Текст книги "Песок из калифорнии (СИ)"

Автор книги: Владимир Борода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

ПРОСТО ГЕРОЙ

Вместо предисловия.

.

Писать рассказы, повести или романы в конце двадцатого века довольно таки неблагодарное занятие. Стоит лишь закрутить Фразу и всунуть в нее две, три сюжетно смысловых линии, а то – не дай Бог – сделать пару, другую отклонений, как сразу найдутся знатоки и любители литературы, которые завопят с апломбом – аксеновщина!.. Ну и что с того, что люблю я Василия Аксенова, считаю своим заочным учителем и так далее, но пишу-то, поверьте, по-своему, как умею, и считав нахально -не менее талантливо, не в обиду будет сказано господину Аксенову. Ну разве я виноват, что и он, мэтр-в-прошлом стиляга и я-хипарь-соракалетний, используем в своем творчестве одно на многих социально-литературно-жизненных явлений конца двадцатого столетия, правда у г. Аксенова началось еще с «Затоварившейся бочкотары» и «Мой дедушка – памятник», а я сейчас, несу это знамя (вариант – крест) То есть попросту говоря – со стебом пишем, высмеиваем все и вся, а через призму этого, почти непрекращающегося стеба нет-нет да выглянет голая суть – та самая, которой гордятся серьезные писатели и философы. То есть несем в массы ерническим языком доброе, вечное... Всегда, во все времена и во всех народах, наравне с философами были и шуты. Ко это не значит, совершенно не значит, что изрекали шуты лишь поверхностное, сиюминутное. Просто язык другой... Вот и я, во след за своим мэтрам, спешу выстебать все то дорогое, чем по праву гордится народ, эмигранты, хиппи, диссиденты, беременные женщины и так далее, нужное подчеркнуть или добавить).

Ну хорошо, с уважаемым Василием Аксеновым более-менее ясно – сам признал его за мэтра и заочного учителя (а он бедолага и не знает об ученике-то), но ведь есть и множество других писателей... Стоит лишь только заглянуть хотя бы в завтрашний день, уж не говоря об более дальней перспективе, как сразу хор – кабаковщина! А почему не уэльсищияа или там беляевщина, ну на худой конец, какая-нибудь там желязновщина?.. Ведь тоже заглядывали, куда не попадя... Так нет же – кабаковщина. и точка!

А дальше совсем страшно писать. Стоит допустить, что герой инвалид, хотя бы умственного труда – сороконизм. И точка. Так взгляните вокруг себя, господа хористы, любители критиковать, так как писать бог таланта не дал, взгляните повнимательней – сколько вокруг идиотов, инвалидов, сумасшедших, кретинов и просто придурков... Особенно в правительстве новоявленных стран, так называемых постсоветских, но не об этом слово, не об этом разговор. Ну так по какому-такому праву Сорокину или там Мамлееву можно, а остальным ни-ни? У Сорокина с Мамлеевым лицензия-патент что ли? Я ни чего не имею плохого против этих господ писателей, уважаемых мною и с удовольствием читаемых мною, но почему, почему? А может – крамольная мысль овевает мне бороду, а может это господа-любители-критиковать-хором норовят непущать и охранять... Без спросу, так сказать, блюдут чужие права авторские и находки... А авторов спросили они? А какого-такого, извините за народность выражения, хера лезут туда, куда и где не спрашивают?! А может послать их всех далеко-далеко, хористов хреновых или попросту не обращать внимания. . . Ну вот, хористов разогнал, не видать мне доброго словца на страницах литературных газет и дайджестов, не осветят, не погладят, не воскурят и так далее. Ну и черт с ними. Потому что если слушать всех этих, не умеющих писать, а потому подавшихся в критику за похлебкой и куском хлеба, то ни когда ни чего не напишешь. Потому что стоит воспарить над толпой читателей, написать так сказать для собственного удовольствия, как сразу – Соколов. Который Саша... Или еще кто-нибудь.

Хотя, прощу посудить, герой мой совершенно оригинален и на страницах печатных появлялся до меня только в книгах, под рубрикой «Империализм не дремлет» или «Молодежи об молодежи», то есть совершенно ругательные опусы, не ставящие целью гонять и разобраться, что же толкнуло героя нашего описываемого времени в жизнь такую.

Итак, господи, опять аксеновское слово выскочило, срочно изменим, Ну так вот, Герой мой совершенно оригинален, так как ранее не появлялся на страницах книг, претендующих на литературу серьезную, внешне тоже оригинален, герой-то мой, так носит длинные волосы, а иногда и бороду с усами, иногда же бреет начисто не очень. Ходит мой герой конечно на ногах, ну бывает и на голове, ну совсем на четвереньках, почему редко – предпочитает наркокурение, чем распитие алкоголе содержащих налитков, хотя и эти самые напитки ему не чужды. И даже иногда, мой собранный – образный герой, обобщенный так сказать, употребляет внутривенно, и то, что категорически нельзя ни в одной стране. Но чаще в прошлом, так как осознал пагубность и тяжесть последствий... Одет мой герой, ну совсем как интеллектуалы Аксенова, хотя на первый, не вооруженный взгляд и те же самые джинсы наличествуют, и тяга к иностранно-импортному, над чем смеялся семьдесят лет советский народ и что семьдесят лет лелеял в мечтах и тешил тот же самый совнарод. Но есть и коренные отличия – интеллектуал от Аксенова (звучит почти как «от Кардена»), не смотря на всю свою богемность и стиляжность, в прошлом своем, все же цивилизованный и цивильный человек. Мой же герой есть русско-советская разновидность западного хипарства, помноженное на чисто русское разгильдяйство, пофигизм и отсустсувие должного. То есть формирование эстетических вкусов моего героя в одежде пришлось на время тотального дефицита более-менее нормальной одежды с точки зрения моего героя. И в этом коренное различие моего героя от всех остальных, в большом количестве гуляющих по страницам книг множества авторов. Но это только внешняя сторона медали, а есть еще и внутренняя. Герой других авторов, будь это Сорокин, Мамлеев, Соколов или Табаков, если и выброшен судьбою на панель, на обочину или не будучи выброшен, ведет себя так, как будто выброшен или хочет вести себя так или мечтает вести себя так или все вместе. Мой же скромный герой, в далекой-далекой юности сам выбрал и собственный образ жизни, и сам, собственными руками, в связи с самовольно выбранным, и избранным образом жизни, сформировал собственный менталитет, и если и иногда терзается, а иногда и не иногда, а постоянно, то это его личное дело, но факт остается фактом – мой герой добровольно стал аутсайдером, изгоем, хипарем-хипаном и несет по этой жизни хайр свой, как знамя и получив в награду за это все прелести жизни в Совке – психбольницы, иногда и заключение, осуждение общества и так далее как видите, ни у одного писателя, от Александра Сергеевича до Эдички Лимонова (во как завернул, ну а что, про одно писали, разным языком, но про одно), нет и не было такого героя. Оптимиста-реалиста, рефлексирующего-копающегося в собственной душе и в собственном, пардон, дерьме, длинноволосого, как Махно или Байрон, бородатого, как Распутин, не путать с потрясателем соцреализма и укрепителем-основоположником «деревенской прозы», ну в общем, украдем еще раз у Василия Аксенова, все равно хористы-критиканы отоспятся за все, запутавшись и заблудившись в извивах фразы, ой мама, открытым текстом краду, надо хоть маленько замаскировать, прощу учесть – ни чего общего с Юзом Алешковским, ну в общем... Уф, начну сначала – герой мой оригинален, как, внешне, так и своим внутренним миром, потому что до меня, автора данного повествования, еще ни один писатель не описал внутренний мир тунеядца и творческом личности, оптимиста рефлексирующего и беглеца от реальности шершавой, живущего в собственном мире по законам окружающей, его среды, одним словом, герой мой полон, парадоксов, плюющий на обще принятые правила к не бегущий к обще принятым целям... Хипарь тридцати-сорокалетний, со всеми минусами, постулатами, догмами, неврастенией и даже, не побоимся такого слова как психопатия, нарушающего все и вся, а или в результате получающего по заслугам. То есть там, где другим нормально – жмет, где другим ну скажем терпимо – давит, там, где и так далее...

И живет мой герой неправильно, и не там где можно и нужно и должно, и не с теми, с кем надо бы и с кем даже иногда б хотелось, и в том и беда его, и ну если не счастье, то хотя б судьба... Несет его, как осенний листок, и менял он города, и менял имена, и окурки, понимаете, может быть даже от того самого наркокурения, бросал а набегающую волну, для критиков-хористов – это тоже я покрал, из кинофильма «Ошибка резидента», но не каюсь подлюка, не каюсь... Значит герой мой охарактеризован полностью и я думаю достаточно. Теперь об среде обитания моего героя. Чаще всего это грязные закоулки нашей нетипичной действительности, ну посудите сами – у одного писателя герой живет и дышит в Кремле и около, у другого вращается среди иностранных дипломатов, у третьего в интеллектуально-богемной среде... Ну конечно, у Виктора Ерофеева герои больше по подворотням шлялись, но как уже было сказано – туда загнала героев этих мрачная и суровая действительность. Мой же герой сам, бодро и без принуждения идет туда, куда героев других писателей и на аркане не затащишь. И же просто идет а живет. И не просто живет, а отлично себя чувствует, как рыба в воде. Во всех этих флетах, сквотах и прочих не приспособленных для нормального проживания нормальных героев, местах, мой герой не просто отлично живет, он еще там, негодяй развивается, и не просто развивается, а еще и размножится норовит!.. Так сказать семьей обрасти, и не просто семьей, а еще и многоженством-мормонством норовит побаловаться... Да еще каким-либо творчеством занят, а о хлебе насущном все время норовит позабыть, а еже ли не позабыть, то отодвинуть на задний, дальний план... И из творчества своего мой герой-не герой, как я уже и сам убедился, дохода и не мечтает извлечь, и созидательно-поступательного ни чего не делает, и пользы окружающей среде и обществу, кроме разве что удобрений, не приносит... Да еще подводит под свое тунеядство теоретическую основу и норовит ткнуть ею в нос окружающим, указать произведениями своими об неправильности жития-бытия остальных правильных героев, занять так сказать свободный пьедестал, ведь как уже не раз было говорено – пророков нет в отечестве каком-то...

Насчет отечества кстати – герой мой ко всему еще и ни россиянин, ни и не иудей то есть национальность у него конечно когда-то была, но в связи, а так же потому что, ну и естественно в виду, одним словом утеряна, затерялась на бескрайних просторах авторского повествования, и живет мой герой космополитом, и является им в самой своей первой сути, не путать со сталинским определением данного слова, и не просто космополитом, а еще и таким, знаете, наплевательски относящимся к русским березам, американской сосне, канадскому клену, французскому каштану, чешской липе, эфиопской пальме и прочим ностальгическим атрибутам народов. Перекати-поле, сука бездержавная, предатель родного отечества, мой герой и я со всеми этими определениями, не смотря на резкость, согласен. Таков мой герой и слов тут из песни не выкинешь... И ни чего не поделаешь, у всех герой как герой, Родину если не любит, то вспоминает, если не вспоминает, то хотя бы изредка припомнит, если не красным словцом, то хотя бы крепким. Ну а мой же...

Может читатель уже устал от словоблудия Автора и пора бы начать само повествование? Может быть и пора.

Осталось только назвать героя и сюжет понесется сам, почти без участия Автора, по своим прихотливым изгибам и извивам, дались тебе эти извивы, ведь точно спер у Аксенова, оставь их в покое, этож голимый плагиат – не могу, уж очень нравятся мне эти извивы...

Еще древние греки прекрасно знали – как назовешь героя, такую и жизнь он проживет. Можете себе представить Казанову с именем «Федор»? Я нет. Или например, доблестного агента 007 по имени «Вася»?.. Только в плохой пародии. А значит что имя для героя, если не многое, то все. Или наоборот. Естественно, мой герой мог быть Смитом, Джоном или Бобом, и это не против правил, так как хипари в Совке, то есть в СССР, обзывались англо-предательскими именами, что бы подчеркнуть свою связь с ЦРУ и американским империализмом, и наплевать на все завоевания. Но Совка нет, есть постсоветское пространство, названное СНГ, плюс какие-то самостоятельные субъекты в юридическо-дипломатическом плане, а потому имя герою дам обыкновенное, но со значением, так как назовешь героя, так и пойдет-понесется сюжет, одним словом назову героя Владимир, старое славянское имя, но одновременно и имеющее космополитические корни, мол ВЛАДЕЙ МИРОМ, вот так-то, не больше, не меньше, но не подумайте об какой-либо агрессии, ни чего подобного. Если б герой мой имел окупационно-окажемпомощь намерения, то именовался бы там Адольф или там Леонид, а тут совершенно мирное – владей всем миром, будь землянином, а не гражданином, живи где хочешь... Мир огромен и весь твой.

В один прекрасно-не очень день Владимир, тридцати восьмилетний хипарь, бывший житель советской империи, а сейчас беженец-беглец, проснулся где-то в Европе, между Варшавой и «Мадридом, но на восточней Афин. Денег у него было от силы двести песет, десять немецких марок или там к примеру с пяток франков... Курс не причем, Владимир не соизмерял жизнь с курсом, будь то курс очередной партии-водительницы в блудню или курс покупки-продажи валют. На все курсы он плевал, хайр его был разлохмачен, борода свалялась на бок, бусы на шеи, пусть будет на трех дневно не мытой шеи, значит так – бусы на трех дневно немытой шеи, вы спросите – как же правильней, а бог его знает, ну в общем, бусы на шеи перепутались, вы снова спросите – причем тут бусы, я вам просто сказу – спросите у Владимира, причем тут я, Автор, герой выходит из подчинения сразу, к как только обретает имя. Так вот, сразу, как только получает имя, так и сразу начинает жить совершенно самостоятельной жизнью... Может быть пойдем дальше? А чем тебе в этом месте не нравится? Ну, читатель устанет или не захочет читать про бусы так много... да и хрен с ним, с читателем, мои бусы, сколько хочу – столько и буду описывать их, разглядывать, может быть мои бусы, как ружье у Антона Павловича... ну хватит, хватит, выделываешься, все знают, что ты начитанный, что же еще тунеядцу делать... От тунеядца слышу!.. Не хватало мне еще с собственный героем ссорится, это знаешь чем пахнет-припахивает? Не верь, шизофрению немцы придумали, что б Кафку облажать, а ее нету, не веришь? я сам ее болел, точно знаю, а в кабаковщине тебя и так обвинят...

Что бы не вводить читателя в дебри словословия и словоблудия, скажу кратко, как ученик какой-нибудь там школы ораторов с древнего Рима.

Откройте эту книгу, «Песок Калифорнии», на любом рассказе и подставив вместо наличествующего там имени главного героя, имя Владимир, смело читайте и не ошибетесь. Это будет все о нем... Об моем герое.

Ну а бусы? Что бусы, ну носит герой бусы на шеи и иногда забывает снимать на ночь утром распутывать приходится, и может быть когда-нибудь, не дай бог конечно, и выстрелят эти бусы, то есть образно говоря, естественно, бусы не стреляют, но в канве, в сюжетной линии какого-либо рассказа могут сыграть далеко не последнею роль. Хотя бусы не рояль и вроде бы не играют. Но все же... Ну а что же с моим, а теперь уже и с твоим, читатель, героем, с Владимиром тридцати восьмилетним хипарем, неповторимым, неподражаемым и ранее совершенно, ну совершенно не описываемым другими писателями, что же с ним? Как он там?.. Я думаю – не пропадет. В народе говорят – дерьмо не тонет...Это я не грубо, это просто фольклор. Естественно, своего героя надо любить. Тем более, если герой и автор – тезки...

Часть первая. ТУДА.

ОН СУЩЕСТВУЕТ.

Капитализм Билли встретил во всеоружии. В полной подготовленности к этому стихийному бедствию. Нет, он не был в курсе, в отличии от мажоров с бугра (Кремлевского), но по стечении обстоятельств, собственному образу жизни и главное – своему внутреннему «Я», он не лопухнулся и оказался всесторонне подготовленным. Квартиры он не имел с младенчества, не считая в далекой Чите папину-мамину, но к этому печальному времени они, отъявленные строители предыдущей общественной формациям, не дожили и не увидели, в какую пропасть и бездну катится их любимая социалистическая Родина. А квартиру предприимчивое государство сразу дало нуждающимся трудящимся. Билли же получил шиш или по западному – фак...

Ну, квартиры нет, мафии отнимать нечего, а то вон, в каждом номере «Козломойца» страшные статьи печатают – то бабку зарезали за флет, то семью молодую газом потравили...Ну его на хрен, флет, нет и спокойней.

Павловская реформа с полтинниками и стольниками мимо прошла и даже ни каким боком Билли не коснулась, так как вышеозначенные купюры он видел лишь на плакатах иногда. Раньше, при социализме, на плакатах «Накопил и машину купил!» с розовощеким дебилом и на «Храните деньги в сберегательной кассе!», сейчас же, при внезапно нагрянувшем капитализме, на плакатах ушедшей в подполье КП которая СС – «Ограбленные – восстаньте!»... Чья б корова мычала, а уж ваша, товарищи, молчала.

Флета нема, прайса ноу, с работы Билли на улицу ни кто не выкинул, так как работал он официально один раз в жизни, в ДТД, для подзабывших или незнающих – лечебно-трудовой профилакторий, где лечат от любви к алкоголю, кстати, привитая родным Совком, трудом и запрещенными на воле таблетками...И все под бдительным оком Внутренних Войск МВД. То есть за решеткой и колючкой... Так вот, работы Билли не лишился, сбережений не имел, ваучер ему не дали, так как не имел прописки и в обще, был он весь как бы не советский, не русский даже, не родной. Даже во внешнем виде проскальзывало что-то инороднее, чужеземно-враждебное, как голоса с эфиру. Был он весь такой длинно-худой, обросший как йетти с Памиру, хайра по пояс, борода на грудь, усы как у запорожца, не кара, а казака, и все вызывающе рыжей расцветки. Плюс ко всему прикид – летом клешенные джинсы, попиленные и заплатанные, рубаха в петухах, жилет расшитый очередной участницей сексуальной революции и членки клуба «ФрилафБилли». Зимой летний наряд утеплялся взамен сандалий какой-либо обувкой с Тишиники, спасибо бабуля, доношу с радостью, и пальто, чаще всего даренное, а даренному пальто за подкладку не заглядывают, вот и приходилось напоминать зимой то ли чучело с огорода, для отпугивания ворон, торчков и прочих, то ли панка последнего уральского разлива. Ну конечно и свитер чаще всего любовно связанный тем же или новым членом, уже названного клуба.

Флета, прайса, работы, нет, накоплений и ценностей тоже, Билли был готов, как пионер, к капитализму. И он пришел... Да, кстати или не кстати, но нужно упомянуть – где жил Билли, на что и как. В начале перестройки, один пипл сваливал в Израиль, на землю предков, флет у него конечно отняли, а вот ателье, мастерская под крышей, где он творил ни кому не ведомые шедевры, осталась.

–Живи Билли, живи, пока бляди не выкинут, – тут пипл имел не членов клуба «ФрилафБилли» к ним он относился с уважением, а работников Мосгорисполкома, как это не печально.

–Живи и продолжай наше общее дело. А я как лысый камень, буду за границей направлять и руководить.. . Для совсем дураков – лысый камень это В.И.Ленин. И Билли начал жить. За давно не мытыми стеклами гремела приватизация и прихватиаация, перестройка плавно перешла в свою высшую стадию – криминализацию, и внезапно пришел капитализм, а Билли как. жил, так и продолжал жить, благо арендная плата с ателье была мизерная и можно было ее подолгу не платить – народное, а не частное, электричеством он пользовался на халяву, протянул провод с чердака и все, а вода в обще в России без учета, пей – не хочу!

О флетом более-менее разобрались, тем более он достался Билли уже обставленным в стиле богемно-люмпенско-помойным, а на остальное ему было глубоко плевать. На что жил Билли? Иногда, подводя итоги уходящего в даль прошедшего года, сам Билли не мог внятно и вдумчиво ответить на данный вопрос. Самому себе... Как-то вот жил-жил и дожил даже до капитализма на родине первого в мире победившего весь народ пролетариата и до своих тридцати трех лет. Чаще всего это были так называемые случайные заработки. А чаще всего и самому не все ясно. Ну конечно, члены клуба вносили какую-то свою лепту в бюджет клуба и его председателя, но это были крохи, в конце концов, не альфонс же Билли, не доде!

А как жил Билли? Как живут хипы первого поколения в Совке, прошедшие все и испытавшие на своей волосатой шкуре все прелести развитого и победившего, самого правильного в мире? Были и дурки-дурдомы, психодромы, попытки синуцида и алкогольные отравления суррогатами, уже упоминаемое ЛТП и приводы, спецприемники, и даже страшно вспоминать – задержание в пограничной полосе войсками в зеленых погонах... Но хиповый бог миловал, отсидел полмесяца и приговорили всего к штрафу, что спасло, до сих пор непонятно, то ли справка с дурдома – вялотекущая, психопатия и невроз, склонность к бродяжничеству и тому подобное, то ли еще че... Правда скрыта во мрака. Но было и вино, и солнце, и любовь, а особенно больше всего было любви. Уж очень Билли нравился герлушкам-хипушкам, приехавшим Москву с Гоголями и Джангом посмотреть и себя на Бисквите, Петровке и Собутыльнике показать... А вписатся где? Нет, Билли не такой, он че – половой гангстер или террорист-сексуал что ли, ни когда еще Билли не предлагал вписку за фак, он ведь не блядун цивильный, не ходок, а хипарь простой. И ни когда не напрягал герл-герлушек телегами о фрилаве, мол тот не хиппи настоящий, кто фрилав не прошел, таких тележников Билли сам презирал и выстебывал, а просто был Билли такой простой и такой клевый, такой оттяжный, олдовый и... Что герлушка и сама не понимала, как на второй, а иногда и даже на первый впис-найт оказывалась вписанной в длинный список членов клуба «ФрилавБилли». И но когда не жалела об случившемся, даже если и любовь была скоротечна по каким-либо обстоятельствам. И всегда расставались френдами, и когда возвращались к себе на периферию, а Билли соизволял пройти трассой а Крым или в Прибалтику, то не только всегда вписывали, что вполне естественно, но и если были свободными, то и напоминали о своем членстве в клубе. А особо далеко зашедшие в фрилаве даже меняли своего партнера на Билли, хотя и знали – он приехал на час...

Мы к вам приехали на час,

Привет, бонжур, хелло!

А ну скорей любите нас -

Вам крупно повезло!..

Иногда в клубе Билли было сразу две герлушки, иногда даже три, а один раз было одновременно даме четыре!.. О той счастливом, но вместе с тем и страшном времени Билли вспоминал всегда с усмешкой под усами, но с дрожью в членах... Уж очень разные по характеру попадись тогда герлушки и как все получилось, он сам до сих пор понять не мог. Друзья и приятели по Системе, по хипповому братству с улыбкой вспоминали и Билли, и его клуб, и иногда, для того чтоб более точно указать, про какую Рингу или Баги спикают, напоминали – из клуба Билли, и сразу все становилось ясно – а, так эта та, что в 78 прикатила с Рязани, ну точно, а то врубится ни как не мог...

В общем, до самого прихода капитализма жил Билли даже очень хорошо, особенно в краткий период перестройки, так как полисам стало не до него и его френдов, демократы вышли из подполья и подняли голову на завоевания правящей партии, но жаль – длилось это недолго...

Затем прогремел путч, часть людей ринулась на баррикады, затем обнимались с седым дядькой с хитрым рейсом, это была последняя возможность обняться с ним, потому что после он спрятался за красной кирпичной стеной и мечтать обнять его мог только дебил.

Ну а затем-то и наступил уже порядком навязший в зубах капитализм. И одним хмурым мартовским утром... но лучше это место выделить.

И одним хмурым мартовским утром проснулся Билли на собственной многострадальной и много видевшей постели, слева лежала рыжая худенькая Марго из Харькова, справа сопела пухлая шатенка (крашенная) Ли из далекого Нска, денег не было, жратвы тоже, вино последнее (про вино-то и забыли рассказать, но это отдельный разговор] кончилось еще позавчера, впереди ни каких перспектив, раньше как-то удавалось жить, теперь ума не приложу, как жить, на что, совсем непонятно... Вот с такими мрачными мыслями проснулся Билли одним хмурым мартовским утром и понял – дальше так жить нельзя, надо менять ее, жизнь и круто.

О вине. Билли был стойкий и ярый противник торча. Так как с детства боялся уколов. Травка, молочко из под бешенной коровки, каша, ну изредка повидло из маковых головок еде туда-сюда, по остальное... Боже упаси! Это тоже помогло встретить капитализм спокойно, так как не любовь к торчу сыграла тоже большую роль. Кто был зависим – начал кидаться от суррогатов, так как чистый торч взлетел в цене, а Билли не завис, и все ему было по барабану – и цены, и чистота суррогатов. Так вот, насчет вина. Здесь, и даже здесь, Билли был свободен (до поры, до времени) от влияний извне. Так как пил он уже давно свое вино. Рецептура проста до наивности – осенью надо объехать дачи и сады, и на брошенных участках или просто забытых богом и хозяевами, собрать урожай ягод и плодов. Собранное помыть, порезать и положить в теплую воду в те две огромные десяти литровые бутили из под кислоты, украденные еще лет десять назад из одной лаборатории. Одним из членов клуба... Так вот, положить в те бутыли и добавить сахар. Здесь-то и зарыта собака, здесь-то и главный секрет вина Билли. Пойди достань сахар, если его, во-первых – дают лишь два килограмма в одни руки на месяц, во-вторых – только по месту прописки, каковой у него не было, в-третьих, за деньги... Билли изобрел новый, гениальнейший способ получения необходимого сахара для вина. Он в несколько заходов привозил с колхозных полей сахарную свеклу, очищал ее от ботвы и грязи, и варил несколько часов. Затем полученную массу противного цвета, но сладкую, как жизнь миллионера, добавлял в тот компот, налитый в бутыли, бутыли затыкал дырявыми пробками, в пробки вставлял резиновые трубки, отведенные в таз с водой все бурлило и грозило, клокотало и норовило взлететь или хотя бы взорваться, а результат был недели через две и бесподобен. С трех стаканов так било по мозгам, что ни какой фабричный портвейн-вермут не мог сравнится. Ну а самое главное – цена, себестоимость! Цена была ноль, так как за билеты в электричках Билли уже лет десять с лишним не платил, предъявлял справку о психдиспансера, но если ревизор ее не удовлетворялся, начинал пускать пузыри и мычать, пассажиры сразу заступались за убогого, обижаемого бессердечным ревизором и Билли ехал дальше.

Так вот, проснувшись хмурым мартовским утром в окружении своего собственного гарема, Билли понял – больше он не выдержит. Еще месяц, другой, от силы лето протянет, а потом проклятый капитализм наступающий сожрет его, проглотит без остатка, без следа. При социализме он еще как-то выкручивался, при перестройки катался как сыр в масле, ловя свою удачу в темной неразберихе умирающего социализма и всеобщего безвластия. Но в условиях нарождающегося капитализма, со всеми гримасами и человек человеку волк" и тому подобное, к тому же с совершенно не развитыми институтами социальной защиты (это Билли узнал из журнала "Новое время"), ну как ему выжить, как?!

С трудом пробравшись сквозь всякую дрянь, мебель с помойки, к мутному от житейской грязи окну, Билли уставился в мглу постсовка. Жрать не чего, пить не чего, любить ни кого не хотелось, жить даже не хотелось... Билли стоял голый, весь съежившийся, батареи центрального отопления перешли на капиталистический режим и были чуть теплыми... Господи, ну почему я не еврей! – взмолился Билли к неизвестному богу, уехал бы в Израиль, закосил бы под-дурака, в армию не пошел бы, жрал бы апельсины, курил бы травку израильскую, пил бы пиво голландское, оно там копейки, говорят, любил бы местных герл, имел бы их штук пять-шесть, ну мудак, родился русским, вот и подыхай в сранной России...

Нужно обязательно сказать о том, что не смотря на все видимые признаки тунеядца и тунеядства, Билли был творческой натурой. Он писал стихи, не претендуя на славу А.С.Пушкина, просто свои, вылетавшие из собственной души в моменты наивысшего кайфа. Сам он их называл енечки, сокращение от «фенечек», так как были они краткие и афористичные. Например из летнего цикла 1982 года:

Неделю я трассу в Крым долбил,

Меня понос внезапно прихватил,

Пожрал углей я полкило,

Такое вот случилося кино...

Самое главное в енечках Билли это была жизненная правда – все енечки написаны только на фактическом материале.

Кроме енечек Билли сочинял еще замутные телеги, краткие рассказики из хиповой фентези, строк так двадцать-двадцать пять, начинавшиеся всегда одинаково – один хипарь встретил бабу-ягу, только не старую, а совсем молодую, от силы лет триста с хвостиком... И дальше ни разу не повторившись в своих замутных телегах, насочинял так килограмм пять.

Ну и что бы совсем закончить об творческой стороне Билли и перейти собственно к рассказу, нужно обязательно упомянуть его занятия живописью. Билли любил, под меланхоличное настроение рисовать по желтой бумаге красной тушью объединяя свои рисунки в циклы и давая им пронзительные и точные названия. «Жизнь и смерть участкового инспектора Кирилла Огурцова, павшего в борьбе с врагами перестройки» или «Путана в сетях ЦРУ как фиолетовая смерть» и так далее. Как из этого можно понять, меланхолия сказывалась, как в названиях циклов, так и в изображенных в них картинах. Хотя сам по себе Билли был больше оптимистом, чем пессимистом и довольно таки долгое время смотрел на жизнь с детской улыбкой на устах. Живопись свою он называл – желто-красное искусство. А вот со слухом и нотной грамотой Билли не дружил, слух отсутствовал напрочь, и ни какие терзания гитары и рук в далекой молодости не дали результатов, и не мог Билли покорять сердца герлушек мелодичным бренчаньем и ритмичным покрикиваньем – ой-ой-ой или ей-ей-ей... Оставалось надеяться лишь на литературу и изобразительное искусство.

За спиной сопела Ли, получившая сокращение от прежнего – Маугли, первым утром после записи в клуб "ФрилавБилли", так как Билли заявил, что спать с Маугли он не может, поскольку у него с данным именем связаны определенные ассоциативные связи по Фрейду. Все дело в том, что у него есть знакомый пипл по прозвищу Маугли, и каждый раз занимаясь любовью с нею, он будет испытывать странное чувство, будто занимается любовью со своим приятелем... Герла сразу врубилась в расклад и сократилась до Ли, тем более это намного удобней в постели. Ли сопела, Марго шевелилась, грозясь вот-вот проснутся, в голове и на душе было мутно и муторно, лезло всякое говно из популярной литературы – тридцать три, учение не создал, учеников растерял, дом не построил, только деревьев в далеком школьном детстве насажался аж до тошноты, как только это насильное приобщение к природе не отвратило от будущего хиповства, непонятно...