Текст книги "Истории московских улиц"

Автор книги: Владимир Муравьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 56 страниц)

В годы царствования Петра I Мещанская слобода утратила свой ремесленно-слободской характер. Открытая в 1701 году в Сухаревой башне Навигацкая школа сделала район культурно-учебным центром Москвы. Одетые в мундиры ученики школы, живущие в самой башне и в окрестных домах, влившись в уличную слободскую толпу, изменили ее общий облик. Частые посещения школы царем придавали району, как говорят теперь, особую престижность. В нем появились дворянские дома, здесь поселился один из ближайших сподвижников царя граф Я.В.Брюс. В 1706 году Петр распорядился устроить на Мещанской "аптекарский огород", ставший первым московским Ботаническим садом. И неизвестно, как бы сложилась судьба Мещанской слободы, если бы не появился Петербург...

К концу XVIII – началу XIX века бывшая Мещанская слобода – по тогдашнему административному делению – Восьмая полицейская часть Императорского Столичного города Москвы, когда-то сплошь заселенная мелкими ремесленниками и торговцами, превратилась в городской район с более высоким социальным уровнем населения.

Сведения, помещенные в "Описании... города Москвы" 1782 года, отобразили этот процесс и рисуют новый портрет Мещанской части того времени.

Сложилась топография района – основные его улицы и переулки сохранились до настоящего времени.

В 1782 году по Мещанской части, как сообщает "Описание...", проходили "большие улицы и при них переулки, кои с названием" (оговорка, означающая, что были еще переулки без названий, но по которым можно было пройти и проехать к нужному месту).

"Описание..." называет 9 улиц и 13 переулков: Троицкая улица с Троицким переулком; Большая Мещанская, переулки: Срединской, Грохольской, Спасский; Вторая Мещанская с Масленым переулком; Третья Мещанская, переулки: Срединка, Выползовка, Прудной; Четвертая Мещанская, переулки: Андреяновский, Страшной; Спасская улица, переулки: Скорняшной, Докучаев, Сумароковской; Переяславская улица; улица Переяславской ямской слободы; Напрудная улица.

В районе было 11 приходских церквей, Аптекарский Главной аптеки сад, "вновь учрежденная под ведомством полицейским больница, богадельня и работный, для ленивцев мужеска пола, дом".

Состав населения показывает опись дворов. Всего обывательских дворов в районе – 538 (каменных домов – 35), из них дворянских дворов – 103, священно-церковно-служительских – 33, разночинских – 242, купецких – 155 (из купецких особо отмечаются 10 дворов "фабрикантских привилегированных").

Промышленность части заключалась в 5 пивоваренных, 10 гончарных, 2 колокольных, 1 сальном заводах и 19 "кузниц деревянных".

Обывателей обслуживали 10 питейных заведений, 3 торговые бани, 31 харчевая лавка, 17 харчевенных и хлебных изб, 11 постоялых дворов.

Порядок охраняли полицейские посты, для чего по улицам были установлены 22 будки.

Основная часть дворянских дворов, а также крупных купеческих находилась в ближней к Сухаревой башне части Большой Мещанской улицы. Изменился и вид этой части улицы: вместо изб кое-где встали каменные купеческие дома, построенные по проектам лучших архитекторов, как, например, дом купца Долгова – по проекту В.И.Баженова; в начале улицы на земле графа Шереметева началось строительство монументального Шереметевского странноприимного дома.

В пожар 1812 года Мещанские улицы и Переяславская слобода горели и при восстановлении после пожара приобрели прежний вид, так как состав их обитателей оставался прежним.

Сохранилась и территориальная граница, разделявшая местоположение более богатых дворов и менее достаточных.

Еще в начале ХVIII века Мещанскую слободу разделил приблизительно на две равные части – ближнюю к Сухаревской площади и дальнюю от нее переулок, называвшийся Срединским, или Срединкой. Отходя от 1-й Мещанской, он шел за церковью Филиппа митрополита Московского и пересекал 2-ю и 3-ю Мещанские. Москвичи, как местные, так и из других районов, расходились во мнении, как называть Срединку: то ли это переулок, то ли площадь, тем более что там бывал базар. Мемуаристы и историки чаще называли Срединский переулок не переулком и не площадью, но местностью: "а потому эта местность называется Срединкою" (А.Мартынов. "Названия московских улиц и переулков"). Мещанские жители категорически различали ближнюю к Сухаревской площади и дальнюю от нее части улицы, и для дальней части у них даже было свое название, не употреблявшееся в официальных документах, но общеизвестное.

Бытописатель Москвы, очеркист 1840-х годов, И.Т.Кокорев в повести "Сибирка", имеющей подзаголовок "Мещанские очерки", описывает быт этой дальней части Мещанских улиц.

"В Москве раздольной есть много улиц, – пишет Кокорев, – где в известные часы дня кипит деятельность и на которых зато вечером едва встретишь живую душу. Жильцам их, встающим в то время, когда образованный люд столицы спешит успокоиться от волнений затянувшейся пульки или другого какого душеполезного занятия, – им некогда, да и несподручно думать о средствах убивать вечера...

Таков Крест, улица, которая тянется на добрую версту от Срединки (за Сухаревской) (оговорка существенная, потому что был еще Средний переулок на Миусах. – В.М.) вплоть до самой Троицкой заставы. И летом, и зимою, с раннего утра до самых вечерен, по ней беспрестанно снует народ – и взад и вперед плетутся нехитростные деревенские колымаги, снабжающие Москву разными припасами, от сена до молока; кучками толпятся коренные обитатели этого места – ямщики, сбираясь запить магарыч с предстоящей поездки; зачастую промчится ухарская тройка: и все это вместе придает оживленный вид ее однообразным и не очень казистым домам, особенно когда присоединить сюда шум и говор базарного дня, торговое движение в местных лавках, а летом бесчисленные пестрые толпы богомольцев, преимущественно в нерабочую пору, когда все замосковные губернии – не один десяток тысяч людей – пройдут Крестом на поклонение святыням Троицкой лавры... Вечер, как сказано, с немногими исключениями, безмолвен и скучен, а вечер осенний просто невыносим...

В один из подобных вечеров, на исходе сентября, небо, задернутое серой дымкой облаков, слезливее обыкновенного смотрело на обнаженную землю; как из сита, изморосили мелкие водяные капли, которые совестно и называть дождем; а ветер то кружился с кучею листьев, то протяжным завываньем сзывал слушателей на свой даровой концерт. Темь, сыро, холодно. Улица была пуста. Правда, изредка промелькивал по ней замасленный фонарщик, бегом оглядывал свою команду огоньков, останавливаясь лишь на несколько секунд, чтобы переброситься парою слов с дремлющим земляком-будочником; или этот последний, из соревнования к деятельности сослуживца, после протяжного "слушай!" вызывал своего товарища, прикорнувшего было за печкой, и посылал его посмотреть, "не шатается ли какой бездомный"; местах в двух слышались глухие удары сторожа, бившего часы, или грохот отдаленных дрожек, затихавших среди тявканья разношерстных [собак]; но эта деятельность и это движение погасли в продолжение каких-нибудь пяти минут, и с возвращением будочника к прерванному сну становилось прежнее безлюдье".

Срединский (в XX веке его писали Серединский) переулок был упразднен в 1968 году в связи с реконструкцией улицы. Сейчас там небольшая площадь, раскрывающая с проспекта Мира вид на отреставрированный храм Филиппа митрополита Московского, что в Мещанской слободе. Так что местность Срединка осталась, став, к сожалению, безымянной.

В течение XIX века 1-я Мещанская стала одной из основных городских улиц. В 1890 году по ней до Крестовской заставы была проложена линия конки, в 1913 году пущен электрический трамвай. В конце XIX – начале XX века появляются на ней особняки и доходные дома, принадлежавшие крупным промышленникам и построенные лучшими архитекторами – Ф.О.Шехтелем, Р.И.Клейном, В.И.Чагиным и другими, которые и сейчас украшают улицу.

Но при всем этом улица сохраняла свои палисадники, придававшие ей провинциальный вид. Реконструкция 1-й Мещанской началась в начале 1930-х годов с уничтожения палисадников, что позволило значительно расширить улицу. В 1934 году булыжник на ней сменило асфальтовое покрытие, и тогда же на ней появились новые многоэтажные дома.

Особенно активно реконструкция производилась в связи с устройством Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, которая была открыта в 1939 году. Обновленная 1-я Мещанская задумывалась как парадный подъезд к ней.

"План реконструкции Колхозной площади, разработанный архитектором-орденоносцем К.Н.Яковлевым, – написано в путеводителе по Москве издания 1940 года, – предусматривает создание на площади архитектурного ансамбля, посвященного достижениям колхозного строя... Путь на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку открывают красивые башни, установленные у начала 1-й Мещанской улицы".

Целиком этот проект осуществлен не был, но к угловым с Садовым кольцом домам 1-й Мещанской пристроили две квадратные башни-колонны, возвышавшиеся над домами на этаж. На них была надпись: Всесоюзная сельскохозяйственная выставка" и дата – "1939".

Увенчивали башни две декоративные вазы, обвитые колосьями, и флаги.

Строительство же многоэтажных домов на 1-й Мещанской возобновилось лишь после войны, в 1950 году. В 1954 году Всесоюзная сельскохозяйственная выставка была преобразована во Всесоюзную выставку достижений народного хозяйства. На башенках соответственно заменили надпись, и появилась новая дата – "1954".

В июле 1957 года в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов – первая акция послесталинской эпохи, призванная продемонстрировать миру новую политику нового правительства – его открытость и миролюбие. Повсюду: на транспарантах, значках, открытках, на спичечных коробках, обертках конфет – лозунг фестиваля: "За мир и дружбу!"

Надобно сказать, атмосфера праздника захватила всю Москву. Несмотря на многолетние усилия правительства в создании образа врага, по природе своей человек все-таки верит в добро охотнее и скорее, чем во зло: дружелюбному любопытству москвичей не было пределов, и такое же доброжелательство шло в ответ. Конечно, улицы и залы встреч были наводнены агентами МГБ, сексотами, наблюдателями, но на них как-то не обращали внимания. Душе требовалось распахнуться и воспарить без оглядки.

Большинство делегаций поселили в гостиницах вокруг Выставки. 27 июля в день торжественного открытия фестиваля, которое должно было происходить на стадионе в Лужниках, туда от Выставки из гостиниц двинулось праздничное шествие – "Поезд дружбы" – бесконечная вереница декорированных грузовиков, на которых ехали делегаты разных стран в национальных костюмах, с флагами и транспарантами. Играли оркестры, люди пели, выкрикивали приветствия.

А вдоль всего пути этого шествия – на тротуарах, в окнах, на балконах, на крышах домов – стояли москвичи, также шумно приветствовавшие гостей.

Путь "Поезда дружбы" пролегал по 1-й Мещанской, на Колхозной площади шествие сворачивало на Садовое кольцо.

Все московские структуры были задействованы в устройстве фестиваля, от всех требовали предложений и участия. Разрабатывавшие программу и порядок шествия деятели Моссовета предложили на время фестиваля переименовать улицы Москвы: дать им особые – фестивальные – названия. Предложение было принято: в частности, 1-я Мещанская была названа улицей Труда, Садовое кольцо улицей Дружбы.

Отшумел фестиваль, разъехались гости. Но карнавальные переименования оставили в городе свой след. Решением Моссовета от 13 декабря 1957 года "в честь международного движения за мир и в связи с проходившим в Москве в 1957 году Всемирным фестивалем молодежи и студентов, улица 1-я Мещанская, которая послужила началом трассы торжественного шествия молодежи мира в день открытия фестиваля", была переименована в проспект Мира.

Появление в Москве самого слова "проспект" в то время было новинкой. Впервые проспектами были названы три новые улицы на юго-западе в районе сплошных новостроек лишь в 1956 году: проспект Вернадского, Университетский и Мичуринский проспекты.

Но москвичи и вообще граждане СССР хорошо знали это слово по проектам сталинского Генерального плана реконструкции Москвы, и виртуальное пространство этого плана благодаря пропаганде воспринималось как действительность. В очень популярном советском фильме 1946 года "Здравствуй, Москва" его герои безо всякого сомнения пели:

Мы идем, мы поем,

Мы проходим по проспектам и садам,

Мы идем, мы поем,

И навстречу улыбаешься ты нам,

Москва, Москва...

К тому времени, когда 1-я Мещанская получила наименование проспекта, основу ее застройки уже составляли многоэтажные новые дома, и она действительно обрела облик тех проспектов, которые когда-то архитекторы рисовали на планшетах, изображающих будущую Москву.

Проспект Мира в архитектурном отношении – памятник "сталинского" периода советской архитектуры.

ПРОСПЕКТ МИРА. НЕЧЕТНАЯ СТОРОНА

В доме № 1 по проспекту Мира до революции помещался известный в Москве трактир Романова. В первые послереволюционные годы этот дом считался одним из важнейших памятных мест, связанных с событиями Октябрьской революции: 15 октября 1917 года в нем обосновались Комитет Городского района РСДРП(б) и Районный Совет рабочих депутатов.

В Городской район тогда входила центральная часть Москвы – с Городской думой, градоначальством, почтамтом, телеграфом, телефонной станцией и другими важнейшими стратегическими пунктами. Поэтому во время подготовки вооруженного восстания и самого восстания трактир Романова стал местом, где собирались рабочие отряды и где концентрировалась вся информация о происходящем в городе.

26 октября в трактире Романова проходило заседание Московского комитета РСДРП(б), на котором было принято решение о вооруженном выступлении.

"Не узнать теперь когда-то веселого трактира Романова, – рассказывает участник этих событий, – наверху беспрерывно идет заседание ревкома; на лестнице, внизу, всюду снует черная озабоченная рабочая масса, беспрерывно щелкают затворы винтовок. Здесь записываются в Красную гвардию, здесь выдают и оружие. Рабочая масса полна энтузиазма, она рвется в бой..."

Отряды революционных рабочих и солдат, сформированные в трактире Романова, участвовали в боях в центре города.

Некоторое время и после революции в здании находились райкомы партии и комсомола и райсовет. В начале 1920-х годов на доме в память октябрьских событий установили мемориальную доску – одну из первых мемориальных досок в послереволюционной Москве. Эта доска в 1930-е годы пропала, в 1977 году, к 60-летию Октябрьской революции, установили новую с надписью: "Здесь в 1917 г. находились Военно-революционный комитет и штаб Красной гвардии Городского района". (Автор-архитектор В.А.Бутузов.)

Нынешний дом № 1 в основе своей имеет строение последних десятилетий ХVIII века. В 1780-е годы он был одноэтажным и принадлежал купцу из города Торопца Кузьме Дмитриевичу Дудышкину, владельцу шелковой и суконной фабрик. Однако он доказал, что его предки в ХVI-ХVII веках были "служилыми людьми", то есть дворянами, и был признан дворянином. Его вдова Акулина Борисовна вторым браком вышла за генерала Кемпена и, став генеральшей, как рассказывает в своих "Записках" Ф.Ф.Вигель, "чрезвычайно гордилась своим чином". По его же свидетельству, во время траура по Павлу она одна из немногих дам в Москве носила траурное платье, "чтоб иметь удовольствие, язвит мемуарист, – показывать шлейф чрезмерной длины".

После пожара 1812 года уже другие владельцы надстроили дом, и в 1882 году его приобрела фирма "Наследники И.А.Бакастова". Это была династия трактирщиков. Бакастовы покупали дома в разных районах Москвы и открывали в них трактиры. Трактирное помещение в доме Бакастовых на 1-й Мещанской в начале 1910-х годов было сдано в аренду Романову, который и вел дело до самой революции.

Следующие за трактиром Романова два дома построены в одно время, в 1890-е годы.

Дом № 3 построен по проекту архитектора В.П.Загорского, до революции в нем находились меблированные комнаты. Украшающие фасад дома выразительные декоративные кариатиды выполнены юным С.Т.Коненковым, тогда учеником Училища живописи, ваяния и зодчества. В своих мемуарах "Мой век" он вспоминает эту работу:

"Добыть кусок хлеба молодому человеку, не имевшему в Москве даже знакомых, было, конечно, не просто. Но находились добрые люди и из товарищей, и из преподавателей: они устраивали мне кое-какие мелкие заказы. Постепенно я перезнакомился с московскими подрядчиками и стал "своим человеком" у хозяев мастерской орнаментальных украшений у Смоленского вокзала. Однажды получил заказ: вылепить кариатиды для фасада дома чаеторговца Перлова на Мещанской улице. (Коненков ошибся в фамилии владельца дома: Перлову принадлежал соседний дом. – В.М.) Работа принесла целую сотню рублей. Я отделил из них 35 и купил на них швейную машину "Зингер", которую привез летом в деревню. Само собой разумеется, это произвело впечатление. Никто из домашних уж больше не сомневался, что из меня выйдет толк".

Пятиэтажный доходный дом 5 с эркером, балконами, рустовкой, лепными наличниками – особыми на каждом этаже – также обращает на себя внимание своей основательностью и респектабельностью. Это – один из тех домов, построенных в Москве на грани XIX и XX веков, которые до настоящего времени являются ее лучшим украшением.

Дом построен по проекту известного московского архитектора эпохи модерна Р.И.Клейна для крупного чаеторговца Н.С.Перлова. Им же был построен дом для С.В.Перлова, принадлежавшего к другой ветви чаеторговцев Перловых. Эта работа Клейна – дом "в китайском стиле" на Мясницкой улице со знакомым каждому москвичу магазином "Чай – кофе" – является настоящей московской достопримечательностью.

Перловы сохраняли между собой хорошие родственные отношения, но в делах невольно оказывались конкурентами.

В 1896 году мещанские и мясницкие Перловы выступили соперниками в споре за право принять прибывшего на коронование Николая II специального посланника китайского императора Ли Хунчжана. Посланник предпочел мещанских Перловых. В доме на 1-й Мещанской ему и его многочисленной свите был оказан роскошный прием. Дом был декорирован цветами, вазами, фонарями, шелковыми панно, расписанными китайскими мотивами. Хозяин дома поднес гостю хлеб-соль на серебряном блюде с изображением своего дома и надписью "Добро пожаловать".

Перловы были старинными жителями 1-й Мещанской. Это владение было приобретено дедом Н.С.Перлова в 1836 году у вдовы отставного подполковника Дарьи Николаевны Кошелевой. В доме была открыта лавка по продаже чая, на территории построена чаеразвесочная фабрика.

Дом Кошелевых, купленный Перловым, представлял собой типичную дворянскую усадьбу конца ХVIII – первых лет XIX века. Житель здешних мест мемуарист Д.И.Никифоров в книге "Из прошлого Москвы" упоминает о ней: "В юности (в 1840-х годах. – В.М.), проезжая 1-й Мещанской, я помню небольшой двухэтажный дом Перловых с двумя флигелями, весьма неказистыми".

В этом доме родился известный общественный деятель 1820-1870 годов, участник подготовки крестьянской реформы 1861 года, либерал и славянофил Александр Иванович Кошелев. Сообщением этого факта: "Родился 9-го мая 1806 года в Москве, близ Сухаревой башни, на 1-й Мещанской улице в доме отца моего, ныне принадлежащем купцу Перлову", – Кошелев начинает свои "Записки", на страницах которых предстает перед читателем панорама нескольких эпох русской жизни и длинная вереница современников – от Жуковского, Пушкина, Чаадаева, Герцена до Николая I и Александра II.

Отец Александра Кошелева приобрел дом на Мещанской незадолго до рождения сына. В конце ХVII – начале ХVIII века эта усадьба принадлежала торговцам Евреиновым, сделавшим карьеру при Петре I, во второй половине ХVIII века ею владел Федор Иванович Соймонов – адмирал, географ, путешественник, между прочим, выпускник Навигацкой школы в Сухаревой башне, у его наследников и купил дом отставной полковник Иван Родионович Кошелев, человек родовитый и богатый, имевший в Москве много родни.

Иван Родионович по праву занимает место в ряду неординарных личностей и биографий, которыми так богат русский ХVIII век. Его, оставшегося сиротой в 14 лет, взял на воспитание дядя граф А.С.Мусин-Пушкин, бывший тогда посланником в Лондоне. Выучив английский язык, юноша попросил у дяди позволения поступить в Оксфордский университет, в котором и проучился три года. В двадцать лет он был отправлен дядей курьером в Петербург. Здесь он понравился Потемкину, который взял его себе в адъютанты. Но тут на молодого адъютанта обратила внимание императрица Екатерина II "ради его ума и красоты", как говорит предание, и Кошелев тут же был отправлен светлейшим князем в провинцию и более в Петербург не возвращался. При Павле I Иван Родионович вышел в отставку и поселился в Москве, где, по воспоминаниям его сына, "жил скромно, занимался науками, особенно историей, и приобрел общее к себе уважение". Он был дважды женат, первым браком на княжне Меншиковой, от которой имел четырех дочерей, вторым – на Дарье Николаевне Дежарден дочери французского эмигранта, "родившейся в России и крещеной по православному обряду". Единственным ребенком от второго брака был сын Александр.

Самые ранние воспоминания Александра Ивановича Кошелева связаны с 1812 годом. Его отец никак не мог поверить, что Москва будет сдана французам, поэтому Кошелевы выехали из Москвы в день их вступления. "Большая дорога, пишет в своих воспоминаниях Александр Кошелев, – была запружена экипажами, подводами, пешими, которые медленно тянулись из белокаменной. Грусть была на всех лицах; разговоров почти не было слышно; мертвое безмолвие сопровождало это грустное передвижение. Молодые и люди зрелого возраста все были в армии или ополчении; одни старики, женщины и дети были видны в экипажах, на телегах и в толпах бредущих. Воспоминание об этом – не скажу путешествии – о странном грустном передвижении живо сохранилось в моей памяти и оставило во мне тяжелое воспоминание".

Весною 1813 года Кошелевы вернулись в Москву. Картины московского пожарища также запомнились мальчику. Горел и их дом на Мещанской.

Первыми учителями Александра Кошелева были родители. "Отец учил меня русскому языку и слегка географии и истории; мать учила меня французскому, а дядька-немец – немецкому языку. Я сильно полюбил чтение, так к нему пристрастился, что матушка отнимала у меня книги. Особенно сильное действие произвела на меня вышедшая в свет в 1818 г. Карамзина "История государства Российского". Из сперва вышедших восьми томов я сделал извлечение, которое заслужило одобрение моего отца".

Иван Родионович Кошелев в Москве имел прозвище "либеральный лорд". "Либеральность" отца, выражавшаяся в отношении к слугам и крепостным крестьянам и во многих других обычаях дома, имела большое влияние на формирование личности Александра Кошелева. По всей видимости, либеральный дух оставался в доме и после смерти Ивана Родионовича, скончавшегося в 1818 году.

До четырнадцатилетнего возраста Александра Кошелева обучали приходящие учителя, с ними он прошел полный школьный курс. Затем для прохождения университетского курса и сдачи необходимого экзамена для вступления на службу он начал посещать приватные лекции профессоров Московского университета. Поэт и выдающийся теоретик искусства, профессор кафедры российского красноречия и поэзии А.Ф.Мерзляков преподавал ему русскую и классическую словесность, Х.А.Шлецер, доктор права, – политические науки, В.И.Оболенский, адъюнкт греческой словесности, – древнегреческий язык. Занятия происходили в университете, и, как вспоминает Кошелев, – ученик и преподаватели увлекались, и уроки "вместо полутора часов продолжались и два, и три часа".

На уроках у Мерзлякова Кошелев познакомился с бравшим, как и он, уроки у профессора, своим ровесником Иваном Киреевским. Оказалось, что мальчики жили рядом: "на одной улице (Большой Мещанской) в первых двух домах на левой руке от Сухаревой башни", – рассказывает в своих воспоминаниях Кошелев. (Дом Кошелевых стоял на месте нынешнего дома 5, а семья Киреевских снимала соседний дом, находившийся на месте нынешнего дома 3).

"Часто мы возвращались вместе домой, – продолжает свой рассказ Кошелев, – вскоре познакомились наши матери, и наша дружба росла и укреплялась. Меня особенно интересовали знания политические, а Киреевского – изящная словесность и эстетика; но мы оба чувствовали потребность в философии. Локка мы читали вместе; простота и ясность его изложения нас очаровывала. Впрочем, все научное нам было по душе, и все нами узнанное мы друг другу сообщали. Но мы делились и не одним научным мы передавали один другому всякие чувства и мысли: наша дружба была такова, что мы решительно не имели никакой тайны друг от друга. Мы жили как будто одною жизнью".

Мать Киреевского Авдотья Петровна Елагина была внучкой А.И.Бунина, отца В.А.Жуковского. Авдотья Петровна и Жуковский вместе росли, и поэт как старший имел на нее большое влияние. Она получила хорошее образование, имела литературный талант, интересовалась современной литературой, позже, в 1830-1840-е годы, ее московский литературный салон, по отзыву современника (К.Д.Кавелина), "в Москве был средоточием и сборным местом всей русской интеллигенции, всего, что было у нас самого просвещенного, литературно и научно образованного... Невозможно писать историю русского литературного и научного движения, не встречаясь на каждом шагу с именем Авдотьи Петровны". Постоянными посетителями салона были В.А.Жуковский, А.С.Пушкин, князь В.Ф.Одоевский, Д.В.Веневитинов, П.Я.Чаадаев, Е.А.Боратынский, Аксаковы, А.И.Герцен, Н.В.Гоголь и многие другие.

Разносторонне образованным человеком, знатоком немецкой философии и естественных наук был и отец Ивана Киреевского Василий Иванович, орловский и тульский помещик. Выйдя при Павле I в отставку в чине секунд-майора, он поселился в родовом имении Долбине. Василий Иванович Киреевский принадлежал к тому типу начавших появляться в русском дворянском обществе в начале XIX века людей, о которых грибоедовская княгиня в "Горе от ума" с возмущением говорила:

...Хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи...

Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник,

Князь Федор, мой племянник.

Василий Иванович знал пять языков, имел большую библиотеку, устроил в имении химическую лабораторию, занимался медициной и успешно лечил обращавшихся к нему больных соседей и крестьян, поощрял дворовых, желающих учиться грамоте, запрещал откупщикам открывать кабаки в своем имении... Он умер в 1812 году от тифозной горячки, ухаживая за ранеными и больными в открытом на собственные средства госпитале.

Второй муж Авдотьи Петровны – Алексей Андреевич Елагин, за которого она вышла в 1817 году, отставной офицер-артиллерист, также был высокообразованным человеком. За границей, в походах 1813-1814 годов он познакомился с сочинениями Канта и Шеллинга и возвратился в Россию их почитателем.

Иван Киреевский и его младший брат Петр, впоследствии известный этнограф и фольклорист, составитель классической серии сборников русских народных песен, росли и воспитывались в атмосфере широких умственных интересов, высокой нравственности и гуманизма.

Елагины жили круглый год в имении в Долбине, и учителями Ивана Киреевского до 14 лет были мать и отчим. Они воспитали в нем интерес к литературе и философии.

Встретившись у Мерзлякова, Кошелев и Киреевский обнаружили, что у них много общего как в сфере знаний и интересов, так и в убеждениях и нравственных принципах. И еще, что было особенно важно, все их занятия и поступки, и вообще отношение к миру были пронизаны одним эмоциональным состоянием, характерным для той эпохи, – патриотическим романтизмом, любовью к отечеству и к народу – спасителю отечества в недавней войне. Они были старшими в том поколении, к которому принадлежал и А.И.Герцен.

"Рассказы о пожаре Москвы, о Бородинском сражении, о Березине, о взятии Парижа были моею колыбельной песнью, детскими сказками, моей Илиадой и Одиссеей, – пишет Герцен в "Былом и думах". – Моя мать и наша прислуга, мой отец и Вера Артамоновна (няня. – В.М.) беспрестанно возвращались к грозному времени, поразившему их так недавно, так близко и так круто. Потом возвратившиеся генералы и офицеры стали наезжать в Москву. Старые сослуживцы моего отца по Измайловскому полку, теперь участники, покрытые славой едва кончившейся кровавой борьбы, бывали у нас... Тут я еще больше наслушался о войне...

Разумеется, что при такой обстановке я был отчаянный патриот и собирался в полк".

Киреевский и Кошелев были старше, они не только слушали рассказы о войне и воспламенялись ими, но и думали. Их патриотизм не исчерпывался военным мундиром.

Их краем коснулось движение декабристов. По возрасту Киреевский и Кошелев не могли еще войти в тайное общество, но они были знакомы с некоторыми из его членов, знали их мечту о социальной справедливости, жажду активной деятельности и готовность к жертвенному служению отечеству и народу.

Кошелев присутствовал на одном из декабристских собраний у своего троюродного брата Нарышкина и слышал, "как Рылеев читал свои патриотические Думы, а все свободно говорили о необходимости покончить с этим правительством". Этот вечер произвел на Кошелева, как он сам признается, "самое сильное впечатление", и он рассказывал о нем Ивану Киреевскому и другим друзьям, к тому времени составлявших их кружок.

Кружок сложился из соучеников, которые вместе с Кошелевым и Киреевским брали уроки у профессоров, слушали лекции в университете, готовились к сдаче экзамена для поступления на службу. После экзамена они были приняты на службу в Московский архив иностранных дел с чином актуариуса, специально придуманного для них архивным начальством, а по общей Табели о рангах равному чину 14-го класса, самому низшему чину – коллежского регистратора. Впрочем, для молодых людей важен был не чин, а сам факт зачисления на государственную службу.

В этот дружеский кружок, кроме Киреевского и Кошелева, вошли князь В.Ф.Одоевский, Д.В.Веневитинов, М.П.Погодин, В.П.Титов, С.П.Шевырев, И.С.Мальцев, Н.А.Мельгунов, С.А.Соболевский. Все они оставили заметный след в русской истории и культуре как литераторы, общественные и государственные деятели, а главное – они стали зачинателями новой эпохи развития русской общественной мысли, характеризующейся ее обращением к общефилософским проблемам.

Московский острослов С.А.Соболевский назвал молодых людей, служивших в Архиве иностранных дел, "архивными юношами". Москва подхватила это название.