355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Замлинский » Богдан Хмельницкий » Текст книги (страница 18)
Богдан Хмельницкий
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:44

Текст книги "Богдан Хмельницкий"


Автор книги: Владимир Замлинский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Далее Вимини писал, что он встретил в лице Богдана Хмельницкого превосходного дипломата, осведомленность которого в международных делах поразила его. Гетман сразу понял, что план Венеции призван укрепить тайный сговор короля с ханом против него. И не пошел на это.

…Послов приезжало много, и каждый со своей хитростью, прикрывающей истинную, корыстную цель. Выслушав их, Хмельницкий видел, какая сеть интриг плетется вокруг Украины соседними государствами, стремящимися использовать ее в своих интересах. Тем радостней была каждая весть о добром расположении к нему и Украине, доходящая до него. Одной из них было письмо Оливера Кромвеля:

«Богдан Хмельницкий, божьей милостью генералиссимус греко-восточной церкви, вождь всех казаков запорожских, гроза и искоренитель польского дворянства, покоритель крепостей, истребитель римского священства, гонитель язычников и антихриста…» Хмельницкий перечитывал эти слова и все не мог соотнести их со своей личностью, с содеянным им и его побратимами.

ПОХОД НА МОЛДАВИЮ

Над Субботовом раскинулось синее звездное небо. Далеко за полночь. Прохладный ветерок пробегает по листьям деревьев, приятно охлаждает тело. Хмельницкий в одной сорочке вышел из душной светлицы на крыльцо подышать воздухом, да так и остался здесь, присев на ступеньку. Расхотелось возвращаться в хату, и он пошел в сад.

Не раз уже докладывал ему Тимофей о подозрительных связях гетманши с шляхетскими посланцами, о том, что пошла нехорошая молва о ее любовных связях с львовским часовщиком. Хотелось Богдану все высказать Елене, но он воздержался: боялся потерять ее, уж очень любил…

И все же, отбросив все личное, Богдан стал думать о будущих делах. Когда это началось? Конечно, намеки делались и раньше, но откровенно было сказано после Зборова. Тогда они с ханом остались вдвоем в шатре. Перед тем как разъехаться, хотели еще переговорить с глазу на глаз о будущих отношениях и планах. Он тогда был кровно обижен и зол на хана за его предательство под Зборовом, но не подавал виду.

Ислам-Гирей был благодушен, считая, что сделал доброе дело, помирив его с королем да еще на таких достойных условиях. Вот тогда хан и сказал ему, что надобно теперь выступить против Московского государства, что лучшего времени, чем сейчас, не будет.

Долго убеждал он крымского царя, «чтоб Московское государство не воевал». Тот нехотя согласился и, недовольный упорством Хмельницкого, поехал к орде.

Но потом хан в посланиях к гетману постоянно возвращался к этой мысли. Даже предпринял поход против донских казаков. Хмельницкому пришлось отправить на Дон войска во главе с сыном Тимофеем и запорожским атаманом. Посылал он их как бы в помощь татарам, а на самом деле дал наказ попытаться сдержать их военный пыл.

В сентябре 1650 года, будучи в Москве, атаман Войска Донского Андрей Евсевьев говорил в Посольском приказе, что, когда они спросили пришедших запорожских казаков, пойдут ли они по велению крымского царя «на них, донских казаков… одноверных православных христиан», те ответили, что не пойдут и «дурна им никакого чинить не будут. А будет-де крымский царь велит им идти войною не токмо что на них, донских казаков, а и на государевы ближние городы, и они не пойдут». Когда же у пришедших запорожцев кончились припасы, донские казаки, хотя у них тоже было голодно, послали «к гетманову сыну да к атаману по осьмине проса толченого, да сухарей пшеничных по осьмине ж, да по 2 подставки вина. И гетманов-де сын и атаман то приняли с честью…»

В жаркое лето 1650 года выгорела степь, лишив войска подножного корма, и хан отказался от похода. Прошел год, и Ислам-Гирей прислал из Бахчисарая новое письмо с предложением идти войной на Москву. Он писал, что брата своего калгу Куни Черана уже посылает в поход. И грозил «разорить дружбу», если Запорожское Войско к нему не присоединится.

Хмельницкий догадывался, что такая настойчивость крымского хана была вызвана не только его личным желанием. На войну с Россией его подбивало польское правительство, которое во чтобы то ни стало хотело столкнуть Хмельницкого с Москвой и таким образом ослабить его силы в борьбе с Польшей.

Перед взором Хмельницкого предстали все страшные последствия этого нового заговора против Украины. Угроза усилилась еще и тем, что 30 июля 1650 года умер коронный канцлер Юрий Оссолинский. Известие об этом очень огорчило Хмельницкого: хоть они и были противниками, но это был единственный трезво мыслящий деятель в Польше. После его смерти теперь никто не помешает своре польских магнатов с Украины делать свое черное дело.

Хмельницкий медленно прошел через сад и вышел к обрыву. Снизу, от реки, тянуло прохладой и покоем. Не хотелось думать о том, что требовало немедленного решения с ханом. А тут вчера его тайный осведомитель сообщил, что польские магнаты с их верным союзником молдавским господарем Василе Лупу затевают что-то против Украины. Хмельницкий знал этого хитреца еще по Константинополю. Выходец из Албании, стамбульский торговец, он еще во время господарства в Молдавии Моисея Могилы поселился здесь и с помощью больших денег вскоре достиг чина великого «дворника» (канцлера). Рано умершая его жена-венецианка оставила ему двух дочерей: Елену и Роксанду.

Тогда говорили: «Кто больше даст турку, тот и господарь». И Лупу не пожалел денег на подарки султану и его вельможам. В 1634 году его утвердили в звании молдавского господаря. И хотя приходилось и дальше слать золото в Стамбул, но теперь он его брал у подданных. Богатство Василе Лупу все возрастало. Двор его утопал в роскоши.

Большую дружбу он завел с польской шляхтой. Старшую дочь Елену выдал замуж за князя Радзивилла. Немало было претендентов и на руку Роксанды. Петр Потоцкий, Дмитрий Вишневецкий, брат семиградского князя Ракоци Сигизмунд все они не прочь были породниться с Лупу. Но он не спешил, выжидая своего часа, стремясь угодить и хану, и королю, и даже московскому государю в надежде заполучить себе союзников против турок, которые мешали ему подчинить себе Валахию. Поскольку Украина не могла быть ему полезной в этом, Лупу готов был выступить вместе с Польшей против Украины.

В это время правительство Речи Посполитой, возглавляемое после смерти канцлера Оссолинского магнатами Вишневецким и Потоцким, добилось объявления сеймом нового «посполитого рушения» против Украины и набора 54-тысячного войска. На стороне Речи Посполитой против восставшей Украины готовились выступить и молдавские феодалы.

Хмельницкому было ясно, что нужно во что бы то ни стало разрубить этот узел. И чем быстрее, тем лучше. А что если привлечь к этому делу татар? Как раз в Чигирине снова сидит посол с очередным требованием хана идти совместно на Москву. В случае отказа Ислам-Гирей угрожал разрывом отношений и даже назначил дату выступления против России – 15 августа 1650 года. Чтобы избежать этого братоубийственного похода, есть только один выход направить воинственные устремления татар на коварного Лупу.

На следующий день Хмельницкий предложил ханскому послу сообщить хану, чтобы готовился в поход против молдавского господаря. Тот сначала был непреклонен, но, подумав, решил, что поход против славившегося своим богатством Лупу куда выгоднее, чем чреватое большой опасностью нападение на Русское государство, и согласился с Хмельницким.

Из статейного списка царского посланника Арсения Суханова от 6 ноября 1650 г.:«И говорил писарь (Иван Выговский. – В. З.) с клятвою, что крымский хан со сею ордою выступил было на Москву и присылал к гетману трижды, чтоб с ним шел на Москву, а если-де не пойдешь со мною на Москву, и я тебя также не послушаю, и гетману то стало за великую скорбь, и говорил-де гетман: лучше-де мне смерть, нежели на Московское государство идти… и так хана великую силу от Москвы отворотил».

Хану предложение пришлось по душе. Уже в августе он направил свои орды к Днестру. Туда же двинулся со своим войском и Хмельницкий. Полки гетмана насчитывали около 70 тысяч.

Лупу не ожидал нападения. Он едва успел бежать из Ясс в Сучаву. Многие молдавские солдаты переходили на сторону казаков. Не имея возможности сдержать татарские и казацкие войска, Лупу обратился за помощью к Потоцкому. Узнан об этом, Хмельницкий послал к Потоцкому, расположившему свои войска на границе с Украиной, Ивана Кравченко с письмом, в котором предупреждал коронного гетмана, что если он поможет Лупу, то будет иметь дело со всем Запорожским Войском и «крымскими воинскими людьми», Потоцкий испугался и отказал Лупу.

Оставшись без поддержки, Лупу пишет письмо Хмельницкому и просит о мире. Гетман согласился на переговоры. Послом назначил полковника Джеджелия. Перед отъездом позвал его к себе. Старые друзья и побратимы понимали друг друга с полуслова. Окинув Джеджелия теплым взглядом, Хмельницкий сказал:

– Ты, Филоне, Лупу говори, что он войну зачал на себя сам, потому что поступает, забыв бога и православную христианскую веру, снюхался с поляками и мыслил на меня, гетмана, и Войско Запорожское всякое дурно.

Хмельницкий передал также через посла свое желание женить своего Тимоша на дочери Лупу Роксанде.

Из «Вестовой» записки послов русского правительства на Украину П. Протасьева и Г Богданова, 7 ноября 1650 г.:«И валахский-де господарь до гетмана присылал послов своих и ему, гетману, да бил челом и прислал к нему в дар шубу соболью под золотом, да жеребца со всем конским нарядом, да саблю, оправленную золотом с каменьем. Да он же-де, валахский господарь, сговорил дочь свою за гетманского сына и прислал запись за своею рукою и за печатью под присягою, что ему дочь свою за его гетманова сына дать. И быть с ним в вечной дружбе и любви, и против всякого неприятеля стоять с ним, гетманом, заодно, и друг другу помогать, а с ляхами ему, валахскому государю, впредь не складываться, и дурна никакова на Войско Запорожское не мыслить».

Дочь валахского господаря Василия Лупу молдавская княжна Роксанда была, по словам современника, «красива, как весна». Неисчислимые богатства ее отца «придавали вес ее красоте». Роксанда должна была выйти замуж за одного из польских магнатов, чтобы еще больше скрепить союз Молдавии и Польши. Когда весть о сватовстве Тимофея к Роксанде распространилась в Польше, поднялась в гневе вся шляхетская молодежь. «Не отдадим княжны хлопу! Встанем как один за княжну!» – кричали они, бряцая оружием. Но дальше этого дело не пошло. К тому же Хмельницкий прислал Лупу гневное письмо, в котором угрожал: «Если ты не отдашь своей дочери за моего сына, то я пошлю к тебе 100 тысяч сватов».

Вскоре было улажено и это важное для Хмельницкого дело. Подождав немного, пока татары уйдут с молдавской земли, а тех, которые «зашли в чатех для добычи [87]87
  В погоне за добычей.


[Закрыть]
в дальние места», поручив выдворить полковнику Данилу Нечаю, Хмельницкий возвратился домой. Этим победоносным походом, как заключает Самовидец, Хмельницкий «и у турского царя снискал себе протекцию, и татар от военного на Великороссийское государство похода удержал». А в народе об этом пели:

 
То пан Хмельницький добре учинив:
Польшу засмутив,
Волхву побідив,
Гетьманщину звесилив!
В той час була честь, слава,
Віськова справа —
Сама себе на сміх не давала
Неприятеля под ноги топтала.
 

В Чигирине Хмельницкого ожидал посол русского правительства Василий Унковский.

Дело было важное. Нужно было договориться с гетманом о выдаче самозванца Анкудинова, который в это время жил в Чигирине, и проведать о дальнейших планах Хмельницкого.

Тимошка Анкудинов, сын стрельца, подьячий Приказа Новой чети, бежал в 1643 году через Польшу в Царь-град, где и объявил себя царевичем Иваном, внуком Василия Шуйского. В начале 1650 года он появился на Украине и развил здесь свою деятельность.

24 мая 1650 года донской атаман Яков Жуков доставил в Москву обращение Анкудинова к донским казакам, в котором тот, называя себя «имянем царя Василия Ивановича сыном», собирался, прибыв на Дон, «казаков-де приводить к себе к присяге и поднимать полки и итти на Астрахань». В Москву поступали сообщения о связях Анкудинова с восставшими псковичами, которые надеялись, что он придет к ним на помощь во главе донских и запорожских казаков.

К тому же русское правительство учитывало, что появление самозванца на Украине в столь сложное время может быть использовано польско-шляхетским лагерем для разных авантюр против России и Украины.

Необходимо было срочно заполучить этого так называемого «внука Шуйского» и обезвредить его. 15 сентября 1650 года Унковский был принят гетманом. Беседа продолжалась несколько дней. Лишь 21 сентября Унковский уехал в Москву, Он вез с собой новое подтверждение, что гетман и все Войско Запорожское готовы и далее служить великому государю, и доказали это своим походом в Валахскую землю.

Гетман просил передать государю и то, что «меж нами и меж поляками миру состояться немочно». Из этого посол сделал вывод, что казакам новой войны не миновать и она не за горами.

Что же касается самозванца Тимошки Анкудинова, то Хмельницкий обещал прислать его со временем царю. Сейчас же этого сделать было нельзя. Это нарушило бы существующую среди казаков традицию – не выдавать беглецов.

– Если только случится, что отдадим, тогда вся чернь и войска восстанут и послов побьют, – отвечал Хмельницкий Унковскому, с чем тот и уехал.

А вскоре Тимошка Анкудинов, почувствовав опасность, выехал с Украины. Весной 1651 года его видели и Семиградье, затем в Швеции, Пруссии и Голштинии. Голштинский герцог Фридрих выдал Анкудинова русскому правительству. В конце 1653 года его привезли в Москву, где он и был казнен.

В октябре 1650 года гетман выдавал замуж свою младшую дочь Елену. Старшая, любимица Катерина, уже была замужем за младшим братом Ивана Виговского Данилой. Жили дружно, хотя и бездетно. Хмельницкий, чтобы сделать Катерине приятное, всячески отличал Данилу и вскоре дал важный пост в войсковой канцелярии. За Данилой и Иваном Выговским в Чигирин потянулась и вся их родня. Генеральный писарь благодаря своей близости к гетману сумел пристроить в Чигирине и своего родича Тетерю, который вскоре сделался переяславским полковником. Пробиться к гетману через этот заслон Выговских и их родственников было непросто.

Елена выходила замуж за младшего брата брацлавского полковника Данила Нечая Ивана. Выговским это было не по душе. Они боялись влияния Нечая на Хмельницкого. Но Нечай пользовался особым расположением гетмана. Честный и горячий, отстаивающий до конца интересы голытьбы, которая видела в нем своего заступника перед богатой старшиной, он был как бы послом от народа. И Хмельницкий это ценил. Гетман знал, что пока на границе с Речью Посполитой стоит со своим полком Данило Нечай, королевские жолнеры не смогут внезапно напасть на Украину.

БИТВА ПОД БЕРЕСТЕЧКОМ. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ ТРАКТАТ

В Чигирин из Варшавы вернулись ни с чем казацкие послы, которые были посланы на открывшийся 5 декабря 1650 года сейм. Их отправили из Варшавы до завершения заседания сейма. Такого еще не бывало.

Хмельницкий смотрел на возвратившихся послов неприязненно, хмуро, как будто они были виноваты в том, что произошло. Полковник Суличич не выдержал этого взгляда и, выйдя вперед, проговорил:

– Не мы в том, батьку, повинны. Вызвали нас к королю и сказали, что король и члены совета для заключения окончательного договора пришлют к тебе, гетману, и ко всему Войску Запорожскому своих послов – великих людей. И учинити съезд, и договор обо всем в Киеве.

Гетман слушал не перебивая, и Суличич продолжил:

– Думаю, батьку Хмелю, что от того нас, послов, до окончания сейма отправили, чтоб нам не ведать, какой у ляхов на том сейме о нашем деле договор принят будет. На том сейме половина панов говорили, что они с Войском Запорожским хотят быть в покое и действовать по Зборовскому договору. А другая половина панов хотят с нами начать войну и мстить нам. А заводилы тому Потоцкий, Вишневецкий да Конецпольский. Эти и иные сенаторы, учали короля, шляхту и всю Речь Посполитую наговаривать, чтоб пошли нас воевать. А сами Потоцкий и Вишневецкий обещали со своими войсками идти впереди.

Хмельницкий молча покивал головой, потом, поблагодарив послов, отпустил их.

Ему через своих людей было хорошо известно, что после смерти Оссолинского магнаты, имевшие владения на Украине, вели себя на сейме как хозяева всей Польши. По их настоянию был утвержден налог для набора огромного 54-тысячного войска (28 миллионов флоринов). Королю было дано право созывать, если это потребуется, «посполитое рушение». Вместо Оссолинского коронным канцлером был утвержден епископ Андрей Лещинский, ставленник магнатской группировки.

На сейме сенаторы рассмотрели и другие вопросы, связанные с войной против Украины.

Послы передали переписанную ими королевскую инструкцию на сеймики, которые состоялись перед сеймом. Хмельницкий посмотрел ее, и его взор невольно остановился на том месте, где король называл его «заклятым врагом Речи Посполитой, который поклялся в ее гибели», а сейчас с помощью татар разгромил дружественную Польше Молдавию, связывается с Турцией и Швецией и поднимает крестьянские восстания против шляхты.

Гетман велел позвать Выговского. Тот сию же минуту, словно ожидал за дверью, предстал перед ним, всем своим видом выражая готовность выполнить любое его приказание. Хмельницкий повел рукой в сторону лежавшей на столе инструкции.

– Прочти.

И когда тот прочел, проговорил:

– Нужно отписать королю. Пусть не обманывает нас, а выполняет Зборовский договор. На словах так только о мире и пекутся, а готовят войско и новую войну. Нам нужна ясность. Одно из двух: или нам не угрожать и полностью обеспечить мир, или открыто заявить, что против нас. Мы не хотим чужого, добиваемся только нашей русской собственности…

Глаза Хмельницкого потемнели, на скулах заиграли желваки, в голосе послышалась угроза и решительность.

– Отпиши еще, что мы просим панов не доводить нас до крайности, к которой нас боль и угнетение неволит, и не принуждать, чтобы мы искали себе помощи.

Он подошел к поставцу, где лежали трубка и кисет с табаком. Молча набил трубку и, раскурив, сделал несколько глубоких затяжек. Успокоившись немного, прошелся по светлице, потом посмотрел остро на Выговского и, с сожалением покачав головой, обращаясь не то к Выговскому, не то к кому-то другому, с горечью в голосе проговорил:

– Ой, ляхи, ляхи, хитростями и неправдою поступаете со мной. Ну подождите… Хочется вам войны со мной, будете ее иметь.

И Выговскому сразу же подумалось, что гетману стало известно о его тайных сношениях с польскими агентами, которым он передавал секретные сведения, о вербовке на свою сторону казацких старшин. Он осторожно поднял глаза на гетмана, но тот уже отвернулся к окну в глубоком раздумье.

Инструкция короля, решения сейма, сведения о том, что Потоцкий и Калиновский спешно собирают войска, – все это свидетельствовало о том, что подготовка к новой войне против Украины развернулась в Речи Посполитой с новой силой. Пока он был в молдавском походе, польские паны времени даром не теряли. Главное, на что направило свои усилия польское правительство, – это лишить Украину ее самой важной опоры и поддержки – России. Специально для этого и посла Пражмовского направили в Москву. И тот как только мог оговаривал Хмельницкого и «дружески» предостерегал русское правительство о якобы грозящей русским границам опасности от Хмельницкого и крымского хана, которые «ради такого злого умышления» объединились «тайно сообща». Когда же ведущий с Пражмовским переговоры боярин Григорий Гаврилович Пушкин попросил, чтобы он «те свои речи дал им на письме», поскольку «в посольских обычаях издавна повелось, что послы или посланники, говоря о делах, на свои речи дают письмо», польский посол отказался это сделать, ссылаясь на то, что «ему наказано о том деле говорить словом».

В ответ Пражмовскому дали понять, что ему не верят, а русское правительство осведомлено о другом: именно Польша пытается подбить хана идти на Москву. Польский посол возвратился несолоно хлебавши.

Хмельницкий понимал, что ляхи на этом не успокоятся. Отпуская русского посла Унковского, он снова передал государю просьбу о заступничестве от польского панства, которое собирается развязать новую войну. А сейчас подумал, что нужно послать в Москву Суличича, чтобы тот подтвердил его просьбу. Время не ждет. Необходимо, чтобы Москва наконец более решительно повела себя по отношению и к Украине и к Польше.

После сейма к Хмельницкому прибыл посланец короля Маховский с вестью, что в Чигирин скоро приедут комиссары для переговоров «о мире». Немного погодя Ян-Казимир передал через Киселя письмо с заверениями в своем миролюбии.

Хмельницкий знал цену этим словам. Сразу же после сейма польское правительство начало подготовку к войне. Жестокими, невиданными ранее мерами взимали чрезвычайные налоги с населения. Набирали наемников. Наконец король объявил «посполитое рушение».

В это время к Чернобылю под самый Киев подошли войска литовского подканцлера Леона Сапеги, а в Горностай-Поле появились ратные люди шляхтича Обрамовича. Гетман направил к ним послов узнать, «для чего они пришли близко пограничных казачьих мест с воинскими людьми». Но послы так и не вернулись. Тогда он приказал «всем казакам по всем местам быть наготове» и полковникам собираться на раду. Съехались не мешкая.

…Хмельницкий обвел глазами Богуна, Нечая, Джеджелия, Небабу, Шумейко и других полковников, старшину и простых казаков, собравшихся здесь, и подумал, что пока они с ним, ему не страшен никакой бой, никакие Потоцкие и Вишневецкие. И эта мысль прибавила силы.

– Панове, братья, – обратился он к ним своим густым и гулким басом, – нам объявляется война. Давно уже грозят ею поляки, замыслив отнять у нас свободу, доблестно купленную нашей кровью…

На последнем сейме в Варшаве они решили: продают свои сокровища, вывозят дорогую утварь, чтобы уплатить чужеземному войску и собрать его под свои знамена. Послали за пехотою в немецкую землю, набирают жолнеров в Короне [88]88
  То есть в Польше.


[Закрыть]
и Литве. Все шляхетство идет в посполитое рушение с оружием и запасами. Как только соберут людей, тотчас нападут на нас. Думают, чем скорее, тем лучше. Хотят начать войну зимой, чтобы мы не могли вести земляные оборонительные работы и чтобы наши союзники – татары из-за недостатка подножного корма не могли поспеть нам на помощь.

Хмельницкий поправил заткнутую за широкий пояс булаву, погладил усы, и проговорил:

– Гроза большая наступает на нас, панове-братья. Надобно что-то решать. Спрашиваю, братья, вашего совета. Ожидать ли нам врагов в нашем отечестве или опередить их и самим на них напасть? Или, может, помириться с ляхами?

Собравшиеся внимательно слушали гетмана. Но как только он произнес последние слова, тишину разорвали гневные возгласы.

– Не будем! Боронь боже мириться! Идем на короля!

Но тут же послышались и другие голоса, идущие от отдельно объединившейся группы старшин.

– Нужно идти на соглашение с королем и решить дело миром!

В ответ на эти слова собрание взорвалось стоголосым гневным криком.

– Прочь с рады! Предатели! Лучше смерть в бою с ляхами, чем неволя!

Вверх полетели шапки. Кто-то вырвал из ножен саблю, и она грозно заблистала над головами. И сразу же над рядами казаков поднялась стена клинков. Вот-вот могла начаться сеча. И в это время над собранием взметнулась вверх и словно поразила всех грозной силой и могуществом горящая золотом булава гетмана.

– Хватит, братья! Не саблями грозиться, а дело решать надобно!

Все постепенно притихли. И тогда наперед вышел полковник Гладкий. Всем было известно, что он против войны. Что же скажет он сейчас?

– Лучше, Хмелю, нам остаться на своей земле, укрепить границы и ждать ляхов. Тут они от холода и голода будут пропадать пуще, чем от оружия. Поляки привыкли спать на печке, жить в довольстве. Не вынесут они зимней стужи и голода и разбегутся сами.

И вдруг наперед выскочил Нечай. Он прискакал на раду прямо с кордона. После возвращения из молдавского похода казакам Брацлавского полка во главе с Данилом Нечаем было поручено охранять часть освобожденной территории на линии Красне – Мурафа – Шар-город – Черновцы от поляков. И ему как никому другому были известны устремления войска.

– Не то говорит Гладкий, – прозвучал его резкий порывистый голос. – Не то, батьку Хмелю! Не пристало нам сидеть спокойно, ожидая неприятеля, и смотреть, как он без всякого отпора начнет лить кровь наших земляков. Это недоброе дело и принесет нам только вред. Гораздо лучше будет, когда мы сами пойдем в неприятельскую землю и приведем врага в страх и смятение. Одолеем в первом бою ляхов, и уже трудно будет возвратить жолнерам бодрость, а шляхте надежду.

Гул одобрительных возгласов покрыл слова Нечая.

Из отписки путивльских воевод С. Прозоровского и И. Чемоданова, января 28, 1651 года:«И у гетмана-де в Чигирине была с полковником и с черкасы рада, а на раде приговорили, что итить им против поляков и литовского гетмана Радзивилла. И по татар-де он, гетман, к крымскому царю послал…»

Решение рады было принято вовремя. Насколько оно было серьезно и важно – говорит то, что с теми, кто выступал против, обошлись очень сурово. Некоторые лишились даже головы. Иначе, очевидно, было нельзя. В начале января 1651 года польский король Ян-Казимир издал приказ начать наступление. В ночь с 9 на 10 февраля польско-шляхетские части во главе с польным гетманом Мартыном Калиновским и брацлавским воеводой каменецким каштеляном Станиславом Лянцкоронским внезапно вторглись через пограничную линию на Брацлавщину и совершили нападение на городок Красне. Казаки во главе с Нечаем героически отбивались. Первый приступ жолнеров удалось отбить и даже выгнать их за крепостные стены. Тогда поляки со всех сторон зажгли город и, когда огонь сделал свое дело, снова бросились в него. Неравный бой длился недолго. Кучка казаков сражалась отчаянно и мужественно. В этом бою и сложил свою голову друг и верный соратник Хмельницкого Данило Нечай.

Калиновский захватил Шаргород, Ямполь и, окрыленный успехом, послал на Винницу конницу во главе с Лянцкоронским. 28 февраля 1651 года они подошли к Виннице и начали ее осаду. В городе в это время находился трехтысячный казацкий гарнизон, которым командовал славный сподвижник Хмельницкого Иван Богун. Подошедшая армия поляков насчитывала более двадцати тысяч жолнеров. Но объединенные Богуном казаки, мещане и крестьяне дали героический отпор шляхетским отрядам.

Когда Хмельницкий узнал о героической обороне Винницы, он спешно послал на помощь Богуну полки уманского полковника Осипа Глуха и полтавского – Мартина Пушкаря. Известие об этом вызвало панику в лагере врага. Шляхетские войска начали спешно отходить. Недалеко от Винницы под селом Янушинцами казаки Богуна настигли их и разгромили. Те, кому удалось спастись, бежали к Бару и далее к Каменец-Подольскому.

Хмельницкий издает универсал, в котором объявляет народу о новой войне и зовет его подняться против ляхов, собирает полки и заготовляет припасы. Он посылает в Польшу своих людей с универсалом, который призывает польских крестьян восстать против шляхты. На польском Прикарпатье крестьянское движение возглавил тесно связанный с Хмельницким Александр Костка Наперский. Он распространяет среди польского населения обращенные к нему универсалы Богдана Хмельницкого, пишет свои воззвания, поднимая крестьян на борьбу. Собрав отряд повстанцев, Костка Наперский 16 июня 1651 года овладевает замком Чорштын под Новым Таргом, откуда намеревается дальше развивать восстание.

Судьба засевших в Чорштынской крепости завершилась трагически. Для разгрома Костки Наперского и его сподвижников король выслал две тысячи жолнеров во главе с Александром Любомирским. Осада крепости длилась несколько дней. 28 июня 1651 года она пала. Костка Наперский и его товарищи были схвачены.

Из записок райцы казимежского Мартина Голинского, июль 1651 года:«Посадили его (Наперсного. – В. З.) на открытую телегу и стоя привязали к ней, связав руки. Стоял на телеге так, что каждый мог его видеть, а Чепец (сподвижник Наперсного. – В. З.), иначе маршалок, сидел на телеге со связанными за спиной руками. Собой был хлоп толстый, борода округлая, седая, в мегерке и грязной рубахе. А Костка роста небольшого, тонкий, молодой, ус черный, бородка малая, клинообразная, волосы длинные, кудрявые, в черном кафтане сквозь разрезанные рукава было видно рубашку, черные шаровары, платком опоясанный, лицо открытое. Поглядывал вокруг на множество народа, который вышел за город Казимир из Кракова, Клепажа, Казимира, желая увидеть его».

Их казнили 18 июля 1651 года на рассвете. Чепца обезглавили, а Костку Наперского присудили посадить на кол. Палач Симеон волновался крепко или же был неопытен, вбивал в Наперского кол несколько раз, пока тот прошел сквозь тело.

Жестокая казнь руководителей восстания не устрашила польских крестьян, и восстание продолжалось. В декабре 1651 года в инструкции сандомирского воеводы послам на сейм говорилось, что в Кракове и его окрестностях «вспыхивают постоянные волнения».

Поднимался на борьбу народ Белоруссии, также стремившийся освободиться от чужеземного угнетения и воссоединиться с Россией. И хотя, как свидетельствовал в Посольском приказе 12 апреля 1651 года игумен полоцкого Воскресенского монастыря Афиноген Крыжановский, «к Киеву их, белорусцов, никого не пропускают для того, чтоб они с Хмельницким не свиделись и ни о чем с ним не мыслили», но все же «тайным обычаем они, белорусы, с Хмельницким ссылаются и о всяких вещах ведомо чинят».

Хмельницкий уже в который раз посылает за помощью к крымскому хану, но тот медлит. Наконец, отпуская часть войск со своим визирем, наказывает не спешить ввязываться в драку и, если поляки будут побеждать казаков, спешно отступать назад в Крым.

Желая выиграть время для увеличения вооруженных сил и укрепления тыла, Хмельницкий делает все, чтобы оттянуть новую схватку с шляхтой. Однако польское войско все больше усиливало свои действия, и откладывать выступление было уже невозможно.

6 февраля 1651 года он выступил из Чигирина на Белую Церковь, а оттуда дальше навстречу польско-шляхетскому войску, вторгшемуся на Украину. Выезжал на этот раз из Чигирина хмурым и раздраженным. Какой-то неясной тревогой было наполнено сердце, как обручем сдавила голову боль. Или от огромного напряжения последних дней, или от душевного потрясения, которое пришлось только сейчас пережить.

Все началось с перехваченных его людьми писем Чаплинского к Елене. Тот советовал все сокровища, которые она сможет добыть, и деньги зарыть поспешно в землю, а самого Хмельницкого отравить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю