Текст книги "Полундра! (СИ)"

Автор книги: Владарг Дельсат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Глава двадцать шестая

Невилл

Я вываливаюсь из вагона, думая о том, что делать дальше. Но тут меня обнимают мягкие руки, и обдает теплом. Что-то во мне отзывается на эти объятия, заставляя меня повернуться. Передо мной стоит женщина, смотрящая с такой лаской, что слова у меня исчезают. Она улыбается, а затем прижимает меня к себе, как будто я… Но сказать я ничего не успеваю.

– Здравствуй, сынок, – произносит эта необыкновенная женщина, снова прижав меня к себе. – Здравствуй, родной. Меня Зиной зовут, но ты…

– Здравствуй, мама, – негромко отвечаю ей я, почувствовав ее родной.

И будто становится неправдой все – война, люди вокруг, я всей душой своей чувствую родного, близкого человека, как-то вдруг потеряв волю к сопротивлению. И тут рядом с мамой появляется и мужчина в форме капитана второго ранга, насколько я читаю новые погоны.

– Здравствуй, сын, – твердо говорит он, но вот затем на меня с криком «Братик!» налетают три девчонки лет десяти от роду.

И я вдруг чувствую себя вернувшимся. Будто и не было войны, а меня встречают мама, папа и сестренки. Нет, я вовсе не забыл любимую и малышку мою, но… Сейчас я ощущаю себя дома, среди своих, отчего хочется мне петь. Меня уводят с перрона, и я сам даже не понимаю, как оказываюсь в обычной русской избе, будучи усаженным за стол.

– Почему я чувствую тебя родной? – спрашиваю я, ожидая объяснения в духе «это магия», но все оказывается проще и сложнее одновременно.

– Мой папа, – произносит новая мама моя. Она вздыхает, продолжив через несколько секунд: – Он был подводником в ту войну. А мама ждала его с задания… И вот однажды он не вернулся…

И тут я понимаю, отчего чувствую ее родной. Это моя дочь. Дождавшаяся папу с войны и назвавшая его сыном, потому что мне очень нужны родные люди, но вот ощущение родного человека объясняется именно так, поэтому я начинаю расспрашивать ее.

Любимая умерла, когда доченьке восемнадцать исполнилось. Девочка очень тяжело перенесла смерть мамы, если бы не появился юный курсант. Вот так и вышло все, но что-то у меня все равно не сходится – им на вид лет тридцать, а прошло-то полвека! Как так?

– Ну, во-первых, мы маги, – объясняет мама. – А во-вторых, волхв позаботился.

И вот тут я слышу историю о том, как позаботились о каждом из нас. Волхв учел абсолютно все, даже тот факт, что мы можем не захотеть расставаться на длительный срок, хотя… Но учтено даже это. Поэтому у каждого есть возможность выбрать, ну а порт-ключи никто не отменял. И я, совершенно непривычный к заботе государства, понимаю – мы в сказке. В той самой сказке, о которой я мечтал, выцеливая фашистов. Вот закончится война, и…

Вот и закончилась моя война. Впереди у меня детство, экзамены, потому что образование у меня-то есть, но оно тридцатых годов, а за столько времени науки вперед шагнули. Потому и светит мне школа. Правда, не только мне, но меня все устраивает, а вот будущее… Если в прошлом меня тянуло в море, то в этой жизни подобной тяги нет. Значит, решу попозже, кем быть. Пока что я хочу просто побыть с семьей, почувствовать себя сыном и братом. По-моему, это правильно.

Викки

Мне радостно видеть, как нас всех встречают. Ребят обнимают, а я жмусь к любимому. И хотя народу не так много, мне кажется – вокруг людское море. Оглянувшись на родителей, замечаю улыбки. Значит, все в порядке, и это хорошо, но что же будет с нами дальше? Я-то ничего не умею, кроме того, чем занималась…

– Здравствуйте, товарищи, – к нам подходит статный военный в новомодных погонах. Едва удержавшись, чтобы не дернуться на «беляка», я прижимаюсь к Колину.

– Здравствуй, Витя, – спокойно произносит папа. – Ты за нами?

– За вами, – кивает тот. – Прошу в машину.

– Нас много, – предупреждает его мой любимый.

– Ничего, – усмехается военный. – Поместимся.

И ведет нас к длинному автомобилю, вызывающему мое удивление – такие я не видела. Сзади у него надпись «Чайка», что мне не говорит ни о чем. Пожав плечами, я доверяюсь командирам, ведь от меня действительно ничего не зависит. Внутри оказывается очень много места, и помещаемся мы все. Военный о чем-то коротко переговаривает с папой, а я чувствую себя так, как будто не было никакой войны, а мы просто из далеких далей домой приехали.

– Сейчас в управление заскочим, – объясняет нам папа. – Нужно отметиться.

– И демобилизоваться, – медленно произносит Колин. – А то мы же…

– Учитывая, что погибли? – хихикаю я, на что он улыбается, целуя меня в кончик носа. – Кстати, а как ребята?

– Потом встретитесь, – хмыкает папа. – Сейчас им не до всего. Вот придут в себя, экзамены опять же, ну и школа, хотя учить вас, скорей всего, надо только разнице.

– Да, – киваю я. – История, науки всякие, ну и география…

– В том числе и нашими стараниями, – смеется любимый. – Так что встретимся в одном классе.

Автомобиль по звуку на эмку совсем не похож, мягко, как-то сыто рычит, унося нас всех с вокзала. Под колеса ложится дорога, а я чувствую себя освобожденной. Может быть, это потому, что я из санбата? Не знаю, но вот воевать совсем не хочется уже, хочется лежать на травке и смотреть в небо.

– Как-то быстро нас отпустило, – замечает Колин, хотя, наверное, пора переходить на местные имена.

– Это еще не отпустило, – сообщает ему военный. – Пляски еще будут, не беспокойся.

– Надо на наши имена переходить, – замечаю я ему. – Мы же дома уже.

– Надо – перейдем, – кивает Колин, – но попозже.

Мне кажется, срабатывает какой-то порт-ключ, потому что мы вдруг оказываемся в большом городе, полном автомобилей самых разных цветов и конфигураций. Я рефлекторно бросаю взгляд в небо, а затем ищу зенитки, которых нет и понимаю – не отпустила война, просто спряталась. Спряталась до поры, но мы справимся, потому что мы дома.

Симус

Выйдя на перрон, я ловлю Катю, и немного ошалеваю. Вокруг меня множество взрослых, обнимающих краснофлотцев, дальше я вижу ошалевшего командира. Таким я его еще никогда не видел, а Луна, свет нашей медицина, плачет уже, не справившись с эмоциями. Тихо вскрикивает Катя, заставляя меня резко развернуться навстречу новой опасности. Но вот именно опасности нет – это я понимаю в тот самый миг, когда двое взрослых обнимают нас. И кажется мне, что жива мамка, да сестры мои…

– Здравствуй, родной, – всхлипывает смутно мне чем-то знакомая женщина. – Здравствуй, доченька.

Теперь и Катенька моя плачет, потому что столько нежности в этом голосе, что и перенести трудно. Но я отчего-то чувствую женщину родной, близкой, необыкновенной. А мужчина – просто надежный. Подняв голову, я ловлю взгляд командира, мне сразу же кивнувшего и расслабляюсь, а родные, близкие – я чувствую – они близкие мне люди, обнимают меня и Катю, уводя куда-то.

– Твоих родных сожгли фашисты проклятые, – вздыхает женщина лет сорока на вид. – Помнишь Лидочку? Ее подобрали партизаны, уж неизвестно, как я выжить смогла…

И тут я понимаю – это сестренка моя младшая, полгода ей было или около того. Она сумела выжить, встретив, наконец, меня с войны. Действительно, почему я тогда о самой младшей не подумал? Сейчас уже не скажешь, но факт есть факт, Лида выжила и мы теперь точно не одни.

– Я буду тебе мамой, Сережа, – ласково произносит она. – Ведь ты отомстил за нас всех. Примешь меня?

– Глупый вопрос, Лида, – улыбаюсь я. – Ты – все, что у нас есть.

– Ну я у вас тоже есть, – твердо произносит, видимо, папа. – И вся наша страна. Так что…

Я понимаю, что он хочет сказать, кивнув, а новообретенные родные ведут нас к избе. Обычная такая деревянная изба, сруб деревенский. И вот, когда мы входим внутрь, там уже и Танечка обнаруживается. Она сидит за столом, очень ласково улыбаясь, и я понимаю – тут какая-то тайна. Впрочем, сначала мы рассаживаемся, и только потом Катенька моя готовится расспрашивать Таню, но та останавливает свою маму жестом, вздохнув.

– Мама, я… – как будто вернувшись в прошлое, она задумывается, явно опасаясь задать вопрос.

– Ты наша с Гермионой дочь, – обнимает ее Катя, погладив по голове, как маленькую.

– Это ура! – радуется Таня, совсем непохожая сейчас на офицера, оно и понятно – с мамой она сидит, как не понять. – Значит так… Родителей, кого нашли, всех омолодили, а вам реабилитация нужна. Поэтому будет отдых, потом экзамены и школа. Обычная школа, – уточняет она. – Там сами решите.

– Это точно ура, – оглашается с ней Катя, ставшая с дочкой серьезной, да и страх растерявшая. – Тогда давай поедим, а там и поговорим, раз уж реабилитация.

Уже после еды выхожу я на крыльцо и вдруг понимаю – закончилось все, а я просто пацан, а не партизан. Мне и лет-то немного совсем, а вокруг мир. Мир! Господи, как мы мечтали о том времени, когда война закончится… Мир… Нет ни канонады, ни фрицев, ни других врагов, мы на своей земле, а вокруг запах луга, а не сгоревшего пороха. Мир…

Гермиона

Мой милый до сих пор в шоке, но папа берет всю ситуацию в свои руки, быстро и внятно объяснив нам обоим, что война закончилась, а нам надо отдохнуть. Нам действительно это очень надо, я чувствую, но сначала надо у командира отпроситься. Оглянувшись на Рона, понимаю, что ему очень долго не до нас будет, а так как родные появились у всех, то и нечего долго раздумывать.

– И что сейчас? – интересуюсь я у папы, борясь с грустными мыслями.

– Сейчас мы поедем туда, куда зовет вас сердце, – улыбается он, показывая рукой на…

– Эмку, на которую сели, напоминает, – выдает мой милый, заставив родителей рассмеяться.

– Садитесь, дети, – ласково произносит мама.

Я предполагаю, куда нас отвезут, да и любимый это понимает. И ему, и мне это действительно надо – побывать на могилах. Поговорить в последний раз, проститься… нам это очень сильно надо, тут родители правы, поэтому я усаживаюсь в странно выглядящий автомобиль, затем сорвавшийся с места.

– Миона, – зовет меня папа, а я думаю, что пора возвращаться к нашим именам. – Мы сейчас переместимся. Сначала к твоим, а потом…

– Да, папа, – киваю я, думая о том, как странно будут смотреться двое подростков в летной форме командиров и при оружии.

Оказывается, папа все предусмотрел. Встреченные нами у входа на кладбище милиционеры просто приветствуют, получая такое же приветствие от нас с Гарри, а мама тихо рассказывает нам обоим, что останки наших близких были перевезены на это кладбище и похоронены рядом. Вот мы идем за нынешними родителями, остановившись затем у двух каменных плит. На одной изображение в камне мамы и папы, а на второй – семья моего любимого. Некоторое время я просто смотрю, а потом чуть ли не падаю на могильную плиту, залившись слезами. Мне больно! Больно! Ведь это мамочка! И папочка! Почему, ну почему они погибли?!

– Миона, нам дали право вызова, – негромко произносит папа, когда я чуть успокаиваюсь в руках моего любимого Героя.

И тут над плитой поднимаются две тени. Я понимаю – нашим нынешним родителям выдали артефакт, позволяющий призвать души из-за грани на короткий срок. Очень короткий, но хотя бы попрощаться нам дадут. И за это я очень благодарна Грейнджерам, сотворивших для меня настоящее чудо.

– Доченька, я горжусь тобой, – говорит мне тень мамы. – Слушай своих новых родителей и береги себя.

От этих маминых слов я снова плачу, особенно когда она благословляет нас с любимым. И папа тоже. Но вот затем приходит очередь любимого и я понимаю. Я все-все понимаю, держа в руках вздрагивающее тело самого близкого на свете человека. Родители действительно сотворили чудо. Самое настоящее, волшебное чудо, отличающееся от палочкомашества.

– Спасибо вам, – говорим мы, кажется, хором.

– Вы наши дети, – слышим в ответ.

Да, нам предстоит новая жизнь, но вокруг мир! Нет фрицев, нет вылетов, не стремятся нас убить поганые фашисты. Все позади, закончилось и теперь мы должны, просто обязаны – жить. За всех, кто не добрался до этого дня – жить! И мы будем, клянусь! Мы будем счастливы назло всем тем, кто мечтает видеть наши слезы!

Рон

– Видишь, родная, сбылась-таки мечта, – говорю я Луне, когда мы все оказываемся в простой русской избе. – Без гембеля поедем в Одессу-маму, пройдемся по Молдаванке…

– А что мы там делать будем? – спрашивает меня любимая, поглаживая присмиревшего ребенка.

– Таки шо, мы не люди? – реагирует наша мама. – Школа будет, если сыночка может не сделать всем бледный вид.

Я всем сердцем чувствую – это мама. Не та, что была, а та, что снилась мне в юности. А рядом и папа сидит, настоящий. Он смотрит на меня твердым взглядом и мне впервые с младенчества хочется расплакаться, потому что я чувствую себя дома. Кажется, выйду за дверь и услышу шепот моря, омывающего камни, почувствую родной запах… Мы дома. И милая моя это тоже чувствует, а доченька улыбается во всю ширь, радуясь тому, что войны больше нет.

– Сына у нас герой настоящий, – улыбается мама. – Одессу сберег в самые первые дни.

Ребят я распустил, они в большинстве своем хотят в Одессу, к командиру поближе, значит, разведка наша с пилотами уже умотали, а я себя сейчас спокойно чувствую. И говор мамин – одесский, настоящий, и еда – знакомая, хоть и полузабытая. Поэтому я рассказываю родителям своим о себе и о Лунушке моей волшебной, хотя уже можно переходить на родные имена, я так считаю.

– И тут он кидает брови на лоб, и принимается мне скумбрию за камбалу давать, – продолжаю я свой рассказ, при этом родители улыбаются.

– Амс либе, – вздыхает папа.

– Это «настоящая любовь» на идише, – объясняю я не понявшей любимой. – Папа констатирует факт.

– А папа не будет делать погоду*? – интересуется у меня она, на что смеются все.

– Папа у нас не два придурка в три ряда**, чахотку делать*** не будет, – качает мама головой. – Давайте-ка, навалитесь, не зря же мама столько наготовила?

Очень скоро мы поедем в родную Одессу, там нас проверят на предмет знаний, и потом мы-таки отправимся в школу, доучивать изменившееся, ну а там… Там посмотрим, хотя в море хочется, конечно. Соскучился я по морю, честно говоря, ну да будет у нас все. Раз дома мы, родители есть – точно все будет, зуб даю.

Я, конечно, представляю, что адаптироваться нам может быть непросто, но что-то мнится мне, хорошо напоенная нами Смерть об этом тоже позаботилась. Так что можно просто жить… Вот милой моей может быть непросто – привыкла она уже к операциям при свечах, к взрывам и тревогам, но, думаю, у товарищей средство и для этого должно быть. Так что…

Мама рассказывает нам о доме нашем, дворике, соседях, о том, как она рада, что мы вернулись к ней с войны и кажется мне в этот момент, что она была всегда, а все другое – лишь сон. И так мне хочется в это поверить, просто слов нет.

– Мама, я писать хочу, – громко сообщает малышка, на что Лунушка моя просто кивает головой, сразу же переключившись на ребенка.

Туалет тут должен быть на улице, но дом оказывается магическим, поэтому удобства обнаруживаются внутри. А я, проходя по комнате, рефлекторно бросаю взгляд в окно, осознавая затем – полностью пока не отпустило, но отпустит обязательно, ведь мы победили. Мы слышали приказ, видели свою победу, и пусть на куски разлетелся не Рейхстаг, но у нас был свой кусочек Победы. Так что отпустит, ведь надо привыкать к миру.

Тринадцатая

Мы гуляем с Мией, а она мне рассказывает про демиурга Риана, которому моя слава покоя не дает. Вот бяка, а? Ну вот, он, оказывается, не ту тетю Смерть позвал, из другого мира выдернув, ей было некомфортно, поэтому она все решила по-своему. Я хихикаю, потому что нельзя же Смерть из другого мира, кто знает, чем закончится? Можно и по попе получить, а по попе я не люблю.

И вдруг я вижу шарик, который белый-белый, но еще разными цветами переливается. Я таких никогда не видела, потому тяну наставницу к нему – любопытно же! А Мия, кажется, знает, что это за мир, но мне е тоже интересно!

И вот шарик этот крутится, а внутри все странное – там бяк нет совсем! Правда, магической Британии тоже нет на обычном месте, поэтому я начинаю крутить историю мира. Ой, тетя Смерть какая-то не такая…

– Это тот самый мир? – спрашиваю я наставницу.

– Да, чудо мое, – кивает она, погладив меня по голове.

«Чудо мое» – значит, что я еще не успела нашалить, или успела, но не поймали. Значит, это тот самый мир, в котором Риан ошибся, но попе не получил. И я разглядываю историю. Выходит, он взял души из другого мира, пересадил в немагических здесь, а когда их поубивали, решил дальше играть. Но так нельзя, нечестно получается, они же не знали ничего… А нет, у них какая-то память была… Ой!

– Мия! Мия! Смотри, как они Дамби разбякнули! – показываю я пальцем в проекцию. – Просто пуф и все!

– Да, на оружие немагов он не рассчитывал, – кивает она, заглядывая туда же, куда смотрю и я.

– Значит, так тоже можно… – я запоминаю, потому что миров с неразбякнутыми Дамби еще видимо-невидимо.

– Вот как они поступили, – показывает мне Мия, и тут я удивляюсь. Что так можно, я и не знала даже.

Получается, тут разбякивать больше некого, но вот ставшие детьми… Они же все равно еще на войне…

– Мия, а как их из войны вытащить? – интересуюсь я у наставницы.

Она потирает попу, смотрит по сторонам и щелкает пальцами. Это значит, что Мия нашалила, поэтому надо быстро убегать, поэтому я хватаю ее за руку и утягиваю к другому шарику, который почему-то зеленый. Таких я еще не видела, отчего мне очень интересно становится, да и Мия тоже смотрит внимательно внутрь, а это значит, что нас не поймали.

Мия у меня самая лучшая наставница, вот! А как в том мире всех разбякали, я запомнила, поэтому… хи-хи-хи…

–

* Устанавливать свои правила (одес жарг)

** Очень глупый человек (одес жарг)

*** морочить голову

Эпилог

Иногда бывает так, что одна встреча меняет уже кем-то написанную историю. Встретившийся демиургу мир, долженствующий отразить героическую историю борьбы добра со злом в понимании отдельных его представителей, из-за одной ошибки полностью переменился. И хотя Риан понял уже свою ошибку, но менять что-либо стало поздно. Души, пришедшие в мир, магов Британии принимали врагами, и те не разочаровали юных воинов, вот только что пришедших из страшной войны. Лишь чудом не уничтожив вообще всех, юные воины решили проблему власти по-своему, вернувшись домой и обретя близких.

Разумеется, люди и маги в высоких кабинетах удивились, ибо Смерть, споившая вообще весь пантеон, поражала воображение. Но при этом молодые люди оставались формальными владельцами и древнего замка, и бывшей уже британии, как думали в высоких кабинетах. Однако, выяснилось, что это не совсем так.

– Как так «подарили»? – удивился седой генерал, выслушивая доклад своего заместителя.

– Вот так, просто подарили, причем не человеку, а стране, – объяснил тот, даже не желая задумываться о том, как это стало технически возможно.

В ответ генерал выразился исключительно непечатно, после чего отправившись в Кремль, ибо подобного не случалось никогда. В Кремле же проблему не видели, предложив наградить всех воинов по максимуму, в связи с чем могла возникнуть проблема, ибо один их них был уже дважды Героем.

– В таком случае можем учредить новый орден, – пожал плечами обитатель самого высокого кабинета. – Возражения?

Возражений, разумеется, не последовало. Последовали идеи – надо было разобраться с внешним видом, со статутом, правильно все оформить до награждения… ну, положим, с названием проблемы не возникло, когда товарищи вспомнили, из какого времени пришли воины. С внешним видом, пожалуй, тоже, а вот статут…

Статут оказался совершенной головной болью, но затем решили прописать именно особые заслуги, поэтому в результате получился, пожалуй, самый запутанный статут из всех существовавших. Не откладывая вопрос в долгий ящик, вышла статья в «Правде», а вот затем юных воинов начали собирать, посылая им приглашения фельдъегерским способом, отчего родители, бывало, впадали в кратковременный ступор.

Но командиры, конечно, что-то подобное предполагали, поэтому все встретились на вокзале, чтобы забить собой два специально посланных за ними автобуса. Юных героев, боевой путь которых на той войне, и в этом уже времени, рассказывали с голубых экранов, готовилась увидеть вся страна. Товарищи из политуправления посчитали этот повод очень хорошим и решающим многие проблемы. А краснофлотцы и командиры сказали «слушаюсь», поэтому все так и случилось.

Пока ехали, бойцы рассказывали своему командиру, как они устроились, об экзаменах еще, у кого уже были, и тот, кто когда-то был Роном, понимал – все закончилось. Это было хорошей новостью, как и внезапно отпустившая их всех война. Это, кстати, по мнению врачей, оказалось большим сюрпризом, потому что так быть не должно, но оно было, а спорить с тем, что видели их глаза, доктора не умели.

Автобусы остановились на площади, их них высыпали одетые краснофлотцами, пилотами, медиками юноши и девушки, несколько удивив гуляющих граждан. Молодые люди споро построились, хоть и были без оружия. Тот, кто был когда-то Роном Уизли, а теперь оказался Семеном, внимательно оглядел строй и резко поднял руку сжатую в кулак.

– Рот фронт! – выдохнул он.

– Рот фронт! – ответил ему строй ровно таким же, не использовавшимся очень давно уже жестом.

– Отря-я-яд, напра-во! – скомандовал Семен, затем командуя начать движение, а люди на площади очень удивленно смотрели на четко идущих к воротам молодых людей лет пятнадцати на вид.

Возле часовых и контрольного поста обнаружилась улыбчивая Таня в парадной форме, поэтому юных ветеранов только поприветствовали, хотя часовой впервые в жизни видел мальчишку с двумя звездами Героя на груди. Это было очень… необыкновенно, можно сказать.

Таня помогла Семену направить отряд в Георгиевский зал, где традиционно и проводились такие мероприятия. Здесь им предстояло встретиться с руководством страны и получить новенький орден. В общем, как-то так себе товарищ капитан-лейтенант представлял процедуру, уговариваясь с ребятами после награждения куда-нибудь сходить, посидеть. Но руководство страны приготовило еще один сюрприз, собирая однополчан юных героев, поэтому после награждения их ждал стол, много друзей, еще только готовящихся узнать в юных ребятах своих боевых друзей.

В довольно красивый зал, знакомый по газетным вырезкам, вошли члены правительства людей и магов, после чего началось награждение, которого Семен не запомнил. Он был в некотором удивлении от того, каким орденом его наградили, ну и ото всей процедуры, а вот после… Спустя положенное время, молодых людей привыкавших к новым названиям званий, отвели в сторону внутреннего сквера, где уже дымил мангал и сидели постаревшие друзья.

– Сашка? – удивился Гарри, внимательно разглядывая сидевшего в форме офицера ВВС пожилого мужчина. – Сашка! Живой!

Он налетел на того, принявшись расспрашивать, а ветеран как-то вдруг понял, кто перед ним. Именно так и начались посиделки, на которых как-то вдруг оказалась вызванная Семеном Смерть, отчего посматривающим безопасникам как-то резко стало не по себе, а выглядевшая молодой девчонкой Великая Сила пила со всеми, откровенно радуясь этому. Пожалуй, праздник удался.

***

Строй одетых в школьную форму подростков стоял перед зданием школы. Вполне обычная школа принимала в себя сегодня расширенный класс новеньких, ибо дирекция, да и соответствующие специалисты посчитали неправильным их раскидывать по классам. По крайней мере, первые полгода. Семена спросить уважаемые специалисты не потрудились, поэтому отряд готовился к школе, как к бою.

– Направо! – скомандовал товарищ капитан-лейтенант, на груди которого сверкал новенький орден Сталина. – В класс шагом… Арш!

И ставшие школьниками краснофлотцы, пилоты да санбат двинулись учиться. Их ждали два года довольно интенсивной учебы, по крайней мере, на первый взгляд. Вошедшая в класс молоденькая учительница впала в ступор – таких детей она себе не представляла. Смирно сидящие в абсолютной тишине мальчики и девочки внимательно смотрели на нее, а вот из глаз их глядели умудренные опытом люди.

– Товарищи, а зачем вам в школу? – тихо поинтересовалась учительница, которую еще назвали больше Лидочкой, чем Лидией Владимировной.

– Приказ, – спокойно ответил Семен.

– Приказ… – вздохнула она. – Знаете что, товарищи, пойдемте-ка со мной.

– Отряд, смирно! – услышала Лида, тяжело вздохнув. Она была права.

Хоть и выглядевшие совсем мальчишками и девчонками, воины еще не стали детьми, оставаясь воинами. Им нужно было совсем не сюда, и девушка очень хорошо понимала это, двинувшись с классом к Вечному Огню.

В дороге Лида рассказывала о деревьях, листочках, видя, тем не менее, что ее слова не воспринимают. За ней шел строй. Четко, как в походе, шел строй еще остававшихся военными детей. И милиционеры, встреченные по пути, также видели это, приветствуя ветеранов. Сжав в руке артефакт вызова, Лида думала об этих героях, понимая, тем не менее, что на этот раз психологи ничего не поняли.

И когда строй застыл у вечного огня, появился, наконец, тот, кого она вызывала. Оглядев замерший строй, волхв вздохнул, все поняв без слов. Он смотрел на молодых людей, отлично осознавая, зачем вызвали именно его, а юная совсем девушка, со слезами на глазах благодарила воинов за то, что они сделали. Она говорила именно о них, и обо всех тех, кто принес Победу на эту землю, отчего воины начали оттаивать, давая волю эмоциям.

– И что теперь? – негромко поинтересовался Семен.

– Теперь вы будете познавать мир, – негромко проговорил волхв. – Ибо не школа вам нужна, а покой внутри себя.

– А школа? – удивилась Гермиона, вернувшая себе свое имя. – Учиться же?

– У вас будет другая школа, – покачал головой мудрый старик. – Идем со мной.

И школа действительно стала другой – на лесной поляне, сидя на траве, воины учились слышать пенье птиц, понимать журчание ручейка, позволяя шуму леса обнять себя. Они учились не прислушиваться ко звукам, и не реагировать выбросом адреналина на любую кажущуюся угрозу. Демиурги не смогли излечить души их полностью, но волхв верил – родная земля сможет. И стало так.

Прошло немного времени, и подростки гурьбой вошли в свои новые классы. Они улыбались, делились впечатлениями, знакомились с одноклассниками. Почувствовав себя живыми, нужными, они стали подростками, отпустив себя. А Лида смотрела на своих учеников, улыбаясь им, и встречая такие же улыбки. Вот не приготовить уроки для воинов было немыслимым, но это стало уже самой маленькой проблемой.

Проходили годы, радовались родители успехам своих детей, будучи твердо уверенными в том, что страшная война более не вернется на эту землю. Была и любовь, были и радости, были и горести, но все же они стали счастливы. Просто счастливы, получив все то, о чем мечтали в окопах, продуваемых всеми ветрами палатках санбата, лежа под крылом самолета… Они получили свой мир, свой покой, ибо как никто другой заслужили его.

***

– И все же, почему так? – поинтересовалась Мия у Смерти, выглядевшей вполне трезвой и спокойной.

– Риан сделал ошибку, – объяснила ей Смерть. – Но при том же, он ее не делал, ибо если бы они вернулись в тот мир…

И встали картины почти полного уничтожения магов Британии, как «проклятых фрицев». Смерть была права и наставница юных демиуржек очень хорошо понимала это – воины разбираться бы не стали. За все, что они пережили, за всех, кого похоронили – просто не стали бы разбираться и все. И магическая Британия, а за ней и весь магический мир просто перестали бы существовать, потому что вести за собой эти люди умели.

– А почему именно пьяная Смерть? – спросила Мия.

– Во-первых, отдых, – начала объяснять ей женщина в черном. – Во-вторых, снобы эти трезвенькие, а, в-третьих, мы с Макошью поспорили.

– Понятно, – кивнула наставница демиуржек, радуясь тому факту, что Тринадцатая давно спит. – И теперь?

– А что теперь? – удивилась Смерть. – Мир стабилен, ну а то, что творец Роулинг себе его совсем иначе представляла, так это ее подробности. Миров-то вона сколько еще!

– Это правда, – Мия готова была уже проститься с Великой Силой, понимая, что все случилось только потому, что один юный демиург неизвестно как сдал зачет на допуск к мирам, а две Великие Силы захотели просто отдохнуть. Но взамен…

Взамен получился стабильный мир, которому уже не угрожала война всех со всеми. Получили свою счастливую жизнь дети, ставшие настоящими воинами, а не послушными куклами в руках убийцы. Разве этого мало?

– Ой, Мия, Мия! А что это? – раздался вдруг хорошо известный наставнице демиуржек голос.

Нет, это была не известная во всех мирах Тринадцатая, сейчас уже действительно крепко спавшая, а ее подруга Лия. Она показывала пальцем на проекцию мира, ведя себя совершенно также, как и маленькие дети. Видимо, впервые увидев, как выглядит подобное, Лия вопросительно смотрела в глаза подруге.

– Это, Лия, конец сказки, – мягко произнесла Мия. – Теперь они будут просто жить.

– Конец сказки… – прошептала ее юная подруга, разглядывая переливавшуюся всеми цветами проекцию обретшего стабильность мира.

И это действительно оказался именно конец сказки.