Текст книги "Спартачок. Двадцать дней войны (СИ)"

Автор книги: Владимир Журавлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Спартачок. Двадцать дней войны

Глава 1

День первый

Он шевельнулся. Тело слушалось. Правда, замедленно. Но оно имелось, что уже хорошо. Повезло. Разработчики аппаратуры допускали, что при срыве заброски может и без тела выбросить. Куда-то. Шутнички.

Он провернулся на месте в поисках зеркала. Оно точно должно быть. Во всех эпохах – что в Западном секторе Веера Миров, что в Восточном – люди окружали себя зеркалами, потому что обожали любоваться собой. На Земле-Центр не обожали, просто любовались, в итоге там зеркал было еще больше. Значит, и здесь, где бы ни находилось это «здесь», тоже есть возможность посмотреть на себя со стороны!

Он желчно порадовался собственной мудрости – и действительно увидел зеркало. В полный рост, самое то.

В зеркале отразился невысокий мужчина, тощий, но вроде жилистый, в явно рабочей одежде, судя по отметкам грязи. Славянин. Ага, или финн, или казанский татарин, или мариец, или вообще крендель из Северной Европы.

'Срыв заброски, – печально констатировал он мысленно. – Ну и как оно, а, Спартачок? Был ты форсмажорным испытателем новой техники пространственных перемещений, а теперь кто? Робинзон? Не, тот выживальщик в дикой природе, а тут явно цивилизация, и какие-то типы за спиной торчат… Разведчик? А что тут разведывать? Олигархат – он и есть олигархат – мерзкий строй, подробно изученный, смоделированный, что тут разведывать, для чего⁈ Тогда прогрессор? Ну уж нет, эту тему на Земле-Центр многократно высмеяли в самых разных формах, от фильмов-пародий до серьезных методологических работ… сам, кстати, и высмеивал. Регрессор? Еще хуже. Хуже регрессоров только людоеды.

Он скорчил самому себе в зеркале рожу и констатировал, что здесь у него одна роль – быть собой. И следовательно – быть недолго. Коммунары в олигархате не выживают. Как там… вредный психологический климат, во.

Можно бы, конечно, покрутиться, чтоб дождаться эвакуации, но смысл? Если б он попал в исследованные области Веера Миров, его уже выдернули бы обратно. Не выдернули? Значит, вне зоны доступа. А коли он вне зоны доступа, для его возвращения на родину требуются координаты и прорва энергии, примерно как от средней мощности ядерного взрыва. Ни того, ни другого тут нет. Ну и?

«Ну и буду жить как коммунар с Земли-Центр, – легко решил он. – Кто мне помешает? Недолго, но красиво! И весело! Задача понятна, Спартачок? Тогда вперед.»

– Чо, Андрюха, рожи корчишь? – весело спросили за спиной. – Вовремя не смылся, теперь не отмажешься! Принимай повестку! Мобилизация! Пять минут тебе на сборы!

Он развернулся. Ага, звездочки. Офицер. И двое на подхвате при нем. Говорит на русском. На старом русском, но оно понятно, прошлое же, чем дальше по лепесткам Веера, тем ниже в прошлое… Империя? Если Империя, то где-то на востоке, чокают там. Чокали, м-да. Сибирь?

– Враг у порога? – уточнил он.

Так, тело слушается, язык не очень. Значит, начинается откат. Ох и худо будет! И будет как минимум сутки! Ой, уже худо…

– Пока что нет, но не призовешься, будет! – жизнерадостно сказал офицер. – Вещи, документы, сухпай на трое суток – и вперед! Родина ждет!

– А что ж она так погано относится ко мне, Родина, если ждет? – пробормотал он из вредности. – У меня дом, хозяйство, техника на выходе, собака на цепи… а ты – пять минут. А?

– Андрюха, а я решаю⁈ – возмутился военком. – Мне распоряжение пришло – выполняю!

– Коллективная безответственность – очень удобная традиция олигархата, – сказал он с нехорошей улыбкой. – Пока не придется отвечать лично.

Под его ясным взглядом военкому почему-то стало неуютно.

– Андрюха, автобус ждет, – повторил военком неловко.

– Уже иду, если ждет… – косноязычно пробормотал он и побрел к выходу.

Ни документов, ни вещей он брать не стал. Зачем? Если это Восточный сектор, значит, война – тут везде война, во всех лепестках Веера. А на войне всё выдадут: и документы, и оружие, и сухпай. И место определят, где тебя прибьют с пользой для родины. И вообще – всё это не его, а чужое брать нехорошо.

Кое-как он добрел до какого-то общественного транспорта, судя по количеству сидений. И там благополучно отрубился.

И болтался между жизнью и смертью не сутки, а трое. Не учел генетические модификации, а они сильно задерживают акклиматизацию сознания. Чаще убивают. Но не убили, только помучили. Зато помучили от души!

День второй.

После оглушительного грохота автоматов тишина на стрельбище казалась слегка ватной. Беззвучно прошагали мимо берцы инструктора.

– Зачет.

И берцы неторопливо зашагали дальше. Курсант поднял голову, посмотрел вслед. Инструктор из контрактников, понятно. Его не удивляет снайперская стрельба обычного мобика. Его вообще ничего не удивляет. Его дело проверить зачет по стрельбе. Нет, даже не так – его дело сделать вид, что принимает зачет. На передок отправят всех независимо от результатов подготовки. Умеет ли курсант стрелять, бегать, маскироваться, кидать гранаты, обнаруживать мины – вопрос второстепенный.

– Ну что, Спартачок? – тихонько сказал курсант сам себе. – Как тебе внедрение? Не ожидал, что никого не удивляет снайпер, сапер-интуит, виденец эфира третьего уровня с навыками полевой медицины? Не ожидал. Во-от, все мы так, коммунары хреновы. Знал, но не ожидал. Потому мы, коммунары, и не выживаем в олигархате. Тараканы выживают, а мы нет. Нежизнеспособное племя, слабее даже тараканов.

– Чего? – обернулся сосед.

– Да так, сам с собой разговариваю.

– А-а… приятно побеседовать с умным? Ну давай…

И сосед потерял к нему интерес. Курсант Спартачок только головой покачал в веселом изумлении. Здесь никого не интересовало то, что выходит за рамки обыденного. Никого, даже спецслужбы. Вот лежит в траве стрельбища закиданец из будущего, садит пулю за пулей в центр мишени, что вообще-то для мобика невозможно – и всем поровну. Зачет – вот и вся реакция. Единственное, что волнует инструктора – чтоб его самого на передок не отправили. Ибо повезло, вернулся оттуда живым и больше искушать судьбу не хочет.

Прозвучала команда, построились, кривой колонной потянулись в лагерь. Недельное обучение закончилось, и в лагерь возвращались по отчетам командования подготовленные бойцы. Из автомата постреляли? Значит, подготовленные. Гранаты не бросали? Еще чего, на всю толпу гранат не напасешься. Граната – тот же камень, а камнями в детстве бросались все. Ну, не с колес на передок – уже хорошо. Потому что по рассказам бывало, что и с колес, прямо в гражданском. И много чего бывало еще. Это, Спартачок, олигархат, это не коммунизм Земли-Центр, тут логика своя, олигархическая. Людоедская.

Лагерь – скопище палаток посреди туранских степей. В самой большой замполит собрал курсантов на промывание мозгов, называемое скромно политинформацией, чтоб меньше думали, больше верили.

– Как вы все знаете, 22 марта 28 года республика Великий Кыпчакский Туран без объявления войны совершила ряд провокаций в приграничных районах, – мерно говорил капитан, расхаживая по палатке. – Нашим правительством было принято решение нанести упреждающий удар, чтоб освободить исторически русскоязычные области Великого Турана и исключить опасность продвижения военно-политического блока «Великий Туран» к границам империи…

Слова летали по палатке, курсанты смотрели стеклянными глазами. Спартачок искренне им позавидовал: умеют же люди спать с открытыми глазами!

Он покрутился, поерзал… и потянул руку вверх. Вчера замполита донимал, почему сегодня не продолжить?

Замполит скользнул по задранной руке безразличным взглядом и продолжил лекцию о коварном Туране.

– Господин капитан, а почему Россия не освободила русскоязычные области двенадцать лет назад, когда там начали вырезать русское население? Местные даже референдум провели за присоединение к империи! – громко сказал он.

– Руководство страны до последнего придерживалось принципа мирного урегулирования конфликтов, – веско и недовольно сказал замполит.

– Господин капитан, но ведь мы просто предали русское население? А сейчас идем освобождать? Артиллерией большого калибра по их же домам? Там засели туранцы, их без артиллерии не выбьешь! Тогда это не освобождение получается, а доуничтожение. Так?

В палатке поднялся недовольный гул. Курсанты жаждали отсидеть обязательную политинформацию и идти на ужин, дискуссии никого не интересовали.

– Не господин капитан, а товарищ капитан! – строго поправил офицер.

– Да какой товарищ, если курсантов в яму сажаете? – отмахнулся Спартачок. – Однозначно господин. Товарищи вместе с Союзом кончились.

– Слышь, тебе больше всех надо? – не выдержал кто-то из курсантов.

– Да – в туалет! – тут же воспользовался Спартачок, получил в спину запоздалое «нет» и все равно выскользнул наружу. Фокус, который можно проделать только в последний день пребывания в учебке, когда на месть у начальства просто нет времени.

– Куда⁈ – надвинулся дежурный инструктор-контрактник.

– Туда! – так же агрессивно отозвался курсант и отодвинул контрактника в сторону.

– В яму захотел? – прилетело в спину.

Он только презрительно дернул плечом. Какая яма, если подготовка закончена? Ну, даже если яма – и что? Всего ночь просидеть, дождя вроде не предвидится – можно сказать, курорт! А утром приползут «Уралы», и – курсантам на передок, контрактникам встречать новую группу мобилизованных. Когда убыль личного состава в атаке около восьмидесяти процентов, без постоянного потока мобиков не обойтись… оп, а это кто такие⁈

Четверо уголовного вида типов деловито заходили в палатку. В его палатку! Один обернулся и нагло сказал:

– Мимо шел? Вот и иди.

– Воры? – задумчиво поинтересовался он. – Воры, на рожах написано. А знаете, вам крупно не повезло. В обязанностях коммунара четко указано: давить бандитские проявления безжалостной рукой. А безжалостной – это, ребятки, означает «насмерть»…

– Чего⁈

– Того. Не повезло вам, с коммунаром встретились. У нас, на Земле-Центр, коммунары воришек убивают на месте. Поэтому воришки у нас – очень, очень большая редкость…

Он еще подумал, прикинул возможные последствия. И коротко ударил наглого пальцами в горло.

День третий

– Еду, еду в соседнее село на дискотеку…

Водитель кривился от однообразного мычания, но помалкивал. Хочет товарищ майор петь, даже если не умет – оперную сцену ему! А нет сцены –значит, спешно оборудовать силами личного состава. Ну или хотя бы помалкивать, пока майор поет.

Майор тоже кривился. «Уралы» пылили впереди, а майор кривился. На дискотеку, блин… Снова на нее, родимую. Только уже не командиром батальона – и не майором. Залетел на разжалование через ступень – это еще надо уметь! Ну, хохлы могут и не такое. Старая Русь свято хранит традиции, не то что Империя.

– Еду, еду в соседнее село…

– Немного осталось, километра через три приедем, – аккуратно заметил водитель.

– Я знаю, Коля, знаю, – рассеянно отозвался майор.

– Я не Коля.

– Слышал анекдот про одноглазого пианиста и ковбоя? Слышал? Вот и не выступай, Коля.

Водитель понятливо заткнулся.

– Едем, едем в соседнее село…

«Соседнее село», то бишь лагерь краткосрочной подготовки мобилизованных, показался неожиданно сразу за очередным холмом. Два десятка линялых палаток, огромный полог солдатский столовой и два кунга рядом с зеленым кубом генераторной – вот и весь лагерь. «Партизаны» – они и есть «партизаны», ничего с союзных времен не поменялось.

«Уралы» с глухим ревом развернулись в погрузочное построение. Майор потянулся, зевнул – и одним движением выкинул себя из кабины. Майор морской пехоты Черноморского флота, особенно пониженный через звание – это вам не хвост собачий!

Два контрактника при виде тельняшки подтянулись и уважительно отдали честь. То-то же, козявки сухопутные.

– Начальник лагеря где?

Один из контрактников кивнул в сторону палаток, за ними на вытоптанной площадке явно намечалось построение личного состава. Майор шагнул… и остановился.

– А это что?

– Яма, – с усмешкой пояснил контрактник. – Сам вырыл, сам залез, сам решеткой накрылся. Все сам. Никто не заставлял.

Майор подошел. Курсант в яме уставился на него оценивающе и внимательно, нехорошо уставился. Майор предпочитал сам так на других посматривать.

– Залетчик? Открывай. Забираю всех, и залетчиков тоже.

– Жаль, мало посидел.

Контрактник брякнул решеткой. Курсант неожиданно ловко подпрыгнул, ухватился за уголковую раму… контрактник с усмешкой попытался наступить ему на пальцы берцем, но курсант быстро перехватился, одним слитным рывком выбросил себя наверх. Здоровенный контрактник почему-то отступил. И как будто растерялся. Курсант проводил его задумчивым взглядом. Майора увиденное озадачило. Обычно бывает наоборот – курсанты от инструкторов шарахаются. Потому что инструктора – дядьки здоровенные и с понятием доброты незнакомые.

– Фамилия?

– Курсант Грошев.

– И откуда ты такой взялся?

– Из ямы.

Курсант помялся, как-то странно поглядел на небо.

– Морячок, ты мне ничего хорошего пока что не сделал, – вдруг сказал курсант будничным голосом. – Но и плохого тоже…

– Чего⁈

– Того. Какой-то идиот построил личный состав в зоне ракетного поражения. Полетать не против?

Вообще-то майор считал себя подготовленным ко всем неожиданностям, и не зря считал. Морская пехота – это вам не хвост собачий! Но все же свой полет в яму воспринял… с некоторым удивлением. Однако сгруппировался, с хэканьем приложился спиной об дно, рядом шлепнулся курсант… а потом земля подпрыгнула, и жестко ударило по ушам. И еще раз. И еще. И наступила ватная тишина, какая обычно и приходит после разрыва ракет типа «Призрак», в, мать ее, американской классификации!

Майор сел. Аккуратно потряс головой, прочистил уши. Надо было что-то сказать.

– Ты… Грошев, да? Чем в твоей яме воняет⁈

– Инструкторской мочой. Они считали, это очень весело.

Майор зло сплюнул и поднялся. На плацу наверняка творится жуть, надо тащить уцелевших к медикам. Три «Призрака» – это… тоже не хвост собачий, это, м-мать, три «Призрака»!

– Эй, морячок. Если б я был там, на установке, я бы выждал четверть часа, а потом ударил бы по дуракам, которые прибежали спасать. Это если б я был там. А что они решат, неизвестно. Но лучше подождать.

И тут ударило, причем намного ближе. В яму хлестнуло комьями земли и мусором, на решетку бросило тело контрактника-инструктора.

– Мир праху дебила, – спокойно прокомментировал курсант. – Решили ударить сразу. И они дебилы. Вот теперь можно идти спасать. Кончились у них ракеты, всю загрузку сюда отправили, я считал.

Майор сплюнул землю. Выбрался из ямы, посмотрел на разгромленные палатки, на бродящих и бегающих в растерянности курсантов, на лежащие там и тут тела. Тел было много.

– Грошев, говоришь? А ты вообще кто?

– Я-то? – вздохнул странный курсант. – Да много кто. Но сейчас важно, что санитар с навыками полевой медицины.

– Да? Тогда займемся ранеными. Но потом обязательно расскажешь, как догадался о ракетной атаке.

– Я-то расскажу, да кто поверит?

– Я поверю! – пообещал майор. – Я всему верю, что помогает выжить!

Но на разговоры времени не нашлось. Сначала помогали раненым, потом собирали убитых, составляли ведомости потерь, а потом примчалось начальство, и начался дурдом. Да такой, что вечером майор забрался в уцелевший кунг к уцелевшему капитану-замполиту и брякнул бутылку на стол. Капитан криво усмехнулся и достал из-под стола еще одну. На том и подружились.

Потом уже, далеко за полночь, майор кое-что припомнил и спросил с бесхитростной улыбочкой:

– Ты же замполит, всех курсантов должен знать – кто таков некий Грошев?

– Да накун мне их запоминать? – кисло поморщился капитан. – Сегодня здесь, завтра других нагонят. Но Грошева знаю. Если коротко – заноза в заднице. Больше всех надо – знаком такой тип бойца? Вот он и есть. На каждой политинформации вопросы задает. Гнилые.

– Это почему Туран не взяли двенадцать лет назад, что ли?

– И этот. И почему победить не можем, хотя армия втрое больше. И другие – полный набор.

– Ну, эти вопросы мы все задаем…

– Но себе же, не вышестоящим! – возмутился замполит.

Майор согласно кивнул, с сомнением покосился на кружку. Но все же налил – и себе, замполиту.

– Тогда другой вопрос. Чего его инструктора побаиваются?

– А его все побаиваются. Знаешь, в любой части есть свои уголовнички, тем более у нас – так он поймал четверых… Говорит – воры.

– Орел! – не сдержался майор. – Один – четверых? Совсем как морпех!

– Да, только он их чуть не убил. И пальцы им поломал. Все. Вот ты бы смог все пальцы четверым поломать? Все до одного?

Майор призадумался.

– Поломать не проблема, – признал в результате он. – Смог бы легко! Но вот стал бы…

– Во-от. А он не поленился. Ни одного пальца не пропустил, я специально посмотрел.

– А чего комендачам не сдал? Он же явный психопат.

– А зачем? Все равно от комендачей в штурма. То есть к тебе и попадет. Слушай, полосатый, если не секрет – ты-то как загремел? Рота – это ж уровень старлея!

– А я и есть теперь старлей, – криво улыбнулся майор и долил себе в кружку. – Майор – это так, морпеховский выпендреж. У нас любой командир – майор, как-то так. Пользуюсь тем, что форма без знаков различия. А как загремел? Всего лишь не вовремя открыл рот. Всего лишь один раз не в том месте не при том начальстве раскрыл рот…

– Судьба, – зябко поежился капитан. – Ну, за счастливую судьбу!

– Это важно, – согласился майор и опрокинул кружку одним махом. – Но… эх, хороша! Но тут не судьба, а армейский порядок. Хочешь, твою судьбу нагадаю? По армейским порядкам?

– Не-е, ну ее…

– А я все равно нагадаю. Сейчас посидят в штабе, посидят – и найдут виновного в гибели четверти курсантов. И это будет не начальник лагеря, а один чудом уцелевший капитан. И пойдет он замполитом с понижением в мою роту. Как оно тебе?

– Да ну!

– На щелбан спорим?

Глава 2

День четвертый

Чего подпрыгиваем, господин капитан? – весело поприветствовал свое начальство Грошев. – Или уже не капитан?

– Вот с-сука… Общее построение не для тебя⁈ Развернулся и бегом в строй! С личными вещами! Через полчаса убытие на «ленточку»! Бегом!

Грошев подумал. Поскреб небритый подбородок.

– А оружие? – миролюбиво поинтересовался он. – Боезапас? Броня? И еще тысячи необходимых для существования на войне вещей? Мне вот бриться нечем.

– Не лезь не в свое дело! Надо будет – выдадут! Бегом!

– Значит, не выдадут, – пришел к печальному выводу Грошев. – Скажут, что на месте получим, а на месте скажут, что у них война. Мы к «ленточке» напрямик или по-дебильному, через Аккыз? Если через райцентр, то тормознемся у круглосуточного? Блин, а остальные магазины будут ночью закрыты… Ломать придется.

– Чего⁈ – опешил замполит.

– Того. На фронте грязь и сверху капает. Бахилы. Термопленка. Палатка. Термобелье. Носки-трусы. Газовые баллончики. Туристическая газовая плитка. Бинокль. Ночная оптика. Наушники. Шоколадно-ореховые батончики, лучше сразу ящик…

– Ты богатый Буратино?

– Это вообще-то на каждого надо взять. Если по-хорошему. А на ваши сраные деньги плевать, так возьмем. Страну идем защищать, жизни за нее отдавать – какие деньги?

Квадратный майор-морпех остановился и с интересом прислушался к беседе.

– Кражи владельцы магазинов обычно на продавцов раскидывают, – заметил он. – Ты несчастных теток на зарплату кинешь. Они и так копейки получают. Они-то причем?

– А это интересный вопрос! – оживился Грошев. – При чем население олигархата. Забавная ситуация: владельцы по заграницам, а все остальные, кого ни колупни – невинные трудяги. Вроде жуткий олигархат, а плюнуть не в кого! Прокуратура за законом следит, полиция общественный порядок защищает, менеджеры организуют рабочие процессы, рабочие впахивают как не в себя, а если кто коррупционер по дурости-жадности, его Следственный комитет выявляет и прищемляет… Ну а мы вот честно воюем. Ну просто рай какой-то, все честные до прозрачности! И одновременно – жуткий бесчеловечный олигархат. Вот как так? И если подумать, вывод напрашивается один: все вы – слуги и защитники олигархата, от рядовой продавщицы в супермаркете до топ-менеджера нефтегазовой корпорации. А идейные или по трусости, без разницы. Так мы остановимся в Аккызе? Если нет, я сам задержусь.

– Так шоколадки любишь, что готов за них под трибунал?

– Да без шоколадок как-нибудь перетерплю. А без оружия – нет. Вы же, дебилы, безоружных бойцов в одну колонну соберете и к «ленточке» погоните, жги не хочу. Я чем небо чистить должен? Пальцем? А так поймаю патруль, парой автоматов разживусь!

– Чего? – опешил замполит.

– Того. Вам патруль жалко? Что с ними случится? За утрату оружия дальше «штурмов» не пошлют, хоть повоюют в приличной компании. А я сотню балбесов прикрывать смогу. Вы вообще поближе ко мне держитесь на всякий случай. За всех ответить не могу, но вы офицеры, от вас зависят жизни многих, так что именно вас я постараюсь вытащить.

Замполит подавился матерным комментарием.

– Не надо ловить патруль, – ласково сказал майор. – Колонна с сопровождением пойдет, с головным бэтээром. Я у ребят специально для себя на время следования дежурный автомат выпрошу, а тебя посажу рядом. Лады?

– О, не безнадежен! – удовлетворенно кивнул Грошев и не спеша двинулся к уцелевшей палатке.

Офицеры проводили его озадаченными взглядами.

– Психопат, я же говорил! – возмутился замполит. – Ни хрена не боится! Вот куда его понесло, когда построение⁈

– Снова построение, – задумчиво сказал майор, и замполит осекся. – И, кстати, он психопат, но по-своему, по-психопатски прав. Термопленка, белье, горелки, прицелы… все это нам очень не помешало бы. А не дадут!

А Грошев валялся в палатке, и ему было очень плохо. Хреново ему было! Накатила очередная установка генных модификаций, и такая больнючая, что терпеть не было сил. Так что он как упал в судорогах на земляной пол, так и лежал без движения. И мог только молить судьбу, чтоб машины пришли попозже. Он же сам в кузов не заберется, даже на ноги не встанет. Его же упекут в госпиталь. А пока довезут, модификация установится, и обнаружат врачи абсолютно здорового бойца. И? Уклонение от боевых действий, трибунал? Не, он не против, когда есть за что. Но только не вот так по-дурному.

Бойцы мялись в шеренге с рюкзаками у ног, на палатку с наглым бойцом поглядывали очень недобро и тихо матерились. Сопровождение запаздывало, и когда прибудет, никто не знал. А стоять часами – ноги не железные.

БТР заревел уже в сумерках, когда бойцы плюнули на построение и расползлись кто куда. Но при звуке мотора поспешно построились снова. С сопровождением частенько являлось начальство, перед которым лучше не отсвечивать непокорностью.

Майор заглянул в палатку и весело сказал:

– Подъем! Со мной поедешь!

Грошев поднялся с пола, цепляясь за кровать.

– Сейчас, – прохрипел он. – Минутка, и я в норме.

– Заболел, что ли? Ты это прекращай. Кому суждено быть убитым – болеть запрещено!

– Не заболел, генетические правки встают, – пробормотал Грошев. – Жилы укрепляются по максимуму. Илью Муромца знаешь? Нет? А Александра Засса? Тоже нет? А Васю Быка? Вот примерно как у них. Приду в норму, я вам руки одним движением ломать буду.

Майор издал очень странный звук.

– А говорил, что всему поверишь, – упрекнул его Грошев и заковылял на выход.

Майор слово сдержал, автомат притащил. Сам уселся за руль, водителя отправил в кузов под тент, а Грошева усадил рядом. Подмигнул ему, двигатели взревели, и колонна двинулась в Аккыз. В противоположную сторону от «ленточки». Как предположил Грошев – именно там располагались армейские склады. Ну и смысл выдвигаться ночью, если не к «ленточке»? Чтоб по темноте бардака побольше было? Так его уже столько, что больше некуда.

«Камаз» мощно пер по бездорожью, свет фар плясал по жухлой осенней траве, обрисовывал рытвины и канавы непроглядной чернотой.

– Ну и кто ты, Грошев? – небрежно спросил майор. – Вот теперь рассказывай. Готов поверить.

– Даже в то, что я из будущего? – недоверчиво глянул Грошев.

– Кхм-да… а что, будущее есть?

– Какое-то есть. Для миров Восточного сектора Веера Миров в основном в виде радиоактивной пустыни, но я с Земли-Центр. Коммунары сумели проскочить через «бутылочное горлышко», в отличие от многих.

– Кхе, – выразительно сказал майор. Подумал и повторил:

– Кхе.

И надолго замолк.

– Останови! – внезапно приказал Грошев. – И двигатель заглуши, мешает.

– А в бордель завернуть не надо?

Грошев прошипел невнятное ругательство, подхватил автомат, распахнул дверцу и выпрыгнул на ходу. Майор торопливо дал по тормозам, заглушил двигатель и выпрыгнул из кабины. Машины колонны сбрасывали скорость и останавливались, мигали вопросительно фарами. Мишени с подсветкой, идиоты отборные! Майор погрозил им кулаком.

Чертов психопат обнаружился сзади машины, на ногах, даже кости не переломал. Хотя прыгал в темноту и на скорости под шестьдесят. Как будто супермен.

– Связь с «бэхой» есть? – прокричал Грошев сквозь гул моторов. – Пусть зенитный пулемет расчехлят! Там рой… я сейчас попробую подсветить, пусть лупят по направлению, авось попадут!

Коротко простучала очередь, затем еще одна, и в небе полыхнуло.

– Ага! Дерьмо, а не автомат, но что имеем… А что бэха молчит? Связи нет? Ну олигархат, ну дебилы!

Простучала очередь, и новая вспышка озарила небо. Грошев вернулся в кабину, на мгновение высунулся:

– Едем. Удалось транслятор снять, у них теперь сигнал сбоит. Чего стоишь?

Майор выдохнул сквозь зубы, вернулся за руль и завел двигатель. И тут зенитный пулемет на бэтээре разразился оглушительными очередями.

– Дебилы! – оценил Грошев.

«Камаз» взревел и снова закачался на неровностях степной дороги.

– Ты вообще не промахиваешься? – недоверчиво спросил майор.

– Я снайпер, а не волшебник. Что значит «вообще»? У любого оружия есть разброс. Но мне проще, я эфир вижу, а следовательно, и трассу от пули, могу оперативно поправки брать.

– В темноте⁈

– Эфир, майор. Он к освещению каким боком?

– А не знаю. У нас эфира нет. Его только ты видишь, а ты, похоже, врешь через слово.

– Научу я тебя видеть эфир, – буркнул Грошев. – Задатки есть, раскачать несложно. Ты другое объясни: почему начальство по колонне не бегает? У нас, понимаешь ли, налет дронов успешно отражен, можно медальки выписывать – и никого. А начальство вообще-то ну очень медальки обожает на халяву. Или в вашем лепестке по-другому?

– Я за начальство, – усмехнулся майор. – А я зря бегать не люблю, вес большой. А командир полка впереди всех в Аккыз усвистал, он не дурак в колонне с мобиками мишень изображать.

– Не дурак. А жаль. Так бы попал под дружественный огонь, и на одного гниду в мире меньше.

– А смысл за него в тюрьму? – спросил майор, не отвлекаясь от дороги. – Одного уберешь – другой на его место сядет.

– Смысл? – задумчиво переспросил Грошев. – Смысл в четырех процентах. В классическом обществе примерно четыре процента людей активно навязывают остальным доминантную идеологию. Если их перебить, поднимаются следующие четыре процента, и идеология меняется. Иногда к лучшему. Изредка. Вот в этом и смысл.

Майора передернуло.

– А ты точно коммунист? – с кривой усмешкой поинтересовался он. – Не фашист?

– А чего вас жалеть? – не понял Грошев. – Твоя условная продавщица из круглосуточного супермаркета – ее жалеть? А она меня, коммунара, прикроет, спрячет от полиции, поможет мне в деле торжества коммунизма? Ах нет? Ладно, женщина и мать, у нее свои заботы, спрос небольшой. А ее дети, когда меня будут на улице забивать до смерти, вступятся – или издалека будут снимать видосики с интересным контентом? Вы все мне враги, хоть и русские. Дешевые слуги олигархата.

– В ухо дать? – вежливо поинтересовался майор.

– У вас офицерской чести совсем нет? Не нравлюсь – сдай в ГБ, руками зачем махать, позориться? Для этого дела палачи имеются!

– Угу, – пробормотал майор. – В ГБ, значит. А они тебя в дурку на обследование. И оттуда ты с белым билетом на гражданку. Неплохо придумано. Кун тебе в ухо, будешь воевать!

– Кун?

– Ну, кун, кукан, – неуверенно пробормотал майор. – На него рыбу цепляют. У вас так не говорят?

– У нас вообще не так говорят… Так я не в госбезопасности, потому что вам с замполитом лишней мороки не надо? – озадаченно пробормотал Грошев. – Ну вы даете. Это ж то же самое, если б я увидел десант «проникновенцев» и сказал «да ну, это ж в основной корпус бежать, не, неохота, ничего не вижу»! Понятно. Ну, значит, будем воевать. И в принципе уже можно знакомиться, все равно не отвяжешься. Андрей Грошев, Спартачок. Коммунар, основная профессия – страж закона, творческая – театральный режиссер. Индекс социальной значимости сто шестьдесят, двенадцать ген-модификаций. Но они еще не все установились.

– Майор Крыленко, Шкаф, – хмыкнул майор. – Пофигист, профессиональный военный. Творческая профессия – петь люблю, но не умею. Индекс… да кун его знает. Модификаций нет. Но в лоб дам – мало не покажется.

– Пятьдесят, не более, – уверенно определил Грошев. – У меня право на индексацию есть, проходил специальное обучение. Пятьдесят, верняк.

– А это много?

– Ну… минимальный индекс согласия на секс – семьдесят. Ты у нас еще ребенок, майор.

– Не бистди… что значит «индекс согласия на секс»⁈

– Бистди⁈

– Вроде от немецких колонистов пошло, – ухмыльнулся майор. – Бист да – ты здесь, что-то вроде того… но ты не увиливай! Что значит «индекс согласия на секс»⁈

– То и значит, что подумал. Мы, коммунары, не идиоты, чтоб определять возраст человека календарными годами. Самостоятельный, разумный – значит, взрослый. Я индекс семьдесят в тринадцать лет набрал. А некоторые из моего класса – еще раньше. Ну а кто не дорос, тот и в сорок не дорос. Вам, таким вот, размножаться в коммунизме запрещено.

– Ну и… как оно в натуре выглядит? – с любопытством спросил майор.

– Расскажу, – вздохнул Грошев. – Но вообще, майор – ну что за вопросы? Нет чтоб спросить, как наше коммунистическое общество управляется, если государства по сути нет, а ты сразу о бабах! Сразу видно, что индекс пятьдесят!

– А что, коммуняка, машины у вас сохранились или на флаерах летаете? – весело поинтересовался майор. – Как в «Полдне будущего»?

– Флаеры – чушь несусветная, – рассеянно отозвался Грошев. – Они ж не всепогодные. Им любой сильный ветер – смерть. Как и вертолетам, и самолетам. Остались у нас машины. Только их мало. И они на автоматике. Тебе оно зачем? Все равно на Землю-Центр не попадешь. Туда и я не попаду, забросило к демонам… на кун.

– А мне интересно! И ты мне о коммунизме расскажешь! Подробно и с дополнительными вопросами! Можешь прям сейчас начинать.

– Сейчас я маленько занят, эфир смотрю. Да и времени мало, чтоб рассказать. Нам до «ленточки» не больше двух часов ехать, даже если через Аккыз.