Текст книги "Обыкновенные инопланетяне (СИ)"

Автор книги: Владимир Журавлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Он открыл рот – и задумался. С китайцами следовало говорить предельно точно и ясно.

– Я не слышал об имплантах.

Робкая Весна облегченно качнула пальцами.

– Тогда понятно, – улыбнулась она. – Ты – хороший маскулин, лао Саша, иногда чуть ли не отличный. Но – никто. Тайны мира – не для тебя. Профессор посвящен в большее, и гвардеец Чень посвящен, а уж как посвящена Худышка Уй! Даже я посвящена. Но не ты. Извини за правду, виновата вся.

– Полотенце на плечи верни, – хмуро сказал он. – Не сверкай на всю кухню.

– Не холодно, – повела нюйка пальцами равнодушно. – Смотри. Тебе нравится, мне не жалко.

– А у нас говорят – «смотри, может, ослепнешь!» – хмыкнул он.

– Гниль мир.

– Спать иди! – мгновенно разозлился он.

Общение с китайцами заставило его постоянно сталкиваться именно с такой вот оценкой его родины, и почему-то это страшно бесило. Наверно, потому, что ответить было нечего. Разве что – «иди спать!» Вот пусть и идет.

Она пришла к нему ночью, как будто знала, что он не спит. А как уснуть, когда такая зеленоглазая малышка за стеной, и даже без полотенца? Ну, надо полагать, она и знала. По крайней мере, наверняка догадывалась, какое воздействие производит на мужчин. Он вздохнул и подложил ей руку под голову. Подумаешь, Мень убьет. Идет оно все лесом.

– Пришла сама, по взаимному согласию, – сообщила она четко.

– Чего?

– Так принято, – смущенно пробормотала она. – Сканеры, они… везде.

– И что – сканеры? – не понял он.

– Сканеры – они видят. И пишут. Проявил насилие – и вот ты уже на рыбозаводе, и надолго на рыбозаводе, не за обеспечительную карточку работать, а за еду. А так – нет на тебе вины. Можешь все.

– Значит, пишут… Вот мы с тобой лежим, а они пишут? Вот же…гниль у вас мир! – высказался он мстительно.

Нюйка согласно хыкнула и устроилась удобнее, то есть закинула на него ногу и руку. Дышать стало намного тяжелее, закололо сердце, и он осторожно переместил руку нюйки пониже. И что приятного находят в таком положении? Понятно, что нюйка практически вся твоя, но… дышать как?

– Когда мне плохо, – прошептала она. – Вот как сейчас… Когда очень-очень плохо… тогда кажется, что да, гниль мир – а раньше был лучше. Раньше жил сам Аркан! То была великая эпоха! И Руфес – эпоха не меньшая. И… да, Иаллованна тоже.

– Ики?

– Детское имя. И не узнал никто, не догадался. Еще веселых нюек так зовут-дразнят. Ики-Мики, как-то так…

– У нас их зовут Наташами, – хмыкнул он.

– Иаллованна. Принцесса сама. Защищать ее – была великая честь! Еще – сложная и опасная задача. Но не справились пилоты, и гвардейцы тоже, никто не справился. И вот сгорели крылья, угасло летучее пламя, и умерла мечта…

– И что это значит?

– Много чего значит… не хочу об этом, стыдно… Что у вас делают, когда тянет к нюйке?

– Ну… целуют.

– Целуй.

– Угу. А не понравится – убьешь?

– Не бойся. Байсина-то нет. Целуй. Я вот подумала: принцессы нет. Нет и мечты. Значит…

– Я поцеловал.

– Да? Так странно… вот и подумала я: не нужны пилоты-то. Без принцессы – защитники мечты не нужны никому! Будем мирно жить-поживать. Как все. Стану кому-нибудь подругой…

– А что ж ты…

– А пока что Робкая Весна – пилот! – сердито сказала она. – Пилот из небывалых! Не бывать небесной птице в клетке! Целуй.

– Какими причудливыми путями приходят девушки в постель к мужчинам, – хмыкнул он.

И потянулся к пухлым губам.

– Подругой Меню стану, – рассеянно решила она. – Не тебе, Меню. Ты хороший маскулин, добрый, местный еще. Но – никто. Слабый, как ваш мир. А Мень – он богатырь. Он и новый мир под себя согнет. Мень – он такой! Надежней защиты ищи-не найдешь…

– Иди спать, – непослушными губами пробормотал он.

– Обидела? Обидела. А как, не поняла. Не уйду.

Он неуступчиво закаменел – но оттолкнуть ее не решился, это было бы совсем по-свински. А она, как и сказала, не ушла. Пристроилась под боком, пригрелась… и заснула. Как ни странно, заснул и он. С зеленоглазой малышкой под боком – и заснул! Проклятый бетон, это он виноват, что заснул рядом с женщиной. Зато впервые за последние годы он спал умиротворенно – как будто вернул утраченную целостность. Или вернулся на свое место.

А Робкая Весна, оказывается, тоже могла уставать – потому что проспала. Он-то встал по новой привычке на рассвете, сделал краткую зарядку, отправился поливать огород, а малышка все посапывала. Вышла она, зевая и потирая кулачком глаза, когда он уже прошелся с лейкой по всем грядкам. Дружески треснула его по спине и пошла умываться. Он же смотрел ей вслед, улыбался и впервые видел в прелестной женщине – подругу. Настоящую подругу, с которой легко, с которой можно говорить обо всем не стесняясь. И всего-то надо было не переспать, когда подвернулась возможность. Всего-то надо было… да, остаться человеком, как бы странно это ни выглядело. А говорили, что женщина подругой мужчине быть не может, что так не бывает.

Следующая неожиданность произошла, когда он уже топал на работу, в своей уляпанной бетоном робе, с ведром инструментов в руке. Главврач лично вышел на улицу, чтоб поздороваться с ним за руку!

– Я думал, о западной медицине знаю все, – признался главврач шепотом. – Не так уж далеко они от нас ушли. Выходит, ошибался. Мне тут хирург позвонил, такого порассказал, что не верится. Этому, твоему… ему пулю из сердца достают, а он указывает, чего там трогать, чего нельзя… под общим наркозом указывает! Умеют на Западе хранить военные разработки, еще как умеют, оказывается! Или у нас… Я про киборгов даже не слышал никогда. М-да. А они есть. Рассказать кому – не поверят! Вот интересно, почему в гражданский сектор не выпускают, а? Есть же богатые люди, которые болеют? Хотя бы им могли бы ставить импланты? А не ставят…

– Побочные эффекты? – предположил он.

Главврач задумался. Потом кивнул понимающе:

– Типа военных не жалко, им за это платят? Вполне может быть. Ну а ты-то каким боком в этих делах? Это же… очень серьезная государственная структура! Что они у нас забыли?! А?

– Меньше знаешь, крепче спишь, – заметил он, удивляясь собственной наглости.

– Эт верно… ну, бывай.

Они еще раз обменялись рукопожатиями, и он оправился дальше. Отправился, да, но мысли-то как остановить? Главврач попал своим вопросом точно в цель и разбередил уснувшее недоумение. А действительно, кто они, эти китайцы? Кто?!

Одно он, правда, уяснил твердо. Они были кем угодно, только не китайцами. Китайцы, как ни крути, все же… свои, да. А его новые знакомые поражали прежде всего чуждостью.

Тем временем на родине

– Нет, – категорично повел пальцем головной специалист по защите корпоративных сетей. – Нет и нет. Сводить в кабинет данные с наблюдательных сфер от охраны, и с подгляд-глазков внутреннего контроля, и панораму из плавней, и много чего еще – много дней работы. Много-много дней. Много бесполезно потраченных дней. Очень опасно, очень дорого. Нельзя синхронизировать. И обеспечения для работы в штабе нет-не ожидается…

Госпожа Тан смотрела на хувентуса и непроницаемо улыбалась.

– Нет, – заключил специалист. – Нет-нет-нет.

Специалист явно не хотел работать. Или ему приказали не работать. Сводить столько данных в кабинет госпожи Тан – очень опасно. О многом сможет узнать госпожа, о большем догадается. Да, приказали. И не хочет. И… да, себе ценность хочет повысить. А не получится.

– Я – приказала, – сказала госпожа Тан благожелательно. – Вы – исполняете быстро. Не умеете быстро – совсем-совсем не специалисты. Неспециалисты в инженерах не нужны, допуск в штаб закрою неспециалистам.

Хувентус равнодушно повел пальцем. Он считал, что если из ого какой семьи, то можно не работать. Госпожа Тан была согласна вся, и потому семью нужно было сменить.

– А руководу отдела по защите корпоративных сетей – особая участь, – мило продолжила она. – Много тайного знает руковод. Знает такого, что нельзя выносить за пределы штаба. Потому отдел уйдет сам, а руковод – он как главный составитель докладов уйдет. Тоже много тайного знал составитель докладов, вот и… что там получилось с составителем докладов?

– Поля в лоб, – непослушными губами пробормотал руковод отдела. – Говорят, от военных пуля. Но он был никто, а вот я… я от самого главного полицая округа плавней приказы получаю и лишь ему подчиняться могу! Да! Да-да-да!

Госпожа Тан задумалась. Главный полицай. Да, без Цайпаня главный полицай стал проблемой. Раньше получал главный полицай свою долю, и не видно было главного полицая. А сейчас виден, и даже мешать начинает. Сломал ему горло Цайпань, да мало сломал, вылечили-спасли главного полицая. Надо было ему голову сломать, но не получилось бы у Цайпаня, Цайпань танцор, а не боец. И что теперь делать с главным полицаем? Поползать перед ним на коленках? Или пулю в голову ему, чтоб не мешал? Пулю можно, но другого главного полицая пришлют, госпожу Тан на сладкое место не пустят. На сладкие места господари только своих пускают, из хороших семей. А на все хорошие семьи пуль не хватит, даже в армейской пулялке.

Она еще подумала – и решила упростить поле задач. Сейчас – руковод отдела по защите корпоративных сетей. Главный полицай – потом.

– Иди, – улыбнулась она специалисту.

И даже пальчиками показала, как он должен идти. Хувентус пошел, не вполне уверенный, что сможет перейти площадь. А госпожа Тан смотрела ему вслед и досадовала. Как легко оступиться, еще легче свернуть не туда, когда есть власть. А ведь предупреждал Руфес, давно-давно предупреждал. Как у него? Упоение властью – болезнь богачей. Не заразись! И вот – заразилась. Так легко шевельнуть пальчиком, и не станет специалиста по защите корпоративных сетей. А вместе с ним не станет и проблемы. Так легко… и неправильно. Правильно, когда око за око. Не жизнь за око – а она чуть было не отняла жизнь. Тан-чман, как трудно соответствовать месту! И как господарям легко! Блаженствуют, лоботомники, бед не знают…

Она еще посмотрела вслед специалисту, как он торопливо, ежась пересекает площадь, как прыгает в колымажку, и вызвала просто специалиста, ни разу не главного. Его она давно присмотрела, да раньше не было повода приблизить.

– В команду беру, – сказала она прямо невзрачному хувентусу. – Согласишься – мой и только мой. И все тебе будет. Но и мне надо – все.

– Все? Можно пример? – спокойно полюбопытствовал хувентус.

– Для начала – свести информацию сюда. Всю, понимаешь-нет? Потому что знание – сила.

– И от главного полицая?

Она задержалась с ответом лишь на мгновение. Про отдельную информацию для главного полицая она не знала.

– Всю – значит всю. Играем во всю силу, Арктур слабых не любит, и никто не любит. Сколько помощников берешь?

Хувентус поразмышлял. Потом криво усмехнулся.

– Если во всю силу – не нужны помощники, опасно это. Сделаю сам. Прямо этой ночью сделаю.

– Коды доступа – себе и мне, – подчеркнула она. – Только себе, только мне.

– Я бы и тебе не отдавал, – честно сказал хувентус, и тем понравился ей еще больше.

Потом она предупредила верную госпожу Си, что уйдет, но для остальных она на месте, и спустилась вниз, в резерв полицайских колымажек. Командир сильной разведки, старый муй, сказал, что надо встретиться. Могло так быть, что просто потянуло старого муя к юному телу, почему нет, но госпожа Тан предпочитала не обманываться. Она в плавнях сделала очень решительные шаги, неожиданные, команда должна была спросить объяснений, очень строго спросить. Как бы не строже, чем полицайская команда с Цайпаня. Потому и встречу назначили с намеком, в плавнях, там, где грязные волны бьют в пирсы. Если не сумеет ответить достойно и понятно госпожа Тан – госпожи Тан раз, и не станет. Только вода у пирса булькнет. Было очень хорошо, что догадалась она о планах своей команды. Плохо было то, что не знала, как отвечать. Как отвечать убедительно – не знала. Разговор предстоял серьезный, и скажешь непонятно – не переспросят. А как объяснить в двух словах, почему господарям нельзя в иные миры, если сама это только чувствовала? Чувства – они такие, их только поэты словами передавать могут, да не все поэты, а избранные, вроде Яна Хэка…

Бронированная колымажка доставила ее в центр плавней, в место, где одиночных полицаев днем не встретишь. В форме – не встретишь, потому что не дураки полицаи, и жить хотят очень-очень. Но она заблокировала колымажку и пошла по панели в полицайской форме, ничего не боясь. Давно хотела это сделать, почему не перед серьезным разговором?

Она шла и непроизвольно улыбалась. Легко было на душе. Родина. Она выросла вот здесь, на этих ярких, шумных улицах, она хорошо знает, как живут в закрытых кварталах местные общины. Потом, конечно, была жизнь с мамой и учеба в Высокой школе, но плавни – они в сердце. Вместе с горечью и болью – навсегда.

На нее косились, оглядывались даже. Полицайка-главняк, а идет! А она шла себе, ни на кого внимания не обращала. Спокойно зашла в пробегаловку, в ту самую, куда все детство хаживала, с удовольствием куснула, чего там наготовили. Усталая стряпальщица молча подала, даже не улыбнулась, как положено.

– С ночи? – спросила ее госпожа Тан.

Стряпальщица виновато развела пальцы. Понятно, мало капает на обеспечительную карточку, вот и идет стряпальщица с ночной готовки на дневную продажу, здоровья не жалеет. Арктур жалости не признает, он такой – родной, но суровый…

Мужчина остановился напротив нее. Простой мужчина, в рабочей форме, наладчики много чего в таких ходят. Лицо морщинистое от солнца – значит, и на рыбных промыслах побывал мужчина, и как-то жив остался. Попросил у стряпальщицы кусок подешевле, куснул, чего там взял, и с удовольствием зажмурился.

– Зря ходит в плавнях полицайка, не надо ходить, опасно, – доброжелательно предупредил он. – Я – голос профсоюзов, верно говорю.

– Ах вы еще живы-поживаете? – сердито подняла пальчик она. – Или заново развелись-размножились? Вас бронированными леталками давят-нет? Отравными газами не травят? Снайпера-балахонники за голосом профсоюза не гоняются? Нет? Может, даже бандитов с улиц убрала полиция? Может, молодежные банды разогнали бойцы-полицаи? Так пусть преисполнится уважения к полиции профсоюз!

Мужчина смешался.

– Не травят, – признал он неохотно. – Бандитов разогнали, тоже да. Но полицаи – враги навек. Так всегда было. Мы в плавнях проживем без вас очень даже неплохо. Это – голос профсоюза.

– Сила? – прищурилась она. – Силу доказывать надо. Вот улицы в плавнях грязные. Сделай, чтоб не сорили, чтоб уважение к уборщикам испытывали все, я посмотрю. Еще – вот стряпальщица с ночной готовки, а работает. Значит, мало хозяин капает ей на карточку, надо, чтоб больше капал. Почему не следите, если сила? Еще – за нас сделайте работу, разгоните бандитов, если полицаев не желаете в плавнях. Проявите силу, профсоюз, станьте хотя бы равными, и лишь потом подавайте свой голос. Работайте, как Мэй Мао работала, как Ян Хэк даже, почему нет? Это – голос полиции.

– Голос полиции – кто? – уточнил мужчина.

– Представляюсь: госпожа Тан, полицайка-главняк, округ плавней. В округе нет меня главней. Есть главный полицай, но он не главный, а я – главная.

Мужчина с любопытством на нее посмотрел.

– Передам слова полиции головным, – пообещал он. – Такие слова – передам точно. Самому любопытно, что ответят головные!

– Еще скажи: мы по разные стороны баррикады, но стоим на одной улице и делаем одно дело. Они поймут.

– Ха, запретные экзотизмы Руфеса как не понять!

И мужчина исчез. Просто отошел от пробегаловки, и вот уж нет его. Плавни – они такие, в миллионах людей один затеряется легче, чем песчинка.

Она доела, чего брала в пробегаловке, и пошла дальше, к месту встречи, к пирсам. Пошла, но голосу профсоюзов все же вняла. Отчего не внять, если разумное говорит? Вняла и оружие незаметно к руке пристроила. Если кинется кто неразумный, чтоб сразу из пулялки в голову, из той, которая на военных зарегистрирована. Это если с левой руки. Под правой рукой у нее пряталось кое-что серьезней. Так что, когда ее схватили грубо и решительно, она мгновенно ответила: вскинула руку с пулялкой да как дала.

– Вуй! – прошипели над ней болезненно.

Она подняла голову и встретилась взглядом с командиром сильной разведки. Гигант морщился, потирал грудь и смотрел так, словно убить собирался. Да он, конечно, и собирался. Вернее, сильно-сильно желал, но пока что не решился.

– Лоботомница! – прошипел разведчик. – Кто так стреляет? В упор через броню больно-то!

Текущая по панели бесконечная толпа аккуратно раздавалась в стороны, никто не желал оказаться между вооруженной полицайкой и бойцом в военной броне. А она смотрела в бешеное лицо гиганта и предельно четко чувствовала, что так и нужно было – дать из пулялки, чтоб не лапал. Да, неразумно, да, команде отдай всё – но вот чувствовала! И рука сама тянулась к смертобою. Чтоб, если вознамерится ударить, убить на месте!

Разведчик внимательно посмотрел на смертобой. Заледенел взглядом, отступил и пальцами показал: иди. А она стояла и понимала: сделает шаг и пропадет. Убьет ее старый разведчик, непослушания не спустит. И смертобой сам лег в руку…

Такими их и увидела воздушная танцовщица: внимательными, настороженными, ненавидящими. Увидела, удивилась, даже губы трубочкой вытянула и присвистнула от полноты чувств. И сразу стало понятно, что где-то тут, в плавнях, родилась воздушная танцовщица, а может, даже и выросла. Если свистит от удивления – точно в плавнях.

Женщина еще полюбовалась на противников, потом изящно вклинилась между, обдала запахами ароматных трав, зачаровала глубокими взглядами. Госпожа Тан даже обзавидовалась: она сама так не смогла бы, даже если б сильно постаралась.

– Изменилась нюйка! – заметила танцовщица иронично. – Очень странно, может, даже опасно? Надо послушать, что скажет нюйка, убивать потом, да-нет?

– Согласен весь, – уступил разведчик под внимательным взглядом.

– Стареешь! – безжалостно заключила танцовщица. – Иди-иди. Старые не нужны, ошибаются часто старые.

И подала госпоже Тан легкую руку, как подруге подала. И они пошли вдоль берега, как подруги.

– Бандитов не видно в плавнях, – сказала танцовщица задумчиво. – Затаились бандиты, полицаев боятся. Можно по плавням даже гулять, и не тронут. Это понимаю, это правильно. И воришек нет-не видно, и это правильно тоже, хотя очень-очень сложно сделать, понимаю вся и уважаю. Молодцы твои доглядальщики, побольше б таких. И профсоюзы голову подняли в который раз. Правильно ли? Не знаю. Но не опасно. Может, неправильно, но не опасно точно. Надо будет – затопчем профсоюзы. Цайпань исчез – очень неправильно! Надо было беречь Цайпаня! Он твоя броня, он защита от господарей, а не сберегла. Понимаю, что хотела и не смогла. Следующего Цайпаня береги лучше. Но – в плавнях спокойствие, работают плавни, живут-существуют, на нас не кидаются. Значит, умна госпожа Тан, талантлива даже, сама понимаю и команде то же говорю, чтоб ценили госпожу Тан. И команда ценит. Но вот станция перемещений… не понимаю. Э?

И глянула остро танцовщица, словно из игломета выстрелила. А госпожу Тан при звуке ее просторечного «э» словно озарило. И поняла она, как, какими словами передать то, что чувствует лишь душа, не разум вовсе.

– А ты из плавней, подруга, – заметила она, лихорадочно выстраивая в уме нужные слова и радуясь внутренне, как здорово они выстраиваются наконец.

Танцовщица согласно и немного смущенно качнула пальцами.

– Ты плавненская, плоть от плоти. Местная. И я местная. Разведчик, старый муй, в плавнях сроду не живал, видно это, но и он – местный. Он с Арктуром живет, родился с ним и умрет с ним вместе, с нелюбимым, но родным. А вот господари – иное дело. Они могут в иных мирах жить-поживать. Значит, беды Арктура их не коснутся. Чувствуют это господари, интерес к родине теряют стремительно, вижу ясно-не обманываюсь! И убьют они Арктур. Если Арктур не нужен – убьют по невниманию.

Танцовщица задумалась. Улыбнулась легко:

– Ошибаешься, подруга. Господари где? На курортах господари. Еще – в горах поживают. Никогда с Арктуром не жили.

– Горы – Арктур тоже! – уверенно возразила госпожаТан.

– Нет. Горы – они и от убийц Аспанбека защитят!

– Но не от законов Аркана, – тихо сказала госпожаТан.

И замолчала воздушная танцовщица, удержала готовые вырваться слова. Очень надолго замолчала.

– Далеко думаешь, подруга, – наконец признала она. – Я так далеко не думала. До сегодняшнего дня. Вот теперь подумаю. И ты подумай – над тем, как станции перемещений удержать. У меня власти на всех господарей нет. И у главного распределяльщика всех средств континента – тоже нет. Может, у тебя есть?

– А военный руковод? – промямлила госпожа Тан растерянно.

Воздушная танцовщица мгновенно помрачнела.

– Военный руковод – он… – она помолчала, но все же закончила, – … он хуже. Пока что держу его. Но молю Творца, чтоб и дальше твои профсоюзные боевики военных разведчиков выбивали необъяснимым образом. И ты моли, лишь на Творца надежда. На Творца да на твоих боевиков. Иначе война с иными мирами, и не выжить тогда Арктуру. Передай боевикам – люблю их!

Женщина одарила ее чудесной улыбкой, отняла руку – и исчезла в людском водовороте, словно не было ее. Госпожа Тан перевела дух – и без сил опустилась на ближайшее седалище.

– Цайпань! – мысленно взмолилась она. – Где ты, дурак? Нужен мне! Закрой от господарей, дай время подумать!

Она даже огляделась с надеждой – но в людском потоке, конечно, не мелькнуло знакомое самодовольное лицо.

Все там же, на родине

Дурак, сказал сам себе Цайпань. И еще раз повторил, что дурак, гораздо грубее. И еще. А потом успокоился, попробовал сосредоточиться и подумать – потому что дуракам много думать надо, как жить дальше. Умным-то что, умным думать необязательно, умные сразу в жизни правильно устраиваются. А если дурак, то будь готов крутиться каждый день.

По улице мимо во всех направлениях шли толпы людей, как это обычно и бывает в плавнях. Пахли дешевыми вкусностями многочисленные пробегаловки, и вкусностями подороже – редкие пище-сидельни. Деловито бегали юнцы-доставщики со стандартными контейнерами на спинах. Продавцы-всучиватели зорко высматривали в толпе возможных дураков-покупателей. Катались туда-сюда мусороуборочные машины. Приглядывали за улицей наблюдающие от местных общин. И ни одного полицая в форме. Плавни, его дурной сон. Он жил здесь когда-то, начинал жить. Когда поднялся, постарался забыть ужасы бедности навсегда. Зря, выходит, старался, вот вспоминать теперь надо, и очень быстро.

Толпа обтекала его, иногда толкала, но без враждебности, случайно толкала. Пока что он не привлек ничьего внимания. Одежда богатая, да, но богатство только знаток отметит, продавец-обслуживатель из очень дорогого места, а не было таких в плавнях. А так, на первый взгляд, дорогая чифа ничем от просто чифы не отличается. Но все же надо было куда-то идти. Если очень долго стоять, присматривающий от общины подойдет и спросит. А что ему ответить? В плавнях просто так никто не стоит, все делом заняты.

Память медленно оживала. Не получилось, выходит, забыть. Плавни – они в сердце, не иначе. Где-то недалеко, всего в нескольких тысячах стандартных шагов, находилось место, где он, Цайпань, родился. Не очень хорошее место, рядом с портовыми складами, но другой родины у Цайпаня нет. А раз надо куда-то идти, то почему бы не посмотреть на родной дом? Там до сих пор может проживать его мать, почему нет? Отец вряд ли, отец и в детстве не появлялся, только на обеспечительную карточку капал, а вот мать… Он прочитал координатную привязку на ближайшей стене, сориентировался и пошел, машинально встроившись в общий поток. Так же машинально проверил панель на присутствие молодежных банд. В бедной юности от банд пришлось побегать, и навык проснулся моментально, хотя сейчас он не представлял для малолеток интереса, те выискивали более слабые жертвы.

Ноги слегка гудели, когда он добрался до родного квартала. Всего несколько тысяч шагов, а отвык. В юности каждый день ходил столько в школу начал, а после нее еще к наставнику по танцам, и считал, что мало ходит, что удачно живет, а сейчас вдруг устал. Можно было, конечно, ехать, и ехать с удобствами, общественный транспорт никуда не делся. Только и цены на него никуда не делись, остались такими же бешеными. Жители плавней могли себе позволить поездку в скоростных трубах, почему нет, но не часто, на праздник или еще по какому важному поводу, потому и ходил общественный транспорт полупустым и удобным. Цайпань мог себе позволить все, потому что высоко поднялся Цайпань, но… дюньга где? Дюньга – она на обеспечительной карточке, и немалая. Но стоит карточку сунуть в идентификатор – тут же отметится Цайпань, и через два вдоха рядом появятся живощиты главного полицая. И будет больно. Так что лучше, как в бедной юности – пешком.

Дом стоял на том же месте, ничего не сделалось дому. Такой же громадный, как помнилось с детства, с внутренним двором. Как он мечтал тогда попасть в этот двор, хоть ненадолго прикоснуться в иной жизни! Там росли настоящие цветы, там журчала вода в фонтанчике, чинно катались на игрушечных колымажках дети. Там была другая, радостная, довольная жизнь, без необходимости каждый день пробираться куда-то по враждебным плавням. Но тогда его мать не имела возможности оплатить двор. Мать почему-то никогда не имела возможности улучшить жизнь сыну. Цайпань всего добился сам.

Он вытер лоб и завистливо посмотрел сквозь ажурную ограду. Он и сейчас не прочь бы посидеть в заветном дворе, отдохнуть в тени деревьев, прохладной воды попить. Не прочь бы – да кто его пустит? За все надо платить.

Цайпань еще посмотрел сквозь ограду и ожесточенно пообещал себе, что поднимется снова, вернется сюда – и заставит охрану ползать перед собой задом кверху! И чтоб воду в ладошках поднесли, да не по разу!

Но мечты мечтами, а пить хотелось неимоверно. Где взять воду в плавнях? Он тоскливо огляделся. Как-то же существуют здесь профсоюзные боевики. Как-то прячутся, где-то спят, кушают даже, ну и пьют, разумеется. Как? Без обеспечительных карточек – как?

Можно было попробовать проникнуть в дом. В детстве он смог бы. В детстве его хорошо знали на входе, пропускали не спрашивая. В детстве он смог бы и в соседние дома пройти, пристроился бы к знакомым и прошел. Но охрана выглядела злобной и чужой, входящие в дом незнакомыми, и он не решился. Вызвать мать, вдруг она жива? А как? Говорят, раньше на входах стояли внутренние переговорные системы, но когда это было. В детстве Цайпаня переговорников уже не было. Кому надо, по брехальнику свяжется. Но стоит включить брехальник, и через два вдоха появятся живощиты главного полицая или вообще снайпер-балахонник, и не станет Цайпаня. Фэй-блей…

Конечно, совсем рядом располагались портовые склады, хозяйство отчима госпожи Тан. Распределяльщик портовых складов – хороший знакомый, старый вор, столько всего удачно пораспределяли. Вот-вот. Старые знакомые отлично чуют, откуда гнилью тянет, старые знакомые Цайпаня с радостью продадут. Значит, нельзя к старым знакомым. А новых-то нет.

Из дома выскользнул подросток, и у Цайпаня застучало сердце, словно сам себя встретил. Подросток так же быстро шел, опустив голову, чтоб никого не видеть, подняв плечи в ожидании скорых неприятностей. Такой же худой, как Цайпань в детстве, такой же нескладный. В контейнере на спине у него так же наверняка болталась одинокая емкость с водой, а больше ничего. Не баловала Цайпаня родная мама дополнительной едой, почему этого должны баловать?

Цайпань уверенно догнал его. Молча приобнял за плечи, запустил руку в контейнер. И пошел себе дальше, с удовольствием прихлебывая из добытой емкости. Когда-то его вот так же останавливали всякие, почему этот неудачник должен жить иначе? Вот пусть поучится защищать себя, как Цайпань учился!

Маленькая победа вселила в Цайпаня надежду. Он выкрутится! Поднялся в юности из нищеты, поднимется снова! Потом вернется и положит всех задом кверху!

Он прихлебывал воду, наслаждался, а усталые ноги несли его по знакомому пути. Да, именно здесь он ходил, озираясь, в школу танцев. Делал первый шаг вверх, как потом оказалось. Потому что старый наставник отметил его умение нравиться кому надо и поставил смазливого хувентуса в пару к очень, очень непростой нюйке. К будущей, как оказалось, его супруге, к пропуску в господарскую жизнь. Старому наставнику отдавали в обучение и господарок, потому что славился наставник далеко за пределами плавней.

Цайпань подумал – и усмехнулся. Он прошел этот путь один раз. Пройдет снова, почему нет? С его знанием господарской жизни второй раз должен быть легче. Да, и не забыть приглядеть правильную супругу в этот раз. Не такую ревнивую, да!

К его огромной радости, школа танцев сохранилась. К еще большей радости – старый наставник уже умер. Чем-то не глянулся Цайпань под конец учебы старику, и расстались они очень, очень плохо. Цайпань одно время даже подумывал отправить к гордецу снайпера-балахонника, но ограничился приказом своим живощитам. Живощиты сделали все как надо, положили наставника задом кверху при свидетелях, вот и недолго прожил после этого старик. А казался вечным.

– Инструктором-обучальщиком хочу! – уверенно улыбнулся он молодому мастеру-хозяину. – Очень хорошо показываю! С господарками правильно говорю, довольны остаются господарки!

Мастер внимательно осмотрел его, еле заметно усмехнулся. И отрицательно качнул пальцами. Не нужны, мол, обучальщики, хватает таких, и получше есть. Цайпань усмехнулся тоже. Начинался торг, а искусству обманывать дураков-покупателей очень хорошо обучился в полиции Цайпань.

– В трудность попал, – намекнул Цайпань. – Много не попрошу – а работать много буду. Очень-очень много, и не пожалуюсь.

Мастер подумал.

– Слугой-уборщиком разве что? – предложил как будто неуверенно.

– И слугой-уборщиком, – согласился Цайпань. – И ночной охраной. И обучальщиком не из последних, и еще массаж делаю господаркам очень правильно, радуются господарки!

Мастер еще подумал. И согласно свел пальцы.

– А мне – новую обеспечительную карточку, – невинно сказал Цайпань. – В трудность попал, нет карточки-то.

Мастер нахмурился. Новая обеспечительная карточка стоила очень много, ее только против закона можно было оформить. Но – какие в плавнях законы?

– Карточку, – наконец неохотно согласился мастер.

Цайпань внутренне усмехнулся. Обманул дурака! Согласился на обеспечительную карточку! А жилье Цайпань теперь сам возьмет, прямо в школе ночевать станет – он же ночная охрана, разве нет? И еду получит теперь Цайпань! Слуг-уборщиков кормить принято! Нет в плавнях законов, зато традиции есть, словом самого Аркана закрепленные! Наемного работника напои, накорми – и рассчитайся ввечеру! Хорошо, когда окружающие традициям следуют, очень удобно воспользоваться!