Текст книги "Песок из калифорнии (СИ)"

Автор книги: Владимир Борода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

по международному поинтересовался Рича, тряся мокрыми хайрами прямо на вестку.

Хоть океаном пахнуть будет. . .

–Ноу. Френдам. Хипис Рашен.

–О, о'кэй, гут идей! А монинг небо ту монинг райт майн френд, словен хипис!

–Ну и ништяк. Катись к герлам, поинтересуйся футом.

–О, я катись, ты райт, финиш и плис, катись там, -

Рича махнул рукой в сторону пальм, виднеющихся вдали. Там был оборудован крохотный, но уютный кемпинг. Две стареньких палатки, тент, натянутый между пальмами, нехитрая кухонная утварь и чисто дикарский очаг, изготовленный из остатков холодильника.

Алекс остался один на один с океаном и своими мыслями. Мысли набегали лениво, как и воды океана, и так же лениво уходили в никуда сквозь песок...

Уже полтора года бывший гражданин бывшего СССР Алексей Крутов тусовался с маленькой, шесть человек, считая и его, три пары, коммуной. На Западе, на вожделенном Западе, на родине хипов, в Мекке всех хипов мира, в солнечной Калифорнии самих хипов оказалось раз, два и все...Злого, твердого, агрессивного андеграунда хоть жопой ешь, а своего брата – волосато-ленивого, обкуренно-мирного, любвеобильного и торчащего с какой-либо малости, ну например с толстого полиса-негра, с пыхтеньем накачивающего спущенное им, Алексом, колесо служебного джипа... Днем с огнем не сыщешь... Хорошо, с рейнбоувской тусовки имел он ринг, по тому Нью-Йоркскому рингу его встретили хорошо и перебросили к Риче, Джеки, Джону и Илис, позже прилайфовала к нему, Рашен Крези, Тима, Тимка, смуглая полумексиканка, полунемка, сам черт не разберет, она и сама толком не знает, кто ее олдпринты и где ее Родина... А Рашен Крези она его прозвала, Тимка, за сдвиги по фазе, на которые, если честно говорить, что уж греха таить, богат Алекс, слов из песни не выкинешь, что есть, то есть... То колесо у полиского джипа спустит, до бензоколонки пылить и пылить за поддувом, вот и остается лишь пыхтеть, ну и умора было глядеть на того черного... То к туристическому автобусу киоск неработающий привяжет... Звону и крику было – ужас! Видать хулиганское детство во дворах трущобных окраин Москвы даром не прошло и не дает спать спокойно...

Алекс улыбнулся, вздохнул и поставив дату – 2.07.95г., расписался еще раз, машинально – Алекс Рашен Крези. Спрятав письмо в карман потрепанных шорт, валяющихся рядом и подхватив их и остальное нехитрое барахло – полотенце, мешок с сюрпризом, отправился к пиплам под пальмы.

Увидев подходящего Алекса, Тимка взвизгнула и бросилась ему на шею. Из потока обрушившихся на него английских слов, выстреливаемых девятнадцатилетней герлой с пулеметной скоростью и почти без пауз, Алекс уловил главное – Тима соскучилась сейчас будем обедать Джон поймал на чьей-то брошенной предположительно или запущенной что вероятней плантации какие-то овощи Джени с Илис и конечно под ее Тимкиным руководством изготовили обалденное блюдо... Заткнуть фонтан слов можно только поцелуем и не одним, так как. Тимка норовила вырваться и закончить распирающее ее сообщение.

Блюдо было действительно обалденным, так как его главным и основным компонентом (по крайней мере с точки зрения Алекса) был перец «чили». Огонь, бушующий в горле, желудке и кишках, пришлось залить огромным количеством пива из пластиковой канистры, благо оно, пиво, имелось...

Отдышавшись после обеда и выкурив в круговую запрещенный властями штата «пот», Алекс упал на песок и предался своему обычному состоянию – лени, ничегонеделанию. Тимка улеглась рядом, выставив худые загорело-грязные пятки и упругие ягодицы палящему солнцу. Хорошо... Тенек от пальмы, ветерок от океана, ровный гул води, солнышко, в голове легкий туман, в животе тлеет обед, прибитый пивом... Хорошо... Тонкие пальцы герлушки быстрыми зверьками забежали в жесткие от соленой воды, длинные хайра Алекса, а огромные темные глаза пытливо глянули прямо в душу.

–Ю райт френд фор Москау? –

на удивление медленно и нарочито неправильно, что б было понятней Алексу, спросила она.

–Йес...

–Ю... Ю сэд?..

–Ноу. Ай смайл, -

Алекс расхохотался, но Тимка покачала головой.

–Ноу. Ю сэд. Ай люк... Ю вонд май плей?

–Йес, Тима, ай лайф а, ай лайк плей, ай лайф в, май беби, май вумен-беби, май, -

но Тима заткнула поток неправильно выговариваемых Алексом английских слов поцелуем, достала из плетенной сумки флейту и заиграла. Алекс прикрыл глаза, солнце старалось на совесть, даже здесь, в тени, где-то лениво ухал океан волнами об берег, а в памяти вставали давно ушедшие в никуда картины прошлого, дней давно минувших – солнце тоже, Крым, море, пиплы-френды, герла, тесная и жаркая палатка...

–О! О! -

заорала на весь пляж Тима и хлопнула Алекса флейтой по животу. Из палаток ни кто не выглянул – свобода, кто хочет орет, кто хочет, тот и тем занимается, чем хочет…

–Ю ноу вонд май плей, ю вонд секс, ю секс маньяк!..

И помчалась навстречу солнцу, океану, ветру, мелькая пятками, ягодицами и лопатками худенькой спины, развевая черные хайра по ветру, согласно лучшим романтическим традициям, в духе киносериалов. А Алексу пришлось бежать следом, согласно правилам игры, с выставленным вперед, как бушприт у парусника, приком, посверкивая сквозь хайра начинающей лысиной и булькая пивом в слегка отвисающем брюхе, нет, еще не страшно, с такой чилийско-мексиканской диеты сильно не потолстеешь, просто неделю назад стукнуло сорок три, ровесники имеют хоть что-нибудь нажитое, ровесники-цивилы-квадраты по-местному, а у него даже геморроя нет, не говоря про «кар», окромя хайров и небольшого, да-да, небольшого брюха и нет ничего... Тима поняла, что Рашен Крези как всегда сачкует, поспешая своей неторопливой трусцой и сдалась, упав на песок. Победила женская хитрость с мужской такой хипповой ленивостью... Победила дружба.

После бурных Тимкиных ласк, искупавшись в очередной раз, в очередной за этот день, Алекс натянул шорты и жилетку, уложил в сумку нужное, и встав в сандалии, отправился в город»

–Алекс! Ду ю хев мани? -

вослед спросил Джон, долговязый белобрысый тридцатилетний сын собственных американских родителей, не терявших надежды на возвращение блудного сына в лоно семьи, так как на дворе не шестидесятые бурные и мода на длинные волосы и такой образ жизни давно уж не моден и пролетел на бескрайних просторах Америки.

–Ноу, Джон. Ноу проблем, май мани ин сити, ин таун! -

махнул рукой Алекс на далеко за пальмами белеющею цивилизацию.

–Плис, Алекс, ноу крими, ноу. О’кэй?

–О'кэй, Джон, ай ноу гангстер, ай...

Алекс не смог найти подходящее слово и быстрым шагом отправился на почту.

2.

Город был самый обычный, самый типичный такой провинциально-курортный город одноэтажной сранной Америки – чистенький, беленький, аккуратненький... Аж блевать хотелось или перевернуть урну с цветным мусором. Но бдительный коп, здоровенный розовый детина в белой униформе, как свинья с мультфильма, жующий нескончаемую жвачку-резинку и полирующий дубинку, очень внимательно отнесся к подозрительному персонажу, появившемуся на вверенном ему участке. Возможно этот крези – с длинными до плеч не чесанными волосами, с бородой и усами ни разу не видевшими ни ножниц, ни бритвы, одетый в потрепанные шорты, стоптанные сандалии и расшитую выцветшую жилетку, просто свихнувшийся миллионер, остановившийся в каком либо отеле, а может как раз и просто заблудившийся, с шестидесятых в наркомановских снах «тронутый»...

–Хеллоу. Ты что ни будь ищешь в нашем городе, парень?

Алекс понял – полису он не понравился. Криво улыбнувшись в бороду и собрав в кучу все свои познания в английском, он поинтересовался:

–А что, демократия Америки кончается на подходе к вашему вонючему городку?

–Если здесь кто-то и воняет, так это только ты...

–А пятнадцать раз в день купаюсь в океане!..

Алекс спутал «фифтин» с «фифти» и получилось – пятьдесят. Коп удивленно присвистнул:

–То-то от тебя несет рыбой и тиной. Какой-нибудь документ у тебя есть? Ну не считая справки от психиатра... Судя по произношению, ты позавчера спустился по трапа «Боинга» из какой-нибудь сранной Венгрии.

Тщательно изучив потрепанное удостоверение личности Алекса и не найдя, к чему придраться, коп вернул его со словами:

–Не рекомендую долго задерживаться в нашем городе. Мы не любим волосатых бродяг да еще без денег. У тебя ведь нет денег?

Более утвердительно, чем вопросительно произнес розовый блюститель порядка. Засовывая удостоверение в задний карман шортов, Алекс заявил:

–А это не твое дело. Ты коп, а не гангстер. Привет.

И обойдя от такой дерзости застывшего как столб, полиса, Алекс отправился в поисках почты. А коп еще долго сверлил удаляющуюся поблескивающую лысину сквозь длинные волосы и задумчиво жевал свою резинку.

Найти почту было не трудно. И даже узнать стоимость отправки посылки в Москву было так же легко. Шестьдесят семь долларов. Оставалась сущая безделица – найти требуемое.

С интересом изучив содержимое своих карманов – обломок изумрудного цвета пластиковой расчески, жалкие остатки растерзанного «Винстона», какая-то совершенно незнакомая пуговица, впервые увиденная, обрывки каких-то билетов, квитанций, сломанная зажигалка, и придя к выводу, заранее известному – прайса нет, Алекс задумался. В туманной перспективе чистой улицы, обсаженной аккуратно подстриженными пальмами и какими-то кустами с фиолетовыми цветами размером в два кулака, зыбко колебалась в мареве солнечного света фигура копа. Какой-либо криминал отпадал, да и где в этой стране можно стырить шестьдесят семь долларов, у всех кредитные карты, только если банк ограбить, но для этого нужно хотя бы автомат иметь, опять напряги, вздохнул Алекс... Нет, криминал отпадает, ноу крими, ноу. Попрошайничество-аск под крутую телегу? Эх годы, годы, помню в молодости под «телегу» об нехватке денег на телеграмму любимой бабушке на день рожденье, сшибал он с доверчивого пипла цивильного за уан аур полный прайсник мани, сенкью, сенкью вери мач, девушка, ваша щедрость останется в моей памяти...

Последний слова Алекс произнес непроизвольно вслух, чем вызвал неподдельный интерес проходящей мимо мэм лет так девяносто – язык незнакомый и что говорит – непонятно...Мэм была в роговых шортах, голубой майке с Микки Маусом промеж висящих сисек и конечно в голубом парике. Изобразив неприступность на фейсе, Алекс отвернулся. Нет, он не идиот, в этой сранной стране обратятся к таким мымрам. Сразу крик, мод сексуальное приставание, коп, суд, ноу мани – плис ин призинг, б-р-р.. Увольте!..

А помнится бывало, как лихо получалось в Крыму – не только прайс обламывался, но и секс-потребности удовлетворялись по первому требованию... Эх молодость, молодость, как молоды мы были, как искренне любили, когда мы были молоды, носили клеши, бороды... И сейчас есть в наличии борода, а больше и не хера. А так хочется засюрпризить пиплов в далекой Москве, вот бы ошизела хайрастая братия...

Ни кто не двинулся в путь-дорогу, ни один лохматый фейс с тусовки, кого принты олдовые держат, мол помрут и тогда свобода, кого флет не пускает, куда мол без него, кого менталитет перепуганный, как же мол без языка, прайса и всего остального?... А как же раньше – то? В Крыму, в Прибалтике, в Средней Азии?.. Зато как клево он тусанулся – Амстердам, Париж, Израиль, Индия, теперь Калифорния...Расскажи кто ему в году так 75-76, когда винтили его на Джанге и обхайровывали с фейсованием в «конторе», что будет он аскать прайс на берегу Тихого океана...

Надо аскать. Начнем с этого лысого, в белой тричке с дебильной надписью «Эктыв бойс»...Ну подойду, ну спрошу пару баксов, ну получу в ответ проповедь об вреде для общества лиц ведущих паразитический образ жизни... И останусь на бобах. Фак ю лысый! Может с этого студента? Внимательно выслушает яйцеголовый, склонив свою пропарфюрмененую башку набок, блестя 400 долларовыми очками и переминаясь от нетерпения кроссовками фирмы "Пума"... А выслушав, важно изречет – НОУ! Фак ю, яйцеголовый попугай! А может приколоться к толстяку, что напротив с упоением в кафе хавает пиццу? Мол так и так, неделю не хавал, биг хангри... Ну купит он мне пиццу, толстяки народ добрый, как бегемоты, ну схаваю я ее, запью халявной колой, а дальше? Фак ю пицца и толстяк, фак оф! Здесь нельзя ошибиться, нужно бить наверняка, коп не позволит в своем вонючем городке базар разводить, гнать по бездорожью, цирк ломать, тележить цивилов... Бить нужно в девятку или куда там бьют эти придурки в тире.

Наметанный взгляд Алекса, отшлифованный двадцати пятилетней жизнью в хиповой шкуре, выхватил из толпы кандидатов явно потенциальную жертву аска. Посетитель уличного кафе, с огромным интересом изучающий какую-то газетищу. На столике дымилась давно забытая в пепельнице сигарета, полупустая чашка явно остывшего кофе была отставлена в сторону. Интеллигентное лицо, типичный волевой подбородок, не глуп, «телега» не пролезет, надо заинтересовать...

Алекс подошел к столику и уселся на металлический стул. Сиденье было нагрето солнцем до умеренного. Интеллектуал с челюстью не отреагировал на появление соседа по столику, по прежнему с интересом изучая газетные новости. Алекс оглянулся, в его распоряжении было от силы две минуты, затем бой в бейсболке обратит на него внимание, попытка вымогания с него заказа и выдворение с позором из кафе...А вон там и полис маячит.

–Хм. Извините, я могу обратится к вам с необычной просьбой? -

начал Алекс охоту за вожделенным, изо всех сил напрягая память и стараясь четко выговаривать чужие слова.

–Что? -

из-за газеты появилось удивленное лицо. Алекс повторил:

–Извините. Можно к вам обратится с необычной просьбой?

–Я денег не дам!

–А я и не прошу.

Жертва с интересом уставилась на охотника:

–Может быть сигарету?

–Спасибо. У меня есть свои.

–Тогда что за необычная просьба? Судя по произношению, вы эмигрант.

–А что, в Америке уже нет места для эмигрантов? -

Алекс заторопился, так как краем глаза увидел ленивое движение боя в бейсболке в сторону столика, занимаемого ими.

–Понимаете, я хочу отправить посылку друзьям в Россию, в Москву...

–А, все-таки деньги, -

поскучнела жертва и потянулась к отложенной газете.

–У тебя не хватает денег...

–У меня нет ни цента. Ни одного, И я хочу попросить у вас денег ни на жратву, ни на алкоголь, ни на «траву», а просто заплатить за меня на почте. Я даже не коснусь ваших денег. Разве моя просьба обычная?

Рядом со столиком появился бой, его тень упала на Алекса, жертва с интересом уставилась на охотника.

–Что будете заказывать, сэр?

–Принеси ему одно пиво за мой счет, -

попросила жертва боя, тот секунду помедлил, давая тем самым, понять и Алексу, и интеллектуалу с челюстью, что такое не правильно в корне – каждый должен платить за себя... Или не пить пиво.

–Слушаюсь, сэр, одно пиво, -

произнес было бой с упреком, очень и очень плохо скрываемым, Алекс и интеллектуал одновременно вскинули головы на тон боя и заметив этот жест за другим, улыбнулись. Он мой, лениво подумал Алекс, лишь бы не сорвался.

–А что ты хочешь отправить друзьям в Россию?

–Сюрприз.

–Я понимаю – сюрприз. Но я же могу знать, на что пойдут мои деньги?

Бой с легким стуком поставил перед Алексом запотевшую жестянку с местной кислятиной, и отошел, всем своим видом провозглашая коммунистическое – кто не работает, тот и не пьет пиво. Алекс задумчиво повертел холодную и мокрую банку в руках и отодвинув ее в сторону, ответил:

–Я же сказал – сюрприз. Если я вам рассказу, то это уже будет не сюрприз. А так... а так у вас будет тайна. И когда вы захотите, то вспомните об эмигранте из далекой России с внешностью из вашей молодости, не имеющий денег, но отправляющий сюрприз в далекую Россию друзьям.

–Фани, -

фыркнул интеллектуал и с интересом уставился на Алекса.

–Тебе сколько лет?

–Сорок три.

–Мы ровесники... Когда я учился в школе, то одно лето проболтался на улицах Фриско... Курил траву, балдел с уличных музыкантов, ни чего не делал, мечтал об Индии...

–Я там был.

Ровесники помолчали, разглядывая друг друга – дранная выцветшая жилетка с остатками вышивки и белоснежная рубашка, потрепанные шорты и наглаженные брюки, стоптанные сандалии и мягкие дорогие мокасины, не чесанные хайра до плеч и борода с усами, морщинистое лицо, выглядывавшее оттуда и тщательно выбритый фейс с челюстью и шеей... Улыбнувшись Алексу и своим мыслям, незнакомец подмигнул:

–О'кэй, пей пиво и пойдем на почту. А все-таки интересно, что ты там запихнул?

И качнул головой на сумку, лежащую на коленях у Алекса.

– Я же сказал – сюрприз.

3.

Николай Павлович не гнушался рядовой работы, хотя и был начальником 247 почтового отделения г.Москвы. Нет, он не сидел за окошком №1 и не принимал денежные переводы от всегда вздыхавших женщин с грустными глазами и всегда с южными адресами – Крым, Кавказ, муж пропился, прислал телеграмму, мол «Вышли на билет зпт подробности потом тчк Вася»...Так же он не выдавал под этим же номером окна и денежные переводы пенсионерам, провинциалам и студентам. Не сидел Николай Павлович и под №2 – «Прием телеграмм и заказных отправлений», не сидел и не принимал от смущенных девушек – «Беременна третий месяц зпт приезжай зпт люблю тчк твоя Таня» , а от слегка хмельных мужчин – «Выехать не могу зпт ребенок не мой зпт прощай тчк» без подписи. Николай Павлович не сидел даже под №3, табличка которого была укреплена-вывешена не над окном ввиду отсутствия оного, а на стене. Вместо окна наличествовал проем и прилавок, оббитый оцинкованным металлом и почтовые весы – кладите аккуратно, весы сломаются, Пушкин ремонтировать что ли будет. Не сидел он и там, и не принимал грубо и аккуратно сколоченные фанерные ящики, обшитые и не, с аккуратно надписанным адресом и неразборчивыми каракулями, осенью в сторону Сибири, Севера и Дальнего Востока фруктовые консервы и варенья, в другое время года во все стороны товары повышенного спроса, которыми до последнего славилась Москва.

Нет, Николай Павлович горел совершенно в другом месте. На приемке. Раз в день в почтовое отделение №247 г.Москвы, так. же как и во все остальные отделения столицы, приезжала машина с Главпочтамта, украшенная белой полосой и привозила почту. Брезентовые мешки с письмами и открытками, бандероли, телеграммы и посылки... Вот тут-то и выкладывался полностью Николай Павлович, вкладывал всю свою силу, все свое умение и талант, нянча и лелея каждый ящик, каждую коробку, пристально вглядываясь в обратный адрес и наметанным взглядом сверяя номер в фактуре с номером на посылке – ага, оценена, с описью вложения, в сторону, а это что, тяжелая, Ташкент, урюк нам не нужен...

Николай Павлович знал наизусть экономическую географию собственной страны – легкие и объемистые посылки из Прибалтики, ясно – трикотажные и шерстяные изделия, всегда добротно упакованные и увы, всегда оцененные... Небольшие, но увесистые фанерные ящички с Севера и Дальнего Востока – консервы рыбные и мясные, копчености и икра...Богатые и наивные северяне не оценивали свои послания и они терялись в дебрях почтового ведомства, зачастую даже не доходя и до Николая Павловича. Всем есть надо...Со Средней АЗИИ шли сушенные фрукты и сладости, и тоже зачастую без оценки, из глубинки российского Нечерноземья грибки соленые и маринованные, варенья, компоты, шали оренбургские и шерстяные варежки... И все тоже без оценки Бее это билось, ломалось, портилось, проливалось и терялось. И. за все почта, государство выплачивало согласно прейскуранту целых десять рублей ноль ноль копеек.

Но сегодня был особенно удачный день! Такого дня Николай Павлович не помнил уже давненько, давненько, проклятая перестройка хоть и открыла границы для почтовых отправлений из кап.стран, но все посылки и бандероли шли с оценкой да еще в свободно конвертируемой вал юге, а внутри страны все государственные связи оказались прерванными и порушенными из-за парада суверенитетов, черт их побери!.. Но сегодня счастье улыбнулось Никола» Павловичу голубой, лощеного картона, коробкой небольшого объема, но приличного веса – кило сто. Начальник почтового отделения с волнением оглядел коробку и улыбнулся – коллеги на Главпочтамте по каким то непонятным причинам проглядели этот подарок судьбы. Один обратный адрес чего только стоит – Октэнсити, Калифорния, УСА, прочитал Николай Павлович латинские буквы на русский манер и оживленно потер внезапно вспотевшие пухлые ладони. Песня и только. Одних марок на шестьдесят семь долларов...Это ж сколько получается, черт возьми, это что же значит, по черному курсу доллар зелененький идет... за... за... а все проклятая перестройка, хорошо что еще он в партию не успел вступить, а так бы вылетел как пробка с такого теплого места, так что же получается, получается., как. говаривал, покойничек Райкин– старший – огромадные деньги получаются!.. Ну такие деньги за ерунду платить не будут, ай да коллеги с Центральной приемки, явно лопухнулись, из Америки и без оценки, явно не бывший советский гражданин, эмигрант-предатель, те все знают, как советская почта работает, что такое советская почта, под аэрофлотовским девизом – быстро, надежно, дешево. Ха-ха-ха-ха-ха-ха!.. В дверь постучали, Николай Павлович недовольно вскинул взгляд поверх очков.

–А Мария Ивановна, что там у вас?

–Подписать акт об утере бандероли нужно, Николай Павлович, -

пропела старая мымра, с любопытством вытягивая морщинистую шею в сторону синей коробки.

–Давайте сюда, я еще кое-что впишу. А что в бандероли?

–Косточка розовенькая, Николай Павлович, вся такая воздушная, Лида себе взяла, а нам с Катей по флакончику духов. «Быть может» называется... -

кокетливо потупила взор старая калоша, засидевшаяся в девках из-за «золотого» характера до своих 52.

–Хорошо, хорошо, я дооформлю и подпишу. Девочки расписались?

–Да, Николай Павлович, а что у вас? -

переступила порог дозволенного и служебной субординации распираемая любопытством Марья Ивановна.

–Все, вы свободны. Не забудьте поплотней закрыть дверь, Марья Ивановна...

Тишина. Под потолком жужжит какая-то заблудившаяся муха, за окном летит летний снег, тополиный пух. Нежаркое московское солнце балует жителей и гостей столицы, города-героя своим теплом и светом. Хорошо.

Николай Павлович шел домой по знакомым кривым переулкам и улицам, улыбаясь своему собственному хорошему настроению и кивая лысоватой головой редко встречающимся знакомым. Обшарпанная штукатурка облезлых домов сменялась зеркальностью новоявленных офисов, длинный ряд блестящих автомашин наводил на раздумья...Правую руку приятно оттягивала линяло-розовая сумка из ткани «плащевка», с остатками надписи "РАRIS", производство на заре чертовой перестройки кооперативщиков-воров как сейчас помню, жена прямо в лысину вцепилась – купи да купи, все сейчас такие носят, модно мол, ну и отдали семь рублей коту под хвост, тогда на те семь рублей можно было еще бутылку «белой» купить, а она, сумка сранная, после первой стирки и приняла свой нынешний паскудный вид... Ох и закатил он своей дуре скандал, небесам и соседям было тошно. Семь рублей коту под хвост, ну и дура, эх времена, времена, а сейчас моменты, даже кошка у кота просит алименты...Хорошо хоть он в партию не успел вступить, только полгода и походил в кандидатах, а потом такое началось!.. В голове до сих пор не укладывается...

Николай Павлович совершенно без приключений дошел до родного дома, четырехэтажной коробки послевоенной постройки, не «хрущоба» какая-нибудь, поднялся на свой третий этаж и отпер четыре импортных замка – два финских, два немецких, растет преступность, ох растет, нет на них Андропова со Сталиным...

Дверь захлопнулась, перестройка с преступностью остались за нею, жена с дочерью незрелой-перезрелой, все жениха найти не может, на даче клубнику собирают, тишина прохладно, чистый пол приятно ласкает глаз, за стеклом серванта чинно в ряд выстроились хрустальные вазы – призы за успехи в жизненном соревновании за благополучие, а что – много достиг, многих опередил... На стене болгарский ковер, сквозь полуоткрытую дверь из спальни выглядывает югославский гарнитур, все было родным, и знакомым.

Тщательно вымыв руки с польским мылом, Николай Павлович приступил к священно действу. На темную полировку обеденного стола, предварительно подстелив лист старой, еще горбачевской поры, «Советской России», была уложена коробка синего лощеного картона, обклеенного прозрачным полиэтиленом и яркими марками. Лезвием «Спутник», не новым, старое тоже пригодится всегда, вот и пригодилось, аккуратно и неторопливо были разрезаны все обклеенные места...

И вот долгожданная минута – крышка откинута, ага, неположенное вложение, в посылке письмо, узкий и длинный, весь измятый не заклеенный конверт, весь в каких-то пятнах. Николай Павлович брезгливо, двумя пальцами взял конверт и вытащил оттуда такой же измызганный измятый лист бумаги, исписанный русскими буквами.

–Привет пипл, как вы там в Совке? Как тусуетесь, как герлы? Я лайфую и кайфую на бич Пацифик Оушен...-

запинаясь на незнакомых словах прочитал Николай Павлович вслух и недоуменно хмыкнув, отложил измятый лист в сторону. Под письмом была тончайшая, белоснежная прокладка из какого-то эластичного пластика, закрывающая то самое, ради чего и был затеян весь сыр-бор – акт об утере, волнения, тщательное мытье рук...Приподняв лист, Николай Павлович удивленно уставился на увиденное. На первый взгляд мешок из вылинявшей джинсовой ткани, у дочери-балбески есть такая юбка, но при более при стальном рассмотрении ни какой не мешок, а просто штанина от истасканных джинсов, грубо откромсанная от остального и завязанная с двух сторон какими-то измочаленными бечевками... Вон и шов есть, когда-то оранжевым отстроченный, теперь полинявший и истершийся... Штанина была туго набита непонятно чем. Николай Павлович ткнул пальцем, тугое и твердое, чуть поддающееся... Найдя ножницы и вынув самодельный мешок, он разрезал бечевку с одной стороны, помедлив мгновение, так как выбирал с какой стороны поудобней вскрыть.

На темную полировку стола высыпался обыкновенный желто-серый морской песок...

Песок из Калифорнии.

Январь 1997 – январь 1998 г.г.

Прага, Гран-Канария, Амстердам, Прага.