Текст книги "Богдан Хмельницкий"

Автор книги: Владимир Замлинский

Богдан Хмельницкий, гетман Войска его королевской милости Запорожского собственноручно».

Воевода задумался, потом еще раз пробежал глазами письмо и тут же послал за вторым воеводой Кобыльским. Вскоре тот приехал, и они вместе прочли письмо Хмельницкого царю, после чего решение их было скорым: стародубцу Григорию Климову немедленно скакать в Москву к царю с письмом и их отпиской.

Москва в это лето была неспокойной, впрочем, как и все предыдущие годы царствования Алексея Михайловича, начавшегося после смерти его отца Михаила Федоровича в 1645 году. Как и отец, Алексей Михайлович вступил на престол в шестнадцать лет. И его, как и отца, длинным рядом обсели временщики, сильные люди, помогавшие царям-недорослям править страной. При Михаиле это были Салтыковы, князь Репнин, при его сыне Алексее руководящее положение заняла боярская группировка, к которой принадлежали родственники царя – Милославские и бывший воспитатель царя Б. И. Морозов. Они-то и давали направление всему царствованию. Для восстановления государственного единства русских земель и обеспечения их обороны нужны были войска и средства, а казна была опустошена, источники ее пополнения вконец подорваны. Дворянство требовало укрепления и расширения своих прав на землю, обеспечения поместий рабочей силой и ограничения произвола боярства и правительственных учреждений. Еще в 1637 году правительство Михаила Федоровича издало указ об увеличении срока урочных лет до 9 лет, а в 1641 году увеличило его до 10 для беглых крестьян и до 15 для вывезенных другими феодалами.

Новое правительство пошло по пути усиления налогового гнета. Пуще нечистой силы боялся люд сборщика податей, появлявшегося в сопровождении стрельцов. Скрываясь от них, крестьяне иногда целыми деревнями уходили в леса. Чтобы окончательно не разорить население, правительство увеличило косвенные налоги, значительно повысило цену на соль, продажа которой была государственной монополией. От этого страдали малоимущие, но казна по-прежнему пустовала. Тогда правительство лишило жалованья служилых людей, в том числе казенных кузнецов и плотников, стрельцов, подьячих и других. Крестьяне и горожане выражали протест против угнетения феодалов, обедневший посадский люд выступал против посадской верхушки. 1 нюня 1648 года народное недовольство вылилось в мощное восстание.

В этот день Алексей Михайлович возвращался в Москву с богомолья из Троицко-Сергиевой лавры. У заставы его встречали бояре и толпы народа. Царю поднесли хлеб да соль и обратились с челобитной, в которой обличались «простого народа мучители и кровопийцы и наши губители».

Царь челобитную не принял. Не по чину делалось. Когда челобитчики стали молить государя принять грамоту в собственные руки, их разогнали плетьми, а некоторых арестовали.

В пятницу второго июня, когда царь с боярами вышел на Красное крыльцо, чтобы идти в Успенский собор, толпа, стоявшая у крыльца, снова потребовала наказать управляющего Москвой Л. С. Плещеева и освободить заключенных. Видя взволнованную толпу, царь вынужден был согласиться.

Но восстание усиливалось. На стороне восставших оказались стрельцы, сами испытавшие всяческие притеснения.

На следующий день народ вместе со стрельцами ворвался в царские палаты, требуя выдать Морозова и Плещеева. Чтобы отвлечь народ от Кремля, Морозов приказал своим слугам поджечь Москву. Начался пожар. Но восставшие не поддались панике. Царь вынужден был выдать Плещеева, которого разгневанная толпа тут же разорвала. Под сильным конвоем стрельцов Морозова отправили в ссылку. В главных московских приказах были сменены судьи, недоимщиков выпустили из тюрем.

Правительству удалось привлечь на свою сторону стрельцов, выдав им повышенное жалованье. С их помощью и было подавлено восстание. Но волнение перекинулось на другие города – Козлов, Владимир, Воронеж, Елец, Болхов, Чугуев. От природы тихий и нерешительный, царь Алексей Михайлович растерялся.

19 нюня 1648 года в Москву с отпиской севских воевод Замятии Федоровича Леонтьева и Ивана Семеновича Кобыльского, с письмами Богдана Хмельницкого прибыл стародубец Григорий Климов.

По Москве уже стучали топоры, восстанавливались сгоревшие дома. На Красной площади еще виднелась засохшая кровь, и люди обходили эти места стороной, но в их поведении, в их разговорах еще чувствовалось возбуждение.

В Посольском приказе Климова встретил думный дьяк Алмаз Иванов. Взяв отписку и письма, выслушав устный рассказ, Иванов приказал ждать, а сам отправился к князю Якову Куденетовичу Черкасскому, который теперь стоял во главе приказов, подчинявшихся раньше Морозову.

На следующий день поутру в думе царь Алексей Михайлович слушал письмо гетмана Хмельницкого. Читали без толмача.

«Наияснейший, вельможный и преславный царю московский, а нам вельце милостивый пане и добродею!»

Это было первое официальное обращение Богдана Хмельницкого к русскому правительству, в котором гетман не только излагал события, свершившиеся в последнее время, свои просьбы к русскому царю, но и раскрывал свою политическую программу – установление и укрепление политических связей Украины и России во время освободительной войны и в конечном итоге их воссоединение. В письме прямо ставился вопрос о том, что Украина хочет быть под властью русского царя, что в тех конкретных условиях и означало воссоединение с Россией.

«Желали мы себе самодержца государя такого в своей земле, яко ваша царская вельможность православный християнский царь… В чем заверяем ваше царское величество, если бы была на то воля божья и твоя царская, сейчас, немедля, на панство то наступать, а мы со всем войском Запорожским услужить вашей царской вельможности готовы, которому с нижайшими услугами своими полностью отдаемся…».

Хмельницкий хорошо понимал, что принятие Украины в состав России должно было повлечь за собой войну между Речью Посполитой и Российским государством, поэтому предлагал русскому правительству начать наступление против общего врага – Речи Посполитой, нанести одновременный согласованный удар по врагу с двух сторон, предупредив выступление панов против Украины.

Крепко задумались бояре, выслушав письмо Хмельницкого. Оно было необычным и по форме, и по содержанию. Каждый из воевод следил, чтобы в обращениях к царю не было пропущено ни одного титула. Если же, упаси боже, это правило нарушалось, то принимались соответствующие меры, даже по отношению к другим государствам. А письмо гетмана начиналось совсем необычно. Такое письмо следовало бы отослать назад, не читая, да потребовать ответа за обиду, нанесенную самодержцу. Но содержание письма и то, что написано было автором необычным, заставляло не обращать внимания на форму. Царь ждал совета. Заседаниями думы руководил царский родственник Никита Иванович Романов. Но он смотрел на Якова Куденетовича Черкасского, который теперь стал как бы премьером нового правительства. Но и тот молчал, отводя глаза на сидевших тут же бояр Бориса Петровича Шереметева, поставленного у раздачи денег, Василия Борисовича Шереметева, поставленного во главе Владимирского приказа, М. М. Темкина-Ростовского – во главе Разбойного приказа, М. Н. Пронского – главу Пушкарского и других. А те также молчали.

Давая совет царю, что ответить на письмо гетмана, приходилось учитывать многое. Дело в том, что в апреле сначала от белгородского воеводы Тимофея Федоровича Бутурлина, а потом и от других воевод прибыли в Москву гонцы с вестью, что казачий полковник Богдан Хмельницкий договорился с крымским ханом пойти вместе войною то ли на ляхов, то ли на Московское государство. «И крымский-де царь послал к ним, черкасам, на помочь Тугай-мурзу Ширина, а с ним пошло… татар 6000». Татар и раньше бивали. Но Хмель увлек с собой чернь. Как бы и своя не подняла головы и не затеяла смуты. Поэтому на рубеж с бурлившей Украиной послали полки, чтобы, пока весть о Хмеле до народа не дошла, «от литовского рубежа по всем дорогам и по малым стежкам и по приметным по всем местам учинить… заставы и сторожи крепкие и велеть беречь накрепко, чтоб… никто не проехал и пеш не прошел и не прокрался никаким обычаи».

Порубежные русские воеводы писали правительству, что боятся украинских повстанцев, которые пользуются сочувствием русских крестьян и горожан, и принимают меры для укрепления пограничных городов. «И по тем, государь, вестям, – писал путивльский воевода Никифор Юрьевич Плещеев, – опасаюся я, холоп твой, от тех самовольников всякого дурна, живу в Путивле с великим береженьем, неоплошно, чтоб от тех воров, от литовских людей, от самовольников, городу Путивлю какое дурно не учинилось».

Приходилось думать и о том, что Россия еще не залечила ран, нанесенных польско-шведской интервенцией в начале XVII века и Смоленской войной 1632–1634 годов. Кроме того, Польшу поддержат Франция и другие государства. А как быть с русско-польским договором, заключенным в мае 1634 года об оказании взаимной помощи в случае нападения Крымского ханства? На основании этого договора польское правительство требует выступления России против Украины, считая, что участие татар в Желтоводской и Корсунской битвах не что иное, как их нападение на территорию Речи Посполитой.

Для русского правительства создалось затруднительное положение. Конечно, не в его интересах помогать Речи Посполитой в войне против братского украинского народа. Но обстоятельства требовали осторожности.

Хорошо поразмыслив, пришли к заключению, что прежде чем дать ответ на письмо, следует хорошо изучить обстановку на Украине и вокруг нее. Уже 22 июня 1648 года по указанию государя порубежным воеводам были направлены грамоты: «…тотчас послать в литовскую сторону, кого пригоже, знающих людей… в разные места… и велети разведать подлинно тайным делом, коими мерами польского Владислава короля не стало, и в котором городе, и кого на его место на королевство чают, брата ль его Казимира королевича, или кого из иного государства берут, и коль скоро. И что у них ныне в Польше и в Литве делается, и в которых местах у них черкасы и татары, сложась, воюют, и много ль их в собранье, и кто к черкасам пристает, и за что у них та ссора с поляками учинилась, и чем ту ссору чают унять. И кто ныне в Польше и в Литве коронные гетманы учинены, и белорусцы к черкасцам не пристают ли… и в которых городах, и есть ли против тех черкас и татар в Польше и и Литве собранья, и в которых местах; да и про всякие вести, что у них делается… разведать всякими мерами подлинно».

И пошли по Украине, Польше, Белоруссии, аж до самого Крыма, «знающие тайные люди», чтобы выведать про все доподлинно и донести своему государю.

БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

«Мы очень жалеем, что хотя и не по нашей вине так много крестьян своей крови пролило и в бусурманскую неволю пошло, – писал Хмельницкий 27 июня 1648 года Киселю. – Дай господи боже, чтобы это больше не повторилось. Но к нам доходят вести, что некоторые паны сенаторы под Луцком войско собирают, чтобы снова против нас воевать, и мы помимо воли вынуждены думать о том, как сохранить свою жизнь. Мы не желаем, чтобы до больших потерь дошло, а потому разослали по всей Украине универсалы о том, что каждый как из нашего Войска Запорожского, так и из других шляхетских подданных под страхом сурового наказания эти бунты и волнения должен прекратить…»

Хмельницкий прекрасно знал, что никакие универсалы не помогут. Не было такой силы, чтобы унять накопившийся в народе гнев против шляхты, чтобы остановить народную месть.

Огонь священного гнева против поработителей разгорался. Народные массы возглавили соратники Богдана. И первым из них был Максим Кривонос. Это он поднял восстания на Брацлавщине и Киевщине, в Подолии и Волыни. А потом перешел на Побужье, освободил Винницу, Брацлав, Райгород, Немиров, другие города. «Этот бесчестный Кривонос поднял на войну неорганизованную толпу и до этого времени по Украине не перестает нарушать наш мир и везде проводит вражеские наступления», – говорится в одном из польских донесений. Испытав жестокости шляхты, он мстил им со страшной ненавистью. И они трепетали при одном имени Максима Кривоноса.

Поляки через Киселя требовали от Хмельницкого, чтобы он унял Кривоноса, а тот делал вид, что ничего о Кривоносе и восстании не знает, что не поддерживает с ним никаких отношений, поскольку строго придерживается условий перемирия.

То же было и с Иваном Ганжой, который поднял восстание в Умани, и с другими соратниками Хмельницкого, возглавившими борьбу в других местах Украины.

Вконец рассерженный на сейм, который не доверил ему командование польским войском, Иеремия Вишневецкий самолично собрал армию и двинулся на Украину. 18 июня 1648 года он был уже в Погребищах и здесь начал жестоко карать всех, кого хотя бы подозревал в участии в восстании.

Из летописи Самоила Величко:«Зрозумевши зась, же на Киев за Днепр, для повставших военных вихоров, не безпечно уже ему простовати, вдался ку Любечу; где Днепр переправивши и Брагиня досягнувшися, княгиню до Вишневца своего сь тяжарами домашними отправил, а самь вдался налево, в промысль военный против казаков ку Погребищамь; где подзорных будто людей, кровь русских до бунтов, а больше невинных на паль тиранско позбивавши, и тим мордерством своим приязнь людскую и власных подданих своих стративши, а на гнев ку себе сердца их запаливши, рушил оттоль к Немирову, своей маетности, такогожь гостинца мордерского, як и Погребищане, сдержали боявшейся».

С одной стороны, выступление Вишневецкого носило провокационный характер и было направлено на срыв переговоров о мире, начатых польским правительством и Хмельницким. С другой стороны, он хотел показать, что сам в состоянии расправиться с «непокорным хлопом Хмелем и его восставшей чернью».

Исполненный этой уверенности и возбужденный учиненными им невиданными зверствами, Вишневецкий, залив кровью Погребища, пошел на Прилуки и Немиров. И везде, где он проходил, оставались виселицы и посаженные на колья люди. Известие – «Ярема идет!» – наводило леденящий ужас. Он стремительно появлялся со своими жолнерами и драгунами, громыхая артиллерией и сопровождаемый лишь подвижным легким обозом. На быстрой поджарой лошади, невысокий и худой, он окидывал согнанных людей безжалостным взглядом и решительным голосом приказывал казнить, сажать на кол, жечь. И потом с мстительной и презрительной улыбкой смотрел, как расправлялись его подручные с жертвами. И не было виновных и невиновных, детей и взрослых – на всех падала лютая злоба князя.

Около 15 июня 1648 года Вишневецкий подошел к Немирову. Жители закрыли ворота и отказались пустить его в город. Незадолго перед этим город был освобожден от жолнеров отрядом Максима Кривоноса. Чтобы овладеть им, Кривонос применил военную хитрость. Один из казацких отрядов под военными знаками и хоругвями Речи Посполитой подошел к стенам города. Затрубили трубы, ударили в литавры, как это делалось и в шляхетском войске. Но польский гарнизон и его командир не решались открывать ворота. Вот тогда-то приверженцы Кривоноса и подняли шум: почему, мол, не пускают жолнеров. Ворота открыли. Это послужило сигналом к восстанию. Казаки при помощи местных жителей освободили город от шляхты.

Сейчас немировцы закрыли ворота и были готовы защищаться до последнего. Вишневецкий приказал брать город приступом.

– Презренные рабы! Я покажу вам, как не исполнять приказания князя! – кричал он в лютой злобе.

Поляки бросились на приступ. В Немирове ударили в колокола, жители, благословляемые православными священниками, обороняли город. Но деревянные стены не выдержали напора. Отчаянно и стойко защищались немировцы, но натиск превосходящих сил противника оказался неудержимым. Многие погибли в этом бою, а остальных Вишневецкий приказал согнать на площадь. Вскоре там запылали костры, кучей лежали мастерски обтесанные толстые колья, железные прутья. И закипела адова работа, от которой леденела кровь.

Начали со священников. Им буравили и выкалывали глаза, ломали кости, сдирали кожу и бросали в костры. Других распинали живыми на крестах, сажали на колья. На шею обреченным надевали «ожерелье» из отрубленных детских голов и замученных родственников. Из восставших делали так называемые казацкие свечи – привязывали их к столбам, обматывали соломой, обмазывали смолой и поджигали. А Вишневецкому все было мало. Он, как неистовый, гарцевал на своем взбесившемся коне и кричал:

– Мучайте, мучайте их сильнее! Чтобы чувствовали, что умирают!

Расправившись с непокорными в Немирове, Вишневецкий оставил здесь двести драгун и пошел дальше по своим владениям. В пути он встретился с киевским воеводой Тышкевичем, и они вдвоем двинулись к владению Тышкевича Махновке, где, по слухам, были казаки Кривоноса.

Кривонос же сам искал встречи с палачами народа, считая своей святой обязанностью настичь и уничтожить остервенелого князя.

Они встретились под Махновкой. Первым на ляхов бросился с передовым полком Кривоносенко – сын Кривоноса, а за ним и сам Кривонос с конным полком.

Только к вечеру бой утих. А наутро Хмельницкий прислал на подмогу Кривоносу Белоцерковский полк под командованием Гири. Когда ляхи пошли на восставших, те ответили таким ударом, что Вишневецкий счел за лучшее удрать с поля боя под Бердичев.

В погоне за Вишневецким Кривонос разгромил его отряд под селом Пятки, затем, освободив ряд городов и крепостей, в июле подошел к крепости Полонное, где были большие запасы пороха и 80 орудий. В 1640 году князья Любомирские отстроили крепость заново. Ее обнесли рвом с водой, земляным валом и высокими стенами. Мосты напротив трех ворот, которые вели к крепости, на ночь поднимались. Надвратные башни с бойницами соединялись между собой подземными ходами. Шляхта считала Полонное своим опорным пунктом, а Любомирский похвалялся, что войска здесь могут выдержать даже трехлетнюю осаду. Но выдержала она всего три дня и 12 июля была взята приступом.

Позже народ сложил думу:

 
Отсе, панове-молодці, над Полонным не чорна хмара встала;
Не одна пані-ляшка удовою зосталась.
Озоветься одна пані-ляшка:
«Нема мого пана Яна!
Десь його зв"язали козаки, як би барана,
Та повели до свово гетьмана».
Озоветься друга пані-ляшка:
«Нема мого пана Кардаша!
Десь його Хмельницького козаки повели до свого коша».
Озоветься третя пані-ляшка:
«Нема мого пана Якуба!
Хмельницького козаки та, либонь, повісили його десь на дубі».
 

Стремясь оторваться от преследования, Вишневецкий повернул на Староконстантинов, где соединился с войсками князя Заславского. Но это не испугало Кривоноса. 15 июля он уже был в миле от стен города. Город и замок считались неприступными. Из бойниц крепостных стен на повстанческие войска грозно смотрели жерла пушек и пищалей, готовые смести наступающих силой своего огня.

Имея за спиной такую крепость с сильным гарнизоном, возглавляемым опытным воином полковником Корецким, Вишневецкий и Засланский решили у ее стен дать бой Кривоносу. Но не успели они хоть каким-то образом построиться, как передовой отряд казаков во главе с Кривоносенко с ходу ударил по войску князя. Подошедший полк Гири Кривонос направил на королевскую гвардию и войска воеводы сандомирского. Когда бой разгорелся в полную силу, в атаку ринулся сам Кривонос с основным полком. Бой длился до ночи. С наступлением темноты войска отошли на прежние позиции. Ночью на подмогу подошел Уманский полк Ганжи, и, когда настало утро 17 июля, казаки и вооруженные крестьяне уже были готовы к новому бою.

Кривонос выехал со своими побратимами впереди войска и хмуро осмотрел будущее поле новой битвы. Много здесь полегло и своих и врагов. Не хотелось проливать новую кровь. Он постоял еще немного, потом обернулся к Гире и Ганже:

– Вишневецкий обвиняет меня в нерыцарстве. Где, мол, хлопу до таких панских дел. А я надумал, братья, вызвать пана князя на поединок. Пусть сабля рассудит. У меня с ним свои счеты, войско пусть подождет.

Однако вечером перебежчик от поляков сообщил, что все войска Вишневецкого и он сам спешно снялись и отошли за Горынь.

И Кривонос снова бросился в погоню за Вишневецким. 20 июля он по приказу Хмельницкого приступом взял Межибож, а затем обложил самую укрепленную в этих краях крепость – Бар. Город с трех сторон опоясывала речка Ров. Внутри возвышалась крепость с мощными оборонительными сооружениями.

Оценив обстановку и взвесив свои силы, Кривонос начал подготовку к штурму. Город решили брать одновременно с воды и суши. Для переправы через речку сделали плоты из разобранных домов предместий. На плотах для защиты от пуль построили ограды. Получилось что-то наподобие плавающих крепостей. Для штурма с суши использовали «московские гуляй-города», которые представляли собой огромные деревянные щиты, поставленные на колеса. В город и крепость Кривонос заслал своих людей, которые должны были разъяснять жителям, что, если они сдадутся добровольно, милость им будет полная.

Утром 25 июля 1648 года Кривонос повел свои войска на штурм. Во главе атакующих шли полковники Кишка, Габач, Браславец, Степка и поп-расстрига. Когда подошли к крепости, со стен ударила артиллерия. На деревянные щиты посыпался град пуль. Но наступающие укрылись за ними и продолжали медленно продвигаться к городу. Когда они подступили к самым стенам, мещане открыли ворота.

Овладев городом, повстанцы начали осаду замка, в котором засел гарнизонный отряд во главе с Павлом Потоцким. Гарнизон упорно защищался, но и здесь вмешались сочувствующие восстанию мещане, которые открыли ворота замка и спустили мосты.

В Баре были взяты богатые трофеи – орудия, военное снаряжение, боеприпасы. Все это Кривонос приказал грузить на возы и отправлять в Чигирин. А через несколько дней двинулся к новой крепости – к городу Каменец-Подольскому. Крепость и город расположились на полуострове, созданном крутым поворотом речки Смотрич, которая протекает в глубоком скальном каньоне. Сама крепость возвышалась на отвесных скалах и была почти неприступной. Это Кривоноса не остановило, и он начал тщательную подготовку к ее штурму.

Однако через несколько дней осаду Каменец-Подольского пришлось прекратить. Гонец от Хмельницкого привез приказ гетмана немедленно возвращаться к главной армии.