355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Брюханов » Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер » Текст книги (страница 19)
Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:15

Текст книги "Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер"


Автор книги: Владимир Брюханов


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

5.3. Большая игра генерала Конрада

Параллельно и независимо с тем, как полковник Редль решал увлекательную задачу вербовки полковника Занкевича, генерал Конрад пытался решить свои собственные задачи.

Конрад, напоминаем, вернулся к руководству Австро-Венгерским Генеральным штабом 26 декабря 1912 года – сразу после Рождества.

К этому времени прошло уже порядка трех лет с тех пор, как австрийцы приобрели план развертывания Российской армии, который был им продан в качестве достоверно принятого плана русских в начале предстоящей войны. С тех пор австрийская разведка накопила немало данных о продолжающемся усилении русских.

Урбанский пишет о «пробных мобилизациях», проводимых русскими;[593]593
  Urbanski von Ostrymiecz A. Aufmarschplдne. S. 87.


[Закрыть]
их же упоминает и Петё[594]594
  Петё А. Указ. сочин.


[Закрыть]
– во время этих мобилизаций выяснились номера довольно изрядного числа новых русских полков. Это нужно немного прояснить и поправить: на самом деле речь шла, разумеется, не о пробных мобилизациях, о которых нет и речи в русских источниках, а о регулярных призывах на службу новых сроков резервистов взамен старослужащим, демобилизуемым в запас; такие мероприятия проводились, как и всегда, по два раза в каждый год – весной и осенью.

Пьянки, традиционно сопровождающие эти мероприятия в России, позволяли многочисленным мелким австрийским агентам, разбросанным вдоль всей западной границы России (как и агенты других держав вдоль соответствующих границ), услышать немало интересного и от мобилизуемых, и от демобилизуемых. Отсюда и номера полков, обычно не сопровождаемые более существенными подробностями.

Одновременно и международная пресса в открытую сообщала о финансовых кредитах, поступающих из Франции специально для усиления Русской армии.

Конраду, находившемуся, как упоминалось, в полуотставке, было о чем призадуматься в связи со всем этим. Было ясно, что независимо от того, насколько точным и достоверным был русский план 1909 года, готовиться предстояло к гораздо более серьезному удару со стороны России.

Судя по стремительным срокам развития последующих событий, становится ясным, что Конрад вернулся к исполнению своей привычной должности уже с готовыми идеями насчет того, как следует поступать ему самому.

У Конрада, как военного вождя Австро-Венгрии, были собственные представления о том, чем может грозить предстоящая общеевропейская война и чего следует в ней добиваться; собственные идеи о том же имели и немцы, и французы, и русские.

К нашему стыду и несчастию, менее всего идей имелось у русских, которые в сложившейся политической и финансовой ситуации исходили не столько из собственных целей и задач, сколько из желаний и диктата французской стороны, с которой Россия была связана военным союзом 1891 года и военной конвенцией 1892 года, окончательно ратифицированной в 1894 году.[595]595
  Зайончковский А.М. Указ. сочин. С. 37.


[Закрыть]
Об этом с горечью писалось компетентными русскими генералами, в частности – А.М. Зайончковским, уже после завершения Первой Мировой войны:

«На основании периодически дополнявших военную конвенцию протоколов совещаний французский Генеральный штаб оказывал веское влияние на русское железнодорожное строительство, причем правительство Франции охотно предоставляло денежные капиталы для развития в желаемом для Франции смысле русской железнодорожной сети».[596]596
  Там же. С. 38.


[Закрыть]

Уже в 1914 году все это вылилось в то, что в российской «Ставке постепенно назревает решение о скорейшем переходе в наступление обоих фронтов[597]597
  Северо-Западном – против Германии; Юго-Западном – против Австро-Венгрии.


[Закрыть]
с целью поддержать французов ввиду готовящегося против них главного удара германцев. /…/ тяжелые обязательства, выполняемые русским Генеральным штабом, приводили к началу наступательных действий тогда, когда могла быть развернута только 1/3 русских вооруженных сил, и при почти полной неготовности тыловых учреждений обеспечить длительное наступление.

В директивах от 10 и 13 августа [1914 года] /…/ верховное главное командование, отять-таки во исполнение указания французов, что наиболее важным для них по-прежнему является русское наступление на операционном направлении Варшава—Познань[598]598
  Варшава тогда, напоминаем, принадлежала к России, Познань – к Германии.


[Закрыть]
, сделав ряд перегруппировок за счет сил обоих фронтов /…/, подготовляет новую /…/ наступательную операцию на Познань и формирует для этого 9-ю армию у Варшавы, на левом берегу р[еки] Висла.

/…/ все эти мероприятия устанавливают следующую основную идею оперативного плана[599]599
  Выделено в первоисточнике.


[Закрыть]
русского главного командования: переходом в наступление на обоих фронтах создать исходное положение для дальнейшего наступления в глубь Германии. /…/ новое развертывание 9-й армии у Варшавы подчеркивает, что русское главное командование упускает возможность задаться одной важной целью – разгромить одного из противников (Австро-Венгрию), а стремится достигнуть нескольких оперативных целей, что было неисполнимо ввиду медленности развертывания русских армий /…/».[600]600
  Зайончковский А.М. Указ. сочин. С. 79–82.


[Закрыть]

Описанная ситуация соответствует той реальности, которая воплотилась летом-осенью 1914 года, когда командование Русской армии собралось нанести удар от Варшавы прямо на Берлин, что, конечно, выручало французов от наступавших на Париж немцев, но весь этот замысел, завершившись неудачей русского наступления, и завел войну в трясину окопного сидения, завершившегося революциями 1917–1918 годов во всех воевавших империях, за исключением Британской.

Париж, кстати, спасали и спасли в 1914 году любые активные действия русских, а вот взятия Берлина немцы заведомо тогда не допустили бы. А между тем, существовала реальная возможность решить исход всей войны уже осенью 1914 года: если бы русским армиям удался удар через Карпаты и последующий захват Будапешта и Вены.

При удаче это привело бы почти к такой же конфигурации Восточного фронта немцев, как и в начале-середине апреля 1945 года: сопротивление тогда оказывалось бесполезным – русские могли наступать и с востока на Мюнхен, и с юга на Прагу; ничто не заставляло их и тогда наступать прямо на Берлин, хотя и такая возможность была на руку не немцам, а русским. Поэтому в апреле 1945 немцы прекратили и сопротивление на Западном фронте – это тоже становилось совершенно бесполезным.

Даже Гитлер, абсолютно честно выполнявший до того времени задание, полученное им от его истинного начальства – убивать как можно больше русских, немцев и евреев – понял тогда, что пора подумать и о себе – и приступил к паковке чемоданов.

Вот и в 1914 году могло произойти нечто вполне подобное – и это еще к концу 1912 года прекрасно вычислил и рассчитал генерал Конрад.

Конрад не мог тогда предвидеть того, что русские в 1914 году сами откажутся от наивыгоднейшей для них стратегии, а потому должен был готовиться к парированию удара, который, как оказалось, никто и не собирался наносить!

Тот же Зайончковский относит изменение планов, предпринятое Конрадом, к гораздо более позднему времени:

«В связи с изменением политического положения в 1913 и 1914 гг. Конрад ввел частичные поправки в австрийский план операций. /…/ тяжесть русского удара на Востоке все более ложилась на австрийцев. Еще чувствительнее было отпадение Румынии[601]601
  Как упоминалось, от союза с Германией и Австро-Венгрией.


[Закрыть]
. На румынскую армию возлагалась надежда, что она в составе 10 дивизий развернется в Молдавии и притянет на себя русские войска Одесского округа /…/.

С выходом Румынии из союза приходилось осадить назад развертывание правофланговой австро-венгерской группы в Восточной Галиции, чтобы не подвергнуть ее удару со стороны 3-й и 8-й русских армий. А этот отвод правого крыла отражался и на развертывании 1-й и 4-й австро-венгерских армий, предназначавшихся для вторжения в Польшу между р[еками] Висла и Буг. Их развертывание приходилось отнести более на запад /…/. В случае неудачи австро-венгерские армии скорее могли бы быть отведены за р[еку] Сан в Западную Галицию и легче можно было бы избежать оттеснения их на юг – за Карпаты.

Предположения о таком изменении австро-венгерского развертывания впервые намечены были Конрадом летом 1913 г. Осенью этого года все австрийское развертывание было осажено /…/. К 1 апреля 1914 г. это развертывание было окончательно разработано, но весной этого года Конрад выработал новый план с целью осадить еще более австрийский фронт на линию р[ек] Сан и Днестр. /…/

Развертывание русских армий и направление первоначального удара были основаны на предвзятом предположении о развертывании австрийских сил много восточнее, почему и удар их был нацелен не в обход флангов, а на фронт».[602]602
  Зайончковский А.М. Указ. сочин. С. 77–79, 99.


[Закрыть]

Все указанные сроки изменения австрийских планов – чистый блеф генерала Конрада, частично придуманный им по ходу событий 1913–1914 годов, а частично навранный им в послевоенных шеститомных мемуарах.

У него были солидные основания для искажения истины.

Первоначальные предвоенные планы австрийцев, согласованные с немцами, предусматривали, что основную тяжесть войны с Россией примут на себя австрийцы – в те первые недели, когда немцы будут громить Францию.

Конрад не отступил в принципе от этой идеи, но он понял, что указанная тяжесть выльется на практике в прямой разгром австрийцев русскими. Конрад не имел возможности пропагандировать столь пессиместический взгляд на положение вещей – тем более что сам являлся главой воинствующей партии. Но лозунги – лозунгами, а дело – делом.

Новый план Конрада исходил из простейшей идеи: не нужно никаких наступательных действий против русских, а необходимо обеспечить прочную оборону от них, опершись на Карпаты, а потому и следует сосредоточить войска как можно ближе к этому оборонительному рубежу. Подобные идеи не могли найти отклика ни среди воинствующих соратников Конрада в Австрии и Венгрии, ни тем более у немцев, мечтавших вообще не заботиться о Восточном фронте в первые недели войны, но заполучить позднее общую победу.

При непрочном личном положении Конрада, только что сумевшего вернуться к возглавлению Генштаба после предшествующих внутриправительственных политических столкновений 1911 года, вызванных в то время его чрезмерно воинственным оптимизмом, он легко мог сломать себе шею своей новой проповедью заведомо оборонительной стратегии.

Поэтому он принял абсолютно нетрадиционное и экстравагантное решение: начал свое пребывание на посту начальника Генштаба с передачи русским действующего плана оперативного развертывания.

Тем самым Конрад убивал двух зайцев: 1) русские вводились в заблуждение, поскольку теперь Конрад планировал развертывание, как уже неоднократно повторялось, на 100–200 км к западу по сравнению с прежним планом, а потому первоначальный удар русских должен был прийтись по пустому месту, они должны были потратить время и определенные ресурсы на преодоление неожиданной демилитаризованной зоны, а австрийцы выигрывали время на подготовку обороны в Карпатах и сокращали протяженность коммуникаций для доставки туда войск и последующего их снабжения; не вина Конрада в том, что русские так и не стали наносить этот удар, устремившись собственными планами к Берлину; 2) немцы и сторонники прежнего плана среди австрийцев ставились перед фактом: прежний план стал известен русским, а потому так или иначе его необходимо перерабатывать – с преследованием уже новейших условий и целей военных операций.

Как собирался Конрад оправдываться за утечку плана к русским – пока неизвестно (ниже мы покажем – как именно), но «Дело Редля» разрешило все его возможные проблемы в данном отношении. Однако понятно, что утечка сведений о якобы происшедшем предательстве в высших австрийских штабах должна была изначально предусматриваться хитроумным замыслом Конрада.

Кто-то из австрийцев, таким образом, обязан был стать абсолютно безвинной жертвой этих планов Конрада!

Если упоминавшийся полковник Энкель – делопроизводитель в Российском ГУГШ – уже 10 января 1913 года (может быть, правда, все-таки по старому стилю?) писал ответ на предложение Яндрича о передаче плана развертывания русским, то это означает, что Конрад озаботился этой передачей среди самых первейших дел своего пребывания в новой (старой) должности.

Отсюда, кстати, и предположение о том, как в тот момент Конрад оправдался бы за эту передачу: тогда именно Яндричи играли намеченную роль жертв на заклание.

Но Яндричи провалили все это дело, затеяв неуместный торг с русскими (а может быть, Яндричи догадались об уготованной им участи – и постарались ее избежать?). Затем Занкевич произвел ревизию их деятельности прямо у них на дому – и стало ясно, что дело окончательно провалено. Ответственным за это в узком кругу соратников Конрада должны были признать, разумеется, Максимилиана Ронге, если он с самого начала курировал братьев – этим и определились дальнейшие настроения этого честолюбивого и наглого майора в последующие недели.

Теперь же Конрад должен был озаботить Урбанского подысканием нового канала передачи информации – вот тут-то и подвернулся Редль.

Шел, напоминаем, уже март или апрель 1913 года, и Редль как раз должен был появиться в Вене – вербовать Занкевича. Он его, конечно, успешно завербовал – деваться Занкевичу было некуда.

Урбанский представляется нам наиболее подходящим партнером для обсуждения с Редлем вопроса о возможности переброски плана развертывания к русским: оба давно знакомы, оба – полковники, теперь уже не связанные непосредственной служебной субординацией. Редль, разумеется, ничего не должен был сообщать Урбанскому ни об Агенте № 25, ни о только что состоявшейся вербовке Занкевича. Но в ответ на зондаж Урбанского Редль дал ему понять, что может взять на себя надежную передачу русским какой-то чрезвычайно важной дезинформации. Это оказалось весьма рискованным шагом Редля, сыгравшим для него роковую роль.

Понятно, что Урбанский должен был теперь испросить санкцию Конрада на подключение Редля к операции по переброске плана русским – и получил такую санкцию: в свою очередь Конраду деваться было некуда – иной оказии не было и пока что не предвиделось.

Вот тогда-то Редля и посвятили в то, что же именно он должен передать, взяв с него строжайшую клятву о сохранении дела в секрете!

Редль оказался в тяжелейшем положении – выдав определенные авансы, он уже не мог отступать, но передача русским действующего плана развертывания – это гарантированно государственное преступление! Не относясь к ближайшим сподвижникам Конрада, Редль прекрасно понимал, что именно его могут сделать козлом отпущения за такую вопиющую передачу секретной информации. Поэтому Редль принял решение подстраховаться: сделать фотокопии передаваемой информации, с помощью которых восстанавливался весь порядок ее следования к русским.

Это, разумеется, ставило Редля в напряженнейшие отношения с Конрадом и компанией, узнай они о таком способе страховки: ведь разоблачение всей операции переброски секретнейшей информации к русским, документированное упомянутыми фотокопиями, становилось абсолютно неотразимым обвинением в государственной измене!

Помимо этого у Редля возник и другой критический момент: план развертывания, как мы это подчеркивали, отнюдь не годился на роль почтовой открытки – это был весьма объемный документ, точнее – целая папка документов, даже если в фотокопиях. Если же его передавать в виде фотопленок (проявленных или нет), то все равно обычная почта не годилась: такая почтовая пересылка тем более должна была привлечь обоснованное внимание австрийской контрразведки – и русские очень бы удивились успешности подобной операции.

Для виртуального же Агента № 25 ситуация не представлялась необычной: краткие документы он пересылал по почте по условленным иностранным адресам за границу, а с более объемными тоже существовал стандартный путь пересылки: по почте же Агент № 25 (сугубо анонимный, напоминаем, для русских) посылал сообщение о готовой объемной передаче (при этом должны были выставляться и условия оплаты); по почте же он получал и добро на эту передачу (совместно, очевидно, с финансовыми условиями, уже утвержденными русскими); затем посылка закладывалась в условленный тайник на территории Вены или ее окрестностей, откуда и извлекалась либо самим военным атташе (Занкевичем, а ранее – его предшественниками), либо его помощниками; затем посылка следовала из Вены в Петербург российской дипломатической почтой, недоступной для проверок со стороны австрийцев и немцев. Описывая этот путь, мы никого не цитируем, но и ничего не придумываем – это самый стандартный и надежный способ передачи шпионской информации.

Узким местом, однако, должно было стать в данный момент то, что этот путь проходил через руки Занкевича – и Редль должен был понимать, к чему это может привести!

Так или иначе, но Редль заполучил план развертывания у Урбанского, отбыл к себе в Прагу, через какой-то срок доложил Урбанскому (следовательно – и Конраду), что посылка отправлена, а еще через несколько дней сообщил и то, что она прибыла в Петербург – все эти процедуры обязательны при нормальном функционировании шпионской связи.

Но все получилось не так, точнее – не совсем так.

Занкевич, получив план развертывания в собственные руки (заметим притом, что этот план у него никак не ассоциировался с Редлем, только что его, Занкевича, завербовавшего в австрийскую разведку), сообразил, что заполучил уникальный шанс избавиться от происшедшей вербовки. Если он, Занкевич, явится в Петербург с такой богатейшей добычей в руках, то обеспечит себе там самое максимальное благоволение начальства, какое только можно себе представить. Тогда можно будет поставить вопрос и о переводе из Вены куда-нибудь в другое место (и Занкевича действительно назначили командиром престижного полка, с которым он позднее и вступил в Первую Мировую войну[603]603
  Алексеев М. Указ. сочин. Кн. I, с. 255.


[Закрыть]
), а на происшедшую вербовку просто наплевать.

Это был маневр, хорошо понятный поклонникам Ильфа и Петрова: именно так сбежал в первый раз подпольный миллионер Корейко от Остапа Бендера – и что тогда оставалось делать незадачливому шантажисту?

Расчет Занкевича основывался на том, что если злополучную пачку фотографий, на которых он развлекается с австрийскими контрразведчиками-гомосексуалистами, все-таки перешлют в Петербург, то это окажется и признанием Редля в том, что вербовка не удалась! Это и подтвердило бы, что он, Занкевич, изменником не стал! Поэтому были шансы на то, что эту пачку так и не пришлют! В худшем случае скандал бы вылился в потерю доброго имени и отставку, но не в осуждение за измену!

Это был, заметим, последний момент, когда Занкевич мог еще избежать удела подневольного австрийского агента: ведь все его предательство ограничивалось пока лишь принятием денег от Редля, а поставлять шпионскую информацию он еще не начал. В день вербовки он, возможно, сообщил Редлю нечто ценное и секретное, но тогда была возможность ссылаться на неожиданность и импровизированность возникшего контакта, и более серьезные вопросы Редля можно было временно оставить без ответа.

Кто знает, не совершил ли маневр, аналогичный Занкевичу, еще Рооп, также явившийся в Петербург летом 1905 года с богатейшей добычей, а затем тоже надолго покинувший военно-дипломатическую службу? Но если Редль дважды совершил аналогичную ошибку, то это, казалось бы, должно заставить нас лишить его лавров за гениальность!

Такие параллели здесь, однако, не совсем правомерны. Да и с Роопом у Редля произошла отнюдь не полная неудача: Рооп, конечно, сорвался с крючка, но он так никогда и не сознался в России о происшедшей вербовке, если она имела место, обеспечив тем самым бесперебойную дальнейшую деятельность агента № 25!

Что ж, и Занкевич в этом тоже никогда не сознался, а деятельность агента № 25 прекратилась по совокупности причин, за большинство которых несет ответственность вовсе не Занкевич. Хотя в гибели Редля Занкевич, как оказалось, сыграл решающую роль!

Сейчас, во всяком случае, Занкевич ухватился за полученный план развертывания, вскочил вместе с ним в поезд и, не уведомив об отъезде ни Вену, ни Петербург, ринулся в Россию – навстречу своей судьбе. Проезжая же через пограничный Айдкунен, Занкевич вложил рубли, полученные от Редля, в конверт, написал адрес – и отправил к Никону Ницетасу! Ему в буквальном смысле жгли руки эти тридцать серебреников, полученные от Редля!

Изменником родины Занкевич стать не пожелал – и его красноречивое послание Редлю высказало это безо всяких слов!

Но Редль этого послания, повторяем в сотый раз, так и не получил!

Или у вас имеются другие объяснения смысла всех описанных событий?

Заметим, что ничто не мешало Занкевичу оставить эти рубли себе (деньги, как известно, не пахнут!), а потом все равно перестать быть австрийским шпионом; так, вероятнее всего, и поступил Рооп! Однако Занкевич счел себя обязанным совершить этот жест – красивый для него, Занкевича, и предельно обидный для Редля, который, повторяем, никак не ассоциировался у Занкевича с Агентом № 25, от которого только что был получен план развертывания!

Заметим, что параллельно и задачи Конрада не были еще решены до самого конца: план развертывания уже был успешно передан русским, но внутренний скандал вокруг произошедшей утечки секретнейшей информации так еще и не состоялся, а потому зависало и откладывалось и обоснование намеченной Конрадом корректировки старых планов.

Редль же в это время еще никак не мог рассматриваться в качестве подходящей кандидатуры в разоблаченного русского шпиона! На эту роль, повторяем, первоначально готовились незадачливые братья Яндричи.

Но Занкевич, похоже, телепатически уловил волнения и мольбы Конрада!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю