Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Владимир Замлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

В СОСТАВЕ РУССКОГО ВОИНСТВА

В грамоте от 3 марта 1654 года царь Алексей Михайлович писал Хмельницкому: «И буде польские и литовские люди на наши царского величества черкасские городы войною наступать учнут, и тебе б, Богдану Хмельницкому, гетману Войска Запорожского, над польскими и литовскими людьми промышлять, сколько милосердный бог помоги подаст, а мы послать к вам против тех неприятелей наших царского величества боярина и воеводу и наместника белозерского Василия Борисовича Шереметьева с товарищи готовы. О том к тебе и наперед сего в пашей царского величества грамоте писано».

Царская грамота пришла вовремя. Польское правительство явно готовилось к новой войне. Уже в феврале – апреле 1654 года польско-шляхетское войско предприняло ряд крупных выступлений на Украине. В феврале польско-литовские войска пытались наступать в районе Шаргорода и Стародуба.

А вот только вчера Хмельницкий получил тайное донесение, что в местечке Полонном собралось двадцатитысячное польско-шляхетское войско, которое уже заняло Любар, Чуднов, Костельню и находится недалеко от Белой Церкви. Если бы оно одно! Вконец разгневанный Ислам-Герей за верность Москве грозится примкнуть к Яну-Казимиру.

Хмельницкий сидел в жарко натопленной светлице, держа в руке царскую грамоту, и тяжелые думы не отпускали его ни на минуту. Переяславская Рада, которая, казалось, должна была сплотить его побратимов по борьбе во имя великой цели, разделила их на два лагеря. Многие старшины, которые выступали против договора Москвы с Крымом, ищут связей с польской шляхтой, готовы хоть сейчас идти к ней в объятия.

Конечно, он да и Москва понимали, что Жванецкий договор непрочен и в сложившихся условиях важно держать подальше Крым от Речи Посполитой. Об этом он не раз говорил с московскими послами в январе 1654 года. Правда, сначала он не очень верил в польско-крымский союз, да и не считал его слишком опасным, полагая что совместные действия русских и украинских войск, донских казаков и, возможно, ногайских татар и калмыков заставят крымцев занять только оборонительную позицию, но потом, поразмыслив, изменил свое решение и 14 февраля даже направил посольство в Крым. Хорошо, что его послы в Стамбуле все-таки добились, чтобы султан велел хану сохранить прежние связи с Войском Запорожским. Готовит посольство в Бахчисарай и Москва. Начали налаживаться отношения с Трансильванским и Молдавским княжествами.

Но сейчас главное – выступление русских войск против Речи Посполитой…

Двери светлицы медленно отворились, и вошла Ганна, спокойная и уверенная. Заботливо окинув взглядом гетмана и убедившись, что он в добром здравии, подошла к нему неспешной походкой.

– Снова думаешь, Богдане. Вышел бы к людям. Развеялся.

Провела заботливой рукой по голове с поседевшими уже волосами и тихо, убежденно добавила:

– Все будет добре, батьку. Все будет, как ты захочешь.

– Если бы кто знал, как лучше, да подсказал, – гетман горько усмехнулся и, сняв с головы руку жены, приложил ее ко лбу, словно хотел ею успокоить рождавшиеся в голове неспокойные мысли.

– Пора бы уже русскому царю объявить войну шляхте. Потом может быть поздно. А он все готовится и выжидает…

Ганна сочувственно кивнула головой:

– Такое дело… Обдумать и подготовиться нужно. Иван из Нежина сообщил, что с севским воеводой Бутурлиным Андреем Васильевичем тесную связь установил, А когда в феврале шляхетская угроза нависла, то Иван с Бутурлиным сговорились друг другу помогать, «делать во всем по совету», как он пишет. И московский двор это дело поддержал.

Речь шла о брате Ганны, нежинском полковнике Иване Никифоровиче Золотаренко, который, как и его сестра, отличался рассудительностью и недюжинным умом.

Ганна пересказала гетману то, что узнала от брата. Бутурлин говорил, что в Москве спешно готовятся к выступлению.

Хмельницкий и сам был хорошо осведомлен об этом, а также о том, что в планах войны с Речью Посполитой русское правительство изрядную роль отводит его казацкому войску.

И действительно, уже в апреле 1654 года Хмельницкий получает повеление Алексея Михайловича направить к нему в войско несколько казацких полков. Выбор пал на Черниговский, Нежинский и Стародубский полки, которые насчитывали около 20 тысяч казаков. Общее командование над ними в качестве наказного гетмана Хмельницкий поручил Ивану Золотаренко.

Движение основных русских войск из Москвы к польско-литовской границе началось 15 мая 1654 года. Воеводами в первом полку были князь Н. И. Одоевский, князь Ф. Ю. Хворостинин, князь Д. И. Львов, в ертаульном [105]105
  Ертаульный полк– легкоконный отряд русского поместного войска XVI–XVII веков. Выполнял задачи разведки противника в пути движения главных сил, а также охранения войск в походе.


[Закрыть]– В. Б. Шереметьев и князь Т. И. Щербатов. 16 мая из Москвы в Вязьму выступили большой и сторожевой полки. Воеводами в большом были князь Я. К. Черкасский, князь С. В. Прозоровский, князь А. Ф. Литвинов-Мосальский, в сторожевом – князь М. М. Темкин-Ростовский, В. И. Стрешнев, И. В. Алферьев.

Царь с остальными войсками выступил из Москвы 18 мая. Его сопровождала значительная часть двора – бояре С. И. и Г. И. Морозовы, И. Д. Милославский, Н. И. Романов, В. В. Бутурлин, Б. А. Репнин, Г. Г. Пушкин, Н. И. Хованский и др.

Войска из Москвы шли по смоленской дороге. В Смоленск должны были прибыть и казацкие полки под командованием Ивана Золотаренко и его младшего брата Нежинского полковника Василия Золотаренко. К казакам присоединились царский стряпчий Тимофей Спасителев с братом Андреем, которые прибыли на Украину в январе 1654 года в составе посольства Василия Васильевича Бутурлина на Переяславскую Раду и принимали присягу казацких полков. Тимофей Спасителев не раз встречался с Хмельницким и пользовался его уважением.

Отправляя казацкие полки под Смоленск, гетман передал письмо царю, в котором просил не гневаться за то, что не посылает в Смоленск указанный царем Переяславский полк, потому что пришлось бросить его против ляхов, которые «и Волхов, мултянов и венгров на нас затягнули и здесь на Умань и на Белую Церковь ударити хотят». «Сего ради, – писал Хмельницкий, – просим вашего царского величества с ратью Шереметьева до Киева вскоре присылать для супротивления неприятеля вашего царского величества – ляхам».

Русское войско численностью свыше семи тысяч человек под командованием В. Б. Шереметьева находилось в это время на южных границах Русского государства по Белгородской оборонительной черте и в случае наступления польско-шляхетского войска на Украину должно было поддержать Войско Запорожское.

Раньше, 22 апреля 1654 года воевода В. Б. Шереметьев и В. Ф. Бутурлин, который в это время находился в Рильске, получили приказ русского правительства идти со всеми ратными людьми в Киев и оказывать помощь украинским казачьим полкам под началом Богдана Хмельницкого.

Из отписки В. Б. Шереметьева, В. Ф. Бутурлина и В. П. Головина царю Алексею Михайловичу, мая 18,1654.«Что по твоему государеву указу велено мне, холопу твоему Ваське с товарищи, со всеми ратными людьми, с конными и с пешими, и с нарядами, идти к Киеву… гетману Богдану Хмельницкому помогать, над польскими и литовскими людьми промышлять с ним, Богданом, вместо сообща…, а мы, холопы твои, по твоему государеву указу станем ему помогать, сколько милосердной Бог помощи подаст…»

Тем временем Хмельницкий сам отправлял казацкие полки царю в помощь.

В середине мая к гетману в Чигирин приехали два брата Золотаренко. Статные, ловкие. Старшинская одежда ладно сидела на них. Хмельницкий видел, как жена любовалась братьями, и сам с удовольствием смотрел на них. После обеда он пригласил братьев в канцелярию, где ознакомил с письмами царю. Особенно обратил внимание на второе от 17 мая 1654 года, в котором писал, что наказал нежинскому полковнику Золотаренко, «чтоб во всем, по велению твоего царского величества, исправлялся и никакие людям не чинил обиды, идучи с полком твоего царского величества Запорожским».

Хмельницкий прочитал Ивану и Василию Золотаренко последние слова и сказал:

– На большое дело идете, и не дай вам боже оступиться в этом деле, особливо против братьев-белорусов. Они ваша помощь и сила. Потому и прошу литовские города не разорять, а людям их не чинить обиды, а если сами поддадутся под его царского величества руку, то жаловать их милостью.

Долгой и поучительной для братьев Золотаренко была беседа с гетманом. О многом было переговорено. И о том, как вести себя с русскими, и как осаждать города, и как беречь своих людей – казаков. А утром чуть свет братья выехали к войску.

Определяя задачу войскам И. Н. Золотаренко, русское правительство считало, что они должны действовать в районе Северной Украины вверх по течению Днепра и Сожа, перпендикулярно движению русских сил, нанося удар польско-литовским войскам на фланге.

Осуществляя этот план, казаки И. Н. Золотаренко в середине июня 1654 года из Новгорода-Северского двинулись на Стародуб, а оттуда под Гомель. В конце июня они приступили к осаде этого города. Гомель, «место велми оборонное», защищали хорошо вооруженный двухтысячный гарнизон и крепкие оборонные сооружения. Взять его было непросто. Казаки до 11 июля четыре раза штурмовали Гомель, но приступы их были отбиты. Осажденные делали вылазки, завязывая бои с казаками. В одном из них был убит казацкий черниговский полковник Степан Побадайло.

Убедившись, что с ходу взять Гомель не удастся, Золотаренко часть своего войска оставил под стенами города, а остальных переправил на другую сторону Днепра. К 15 июля казацкие отряды Ивана Золотаренко заняли Речицу, Жлобин, Стрешен, Рогачев.

Белорусское крестьянство и низы городского населения с радостью встречали русских и украинских братьев. Они всячески помогали наступающим войскам, захватывали в плен польских панов и шляхту, громили их имения, сообщали о передвижениях польских войск.

Януш Радзивилл, гетман Литовского княжества, возглавивший военные силы Речи Посполитой в Белоруссии, писал в августе 1654 года виленскому епископу, что «недоброжелательными нашими мужиками» русские войска осведомлены о всех его действиях. А один из очевидцев шляхтичей писал в Варшаву, что «неприятель (то есть русское войско. – В. З.) здесь в этих краях берет большой перевес. Куда бы он ни пришел, везде к нему собираются мужики толпами».

Шляхетское войско вынуждено было отступить.

Еще в июле 1654 года И. Н. Золотаренко получил распоряжение русского командования идти со своими войсками под Смоленск, который только что был осажден русскими войсками. Однако он медлил. Оставлять в своем тылу хорошо укрепленный Гомель, который пока не удалось захватить, было небезопасно.

В это время положение русского войска под Оршей осложнилось. Одному из отрядов войск Радзивилла удалось здесь нанести поражение войскам Я. К. Черкасского. И 26 июля 1654 года И. Н. Золотаренко получает новое распоряжение – идти со своими войсками под Оршу.

Не имея возможности снять осаду с Гомеля, он решает отправить под Смоленск своего брата Василия с отрядом. По дороге казацкий отряд, возглавляемый Василием Золотаренко, 8 августа 1654 года принял участие в отражении вылазки ляхов из Могилева. А потом в составе армии В. П. Шереметьева воевал под Витебском.

13 августа после более чем полуторамесячной осады Гомель сдался, и казацкие части начали развивать наступление на Могилев. 29 августа они взяли Чечерск, потом Пропойск, Новый Быхов и начали осаду Старого Быхова.

2 сентября после долгой осады смоленская шляхта и духовенство подали царю Алексею Михайловичу статьи об условиях, на которых они готовы были добровольно сдать город. Смоленский воевода Обухович и полковник Корф просили прислать своих уполномоченных для переговоров. В результате переговоров, в которых с русской стороны принимали участие И. Б. и С. Ю. Милославские, А. С. Матвеев и М. Лихачев, пришли к соглашению, что Обухович, Корф и все желающие из шляхты и мещан могут покинуть город.

23 сентября царь со своей свитой и всеми 32 полками подошел к стенам Смоленска и стал против Молоховских ворот. Сколько видел глаз – блестели на солнце золотом шлемы, трепетали знамена, массы воинов покрывали все видимое поле. Здесь же возвышались бунчуки и казацкие пики отрядов И. Н. Золотаренко, вернувшихся по повелению царя под Смоленск. Впереди казацкого войска на резвых конях восседали Иван и Василий Золотаренко, честно и смело сражавшиеся плечом к плечу с русскими воинами.

А впереди всего войска, окруженный царедворцами, стоял в полном царском облачении российский самодержец Алексей Михайлович. Черты лица его выражали суровость и величие, в руках он держал массивный крест и державное яблоко.

И вот открылись кованные железом городские ворота и показались воевода и полковник, а за ними «литовские ратные люди». Головы их были склонены, знамена опущены. Тяжелым глухим шагом они подошли к государю и ударили ему челом, молча положили перед ним знамена и, повернувшись, отошли по дороге на Литву.

После того как все, кто хотел уйти, вышли из города, а кто пожелал остаться, остался в нем, царь с боярами и со всем своим воинством вошел в Смоленск, все так же торжественно держа в руках державное яблоко и крест.

Победу отмечали широко. Праздновали ее не только русские и украинские воины, но и оставшееся население Смоленска, и все начальные, и служилые, и жилецкие люди.

Царь многих жаловал своей милостью и наградами. Не оставил своим вниманием и казаков за их храбрость и отвагу. Старшину звал на обеды, а простых казаков награждал медалями.

Особой царской милостью были отмечены Иван и Василий Золотаренко, получившие от царя за храбрость города и поселения в Белоруссии.

СОЮЗ ПРОТИВ УКРАИНЫ И РОССИИ

Такого еще не было в истории Речи Посполитой. В один из последних дней сейма, проходившего в июле 1654 года в Варшаве, польский король Ян-Казимир в присутствии всех сенаторов унизился до того, что когда в зал вошел посол от вероломного крымского хана Сулейман-ага, прибывший для заключения договора против воссоединившихся Украины и России, король, презрев обычаи, поспешно поднялся со своего места и пошел к нему навстречу. При этом король снял корону и приложил по восточному обычаю руку ко лбу и сердцу, выказывая этим свою полную приверженность посланцу татарского хана.

И уж совсем было оскорбительным для шляхетских сенаторов то, что король с непокрытой головой громко и даже с каким-то вызовом в голосе зачитал здесь же, на сейме, присягу крымскому хану. Некоторые сенаторы не выдержали такого унижения и вышли из залы. Но многие остались, понимая, что иного выхода нет. Для борьбы с Украиной Польше нужны были союзники.

Для принятия присяги у хана король отправил с возвращающимся в Крым Сулейманом-агой М. Яскульского, уже не раз бывавшего в Бахчисарае. Король посылал хану указанные в присяге «упоминки», а также выработанный в Варшаве текст соглашения, которое должно было оформить польско-крымский союз, обязывающий поддерживать друг друга. Он должен был стать и оборонительно-наступательным союзом против России и Украины. Ближайшей целью союза было возвращение Украины под власть Речи Посполитой, а отдаленной – прежний проект совместной войны с Московским государством для его значительного территориального ущемления.

Понимая значительность дела, которое ему предстояло совершить, Яскульский ехал в Крым самым спешным порядком. Но, прибыв вскорости в Валахию, он получил прискорбное известие о кончине хана Ислам-Гирея. Знал, что это событие может повлечь за собой неожиданные последствия, Яскульский срочно дал о нем знать королю, прося совета, что делать дальше: ехать в Крым или же возвращаться в Варшаву и ждать, кто станет новым ханом. Ответ пришел быстро. Король наказывал спешно ехать в Крым и там добиваться присяги у нового хана.

Когда Яскульский прибыл в Крым, то узнал, что среди многих претендентов на крымский трон Стамбул избрал Махмед-Гирея. Счастливый претендент был срочно вызван с острова Родоса, который был своего рода местом домашнего ареста всех крымских ханов, лишившихся по каким-либо причинам прежней власти, в столицу. Как развернутся дальнейшие события – никто не знал. Необходимо было ждать. Польский посол не терял времени даром, он дарил подарки всем, кто обещал поддержку.

Известие о смерти Ислам-Гирея привез Хмельницкому его старый знакомый Каммам-бет мурза – представитель той части крымских правителей, которые по-прежнему желали дружбы с Хмельницким и готовы были идти против ляхов. На конец июня хан Ислам-Гирей назначил праздник по случаю обрезания своих малолетних сыновей. Когда пиршество было в разгаре, на теле хана внезапно начали появляться какие-то гнойные струпья. К отошедшему в покои хану позвали лекарей. Но те ничего не могли поделать. Ни мази, ни другие снадобья не помогали. Гнойные струпья разрастались. Тогда их начали выдавливать. От этого болезнь еще больше обострилась, и 30 июня 1654 года он скончался. Ходили слухи, что он был отравлен.

Хотя после Переяславской Рады Ислам-Гирей и порвал с ним, вступив в союз с Речью Посполитой, да и раньше не всегда держался клятвы, но именно с ним был заключен еще в 1648 году первый договор против шляхты, именно с Ислам-Гиреем, сила и слабости которого были ему хорошо известны, было выиграно не одно дело, и смерть хана опечалила гетмана. Каммам-бет мурза сообщил Хмельницкому и о бурной деятельности королевского посла Яскульского. Необходимо было парализовать его действия, и Хмельницкий вместе с возвращающимся Каммам-бет мурзой досылает поволоцкого полковника Михаила Бокаченко. Решили, что с помощью Каммам-бета мурзы полковник встретится с новым ханом еще до его возвращения в Крым и изложит предложение Хмельницкого о мире.

Отправив Бокаченко и мурзу, Хмельницкий написал письмо царю в Москву, в котором сообщил о смерти Ислам-Гирея, о крымском после, о замыслах правителей Речи Посполитой против России и Украины.

Хмельницкого в это время волновало и другое: как поведут себя после смерти Ислам-Гирея ближайшие соседи Украины – княжества Валахия и Трансильвания? Недавно ему стало известно, что трансильванский князь начал активно искать пути сближения со шведским двором. В этом он возлагал большие надежды на Яна Амоса Каменского, прожившего уже ряд лет в Трансильвании и имевшего тесные контакты с ведущими протестантскими государствами Европы. Великий педагог пошел навстречу Ракоци. Видя в своей миссии шаг к достижению одной из главных своих политических целей – созданию обширного протестантского союза, в который должны были быть вовлечены и силы, представляющие православие, в первую очередь такие личности, как Богдан Хмельницкий. Каменский пишет письмо шведскому королю Карлу X Густаву, в котором говорит о важности союза Трансильвании и Украины в борьбе с Речью Посполитой.

Карл X боялся дальнейшего усиления России за счет Речи Посполитой, будучи и сам не прочь поживиться за счет последней. Он опасался также, что после своих успехов в Литве и Белоруссии царские армии могут вторгнуться в шведскую Лифляндию. И потому усиленно перебрасывал войска в шведскую Прибалтику, располагая их близ границ с Россией и не обращая при этом внимания на реакцию царя Алексея Михайловича.

Осенью 1654 года в Ригу к семье и для «сбора вестей» был отпущен состоявший на русской службе шотландец, полковник Д. Китт. Из бесед со многими шведскими офицерами он сделал вывод: Карлу X «не любо», что царь «поимал у поляков городы многие», он опасается, что если в русские руки попадет вся страна, то «и Свайской земле будет тесно». Д. Китт полагал, что король в связи с этим не откажется поддержать в нужное время Речь Посполитую против России, хотя и не исключал, что он на случай «новых польских военных неудач совершит нападение на Речь Посполитую». В нападении на Польшу Карл X видел своими союзниками и Семиградье, и Украину.

В возможном выступлении Швеции против Речи Посполитой Хмельницкий видел быстрейшее разрешение проблемы разгрома Польши, что было бы и помощью России, и потому стремился к союзу с Карлом X. Он не раз принимал в связи с этим шведского посланца игумена Даниила и даже просил царя, чтобы ему не чинили препятствий на пути в Швецию, «понеже мы уже от лет четырех с королевою свейской о приязни договоры чиним, чтоб на тех неприятелей ляхов нам помогала, а ныне, поддавшиеся под высокую и крепкую вашего царского величества руку, желаем не только, чтобы из Сечи, но из иных краев на тех неприятелей вашего царского величества воевано…»

Даниил передал Карлу X письмо Хмельницкого о мире, однако тот не спешил с ответом, выжидая, как поведут себя с Речью Посполитой Россия и другие государства и еще раз определяя для себя, «каковы условия русско-украинского союза и воинская ценность Войска Запорожского; какую позицию займет Османская империя, не поможет ли она Речи Посполитой против России; последуют ли тогда за Портой Дунайские и Трансильванские княжества?»

Оценив обстановку, Хмельницкий понимал, что наиболее двойственную позицию по отношению к нему занимают Молдавское и Валашское княжества. Господарь Молдавии Георгий Стефан, как и господарь Валахии Константин Шербан, придерживались нейтралитета, больше, однако, отдавая свои симпатии польскому королю.

В этих условиях был исключительно важен союз с новым крымским ханом. Как и было условлено, посланец Хмельницкого встретил его, когда он после провозглашения в Стамбуле 25 августа 1654 года ханом возвращался в Бахчисарай. Приняв подарки, Махмед-Гирей, однако, не дал ответа. И Бокаченко пришлось оставаться и ждать…

В начале октября Махмед-Гирей прибыл во владения Карач-бея Перекопского в Кыл-Бурун. Здесь был созван большой курултай (съезд). Собралась верхушка татарских феодалов, представлявшая все их политические группы. Новому хану необходимо было урегулировать межгрупповые противоречия, наметить свою внешнюю политику. Два дня шел большой и сложный разговор. 5 октября при взаимном согласии всех групп, которые хану удалось примирить, курултай принял решение – внешнеполитическую линию прежнего хана Ислам-Гирея оставить неизменной, а Хмельницкому предложить разорвать союз с Россией.

В Перекоп был спешно вызван Яскульский. И ему была вручена грамота польскому королю с подтверждением мира. В грамоте сообщалось, что в ближайшее время ему в помощь направляется часть татарских сил и что остальные будут подходить постепенно.

8 октября в Чигирин было отослано украинское посольство. Вместе с ним по велению хана ехал бахчисарайский дипломат Тохтамыш-ага. Он вез грамоты Махмед-Гирея и Карач-бея с предложениям разрыва союза с Россией.

В своей грамоте от 5 октября Карач-бей писал, обращаясь к Хмельницкому как к своему брату и приятелю: «…как мы были братьями и приятелями вашими, так и теперь того не изменим. Только твоя милость знаешь, что Москва мой неприятель, а ты теперь с Москвой побратался. Я тебя как добрый приятель остерегаю и потому посылаю братское письмо – твоя милость не слушаешь! Какая тебе от Москвы будет корысть? Они в лаптях ходят. А вы с ними живете, и мы завсегда готовы до приятельства с Вами. Из-за вас и с поляками побратались. Если с королевской стороны будет какая-либо причина, мы с королем братство разорвем и к вам на помощь придем. Если у вас есть такое сильное войско и хан вам помогает – чего вам бояться?… Ты слушай хана, а больше не слушай никого. Если же тебе была какая кривда, мы все готовы одноконно идти. Брось! Я твой милый добрый брат и злого тебе не желаю. Что я тебе желаю, пусть будет на мою голову, только отступи от Москвы».

В каждой строке этих грамот сожаление за теми временами, когда крымские татары могли грабить безнаказанно Украину, а в сложные минуты и продавать ее польским магнатам, не опасаясь вмешательства России.

Тогда же в начале октября влиятельный крымский князь Маметша Сулешев от имени хана сделал окончательное политическое заявление. Т. Г. Хотунскому и И. Фомину сообщили, что хан принял предложение русского царя о совместном нападении на Речь Посполитую и что татары не станут разорять русские земли, даже если Ян-Казимир предложил бы им участие в этом. Одновременно Махмед-Гирей потребовал присылки «упоминков» и обязательства препятствовать нападениям донских казаков на Турцию и Крым, угрожая в противном случае войной.

Уже то, что посланцев русского царя принимал не хан, было пренебрежением по отношению к нему. Тон, которым разговаривали крымские князья с посланцами, предъявленные претензии вызывали у Хотунского и Фомина обиду и возмущение, но приходилось терпеть. Сейчас нужен был мир с Крымом. И поэтому на заявление М. Сулешева они ответили, что обещание хана не нападать на Россию достаточно для присылки обусловленной казны. Однако на требование запретить донцам нападать на Турцию и Крым посланцы сообщили, что донские казаки имеют полную самостоятельность и повлиять на их действия невозможно.

То же они подтвердили и в беседе с визирем Сефер-газы-аги 6 октября 1654 года. Ответом им были крик и угрозы крымско-турецкого нападения на Россию. С этим и выехали русские посланцы из Бахчисарая.

Извещенный обо всем, Хмельницкий принял Тахтамыш-агу настороженно. Встреча состоялась в Корсуне 24 октября 1654 года. Может, потому, что были они с Тахтамыш-агой, смелым воином и дипломатом, давние приятели и уважали друг друга, говорил он с ханским посланцем спокойно и даже с какой-то не свойственной ему горечью и сожалением.

– Пойми же, твоя милость, – отвечал Хмельницкий, прочитав грамоты с предложением хана порвать с Москвой и вместе с татарами и поляками пойти против нее войной, – не можем мы разъединиться с Москвой, потому что ляхи на нас многие земли созывают и вы сами про это ведаете, а нам неправду пишете. Твоя милость дружил с нами и знаешь, что присягу не мы нарушали, а вы. Пусть вас бог судит. Мы остаемся на Украине и, помолившись богу, будем вместе с Москвой защищаться.

Хмельницкий умолк, погрузился в мысли. Потом набил трубку, разжег ее от огня, принесенного джурой, и взглянув проницательно на Тахтамыш-агу, слегка улыбаясь, спросил:

– Неужели то хорошо будет, если вы с нами разбратаетесь? Вы с нами хлеб и соль ели, были в безопасности. Лучше уговорите хана остаться с нами довеку. Мы поляков не трогаем, это они всякими способами хотят нас уничтожить. Но бог этого не допустит.

С этим и был отпущен Тахтамыш-ага в Бахчисарай.

Тохтамыш-ага возвратился в Бахчисарай 18 ноября 1654 года и сразу же был призван к Махмед-Гирею. Услышав ответ гетмана, хан пришел в ярость. Обуреваемый гневом, он посылал на голову Хмельницкого проклятия и ругательства. 22 ноября спешно собрали диван. На него был вызвал Якульский. Махмед-Гирей обратился к нему со словами:

– Брат мой Ислам уговорился с вами и присягнул каждого врага бить вместо. Это самое чиню и я. Перекажи это брату моему королю польскому и всей Речи Посполитой.

Взяв из рук визиря договор, хан проговорил:

– Как делают это все монархи, так и я отдаю тебе этот договор. Там моя святая присяга на веки вечные.

Приняв договор, Яскульский, осмелев, потребовал, чтобы хан присягнул при нем и чтобы его мурзы вместе с ним также присягнули.

Слова эти вызвали недовольство хана, и он со злостью ответил:

– В договоре написана моя присяга.

Но тут к нему наклонился главный визирь и тихо проговорил: «Ваше царское величество, не стоит перечить».

Немного поразмыслив, Махмед-Гирей приказал подать ему книгу «Алкоран» и, склонившись над нею, произнес:

– Пусть меня бог побьет, если я надумаю отойти от вас. Обещаю довеку враждовать со всеми вашими врагами. Помоги мне в этом, боже!

Осмелевший польский посол потребовал, чтобы присягнули и мурзы, но Махмед-Гирей резко отказал в этом:

– Как един бог на небе, так и я один властитель в моем царстве. Ступай.

Яскульскому после этого указали на дверь. В знак особой важности заключенного договора хан приказал отпустить с ним двести польских пленных.

На другой день на соединение с войсками Речи Посполитой двинулась первая татарская армия. А Хмельницкий, узнав об этом, спешно послал своих посланников к донским казакам, «о неприязни татарской дая знать, чтоб и они струги готовили и на Крым шли». Сам он также поднимал свои войска, готовясь вместе с русскими войсками, пришедшими на Украину, к новым битвам.