в Нью-Йорке, а в Коннектикуте, полагая, что так будет лучше. Это событие мы отпраздновали в самом узком кругу. Через год я пошел служить в армию, а Хелен продолжила мое дело. Мы создали группу, в которой было семь боевых товарищей. Я воевал до конца, дошел до Веймара. В течение последующих пяти месяцев служил в военной администрации. Как вы помните, в Германии существовали американская, французская, британская зоны. Я находился в американской зоне. В это время произошли события, о которых, как я полагаю, необходимо сказать несколько слов.

У нас список людей, которых необходимо разыскать. Эти люди работали на фермах, на складах. Кто они такие? Они были советскими гражданами, конкретнее, уроженцами Карпат, Прибалтики и других районов. Итак, мы отправились на их поиски. Когда нашли их, то передали этих людей, всего 38 человек, в советскую зону. Для меня это был конкретный пример сотрудничества в те времена1.

В 1945 году я увидел Бухенвальд. Это в десяти километрах от Веймара. Первым делом мне бросился в глаза огромный портрет Сталина, высотой с пятиэтажный дом. Сталин походил на кинозвезду. Он показался мне странным, незнакомым. Я не могу вам объяснить, но вы понимаете, что я хочу сказать. Я увидел в Бухенвальде все, что там происходило: печи, трупы, горы трупов.

Я разговаривал с немцем-коммунистом, возглавлявшим местное сопротивление. Он был тощим, изможденным, весь был покрыт шрамами. Немцы его пытали. Это был очень мудрый человек. Я спросил у него: "Как вам удалось сделать портрет Сталина?"

Хелен. Высотой в пять этажей! Вы только представьте себе – в пять этажей!

Питер. Это поражало. Сталин был одет в белый китель с медалями. Усы очень красили его. Он походил на настоящую кинозвезду. Немец сказал мне: "Группа оформителей размещалась в одном бараке". Это значит, что они были вместе: немцы, французы, бельгийцы, югославы, поляки, евреи, цыгане. Все получили задание нарисовать определенный кусок его портрета. Все знали, что нужно было делать. Вот так они смогли нарисовать портрет Сталина.

Почему я говорю об этом? Потому что люди понимали, что это Советский Союз спас мир от фашизма. Вот он, спаситель Сталин. Они так это понимали. Они не вдавались тогда в вопросы теории, не спрашивали себя, что сделал Сталин раньше или как осуществляется его политика теперь. В то время все думали совсем о другом.

Вернулся я в ноябре 1945 года. Приехал домой и пришел в изумление от различий между Европой и Соединенными Штатами. В Германии, например, если вы были приписаны к военной администрации, то вашими домашними делами занимались две служанки. Их платья, их фартуки, все остальное очень сильно отличались от одежды девушек Соединенных Штатов. В Америке каждая из них походила на кинозвезду.

Хелен. Да, это так, Бобси. Но не стоит вдаваться в детали.

Питер. Конечно. Я просто пытаюсь воссоздать разницу между тем, что люди видели в то время. Я пытаюсь это объяснить. То же самое относится к Франции, Бельгии, Голландии, потому что мы знали жизнь этих стран.

Хелен. Да, ведь американцы обогатились во время войны. Помню, как однажды я возвращалась с профсоюзного собрания домой. Было около двух часов. В метро сидели две женщины в дорогих меховых шубах. Представляете? Одна говорит другой: "О, знаешь, мой муж делает хорошие деньги. Надеюсь, война еще долго будет продолжаться!" Я сидела как раз около них. Я вскочила вне себя... И громко сказала: "Вы отвратительны! Люди убивают друг друга, наши парни гибнут, а вы, вы хотите, чтобы война продолжалась!" Там было еще три человека. Они закричали: "Да, вы совершенно правы!" Только подумать! Ее муж много зарабатывал и поэтому война должна продолжаться!

Интервьюер. Хелен, вы ведь остались одна, когда Питер ушел на войну? Продолжали ли вы работать с той группой из семи человек?

Хелен. Да.

Интервьюер. Питер сказал: "семь товарищей". Означает ли это, что они все были членами партии?

Хелен. Нет, не все.

Интервьюер. Просто боевыми товарищами?

Хелен. Они считали своим долгом прийти на помощь республике Советов. Это вовсе не означает, что они все были коммунистами. Нельзя забывать о том, что во время войны каждый средний американец просто понимал, что Советский Союз спасает Европу. Понимаете, это совершенно разные вещи. Каждый делал все, что от него зависело. И я тоже...

Один из советских товарищей, с кем я поддерживала отношения, работал в "Амторге". Я была его связной. Мне неоднократно приходилось ездить в Балтимор, Рочестер, в другие города, где находились военные заводы. Мы добывали информацию, а затем передавали ее нашим советским товарищам...

После войны

Питер. 1946-1947-1948 годы. В те годы люди стали постепенно покидать ряды антифашистского движения. Война закончилась. У многих сложилось впечатление, что надо теперь просто жить и обогащаться. Солдаты, возвращавшиеся домой, стали создавать собственные маленькие предприятия и копить деньги. Их жены тоже копили деньги. Они открывали небольшие заведения, например салоны красоты. Компания "Боинг", та самая, которая строила самолеты, наладила выпуск стиральных машин в форме самолетов. Ее начинание имело колоссальный успех. Машины устанавливались в подвалах жилых домов, где жили в основном рабочие и представители среднего класса. Они бросали в автомат 25 центов – четверть доллара – и закладывали в машину одежду, главным образом белые рубашки, нательное белье. Через несколько минут стирка заканчивалась. Вот как в те времена делали деньги. Теперь скажу, как люди относились к Советскому Союзу. Мы очень хорошо чувствовали, что положение изменилось. Вы знаете, что в те годы началась "холодная война". Чрезвычайно важно помнить об этом.

Хелен. Извини, пожалуйста, Бобси. После войны американцы разработали план Маршалла и пришли на помощь не Москве, а другим странам. Они ни гроша не дали Советскому Союзу, понесшему такие огромные потери. Я хочу сказать, что СССР на своих плечах вынес всю тяжесть войны. Американцы же из войны извлекли только выгоду. Они вступили в войну тогда, когда она была практически выиграна1.

Поездка в Париж. 1947 год

Хелен. В 1947 году мы отправились в Париж. Как вы помните, мы должны были встретиться с Джонни. Это было в 1947 году. Все говорили нам: "Хорошо же вы в Париже провели время!" Когда мы вернулись, мы были похожи на скелеты!

Питер. В некотором роде так оно и было. Вы представляете себе Париж революционным городом?

Хелен. Расскажи им о полицейском.

Питер. Вы знаете, что 14 июля во Франции отмечается День взятия Бастилии. Хелен и я решили прогуляться. Мы собирались посмотреть на военный парад, хотели подняться на трибуны, где было много сидячих мест. И вдруг заметили заграждения. Они поставили заграждения. Мы намеревались перейти через улицу, но полицейский преградил нам путь. Он спросил: "Куда вы идете?" Мы ответили ему на французском, на очень плохом французском, но все-таки на французском. Мы объяснили ему, что хотим пройти на трибуну. Не знаю, почему он вдруг заговорил о газетах. Он спросил меня, какую газету мы читаем. Мы читали "Юманите", но поскольку мы не хотели ему об этом говорить, то ответили, что читаем разные газеты. Сам же он читал "Юманите". И тогда он сказал: "Хорошо, проходите".

Мы были потрясены увиденным. Царила добросердечная, праздничная атмосфера. В первом ряду рядом с Жаком Дюкло сидел Торез, генеральный секретарь Французской коммунистической партии. Народ кричал Торезу: "Морис!", "Морис!". Его появление было встречено бурной овацией. Вечером все танцевали на улицах и в кафе, где пили вино. Вы же знаете, что во Франции заведения, где подают напитки, называются "бистро". Это русское слово. Во французский язык оно вошло в 1815 году во время войны с Наполеоном.

Хелен. Эти "бистро" должны были обслуживать русских офицеров, которые все время требовали "быстро", "быстро". Вот так и возникло это слово "бистро".

Питер. В тот вечер на улицах Франции многие танцевали, особенно в кафе. На тротуарах стояли столики и стулья. Мы тоже сидели и пили вино...

"Холодная война"

Питер. Потом началась "холодная война", была образована комиссия во главе с сенатором Джо Маккарти, который объявил поход против "красной чумы" и развернул кампанию преследования воображаемых коммунистов и прогрессивных деятелей. Маккарти говорил такие вещи, на которые сам президент почему-то не считал возможным возражать. И это происходило в Соединенных Штатах, в демократической стране!

Хелен. Какая же это демократия, если была открыто объявлена "охота на ведьм", главным образом, за вымышленными коммунистами?

Питер. Маккарти был пьяницей, забулдыгой, закоренелым забулдыгой.

Хелен. Алкоголиком. А президент Трумэн не давал ему отпора.

Питер. Я хочу сказать, что этот законодатель делал все, что ему заблагорассудится. Он мог вызвать на комиссию любого... Я это знаю, потому что у нас была организация ветеранов Интернациональных бригад. Нас вызывали и допрашивали. В частности, писателя Говарда Фаста. Или, например, автора политических романов Дэшила Хэммета. У них спрашивали: "Кому вы даете деньги?" Эти деньги шли для оказания помощи заключенным во многих странах мира. Даже Чарли Чаплин из-за "маккартизма" переехал в Швейцарию. Он больше не мог жить в Соединенных Штатах. Его преследовали якобы за неуплату налогов.

Хелен. Скорее всего, потому, что они знали, что Чаплин был другом Советского Союза.

Бегство

Хелен. В последний раз, когда мы видели Абеля, мы сообщили ему адреса двух наших связей в Калифорнии. Помнишь?

Питер. Две в Калифорнии и одна в Нью-Йорке.

Хелен. Да, но я полагаю, что основной была связь в Калифорнии. Он мог войти с ними в контакт, поскольку мы получили приказ не появляться там.

Питер. Итак, когда нам сообщили, что мы можем поехать и встретиться с другим товарищем, мы так и сделали. Это произошло через несколько месяцев после того, как нам велели готовиться к отъезду из США.

Вы прекрасно понимаете, что отъезд был делом нешуточным. Даже встретиться и подать знак было нелегко. Но мы справились. Делали на скамье мелом отметку, и больше ничего. Наш товарищ приезжал и считывал сигнал. Иногда мы вбивали гвоздь в забор так, чтобы его заметили. Это означало, что этой ночью или этим вечером в условленном месте состоится встреча. Мы все это делали. Нам также предстояло раздобывать паспорта. Причем не фальшивые, а настоящие...