Текст книги "Полундра! (СИ)"

Автор книги: Владарг Дельсат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Пролог III

Остались позади попытки поймать того, кто не убегал, потому что Сириус Блэк в стране отсутствовал и найти его было той еще задачей. Остались позади и выцыганенные у министерства пятеро дементоров, на которых тренировался почти весь факультет. Лето перед четвертым курсом наступило неожиданно и ознаменовалось оно помолвкой. Гарри наконец прислушался к Рону, а Гермиона была уже давно готова, поэтому оба отправились к мистеру Лавгуду.

– Предназначенные души, – задумчиво произнес Ксено, проморгавшись. – Очень интересно.

– Что это такое? – задалась вопросом Гермиона.

– Это легенда, девочка, – грустно ответил ей мистер Лавгуд. – Легенда о тех, кто связан самой Судьбой…

Из рассказа понятно было, что разлучать Предназначенных очень плохо, а после помолвки на них не действуют большая часть чар и зелий. Новость была сочтена Гермионой хорошей, потому что лето они теперь могли провести с Гарри и вовсе не у Дурслей… А к своим родителям возвращаться мисс Грейнджер не хотела. То, что они заколдованы, девочка поняла, но ничего с этим сделать не могла, а родители вели себя холодно и очень жестко. Учитывая, что теперь они совершенно не стеснялись применять меры устрашения… Гермиона любила маму и папу, но предпочитала это теперь делать на расстоянии.

Впереди ожидался финал Чемпионата по Квиддичу. Рон сделал то, что считал правильным, но впоследствии об этом жалел – пригласил тех магглокровок, которые не могли прийти по тем или иным причинам, тем самым собрав почти три курса Гриффиндора на поле. Рону не могло и в голову прийти, что именно случится, именно поэтому он совершил этот благородный, в своем понимании, поступок.

– Соберемся с нашими, поговорим, – мечтательно заметил он Луне.

– Ага, – радостно согласилась она.

Мисс Лавгуд очень нравилось находиться с Роном, а где и как, никакой роли не играло. Ксено тоже отправился на Чемпионат, как и множество других магов. Семья Уизли о нем по какой-то причине почти не вспоминала, хотя и карательных мер по отношению к Джинни не случилось. Рон недоумевал: неужели причиной этому стал тот самый универсальный нейтрализатор, щедро вылитый в кашу? Но тогда получалось, что под контролем у Дамблдора были совершенно все взрослые, а это исключало их участие вообще в чем-либо.

– Забрать бы Луну и убежать подальше, – признался Рон своему будущему тестю. – Хоть в другую страну.

– После четвертого курса, – лаконично ответил тот, заставив подростка улыбнуться. – Но предчувствие и у меня так себе… Вот что, держитесь вместе на турнире.

– Хорошо, – кивнул Рон, вздохнув.

В общем он и так собирался держаться вместе со всеми, потому что юношу мучило предчувствие. И оно его, надо сказать, не обмануло, хотя в тот момент он думал только о возможной опасности для Луны, все остальные его интересовали постольку поскольку. Но юноша понимал, что в случае любых проблем толпой будет проще, чем по одному. Протего и Инфламаре они выучили все, потому как дементоры оказались неплохими инструкторами. Несмотря ни на что, огонь тварям не нравился, а щит мог ненадолго задержать, что и позволило добиться какой-то слаженности в защите и нападении.

На турнир прибывали небольшими группами. Чистокровные и полукровки сами, магглорожденных забрал автобус, благо билеты у них стараниями Рона были. Гермиона и Гарри, которых, как ни странно, никто не хватился, прибыли вместе с юношей. Вообще, для Рона многое было странно – и забывчивость в отношении него, и спокойное отношение к Гермионе рядом с Гарри, и даже то, что оказавшаяся у Хаффлов сестренка не дождалась вообще никаких карательных мер. Возможно, дело было еще в том, что сам Рон обвинил в произошедшем отца – дескать, забили ребенка – но так себе оказалось объяснение, ибо для Артура, как и для Молли, существовало только два мнения: их и неправильное. Именно поэтому странности и наблюдались.

– Ребята, расселяемся компактно, – предложил Рон, на что все согласились.

Несмотря на нейтрализаторы, думать гриффиндорцы не любили, а задумка Рона для многих из них была веселой игрой, даже учитывая четырнадцатилетний возраст. О смерти они не думали, как и об опасности. В общем-то, Рональда такой подход устраивал. Что ему категорически не нравилось, так это отсутствие слизеринцев, причем всех и именно школьников, а вот взрослых было полно. Это уже наводило на нехорошие мысли.

Начало финала ознаменовалось позором Британии в лице Министра, пожелавшего связать пару слов на болгарском языке, но открывшего явно не тот словарь. Затем сама игра была довольно увлекательной, но странные шевеления на дальнем от гриффиндорцев конце стадиона несколько насторожили Рона, а вместе с финальным сигналом прозвучал взрыв. Сильный удар разметал и обрушил трибуны, а затем магов обуял дикий ужас.

– Всем собраться, мы должны защитить людей! – проявил гриффиндорскую храбрость Рон.

Построение факультета больше напоминало кучку, чем что-то адекватное, потому школьники друг другу сильно мешали, и это сказалось на обороноспособности. Тем не менее «подлого врага» они встретили всей толпой, а представители понятно кого, не ожидая слаженного Инфламаре в морду, несколько обиделись, попытавшись сначала школяров проредить, а потом уже ударив всерьез.

Бой стал уже очень непростым, но вот взрослые маги куда-то исчезли, кроме продолжавшего биться вместе с ребятами Ксено. Тут наконец у наемников из Лютного под предводительством Пожирателей сдали нервы, отчего в ход пошли очень мощные площадные заклинания, лишив школьников всяких шансов на выживание. Последним, что запомнил Рон, был отчаянный крик Луны. Он буквально моргнул, когда все переменилось – показался призрачный, будто выцветший, вокзал, на котором обнимались гриффиндорцы, радуясь тому, что живы.

***

Риан демиургом был молодым, поэтому на сигнал мира о массовой гибели основных героев отреагировал даже быстрее Великих Сил. Это было совсем не по плану. И, главное, он не мог понять – в чем дело? Рыжий герой получил и советчика, и тепло, и даже незаметность, ведь его действия игнорировались не просто так. Тем не менее что-то произошло, отчего он не только погиб сам, так еще и утащил за собой тучу детей, за что Риану могли дать по попе – такие смерти даром для мира не проходят.

Демиург тяжело вздохнул и принялся просматривать историю мира, сразу же увидев объединившихся против детей врагов. Но само это проблемой еще два года как минимум быть не должно, однако стало. Итак… Герой собрал команду, и на Турнире они вступили в бой, первый серьезный бой ничего не умеющих детей против опытного противника. Вместо того, чтобы убежать… Пожалуй, это и стало самой большой проблемой. Но единовременная смерть и Предназначенных, и личностей, ставших точками фокуса мира, привела к неисправимым последствиям – мир схлопнулся.

А на призрачном вокзале за толпой подростков наблюдал мужчина в черном, думая, что теперь делать, так как проекция мира стала темной, ничего более не демонстрируя. Появившегося демиурга он заметил, но промолчал, потому что ситуация не решалась совершенно никак.

– Свободен, – кивнул местной Смерти Риан. – Дальше я сам.

– Ну, смотри… – хмыкнул Смерть, исчезая.

Демиург вздохнул. Мускулюс глютеус уже очень активно намекал, но решать надо было, благо миров Поттерианы существовало много, как грязи в Косом переулке, поэтически говоря. Именно поэтому выход был, но для начала надо было дать шанс душам выжить в их следующем приключении, поэтому Риан щелкнул пальцами, привлекая внимание и одновременно вызывая Смерть, но уже другую.

– Чего у вас тут? – поинтересовалась женщина в черном одеянии, шумно отхлебнув из фляжки.

– Детей угрохали, – лаконично объяснил демиург. – Неопытные, в первом бою. Надо им опыта дать, чтобы в следующий раз…

– Ага… – кивнула Смерть. – Отряд Гриффиндора со смелостью, безрассудностью и без мозгов. И ты хочешь прорастить мозг?

– Где-то так, да, – кивнул Риан. – Возьмешься?

– Да фигня вопрос! – ответила она ему, слегка покачиваясь. – Речугу толкать будешь?

– Что? – не понял в первый момент демиург, но затем до него дошло. – А… Да, сейчас.

– Ну ты пока толкай, а я здоровьичко поправлю, – прокомментировала Смерть, открывая флягу.

Гриффиндорцы увидели молодого человека в очень необычной одежде, больше всего напомнившей магглорожденным космический скафандр, как его изображали в фильмах. Незнакомец скептически посмотрел на них и вздохнул.

– Меня зовут Риан, я демиург, – произнес он.

– Здравствуй, Риан, – хором произнесли бывшие уже школьники.

– Вы храбро дрались, но делали это неумело, – сообщил им Риан. – Поэтому я решил, что вам стоит научиться воевать. Вот эта тетенька решит вашу проблему.

– Какую проблему? – не понял Рон.

– Будете учиться ненавидеть, сражаться и рвать зубами, – пояснила ему женщина в черном. – А как научитесь, так и назад вернетесь…

– Но мы же умерли? – не поняла Гермиона, только что рыдавшая в Гарриных руках.

– И кого это волнует? – вопросом на вопрос ответила Смерть, отхлебывая из фляги. – О! Я придумала! Будете русскими!

Чему так обрадовалась женщина, Рон поначалу не понял, потому как с русскими ранее не встречался. Луна загадочно улыбалась, Гермиона пыталась привести разум в соображательное состояние, а Гарри было все равно, где геройствовать. Ему хотелось защищать, а научить этому как раз обещали. Остальные грифы пытались осознать сказанное, на команду непохожее, и не могли.

– Ну что, готовы? – поинтересовалась женщина в черном. – Тогда полетели… Или как там было? О! Поехали!

Слово оказалось магическим, ибо все перед глазами гриффиндорцев померкло, а спустя мгновение они стали совершенно другими.

Глава первая

Рон

Родился я незнамо где, но судьба занесла меня с маман в Одессу. Мог бы стать беспризорником, но стал моряком. Папаша исчез где-то на просторах Гражданской, я же как-то вдруг оказался сначала на шаланде какой-то, потом уже и юнгой взяли. А что делать? Кушать-то надо. Ну и школа получилась русская, потому что с идишем у меня не сложилось.

И тут, значит, комсомол объявляет о наборе в мореходку. Мама была сильно против, но я уже взрослый, потому дернулся в комитет, значит. В комсомол-то я чуть пораньше вступил, по нынешним временам это очень правильно, хотя идейным… Не идейный я, но говорить могу много и правильно.

– Вам к кому, товарищ? – спрашивает меня парень, чуть постарше меня. Чуть не ответил привычно в рифму, но сдержался, мало ли кто он тут…

– Я насчет морского училища узнать, – говорю ему. – Сам-то уже и юнгой отходил, нравится мне это дело, да и…

– Очень интересно, – кивает этот парень, приглашая меня с собой.

– Мы окружены врагами… – начинаю я и задвигаю речугу, причем постепенно начинаю говорить громче, чтобы он подумал, что я распаляюсь.

Тут обнаруживаю, что стоим мы в какой-то приемной, а вокруг множество командиров, и я тут речь толкаю о необходимости защиты любимой страны. А кто это сделает, если не армия и флот? Ну и дальше почесал, как по писаному, а парень все кивает, по сторонам посматривая. И тут из-за стола встает явно большой начальник, делая шаг ко мне.

– Хороший парень, наш человек, – произносит он. – А ну-ка, ты в училище хочешь?

– А как же! – отвечаю ему, стараясь говорить чисто и четко. – Флоту нужны грамотные командиры!

– Молодец, – кивает он. – Товарищ Вершинин, – окликает начальник парня этого. – Я его забираю.

– Отлично, – кивает тот, а потом мне удачи желает.

Ну, можно сказать, с этого момента и наступает моя теперешняя жизнь. Начальник оказывается контр-адмиралом, поди пойми, что это такое, он приказывает кому-то записать меня в училище и отпускает – с матерью попрощаться. Училище-то в Севастополе, но мы поедем не поездом, с утра нас «Парижская Коммуна» заберет, так что по воде пойдем, как заправские моряки. Хорошо же? Вот и я так думаю.

Форму, кстати, выдадут уже на корабле, а пока в гражданском рассекаю, но уже с предписанием в кармане. Оно и к лучшему – меньше патрулей цепляться будет. Добегаю я до дома, думая – как маман-то воспримет? А она занята, хахаля нового кадрит да борщом кормит. Ну и ладно, все не одна будет, значит, можно и не сомневаться.

Ночь я сплю как убитый, а утром до маман доходит, и начинаются причитания, как по покойнику. Ну да не в первый раз, маман моя любит это дело – поорать, пореветь, лучше на публику, да только не действует это на меня больше. Потому, расцеловав на прощанье мать, бегу в сторону Морпорта. На корабль опаздывать нельзя. Все-таки выйти в командиры – это путевка в жизнь, шанс-то неплохой. Вот я и спешу туда, где меня будущее ждет. Кто знает, каким оно будет, но всяко лучше, чем босяком по улицам рассекать.

Луна

Тревожит меня что-то, сильно тревожит, а что, не пойму. Папочка у меня в армии комбригом служит, мамочка тоже где-то там, в армии. А я, вспоминая свое детство, думаю идти в медицинский. Нравится мне людям помогать, так что дорога мне точно в Москву. И вот тут случается странность: документы у меня на другую фамилию оказываются, что меня удивляет, конечно.

– Это чтобы мне поблажек не делали? – удивляюсь я.

– Да, доченька, – гладит меня по голове мама.

Наверное, она что-то чувствует, но что именно, я не знаю. Мамочка, кстати, горячо поддерживает мое желание учиться в Москве, а я раздумываю о том, какую специальность выбрать. Распрощавшись с родителями, размышляю об этом всю ночь, пока еду, да и потом в самой столице все никак решить не могу, потому что доктора бывают разные. И вот в таком раздрае я вхожу в красивую дверь Второго меда. Оглядевшись в поисках направления, куда сдать документы, вижу высокого военного. Ну, в его петлицах я отлично разбираюсь и эмблемы вижу, потому обращаюсь по уставу:

– Товарищ военврач первого ранга! – привлекаю я его внимание, а потому прошу разрешения обратиться, ну и вопрос высказываю.

– Вы на какой факультет поступать решили? – между делом спрашивает он меня, ставя в тупик.

Оказывается, выбор у меня между детьми, взрослыми и военными, а специализация потом будет. Видя, что я колеблюсь, товарищ командир меня провожает до приемной комиссии, при этом мягко уговаривая, а я понимаю – он прав. Случись что, я хоть родителям помочь смогу, поэтому, протягивая документы пожилому мужчине, высказываюсь о военном факультете.

Наверное, это правильное решение, тем более что мама в ответном письме меня не ругает, а вот поступаю я как-то неожиданно быстро. Интересно, какой он, военный факультет?

Вскорости я узнаю это, решившись в хирурги идти, ведь нас учит сам Спасокукоцкий! А хирургия – спасение жизней, да и не пошлют хирурга абы куда, потому что мы в одиночестве работать просто не можем. Именно эти аргументы я вываливаю в письме маме. Возможно, именно поэтому она и не ругается. Получив подтверждение, я уезжаю обратно – у меня еще месяц есть. Интересно, почему экзаменов почти что и не было?

Гарри

В семье нас пятеро, я старший, отчего не сильно весело временами бывает, конечно, – все младшие-то на моей совести. Но тут ничего не поделаешь – папка на заводе с утра до ночи, а маме помогать надо. Хотя теперь, когда школа осталась за плечами, я решаюсь в училище пойти летное. У нас давеча сам Чкалов был! Много чего нарассказал, потому я теперь очень в летное хочу.

Мама, конечно, против, но батяня на моей стороне. А чего? Правильно, страну защищать кто будет? Он мне даже о курсах шепнул, Осоавиахима. Ну вот именно там меня заметили, очень порекомендовав. Талант, говорят. Ну комсомол меня почти в приказном порядке направляет, потому и рассказать-то нечего.

Обнять на прощание маму, расцеловать младших – и на поезд. Ну а чего рассусоливать? Ехать долго, а в поезде знакомлюсь с ребятами, тоже готовыми защищать нашу страну в небесах. Мы делимся планами и местами, а я чувствую беспокойство за младших – как они там? Привык я к тому, что младшие есть всегда, вот и беспокоюсь.

– Чего приуныл? – интересуется Сашка, мы только что познакомились.

– О младших своих думаю, – улыбаюсь я. – Как они там?

– Так ты старший брат! – понимает он, а затем признается: – А я как раз младший, представляешь?

И дальше мы разговариваем о семьях, сестрах-братьях, ну и о том, что нас ждет впереди, мне это кажется очень важным. Сашке, кстати, тоже, поэтому здесь начинается наша дружба. А поезд идет и идет.

Ночь проходит спокойно, а утром внезапно обнаруживается, что мы прибыли. Нас, полусонных, буквально выкорчевывают из вагонов, скомандовав строиться. Мы и строимся, насколько это возможно, под скептическим взглядом командира, за нами наблюдающего. Затем он командует начать движение, что оказывается не так просто сделать, но мы справляемся и неким подобием строя движемся, куда сказано.

Очень, получается, интересно. В небе крутит фигуры пилотажа одинокий «ишачок», поэтому мы заглядываемся наверх, но при этом мне очень хочется в небо. Будто ждет меня там что-то – вот хочу оказаться там, и все. Отчего я себя именно так чувствую – не понимаю совершенно. Возможно, дело в том, что мне небо в принципе нравится?

Гермиона

Я любимая младшая сестричка и папина дочка. Очень любимая и хорошая, и братик, и папа мне это часто повторяют. Ну и мамочка тоже, поэтому я стараюсь соответствовать – хорошо учусь, в пионеры меня приняли и в пример ставят. Но я, конечно же, помогаю всем, кто просит, поэтому у меня много друзей.

Сегодня я иду в Осоавиахим, папа разрешил мне научиться летать. Папа работает в НКВД, и мама тоже, поэтому у них получилось договориться. Я сама захотела, потому что это возможность вырваться из стереотипов о том, что женщины обычно в медики идут, а я вот летчицей буду! Это, наверное, очень интересно – в небе летать! Вот и попробую, а потом папочка меня с собой на работу возьмет, он обещал. Посмотрю на то, как настоящих врагов народа находят.

У папы на работе есть дядя Саша, он хороший очень, рассказывает мне, какие шпионы плохие, как они под нормальных людей маскируются, это тоже очень интересно. Когда вырасту, наверное, пойду в НКВД работать, чтобы ловить всяких шпионов, так, по-моему, правильно будет.

– Девочке парашют, – негромко говорит какой-то седой товарищ. – И на вывозной.

– А что это такое? – интересуюсь я, с интересом разглядывая летное поле.

– Это значит, юная пионерка, – хмыкает он в ответ, – что тебя вывезут покатать на самолете и будут оценивать, не станет ли плохо в воздухе.

– А… Хорошо, – киваю я.

Они пилоты, им лучше знать, как правильно, поэтому мне стоит просто быть тихой и послушной. Ну еще по сторонам поглядывать, а то вдруг где подлый шпион спрятался? Ну вот, я смело залезаю в У-2 – это биплан такой, позади меня пилот сидит. Сейчас… Вот вертится уже винт, вот он разбегается и взлетает в небо. Хочется визжать, но я держусь изо всех сил, потому что нельзя же, еще подумают, что я себя вести не умею, и будет совсем некрасиво. Поэтому я креплюсь, но это так прекрасно, так здорово – лететь! Просто слов нет, чтобы выразить мою радость от ощущения полета. Может, в пилоты пойти, а не в НКВД?

Глава вторая

Рон

Когда я думал, что буду учиться в Севастополе, то оказался сразу не прав. «Парижская Коммуна» высадила нас, а оттуда медленно и печально поездами повезли прямо в Ленинград, потому как училище в Севастополе на уровне идей пока. Слухи есть, а дома нет. Пока я бросал брови на лоб, нас распихали по теплушкам – и чух-чух.

Ну а в Ленинграде уже и форму выдали, и построили в две шеренги, принявшись учить ходить строем, раз такие умные. Паек хороший положили, спать есть где, бледный вид никто не делает – рай просто. Ну там узлы вязать, буковки писать, экзамены опять же. Летом домой отпускают, мать повидать. Я такой из себя уже моряк – форма, строевая, приветствия патруля. Патруль сначала хотел доколупаться, но передумали. Ну а что? Приехал моряк на побывку, так его что, на кичу?

– Ой, сына приехал! – сразу радости сколько. – Исхудал-то как!

Ну, положим, не так уж я и исхудал, кормят от пуза по сравнению с маман, так что это она неправа, но я промолчу. А мать моя соловьем разливается, сразу заметно, с кем общается. Чувствую себя как на Привозе. Ну да успокоится, куда денется. Мне тут целый месяц греться, ибо Ленинград – место холодное, зато колыбель Революции, отчего некоторые дела проще решаются. Но о том молчок: НКВД не дремлет.

Гуляю по Приморскому, никого не трогаю, и тут вижу – идет босяк1. Сявка сявкой2, по сторонам зыркает3, буркала растопырив4. Точно гембель5 себе ищет, или же за интерес гуляет6. А за какой интерес можно гулять возле порта? Вот и мне интересно, потому топаю я за ним. И тут гляжу, он к пирсу швартуется7, чего-то высматривая. Ну нам совсем недавно комиссар речугу за бдительность толкал. Я шаг вперед и бац-бац – готов и без геволта8, тихий лежит, посетителя Валиховского переулка мне строит9.

– Что происходит? – милиционер вмиг просек10, что не все чисто.

– Опасаюсь, что шпион, товарищ милиционер, – докладываю я, представившись по форме. – Слишком внимательно он куда не надо смотрит.

– Вот как? – удивляется сотрудник милиции, а затем свисток достает.

Меня благодарят за бдительность, а босяка уволакивают. Он еще что-то кричит за краснопузых, увеличивая себе срок. А я топаю в сторону ресторана дяди Жоры, ибо могу себе разок позволить настоящую гефилте фиш11 поесть, о которой мечтал уже, почитай, весь год. Вот сейчас и поем, как человек, если еще кто не подвернется.

Но, видимо, это был единственный сюрприз, и ко мне еще и претензий нет, что совсем хорошо. Хочу после училища на крейсер попасть, чтобы по службе двинуться, да и по слухам, там паек лучше. А чтобы с хорошим местом вышло, черных пятен на репутации быть не можно12. Оттого блюду себя13, как целка14 перед свадьбой.

О летнем происшествии мне только в училище потом напоминают. Что, дескать, проявил комсомольскую сознательность и задержал опасного врага народа, рискуя жизнью. Ну уточнять, что рисковал я жизнью босяка, ибо у того угрожалка еще не выросла, босяк же, я не стал. Так что, можно сказать, фартануло15 мне – отметили в бумагах.

Луна

Мускулюс16 пекторалис, мускулюс латиссимус дорси, мускулюс флексор карпи радиалис… Как это все запомнить? Ос17 фемур, ос тибия, ос коксае… Сижу учу анатомию. Хорошо учу, потому что я должна быть лучшей. А хочется забиться куда-то поглубже и плакать, но нельзя. Теперь-то я понимаю, почему родители мне документы на другую фамилию дали – защищали они меня так.

Мамочка перед арестом успела весточку послать о том, что папочку по навету арестовали, поэтому мне надо сидеть очень тихо и хорошо учиться. Бог весть что нас ждет всех. На дворе тридцать седьмой год, а я очень надеюсь до тридцать восьмого дожить. Страшно просто до судорог, а еще, говорят, много военных похватали, мол, троцкисты, а папа всегда за товарища Сталина был! Но рот открывать я боюсь, потому что маму тоже арестовали.

Вместо этого я изо всех сил учу анатомию, затем у нас физиология начинается, пропедевтика и еще множество не самых простых слов, но я учусь, стараясь не думать о прочитанном в газете. Все вокруг знают, что такое «десять лет без права переписки», и я тоже знаю, поэтому… Нет у меня больше родителей, и дома родного тоже нет. Папочка, сделав мне документы на новую фамилию, спас мне жизнь. Осознавать же, что родителей просто-напросто нет, очень сложно.

Я пытаюсь принять этот факт – и не могу. А тем временем меня замечает ведущий хирург нашего факультета, и времени у меня вдруг не остается больше ни на что. После института меня теперь учат держать скальпель в руках, поэтому я работаю изо всех сил. Так проходит тридцать седьмой, за ним и тридцать восьмой, а затем, будто гром с ясного неба, – внезапно обнаруживается, что папа был не виноват. И мама тоже. Но поздно обнаруживается, потому что их успели расстрелять. НКВД, получается, не всегда на стороне народа, а может так случиться, что совсем наоборот.

На практику меня направляют в Ленинград, и вот именно там я внезапно встречаюсь с моряком. Курсант училища сам подходит ко мне, внимательно разглядывая, а я совсем не чувствую страха, как будто даже узнавая его.

– А шо такая девушка делает посреди проспекта одна? – с характерным южнорусским говором выдает курсант.

Я поднимаю на него взгляд, и… Пожалуй, с этого момента начинается наше «мы».

Гарри

Похоже, как раз учиться я не люблю, но вот летать… Инструктор говорит, что я будто в небе родился. Мне очень нравится именно летать, просто душой отдыхаю от бесконечных занятий. Ну вот кто скажет, зачем мне знать, как устроен «ишачок»? Я его что, чинить в полете буду? Но нужно знать, потому что экзамены, а учиться я должен отлично.

Тут ведь вот какая закавыка: отличников сажают на новые самолеты, более маневренные, более современные. А летать на том же «Яке» не в пример интереснее, хотя он капризный, как младшая сестренка. Но зато скорость там какая! Вот я и стараюсь изо всех сил, чтобы быть лучшим, хотя от количества формул уже голова пухнет. Кто бы знал, как описывается посадка самолета…

Но летать хочется до дрожи, а чтобы допустили до полетов, надо сдать всю теорию. Ну и в город выпускают, конечно, как без этого. Домой, правда, только на каникулы, но ждут меня так, что два месяца пролетают совершенно незаметно. Все-таки большая семья – это здорово.

– Смотри, девчонка какая, – показывает мне друг, с которым мы с того самого первого поезда не разлей вода. – Красавица просто.

– Нет, что-то душа не лежит, – качаю я головой.

Действительно, я будто ищу кого-то, так и не находя пока. Хорошо, что шуток на эту тему в училище нет. Но вот на какую девчонку ни посмотрю – не то, и все. И красивые, и согласные даже встречаются, но вот не то. Не могу я понять, в чем дело, вот так. Знаю только – если увижу, сразу же почувствую. Значит, надо учиться, а девушки… вот училище закончу, разберемся и с девушками.

А вот когда наступают зачетные по пилотажу – я счастлив, потому как инструкцию знаю, но само удовольствие от фигур, от движения, взлета-посадки, да даже учебного боя, в течение которого инструктору так и не удается сбросить меня с хвоста… Это ни с чем не сравнимое наслаждение. И машина будто чувствует мои эмоции, чутко реагируя на каждое движение.

В одно из воскресений нас на экскурсию направляют. На центральный испытательный полигон, чтобы посмотреть на новинки техники. И вот там я вижу машину, в которую с ходу просто влюбляюсь. Я подхожу, глажу ее, и кажется мне, самолет отвечает.

– Что, курсант, хочешь попробовать себя? – подходит ко мне кто-то в гражданском.

– Конечно! – я с надеждой смотрю на неизвестного, а он уже кому-то говорит, что под его ответственность.

И вот спустя буквально полчаса мои чуть подрагивающие руки уже сжимают ручку. Ревет мотор, я вспоминаю все то, что мне только что объясняли, руля на старт. И в тот самый момент, когда мощная машина застывает на старте, в меня будто кто-то вселяется – я уверенно поднимаю самолет в воздух, от счастья закрутив все фигуры пилотажа, которые знаю.

Ни с чем не сравнимое наслаждение. Приземлившись, я удостаиваюсь похвалы и рассказываю о своих впечатлениях тому самому мужчине в гражданском. Разумеется, только в превосходных словах. Действительно же чудесная машина!

Гермиона

В комсомол меня принимают с ходу, конечно же, так что в девятый класс я уже комсомолкой иду. У папы и мамы непростая пора – врагов народа расплодилось просто видимо-невидимо, ну а я хожу на занятия летные и отлично учусь в школе. Папа говорит, надо решать заранее, куда я дальше. То есть НКВД от меня не убежит, но нужно подумать об еще одной специальности, мало ли что.

Папа всегда прав, я знаю это совершенно точно, но вот куда можно пойти и чему учиться – это от меня пока сокрыто. Мамочка говорит, что спешить не надо, и берет меня на сортировку обращений граждан к себе в управление. А «обращения граждан» – это доносы. Их сотни, этих доносов, и в чем только ни обвиняют друг друга наши дорогие товарищи… заметив одинаковый почерк на двух десятках бумаг, я иду к маме в кабинет.

– Мама, – обращаюсь к ней, не заметив, что в кабинете еще кто-то есть, – эти бумаги писал настоящий враг, желающий ослабить производство танкового завода.

– Ну-ка, – мама вмиг становится серьезной, беря в руки листки. Она задумчиво рассматривает их, а я комментирую по каждой, ведь доносчик пишет конкретно, с фамилиями, при этом меры явно не знает. И каждый раз подписывается разными именами, вот что интересно.

– Что там? – подает голос кто-то за моей спиной, отчего я взвизгиваю, оборачиваясь. Ого… Я поспешно здороваюсь.

– Дочка права, – констатирует мама, – эти обращения писал враг. Вредитель, а может, и шпион.

– В таком случае… – большой начальник куда-то названивает, а я отхожу на диван, чтобы не отсвечивать. Мама моя напряжена, кого-то инструктирует, кому-то что-то говорит. Я же жду возможности улизнуть. – Стоять, – приказывает мне командир с петлицами майора госбезопасности. – Тебе сколько лет?

– Шестнадцать скоро, – негромко отвечаю я.

И вот тут происходит самое невероятное – мне удостоверение выдают. Временное, но самое настоящее удостоверение сотрудника НКВД, а маме приказывают меня учить работе, потому что у меня потенциал. Что за потенциал, я, правда, понимаю не слишком, но раз сказали, значит, все правильно.

Теперь свободного времени у меня совсем нет, днем я в школе, а затем сразу у мамы. Точнее, получается, просто на работе, потому что меня даже на довольствие ставят, вызывая кратковременный ступор. Я считаюсь стажером, петлицы у меня сержантские… Ах да, мне же и форму выдают, но советуют в школу в ней не ходить, а я и не хожу. Что я, совсем без понятия?

Так и получается, что еще до окончания школы я начинаю служить в НКВД на разборе доносов… И, главное, эти граждане – среди них и коммунисты же есть! Я, собрав штук пятьдесят жалоб, предлагаю обратиться с ними в комитет Партии. В конце концов, что это за коммунисты, любой беспорядок объясняющие происками врагов и даже не пытающиеся исправить ситуацию своей волей?

–

1 – Представитель люмпен-пролетариата (одес. жарг.)

2 – Очень молодой (одес. жарг.)

3 – Смотрит (одес. жарг.)

4 – Внимательно смотрит, высматривает (одес. жарг.)

5 – Проблемы (идиш)

6 – За деньги (одес. жарг.)

7 – Подходит (одес. жарг.)

8 – Геволт – шум, гам (идиш)

9 – Изображает мертвого (одес. жарг.). В Валиховском переулке располагался морг.

10 – Понял (одес. жарг.)

11 – Фаршированная рыба (идиш)

12 – Не должно (одес. жарг.)

13 – Слежу за собой (одес. жарг.)

14 – Девственница (одес. жарг.)

15 – Повезло (одес. жарг.)

16 – Мышца (лат)

17 – Кость (лат)