Текст книги "Песок из калифорнии (СИ)"
Автор книги: Владимир Борода
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Да, да-да, так дальше жить нельзя, а как нужно – хрен его знает, может в монастырь податься, вон, аж три френда-хипаря подались а монастырь, там спокойно-покойно, между молитвами и пахотьбой, нет-нет, только не в монастырь, там же пахать надо, если б еще в женский, внезапно улыбнулся Билли и зашарил синей от холода рукой по подоконнику, в поисках завалившегося с богатых времен, бычка-чинарика. То есть остатка недокуренной и припасенной на будущее, сигареты. Под руку попадались все больше вещи не нужные, по крайней мере сейчас, все какие-то наводящие на различные воспоминания и ассоциации...Ксивник, старый-старый, с ним он еще на Гаую ездил, в 82; или 83, он тогда еще ксиву под дождем замочил, менты к тому паспорту потом вязались... Кукла, оставленная Светкой из Киева, засохший пучок какой-то зелени, это я тогда хотел на цветочный чай перейти и гербарии ударился собирать... Нож с обломанным лезвием, лезвие сломал, когда пиво открывал, чешское с Арбата, датчан-хипов угощал за их прайс, познакомился я с этим андерграундом из-за бугра в прошлом году, они мне и ринг-вписку оставили, то ли в Голландии, то ли в Дании, мол приезжай как ни будь... Дания, Христиания, столица хипов всего мира признана ООН и ЮНЕСКО, я ж статью в эстонском «Козломойце» читал... может... Червячок желания чуть шевельнулся и умер, не оформившись до конца под бурным натиском серого быта.
–Би, жрать есть чего? -
подала голос проснувшаяся Марго, выглядывая молодой бабой-ягой из-под ватного стеганно-дырявого одеяла. Мгновенно отозвалась капризная Ли:
–Билли, миленький, дай мне какой-нибудь чинарик, подыхаю без курева, без толчка.
Билли не оборачиваясь на пищанье герлушек поморщился и тихо, но внятно (пардон за штамп) ответил:
–Ни хрена нет. У меня депресняки. Если не хотите нарваться на выписку – утухли.
Без меня разгребайтесь...
И пассии утухли, так как очень и очень хорошо знали своего Билли.
Билли стал Билли в далеком-далеком семидесят-третьем-застойном. Он, уже имея за плечами первую дурку, а в кармане справку, молодой и красивый, но совершенно наголо остриженный представитель цветочного братства, прикатил покорять город-герой Москву. На перроне чуть не был свинчен бдящими за чистотой рядов москвиче двумя полисами, но спасли длинные ноги. Билли бывший еще не Билли, совершенно случайно столкнулся около какой-то пивной в районе Арбата с представителем паразитирующей молодежи, украшенным длинным хайром. По местному – лонговым. Кинувшись к брату, Билли-не Билли совершенно забыл про свою не модную прическу и естественно получил кучу недоумения – а что этот стриженный гопник льнет с объятиями? На попытку разъяснить ситуацию, получил от неизвестного до сих пор и более ни разу не встреченного на долгом хипповом пути-трассе, хипаря, заслуженное – эт ты хиппи? да ты просто старичок, ковбой Билли... Ковбой естественно, сразу отпало, а вот Билли уже с гордостью несется по лайфу с кайфом лет семнадцать... Билли впал в депресняк. Завалившись назад в постель и отвернувшись к ободранной стене, украшенной самодельными плакатами любимых групп, а их у него было много, и групп, и плакатов, Билли погрузился в... Кто из нас не был в депресняке, кто из нас не знает этого состояние, когда есть только одно желание – сдохнуть, но нет сил на исполнение даже его...Ни душевных, ни физических.. .
...Я устал пить чай,
Я устал пить вино,
У меня не осталось слов
Кроме слова "говно"...
Ближе к вечеру Билли смог выползти на улицу. Один. Так как герлушки куда-то скипнули, не желая ломать кайф депресняка Билли. На проклятой вонючей улице моросило какой-то гадостью, люди были отвратительны, и ни кого не хотелось любить. Хотелось немедленно вступить в «Красные бригады» и самолично взорвавшись, угробить вместе с собой еще человек пятьсот. В метро аборигены толкались, матерились и бросали злобные взгляды друг на друга и все вместе на Билли. Энергетически колпак Билли, разрушенный депресняком, не только не спасал тонкую и хрупкую душу но еще в добавок висел ошметками на плечах, мешая дышать и двигаться... В центре Москвы было еще паскуднейше. Жижа грязно-мочевого цвета, достигая местами до щиколотки, мгновенно промочила щузы, клеша и даже полы пальто Билли, сверху сыпалось мокрое и липкое, воздуха просто не было, в место воздуха была адская смесь, состоящая из выхлопов миллиарда автомобилей, появившихся вместе с капитализмом, различнейшего парфюма, мужского и женского, а Билли не ненавидел и то, и другой, запахов какой-то дряни, жарившейся в различных киосках» Со стен на него щерились какие-то рожи, то ли поп-звезды, то ли члены какого-то комитета, кругом людей было на один, а то и на два порядка больше, чем могло вместится на единицу измерения площади, все толкались, кричали, матерились...То та,, то там вспыхивали мгновенные драки, кто-то у кого-то что-то вырывал и убегал, кто-то где-то стрелял, но ни кто не обращал на это ни малейшего внимания. Полисы бегали оскаленные, как крокодилы, прижимая к груди автоматы без прикладов, какие-то вооруженные до зубов люди в полувоенной форме, поведением напоминая оккупантов из фильма, прямо на тротуаре какого-то обыскивали, а кто-то другой возмущался.. Голова шла кругом, Билли стоял прямо в луже по колено в холодной густой жиже, оттесненный агрессивной толпой к стене станции метро Арбатская и отчетливо-пронзительно понимал – больше ни чего не будет для него, ни чего!.. Ни Гауи, ни Крыма, отсоединились Украина и Прибалтика, стопом не берут, боятся бандитов, на поезд билета не купишь, легче купить поезд – дешевле будет, денег в этом крокодильнико-крысятнике просто не дадут заработать ни как, а уподобляться тому вон бомжу, обосано-обосранно-облеванно-дранному он не собирается и выход из всей этой фантастическо-хорорной жизни прост до не могу. Надо только решить как. Под поезд можешь остаться инвалидом и больно, с окна мастерской, все же десятый этаж, страшно и больно, с моста холодно, мокро и больно, можно повесится, шею больно, он пробовал в дурке один раз, чуть не закололи гады, остается старое испытанное средство, герлушек прогнать, в ванну теплую воду, и попилится... Подняв голову к низкому хмурому небу, Билли увидел в том самом месте, где раньше висело «Народ, и партия едины!» – «Кока-кола» все в таких же социалистическо-кровавых цветах.
Что-то скользнуло в замерзшую ладонь Билли, он с удивлением уставился на молодое голубоглазое лицо, румяное, с отличными не советскими зубами, даже помирать захотелось как-то меньше,
–Возьмите, может быть вам это пригодится, – мягко сказала носительница несоветских зубов и Билли уловил чутким ухом почти москвича чуть незнакомый акцент, совсем-совсем неуловимый. Незнакомка, одетая скромно, но во западному отлично и отлично, отчалила от лужи Билли, сжимая в руках пачку каких-то глянцево-красочных брошюр и напоследок отсалютовав вновь улыбкой. Поднеся не сгибающейся от холода рукой брошюру к лицу, Билли прочитал крупные буквы на обложке (совершенно по-русски) – «Армия спасения протягивает вам руку помощи!». На Гоголях уже давно ни кто не тусовался. Бисквит был переделан в какой-то ресторан. Джанг, богом благословенный Джанг, Джалтаранг, был снесен с лица земли какими-то потусторонними силами. Пентагон пускал за плату. На Сырах было гнусно и мерзко. Петровка обмажорилась и естественно, подорожала. В Бубликах тусовались пионеры, бомжовые пионеры и какие-то гнусные непонятные личности. В Собутыльник! было дорого и богемно-чопорно. Все цветы должны цвести, вот и доцвелись, на тусовке плюнуть негде от дебилов, бомжей и алкоголиков...
Билли не знал, куда ему деться от своих мыслей. Ни где нет приюта исстрадавшейся душе, ни приюта, ни покоя...Покой нам только снится...
–А ты чего здесь расселся?! – возмутился видом Билли и его появлением в теплом парадном какой-то нетерпимый жилец. Билли лениво поднял на него свои карие глаза, выпустил между губ один из больших пузырей и...
–Я ы-ы-ы-ы-и-ы~ы!!! Жильца как ветром сдуло, только где-то внизу хлопнула дверь. Билли на секунду задумался – вызовет или нет, приедут или нет, а если из другого места? и решив ? нет, не приедут, ни врачам, ни полисам до него в это бурное время нет делов, ни до того им, что б по парадникам психов подбирать, и продолжил прерванное занятие.
Листая толстые глянцевые страницы буклета, рекламирующего американскую Армию Спасения и ее услуги, оказываемые гражданам гибнущей страны, Билли задумался. Что конкретно ему, может дать эта Армия? карелку бесплатной похлебки? Благодарю, сыт по горло бесплатными похлебками. Шмотки? Клешенных джинсов у них скорей всего нет, а значит выдадут брюки какого-нибудь фермера или клерка, на Билли, не жалко, носи на здоровье... Благодари. Что еще?.. А если...В голове Билли вновь зашевелился утренний червячок, стараниями серого быта превращенный в дракона депрессии и... Ярчайшая вспышка озарила Билли, он в обще был великий мастер по изобретении выходов из тупиковых и матовых ситуаций, куда его постоянно загоняла советская жизнь.
Когда на Таганке, какие-то чуваки сделали видеозал с хипово-роковыми фильмами, он и только он! изобрел гениальнейшую телегу по изъятию из народонаселения прайса на билет. О, это было изобретение века!.. И только однажды она, телега, дала сбой. И то, правильней сказать – половинчатый результат...
Билли подходил к представителю нарождающегося капитализма в кашемировом пальто или в красном пиджаке с засученными рукавами, в зависимости от сезона, и проникновенно глядя в глаза, в самую душу, если она еще не была продана дьяволу желтого тельца, глядя и говорил особым, проникновенным голосом: -Извините, я вижу – вы состоятельный человек, в отличии от меня. Нет-нет, вы только не подумайте, что я прощу деньги, нет-нет. Понимаете, я долгие годы социалистического рабства был лишен просмотра целого ряда мировых шедевров, а сейчас, хотя и вроде бы и наступила частичная либертуха, но увы... В этом месте Билли широко разводил руками, не менее широко улыбался, мило и обаятельно, затем движением фокусника выворачивал свои карманы, страшного пальто или расшитого жилета, так же в зависимости от сезона.
–И как вы видите, не смотря на вроде бы возможность лицезреть шедевры мирового киноискусства, в связи с бедственным положением, куда меня с остальной частые населения ввергли коммунисты за семьдесят лет эксперимента, я одновременно лишен такой возможности. В этом месте Билли переходил на интимный шепот и особо-доверительную интонацию-придыхание:
–Но вы как человек разумный и состоятельный, не откажете в такой малости падшему, нет-нет, – чаще всего в этом месте жертва Билли пыталась достать пухлый бумажник, что б откупится от пострадавшего из-за коммунистических экспериментов какой-нибудь мелочью, но Билли был неумолим и коварен. -Нет-нет, я не могу взять от вас денег, вы же в отличии от меня их заработали, – здесь жертва распрямляла плечи и горделиво оглядывалась по сторонам. -Нет-нет, я не могу взять от вас заработанные деньги, не могли бы вы просто купить мне билет на шедевр, что бы не искушать меня возможностью пропить ваши деньги, ведь человек так слаб... И действительно, человек так слаб, что заходил влеченный Билли в кассовый зал и приобретал билет на шедевр мирового киноискусства, хотя если б расчет был произведен на улице, это было бы раз в пять дешевле. Что мешало просто стряхнуть худющую руку, украшенную бисерными браслетами и кольцом металла «свинец», оставалось загадкой даже для самой жертвы. Видимо проникновенные нотки голоса Билли будили какие-то глубоко зарытые под меркантильностью и повседневной суетой неведомые душевные порывы. Одним словом, билет покупался, Билли шел в зал, жертва отправлялась по своим бизнесменско-криминальным делам, терзаясь вопросом – почему? Почему я, который не дает, не подает даже женщине с грудным ребенком, дал этому длинному с наглой рожей, по которой плачет кирпич?.. Ответа не было... И только, как было уже упомянуто выше, один раз телега дала сбой, залихорадило ее, затрясло, жертва внимательно выслушала весь монолог Билли, внимательно просмотрела этот театр одного актера и поправив галстук хрен знает какой стоимости в баксах, ответила, вытаскивая бумажник и сопротивляясь влечению Билли в сторону кассы;
–Послушай, старик! Хорошо, что ты еще «из города Тарту» не представился! Ну артист, на аск хотел расколоть, ну мастер! Держи прайсом на полтикета и вали, мне не когда!.. И долго-долго стоял Билли с открытым ртом, пораженный до кончика хвоста неожиданным сленгом и мгновенным расколом от мажора в длинном вишневом пальто, мягком, как пижама.
Так вот, Билли не был случайным гостем на этом пире жизни и из любой, казалось бы невыходимой-непроходимой ситуации всегда мог найти выход. Найти и воспользоваться. Вспышка озарила Билли и покидая гостеприимный подъезд, он даже насвистывал, правда фальшиво, но душевно. Что? Конечно, свой любимый «Йелоун субмарин». А затем перешел даже и на слова... Правда в украинском варианте!
...Мы с Мыколой ели "Помарин"
Ели "Помарин", ели "Помарин"...
Неделя после встречи с представительницей Армии Спасения прошла в сплошной лихорадке буден. Билли достал все свои архивы, все свои бережно собираемые заметки и статьи из советских газет и журналов, он очень и очень торчал с такого говна, ему было глубоко плевать, правду пишут или врут беспардонно, критикуют или размазывают сопли умиления (как в последнее время). Билли был коллекционер и как истинный коллекционер ни сколько не интересовался положительное или отрицательное содержат предметы его страсти. Из всего вороха-килограммов собранного тщательно и скрупулезно было отобрано лишь то, что требовалось, остальное было безжалостно вновь распихано по пыльным углам мастерской.
Билли не обращал внимания на пристававших к нему членов клуба, Марго и Ли, отказался идти на безник к Карлу, даже отказался, о боже! от бутылки вайна, отмахнулся! любовно принесенного с того самого безника. Герлы поняли – у Билли почему-то сорвало крышу и когда она встанет на место – неизвестно. Первой капитулировала-дезертировала Ли.
В пятницу, собрав немудреные пожитки в цветастую торбу, увязала спальник, наспех поцеловала Марго в щеку и крутанув возле виска пальцем в адрес Билли, ушла с Пирогом с Сокольников... Марго осталась одна, один на один с сумасшедшим. Было немного страшно и таинственно. Спать Марго легла на полу, закутавшись в одеяло и прихватив с собою туристический топорик.
Ко вторнику у Билли все было готово. Вечером, в понедельник, он еще раз проверил все подготовленное, тщательно еще раз проиграл в голове предстоящее сражение, проиграл все возможные варианты, ловушки и контрприемы на них, и удовлетворенный сделанным, предложил Марго прошвырнутся по тусовкам. Член клуба вздохнула с облегчением и отложив топорик, отправилась с Билли.
По коридорам штаба Армии Спасения России деловито спешили какие-то клерки и длинноногие секретарши, вальяжно расхаживали какие-то бомжи и артисты-не артисты, сновали то ли баптисты, то ли какие-то мормоны, домовито пробегали многодетные семьи, прижимая к груди полученное из закромов Армии. В целом обстановка напоминала сцены из спектакля Шатрова «Дальше, дальше, дальше!», то есть революционную обстановку Смольного. Билли даже несколько растерялся, попав в незнакомую ситуацию, но тут же сообразил – окно с надписью «Информация» красноречиво звало к себе, поправив тяжелый рюкзак, он бодро зашагал к цели.
–Извините девушка, к кому я могу обратится со своим вопросом? -
очень и очень вежливо спросил у сидячей за стеклом солдата в белой блузке с голубым воротничком. Солдат мгновенно отреагировал на вежливую речь Билли улыбкой.
–А что у вас за дело, вы хотите внести какую-то лепту? -
солдат с высокой грудью и голубыми глазами указала подбородком на приличных размеров рюкзак Билли,
–Нет-нет, -
слегка опешил он, мама мия, как здесь обувают, не успел прийти, как предлагают внести лепту, капиталисты! ни хрена себе!..
–Нет-нет, я хотел бы, что б меня выслушал кто-либо из руководства Вашей Армии Спасения, так сказать генералитета, из тех, кто мог бы затем, после того как выслушает, принять определенное решение. Понимаете? – Билли обаятельно улыбнулся и пошевелил усами, это по видимому сыграло такую весомую роль, что бравый солдат Армии Спасения тут же подняла телефонную трубку и быстро-быстро заспикала на настоящем английском. Билли слегка открыл рот. Вволю наспикавшись и положа трубку на место, солдат улыбнулась ни все тридцать два западных зуба и сопроводив свои слова движением руки, от которого у Билли мгновенно напряглось и потеплело везде, сказала:
–Второй этаж, дверь номер22, бэг можете оставить здесь,
–Не-ет, бэг я возьму с собой. Он мне еще пригодится...
Легкое пожатие плечами и Билли отправился навстречу собственному Ватерлоо. Били трубы, ревели барабаны, может быть конечно и наоборот, в глазах у Билли колыхались груди солдата, вот бы попасть к ней в плен – мелькнуло в голове. Номер 22, постучал, дверь мгновенно распахнулась: -Проходите сюда, будьте как гости пожалуейстау. Светлый кабинет, ни чего не имеющий общего с советской бюрократической модой, за столом женщина лет сорока, но еще вся из себя, видать по утрам сок пьет, апельсиновый, и бегает километров пять... Сбоку от стола в мягких креслах еще три помощника помоложе, видимо ассистентки или охрана, ишь, в центре, видать в качалку ходит, любера ей в подметки щузняков не годятся...
–Садыйтесь пожалуйстау!
Билли уселся в предложенное кресло, установил, около ног рюкзак и оглядевшись, начал: -Я пришел в вашу Армию Спасения с не совсем обычной просьбой. Более того, моя просьба на первый взгляд настолько нелепа и необычна, что я просил бы вас дотерпеть до конца моего повествования и по возможности не прерывать меня. Получив заверения с легким акцентом и небольшими неправильностями в том, что его очень внимательно выслушают и ни разу не прервут, Билли продолжил: -Я хиппи. В вашей стране может быть эта социально-асоциальная группа уже сошла со сцены истории, но в нашей стране мы еще есть. Мне тридцать три года, из них я хожу в шкуре хиппи 17 лет. Может быть я и рад скинуть ее, но увы – это не возможно, -
с этими словами Билли достал из своего огромного рюкзака папку, а из нее в свою очередь вырезанную статью из газеты «Комсомольская правда» от 8 января 1983 год; под заголовком «Куда катится эта молодежь?» за подписью социолога А.Л.Свининой..
–Вот ознакомьтесь – нужное я подчеркнул, как видите, даже советско-коммунистический социолог пишет в своей статье о тяжести возвращения лиц, долгое время бывши: в рядах так называемых хиппи, к активной социальной жизни. Заметьте – к активной! Билли поднял палец и потряс им в воздухе, четыре хорошо вымытых и с уложенными прическами, головы склонились и прочитали подчеркнутое им. А он продолжил:
–У меня нет квартиры. Сейчас не будем разбирать – кто виноват, кто нет. Я пришел к вам не жаловаться, я совершенно по другому поводу. Итак, у меня нет квартиры, и как вы осведомлены из современной прессы, что б ее заиметь, я должен быть сказочно богатый. Ознакомитесь, – Билли как фокусник вытащил из папки очередную статью.
свежая информация. В статье известного экономиста приведены статистические данные стоимости жилья, сложившиеся на нашем диком рынке. Билли, еще не успев толком начать, уже разошелся. -Обратили внимание? Д продолу. За свою сознательно-взрослую жизнь я работал лишь только один год и то принудительно, на низко-квалифицированной работе – вязка сеток под картофель. В связи с тем, что мне с детства не были привиты навык, элементарного труда, я прожил жизнь тунеядцам. Из папки была извлечена следующая статья.
–Прошу вас обратить внимание! Статья профессора Лисовского, одного из ведущих психологов-социологов, занимавшихся в нашей стране проблемами так называемой неформальной молодежи. Он пишет, я подчеркнул для вас, что лица, с детства которым не привиты элементарные навыки труда, с юности не участвовавшие в трудовых процессах – практически неприспособленны к занятиям трудом! Обратите внимание -практически неприспособленны! далее, я не имею сбережений, а если бы даже и имел, то с учетом индексикации, статья из газеты «Экономист», они были бы равны нуля!.. Генералы Армии Спасения сидели ошеломленные атакой информации, ворвавшейся в их уютный кабинет с этим странным, так не похожим на всех остальных посетителей, волосатым человеком, а Билли разошелся не на шутку, его понесло:
–Так, что мы имеем на лицо? Имеем субъект, то есть я, не имеющий жилья, работы, навыков к труду, желания работать и трудоспособности. Но я не являюсь тунеядцам в обще принятом смысле! Нет и еще раз нет! Обратите внимание – это мои стихи, о качестве и достоинствах сейчас не будем говорить, здесь не литературный диспут и эта тема за рамками нашей беседы, тем более искусство всегда было субъективно, вот моя поэзия, вот безмен, прибор для взвешивания, обратите внимание! Ровно пять килограмм сорок два грамма!.. Прошу убедится собственными глазами! – Билли встал и продемонстрировал ошарашенным генералам вес поэзии, действительно, сей странный прибор показывал названную цифру.
–Это живопись! Восемь килограмм триста семь граммов! демонстрирую для недоверчивых!..
И вновь демонстрация полновесности живописи Билли.
–Теперь переходим к прозе, к прозе жизни, мои енечки!..
–Ваши что? -
жалобно-непонятливо допыталась проблеять одна из генералов, но была поражена выпадом Билли. -Енечки! Разновидность короткого рассказа, два килограмма двадцать один грамм! И так, что мы имеем на фейс? Субъекта, не имеющего квартиры, способностей к труду, но одновременно с тем не являющимся тунеядцам, а творческой натурой... Единственное «но» – еще уже вышеупомянутый профессор Лисовский упоминал, что искусство так называемых хиппи есть искусством для собственного внутреннего потребления, то есть я не могу жить на средства от своего искусства, даже если и буду по-прежнему работать так же продуктивно! Теперь переходим к объекту. Объект, то есть страна, сейчас именуемая Российской Федерацией, встала на рельсы общемирового развития. Это похвально! Но как мы знаем из истории капитализма, вот я принес для вас учебник истории, за десятый класс, рекомендованный Минпросом СССР, страница девяносто вторая, абзац я подчеркнул для удобства пользования. Обратите внимание – текст доже выделен курсивом! Читаем – в начале пути во всех странах капитализм является хищнической, разбойной социальной формацией, совершенно игнорирующей потребности трудящихся... Прочитали? так вот, мы с вами имеем на лицо субъект, совершенно не желающий заботится о простых людях, то есть обо мне. Совершенно не развиты институты социальной защиты, не работает механизм социальной защиты, не выделены средства из бюджета на соответствующие статьи расходов, вот ознакомьтесь, я подготовил соответствующий материал... Билли вытаскивал и вытаскивал из бездонного рюкзака папки и статьи, графики и экономические выкладки, прогнозы и примерный состав потребительской корзины, все передавая в руки генералам армии, те брали их совершенно с серьезными лицами, вдумчиво читали их, показывая друг другу очерченное, подчеркнутое, отмеченное, полированный стол покрывался толстым слоем доказательств алчности и беспринципности объекта, и беззащитности перед грядущим капитализмом, субъекта. А Билли несся по бездорожью, его несло...
–...А значит, если объект не предназначен для проживания данного субъекта, то наилучший выход для субъекта, это выход из объекта... Во внезапно во царившей тишине кабинета отчетливо стали слышны за оконные шумы капиталистической Москвы, разбойной формации. Четверо пар глаз, полных слез и сострадания, смотрели на Билли, готовые бросится на помощь, но не зная как ее осуществить.
–А, собстейвно говоряу, что вый хотеть от нас? – робко выдавил главный генерал из себя, а остальные закивали головами, белые блузки, черные юбки, синие воротнички, все было полно сострадания и сочувствия.
–От вас? Видите ли, если вы мне не поможете выехать в нормальную страну, уже построившую нормальный капитализм и имеющую развитые институты социальной помощи, то мне остается лишь одно – смерть. Задернув рукав пальто, Билли продемонстрировал старые шрамы на сгибах рук, память об буйной молодости и дурдоме. Одна из генералов ойкнула, так просто, не по западному, Билли опустил рукав;
–Это не блеф и не пустая угроза, и даже не наглость, я такой неприспособленный к нагрянувшим реалиям и активной жизни, что если вы согласитесь с моими доводами о моей невозможности дальнейшего проживания в первичном диком капитализме, то кому-то из вас даже придется ходить вместе со мною по кабинетам российских бюрократов. Так как если я пойду один, то в одном из кабинетов не выдержав активной жизни, я чего-нибудь совершу или с ним, бюрократом или с собой. Таким меня сделал советская система и действительность. Моей вины в этом почти нет...
Аэропорт «Шереметьево-2» жил своей обычной жизнью постсовкового аэропорта. Грузчики, похожие на бандитов, таксисты, похожие на гангстеров, милиционеры, похожие на уголовников, пассажиры с советскими паспортами напоминали массовку со съемок кинофильма об эвакуации белых войск из Крыма... Пассажиры с паспортами развивающихся стран напоминали пиратов, тоже из кинофильмов, с паспортами развитых капиталистических стран – посетителей зоопарка.
Только парни в гимнастерках и кителях, с зелеными погонами напоминали самих себя – бдительных пограничников, не пропустивших ни одного шпиона, ни одного контрабандиста. Только эти парни, своей незыблемостью, всем своим внешним видом говорили среди всеобщего бардака и бедлама – есть такая партия! То есть служба... При виде этих крепких парней, скромных, но уверенных в себе, хотелось запеть что-нибудь старое, типа – «...И танки наши быстры» или «...От тайги и до британских морей»...
Кричали чего-то прощающиеся и отъезжающие, таможенники неторопливо цапали пальцами багаж, а глазами владельцев, стараясь выявить характерную нервозность, но это им удавалось с трудом. Багаж гражданина Ольгова Валентина Сергеевича, г.р.1959, место рождения г.Чита, выезжающий на постоянное место жительства – США, состоял всего лишь из уже знакомого, потрепанного рюкзака и расшитой сумы через плечо. Август удался жаркий, в аэропорту, как всегда летом, не работала вентиляция, с таможенников пот лил градом.
–Ни чего? – скользнул взглядом по подчиненному старший по смене и получив отрицательный ответ, в сердцах шлепнул печатью куда-то в паспорт.
–Следующий! – с ненавистью в голосе ко всем отъезжающим и просто уезжающим прокричал сдавленно таможенник. Билли обернулся, что б в последний раз увидеть близких ему людей. Сразу за барьером стояли два генерала Армии Спасения, провожая Билли в страну обетованную для субъектов, не получивших трудовых навыков с детства, а за спинами генералов, цветным цыганисто-бродяжно-богемным видом переливаясь всеми цветами радуги, блестя на солнце бисером, браслетами, вышивкой, бусами и заплатами, колыхалась в рыданиях огромнейшая толпа членов клуба «ФрилавБилли», приехавшие по этому поводу со всех концов страны, с редкими вкраплениями френдов, пришедших проводить в дальний путь. До Билли донесся крик верной до конца Марго:
–Напиши Билли, есть ли Сан-Франциско! Решительный парень с зелеными погонами и автоматом на груди подтолкнул Билли вперед и объект остался позади. Вместе с друзьями, членами клуба, со всеми радостями и горестями, со всем что было хорошего и плохого. Впереди была неизвестность... Билли усмехнулся и еще раз обернувшись, послал большой общий воздушный поцелуй. Один на всех.
Через восемь месяцев Марго получила открытку с видом «Гольден бридж» и одной строчкой – он существует...
КАК ПРОВОЖАЮТ САМОЛЁТЫ.
Москва начала лета конца восьмидесятых поражала провинциалов, особенно впервые посетивших бывшую столицу и оплот всего прогрессивного человечества, а ныне просто центр бардака и псевдодемократии. Перестройка, ускорение, гласность, херня с водкой, демонстрации всех спектров, гомосексуалисты вышли из подполья, советская власть не знает, что делать...
Арбат.. ах Арбат, мой Арбат... Арбат да не тот, московский грузин!.. Твой был задворками полыхающего мира, а этот!.. Этот и есть центр того самого полыхающего мира!
Возле «Чешского, дворика», что прямо напротив боковой стены комплекса «Прага» -столовая-закусочная, кафе, ресторан, веранда на краше, стоит густая толпа и внимает.. Перед нею, оставив в тылу жидкую, ненадежную защиту-кусты и сжимая в потных руках листки с маткой-правдой, читают стихи арбатские поэты. Вот закончил свое заунывное чтение про поруганную большевиками маму-Россию, ой! а куда же милиция смотрит? и представляет следующего декламатора взволнованный поэт:
–А теперь перед вами выступит следующий поэт нашего неформального объединения "Поэты Арбата" Андрей Полярный! Жидкие хлопки и вперед выступает названный. Лысый, но по сторонам висят длинные волосы до плеч, с худым волчьим лицом и голубыми фашистскими глазами, в каких-то рвано-империалистических обносках, Андрей Полярный, он же Дрон, он же Лысый Хайр, зло и резко начинает читать не свои стихи, поворачивая голову на длинной шеи то влево, то вправо:
А декабристы разбудили Герцена
Который спал, не ведая про зло...
Провинциалы, а в толпе слушателей процент провинциалов достигал до перестроечного избирательного уровня – 99,9%, выкатив изо всех сил глаза, но не забывая шарить вороватым взглядом по сторонам, что б вовремя, в случае облавы, свалить с этого пира духа, внимали пииту;
...Какая сука разбудила Ленина,
Кому мешало, что ребенок спит?!,.
Общий восторг и энтузиазм, единение и сплоченность, вороватый взгляд по сторон нет, не видать знакомых фуражек, и дальше:
...Ах декабристы, не будите Герцена,
В России ни кого нельзя будить!..
Взрыв аплодисментов, продолжительные аплодисменты, аплодисменты, переходящие овации... Еще совсем недавно все эти слушатели точно так же переходили в овации в добавок в экстаз, на собраниях и митингах, посвященных очередному награждению всенародного любимца с густыми бровями... А что же тогда делал поэт, позвольте поинтересоваться-спросить? Да ни чего, школа, армия-стройбат, дисбат в полярных болотах, от туда-то и псевдоним, ну и тусование по Москве середины-конца восьмидесятых в составе так называемой «Системы»...
–Желающие приобрести выше прочитанные стихи, а так же и другие по сходной недорогой цене могут подойти ко мне! – напоследок провозгласил Андрей Полярный и желающие потянулись жидкой цепочкой, не забывая оглядываться по сторонам, за тоненькими самодельными тетрадочками ее слепым машинописным текстом – по двенадцать копий бьем, что поделаешь, бизнес!