Текст книги "Святая дорога"
Автор книги: Владимир Муравьев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 56 страниц)
Однако в Москве имелись люди, которым было выгодно двоевластие. Они составили заговор против князя. Летопись называет два имени его главных участников: сына прежнего тысяцкого Ивана Васильевича Вельяминова и богатого купца из города Сурожа (Судака) Некомата. Иван Вельяминов претендовал на отцовскую должность, хотя она никогда не была наследственной. Купец поддерживал и финансировал претензии молодого Вельяминова: в случае успеха он получал влияние в княжестве не только экономическое, но и политическое.
Заговор провалился, и оба главных заговорщика бежали из Москвы в Тверь к тверскому князю Михаилу Александровичу – постоянному сопернику московского князя в борьбе за право на великое княжение. Они уговорили князя Михаила предпринять новую попытку получить заветный ярлык и взяли на себя хлопоты в Орде у хана, в воле которого было назначить Великим того или другого русского князя.
В Орде Некомат и Вельяминов, даря богатые подарки хану, его женам и приближенным, сумели оговорить и оклеветать московского князя, что-де он и часть полученной дани присваивает, и измену замышляет, таким путем они убедили хана отобрать ярлык на великое княжение у Дмитрия и передать его тверскому князю.
Вельяминов и Некомат вернулись в Тверь с ярлыком. Князь Михаил тут же напал на Московское княжество, чтобы проучить соперника и утвердить свое право. Однако князь Дмитрий не согласился с правом Михаила, московские дружины изгнали Михаила из московских пределов, вторглись в тверские земли и осадили Тверь.
По заключенному миру московский и тверской князья каждый остался при своих владениях и правах. Кроме того, Михаил обязался выдать московскому князю изменников Ивана Вельяминова и Некомата. Последнее, правда, выполнить не удалось: Некомат убежал в Литву, а Иван Вельяминов укрылся в Орде.
Иван Вельяминов продолжал борьбу против московского князя. В 1378 году у прибывшего из Орды "некоего попа" нашли отраву – "злых зелий лютых мешечек", которая дана была ему Вельяминовым, чтобы извести князя Дмитрия. В то же время тайно проник на Русь и сам Вельяминов. Его выследили и схватили. Обвиненный в измене и умысле на жизнь князя Дмитрия, он был на Кучковом поле подвергнут казни, которую описал летописец.
Несколько лет спустя на Кучковом поле была поставлена деревянная церковь во имя преподобной Марии Египетской. Возможно, ее поставила семья Вельяминовых, которые, несмотря на преступление Ивана, не утратили своего положения при московском дворе: тогда еще была жива мать Ивана Мария крестная мать сына Дмитрия Донского Константина, брат Николай, женатый на родной сестре великой княгини, и другие.
Возведение церкви именно в честь Марии Египетской заключало в себе глубокий смысл.
Мария Египетская, рассказывается в ее житии, жила в VI веке в Александрии и имела прозвище Египетская, потому что родилась в Египте. В молодости она была блудницей, причем стала ею не ради заработка, а по неудержимой похоти и жажде плотских наслаждений.
Однажды, будучи в Иерусалиме и предаваясь там обычным утехам, Мария Египетская захотела войти в христианский храм. Но ей не удалось удовлетворить свое любопытство: невидимая сила, исходящая от иконы Богоматери, удержала ее за порогом, не давая войти внутрь. И тут Мария осознала глубину своей греховности. Она оставила прежнюю жизнь и удалилась в пустыню. Там она провела 47 лет в полном уединении, посте, покаянной молитве и умерла христианкой, прощенной, причащенной перед смертью святым старцем Зосимой.
Идея жития Марии Египетской заключается в том, что как бы ни велико было прегрешение, но велика и милость Божия, поэтому каждому следует каяться и надеяться на прощение.
Грех Ивана Вельяминова – предательство и измена родине ("иудин грех") – один из самых тяжких, люди никогда не были склонны прощать его, но христиане, подвергая преступника суду человеческому, душу его поручали Богу.
Образ Марии Египетской – прощенной грешницы и молитвенницы за грешные души – всегда привлекал внимание грешного по природе своей человечества.
Гете во второй части "Фауста" среди ходатаев за душу Фауста изображает Марию Египетскую. Поэт и философ И.С.Аксаков в 1850-е годы пишет поэму "Мария Египетская". Во вступлении к поэме он объясняет, чем привлек его этот образ и чем эта тема близка современности. Поэма писалась в годы перед отменой крепостного права, когда в обществе шли споры между его сторонниками и противниками, и тема покаяния становилась моральной основой положительного решения проблемы:
Кто много суетных волнений,
Кто много благ земных вкушал,
Пока со страхом не познал
Всей меры тяжких заблуждений,
И, мучим жаждою святой,
Палим огнем воспоминанья,
В пучине страшной покаянья
Обрел спасенье и покой,
Тот ближе к нам. Его паденье,
Страданьем выкупленный грех
И милость Божия – для всех
Животворящее явленье.
Большой популярностью в России пользовался духовный стих "Про Марию Египет-скую", записанный многими фольклористами XIX – начала XX века в разных губерниях. На русской почве сюжет жития и образ Марии Египетской обрели русские фольклорные детали и черты национального народного религиозного мировоззрения. Как большинство духовных стихов, стих "Про Марию Египетскую" поэтичен и художественно выразителен. Не этот ли образ стоял перед теми, кто замыслил воздвигнуть на Кучковом поле церковь во имя ее?
Пошел старец молиться в лес,
Нашел старец молящую,
Молящую, трудящую,
На камени стоящую.
Власы у нея – дубова кора,
Лицо у нея, аки котлино дно.
И тут старец убоялся ея.
"А и кто еси, жена страшная:
Или скотия ты, или лютый зверь,
Или мнение мне, иль престрашная смерть?"
Она же ему возглаголовала:
"Иди, старец, не убойся меня,
Я не скотия и не лютый зверь,
Я не мщение тебе, не престрашная смерть,
Я богатого купца Киприянова дочь,
Я тридцать лет во пустыне живу,
Я тридцать лет на камени стою
Замоляю грехи великие,
Замоляю грехи великоблудные".
А и тут жена просветилася,
Видом ангельским старцу открылася,
И велела она вспоминать ее,
Величати Марией Египетской.
И дала она письмена ему,
Что писала она на камени:
Житие свое ноготочками.
И пошел старец в великий град,
И принес старец житие ея,
И взошел старец в церковь Божию,
И велел старец вспоминать жену,
Ту святую Марию Египетску,
Во пятый четверг Велика поста.
Почти столетие простояла деревянная церковь Марии Египетской на Кучковом поле, затем была заменена каменной. В начале ХVIII века фабрикант Алексей Яковлевич Милютин, бывший ее прихожанином, построил в ней придел Сретения Господня. В конце ХVIII века был произведен ремонт церкви "иждивением коллежского асессора Афанасия Абрамовича Гончарова" – прадеда жены А.С.Пушкина Н.Н.Гончаровой.
Особое внимание оказывал церкви царь Алексей Михайлович, так как Мария Египетская была святой покровительницей его первой жены Марии Ильиничны Милославской, и в день "именин государыни царицы" в храме служил патриарх.
В 1700 году в церковь поступил дар от иерусалимского патриарха Досифея – частица мощей ("плюсна правой ноги") преподобной Марии Египетской. Эта святыня хранилась в храме в серебряном ковчеге.
С середины XIX века в церкви Марии Египетской "за ее ветхостью" служба не производилась, в 1883 году стены церкви были укреплены железными обручами, внутри поставлены подпорки.
Даже на фотографиях середины 1920-х годов храм Марии Египетской одноглавый, небольшой, с гладкими стенами без украшений, глубоко вросший в землю – производит большое впечатление, от него веет подлинной седой древностью.
В "Указателе московских церквей" 1915 года, составленном М.Александровским по хронологическому принципу – в порядке возведения храмов, церковь Марии Египетской стоит третьей, древнее ее были в Москве лишь две церкви – Спас на Бору и Всех Святых на Кулишках.
Два десятилетия спустя после постройки церкви Марии Египетской рядом с ней был построен еще один храм. Поводом для его возведения послужило событие, на века и до нынешнего времени ставшее памятным в истории Москвы и всего русского государства.
В конце ХIV века среди соперничающих, враждующих и воюющих между собой среднеазиатских властителей выделился и занял главенствующее положение монгольский полководец Тимур, объявивший себя наследником империи Чингисхана и присвоивший себе титул великого эмира. Он имел прозвище Тимурленг или Тамерлан, что значит "Тимур-хромой". На Руси он был известен как Темир Аксак. Летописец ХIV – начала ХV века объясняет происхождение и смысл имени грозного завоевателя: "Оковал себе железом ногу свою перебитую, отчего и хромал, поэтому и прозван был Темир Аксак, ибо темир значит "железо", аксак – "хромой"; так в переводе с половецкого языка объясняется имя Темир Аксак, которое значит Железный Хромец".
Тимур подчинил себе Самарканд, завоевал Хорезм, Хоросан, Багдад, покорил Персию и государства Закавказья, совершал успешные грабительские походы в Индию и Китай. Затем он вторгся во владения могущественного властителя Золотой Орды хана Тохтамыша, того самого, который в 1382 году, мстя за поражение Мамая в Куликовской битве 1380 года, сжег Москву.
Весной 1395 года Тимур, разбив войско Тохтамыша на Тереке, перешел Волгу и вступил в пределы Руси. Он разорил пограничный Елец, селения по верховьям Дона и встал станом на Дону.
В Москве с тревогой следили за продвижением монгольского войска. Очевидцы рассказывали о его несметной численности, о жестокости его предводителя Тимура, превосходившей свирепость Батыя: так, разрушив персидский город Исфагань, он приказал убить всех его жителей и из их черепов сложить холм. Москвичи помнили и нашествие Мамая, и разорение Москвы Тохтамышем, когда, как записал летописец, на месте города "не видети иного ничего же, разве дым и земля и трупия мертвых многых лежаща". Тимур Аксак был страшнее Тохтамыша.
В это время московским князем был старший сын Дмитрия Донского Василий. Получив известие о том, что Темир Аксак уже в Рязанском княжестве, откуда прямая дорога в Москву, князь Василий Дмитриевич, не мешкая, собрал войско и с присоединившимися к нему москвичами-ополченцами из простого народа выступил навстречу монгольскому войску. Русская армия в ожидании врага встала за Коломной на Оке.
На Москве оставался серпуховской князь Владимир Андреевич – двоюродный брат и первый соратник Дмитрия Донского в Куликовской битве, за эту битву получивший от современников прозвище Храбрый. Перед ним стояла задача подготовить Москву к осаде. Еще прошлой осенью вокруг разросшегося посада начали возводить новую линию укреплений: земляной вал и ров "шириной в сажень, а глубиной в человека стояща". Копать ров начали с Кучкова поля по направлению в одну сторону – к Неглинке, в другую – к Москве-реке. Но успели построить лишь малую часть укреплений.
Соотношение сил монголов и русских было столь неравно, что москвичи, готовясь к обороне, надеялись главным образом на Божию помощь. "Все церкви московские, – рассказывает Карамзин, – были отверсты с утра до глубокой ночи. Народ лил слезы пред алтарями. Митрополит учил его и вельмож христианским добродетелям, торжествующим в бедствиях".
Князь Василий Дмитриевич, помня старинное предание о том, как в давние века икона Божией Матери, с которой прошли крестным ходом по стенам Царьграда, осажденного язычником персидским царем Хозреем, спасла город от врага, решил также прибегнуть к помощи Пречистой. Он прислал из Коломны в Москву митрополиту Киприану наказ принести в Москву из Владимира чудотворный образ Божией Матери, написанный, по преданию, святым евангелистом Лукой.
15 августа, в праздник Успения Богородицы, крестный ход с чудотворной иконой вышел из Владимира, сопровождаемый церковными служителями и охраняемый княжескими дружинниками. Десять дней шел крестный ход до Москвы, и люди по сторонам дороги падали на колени, простирали к чудотворной иконе руки и молили: "Матерь Божия, спаси землю Русскую!"
26 августа крестный ход подошел к Москве. Москвичи вышли встречать икону за город. "Бе же место то тогда, – сообщает летопись, – на Кучкове поле, близ града Москвы".
Чудотворную икону встречали князь Андрей Владимирович Храбрый, митрополит и множество народа.
Место встречи было избрано не случайно. Здесь находилось самое высокое место дороги, с которого открывался широкий вид на север, откуда двигался крестный ход, и на город, куда он должен был войти.
"Когда же икона приближилась ко граду Москве, – рассказывает летописец-современник, – весь град вышел навстречу ей, и встречали ее с честию Киприан митрополит с епископами и архимандритами, с игуменами и дьяконами, со всеми крылошанами и причтом церковным, с черноризцами и черницами, с благоверными князьями и благоверными княгинями, и с боярами и с боярынями, мужи и жены, юноши, девы и старики с отроками, дети, младенцы, сироты и вдовицы, нищие и убогие и всяк возраст мужеска полу и женска, от мала и до велика, все многое множество бесчисленного народа. И все люди со крестами и с иконами, с евангелиями и со свечами, с кадилами, со псалмами и с песньми и пением духовным, а лучше сказать – все со слезами, от мала до велика, и не сыскать человека без слез на глазах, но все с молитвою и плачем, все с воздыханиями немолчными и рыданиями, руки вверх воздевая, все молили Святую Богородицу, вопия и взывая: "О Всесвятая Владычица Богородица! Избави нас и град наш Москву от нашествия поганого Темир Аксак царя, и всякий град христианский, и страну нашу защити, и князей и людей от всякого зла оборони, град наш Москву от нашествия иноплеменной рати и пленения погаными избави, от огня и меча и внезапной смерти, и от нынешней скорби и печали, от нынешнего гнева, беды и забот, и от будущих сих испытаний избавь, Богородица... Не предавай нас, Заступница наша и Надежда наша, в руки врагов-татар, но избавь нас от врагов наших, согласие среди врагов наших расстрой и козни их разрушь. В годину скорби нашей нынешней, застигшей нас, будь верной заступницей и помощницей, чтобы, от нынешней беды избавленные Тобою, благодарно мы воскликнули: "Радуйся, Заступница наша повседневная!"
Возле церкви Марии Египетской, перед образом Божией Матери, был отслужен молебен, затем крестный ход двинулся далее, к городу. Образ с молитвою и пением внесли в главный московский храм – Успенский собор, и установили в киоте на правой стороне.
На следующий день в Москву прискакал гонец от князя Василия Дмитриевича из Коломны с вестью, что все монгольское войско неожиданно свернуло шатры и быстро ушло восвояси, как будто его кто-то гнал.
В Москве тогда говорили: "Не мы ведь их гнали, но Бог изгнал их незримою силой Своею и силою Пречистой Своей Матери, скорой заступницы нашей в бедах".
В тюркском фольклоре существует большой цикл преданий "о грозном царе Тамерлане", и в нем имеется в нескольких вариантах сюжет о Божественном заступничестве, спасшем Москву от захвата ее Тамерланом. В наиболее распространенном варианте Тамерлан получает предупреждение от Хазыра святого мусульманина, который ему советовал: "С московским царем не сражайся. Бог дал ему такое счастье, что его не одолеют общими силами десять царей".
Красочно и ярко, с поэтическими подробностями рассказывает об этом же эпизоде русское предание.
В то самое время, когда московский народ встречал чудотворную икону Божией Матери, говорится в нем, Тамерлан спал, возлежа в своем роскошном шатре, и ему приснился удивительный сон.
Он увидел высокую гору, с вершины которой спускались многие святители в светлых ризах. В руках они держали золотые жезлы и грозили ими Тамерлану.
Потом внезапно появился в небе над святителями необычный, яркий свет, и явилась одетая в багряные ризы Жена в славе неизреченной, благолепии неописуемом, окруженная сиянием солнечным. Ее сопровождало бесчисленное множество грозных и могучих светлых воинов, они служили Жене как царице. Вот простерла она руки, посылая свое воинство на Тамерлана, и оно, подняв мечи, сверкающие, как молнии, ринулось вперед...
Тамерлан проснулся в ужасе, он созвал на совет мудрецов и советников, рассказал о виденном и спросил: "Что предвещает этот сон и кто эта Жена в такой славе в небесной высоте ходящая с грозным воинством?"
Мудрецы объяснили: "Эта Жена – Матерь Христианского Бога, Заступница русских, сила ее неодолима, и, явившись в окружении своего воинства, она дает тебе знак, что будет биться за христиан против нас".
"Если христиане такую заступницу имеют, мы всем нашим тьмо-численным войском не одолеем их, но гибель обретем", – сказал Тамерлан и повелел своему войску тотчас уходить с Русской земли.
Русский летописец-современник тогда же описал все эти события, и позднейшие летописцы включали его рассказ в свои летописные своды. А кроме того, в виде особой повести он получил большое распространение по всей Руси, его читали и переписывали во всех русских княжествах – на востоке и на западе, на юге и на севере, поэтому до нашего времени он дошел в большом количестве списков ХVI-ХVII веков, хранящихся во многих архивах и музеях.
Современные историки и литературоведы в своих работах обычно называют это сочинение сокращенным названием: "Повесть о Темир Аксаке". Но чтобы почувствовать его стиль, а также и отношение наших предков к этому поистине заветному преданию, стоит обратить внимание на полное название: "Повесть полезная, из древних сказаний сложенная, представляющая преславное чудо, бывшее с иконой Пречистой Богородицы, которая называется Владимирской, как пришла она из Владимира в боголюбивый град Москву, избавила нас и город наш от безбожного и зловерного царя Темир Аксака".
Вернувшись в Москву, великий князь Василий Дмитриевич, рассказывается в "Повести о Темир Аксаке", "упав сердечно пред ликом святой иконы, пролил слезы умильные из очей своих и говорил: "Благодарю Тебя, Госпожа Пречистая, Пренепорочная Владычица наша Богородица, христианам Державная Помощница, что нам защиту и крепкую оборону явила; избавила Ты, Госпожа, нас и город наш от зловерного царя Темир Аксака".
Затем князь держал совет с митрополитом о том, что такое предивное чудо Богоматери не должно остаться без поминовения и праздника, и вскоре была воздвигнута деревянная церковь во имя Сретения чудотворной иконы Божией Матери на Кучковом поле, подле церкви Марии Египетской, где произошла встреча, а также установлен ежегодный праздник в честь этого события 26 августа.
Два года спустя по распоряжению и благословению митрополита был основан монастырь, названный Сретенским, и церковь Сретенья Владимирской иконы Божией Матери стала ее собором.
С этого времени дорога из города (а городом назывался Кремль) к месту встречи иконы-чудесной спасительницы в народе получила название Сретенской, а когда дорога обстроилась и превратилась в улицу, за ней осталось то же название. С течением времени в московской живой речи Сретенская улица стала Сретенкой. Так мы называем эту старинную улицу и сегодня.
С тех пор как дорога стала называться Сретенской, в летописях исчезает название Кучково поле, пропадает оно и из живой речи, знают и помнят его лишь историки.
В некоторых статьях встречается утверждение, что древнее название Москвы – Кучково. В связи с возвращением улицам Москвы исторических названий, когда, в частности, Лубянской площади и Большой Лубянке, переименованным коммунистами в площадь и улицу Дзержинского, были возвращены их исконные названия, противники возвращения выдвигали как "научное" обоснование необходимости оставить все, как есть, такой аргумент: тогда и Москве надо вернуть название Кучково.
Однако Кучково и град Москва, как можно видеть из исторических документов, два разных населенных пункта, между которыми, по меркам того времени, было довольно большое расстояние, так как первое находилось "далече за градом".
В 1480 году над Москвой снова нависла угроза страшного татарского нашествия. На этот раз вопрос шел о том, увенчается ли успехом столетняя борьба против татарского ига или придется Руси жить под ним еще неизвестно сколько времени.
В 1476 году великий князь Московский Иван III сделал решительный шаг: объявил ханскому послу, что отныне и навсегда Русь отказывается подчиняться приказам и распоряжениям хана и прекращает платить дань Орде. Три года спустя хан Большой Орды Ахмат прислал в Москву посольство с грозной грамотой-баисой, называвшейся также басмой, в которой, величая себя, унижал московского князя и требовал полной выплаты дани за все недоимочные годы, за невыплату же грозил наказанием.
Иван III, вместо того чтобы выслушать послание хана, стоя на коленях, как того требовал установленный татарами обычай, разорвал басму, бросил на пол и растоптал. Послов, кроме одного, приказал умертвить, а оставленного отпустил в Орду, сказав: "Спеши объявить хану виденное тобою; что сделалось с его басмою и послами, то будет и с ним, если он не оставит меня в покое".
На дерзкий вызов Ивана III хан Ахмат в гневе воскликнул: "Так вот как поступает раб наш князь Московский!" – и объявил сбор большого похода на Русь. Всем подвластным ему ханам и владетельным князьям он приказал идти вместе с ним. Кроме того, он заключил союз с Польшей и Литвой, что они также начнут войну против Москвы, и союзники договорились о времени и месте встречи армий.
В середине лета татарское войско двинулось в поход.
Получив известие о приближающемся войске Ахмата, Иван III отправил русские полки занять позиции по Оке – на обычном пути, которым татары приходили на Русь. Однако Ахмат не пошел обычным путем татарских вторжений, а вышел западнее главных русских сил к реке Угре – притоку Оки, где должна была состояться встреча с литовцами. Татары пытались с ходу форсировать Угру. Русские сторожевые отряды вступили с ними в бой. Четыре дня шли бои за переправу, татары отступили и встали лагерем.
Между тем к Угре подтянулись основные русские силы и также встали лагерем.
Каждый день шли мелкие стычки, возникала перестрелка, но ни одна из армий не начинала сражения.
Татары ожидали подкреплений: войск литовского князя и польского короля. Иван III знал об этом. Напряжение нарастало. Среди русских воевод нашлись два близких к великому князю боярина – его любимцы Ошер и Григорий Мамон, которые не верили в победу русских. "Сии, – пишет Карамзин, – как сказано в летописи, тучные вельможи любили свое имение, жен и детей гораздо более отечества и не преставали шептать государю, что лучше искать мира". Эти воеводы готовы были подчиниться игу Орды. Дрогнул и великий князь. Он оставил войско и вернулся в Москву.
Совсем другое настроение царило в войске. Воины называли этих бояр "предателями отечества", да и Ивана III упрекали, что он "бежит прочь бою с татарами". Сами же они готовы были сражаться насмерть. Сын московского князя Иоанн отказался подчиниться приказу отца и ехать за ним в Москву. "Умру здесь, а за отцом не пойду", – сказал он.
Священники в московских храмах служили перед чудотворными иконами, и особенно перед Владимирской иконой Божией Матери, молебны. Архиепископ ростовский Вассиан, известный проповедник, обратился к Ивану III с посланием, в котором укорял князя: "Вся кровь христианская падет на тебя за то, что, выдавши христианство, бежишь прочь бою с татарами не поставивши и не бившись с ними; зачем боишься смерти? Не бессмертный ты человек, смертный; а без року смерти нет ни человеку, ни птице, ни зверю: дай мне, старику, войско в руки, увидишь, уклоню ли я лицо свое перед татарами!" От стыда не решившись въехать в Москву, где все были согласны с упреками архиепископа, Иван III пожил две недели в Красном селе – и возвратился на Угру.
Наступила осень. Русские и татарские войска стояли на берегах Угры друг против друга. Татары никак не могли преодолеть реку, защищаемую русскими отрядами. Ахмат сказал: "Даст Бог зиму на вас: когда все реки станут, то много дорог будет на Русь".
26 октября Угра замерзла. Иван III приказал воеводам отойти к Боровску, к более удобному месту для сражения, и приготовиться к битве. Но вдруг – 7 ноября – войско Ахмата поднялось и ушло, как сто лет назад ушло войско Тамерлана.
Иван III вернулся в Москву. Его встречали как победителя, но летописец-современник сказал тогда: "Да не похвалятся легкомысленные страхом их оружия. Нет, не оружие и не мудрость человеческая, но Господь спас ныне Россию".
Историки выдвигают несколько версий неожиданного ухода Ахмата: начавшиеся морозы, слухи об усилившемся войске московского князя, недостаток провианта, неприход отрядов литовцев и польского короля, но ни по отдельности, ни все вместе взятые они не были достаточной причиной прекращения крупномасштабной и успешно начатой военной кампании.
В тогдашней Москве все были убеждены, что это опять явила свое заступничество Пресвятая Богородица, а Угру, которая стала непреодолимым пределом для вражеского войска, называли "поясом Богоматери".
Иван III в память и благодарность чудесного спасения Москвы от хана Ахмата решил воздвигнуть в Сретенском монастыре каменную церковь. Строили ее псковские мастера. Это был характерный для псковской архитектуры однокупольный храм на мощном основании. В феврале 1481 года, на праздник Сретения Господня, в Москве получили известие, что ханом Тюменских улусов Иваком убит хан Ахмат, а с ним перестала существовать и Большая Орда, поэтому новый храм был освящен во имя Сретения Господня и в память радостной вести.
Н.М.Карамзин, заканчивая свое повествование о стоянии на Угре, неожиданном бегстве Ахмата, такой же неожиданной смерти его и разрушении одного из главных враждебных Руси государств – Большой Орды, подводит итог этих событий:
"Иоанн, распустив войско, с сыном и с братьями приехал в Москву славословить Всевышнего за победу, данную ему без кровопролития. Он не увенчал себя лаврами, как победитель Мамаев, но утвердил венец на главе своей и независимость Государства. Народ веселился; а митрополит установил особенный ежегодный праздник Богоматери и крестный ход июня 23 в память освобождения России от ига монголов: ибо здесь конец нашему рабству".
После того как прекратила свое существование Большая Орда и Россия перестала быть ее данницей, с Крымским и Казанским ханствами были заключены договоры о дружбе. Крымский и казанский ханы не требовали дани, но вымогали "поминки", то есть якобы обещанные им дары, причем ханские приближенные советовали русским послам не скупиться: "А не захочешь царю (так они называли хана. – В.М.) дать добром, ведь царь у тебя силою возьмет все, что захочет". Крымские татары совершали грабительские набеги на окраинные русские села, и на требования прекратить их крымский хан Магмет-Гирей отвечал: "Хотя я с братом своим великим князем буду в дружбе и братстве, людей своих мне не унять". Однако татары в своих набегах не шли далее пограничных районов, и Москва не видела под своими стенами татарского войска почти полвека.
Но весной 1521 года крымский хан Магмет-Гирей, свергнув промосковского хана в Казани и поставив на его место своего брата, тем самым усилился, призвал ногаев, и они общим войском двинулись грабить владения своего "друга и брата" – московского князя.
Поход Магмет-Гирея был настолько неожиданен для Москвы, что о нем узнали лишь тогда, когда татары вошли в русские пределы. Великий князь Василий Иванович послал навстречу им на Оку два отряда – один под началом князя Дмитрия Бельского, другой – великокняжеского брата Андрея Ивановича. Татары разбили их и рассеялись по всему пространству от Коломны до Москвы, грабя и за-хватывая полон. Великий князь выехал в Волок, куда назначили собраться войску со всех земель. Москвичи и жители ближайших сел бросились в Кремль, под защиту крепостных стен, на городских улицах образовались заторы от телег, в воротах поднялась давка. Кремль наполнился людьми, теснота была ужасная, стояла жара, воды не хватало, еще дня три-четыре – и начнется неминуемая беда осадной "тесноты" – заразные болезни и мор.
А татары окружили Москву. Горели вокруг села и деревни, враги сожгли Николо-Угрешский монастырь, разграбили княжье село Остров, в великокняжеском дворце на Воробьевых горах пили мед из великокняжеских погребов и смотрели на кремлевские церкви и хоромы.
В Кремле, ожидая штурма, люди в отчаянии повторяли: "Бог оставил нас!" Воины готовились к обороне, но всем было ясно, что силы слишком неравны. Митрополит Варлаам призывал молиться и надеяться на Бога.
За несколько дней до того, как татары подошли к Москве, московский юродивый Василий Блаженный день и ночь молился на паперти кремлевского Успенского собора; ему было откровение, что только заступничеством Божией Матери "ради Ее чудотворные иконы" может быть спасена Москва. В один из дней молящиеся в соборе услышали шум и увидели, как икона Владимирской Богоматери сдвинулась со своего места, и послышался глас, возвестивший, что по грехам и беззакониям жителей она уходит из города. Василий Блаженный, обливаясь слезами, продолжал молиться, а москвичи ожидали страшной беды.
Но на вторую ночь осадного сидения по Москве разнеслась утешительная весть.
Одной монахине Вознесенского монастыря в эту ночь было чудесное видение. Она увидела Успенский собор, его двери были закрыты, и вдруг сквозь закрытые двери вышли наружу, на площадь, святые митрополиты московские Петр и Алексий и вынесли чудотворный образ Владимирской Божией Матери. У Спасских ворот их встретили преподобные Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский. Преподобные спросили святителей, куда и почему они уходят. Те ответили, что уходят, потому что московские люди забыли заповеди Господни. Упали преподобные пред образом Божией Матери, стали молить Владычицу не оставлять город, не обрекать на погибель свой народ. Они умолили Пресвятую Заступницу. Монахиня видела, что святители повернули обратно, так же, сквозь закрытую дверь, вошли в собор и установили Владимирскую икону Божией Матери на ее место в соборном иконостасе.
Несмотря на ночное время, собор наполнился людьми, все горячо молились.
Наутро войско хана Магмет-Гирея отступило от Москвы.
Татарские воины, как рассказывается в летописи, получили приказ перед штурмом города выжечь ближние посады, но, подъехав к стенам Москвы, увидели неизвестно откуда взявшееся летящее по воздуху и окружающее город бесчисленное войско. Они поскакали к хану и сказали ему о том, что увидели. Магмет-Гирей, не поверив, послал других воинов, но и те, "видеша того сугубейшее воинство русское", вернулись с теми же словами. "И третие посла некоего от ближних уведати истину... И [третий] прибеже и вопия: О, царю! что коснеши? побегнем! Грядут на нас безмерное множество войска от Москвы..." "И побегоша", – заключает свой рассказ летописец.