Текст книги "Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну"

Автор книги: Владимир Брюханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

Азеф выдал это совещание, поставив условием не арестовывать участников – в противном случае его роль легко бы расшифровывалась. Соображение признали резонным, что, однако, не спасло Азефа в дальнейшем от подозрений: Мельников, отбывавший каторгу вместе с Гершуни, все-таки заподозрил предательство Азефа. Гершуни возмутился столь гнусным предположением, а когда в 1906 году Мельников бежал с каторги, то Гершуни сделал все, чтобы дискредитировать его в глазах партии. Мельников был вынужден оставить политическую деятельность и дальнейшая его судьба неизвестна.

Вместо немедленного ареста была предпринята другая операция, обеспечившая последующую поимку террористов: всех участников совещания скрытно показали киевским филерам. Старшим филером в Киеве был безграмотный С.И.Демидюк: в 1909 году он не смог ответить на вопрос генерала А.В.Герасимова, что такое анархия. Но своим делом Демидюк владел в совершенстве: теперь террористов знали в лицо и арест был только делом времени. Действительно, все они (кроме, разумеется, самого Азефа) были опознаны филерами при встрече и арестованы именно в Киеве.

Одновременно Азеф выдал и план покушения, и непосредственных исполнителей во главе с поручиком Е.К.Григорьевым – тех немедленно взяли под бдительное наблюдение. Единственное, что позволил себе Азеф, наверняка жалевший о разгроме БО, это попытаться сохранить незаменимого Гершуни. В донесениях Азефа Гершуни характеризовался самым незначительным из трио руководителей, и его разыскивали наименее интенсивно.

Спас ли Азеф октябрьской выдачей жизнь Плеве?

Отбросив в сторону рассуждения о возможной неудаче планируемого покушения (Григорьев был достаточно сомнительной фигурой для роли террориста), следует признать, что так и было.

Сам Плеве это признал: Зубатова немедленно назначили руководителем Особого отдела, а Ратаев выехал в Париж.

Этим закончились все реорганизации, задуманные Зубатовым и санкционированные Плеве.

Создалась стройная система Охранных отделений, накрывающая всю страну. Им подчинялись по линии розыска губернские и областные жандармские управления. Все Охранные отделения в свою очередь подчинялись Особому отделу Департамента полиции, т.е. самому Зубатову. В помощь Зубатову в Петербург был переведен Медников, а Особый отдел усилен другими способными сотрудниками из провинции. Среди последних оказались будущие изменники охранки Л.П.Меньщиков и М.Е.Бакай.

Так произошло создание единой централизованной системы политического сыска, руководимой самим Зубатовым. Первую часть нарисованной им программы можно было считать обеспеченной: создались самые благоприятные условия, чтобы отлавливать и изолировать лидеров революционного движения. Хуже обстояло со второй частью программы – привлечением на сторону правительства рабочего класса путем целенаправленных уступок его насущным экономическим запросам. Но об этом ниже.

Новоявленный монстр политического сыска имел достаточно влиятельную оппозицию: оскорбленные заслуженные генералы и полковники, стоявшие во главе жандармских управлений, должны были теперь подчиняться в вопросах розыска младшим по возрасту и чину руководителям Охранных отделений. Во главе оппозиции стоял, конечно, фон Валь. Но дальнейшие успехи деятельности охранников должны были парализовать влияние завистников.

В начале ноября было отдано распоряжение об аресте Мельникова, Крафта и Гершуни при их обнаружении. И Крафт, и Мельников были арестованы в Киеве соответственно в ноябре 1902 и январе 1903 года. Арест Григорьева с сообщниками откладывался до наиболее подходящего момента.

Азеф, осуществивший октябрьское предательство, не собирался покидать политическую сцену. На территории России он оставался самым влиятельным руководителем ПСР и, в частности, в одиночестве представлял собой весь Петербургский комитет партии. Основным детищем Азефа стала созданная им система пропаганды среди рабочих.

В отличие от всех предшествующих попыток, заканчивающихся неизменной сдачей рабочими пропагандистов в полицию, эта система оказалась действенной и неуязвимой. Секрет был прост: пропагандистами по-прежнему были революционные студенты, а слушателей кружков набрали из филеров и завербованных охранкой агентов среди рабочих. Им вменялось в обязанность относить в Охранное отделение все пропагандистские материалы, не читая. В результате и волки были сыты, и овцы целы: и революционеры при деле, и пропаганда не распространялась. Эта великолепная потемкинская деревня закончилась для Азефа громким скандалом.

Слушатель одного из кружков, агент охранки Павлов, которому чем-то насолило начальство, проникся к тому же симпатией к пропагандисту студенту Н.Крестьянинову и признался во всем. Потрясенный Крестьянинов ринулся к авторитетным членам партии, обвинил Азефа в предательстве, добился расследования и третейского суда. Но обвинения Крестьянинова были столь невероятны, а сам он был крайне нервозен и запутался в собственных показаниях; Азеф же был хладнокровен и стоял на позиции оскорбленной невинности. Эта история сошла ему с рук, хотя многим надолго запомнилась.

Именно тогда заподозрил Азефа в измене известный литератор Н.А.Рубакин. Он безуспешно пытался возбудить интерес М.Р.Гоца, о чем последний сообщил самому Азефу, подчеркнув, что не придает этому никакого значения.

Гораздо большее значение имел скандал, вызванный арестом Григорьева. Верный своим принципам, Зубатов произвел арест в самый эффектный момент: накануне царского смотра, в котором по своему служебному положению должен был принять участие Григорьев, 8 февраля 1903 года. Но вместо громкого успеха получился жесточайший конфуз: Григорьев и его жена (Григорьева и Юрковскую обвенчали уже после ареста – в тюрьме), на которых обрушился поток сведений, полученных от Азефа и собранных наружным наблюдением, сразу сломались и дали откровенные показания. Оказалось, что, несмотря на аресты Мельникова и Крафта, БО по-прежнему существует, а ее главный руководитель – Гершуни – энергично действует. Так впервые обнаружилась двойная игра Азефа.

Цареубийство не являлось целью Григорьева, и такое обвинение на следствии ему не предъявлялось. Но факт ареста террориста непосредственно перед встречей с царем наверняка был должным образом обыгран Плеве при докладе Николаю II. Плеве, разумеется, не делился лаврами с подчиненными, да Лопухин и Зубатов этого и не заслужили, прозевав решающую роль Гершуни. Зато Плеве извлек пользу и из Гершуни, оставшегося на свободе: перепуганный царь обещал озолотить того, кто арестует Гершуни.

После доклада Николаю II, Плеве вызвал Зубатова, показал ему фотокарточку Гершуни на своем столе и заявил, что она будет оставаться там до момента ареста руководителя террористов. Это обстоятельство и заставило отменить решенную отправку Азефа за границу: последний был и оставался человеком, способным привести полицию к Гершуни наикратчайшим путем. Именно так стоял вопрос в конце февраля 1903 года.

Для Лопухина и Зубатова открывалась перспектива к полной реабилитации.

Первоначальная реакция Лопухина и Зубатова на двурушничество Азефа была крайне агрессивной. Искренность поведения этих двоих в данный момент не вызывает сомнений: оба заботились о немедленном прекращении терроризма – запомним это обстоятельство! Лопухин не скрыл недовольства Азефом в письме к Ратаеву. Но как бы Зубатов и Лопухин не были недовольны Азефом, все их претензии пока сводились лишь к недостаточной откровенности агента, утаившего и исказившего немало значительной информации.

Но рычагов воздействия на него было крайне мало: как привлечешь шпиона к ответственности за то, что он плохо шпионит? Убавить ему зарплату? Но шпионаж с риском для жизни – занятие, в основе которого может быть лишь личное стремление и усердие. Шпионы, действующие из-под палки, используются очень часто, но такая ситуация редко может продолжаться долго и в маскимальной степени способна приводить к срывам в работе агента, совершенно непредсказуемым для его руководителей.

Зато нетрудно было выдать его революционерам: Зубатов, немедленно осуществив арест близких к нему лиц, в том числе – Л.А.Ремянникову, игравшую роль связной между Азефом и Гершуни, четко дал почувствовать Азефу такую перспективу. Отсюда все же следовало, что привести Азефа к порядку для Зубатова не составляло труда – это было ясно им обоим.

Это создало для Азефа двойную угрозу: бросало на него тень подозрений в связи с арестом товарищей и одновременно ставило его в поле зрения прокуратуры, от которой трудно было скрыть крупную революционную роль Азефа после ареста ряда близких к нему лиц. Последнюю угрозу пришлось уже ликвидировать самому Лопухину, используя свое личное влияние в прокуратуре.

Это произошло уже после встречи Лопухина с Азефом, устроенной Зубатовым, и выяснения отношений между ними лично. Азеф оправдывал необходимость дозировать передаваемую информацию теми топорными методами, которыми действовала полиция, ставя его под подозрения революционеров – и убедительность его доводов нельзя было не признать: у Лопухина и Зубатова у самих была нечиста совесть в этом отношении. Так что взаимные претензии как-то уравновесились. Азефа же было решено от греха подальше отправить за границу в помощь Ратаеву. Это решение было, очевидно, скоропалительным и быстро подверглось коррекции.

Однако, несмотря ни на что, Гершуни не был выдан Азефом.

Почему?

В 1912 году Азеф, оказавшийся на покое, встретился во Франкфурте-на-Майне с Бурцевым и, теша свое самолюбие, рассказывал пораженному Бурцеву разные страшные истории. В частности, что весной 1903 года Азеф соглашался выдать Гершуни за 50 тысяч рублей, но не сторговался с начальством.

Невероятная история и вошла в канонизированную биографию Азефа.

Легко понять ее фантастичность: если бы Зубатов не был уверен, что Азеф может выдать Гершуни, то не о чем было торговаться. Если же Зубатов знал, что Азеф может выдать Гершуни (а это было именно так), то, с одной стороны, ему не так уж трудно было выбить из начальства эти 50 тысяч (Николай II был уверен, что речь идет о спасении его собственной драгоценной жизни); с другой стороны, он легко мог принудить Азефа не торговаться, а довольствоваться тем, что ему дадут (ведь Зубатов, способный выдать Азефа революционерам, держал в руках его собственную, Азефа, драгоценную жизнь). Так что особых возможностей для выбора у Азефа, казалось бы, не оставалось.

Почему же, тем не менее, Гершуни не был выдан Азефом?

5.4. Крах «Зубатовщины».

В это время (в феврале-марте 1903 года) переменилось отношение Плеве к Зубатову и его политике.

Борьба с БО, казалось, подходила к концу; основные террористы были изловлены, дело оставалось только лично за Гершуни. В отношении последнего Плеве продолжал давить на Зубатова; заинтересованность царя, которой заручился Плеве, не оставляла для Зубатова возможностей маневрировать.

Но не только355                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                      590 в руках Зубатова была теперь судьба Гершуни: приметы последнего были хорошо известны, приказ об аресте оставался в силе, а слух о намерении царя озолотить отличившегося заставлял каждого полицейского и жандарма стремиться к поимке легендарного террориста – именно это позже и привело к аресту Гершуни. Теперь Зубатов был не так нужен Плеве, как раньше.

Поначалу не выступая прямо против политики Зубатова и пока не угрожая его профсоюзным мероприятиям, Плеве, опираясь на то крыло своих подчиненных, которое олицетворялось фон Валем, начал проводить свою собственную линию.

13 марта 1903 года уфимский губернатор Н.М.Богданович распорядился открыть огонь по демонстрации забастовщиков в Златоусте; итог – 69 убитых, 250 раненых. Кроме того, что это само по себе было подлым и кровавым преступлением, это еще был и прямой вызов Зубатову. Но это еще был и вызов Боевой Организации. Последний был принят: во второй половине марта Гершуни и Азеф в течение нескольких дней совещались в Москве – Богдановича было решено убить.

Два оставшихся руководителя БО по-новому поделили обязанности: Азеф должен был поехать куда-то в Западный край, разыскать там исполнителей, намеченных Гершуни, и подготовить их к террористическому акту; впервые, таким образом, нити готовящегося покушения оказывались в руках Азефа. Гершуни же ехал непосредственно в Уфу произвести рекогносцировку на месте.

По дороге к своим местам следования оба заехали посовещаться к своим ближайшим сподвижникам: Гершуни – в Орел к Брешко-Брешковской, а Азеф – в Петербург к Зубатову.

Накануне встречи Азефа с Зубатовым 6-8 апреля произошел знаменитый Кишиневский погром: 42 убитых (38 евреев и 4 христианина), 586 раненых и изувеченных, полторы тысячи разгромленных и разграбленных еврейских домов, квартир и лавок.

Азеф не был ни верующим евреем (известны его издевательские высказывания в адрес иудейских ритуалов), ни сионистом, но Кишиневский погром – совсем иное дело; этим злодейством были возмущены миллионы людей в России. По свидетельству Зубатова, пересказанному Ратаевым, Азеф «трясся от ярости»[574]574
  Л.Ратаев. История предательства Евно Азефа. // Провокатор. Л., 1991, с. 152-153.


[Закрыть] – Б.И.Николаевский относит этот эпизод именно к первым дням после погрома: Азеф говорил «под свежим впечатлением от первых известий из Кишинева»[575]575
  Б.Николаевский. Указ. сочин., с. 77.


[Закрыть].

После этого, очевидно, «Азеф срочно покидает Петербург в апреле 1903 года»[576]576
  Л.Г.Прайсман. Террористы и революционеры, охранники и провокаторы. М., 2001, с. 44.


[Закрыть].

Молва приписывала вину за погром лично Плеве, и в этом заведомо было зерно истины. Мало того, виноват был не только Плеве, но и более высшая власть. 14 апреля 1903 года Куропаткин записал в дневнике: «сидел у меня час времени В.К.Плеве. Говорили о беспорядках в Кишиневе и Кронштадте. Как и от государя, я услышал от Плеве, что евреев следовало проучить, что они зазнались и в революционном движении идут впереди»[577]577
  М.Н.Покровский. Указ. сочин., с. 27.


[Закрыть].

Чисто по фактам Плеве и все его подчиненные, имевшие отношение к Кишиневу, виновны по меньшей мере в попустительстве: погром нужно было предвидеть, начиная с февраля, когда в Кишиневе возникли слухи об очередном убийстве христианского ребенка, якобы совершенном евреями (официальное расследование показало, что конфликт возник из-за наследства, а убийцей был родной дядя четырнадцатилетнего мальчика). Слухи эти в течение двух месяцев подогревались ничем не пресекаемой пропагандой в правой прессе. Уже начавшийся погром можно было ликвидировать в любой момент; он и прекратился сразу, как только в город были введены войска.

Интересно, что в отношении Кишеневского погрома Плеве, очевидно, не встретил оппозиции со стороны Лопухина. Последний, по-видимому, тоже считал, что евреев надо поставить на место, и откровенно одобрительно отзывался в адрес писателя П.А.Крушевана – одного из вдохновителей погрома.

Впрочем, Лопухин постарался извлечь из погрома максимум личных выгод: приехав в Кишинев, он подверг уничтожающей критике местную администрацию и добился назначения своего шурина С.Д.Урусова кишиневским губернатором. Последний, надо отдать ему должное, предотвратил рецидивы погрома, угрожавшие в течение следующего года.

Неизвестно, как реагировал на погром сам Зубатов; но он не мог не понимать того, что происшедшее – еще один увесистый удар по тому зданию социальной и национальной гармонии, которое он пытался соорудить в течение последних лет.

Война между Плеве и Зубатовым еще не была объявлена, но уже велась. Именно в этом контексте и следует рассматривать убийство Богдановича.

Злые языки утверждали, что убийство Богдановича было выгодно самому Плеве потому, что последний был многолетним любовником жены Богдановича, жившей отдельно от мужа в столице. Заинтересованность Плеве в убийстве можно допустить, но, заметим, что в таких многолетних треугольниках могут устанавливаться весьма разнообразные отношения; едва ли, например, факт Златоустовской бойни свидетельствовал о каких-то противоречиях между Плеве и Богдановичем. С таким же успехом можно предполагать, что убийство Богдановича было и личным ударом по Плеве. Увы, мы не можем здесь ничего достоверно утверждать.

Не известны и планы Зубатова в отношении покушения на Богдановича. Зубатов мог пытаться предотвратить покушение и одновременно арестовать Гершуни; не мешать покушению, но попытаться арестовать Гершуни; не мешать покушению и дать Гершуни скрыться; предотвратить покушение, но дать Гершуни скрыться. Все эти варианты мы можем допустить, равно как и то, что никаких планов не было вовсе (если Азеф не информировал Зубатова о готовящемся убийстве), поскольку любые намерения Зубатова заведомо не осуществились: в игру неожиданно вмешалось Киевское Охранное отделение во главе со Спиридовичем.

Один из осведомителей последнего, студент А.Л.Розенберг (имевший в охранке псевдоним «Конек»), выдал троих террористов, подготовленных Азефом. Их выследили киевские филеры и арестовали по дороге в Уфу. К сожалению, нам не известны точные даты этих событий.

Ни тогда, ни после разоблачения Азефа не возникло никаких оснований считать его причастным к этому предательству, хотя вопрос об этом поднимался и обличителями Азефа, и историками. Этот провал, разрушивший планы Гершуни, Азефа и Зубатова (у каждого из них мог быть свой собственный вариант), не привел, однако, к спасению Богдановича.

М.Е.Бакай, соучаствовавший с Бурцевым в 1907-1908 годах в разоблачении Азефа, был в 1903 году непосредственным подчиненным Зубатова. Бакай утверждал, что в Департаменте полиции об убийстве Богдановича было известно заранее и что Е.П.Медников выехал в Уфу для арестов до покушения. Этому свидетельству нельзя безусловно доверять – известно, что при обвинении Азефа Бакай допустил по меньшей мере две грубые хронологические ошибки в объяснении других эпизодов. Кроме того, официальный интерес к Уфе мог возникнуть и в результате доноса Розенберга (нам не известен его текст), и вследствие ареста ехавших туда террористов. К тому же Бакай не уточнял, насколько раньше покушения выехал Медников в Уфу.

Дело в том, что ночью с 5 на 6 мая тот же Спиридович узнал от своих агентов в Киевском комитете ПСР, что покушение все же состоится, и притом на следующий день – 6 мая. Спиридович немедленно телеграфировал в Департамент и в Уфу. Понятно, что депеша из Киева могла придти в Департамент полиции раньше, чем в жандармское управление в Уфе. Богдановича не успели предупредить и он был убит, а Медников мог выехать в Уфу в тот же день, но еще до покушения (или даже после убийства, но до прихода вести о нем в Петербург).

При любом варианте из этого не ясно, открыл ли Азеф Зубатову план уфимского покушения: ведь покушение произошло вовсе не по плану Гершуни и Азефа, и Зубатов никак не мог вмешаться в ход событий.

Приехав в Уфу, Гершуни обнаружил, что местные социалисты-революционеры во главе с В.В.Леоновичем уже сами все спланировали и подготовили. Гершуни оставалось только утвердить решение. В воспоминаниях М.М.Мельникова (до сих пор не опубликованных, но цитируемых разными авторами) утверждается даже, что Гершуни прибыл в Уфу только на следующий день после покушения.

Губернатора, совершавшего традиционную ежедневную прогулку, застрелили рабочий Е.О.Дулебов c неизвестным напарником – неким интеллигентом, имевшим псевдоним «Апостол» (впоследствии охранники долго пытались выяснить, не был ли это сам Гершуни, но ни к каким выводам не пришли). Оба успешно скрылись.

Гершуни немедленно выехал из Уфы в Саратов. Приехавший в Уфу Медников произвел множество арестов, но ничего стоящего обнаружить не сумел.

Происшедшее было громом среди ясного неба для Азефа, находившегося в Двинске или где-то неподалеку. Впервые для него возникла прямая угроза обвинения в соучастии в убийстве. Это было очевидным недоразумением, и Азефу предстояли непростые объяснения с Зубатовым. Пока что ему оставалось ждать встречи с Гершуни и получать разъяснения, но тут произошла еще одна непредвиденная случайность.

Гершуни вздумалось заехать в Киев, а предварительно предупредить об этом Киевский комитет.

О том, что комитетом получена какая-то важная телеграмма, узнал тот же Розенберг. Спиридович не поленился немедленно обратиться на телеграф и получить копию телеграммы. По ее тексту он догадался о прибытии самого Гершуни.

Встреча была подготовлена. Демидюк узнал Гершуни и его схватили. Произошло это 13 мая (старого стиля) 1903 года. Так через семь месяцев сработало предательство Азефа.

Вот тут Азеф совершил какой-то невероятный маневр, о котором (к сожалению – без ссылки на первоисточник), рассказывает Л.Г.Прайсман: «Оставленный вместо Азефа, С.Петрашкевич был арестован в середине мая 1903 года, на даче под Петербургом был обнаружен склад литературы, произведен был и ряд других арестов. Но полиция ликвидировала далеко не все, о чем она знала. Нужно было дать возможность выступить Азефу в роли мага-чародея. Он организовал новый склад литературы (он сам упаковывал книги для перевозки на новое место), и его престиж в партии возрос еще больше. Там, где он, – всегда успех, стоит ему уехать, сразу провал, а как только он возвращается, положение улучшается как по волшебству. Ну как не верить в такого человека?»[578]578
  Л.Г.Прайсман. Указ. сочин., с. 44.


[Закрыть]

Вслед за этим Азеф поспешил из Петербурга за границу. 8 июня (нового стиля) он оповестил об этом Ратаева телеграммой из Берлина в Париж: «я в Берлине второй день»[579]579
  Письма Азефа, с. 89.


[Закрыть] – следовательно, если ему верить, то он попал туда 25 или 26 мая старого стиля. Только в конце июня он объявился у Ратаева.

Вот теперь можно вернуться к вопросу о том, почему Азеф не предал Гершуни весной 1903 года.

После покушения на Богдановича (о нем писали газеты, и Азефу не могло это остаться неизвестным) Азеф должен был быть в предельном напряжении: что же случилось с Гершуни, который, как Азеф прекрасно знал, должен был находиться именно в Уфе? Гершуни, между тем, исчез – газеты ничего не сообщали о нем в связи с уфимским делом.

Едва ли Азеф должен был дожидаться Гершуни где-то в Двинске: скорее, согласно их первоначальным планам, Гершуни должен был дожидаться Азефа и собранных им террористов где-то в Уфе. Поэтому Азеф сам должен был выехать на поиски. Но куда?

Если план заезда Гершуни в Киев был импровизацией, тогда об этом не знал Азеф, и делать ему самому в Киеве было нечего. Ехать в Уфу – в горячку после покушения – тем более не имело никакого смысла. Почему Азеф поехал именно в Петербург, а не куда-то еще – не совсем ясно с точки зрения мотивов его встречи с Гершуни, но именно в Петербурге Азеф мог скорейшим образом узнать от своих знакомых (Зубатова, Лопухина или Медникова), что же случилось в Уфе и не случилось ли что с Гершуни.

Поэтому, скорее всего, Азеф оказался в Петербурге еще до ареста Гершуни – и помимо собственных забот занялся сразу дачными делами с нелегальной литературой. Много позже, в 1908 году, социалисты-революционеры совершенно не допускали предательство Гершуни Азефом; скорее всего, именно сопоставление маршрутов того и другого, достоверно установленных, и исключило такое предположение.

Но вот Азеф узнает в Петербурге об аресте Гершуни. От кого? Скорее всего – от революционеров, т.к. охранники (т.е. Зубатов и Лопухин; Медников пока оставался в Уфе) ничего не сообщают о том, как они информировали об этом Азефа и что было потом, а ведь им-то обязательно показался бы подозрительным дальнейший маневр Азефа, узнавшего эту новость. Для революционеров же это стало эпизодом, не стоящим внимания: Азеф узнал об аресте Гершуни и сразу выехал за границу – принимать срочные меры для восстановления дел; что же может быть естественнее?

Затем, попав за границу, Азеф постарается создать впечатление у Ратаева, что это произошло еще одним или двумя днями раньше, чем случилось на самом деле. Для чего? Не иначе как затем, чтобы затушевать причину бегства из России: уехал якобы не тогда, когда узнал об аресте Гершуни (интересно, когда об этом сообщили газеты?), а раньше.

Из всего этого однозначно следует, что Азеф смертельно боялся ареста Гершуни, а бояться он этого мог только по трем причинам в совокупности.

Первая: Гершуни (не Мельников, не Крафт, не Григорьев или кто-нибудь еще) был единственным на территории России человеком, который знал истинную роль Азефа в уже осуществленных и еще готовящихся террористических актах.

Вторая: Азеф был убежден, что риск того, что Гершуни выдаст его полиции, достаточно велик. Порукой этому было и то, насколько изучил своего друга сам Азеф (а Азеф, похоже, никогда не ошибался в людях!), и то, что он мог узнать о прошлом поведении Гершуни от Зубатова.

Третья: Азеф был убежден, что руководство полиции, ознакомившись с его истинной ролью, ни за что не простит ему такого предательского поведения – и необходимо немедленно бежать за границу.

Вот такой получается расклад!

Он и дает точный ответ на вопрос, почему сам Азеф тем более не мог и не хотел выдавать Гершуни полиции.

Не известны подробности того, чем же занимался Азеф в первый месяц пребывания за границей, но основной сюжет чрезвычайно интересен.

Арест Григорьева в феврале 1903 года досконально раскрыл руководству Департамента полиции всю структуру БО. Кроме роли Гершуни выяснилась и важнейшая роль, которую играл заграничный представитель Боевой Организации М.Р.Гоц. В марте 1903 года по требованию российского правительства Гоц был арестован в Италии.

На страницаах итальянской прессы развернулась борьба по вопросу о выдаче Гоца России. Этот сюжет завладел всем итальянским общественным мнением. Политическая кампания завершилась полным фиаско царской дипломатии: в июне Гоца выпустили на свободу. К несчастью для него, этот инцидент серьезно подорвал его и без того не блестящее здоровье.

Легко понять, кто был закулисным дирижером этой кампании.

В 1903 году это, конечно, скрывалось из конспиративных соображений, зато красноречивое умолчание о важнейшем эпизоде в позднейших мемуарах В.М.Чернова, как и в других аналогичных случаях, однозначно указывает на решающую роль Азефа.

Теперь становится более понятной и по-человечески оправданной неуязвимость Азефа в отношении неоднократных попыток его разоблачения революционерами в 1903-1906 годы – Гоц не мог не стоять горой за своего спасителя.

Разумеется, в данном случае Азеф действовал не по воле петербургского начальства. Ратаев свидетельствует и о крайней подавленности Азефа, и о чрезвычайной его раздраженности на начальство. Департамент он обвинял в аресте Ремянниковой, а непосредственно Плеве – в Кишиневском погроме.

Но, как мы помним, после этого ареста (в феврале) и погрома (в апреле) прошло уже немало времени; Азеф мог бы эмоционально и поуспокоиться, тем более что особой нервозностью он не отличался. Но сейчас были весомые причины нервничать: Гершуни был арестован и вел себя на допросах пока неизвестно как, а отношения с Зубатовым и Лопухиным еще до того предельно натянулись.

И вовсе не благородные мотивы двигали Азефом, спасавшим Гоца от выдачи России: Азеф не мог допустить попадания к русским властям еще одного человека, полностью посвященного в самые интимные стороны его, Азефа, антиправительственной деятельности!